Текст книги "Тотем Человека"

Автор книги: Анатолий Герасименко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава 6
Чтобы всем было лучше

Я сразу понял, что Дины рядом нет. Чтобы увериться, потянулся и нашарил пустые, прохладные складки простыни. В комнате я был один. Разумеется, ничего особенного нет в том, что жена встала раньше мужа… Стоп-стоп, мы ведь теперь в разных комнатах спим. Черт.

Это уже было – когда? Не так давно, как могло показаться. Про такое еще говорят 'в другой жизни', но я точно помнил: в другой жизни такого не было. Последние три месяца стали, наверное, самыми тяжелыми временами с моего прошлого рождения. Много случилось того, что нужно забыть, и слишком много для того, чтобы случившееся забылось быстро. Да, в другой жизни такого не бывало.

Зато бывало нечто очень похожее. Накатывало знакомое чувство, от которого хочется выгнуть спину, зашипеть и спрятаться куда-нибудь, где тебя не будет видно. В конце концов, мы были всего лишь маленькими пушистыми существами. Клыки и когти страшны только для тех, кто еще меньше тебя, а для крупных хищников ты – всего лишь добыча. Поэтому мы научились предвидеть смертельную опасность загодя. Хотя бы за несколько часов. И воспитали в себе это чувство – чувство близкой беды.

Оно разбудило меня, дыхание беды над самым ухом. Ему вторил стук дождевых капель по стеклу.

Я встал, накинул халат, поплелся в ванную. Стоя под душем, убеждал себя, что весенний кошмар не повторится, что Дина не может бросить меня опять. Долго бормотал что-то под нос, сплевывал попавшие в рот брызги. В конце концов, пустил горячую воду. Заорал, ошпарившись. Пустил холодную. Завопил, оледенев. Выскочив из душа, стал растираться полотенцем. Фигня, все фигня. Снаряд не попадает дважды в ту же воронку. В одну и ту же реку можно войти только один раз. Дина меня уже бросила однажды. Больше это не повторится. Если судьбе будет угодно мне насолить, Госпожа Фортуна изберет какой-нибудь новый метод.

Ведь так?

Так.

Теория вероятности – штука серьезная, ребята. И не спорьте: я теперь кодер. Пришлось подучить кое-что из недоученной институтской математики. Снаряд не попадает второй раз в одну и ту же точку. И воды речные несутся так неудержимо, что, когда заново войдешь в реку, это будет совсем-совсем другая река…

'Зато снарядом можно попасть в реку сколько угодно раз, – сказал голос в голове. – И, с тактической точки зрения, это будет та же самая река. Ну, разве что с немного большим количеством оглушенной рыбы…'

Я отогнал эти мысли. Чушь. Пора было собираться. Тотем великий, до чего же хорошо вставать без похмелья! Все-таки здорово, что я завязал. Удивительное дело, скольким вещам понадобилось случиться, чтобы я завязал. Отдел с его кровавым заданием. Дина с ее изменой. Сашка со своими амбициями. И Черный, бедняга Черный – где бы ты теперь ни был, старик, я тебе благодарен. Ведь с тебя все началось. С твоей смерти. Прости, Черный, прости, Дина, простите, все мои жертвы, невинные и виновные.

Я в который раз обнаружил, что стою посреди комнаты, шевеля губами, глядя в пространство. Частенько со мной теперь такое. Говорят, у человека начинаются необратимые изменения в психике, если он убьет своими руками больше пяти людей. Черный; бандит на задании; его незадачливый охранник; да, немного осталось, в общем-то. Еще неизвестно, что с теми было, на фотографиях. Я затряс головой. Ерунда, е-рун-да! Жизнь наша – тайна, и в тайне – наша жизнь. Хреновый из меня вышел ученик, Милон Радович. Из моей тайны получилась смерть. Но, во всяком случае, я остановился, как только это понял.

Так, всё, блин. Я на работу опаздываю.

И в это время открылась дверь в прихожей. Я был на кухне, так что мне оставалось только обернуться и смотреть, как в дом входит Дина,

('Скажи: Дина, солнышко! Вернулась! Забыла что-нибудь?')

за ней – Боб, как всегда, пригнувшись, чтобы не снести волчьим загривком притолоку,

('А теперь сделай удивленное лицо и воскликни: 'Ба, да это Боб! Что так рано, дружище? Понятые срочно понадобились?')

и, наконец, последней, как-то нехотя через порог шагает Саша, бледная, как сама Смерть, и с такой же дежурной улыбкой.

('Ух ты, – сказал голос в голове озадаченно, – а вот этого, признайся, ты не ожидал').

– Привет, – сказал я. Саша вяло улыбнулась и взмахнула кошачьей лапкой. Боб, тяжело ступая форменными ботинками, прошел мимо меня к окну и там застыл, а Дина подлетела ко мне, взяла за руку и сказала:

– Тим, есть разговор. Пойдем.

Кивнула в сторону спальни.

Я покачал головой:

– Мне на работу пора. Уже пол-девятого.

– Я знаю, – терпеливо сказала она. – Отзвонись, что не придешь. Соври что-нибудь.

– Зачем? – я твердо решил не поддаваться. – Что случилось-то?

Дина вздохнула.

– Прости, – сказала она. – В любом случае, решать только тебе. Пожалуйста, выслушай меня, а потом можешь ехать на работу и вообще делать все, что хочешь. Но сначала выслушай. Идет?

Я кивнул, и она потащила меня в спальню. Там усадила на кровать.

А сама зачем-то встала передо мной на колени.

'Ого', – с восхищением сказал голос в голове.

– Дина, – сказал я, – одно из двух. Или ты сейчас выглядишь очень смешно, или я выгляжу очень глупо. Пожалуйста, перестань.

Она кивнула, отстраненно, глядя куда-то мне за плечо:

– Ты тоже чувствуешь?

Я закрыл глаза, сосчитал до десяти и решил, что какое-то время еще смогу потерпеть этот балаган. Минуты две, подумал я, а потом сделаю что-нибудь страшное, попрощаюсь со всеми и пойду, наконец, на работу. 'Скажи мне, – подумал я, – скажи, что ты в порядке, что я в порядке, что все в полном порядке. Скажи. Да, я чувствую беду. Да, мне страшно и плохо. Теперь скажи, что самое плохое уже случилось. Вы нашли труп у Боба в квартире, и вам надо от него срочно избавиться. Так? Или Саша продала Родину китайцам, а они в обмен подсунули ей фальшивый героин. Ну?'

– Черный жив, – сказала она.

Стало тихо. Так тихо, что я услышал, как этажом ниже чей-то будильник нескладно выводит электронный гимн. Дождь усилился и словно выстукивал по стеклу барабанное соло – редкое и медленное.

А потом я подумал, что сплю. Нет, серьезно, ребята – хотя именно так говорят, когда происходит… ну происходит что-то вроде такого… но я и вправду подумал, что сплю. Ведь сколько раз во сне являлся ко мне Черный – живой, улыбчивый – и мы шли пить пиво, разговаривали, и смеялись, и не было ни смерти, ни предательства, ни смертоносного дара.

– Где он? – спросил я с огромным облегчением. Я очень боялся проснуться.

Дина посмотрела на меня со странным выражением.

– Где он? – повторил я. – Господи, Динка… Это же здорово. Я ведь… Ну что ты молчишь?

Я схватил ее за плечи.

Дина прикрыла глаза, набрала воздуху и произнесла:

– Саша и Боб нас обманули. Он не умер тогда, под обломками. Он выжил, и долгое время работал на Отдел. Как ты. У него тоже нашли… способности. Как у тебя. Потом он сбежал. Сбежать ему помогла Саша. Он теперь у Стокрылого. Помнишь Стокрылого?

Я кивнул. Признаться, я бы кивнул, о чем бы меня ни спросили. Многовато получалось для пол-девятого утра.

– Вот, – продолжала Дина. – Он уже месяц почти у Стокрылого, и Стокрылый его готовит для… в общем, Черный должен для него убить полсотни людей. Как… ты, силой мысли. За это Стокрылый ему обещал, что отвезет в Ирландию. Вот. Надо…

Я вздохнул и встал. Помог подняться Дине с колен.

– Надо им помешать, – сказал Дина неуверенно.

– Да-а, – сказал я. – Да. Да, черт.

Она испуганно посмотрела на меня:

– Ты… ты не сердишься?

– За что это? – удивился я.

– Ну ведь мы все это время с Черным… – она не договорила. Глаза у нее расширились, рот приоткрылся, и зрачки стали огромные, почти в размер радужки.

Я опустился обратно на кровать и сжал виски руками.

Вот так.

Дважды в реку войти можно, ребята. Можно и трижды, и четырежды. И еще много, много раз. При одном условии: если ты лузер.

Черный оказался жив, да еще поживее меня. Он жил на тайной квартире, работал на олигарха, прятался от Отдела, водил за нос Сашино начальство. Он занимался сексом с моей женой. Наверное, чаще, чем я сам.

– Тим, – сказала Дина, прижимаясь ко мне. Я обнял ее. Не должен был, наверное. Да, изменница, да, обманщица, да, да. Но, видите ли, в чем дело… Она ведь могла этого не говорить. Просто не говорить. Молчать. И я бы никогда не узнал. Вот простая душа – как ребенок, нашкодила и несется родителям на себя ябедничать.

'Он ее трахал, – напомнил голос в голове. – И ей нравилось'.

Да, да, да. Все так. Но сейчас она пришла – ко мне.

– Он не знает, что ты жив, – сказала Дина в отчаянии, – не знает…

Я немного отстранил ее от себя, чтоб посмотреть в глаза. Изучал ее лицо с минуту. Я любовался. Честно. Она ведь была очень красивой, моя жена – прямой нос, огромные глаза цвета мокрой гальки, вьющиеся черные локоны… Только залегли под глазами черные круги – не спала, должно быть, всю ночь.

– Это ведь все серьезно, да? – спросил я. – Боб пришел, Саша… вы меня не разыгрываете, нет?

– Тим, – умоляюще сказала Дина.

– Так… – я еще немного полюбовался. – И что дальше?

– Нет, нет, нет, – забормотала она, – Тимка, Тим, ты скажи, скажи что-нибудь, Тим, я очень плохая, я совсем плохая, но ты хоть что-нибудь скажи…

Я улыбнулся. Улыбка, наверное, получилась так себе, но лучше в тот момент не вышло.

– Да мне плевать, какая ты, – сказал я. – Я тебя люблю, глупая.

– Тим, – сказала она. – Ох, Тим…

– Да, – сказал я.

– Тим, – сказала она.

– Черт бы тебя побрал, – это уже вырвалось само собой. Она глянула на меня, как мышь на кошку, а я спросил:

– Зачем вы сюда пришли?

Дина вздохнула в два разделения, а потом сказала:

– Это Боб объяснит.

– Э-э, стоп, – сказал я. – Есть один вопрос. Лично к тебе. Как ты узнала про Черного?

– Он позвонил тогда, – проговорила она, и тут я (редкий случай!) увидел, что Дина краснеет. – Помнишь, еще такой звонок, я подумала, что Саша…

– Ага, – сказал я. – Хорошо, пойдем.

И мы вернулись на кухню. Там за столом сидел Боб, как памятник мировой скорби, а в углу стояла Саша. Ну, ребята. Дина выглядела, как человек, который не спал всю ночь напролет. Саша, если судить по лицу, не спала последние полгода.

Мы с Бобом обменялись взглядами. Похоже, в этой кухне он и я были единственными людьми, которые не собирались просить друг у друга прощения. Я сел за стол напротив Боба. Попросил:

– Девчонки, кофейку организуйте, а?

Саша – не Дина – метнулась к шкафу, стала хватать одну за другой многочисленные банки в поисках кофейной. Дина, поглядев на это, протянула руку и включила электрочайник.

Боб молчал и смотрел в стол.

– Значит, он живой, – сказал я, чтобы сломать лед.

Боб кивнул.

– Это, значит, ты придумал, что он мертвый, – продолжал я. Боб помотал головой. Я перевел взгляд на Сашу. Та как-то съежилась, продолжая одновременно насыпать кофе из банки в чашку – четвертую или пятую ложку.

– Та-ак, – сказал я. – Ну, и?

– Вы бы друг друга поубивали, – хмуро проронил Боб. – Вы ж злые были друг на дружку, как черти. Он… он тоже не знает, что ты живой.

Я покивал. Ну, это ладно.

– По крайней мере, нам тогда показалось, что так будет лучше, – добавил Боб. А Саша промолчала. Ох, что-то много пауз в твоей партии, Саша. Не к добру. Уж кто-кто, а мы, кошки, разбираемся, когда что-то не к добру. Да… Значит, вам показалось. Будет лучше – так, значит, вам показалось. Замечательно. Черт с ним, что я потерял друга. Черт с ним, что не смог с ним по-человечески поговорить. Черт с ним, что воображал себя убийцей. Будет лучше. Да уж, не сомневаюсь. Хуже-то уже некуда.

'Эй, братишка, – весело сказал голос в голове. – Воображал себя убийцей, говоришь? Ты и есть убийца, между прочим. Забыл?'

– Вопрос номер раз, – сказал я. – Что он делает у Стокрылого?

– Обещал ему убить всю его паству, – сказал Боб нехотя. Раздался грохот и звон: Саша уронила на пол обе чашки и банку, полную кофе. Точнее, когда-то полную. Теперь кофе наполнял всю кухню. Дина схватила Сашу за плечи, повлекла в ванную.

– Не то, – сказал я. – Это я уже знаю. Как он попал к Стокрылому?

Боб вздохнул.

– Сашка помогла, – признался он.

Я помолчал. Уж больно неприличный вопрос я собирался задать. Стоило дать Бобу ответить на него самому.

И он ответил.

Вот что он сказал:

– Она… Сашка в него втрескалась, короче. В ворона. Он поманил – она пошла.

Ребята, ребята. Жаль, что никого не было рядом с нами в тот момент. Потому что момент был – один на миллион. Боб произнес слова – такие банальные, такие грубые и обыденные: втрескалась, поманил, пошла… И ведь я почти поверил, что он сказал это искренне. Есть ведь такие люди, для которых все просто. Жена – это собственность, вроде телевизора или дивана. Если кто-то украл у тебя телевизор, дай вору по щам и верни собственность. А если телевизор испытывает какие-то чувства к новому владельцу, то это проблемы только его, телевизора.

Но потом Боб посмотрел на меня, и я увидел…

Клянусь, я не вру, ребята.

У этого волчары, мента, тевтонского Геркулеса без страха и упрека.

Я увидел – слезы в его глазах.

И мне стало так стыдно, как не бывало уже давным-давно. С тех пор, как я задушил хозяйкиного цыпленка – одну жизнь тому назад. Цыпленок был горячий, бьющийся, слабый, и у него была кровь, как молоко, сладкая… а девчонка, дуреха, прорыдала весь вечер… очень, очень стыдно было. Как сейчас, только сейчас стыднее, потому что это был Боб, а Боба я знал со школьной скамьи, Тотем мой драный, крашеный…

'Боб, дружище', – хотел сказать я, и почти собрался это сказать, и тут хлопнула дверь ванной. Возникла Дина и потянула меня за рукав. Я покорно поднялся и последовал за ней, ощущая всю нелепость ситуации: мной повелевала изменившая мне жена. Но, видно, словно 'нелепость' и впрямь придумали простецы. Для хинко 'нелепость' – это, похоже, нормальное состояние. Да…

Впрочем, Дина не собиралась мной особо повелевать. Она просто втолкнула меня в ванную и ушла.

А в ванной, оказывается, была Саша.

О, проклятье, обреченно подумал я. Еще один откровенный разговор.

Саша смотрела на меня, я смотрел на нее.

То же, что с Бобом: обоим смерть как хочется выговориться, но не знают, с чего начать. Что ж, тогда я начну.

– Ты, значит, всем своим поведением хочешь показать, что не знала, – сказал я. Саша замотала головой так, будто она у нее держалась на резинках – были в моем детстве такие куклы, у них руки-ноги на шарниры крепились, а голова на резинке. Саша сидела на краю ванны, а теперь вдруг встала, вцепилась мне в отвороты халата и заговорила:

– Нет, нет – не знала – не знала – он от меня скрывал – я в мыслях не держала, ты что – он ведь такой… такой, как бы, ну, он бы не смог, может ошибка какая, а, может, ты как-нибудь сможешь… братик, миленький… А?

Тут до меня начало доходить.

– Ага, – сказал я. – То есть ты хочешь, чтобы сейчас Черный умер по-дурацки, а твой ворон остался жив-живехонек? За этим ты меня сюда позвала? Потому что из всех сил не знала, что они там готовят?

Честно говоря, мне хотелось, чтобы она сказала 'нет'. Но она ничего не сказала. Потому что не успела.

В недрах ее полуформенного костюма запиликал телефон. Она, чуть не уронив, достала трубку, прижала к уху и сказала:

– Алло!!

Именно так, с двумя восклицательными знаками. Телефон был так себе, дешевенький, но громкий. Очень громкий. Потому я услышал – не хуже Саши:

– Милая, здравствуй! Спасибо тебе, мы спасены. Ур-ра!

– Ага, – сказала Саша, бегая глазами. – Не за что.

– Да чего там – не за что. Позвонила, предупредила. Очень оперативно. Теперь вот что. Ты сегодня очень занята?

– Н-нет, – сказала Саша, – нет, не очень. А что?

– А! – голос в трубке обрадовался. – Это просто отлично. У меня лекция сегодня наметилась. Внеплановая, потому что потом у меня до-олго не будет времени на выступления. Но зато это будет совсем короткая лекция. Придешь?

Саша молчала.

– Алло! – добродушно крикнул Стокрылый.

– Да, – сказала Саша, – да. Приду. Обязательно. Где?

– На восьмой точке, – загадочно сказал Стокрылый. – Как тебе, не слишком экзотично?

В трубке раздалось карканье – это он так смеялся.

– Нет, – сказала Саша. – Все в порядке. Во сколько?

– Через час. И всем знакомым скажи!

– Считай, что уже сказала, – медленно произнесла Саша.

– Все, целую! – бодро сказал Стокрылый и отключился.

Саша вновь села на краешек ванны, закрыла лицо руками и принялась раскачиваться.

– Слушая Тотем, – сказал я, – поступишь верно. Но своей головой тоже надо думать, великолепная.

– Выйди, пожалуйста, – попросила она. – Выйди.

Я вышел. На кухне было тихо. Дина пялилась в окно – ничего там не было интересного, один сплошной дождь. Боб пристально изучал поверхность стола. Признаюсь, что часто резал хлеб без доски; резал изуверского вида ножом-пилой, так что мой покоцанный стол, с некоторой натяжкой, мог вызывать интерес Боба как криминалиста.

– Так, – произнес я, шагнув через кучу кофе, который рассыпала Саша. Налив себе чаю – не терплю кофе – я вернулся к столу и продолжал: – Поскольку на работу я уже всяко опоздал, давайте выкладывайте мне все, чего я не знаю. Вопрос номер два: когда намечается этот, понимаешь, геноцид, как о нем стало известно, и почему я все-таки вам нужен.

Боб поднял брови, но его опередила Дина.

– Это я обо всем узнала, – сказала она и повернулась ко мне. Все-таки она была прекрасна – даже невыспавшаяся, ненакрашенная и почти непричесанная. – Случайно узнала. Когда… когда была у Макса. Вчера. А сегодня решила сказать Бобу. И Саше. Думала…

– Думала, что Саша сразу нам эту ворону на блюдечке подаст, – зло проворчал Боб, – а Саша-то взяла – и сдала нас вороне…

– Неправда, – сказала Саша. Мы обернулись, все, разом: Саша стояла в дверях. – Никого я не сдавала. Ни Динку, ни тебя, тем более. Сказала только, что квартиру Черного вычислили, и что выслали опергруппу. Все. Я просто хотела…

Опять пауза. Ну же, кто-нибудь, скажите хоть что-то!

– Хотела, чтобы всем…

Пауза. Только слышно, как лупит дождь за окном.

– …Чтобы всем было лучше, – закончила Саша.

Все. Тишина и шелест дождя.

А потом загремел гром. Совсем близко.

Глава 7
Великолепный

– Нет, – сказал я. – Черному я ничего не сделаю. Я ведь один раз его уже убил.

Дина заметно дернулась. Ну, хорошо, это для меня – заметно. Кто другой, пожалуй, и не заметил бы ничего. Зато Боб медленно повернул голову – словно боевое орудие проворачивал – и уставился на меня жерлами глаз. Ну, что смотришь, пес? Погоня в горячей крови… Я, в отличие от всех вас, знаю, что это такое – убить человека силой желания. И больше никогда такого не сделаю.

– Стокрылого, – продолжал я, – тоже убивать не буду.

Тут уж не выдержала Саша. Закрыла глаза и неслышно вздохнула. На ее месте я был бы посдержаннее.

– Предлагаю вот что, – сказал я. – Сейчас мы, все вместе, садимся в машину Боба… ты ведь на машине, да?

Боб кивнул.

– Замечательно. В дороге друг друга подкачиваем, кто как может. Дело серьезное, сами понимаете. Без перехода на личности (Тотем пушистый, что за чушь я несу? Как это можно – подкачивать без перехода на личности? Ну да ладно. Разберемся). Прибываем на место как можно раньше и ждем. Ждем Стокрылого и… Черного. Потом я попытаюсь уговорить Черного, а вы все вместе бьете Стокрылого.

– В каком смысле… бьете? – спросила Дина. Саша стояла, опустив глаза. Ох, и не нравилось мне это. Похоже, с ней что-то происходило, и это что-то было вовсе не тем, что должно происходить с благовоспитанной домашней кошкой.

– В прямом! – я подумал и кивнул. – Физически. Нападаете вместе и бьете. Он должен быть обезврежен. Не знаю, что у него за дар такой, но думаю, что дар нехилый. Вон он что с… нами делает (Хотел сказать – с Сашей, но пожалел). А без сознания он много не сумеет.

– Что за место-то? – глухо спросил Боб.

– Восьмая точка, – сказал я, улыбаясь, как тридцать лет назад: выставив клыки и прижав уши. – Саша покажет.

Мы двинулись вон из квартиры – вниз, вниз, вниз, в промозглый дождливый холод. 'Уазик' был тут же – преданно мок под ливнем, дожидаясь Боба. Говорят, собаки похожи на хозяев. То же верно и для машин.

– Куда? – спросил Боб с деланным равнодушием. Саша – она забралась вперед – наклонилась к его уху, что-то шепнула. Боб посмотрел на нее со странным выражением. 'Уазик' скрежетнул передачей. Далекий удар грома отметил начало нашего пути.

За всю дорогу никто не сказал ни слова. Дина в самом начале взяла меня за руку и больше не отпускала. Только сжимала сильнее, когда громыхало все ближе и ближе. Она боялась молний. Говорила, что в детстве видела, как ударила молния совсем рядом с ней. Тогда Дина была на пляже с родителями. Дело происходило на юге. Они укрылись от летней, мгновенной грозы под раскидистым тентом, и взрослые пили вино, а тринадцатилетняя Дина сидела на песке, завернувшись в оделяло, и дрожала от холода и страха. Неподалеку была спасательная вышка, Дина смотрела на эту вышку, не отводя глаз. Потом вдруг на весь мир полыхнуло голубым светом, и Дина ослепла, а через мгновение еще и оглохла – с такой силой взорвался гром. В первую минуту ей казалось, что наступил конец света, что раскололось небо. С ней тогда случилась истерика…

Зарокотало. Я посмотрел на Дину. Она сидела, закрыв глаза, и сжимала мои пальцы. Губы ее шевелились. Я прислушался. '…Словно ветер, легки, словно вода, непреклонны… станем быстрыми, словно жаркое пламя…' – вот что я расслышал. Наверное, одна из молитв Потока, подумал я. Дина вдруг обняла меня.

– Великое чудо грядет… – пробормотала она чуть слышно, – великое чудо…

– Ты о чем? – спросил я, но она лишь помотала головой.

В это время Боб затормозил. Я огляделся. Не может быть…

– Сашка, – сказал я, – ты уверена, что это и есть – восьмая точка?

Она кивнула, не поднимая головы. 'Уазик' стоял около строительного забора – одинаковых бетонных блоков с незатейливым рельефным узором. Здесь и там блоки покосились, и сквозь дыры в заборе виднелось гигантское кирпичное здание. Неимоверно длинное, страшное, оно скалилось кирпичной щербатой кладкой, смердело тухлятиной из дверных проемов, таращило лопнувшие бельма окон. Когда-то здесь находилось трамвайное депо, или завод, или еще что-нибудь; когда-то этот каменный динозавр каждое утро пожирал тысячи простецов с тем, чтобы к вечеру ими же испражниться. Сейчас же это была груда строительного мусора, даже не притворявшаяся, что сохраняет форму дома.

Это было то самое место, где несколько месяцев тому назад встретились в битве мы с Черным.

Но, если в прошлый раз этот дом выглядел просто-напросто жутким и заброшенным, то теперь он смотрел живым остовом, кирпичным зомби, готовым наброситься на всякого, и сожрать его, и перемолоть все кости, и похоронить в себе… как это случилось с Черным.

Стоп-стоп-стоп. Но ведь на самом деле этого не случилось – верно, а, Саша?

– Ошибки нет, – сказала Саша тихонько. – Это – восьмая точка. Мы уже здесь пару раз собирались

– Еж твою мать, – сказал Боб. – Ну и местечко. Почему здесь-то, а?

Саша пожала плечами.

– Никто не контролирует, – предположила она. – Никому не видно, если специально через забор не заглядывать. А если и заглянуть – как бы, что такого, сидят себе люди и сидят. Может, съезд будущих арендаторов проводят. Или домовладельцев.

– Н-да, – сказал Боб. – Что-то в этом есть. Но все-таки прежде всего вижу я в этом банальный вороний выпендреж, – и он с вызовом на меня посмотрел. Я поднял брови. Несладко ему приходилось. Но и мне не легче.

– Лекция на полдень назначена, – сказала Саша, – уже народу прилично должно собраться.

– Ты о чем? – спросил Боб. Неприятно спросил, жестко.

– Если мы придем… а там никого нет… – Саша помолчала, потом закончила, – значит, это подстава.

Боб фыркнул.

– Поэтому пойду только я, – продолжала Саша. – Если все будет в порядке, я вам позвоню, и вы…

– Ну уж нет, – сказал Боб. Саша повернула голову – медленно-медленно – и поглядела на него. Так, наверное, пес смотрит в лицо хозяину. Старый, беззубый, оглохший пес, который цапнул сослепу хозяйского внучка. Смотрит – в хозяйские глаза, прищуренные поверх ружейных стволов.

Боб сказал:

– Пойдем вместе. Так?

– Так, – сказал я. Все обернулись на меня, а я объяснил:

– Там будет Черный. Если все, что вы тут говорили – правда, то он не знает, что я жив. Поэтому, когда Черный меня увидит, это будет… эффект внезапности, так ведь говорят?

Боб кивнул, не сводя с меня глаз.

– Вот, – сказал я. – Эффект внезапности… Дальше я буду с ним разговаривать. А вы отвлекайте Стокрылого.

– И о чем ты собрался с ним говорить? – насмешливо спросил Боб.

Я вспомнил, как давным-давно на этом самом месте Саша делила накачку со мной и Бобом. Вспомнил, как решил тогда: если смогу когда-нибудь отплатить им – отплачу сполна. Люди часто дают себе такие клятвы. И, к несчастью, им иногда представляется возможность выполнить обещанное.

А Черный…

Я знал, что скажу Черному.

– Думаю, у меня все получится, – сказал я.

Дина сжала мою руку еще сильнее – так, что стало больно. Но я не стал отнимать ладонь.

– А если не получится? – спросил Боб.

Я пожал плечами.

– Тогда не получится вообще ни у кого.

Мы молчали с минуту. Потом Саша негромко сказала:

– Пойдемте, что ли…

Мы вышли из машины и двинулись гуськом к пролому в кирпичной стене – впереди Саша, за ней Боб, Дина и я. Честно говоря, мне было страшно. Голос в голове вопил от ужаса, ноги превратились в желе. Вся надежда на благополучный исход была в том, что злость Черного ко мне прошла, так же, как и моя – к нему. Но это была очень слабая надежда. Фактически, я шел на смерть и понимал это. Это очень тяжело, идти на смерть, ребята. Нормальный человек на моем месте не смог бы сделать и шагу вперед. Да и мой Тотем – самый храбрый на свете кот – в любой момент развернулся бы на сто восемьдесят и рванул бы от того места так, что только пятки бы засверкали. Но меня кое-что держало.

Во-первых, Боб и Саша, которым я все-таки поклялся отплатить.

Во-вторых, тот боров-мафиози и его бедняга-охранник.

А, в-третьих, Черный. Не тот Черный, который ждал меня, сам того не зная, по ту сторону кирпичного забора – живой, здоровый палач, машина смерти, любовник моей жены – а стонущий, изломанный человек, которого я бросил умирать здесь же, три месяца назад, под грудой кирпича и бетона.

И за них всех я был в ответе, ребята.

А, значит, готов был умереть.

Или должен был готов умереть.

Или хотя бы думал, что должен был готов…

Голос в голове понял, что истерика бесполезна, и заткнулся – как я надеялся, надолго.

Мы шли, оскальзываясь на мокром щебне, подворачивая ноги на предательских горках кирпича, перешагивая через непонятного происхождения ямы, доверху наполненные черной водой. Мы взбирались на холмы, созданные разрушением, и спускались в долины, которые разрушение пощадило. Мы старались держаться подальше от шатающихся стен, мы перепрыгивали зияющие дыры в трухлявых полах, мы шли, и шли, и шли в поисках места, где под проливным дождем будет читать свою лекцию пернатый фанатик. А рядом, как живой дьявол, будет сидеть чудовище, в которое превратился мой старый друг. И все это время сверху лил дождь – 'проклятый, вечный, грузный, ледяной', какой и не снился Данте, хотя бы потому что Данте не слышал этот тревожный, угрожающий грохот, приближавшийся к нам со стороны Петергофа – и не видел ярких, на полнеба зарниц.

– Если что, – шепнула вдруг Дина, – я вместе с тобой буду его заговаривать.

Я хмыкнул.

– Что? – спросила она растерянно.

– Черный чувствует, когда врут, – объяснил я. – У тебя все по глазам видно.

Мы взошли на гигантский холм битого кирпича и увидели место, где должна была пройти лекция. Это был естественный амфитеатр, образовавшийся на месте огромного кругового оползня. Хинко сидели на кирпичах, на земле, на кучах строительного мусора, прямо под проливным дождем, не замечая льющихся с неба потоков воды – спокойные, веселые – и некоторые вполголоса переговаривались, и некоторые (по парочкам) целовались. По-видимому, все неплохо себя чувствовали и очень ждали лекцию. Я бегло их пересчитал: похоже, здесь было как раз полсотни человек. Преданная, однако, паства у Стокрылого. При такой погоде явка сто процентов. В центре сборища было свободное место, там кто-то положил несколько широких досок, так что образовалась импровизированная эстрада. На эстраде, чуть слева, стояло огромное кресло, все в лохмотьях обивки, но все еще величественное, почти трон – на подобных тронах восседали в своих кабинетах начальники глав-торг-снаб-сбыт-потреб-и-прочая-и-прочая-отделов. Я сразу понял, для кого это кресло.

Все было готово.

Кажется, мы успели вовремя.

Мне стало окончательно страшно.

– Охранник-то где? – пробормотал я, чтобы что-то сказать. – Что же, никто это все не охраняет? Стройка же… Режимный объект…

Боб усмехнулся.

– Охраняет, – сказал он. – Дали ему, небось, штуку-другую, так он уже второй час в ближайшем пивняке сидит и охраняет. Наивный ты, Тимоха.

– Я не наивный, – резко возразил я. Ближайшие к нам хинко обернулись и принялись нас вяло разглядывать. Похоже, они чувствовали себя в полной безопасности, даже присутствие здоровяка-пса в милицейской форме не могло их смутить. С нами была Саша – значит, мы свои. – Я не наивный, – повторил я.

– А какой же ты? – спросил Боб с легкой злостью.

– Он – великолепный, – сказала Дина. Совершенно серьезно. А потом привстала на цыпочки и поцеловала меня в щеку.

Боб ничего не сказал.

Дождь лил, как будто над нами в небе кто-то провертел дыру. Молнии били все чаще, гром бухал и бабахал, почти не переставая. 'Как пить дать воспаление легких все схватим, – подумал я. – Если доживем, конечно'.

– Ну, – произнесла через минуту Саша, – вот-вот появятся.

Она прерывисто вздохнула.

– Ждем, – предложил Боб. – Можно поближе туда подобраться…

– Не надо, – возразил я. – Вдруг у вороны пистолет есть.

– Он ворон, – сказал Боб: по-видимому, машинально.

– На вкус… – начал я, поглядел на Сашу и осекся. Она сделала вид, что не слышала – а может, и впрямь не слышала. Саша сидела на корточках и раскачивалась, мерно, медленно, глядя в пустоту.

Прошло пять минут.

Блеснула молния. Громыхнуло – совсем близко, раздельно. Дина вздрогнула. В толпе хинко кто-то одобрительно засвистел. Гром стальной телегой прокатился по небу, затих вдалеке. Мы стояли на вершине амфитеатра из битых кирпичей, а внизу были люди: ровно пятьдесят один человек. У меня хватило времени их пересчитать – раз, и второй, и даже третий, и все время получалось не пятьдесят два, а пятьдесят один. Я думал, что ошибаюсь от волнения, но потом понял: пятьдесят второй сидит у моих ног и раскачивается. Все верно. Пятьдесят два.

– Никого нет, – сказала Саша хрипло.

– Подождем, – сказал Боб. Полыхнуло; ахнуло – раскатисто, страшно, с десятикратным эхом.