Текст книги "Будни самогонщика Гоши (СИ)"

Автор книги: Анатолий Дроздов

Соавторы: Анатолий Матвиенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Проблема?

Пахол оглянулся – глей! Не заметил, как подошел. Вопрос мастер не понял, но догадался.

– Сапог на ноге велик. Она у меня меньше здоровой.

– Значит, нужен другой, – сказал глей. – Все равно они все на одну ногу[15]15
  Еще в XIX веке в России сапоги шили на одну ногу, то есть без разницы между левым и правым.


[Закрыть].

Он отвел Пахола к повозке, где ему подобрали сапог. Ходить стало легче, но мастер по-прежнему хромал.

– Больная нога короче, – заключил глей. – Нужна толстая подошва и каблук. Сделай!

– Не умею, господин, – застеснялся Пахол.

– Ничего сложного, – улыбнулся глей. – Вырезаешь подметки из кожи и прибиваешь гвоздями.

– У меня их нет.

– Будут. Дам тебе проволоки. А чтоб гвозди не ранили ногу, нужна железная лапа, – он взял с повозки сапог, согнул ладонь и сунул ее в сапог. – Вот такая. Гвоздь уткнется в лапу. Затем вставить стельку – и ходи.

Пахол слушал, не веря ушам. Глей знает, как сделать сапог! Пахол сам этого не ведал. Сапоги в Мульде шили просто. Вытянув из кожи головки, пришивали голенища. Высокие или низкие – как скажет заказчик. Прибивали подошвы деревянными гвоздями. Но те не возьмут несколько слоев кожи. А вот гвозди из железа…

– Поедешь на повозке, – сказал глей. – Не то будешь тормозить строй.

Пахол поклонился. Что такое «тормозить» он не знал, но о смысле догадался.

– Пилы знаешь? – спросил глей.

– Да, господин, – ответил Пахол, – приходилось делать.

– Наточить, развести зубья сможешь?

– Нужен инструмент.

– Будет! – пообещал глей и ушел.

Новобранцы переоделись. Теперь они выглядели приглядно. Новая одежда, обувь, пояса и заплечные мешки. А еще шапки на головах – одинаковые у всех. Пахол видел, как глей рассчитался с купцами за одежду и обувь. В этом ему помогала женщина: торговалась с купцами. На ней были куртка и штаны. «Благородная», – понял Пахол. Наконец все тронулись в путь. Катили по дороге нагруженные мешками повозки. В них, как прикинул Пахол, крупа и зерно. Везли бочки с пивом, гнали скот. Впереди всех ехали глей и наемники, новобранцы шли следом.

В Кирах они прибыли ночью. В замке их покормили, дав по куску хлеба. Новобранцы настолько устали, что есть не хотелось. Хлеб они спрятали – пригодится. Всех развели по избам. Там были нары, покрытые мешками с соломой. Хрымы повались на них и уснули. Лишь Пахол долго лежал. Он не устал – ехал в повозке. Мысли ерзали в голове, гоня сон. Странный у них глей, не похож на благородных. Чтобы те позаботились об изгое? Да еще хромом? Такого хозяина поискать. С этим он и уснул.

Всех подняли с рассветом. Умывание, завтрак – каша и хлеб. Еды было в достатке. Ели, черпая ложками из котлов. После завтрака хрымов увели за ворота. Пахол с ними не пошел – к нему подошел глей.

– Идем!

Он отвел его к кузнецу, где велел сделать лапу. Пахол мог и сам, но кто пустит чужака к горну? Лапу отковали быстро. Кузнец насадил ее на черен и протянул глею. Тот отвел Пахола в амбар. Там взял странные щипцы и отщелкнул ими кусок тонкой проволоки от мотка. Взял небольшой молоток и протянул все это Пахолу.

– Это для гвоздей! Кожу тебе принесут.

Глей ушел. Кожу и вправду принесли. Та была толстой и прочной. Пахол снял сапог, очертил лезвием ножа контур будущей подметки и стал вырезать. Вышло быстро. Острый, сделанный им с любовью нож резал хорошо. Получив заготовку, Пахол перешел к каблуку. Высоту его примерял по ноге. Затем взял проволоку. Необычные щипцы глея – он назвал их «пассатижами» – легко перекусывали металл. А Пахол думал, что гвозди только куют. Когда кусок кончился, Пахол положил гвозди на лавку и, взяв лапу, занялся сапогом. Проколов острием ножа лунку для гвоздя, он вбивал тот в кожу. Тонкое железо легко шло внутрь и загибалось, встретившись с лапой. С наружной стороны получалась шляпка. Они складывались в ровную строчку. Завершив с подошвой, Пахол приколотил каблук. Ножом аккуратно подровнял рант. Полюбовался и сунул ногу в сапог. Прошелся по амбару.

Глей не соврал – шагать стало хорошо. Непривычно, но зато Пахол почти не хромал. Вырезав из остатков кожи стельку, Пахол сунул ее в сапог и обулся. Хорошо! Даже очень. Пахол сложил инструмент на лавку и пошел искать глея. У ворот ему указали направление. Пахол прошел берегом реки, поднялся на пригорок и застал необычную картину. Здесь сажали лес. Новобранцы копали ямы. Сунув в них тонкие прутики, засыпали землей. Другие несли воду от близкого ручейка и поливали саженцы. Пахол вспомнил, что связку этих прутов везли в одной из повозок.

Глей был здесь. Он и сам копал, отвлекаясь, чтоб дать указание. «Зачем ему лес? – удивился Пахол. – Здесь колдунам нас не обойти». Он пошагал к глею.

– Вижу, сделал, – сказал тот, когда Пахол подошел. – А, ну, покажи!

Пахол сел на землю и стащил сапог. Глей взял, рассмотрел и, хмыкнув, вернул.

– Молодец! Тест прошел.

Пахол не понял. Это отразилось на лице.

– Руки у тебя на месте.

Пахол с удивлением посмотрел на свои руки. Где ж еще они должны быть? Глей засмеялся.

– Обувайся. И держи! – протянул ему лопату.

Пахол взял и прикинул по руке. Добрый инструмент! Штык железный. Таким только и копать.

– А зачем здесь лес? – не удержался от вопроса.

– Роща, – объяснил глей. – Посмотри! – указал рукой. – Холм, ручей и река неподалеку. Все, что нужно Веруну.

Пахол выпучил глаза. В детстве он носил в рощу еду. Мать собирала узелок, наставляла положить его под деревом и сказать: «Прими, дедушка!» Объясняла: взамен бог пошлет дождь на поля и отведет град. И Верун не подводил – они были с урожаем. Часть его продавали. Подкопив денег, мать отдала хромоножку в обучение кузнецу. В поле он не работник. Кузнец взял мальчика без охоты – у него был сын. Но учил. Пахол схватывал на лету и к семнадцати годам превзошел кузнеца. Тот его невзлюбил и, найдя повод, выгнал. Идти было некуда. Мать умерла, дом унаследовал старший брат. Лишний рот ему без нужды. На свою кузницу нужны деньги. Их не было. Пахол подался в город, ну, а там…

Глей знался с Веруном. Без него святой рощи не посадить. Там деревья не простые. Нужны саженцы, много. Глей получил их от бога. У такого жить можно и нужно. И Пахол рьяно копал…

Глава 12

Трик взобрался на помост, устроенный в развилке веток, стянул заплечный мешок и застелил жерди шкурой из овчины. Затем сел и привалился спиной к стволу. Удобно. Ему тут целый день сидеть…

Этот соук вырос на пригорке в одной мере[16]16
  ера в Мульде – около 1.5 км.


[Закрыть] от реки Воли. Как и когда занесло сюда его семечко, можно гадать. Никаких других деревьев за рекой в степи не было. А вот соук рос. За века он поднял крону высоко над землей. Нарастил ветви толщиной с человеческую ногу, ствол – в несколько обхватов. Соук-великан будто вышел в степь защищать хрымов от набегов. И они это оценили. Высоко в кроне появился помост, под корнями – вервь с камнем. Наблюдатель, забросив ее на ветку, взбирался наверх. Веревку за собой прибирал, и никто знал, что наверху – дозор. Был случай – кочевье разбило стан на пригорке. Дозорный убежать не успел – так и сидел наверху. Колдуны его не заметили. Простояв несколько дней, ушли в степь. А дозорный слез и побрел в деревню. Отощал, но зато уцелел.

Трик голодать не будет. Мать положила в мешок хлеб, флягу с водой. На день хватит. В сумерках он уйдет, а наутро прибудет другой. За степью надо следить. Это раньше с ней был мир. Колдуны гнали им скот и меняли его на зерно. Брали мед и полотна. Взамен везли шкуры. Овчина у Трика от колдунов. А еще – меховая шапка и кожушок. Мир – это хорошо. Но сейчас в степи замятня. Главный вождь умер, роды делят власть. Колдуны могут сорваться в набег.

Так сказал глава рода. Кодай мудр, ему пятьдесят лет. Это так много! Трику только тринадцать, а считай взрослый! Через год жену можно брать. Но спешить Трик не будет – у него мать, сестры. Пусть они замуж выйдут…

Добрый у них глава рода. Сколько раз спасал от беды! Прошлой осенью прискакал глей. Повелел отобрать лучших девок и прислать в замок.

– Для чего? – удивился Кодай.

– Утешать моих воинов! – рассмеялся глей.

– Не пошлю в непотребство! – ответил Кодай. – Моуи не велит.

– Старый хрым! – разозлился глей. – Ты – мне перечить? Сам возьму!

– А я поеду к судье, – отвечал Кодай. – Ты берешь девок силой. А за это – вира. А еще мы уйдем.

Кодай знал, что сказать. Хрым – не раб. Заплатив глею подать, вправе уйти. Их любой брент примет. Поорал глей, побрызгал слюной и уехал. И другие деревни девок не дали – им Кодай рассказал. Возмутились хрымы. Дочерей на блуд отдавать? Прогневить Моуи? Пусть наемники к непотребным девкам в город едут, там они есть.

Глей обиду не забыл. Весной некий брент убил его сына. Глей отправился воевать, а подмогу взял из деревни.

Отказать было нельзя – он в своем праве. Хрым обязан помогать глею на войне. Плач стоял! Бабы выли, провожая мужей. И что вышло? Все вернулись обратно. На войне сгинул глей и его воины, а вот хрымы уцелели. Да еще пригнали добрых быков, запряженных в новые повозки. И добра привезли. Все Кодай. Хитер глава рода. Ночью люди брента подожгли обоз. Пока одни хрымы тушили пожар, другие таскали добро в лес. Оттащили туда мешки с мукой, копья и щиты. А кароссцам сказали, что сгорели. Те забрали уцелевших быков и повозки. Но Кодай сумел выпросить у купца Гоша – он сидел в замке брента – денег в возмещение. И тот дал! Прикупив быков, хрымы не отправились домой. Покатили к замку, где забрали ухоронку. Рисковал Кодай, но зато привез хлеб. Вся деревня его ест.

А потом были чудные дела – прибыл новый глей. Оказалось, что он Гош – тот, что дал денег Кодаю. Гош велел угостить хрымов. Чтобы прежний глей так… Гош привез железную соху, показал, как ей пахать. Сам ходил за быками. Хрымы, слыша это, не верили. Но Кодай сказал: «Было!» А потом привезли соху, да еще с бороной. Настоящие, из железа. Трик попробовал их поднять, да куда там! Борону еще кое-как, а соху – шиш. И другие пробовали. А потом пошли огороды пахать, первым делом – вдовам. В том числе Трику. Их отец год как умер. Как жалели соседи! Они себе деревянными сохами пахали. Помогать вдовам не спешили. Прогадали. Потому что земля после железной сохи с бороной стала мягкой, как перина. В такой зерно прорастет быстро и даст больший урожай. А еще хрымы привезли странные серпы. Надевали их, словно копья, на большие ручки. Кодай назвал это «коса». Траву этот серп резал широко, забирая много. Хрым с косой заменял десять баб с серпами. За косой встала очередь. Кузнец отковал несколько штук. И железо для них дал глей. Хрымов это взволновало. Почему глей так поступил? Нет ли умысла? Чтобы глей им помогал? Никогда так не было!

– Успокойтесь, хрымы! – усмехнулся Кодай. – Глей умен. Мы даем ему долю с урожая, так?

Хрымы закивали.

– Если больше урожай, больше доля?

Хрымы подтвердили.

– А с железной сохой урожай выйдет добрый. Сами видели землю. В такой все прорастет. А еще глей велел навоз по полям разбросать. Мы спросили: для чего? Отвечал: урожай будет больше.

– Никогда так не делали! – заворчали хрымы.

– А вот он – да! – отвечал глава рода. – Скажете: блажит глей. Но я видел, как он пахал. Борозда ровная, без огрехов, глубина одинакова по длине. Так без опыта не пройдешь. Понимает глей в нашем труде, да и знает много. Так что сделаем, как велит. А еще косы… Бык, корова и овца – все зимой едят сено. Серпом много не заготовить. Режем скот. А теперь представьте, что у нас много быков. Больше вспашем и посеем. И опять доля глея возрастет.

Хрымы закачали головами – умен глава рода. Вон, как разложил.

– Повезло нам с глеем, мужики! – заключил Кодай. – У других таких нет. Так что делаем, что велит. И про степь помним. Упаси нас Моуи от набега!

Хрымы закивали – это ясно. Налетят колдуны – все пойдет прахом. Уведут скот, молодых в рабство. Стариков и детей вырежут. Колдуны жалости не знают.

Потому Трик влез на соук. Колдунов он заметит издалека – в степи спрятаться негде. Трава поднялась не высоко. Вид с помоста – на пять мер. Незаметно не подобраться. Углядит Трик колдунов – и в деревню. К ней – единственная дорога от реки. Стороной не пройти – лес. Сквозь него даже пешему не пробраться. Колдуны же воюют верхом… Прибежит Трик, упредит хрымов, те возьмут топоры и завалят дорогу. Колдунам сходу не пройти. А тем временем деревня уйдет, у нее есть, где схорониться. Колдунам останутся пустые дома. Пока будут искать, подойдет глей с войском. Судья помощь пришлет… Да и сами хрымы просто так не дадутся. Рядом с лесом живут. Есть охотничьи копья и луки. В лесу хрыма взять трудно. Потому колдуны нападают врасплох…

Показалось или в степи появилась черная точка? Трик встал и присмотрелся. Не показалось. Одинокий всадник направлялся к реке. Трик заколебался. Побежать в деревню? Одинокий всадник не угроза. Вдруг едет с добром? Предложить поменять скот и шкуры? Колдуны так поступают. Поначалу присылают гонца – дескать, мы с миром. Уточняют, что и как будут менять, а потом гонят к реке скот. Перед этим держатся далеко. Их ведь тоже можно порубить и забрать скот. Потому главы родов поначалу съедутся у реки. Поклянутся каждый своим богам, принесут жертвы. Лишь тогда будет торг. Но это ближе к зиме. Когда скот нагуляет жир, а у хрымов будет урожай в закромах. На дворе весна. Нет в деревне зерна, меда и полотна. Что менять?

Трик решил подождать. Всадник проехал совсем рядом, Трик его хорошо рассмотрел. Плоское лицо под бараньей шапкой, редкие усики и борода. Глаза – щелочками. Обыкновенный колдун. Вооружен привычно: лук, нож на поясе, к седлу приторочено копье. Кхар характерной для степи рыжей масти.

Миновав пригорок, колдун порысил к реке. Там проехал вдоль берега – искал брод. «Не бывал здесь», – догадался Трик. Брод колдун вскоре нашел – хорошо виден. Перебрался на другой берег, отыскал тропу и скрылся в лесу.

Трик перевел взгляд в степь – никого. Он достал из сумы хлеб и флягу – надо перекусить. Жевал, поглядывая то в степь, то на реку. Везде было пустынно. После еды его разморило, и Трик чуть не задремал. Но собрался, плеснул из фляги в ладонь и омыл лицо. Он не смеет спать, на него вся деревня надеется! Трик тешил себя этой мыслью. Чтоб не скучать, перебирал в памяти лица ровесниц. Подросли девки, заневестились. На него поглядывают и хихикают. Лицом Трик удался, да ростом – тоже. Только Лиса не замечает. А ему она нравится. Хороша девка – рослая, сильная. И родители у нее справные. Есть быки и корова, а еще – овцы и куры. Трик же сын вдовы. От того, может, Лиса не смотрит на него? Дескать, бедный.

«Вдруг колдун украдет Лису? – пришла мысль. – Прокрадется, подождет, когда девка пойдет в лес?» Трик скрипнул зубами. Но потом упокоился. Нечего девкам делать в весеннем лесу. Ягод нет, грибов – тоже. Разве щавель, только за ним взрослые девки не ходят. Малышни хватает…

Но тревога не отпускала, и Трик пробрался к дуплу. Достал лук, тетиву, стрелы. Лук был небольшим – как раз под силу подростку. Зацепив петлю за крюк на плече, Трик натянул лук. Тот упругость не растерял – поддался не сразу. Трик потянул тетиву к груди. Хорошо. Далеко стрела не улетит, но колдуну мало не покажется. Брони у него нет. А Трик с двадцати шагов в зайца попадает. Если тот сидит, конечно. Трик спрячется за стволом, а колдун поедет мимо пригорка. Здесь его и встретит. Если колдун украдет девку, конечно. А вот если нет…

Трику захотелось, чтобы колдун Лису украл. Связал, перекинул через круп кхара. Заткнул рот, чтоб не орала. Лиса придет в ужас. Попасть в лапы колдуну! Они грязные и вонючие, да еще в жертву принесут. Хотя девку вряд ли. Но все равно плохо. От кого помощи ждать? А тут Трик с луком.

К вечеру колдун назад ехал. Один, без связанной Лисы поперек спины тхара. Не спешил, поглядывал вправо-влево, вращая головой в бараньей шапке.

Наверно, о чем-то с Кодаем поговорил, решил Трик. Но все равно, надо доложить, когда в деревню вернется. Все пусть знают: вахту он нес исправно, ничего не опустил.

Трик снял тетиву с лука. Степняк тем временем подъехал шагов на двадцать к соуку. Он наоборот лук достал, тетиву натянул и стрелу наложил. Верно, углядел зайца. После зимы тощие они. Но если пожарить зайчатину на вертеле да закусить хлебом, что колдун наверняка выменял в деревне, получится вкусно.

Больше ничего Трик подумать не успел. Наездник выстрелил вверх, прямо в сплетение веток соука.

* * *

Я прискакал в деревню, нещадно погоняя Буренку. За мной несся Нираг. Велосипед бы назад забрать да дорогу поровнее… Но все же успел на отпевание.

В центре деревни, меж домом Кодая и молельной избой, стоял низкий помост из досок. На нем лежал подросток-хрым, укрытый светлой дерюжкой. Прямо на земле сидела женщина, ее плечи беззвучно вздрагивали. Вокруг собрались другие сельчане.

По лицам читалось: взволнованы они не только смертью. Ей никого не удивишь. Хрымы гадали: что дальше.

Нираг вышел у меня из-за спины и спросил:

– Как это случилось?

Старый Кодай велел принести стрелу, убившую мальчишку. Сам рассказал:

– Утром его нашли. Дозорным на помосте был. Помост тот на верхушке старого соука прибит, снизу не видать. Стрела в сердце Трика вошла – снизу вверх, – он показал, под каким углом. – Так попасть – чудо надо. Или, скорее, колдовство проклятое.

Или прицел с тепловизором. Он, по меркам Мульда, – тем более колдовство, высшего порядка.

Отрок вынес стрелу – тонкую и длинную, совсем не похожую на тяжелый арбалетный болт, которым сподручно стрелять через ветки и не бояться, что в сторону уйдет. Оперение – черное, из пера орла или вороны – не разбираюсь, не мое это. Наконечника нет, обломан остался в сердце юного хрыма.

«Чую магию! – шепнула моя рука со спрятанным в ней помощником. – Слабую. Может, не в самой стреле была, а в луке».

«Тихо сиди и не высовывайся!» – я мысленно прикрикнул на него, и он стих. Не хватало еще, чтоб подарок Веруна вылез наружу и перепугал хрымов. Точно решат, что глей – колдун. Значит, ничем не лучше убийцы Трика.

Нираг тоже заинтересовался стрелой, покрутил в руках.

– Говорят, следов копыт кхара там совсем немного. Значит, лазутчик или малый отряд. Как думаешь, глей, зачем убили хрыма?

– Значит, увидел что-то, ему не полагавшееся. Или по какой другой причине. Но, коль в степи замятня, надо готовиться. Колдуны начали убивать хрымов и на одном не остановятся. Будет налет.

Наемник с пониманием кивнул. Война – дело привычное. Глей обещал на войне платить больше. Но и голову сложить можно на раз. Желают войны только безумцы. А если враг пришел в твой дом или в дом господина, которого защищаешь по найму, то выбора нет.

Сам я все же рад, что срочную и контрактную службу прошел, когда армия России не воевала. Грузинское принуждение к миру закончилось раньше, и слава богу. Правда, не знаю – какому. Дома крещен в православие. Здесь вроде как сдружился с Веруном. А есть еще верховный бог – Моуи.

Как раз служитель Моуи, обряженный в балахон с вышитыми на нем непонятными знаками, вышел из молельного дома. Он провел сложный ритуал, обдувая усопшего веером, обрызгав колодезной водой и бросив на покрывало щепоть земли. Потом запалил лучину и дохнул дымом в мертвое лицо. Надо полагать, призвал четыре стихии. Наконец, прочитал заупокойное. Просил Моуи о сладкой жизни для Трика после смерти, а предков принять душу парня и усадить его рядом с собой.

«Биб! Есть у него силенки? Как у него с магией, божественностью, волшбой?»

«Самую малость, хозяин. Деревенские не посвящены в таинства».

Поэтому молитвы, вознесенные к Моуи под руководством сельского попа, земли Кираха не защитят.

Я дал матери Трика серебряную монету. Не жалко… Но «золотой запас партии», точнее – серебряный, не безграничен. Кончится, если транжирить.

На обратном пути в замок ехали с Нирагом рядом. Он просвещал.

– Когда степняки нападают, старейшина уводит крестьян и скот в лес. Просит помощи у соседей. Судьи всегда дают людей – до сотни, но только на время набега. Никаких постоянных крепостей у кордона со степью не строили. Смысла нет. Колдуны десять мер в сутки проходят. Хотят – здесь нападут. Или спустятся вниз вдоль реки и вторгнутся в другое глейство.

Я слушал его и думал: почему служил в автороте, а не в спецназе? Подготовил бы разведывательно-диверсионную группу, чтоб только ножами и едреной мамой могла вырезать в ночи батальон «зеленых беретов», да с ней прогулялся бы в степь…

– Нираг! Так не пойдет. Не для того вспахиваем поля, сажаем рощу Веруна, сеем свеклу, чтоб все досталось басурманам.

– Кому?!

Невидимый местный автопереводчик странно искажает незнакомые ему слова. Пришлось объяснить, что «басьюрман» – это степной колдун из мест, откуда я прибыл. И там колдунов тоже не любят. Особенно в Сирии. Применяют к ним антиколдунное средство – Су-25 «Грач» с ракетами воздух-земля. Разумеется, про «Грачей» и Сирию я не стал рассказывать Нирагу. Тем более, через дверь в холме тяжелое оружие не протянуть.

Да и, честно говоря, не хочу оставлять криминальных хвостов в России. ТТ и ППС – это шалости, пусть даже формально тянут на статью. А вот если вздумаю купить пулемет, гранатомет или партию «Калашей», мной заинтересуются. Скорее всего – куда более серьезные люди, чем наш участковый. Да и вообще, я – на Севере. Неожиданное появление в начале зимы и снова исчезновение могут быть поняты неправильно… Или, хуже того, правильно. Поэтому обходимся тем, что я в последний раз натаскал в Мульд через рощу Веруна.

Конечно, в Россию вернусь. Маме позвонить, волнуется. Но через полгода-год, не раньше. Когда моим поклонникам осточертеет ждать и следить за домом.

В здешнем доме, в Кирахе, вместо военных приготовлений пришлось заняться совсем другим. Груз забот не то чтобы свалился с плеч. Но – потеплело на душе, когда увидел ее.

Мюи вертелась вокруг кхаров, пасшихся на лугу перед замком, и нетерпеливо оглядываясь вокруг. Она же первая заметила нас с Нирагом и бросилась навстречу. Десяток шагов пробежала, потом вспомнила – дочери брента надлежит держаться с достоинством. Остановилась, ждет. Улыбку сдержать не может, поблескивая серебряными наконечниками клыков. И ничуть они ее не портят…

Вместо ласковых слов обрушилась с упреками: твоя самобеглая двухколеска не едет. Колесо не крутится.

Эх, барышня… Вижу твое смущение. Поломала велосипед, а прямо сказать боится. Поэтому чисто по-женски вместо «извини» перешла в атаку.

– А арбалет стреляет?

Зря я это сказал. Вроде как сразу счет за все блага выставил.

Серебряный клычок закусил губку, смуглые щечки покраснели еще больше, но тут дочку выручил Клай.

– Вот, господин. Приняли приглашение.

Я соскочил с коровы. Чесслово, рад его видеть. Но не согнутым в поклоне. Все же два раза в бою были. Могли оба богу душу отдать, если бы я или он сплоховал. За мое «колдовство» перед судьей отдувались. Чарку поднимали. Чай, не чужие. А стоило деньжат прикопить и землю купить – он снизу вверх на меня смотрит. Поэтому не удержался:

– Гостям – лучшие комнаты. По законам моего мира, дорогой гость – важнее глея. Угощу, напою. Мюи! Тебе вишневый нир привез, специально. Ждал, когда приедете.

Неловкость как рукой сняло. Я кликнул Тига и велел разместить гостей. Улучив минуту, оттянул брента в бок, где никто не мог подслушать.

– Колдуны нападут. Летом или даже в конце весны.

Тот машинально погладил рукоять меча.

– Уверен? Разборки у них между собой.

– Про замятню слышал. Но вчера их лазутчик здесь был. Что-то увидел дозорный в пограничной деревне, но колдун убил его стрелой.

– Вот пырх… Значит, миру со степью – конец.

– Да. И если на землях Кираха их не сдержать, пойдут вглубь. Как там твои новобранцы? Научились чему?

– За месяц – только строй держать. Упереть копья в землю, чтоб верховых остановить.

Да-а… Против воинов степи, обучающихся владению оружием с детства, хрымы из бывших хлебопашцев – просто мясо. Не пушечное, пушек здесь нет, но и без них можно покрошить массу народа. А еще голод, эпидемии, в год войны неизбежные, они прибавят число могил. Может, не тот мир я выбрал для бегства от цыган?

– Клай! Сегодня и завтра – никому ни слова. Сколько еще случаев будет – вот так посидеть с друзьями? Не думая, что завтра половина из пировавших с тобой ляжет в землю. Молчи! Понял?

– Слушаюсь, глей!

Ну вот – опять. Не в силах поломать чинопочитание этого мира, я отправился проверить, как разместят людей брента, куда определят его кхаров. Приезжие разгружали воз. Наверняка там какие-то подарки. С пустыми руками здесь приезжать не принято. Самый блестящий предмет оказался в руках Мюи. Не сложно догадаться какой – горный байк с согнутым передним колесом.

– Признайся, упала?

– Да… Ямка в траве была. Я не заметила.

– Не ушиблась?

Она удивленно вскинула брови. Подумаешь, нежности. Кости целы – считай, все в порядке.

Я осмотрел велосипед. Восьмерка знатная, колесо трется о вилку. Десять минут поработать пассатижами, подтянуть-отпустить спицы, потом подкачать насосом, пристегнутым к раме. Вот и вся любовь.

– Отремонтировать можно. Но не сразу, – соврал я. – Оставишь. После вашего отъезда найду время, исправлю.

И тем самым аккуратно верну байк себе. Мне он нужнее. Самое скоростное транспортное средство на планете. Чтоб патрулировать мою границу со степью, это километров двенадцать – самое то.

Вечером я приказал накрывать на столы прямо во дворе, внутри крепостных стен. Брент изумленно качал головой. Нам, белой кости, полагается ужинать внутри, в каминном зале. Под открытым небом – столовка для простолюдинов. Но я специально старался показать ему – не чураюсь хрымов ровно также, как во времена, когда был «купцом Гошем». Если они со мной за одним столом, дистанция минимальная – только чтоб место знали. Бренту тем более не по чину ломать шапку.

А вне замка и воздух чище.

Мюи устроилась справа от меня.

– Гош! Ты не прогнал вдову? Нет денег на откупное?

Что в переводе на русский означает: решил оставить ее себе как женщину? Неужто ревнует? Дразнить нельзя, здесь люди прямолинейные и решительные, на расправу скорые.

– Выплатил. И оставил. Она – мой кмит. Толковый, кстати.

Огромные глаза под рыжими бровями округлились от удивления, и мне нестерпимо захотелось их поцеловать.

– Как же так, глей? Любой кхар знает – кмитом может быть только мужчина. Я думала, Тиг – твой кмит?

– Они оба управляют хозяйством глейства. И, заметь, толково.

– А кого возьмешь в жены?

Приехали… Правильнее всего сказать – тебя. Она, похоже, только этого и ждет. Да и Клай не прочь породниться с глеем, хоть он и ни разу не ант. Но война на носу! И сердце мое будет спокойней, если в самую опасную пору Мюи отсидится в тылу, в отцовском доме.

– Возьму! Только приведу глейство в порядок. С прошлых владельцев здесь такой бардак! Приличную девушку привести стыдно.

Я будто невзначай погладил девичью руку. Она резко выдернула ее и начала сосредоточенно накладывать себе еду.

Вот же трам-тарарам и туда меня в дупло… Обиделась. Наверно, ждала прямого предложения. А я, тюфяк, пропустил мимо ушей прямой намек.

«Хочешь, заберусь ей в голову, узнаю, что она на самом деле думает?»

Я чуть нож не уронил. Неделю не общался с помощничком, успел от него отвыкнуть. Но что за подлость он мне предлагает!

«Биб! Не смей».

Но, быть может, стереть ее память о последних пяти минутах? Свои промахи? Все равно, лезть девушке в мозги не буду. Что я тогда за мужик?

А ужин, по местным меркам – настоящее пиршество, набирал обороты. Щедро лился нир. В деревянные кубки хрымов – пиво. Мюи налегла на кувшинчик вишневки. Знаю, меры не видит. Может и литр, и полтора опрокинуть. Одна надежда – на плотную закуску.

Люди Тига тем временем притащили главное блюдо, до этого ни в Кирахе, ни вообще здесь не виданное. На деревянных подносах исходили паром горки толстых коричневатых лепешек. А запах какой был – м-м-м…Что может сравнится с жареной картошкой и ее ароматом?

Картофель, привезенный из Дымков, начал прорастать. Пока молодой не вырастет, а тут я приказал садить его щедро, весь остальной надо было спасать – путем съедания.

Помню, в армии на срочной картошку чистили шестью движениями, получался кубик. Остальное шло в отход. Здесь люди бережливые, кожуру снимают тонко, порченное и глазки аккуратно вырезают.

Из картошки много чего готовят. Тем более – в Белоруссии, недалеко от которой я жил. Думаете, одинокий холостяк ограничивается яичницей с салом, хлебом и самогоном? Иногда себя надо баловать чем-то более разнообразным. Если картофельное тесто раскатать в лепешки, положить на них мясо с грибами и луком, накрыть другими лепешками и запечь, получатся колдуны. Штука простая, вкусная, вот только название для Мульда не подходит никак. Колдунов здесь не любят и поедать их вряд ли согласятся. Поэтому когда я научил повара Кираха их готовить, то сказал просто: драники с мясом. Обычные драники тот освоил днем раньше, как только кузнец Пахол изготовил терку из тонкого железного листа.

Сметана здесь пока неизвестна. Но и без нее и команда брента, и аборигены замка, и наемники Нирага – все с удовольствием хватали колдуны руками и хрумкали за обе щеки. Мюи вела себя изящнее, но в количестве съеденного и выпитого не отставала. На здоровье, милая!

Она осоловела. Будто случайно привалилась ко мне плечом. Приятно, чего скрывать…

Не менее осоловевший Фальк, воин Клая, смачно причмокнул и вдруг вспомнил:

– Гош! Когда глеева щенка побили, говорят, ты хрымам добрую песню пел. Нам споешь?

Вот паразит… Не то, чтобы петь неохота. За хорошее дело я завсегда. Но Мюи встрепенулась и села ровно, чтоб слушать и не мешать. А тепло ее плеча совсем не мешало.

– Спою. Но другую.

Эх, гитары нет. Да и играть не умею. Голос есть, слух от матери достался. Где нота «до», а где «ре» – не скажу. Зато в мотив всегда попадаю. Поэтому аккомпанировал себе только хлопками ладони по колену, отбивая такт.

 
На поле танки грохотали, солдаты шли в последний бой,
А молодого командира несли с пробитой головой,
А молодого командира несли с пробитой головой.
По танку вдарила болванка, прощай родимый экипаж.
Четыре трупа возле танка дополнят утренний пейзаж,
Четыре трупа возле танка дополнят утренний пейзаж[17]17
  Чиж & Co, вариант переделки старой донбасской песни «Молодой коногон» начала XX века.


[Закрыть].
 

Снова поразил меня автопереводчик. Распевая знакомые и сто раз петые в России слова, здесь я исторгал «хррым-хррум». Они удивительно точно складывались в стихотворный размер и рифму. Только «танк» прозвучал без изменений. Местного аналога нет. Но никто ничего не стал уточнять. Ясно же: танк – что-то военное, раз люди идут с ним в последний бой и погибают. И к черту детали.

Я самозабвенно выводил:

 
И будет карточка пылиться на полке пожелтевших книг –
В военной форме, при погонах и ей он больше не жених,
В военной форме, при погонах и ей он больше не жених.
 

Не знаю, исполняла ли с таким успехом у публики эту песню российская группа Чиж & Co. И хрымы, и анты натурально ревели. «И молодая не узнает, каков танкьиста был конец», – плакала Мюи, не замечая двусмысленности. В местном языке «финиш» и «мужской орган» обозначаются совершенно разными словами. Волшебный яндекс-переводчик целомудренно выбрал первое значение.