Текст книги "Будни самогонщика Гоши (СИ)"

Автор книги: Анатолий Дроздов

Соавторы: Анатолий Матвиенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Глава 21

Миллион фильмов снято про похищение заложников и шантаж. Все знают, как себя вести и на месте заложника, и торгующегося с террористом. Тот тоже прекрасно понимает, что и как. Тупиковая ситуация. Но в пользу гада.

Первое правило – не суетиться.

Начинаю издалека. В буквальном смыле. Потому что вблизи Биб начнет рыдать, дескать, ему больно от амулета, и отвлекать.

– Артур? К чему крайности? Этот мир сулит массу возможностей. Куда больше чем наш родной. Я раньше тебя пришел, за год поднялся. Помогу. Отпусти маму – и забудем.

Он посмотрел на меня с долей сожаления.

– Поднялся относительно чего? Что у тебя было? Жизнь в вымирающей деревушке, машина – древний армейский УАЗ. Заграничная турпоездка – разве что в Белоруссию. Упал миллион российских фантиков на карман – рехнуться можно от счастья, так? Даже часы нормальные не купил, пялился в смартфон. Понятно, что ни одна приличная баба, даже ссыкуха Настя, тебе не дала. По сравнению с тем унылым говном здешний самогонный «глей Гош» – круто. А у тебя был шанс – корешиться с цыганами. Они за базар отвечают, если им выгодно. Толкал бы им золотишко. Носил бы по проходу взад-вперед слитки и монетки. Спина сухая! Глядишь, и на «Гелендваген» бы скопил. Хоть все равно остался бы жить в вонючей деревушке и месил тем «Гелендвагеном» грязь по колено.

– Ты не такой?

– Налоговую декларацию показать? Хотя я ее и инспектору не показывал. Если кратко – дом во Франции и вид на жительство там же. Три тетки в прислуге, приходящий садовник. Яхта. Не как у Абрамовича, но не стыдно. Здесь машина неброская, скромная – БМВ Х5, годовалая. Нормальные обе остались в Европе, на французских номерах. Если все это накроется, нихрена страшного. Деньжата есть. Куплю новое. А ты мне предлагаешь вместо БМВ кататься верхом на корове, мыться из таза и брызгать под кустом. Не, месяц-другой даже прикольно. В Африке такое сафари десять штук баксов стоит. Но уже надоело.

– Если ты крутой, сколько цыгане за меня обещали?

– Ничего. Ты вообще не котировался. Ноль. Нужен был проход. Мой интерес – доля в серебряно-золотой схеме. Только не килограммы, как у тебя, а тонны. Бизнес с многомиллионными оборотами и серьезной крышей. Цыгане потом не нужны. Но вариант именно они подогнали – был вынужден взять их человека. И с собой, и в долю. Они тоже заработали бы. Не половину, как хотели… Не важно.

Врёт. Иначе зачем, прикинув, что именно с сараем связана загадка, ставить мину на растяжке? С первого раза угадаю – чтоб меня убить. Так что котировался. Но притворюсь, что проглотил враньё и иду навстречу новым граблям.

– Забавно. Представь, что через несколько месяцев я найду проход. Схема рабочая?

Я торговался. Тянул время. Ждал, когда отец и Нираг выйдут в тыл бандиту. Или Артур сделает ошибку. Он пока не промахнулся.

Мама все это слушает – как я торгуюсь за продажи золота. В то время, когда у нее на шее гексоген и слезы в глазах.

Было бы совсем страшно, если бы Артур держал контакт, срабатывающий на отпускание. Ну, как гранату с выдернутым кольцом. Отпустил – взрыв.

У меня кобура с ПМ на боку. Патрон в стволе. Десять шагов, не промажу в голову. Мозги вышибу, но велик шанс, что стиснет пульт в предсмертной судороге. Взрыв будет тихий, скорее – щелчок. И все…

Он что-то прикинул и пожал плечами.

– Вряд ли. Зря ты Мишу завалил. Цыган я не кину. Так что вариант один, и он не обсуждается. Ты делаешь проход. Согласен на разовый, бизнес тут меня больше не привлекает. Риски не опрадывают себя. Уходим вместе. Твою мать отпускаю – живую. Но не здесь, а в России, она нужна как страховка. В Брянске сдаю тебя цыганам. Объясняйтесь сами.

– Помнишь рощу, в ней вы разбили палатку?

– Да. Ту, где ты Мишку подстрелил. И после которой Настя ничего не помнила, все ее воспоминания обрываются в школе, потом начинаются с пистолета в руках и крови на земле. Мне заливал – ничего им не угрожает.

О, черт! Наша с Бибом недоработка. Стирали же ей память. Не подумал тогда, что девица станет нежелательным свидетелем.

– А что может угрожать трупу?

– Твоя правда. Ну что, сделать, чтоб твоей маме тоже ничего не угрожало? – он поднял пульт и демонстративно погладил кнопку. – Многоразовая штука. Отмываешь, заряжаешь гексогеном по новой – и готово к употреблению. Она будет третьей.

– Не надо! – вырвалось у меня.

– Верно мыслишь. Поэтому снимай пояс и клади кобуру на землю, – в левой руке у него появился иностранный пистолет, вроде – Беретта. – Теперь скажи двум энтузиастам, что пытаются меня окружить, пусть бросят стволы и проваливают. Могу вас всех перестрелять. Но у меня другая цель – вернуться в Брянск. С тобой и как можно скорее. А ты мне расскажешь сейчас как это сделать.

Я повиновался. И услышал шепот Биба в голове.

«Хозяин! Я могу на него напасть».

«Амулет?»

«Больно. Очень. Пару секунд выдержу».

«Но если в вашей борьбе он сожмет руку?»

«Тогда откажись от меня».

И призрак погибнет.

Но сейчас именно такие ставки.

«Работаем, Биб».

«Хозяин! Иди к нему ближе. Мне нужна опора – вся твоя сила. Отрублю его – хватай тот предмет».

Не слишком рассчитывая на успех, я поднял руки вверх и скомандовал:

– Отец! Нираг! Оружие на землю и назад! – потом ему: – Артур! Я проведу тебя на Землю. Давай обсудим – как я могу быть уверен, что ты не убъешь маму?

С этими словами двинулся вперед. И увидел, как его скрутило. Заодно – меня. До потемнения в глазах. Мир стал серым…

Боль была такая, будто Бобик хватанул меня за причиндалы.

Я совсем забыл о собаке и сразу не понял, почему рука с пультом отделилась от тела и упала. За ней полетела конечность с пистолетом.

Артур с изумлением глянул на культи, короткие – выше локтя, откуда фонтаном била кровь. Повалился на колени, теряя сознание.

Боль исчезла, будто и не было ее. Вздохнул полной грудью. Чесслово, уже и не больно!

Набежал отец. Поддел крышку пульта и вырвал батарейку. Потом бросился к маме. Она плакала.

– Все время молилась… Бог мне помог…

Посланник того бога отозвался не сразу.

«Обожди… хозяин… я… сейчас… Амулет…».

Он был истощен – на грани того, чтоб развеяться.

Я бегом отдалился от тела.

– Нираг! Срочно обыщи подонка. У него зеленый камень. Колдовской. Немедленно разбей!

Тот перевернул Артура, с опаской посматривая на Бобика – не подумает ли тот, что человек решил отобрать собачий ужин. Пес понюхал кровь и отступил. Доедать бандита он не собирался.

Наверно, безрукого успели бы спасти, не дав умереть от потери крови. Но поначалу было не до него. А когда я его пнул ногой, он уже не дышал. И кровь не шла.

Потом ехали домой, кроме Нирага – он ловил кхара Артура.

Оживший Биб рассказал:

– Ни выпить душу, ни перехватить управление его телом я не мог. Проклятый амулет мешал. Я отключил только пальцы – на миг. А потом отдал ему всю боль, что амулет обрушил на меня. Ждал, что ты заберешь тот странный предмет и отступишь.

«Мне тоже перепало. Ввалил ты, брат, и мне от души».

«Я не знал! Верьи так не поступают. Никто не пробовал».

Картина маслом. Призрак всего себя поставил на зеро и через несколько секунд сам бы стал зеро. А я, парализованный болевым шоком, ничем не мог помочь, не получалось перехватить пульт, и мои силы тоже стремительно таяли.

В следующее мгновение, стряхнув невидимого и тающего штирлица, Артур взял бы ситуацию под контроль. Наверно – нажал бы на кнопку, а нас держал на мушке.

Повезло. Бобик подстраховал.

Хорошо, когда вокруг понятливые и верные существа. Пусть даже они не люди.

* * *

Дюлька бежал к реке, сжимая копье. Оно здорово мешало.

На переправе у недостроенного моста уже скопились селяне. Все как и Дюлька – в кожаных латах с нашивками. За спиной – щиты. Вброд переходили на южный берег.

Там лежала распаханная степь. В нее сажали рожь. Пока не на всю глубину новых земель глейства. Только туда, куда дотянули канавы от реки. Степь слишком суха для зерновых.

Граница надежно укрыта живой изгородью. Кусты, усыпанные колючками и цветками ядовитого цвета, полукольцом обвили кусок целины. Вдоль реки далеко охватили справа и слева земли соседей, укрывая их от спепняков.

Но теперь со стороны изгороди валил дым. И именно туда через посыльных велел бежать глей.

По Закону, хрымы обязаны поддержать его на войне. За глея Гоша, не раздумывая, побежал бы и в степь, и куда дальше. Потому что видел – тот не пошлет на верную смерть никого из своих.

Нираг каждый месяц собирал сельских – обучал оборонительному строю. Похоже, пришел день, чтобы узнать, чему они научились.

Дюльке пятнадцать, его место в бою. Мама знает. Но хорошо, что она была в огороде, когда по улице промчался гонец. Пусть услышит о войне уже после победы.

А глея пусть спасет пресвятой Моуи.

Прибежали. Не успели отдышаться, Нираг начал выстраивать копейщиков. Объяснять в который раз: сомкнуться в линию, при приближении верховых упереть копье в землю и наступить, выставив острие вперед. При обстреле укрыться щитом. Все просто, очевидно. Но только пока нет впереди колдунов-степняков.

Верхом на Буренке выехал глей.

– Земляки! Там – около тысячи дикарей. Не желающих пахать землю, растить домашнюю живность или даже гнать нир. Они хотят одного – отобрать наше. Спалить наши дома. Трахнуть наших женщин – матерей, сестер, любимых. Оставить после себя только перелище. Мы укрыты изгородью. Но колдуны привезли баллисты. Такие колдовские машины, забрасывающие бочонки с горящим маслом в кусты. Изгородь долго не выдержит. Один проход они пробьют. За проходом приготовлены кхары, укрытые деревянными щитами. Эти щиты уберегут их бока и ноги, когда кхаров пустят по горелому. Они протопчут тропу. И тогда хлынут сотни. Но мы не позволим. Отступать нельзя, позади – Кирах, ваш и мой дом.

Он оглянулся в сторону дыма.

– Держите строй здесь. Сотники! По команде – отступайте, держа линию. У них есть арбалетчики. Бьют на сто шагов. Закройтесь щитом. Когда верховые близко, арбалеты не стреляют, чтоб не задеть своих. Десятники! Смотрите за людьми. Один упал – сразу закрывайте брешь.

Глей говорил уважительно, как с благородными, доступно и понятно. Потом слово брал Нираг. Его слова тоже были доходчивыми, но другими: кто дрогнет, того он сам порубит на куски и скормит пырхам.

Машину, о которой говорил глей, Дюлька видел у замка, потом ее разломали, разобрали на дерево. Видать, у колдунов их много, над изгородью летают огненные шары и падают в заросли. Некоторые падают с этой стороны и катятся по земле, разбрызгивая огонь.

Пахнет горелым маслом.

Дюлька знал: в степи мало воды в стеблях. Часть кустарника умерла почти сразу, сухие ветки с шипами только делают ограду гуще. Но и горят быстрее.

Наконец, колдуны прорвались. Гремели выстрелы оружия, такое только у Глея и у его отца, конные на кхарах ударили прорвавшимся во фланг и перебили всех, преодолевших изгородь.

А она продолжала пылать. Проход прогорел и стал шире. Десять, потом пожалуй даже пятнадцать шагов. И вот уже целая волна степняков хлынула, они понеслись вскачь… Один несся прямо на него! Дюлька ощутил страшный удар. Копье треснуло и переломилось. Острие с куском древка застряло в кхаре, бык попытался встать на дыбы, но завалился набок, привалив седока.

Мощная лапа десятника из наемников Нирага схватила за шиворот и вырвала из строя назад.

– Не спи! Хватай запасное копье, сын пырха!

Дюльке стало мучительно стыдно. Какую-то секунду он стоял в общей линии с жалким огрызком в руках. Накинься на него другой степняк – прорвал бы строй!

Справа упал другой копейщик с пробитой головой. Дюлька тут же занял его место. Держать строй! Держать строй… Держа-а-ать…

Снова контратака верховых. И снова глей в гуще схватки. Его оружие перестало стрелять, кхар под ним пал. Тогда он уцепил ближайшего степняка и просто сдернул с седла!

А затем выхватил короткое стреляющее оружие, его Гош называл «пистольет», поднял над головой и показал – все за мной!

Фаланга двинулась навстречу степнякам, тесня их к выжженному проходу. Гош метался впереди, стрелял, орал какие-то непонятные слова. Потом вдруг упал и перекатился под защиту копий.

Полукруг копейщиков сжимался. Держать ровную линию было трудно, перебирались через тела людей и массивные туши рухнувших кхаров. Последние степняки, пешие, пытались пролезть к тропе. Мешали трупы. Дюлька видел: стоило колдуну принять в сторону и невзначай коснуться живой части изгороди, одежда немедленно прилипала к веткам. Если степняк не успевал вывернуться из куртки и шаровар, кусты медленно захватывали его самого.

– Щиты! – прогремел Нираг. – Отходим!

Кто чуть замешкался – получил свое. Как предупреждал Гош, арбалетчики стреляли, лишь только между ними и копейщиками не оставалось колдунов.

Раздались стоны раненых. Болт пробил и щит Дюльки, застрял, едва не достав до лба…

Вновь степняки не полезли. День клонился к вечеру.

Хрымы поели-попили, что бабы принесли из деревни, и ночевали прямо здесь, на земле. В сотне шагов от прохода в изгороди.

Наутро Гош сообщил: колдуны ушли. И пригласил посмотреть на проход.

Это было чудо. Из сожженных и истоптанных ветвей выбросились вверх свежие побеги. Лишь за ночь – выше колена взрослого мужчины, все усеянные когтями. Густые.

Вот почему колдуны не решились повторить. Кхар не пройдет и человек тоже. Ветки, хоть молодые пока, вопьются в ноги. А что стало с застрявшими степняками – глядеть тошно. Одни скелеты и железные части амуниции. Растения сожрали все – даже кожаную одежду, шапки, сапоги.

Глей приказал собрать наших для погребального костра. Много, семнадцать человек. И раненые есть. Но степняков – много больше. Правитель решил их не хоронить – ограда похоронит.

Сняв ценное, хрымы брали мертвых врагов за руки-ноги, раскачивали и швыряли в заросли. Что делали с трупами колдунов хищные растения, смотреть не хотелось.

Добили раненых степных кхаров. Разделали. Вышло много. Теперь прокоптить-просолить, переложить листками лопухов – и в погреб. На месяцы обеспечены мясом. А если протушить говядину часа два да подать с картошкой, с зеленью да с жирной подливой… У парня, с вчерашнего вечера не евшего, слюнки потекли!

Возвращались домой.

Глей Гош слез с кхара, подошел к Дюльке и обнял за плечи. Как друга.

– Ты хорошо стоял с копьем. Я видел. Без вас ни за что не сдержали бы колдунов.

– Благодарю, глей. Скажи, что ты кричал, когда звал вперед?

Он пожал широченными плечами.

– Не знаю… Орал все, что в голову приходило. Главное, наверно: «На Берлин!» Это такой клич, что с ним не победить невозможно.