Текст книги "Разум"

Автор книги: Анатолий Рудой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Вывод! В семимерном пространстве септона нет ни единого представителя, умудрившегося жить–быть без творчества. Само по себе творчество не есть нечто определённое, монолитное, универсальное, этакое пригодное для всех и всегда. Творчество каждому дано по уму его. Или наоборот: творчество не может превзойти возможности ума–сознания. Потому персона нулевого мира творит не более того, что укладывается или способно проистечь из собственного опыта. Её творчество никогда не поднимется до высот линейной особи и тем более ей не подняться до возможностей других разумников. Линейная особь проявит себя в своём мире, но окажется полностью неспособной к обоснованной выдумке в мирах слабее или сильнее развитых. Такая закономерность соблюдается на всём пути восхождения вплоть до самого сорроса. А что же сам соррос? Не его ли чада описаны выше? Если они могут творить, то такую способность он им дал! Если ему по силам обязать творить на всех семи координатах, так, значит, собственная способность к творчеству, видимо, такого ранга, до понимания которого людям не дотянуться. Остаётся только признать: мир, принявший людей в своё лоно, сотворён сорросом. Надо лишь понять и творца, и мир. Какое бы действие ни происходило в мире времени, оно обязательно рассматривается под прицелом обеспечения устойчивости сорросовского пространства. Если событие соответствует повышению жизненности, то свершивший его остаётся в текущем воплощении и сопутствующие страдания не превышают уровень, установленный для неотягощённого оразумления. При нарушении условия соответствия деятель подвергается гонениям вплоть до уничтожения.

Кто же оценивает правильность поступков? Прямо–таки просится на бумагу и в строку имя того непогрешимого, который один в состоянии выследить всех из их несметного количества, на каждого завести табель и с бухгалтерской педантичностью взвесить не только свершённое, но даже измысленное. Возможно ли подобное? Ведь для этого потребовался бы штат, технология, судилище, но самое неисполнимое – это необходимость третейной силы, которая стояла бы над миром. И поскольку не бывает процессов без издержек, то вскоре сторонняя сила вместо учитывающей превратилась бы в надзирающую, а затем в управляющую. Это гибель исходного мира, оказавшегося неспособным самостоятельно обеспечить свою самостоятельность. Как же эту задачу решил соррос?

Представим себе поезд. Впереди паровоз, а за ним вагоны. Вся громада несётся по рельсам. Вопрос: в чём состоит свобода каждого из участников движения? Способен ли паровоз выполнить хотя бы что–нибудь не так, как заложено в его бытиё? Да способен! Например, он может таранить препятствие, вместо воды залить нефть, закрыть дымовую трубу … Такое творчество укладывается в понятие полной свободы, но какой прок от гибельной инициативы? До протеста соответствовал своему предназначению и потому имел смысл–бытиё, после своеволия перестал соответствовать, и ему не нашлось места среди тех, кто и впредь соответствует. Такое же рассмотрение можно провести по поводу вагонов, рельс и всего прочего, включённого в качестве звена в инерционную последовательность. Паровоз, нарушив установленный ход событий, оказался наказанным, но для оценки его поступков не привлекались эксперты из–за паровозья, т. е. из–за пределов движущегося массива. Сам массив задаёт ритмику и суть всяких собственных действий.

В мироздании отсутствует что–либо не охваченное или не включённое в последовательности. Если бы такой объект нашёлся, то он не имел бы менее развитого звена, чем он сам, и более развитого. Значит, у него отсутствовала бы причина, которой он обязан подчиниться, и следствие своих собственных поступков. Вся его инициатива замкнулась бы на него самого. Тогда такой объект должен из себя разрастаться и структурироваться, порождая новый мир со своими порядками, если для этого хватит потенции, или же, при её недостатке, снижать свою активность, замирать, стопориться в развитии и скатываться до состояния праха. В любом случае он покидает мир с устоявшимися отношениями.

В таком мире наложен запрет не только на уединённые объекты, но и на одинаковые объекты. Нет нигде повторений, которые были бы равными во всём. Если где–то возникнут тождественные отношения, этим немедленно порождается прецедент объединения многих усилий для решения одной задачи. Появляется возможность увиливания от тягот оразумления за счёт дробления своей ноши на большое число участников, что запрещено в связи с потерей индивидуального назначения каждой персоны. Но каждый объект обязан быть комплектным, т. е., наряду с формой, должен иметь личное сознание. Или скорее наоборот: объект – это прежде всего сознание, облачённое в собственную форму. Значит, сколько объектов, столько и сознаний. И все они собраны в последовательности со своими правилами подчинения, где всякое звено является одновременно общим для мене развитых составляющих и частью относительно сильнее развитых элементов. Такое структурирование кажется естественным только на первый взгляд. Особенность и трудность существования состоит в абсолютизации своей значимости всяким, кто есть. Каждый со своего места на шкале оразумления наделён способностью наблюдать ниже лежащие миры и полностью лишён возможности воспринимать выше расположенных соседей по разуму. Возникший перекос в отображении мира порождает уверенность в том, что именно на нём заканчивается весь путь оразумления и потому он имеет окончательное суждение о сути мира, о его достоинствах и недостатках. Начинаются сетования на несовершенство замысла творения и возникает зуд переделки, доработки, исправления, улучшения и навязывания миру своих представлений о том, как должно быть, если бы устроение природы было правильным. Однако содержательная суть этой правильности проистекает из ума промежуточной развитости, потому и полезность, а точнее: не вредность, так же соответствует промежуточному уму. А он потому и промежуточный, что соответствует только освоенному участку пути восхождения и является таким образом местным, частичным, неполным, урезанным пониманием целостной картины–закономерности. И если разрешить этапному уму вмешиваться в основы сущего, то мир состояться не сможет никогда, ибо много равноумных и равносильных устойчивую конструкцию не составят. Возникает необходимость обезопасить мир от улучшательного посягательства каждой из его бесчисленных составляющих.

Для этого в мире среди многих других запретов установлен самый принципиальный запрет на прямое или непосредственное, т. е. без посредников, общение сознаний между собой. Это значит, что одно сознание при любом своём желании лишено возможности по своей воле–прихоти воздействовать или как угодно иным образом влиять на все остальные сознания, сколько бы их ни было. Для того, чтобы такой запрет стал действенным, все сознания поставлены в условия взаимного непонимания. Рассмотрим пример.

Представим беседу ландыша и барсука. Растение является жителем линейного мира, потому в его высказывании или послании всякие события будут поданы только с однокоординатного взгляда.

Пусть окажется как угодно многомерный объект, но ландыш, исходя из развитости своего ума, в состоянии будет рассмотреть только то, что ему по уму, а именно: проекцию объекта на его мир, т. е. на линию. Исходя из своих представлений о предмете, он предельно подробно опишет увиденное, но вся конкретика уложится в его узкое–частное понимание обстановки. Барсук же по отношению к траве – это уже высокоразвитое существо. Он так относится к ландышу, как инопланетянин к человеку. И если ему придётся оценить усилия старательного цветка, то … он сообщение понять не сможет, ибо в нём отсутствует описание объекта с позиций плоскостного существа. Барсуку для отображения предмета в сознании необходим уже двухкоординатный образ. И если такового нет, то для животного это обозначает отсутствие не только образа, но и самого предмета. А коль его нет, то и беседовать не о чем.

Аналогичная нестыковка получится и при описании обстановки великоразумным барсуком. Он внесёт в своё послание сведения из двухкоординатного пространства, которые недоступны ландышу. Как ни склонять собеседников к взаимопониманию, ничего из этого не выйдет. Так и быть должно, ибо ландыш потому и является ландышем, т. е. жителем линейного мира, что его сознание доросло именно до такого уровня развитости. Барсук для него находится в невообразимо далёком будущем, до которого траве придётся претерпеть муки роста на протяжении длинных эпох. Точно так же для барсука ландыш располагается в ужé неразличимом прошлом. Если даже оба собеседника составят друг о друге некоторое мнение, то оно окажется проекцией незнакомого события на собственное понятийное восприятие. Однако ни при каких условиях представители разных миров не смогут одинаково отобразить одно и то же происшествие, предмет или явление.

Такое соотношение влияний есть защита от вмешательства менее развитых в судьбу более развитых, поскольку сильнее развитые находятся в ненаблюдаемом будущем. А как быть с насилием более развитых по отношению к малоразвитым, ведь прошлое, хотя и не полностью понимаемо, но в некоторой мере отображаемо?

Пусть, например, инопланетяне или жители внутренних областей планеты вздумали бы изменить поступки людей. Если бы у них оказалась возможность воздействовать прямо на сознание отдельных или всех персон, то собственное развитие людской прослойки разума пришлось бы исключить. Вся популяция превратилась бы в устройство биологического типа, пружины в котором закручивает некто посторонний. Этим действием более разумные уничтожили бы звено в причинном соподчинении длинной цепи оразумления, идущей из мира зарождения до самого сорроса. Пусть даже остальные звенья остались бы в неприкосновенности. Тогда развитие своим чередом дошло бы до растений, затем образовались бы животные, а что дальше? Ведь следующего звена – людей, уже нет, значит, у плоскостных существ не может наступить то, что является их следствием: в процедуре составности породить междумерный разум, т. е. человеческий. Разрыв цепи восхождения равносилен её уничтожению. Но без этой цепи нельзя взрастить борца с конфликтом. Без борца наш мир устремится к разрушению.

Можно предположить, что большой разум не станет полностью менять линию поведения людей, а только частично: в пределах отдельных корректировок, подсказок, защиты от безмозглых выходок и прочих подстраховок. В этом случае нарушается требование самостоятельно учиться самостоятельности и за первой нерешённой задачей, повлекшей начальное вмешательство, ослабший разум допустит вторую ошибку, затем третью и так постепенно небесные наставники окажутся вынужденными через уничтожение отправить популяцию на принудительные круги оразумления или опять–таки превратить их в биологические куклы. Какой бы вариант сторонней помощи не избрать, сразу же создаётся угроза миру.

Основой невмешательства является закон индивидуального развития каждого, кто есть. Связан этот закон с неповторимостью судеб, закладываемых во всякую персону в мире зарождения. Бессмертие сознания соотносится с индивидуальностью назначения и не может быть изменено никогда и никем. Личная предначертанность – это ориентир собственной свободы. Если поступки особи укладываются в назначенную линию, она претерпит лишь те страдания, которые обусловлены неотягощённым оразумлением. При отклонении тяжесть наказания тем больше, чем сильнее отход.

Такая трактовка бед кажется человеческим измышлением. Но, присмотревшись, можно отметить в ней причинно–следственное содержание. В самом деле, если весь оразумляющийся массив исповедует принятые правила движения, тогда всякие действия любого элемента, согласующиеся с общей направленностью, не вызывают возмущения соседей и потому от них не поступают претензии в виде ощущаемых напряжений. И наоборот: чем большее отклонение некой–то части, тем сильнее помеха всей причинно связанной цепи и тем заметнее её реакция. Интрига бытия заключена в том, что личную судьбу не знает никто, в том числе и сам носитель этой судьбы. Она постигается в результате поиска, выбора, ошибок и научения. Только приобретя многовековый опыт оценки обстановки, можно в изменчивой ситуации борьбы с верховным конфликтом найти единственно правильные решения для обязательной победы. Потому в мире самостоятельность и индивидуальность поступков ревниво, т. е. весьма строго и жёстко до уничтожения, оберегается на всех уровнях мироздания.

Отсюда следует: ни младшие, ни ровесники, ни старшие популяции не могут вмешиваться в поступки–дела кого бы то ни было, обращаясь к их сознанию напрямую, непосредственно одно сознание на другое сознание. Если бы этого не наблюдалось и сознания были способны общаться между собой, сразу же оказалась бы излишней такая категория мироздания, как форма. Вслед за ненужностью формы вытекает непотребность материи. Но без формы и материи наш мир изменился бы до неузнаваемости, а точнее – до ненужности. И его бы не было. Как же тогда управлять миром?

Для ответа нужно состыковать между собой семь ненарушаемых принципов бытия. Первый – это осознание себя. Второй – самостоятельно учиться самостоятельности. Третий – индивидуальность развития. Четвёртый – вечное неукоснительное следование предначертанным путём. Пятый – это причинная соподчинённость. Шестой – взаимосвязь и противоречивость формы и содержания. Седьмой – исключение парадоксов, нестыковок и уничтожения.

Если подключить к этим требованиям форму, то при условии её пассивности ничего в отношении сознаний не изменится: по–прежнему будет действовать запрет на прямое общение. Если же форме разрешить активность, она станет соперничать с сознанием, что исказит отношения причины и следствия при выяснении лидерства. Чего–то дополнительного в рамках пары сознание–форма до сих пор не предполагалось и потому не рассматривалось. Естествознание на вопрос о том, как всё–таки взаимодействуют объекты между собой, не только не отвечает, но даже не предполагает наличие такого вопроса. Сказано же: некие массы, лишённые даже формы, подчиняются невесть откуда взявшимся силам, которые стоят над сознанием и над формой и потому представляют собой научную фикцию. Манипулирование такими фантомами–силами позволяет в некоторых случаях получить согласование с опытом, и такого приблизительного совпадения наука считает достаточным для подтверждения существования этих самых сил. Однако наличие эффектов нелинейности, нестационарности, непериодичности, разрывов непрерывности, бесконечностей и прочих истерик упрощённого математического представления реальности, свидетельствует не о приблизительности описания процессов, а о неверности их понимания. Так и должно быть. Никакое умственное лукавство теоретиков не позволит познать суть явлений, опираясь исключительно на их следствия. Настала пора переосмысления природы. Выше приведенные семь принципов стыкуются между собой, если ввести понятие: среда. Под средой понимается всё то, что окружает конкретное существо, объект или предмет. Она может располагаться внутри или снаружи объекта. Она не является отдельным образованием мира, потому принадлежит какому–то из сознаний, облачённых в определённую форму. Другими словами, среда – это часть существа. Само существо выступает в качестве общего, а наряду с другими его частями имеется самостоятельная часть, воспринимаемая всеми, кто в неё погружён, как внешняя или внутренняя среда. Таким образом, среда – это посредник между общим и частью. И поскольку на среду замыкаются обе составляющие, то она не может всецело принадлежать только какой–то из них.

Для примера рассмотрим человека. Он представляет собой объединение бессмертного сознания и смертного организма. Первичным является сознание, а вторичным – плоть. Или иначе: сознание есть причина, тело – следствие. Такое соотношение вытекает из вечного и непрерывного существования сознания, в то время как тело используется в качестве обменного инструмента сроком на одно текущее воплощение. Казалось бы, если сознание само для себя строит собственное тело, то всякая часть этого тела обязана всецело зависеть и подчиняться строителю непрекословно. Другими словами: сознание персоны, обращаясь напрямую к сознанию органа или любой иной части, может приказать, заставить, вынудить его изменить своё состояние по прихоти общей структуры, т. е. причины. И если бы похожее произошло, тело превратилось бы в устройство, механизм, машину. Допустимо ли такое?

Согласно принципу составности тело любой особи комплектуется из существ, мерность которых на единицу меньше мерности самой особи.³¹ Применительно к человеку это значит, что его тело представляет собой объединение персон плоскостного уровня развития, или же организм людской – это совокупность животных тел. Так, сердце, почки, печень, железы … и все остальные органы есть самостоятельные личности, наделённые собственными сознанием и персональным телом, воспринимаемым на данном этапе развития людей не иначе, как безрассудочная плоть. Все эти личности в прошлых воплощениях были отдельностями–особями, однако, по мере оразумления они достигли состояния, при котором тело в животной компоновке ужé не могло при любой его доработке удовлетворять запросам возросшего сознания. Возникла необходимость принципиального изменения формы собственного бытия. Суть такого изменения состоит в невозможности дальнейшего сохранения состояния отдельности. Существо навсегда лишается статуса особи. Оно отныне обречено навечно пребывать в ранге óргана в составе более развитой сущности. В данном случае этой сущностью является человек. Пройдёт время и уже он войдёт в противоречие со своим организмом, когда для возросшей разумности никакие усовершенствования людской натуры не смогут удовлетворить требования более ёмкого сознания. Тогда человек разделит участь своих органов: он совместно со своим наполнением на правах органа войдёт в состав более развитой сущности – кваромовца. Так, что человек по мере оразумления, перестанет быть человеком по отношению к тем существам, которые поднимутся из глубин начальных миров и, перерастая животный этап, пополнят собой прослойку мироздания, где персоны выглядят, как отдельности и особи. Для самого себя и для дальнейших разумов он по–прежнему будет ощущать себя человеком. И далее, кваромовец на правах органа войдёт в состав пентаровца, пентаровец – в тело сорросовца, а сорросовцы соберутся в единый организм борца с конфликтом, которому предначертано ценой своей жизни спасти мир от разрушения. Где–то в недрах организма борца будет присутствовать и людская закваска, без которой не состоится ни борец, ни соррос, ни наш мир.

Последнее утверждение справедливо не только по отношению к человеку. Сущностью, состоящей только из самой себя, является единственное существо – это зарожденец. Все остальные, сколько бы их ни было, уже состáвные, причём, чем развитее персона, тем сложнее её компоновка. Одновременно с усложнением сокращается численность сложных особей, а в пределе окажется только одна, непосредственно участвующая в погашении конфликта.

Теперь представим, что тело человека выполнено в виде устройства. Если оно способно полностью заменить биологическую плоть, то это станет началом новой популяции, ибо вслед за формой обязано измениться и содержание, а изменённое – оно уже не человеческое. При условии сохранения людей как вида, недопустимы произвольные манипуляции с организмом, ибо воздействие на следствие без ведома причины – сознания, обязательно приведёт к взаимному несоответствию и в итоге к уничтожению особи. Даже замена одного органа, например, сердца, почки … связана с заметной перестройкой личности. И если речь идёт только о данной личности, то частичное вмешательство оправдано, поскольку при этом сохраняется прежний творческий потенциал, хотя несколько изменённый, но пригодный для дальнейшего развития того же человека. Если предполагается репродуктивное продолжение данной личности, то в судьбу потомков будет внесена чужая составляющая, которая в борьбе с собственными компонентами станет выдвигать свой приоритет, что проявится в виде отклонений, болезней и даже мутаций. Складывается ситуация, когда в слаженную компанию попадает вдруг чужак–антагонист. Его присутствие непременно повлияет на коллектив и он никогда уже не станет прежним.

Нельзя воздействовать на форму и при этом не затронуть сознание, точно так же, как всякое изменение сознания непременно отобразится в форме. Их взаимное отслеживание настолько тесно, что сознанию вменено в обязанность самому строить себе же тело каждый раз для очередного воплощения. По людским представлениям тело взращивается родителями и в момент рождения в нём вспыхивает некоторое даже не сознание, а всего лишь мысль, как признак рассудочности. Затем при взрослении мысль дорастает до разумности, тело мужает, и так совместно разумность и тело образуют со временем земного человека. Но что значит это вспыхивает? Его раньше нигде не было и только в нужный момент оно из ничего вдруг превращается в нéчто и даже конкретное проявление. Или данное нечто порождено материей–телом? Или же оно прибыло откуда–то со стороны, тогда с какой именно? В последнее время делаются отчаянные попытки приписать обеспечение жизненности генному материалу. Но и в нём виновника разумности ищут исключительно в вещественно–молекулярном нагромождении химических соединений. Пока в людском обиходе нет даже намёка на прояснение тайны рождения разумного существа.

Начнём сначала! Если в мироздании установлена жесточайшая связь сознания и формы, то не может возникнуть ситуация, при которой такое соответствие не соблюдается. Это значит, что и в процедуре рождения сознание имеет форму, и не просто какую–то произвольную, чужую, дескать, на вырост, а именно ту, которой соответствует. Но кто может знать какой конкретно форме соответствует данное сознание? Если бы такой знаток объявился, то он был бы нарушителем закона об индивидуальном развитии. Более того, у него появилась бы возможность вмешаться в жизнь соплеменника, перекроить его судьбу и подчинить себе. И так поступили бы многие, а затем – все. Мир потерял бы лицо. Его бы не было.

Значит, не только нет конструктора чужого тела, но его и быть не может в силу запрета на отклонение от своей предначертанной линии роста. Остаётся одно: всякий самому себе тело строит сам. Перипетии такой работы изложены в книге миры 31, здесь отметим только суть. Рождение, т. е. переход в наш мир, происходит каждый раз, когда сущность нематериального мира входит в неразрешимые противоречия с тем миром. Это значит: она настолько далеко отклонилась от предначертанного роста, что никакие исправления тамошнего поведения не могут вывести заблудшего на ему уготованный путь. Необходимо коренное изменение его взглядов. Но такое выравнивание не может происходить без отягощений. Мало того, что пребывание в материи само по себе является тяжёлой ношей, так дополнительно к ней налагаются особые страдания, связанные с необходимостью выполнения длительных и рискованных мероприятий по подготовке перехода, осуществлению самого перехода и дальнейшего становления в ранге человека. Такие тяготы не являются необходимыми. Можно было бы процедуру рождения представить менее болезненной, но в мире принята именно такая линия наказания за неспособность самостоятельно направить себя же на собственный путь. Если бы существо, находясь в мягкой форме, сумело бы так выстроить личное оразумление, чтобы избежать конфликта формы и содержания, т. е. самостоятельно научилось самостоятельности, то не возникла бы ситуация крайнего насилия для принудительного возвращения на свой путь через страдания особого накала. И тогда персона проходила бы отмеренное ей в условиях, где беды не превосходят уровня неотягощённого развития. Как видно из структуры пространства 31, последний вариант в начальных мирах от нулевого до объёмного включительно, невыполним, поскольку на этих этапах ещё нет полного осознания себя. Потому вплоть до кварома материя служит полигоном научения и той резервацией, в которой инициативные и дерзкие, но мало понимающие природу, проходят курс образумливания. После кварома существа уже в значительной мере осознают себя, они не позволяют себе роковых отклонений, а для исправления некоторых отходов нет необходимости применять столь тяжкие меры, как переход в твердь. Материя в её людском представлении становится ненужной и её за пределами трёхмерья нет. Там остаётся только нематериальная материя, т. е. такое условно плотное пространство, которое пригодно для изготовления мягких форм.

Тяготы рождения–воплощения призваны отложиться в сознании как особо болезненная линия бытия. Муки на пути перехода в плоть должны выстроиться в самостоятельную доминанту поведения, связанную с исключительными наказаниями за недопустимые действия. Постепенно на протяжении длительного восхождения эти муки прочно отобразятся в содержании существа и образуют устойчивый рефлекс боязни смерти. Это защитная эмоция, уравновешивающая безрассудность и неоправданный риск. Если удовлетворение желания связано с гибелью, то напоминание о смерти и связанных с нею бедах позволяет соотнести стоит ли желать, коль можно умереть? Без такого предостережения умирать пришлось бы по пустякам. Умирать надо тогда, когда не умереть невозможно.

Итак, существо, изгоняемое из мягкого мира, сначала выискивает в поднебесном окружении двух существ разного пола и инициирует между ними чувство, которое люди называют любовью. Взаимное увлечение этой эмоцией приводит к соитию с последующим зачатием, беременностью и взращиванием эмбриона. Но эмбрион не образуется, если не соединятся в творческом порыве сущности уже имеющие плотное тело. Чтобы они всё же соединились, необходимо вмешательство до сих пор нематериального существа, готовящегося к воплощению в материю. Этот момент надо подчеркнуть особо: невозможно рождение без наличия того, кто намерен родиться. Именно ему, приходящему в плоть, только и дано знать, каким должно быть тело для удовлетворения потребностей собственного сознания. Под эти знания он подбирает будущих родителей, пригодных для создания телесной заготовки в виде эмбриона, в росте которого он так же принимает непосредственное участие. И как только агрессивно растущий эмбрион достигнет состояния готовности принять в себя своего хозяина в виде воплощающегося сознания, происходит совмещение сознания и тела, что знаменует начало прохождения ребёнка по родовым путям женщины. Первый крик рождённого сигнализирует о стыковке обоих миров и первых мгновениях человеческой жизни. По мере возмужания тело–заговка под творческим воздействие сознания преобразуется в собственное тело и будет служить инструментом познания природы всю земную страду эпизодического поселенца планеты. Спустя некоторое время у него возникнет очередной конфликт развития, при котором тело станет непригодным для дальнейшего роста сознания и оно, сознание, откажется от изношенного обменного материала. Через процедуру земной смерти оно войдёт в процесс рождения в мягком мире, и тот нематериальный приют получит нового жильца. Так завершается один виток движения по мирам. Общее число похожих витков неисчислимо. Но их количество ещё больше возрастает для тех персон, которые знания подменяют мнением, которые стремятся потрясать вместо того, чтобы понимать и уважать.

Описанная процедура рождения не имеет масштаба. Она действительна для зарожденца, вируса, растения, животного, людей и тех, кто выше, что подчёркивает единство законов мироздания для всего существующего. Вместе с тем это же свидетельствует и об относительном равенстве объектов мира, превращая их в коллег по оразумлению, каждый из которых по одинаковым методикам осваивает вселенскую мудрость. Каждому достаётся часть по уму его.

Рождается уже составная сущность. Один человек как существо, составлен из множества других существ, собранных в целостную конструкцию с названием организм. В нём нет такого органа, который имел бы только плоть. В обязательном порядке, помимо плоти, имеется сознание этого же органа. Вместе они – плоть и сознание – образуют личность, местом обитания которой является внутренняя среда целостного организма. Там проживают голова, сердце, лёгкие, почки, печень … и далее по анатомическому учебнику. По отношению к человеку, выступающему в качестве общего или же причины, все органы принимают статус менее развитых персон и соответствуют рангу частей или следствия. Каждая часть первого уровня подчинённости так же является общим–причиной для своих частей–следствий и так вглубь, и вдаль мира пока стерпит разум. Получается, что человек – это густо заселённое общежитие для проживания мириад индивидуальностей. Все они себе на уме и тратят жизни свои на оразумление. Цели у всех одинаковые, законы–пути их достижения также одинаковые, а вот предназначение разное в силу запрета на одинаковость. Как же им пощадить один другого, как им не впасть в круговую войну, как не пропитаться вечной ненавистью к докучливым соседям? Как выжить самому и обеспечить жизнь другим? И во имя чего столько мытарств?

Теперь представим, что была бы возможность непосредственно одному сознанию влиять на другое. Вспыхнула бы немедленно истерика подавления и навязывания своего приоритета. Цепочечное уничтожение пополнило бы залежи праха, а о нашем мире некому даже было бы опечалиться. Мир свалился бы в небытиё. Однако он есть, значит, разрешение трагичной ситуации найдено!

Основой для примирения выступает непоколебимое уважение к индивидуальному предназначению и к самостоятельности оразумления. Основой же для этой основы является понимание недопустимости произвольных выходок, противоречащих причинным отношениям в данной структуре. Если запрещённые поступки убрать, то оставшиеся образуют разрешённую область выбора, в пределах которой приложима собственная свобода. У каждого существа есть два ориентира – личное назначение и набор возможных действий. Какое бы сочетание их ни взять, все они приведут к развитию в рамках уготованной судьбы, но скорость оразумления и сопутствующие страдания окажутся разными. На этом этапе вступает в силу важнейшее условие выбора пути: должен быть предпочтён тот вариант, на котором ожидаются наименьшие мучения, приходящиеся на единицу поумнения. Такое соотношение обеспечить весьма непросто. Наиболее трудно оно достигается в начальных мирах, потому там быстрее создаётся обстановка гибели. Это приводит к частым перевоплощениям и, в итоге, к заметному сокращению жизни в каждом из них. Но переход – это преднамеренно созданный интервал страданий и чем больше переходов, тем сильнее личность нагружается муками. На Земле, например, мучения представляют главную примету людской популяции. Это служит косвенным предостережением о неверно выбранном пути развития. При отсутствии выравнивания вся громада ложных умников скроется за горизонтом бытия. В конце кубического мира и в старших областях по мере осознания себя оптимальный выбор будет даваться легче, что приведёт к удлинению жизни и к снижению страданий: соответствие себе через понимание себя есть источник благости.