Текст книги "Совместный исход. 1975"

Автор книги: Анатолий Черняев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Вчера – 3, 5, 8 Бранденбургские концерты Баха в Консерватории. Какая прелесть. Особенно 5-ый с фаготом. Оркестр Баршая.

Мемуары Надежды Мандельштам. Многое еще и еще раз заставляет задуматься и переживать.

Шпенглер «Закат Европы». Опять взял эту книгу. В первый раз (лет 10 назад) я отнесся к ней несерьезно и не прочитал внимательно. Она производит огромное впечатление. Он фактически довольно точно предсказал главное в развитии мира после 1917 года. И, кстати, его философия отнюдь не пессимистична. Она – реалистична. Она зовет смотреть на вещи, на историю, на будущее трезво, прямо и квалифицированно (со знанием дела).

С 8-го по 10-ое в Берлине проходила Рабочей группа (документы к конференции компартий Европы). Загладин говорил кое-что по телефону, но отчета пока не прислал. Он все дальше оттирает меня от этого дела. Взял с собой в Берлин ораву бездельников...

«Казус Миттерана». 14 апреля должна была приехать делегация французской соцпартии, фактически вся ее верхушка. Кстати, визит откладывался раз пять, в том числе однажды по причине «антисоветского» интервью Миттерана. А на этот раз Зуеву (зав. сектором) во вторник 8-го позвонил Блатов и сказал, что визит надо отложить, придумайте аргументы и подготовьте письмо Миттерану и Марше. Придумали: занятость в связи с подготовкой пятилетнего плана и юбилейных торжеств по случаю 30-летия Победы. В Париже это вызвало потрясение. Причем больше, чем сами социалисты (Миттеран был на Таити), взвились коммунисты. Ночью в посольство примчались Леруа и Плиссонье и заявили: «Что вы делаете? Мало вам скандала с Шираком? Теперь в пятый раз откладывая Миттерана, вы фактически заявляете, что не хотите иметь дело с левыми силами Франции! Как это все понимать? Мы сделаем заявление Политбюро.» и т.д.

И если социалисты опубликовали сообщение без всяких квалификаций: откладывается по просьбе советской стороны, то Марше «выразил сожаление».

Между тем, сегодня программа «Время» по телевидению открылась показом того, как Брежнев в течение 5-7 минут держал в обеих руках руку министра торговли США Саймона, приехавшего в Москву на очередную сессию советско-американской комиссии, потом долго «принимал» его.

16-го, как мне сказал Б.Н., велев готовить проект резолюции (!), откроется Пленум ЦК. Впрочем, он будет не о пятилетке, а как раз о внешней политике с докладом Громыко.

Бунт в Париже возымел действие. Может быть, сыграло роль и то, что в Москву вернулся Б.Н. и на Политбюро «чего-то такое говорил». Удалось добиться, чтобы Миттеран все-таки приехал 23 апреля!

Однако, как же делается политика?! Ведь то, что произошло, Зуев почти точно предсказал Блатову за два дня до того, как это случилось на самом деле. Но Блатов не осмелился (!) «довести до сведения», а послушно делал то, что велели, хотя велели явно неквалифицированно, во вред делу. Это ужасно и опасно, когда помощники бессловесны, бесхарактерны. И это плохо, что делают важные политические шаги, даже не спросив у тех, кто может и должен рассчитать неизбежные последствия.

В проекте «Обращения к народам, парламентам и правительствам» досталось мне согласовывать его между Громыко, Пономаревым, Катушевым и Отделом пропаганды ЦК. Мне удалось до самого последнего момента избегать слова «Германия». Громыко (а его подпись последняя) таки его вставил. Однако я настроил Б.Н. попытаться вычеркнуть его.

Сижу дома, правлю доклад Суслова к ленинским дням. Скучный. Если бы его делал обычный пропагандист, аудитория разбежалась бы. А тут банальности выглядят серьезной идеологией и политикой. Некоторые места (по комдвижению и Вьетнаму) ему вписали неквалифицированно. Сейчас поеду отдавать замечания Б.Н.'у.

18 апреля 75 г.

Я ужасно устал. Что делать? Непонятно, куда идет жизнь. Но сначала о том, как делаются политические документы, о которых несколько дней говорит весь мир.

Еще в прошлую пятницу мне Пономарев сказал: 16-го будет Пленум ЦК. Нам, видимо, надо подготовить проект резолюции. Тема – о международном положении и внешней политике Советского Союза. Доклад будет делать Громыко. Подумайте за выходные дни.

Я подумал и за два часа сочинил проект резолюции. Б.Н. был занят иракским Хусейном и только поздно вечером прочитал. Утром во вторник он помчался с этим к Суслову, тот поправил две-три фразы. Б.Н., торопясь опять к Хусейну, вызвал меня по соседству с Сусловым в комнату Секретариата ЦК, передал мне пару замечаний. А 16-го за полчаса до начала Пленума Суслов «прокатал» текст среди коллег по Политбюро и потом сам зачитал на Пленуме. Брежнев сказал, что члены Пленума могут, конечно, поправить какие-то слова, но он лично считает проект превосходным и готов голосовать обеими руками.

Вечером по телевизору слушал, как диктор с чувством и выражением читает мой текст. На Пленуме я не был, доклада Громыки в глаза не видал. Те, кто там был, Арбатов, Загладин и, говорят сам Воробей (Александров-Агентов), не говоря о Б.Н.'е, считают доклад скучным и бессодержательным. Арбатов мне сказал (не зная, что я и есть автор резолюции), что она несравненно сильнее самого доклада и «все там так говорили в кулуарах».

Снят Шелепин. Это – неожиданность и для Пономарева. Не посмотрели даже на то, что англичане, устроившие председателю ВЦСПС кошачий концерт две недели назад, могут воспринять это как результат их давления. Они так и восприняли, судя по «Times» и К^о. Шелепин подал заявление Пленуму, в котором говорится, что 7 лет, мол, я выполнял поручение ЦК, но теперь, поразмыслив, убедился, что у меня нет «производственной квалификации», чтобы руководить этим участком!

В общем-то, конечно, хорошо, что полетел Шурик, претендент в «наполеончики». Но, тем не менее как-то все непонятно делается, и почему именно сейчас?

На 24 февраля 1976 года назначен XXV съезд.

Б.Н. уже засуетился и я вынужден был сегодня среди прочих дел срочно готовить задания секторам по трем нашим темам: МКД, социал-демократическое и национально– освободительное движения.

А кроме того, академический доклад Б.Н.'а, дважды проект статьи (по решению ПБ) «Великий урок» – о распределении долей в Победе. Скандал в Югославии после статьи министра обороны Гречко по случаю 30-летия войны. Он там вклад югославов приравнял к вкладу болгар и чехов. Глупость, которая, впрочем, не случайная, а подготовлена была всей линией нашей пропаганды и всей нашей манерой подправлять историю во имя политической конъюнктуры. Тито шесть раз гневно выступал по этому поводу и вся югославская пресса словно с цепи сорвалась. Так вот, чтоб «поправить неловкость», велено было подготовить «объективную» статью, вроде как на общую тему, а на самом деле ради этого. Первый «правдинский» вариант был очень слабый и глупый. Второй уже поприличней, там хоть и о союзниках сказано кое-что.

Б.Н. все еще заставляет атаковать социал-демократов: зачем они вмешиваются в Португалии. Смешно. Собирается их публично гвоздить, одновременно расстилая ковер перед Миттераном, который приедет 23-го на высший уровень... одновременно, принимая у себя по моему настоянию Новодемократическую (социал-демократы) партию Канады. Сегодня состоялся «круглый стол» у Арбатова в Институте. Все это коминтерновские отрыжки.

Заставил меня вчера Б.Н. вписывать в проект выступления Брежнева на 8-ое мая (ко дню Победы) – «об идейно-политическом уровне народа». Я вяло возражал, доказывая, что это демагогия: какой уровень, когда взятки, рвачество, прогулы, протекционизм, пьянство. Огромная масса рабочих плевать хотела на общие дела и проч. Все-таки он настоял. Но я вывернулся и написал «абстрактно».

26 апреля 1975 г.

Приезжал О'Риордан. После своего съезда (компартии Ирландии). Предлог – рассказать о XVI съезде своей партии. «Идеологический съезд». Отменили решение 1968 года по Чехословакии. В партии 600 человек. У меня с ним была скучная беседа. Когда я его спросил о работе коммунистов, что, собственно, они делают в стране, он вновь стал рассказывать о положении дел вообще в Ирландии. И был очень смущен. А просьбы? – Оплатить билеты для делегации на съезд КП США, – принять 23 человека в Ленинскую школу.

Однако, когда я упросил Б.Н.'а его принять, он подготовился и произвел на Б.Н.'а впечатление боевого, идейного, верного лидера, «каких побольше бы в других партиях». Тем не менее Б. Н. кинул ему вопрос о численности партии и потом не раз возвращался, что, мол, все хорошо, но «мало, мало членов».

Записали О'Риордана на телевидении, посадили в президиум во Дворце съездов на ленинском вечере (доклад Суслова). Обласкали. А перед этим несколько недель пребывал в ГДР, где тоже был обласкан. Вот так он и содержит свою партию, в которой, конечно, не 600, а дай бог, сотня.

Миттеран. Делегация ФСП на высшем уровне. От нас Суслов, Пономарев, Загладин, другие. Вадим рассказывает о совершенно необычайных вещах. Дело даже не в том, что Миттеран целиком присоединяется к нашей внешней политике. Дело больше в самом факте равноправного разговора, в котором обе стороны признают законность, и даже необходимость существования и деятельности друг друга. Миттеран восхищается Брежневым не просто как государственным деятелем, а как коммунистом, качества которого (именно как коммуниста) позволили ему стойко, упорно, неуклонно вести дело к поставленной цели и добиваться своего, несмотря ни на что.

Когда Загладин попытался записать в коммюнике обычную нашу формулу: мол, ФСП отмечает успехи в коммунистическом строительстве, французы предложили иначе – успехи в строительстве социализма по планам и программе КПСС. Т.е., пожалуйста, стройте то, что вы считаете социализмом, а мы будем строить свой социализм. И мы (!) идем на это.

По другим вопросам Загладин изобразил позицию Миттерана так: НАТО! .. Ну, что вы так болезненно это воспринимаете. Да, мы за НАТО, потому что западный европеец привык связывать с ним свою безопасность. Это массово-психологическое явление, которое постепенно исчезнет по мере того, как мы вместе будем работать над ликвидацией обоих блоков.

ФКП. Мы признаем ее и считаем, что она нужна Франции. Но и мы тоже нужны. Это объективная реальность. Из этого мы и исходим в союзе левых сил. Есть конкуренция с ФКП. Тоже неизбежно и тоже ничего в этом драматического не видим. А мы, КПСС? Мы согласны с этим – это вытекает из самого факта такой встречи. А как же с нашей идеологической посылкой о руководстве со стороны марксистско-ленинской партии? Как себя чувствует Трапезников, хранитель сталинской ортодоксии в ЦК КПСС? Или, может быть, он и ему подобные думают, что все это с нашей стороны лишь конъюнктурная тактика?

На обеде: открытость разговора, теплота и естественность. «Суслов разошелся», – заметил Вадим. Вспомнил, что у него есть какие-то картины импрессионистов. Послал за ними домой. Подарил. Миттеран подарил альбом оригинальных рисунков времен Парижской коммуны. Объятия, шутки и проч. Это Суслов! Хранитель чистоты марксизма-ленинизма и чемпион борьбы против всякого реформизма и ревизионизма, всяких отступлений и уклонов!

Все это, может быть, даже не до конца продуманный, во многом импульсивный выход на новые реальности, отказ от стереотипов эпохи, безвозвратно отшедшей в прошлое.

Но наряду с этим упомянутое выше требование Б.Н. о записке против социал– демократии. Наряду с этим недавнее выступление Пальме по поводу «письма Дубчека» и речи Гусака на этот счет. Впрочем, это не значит, что Пальме, который метит на председателя Социнтерна, Крайский и К^о не признают реальностей коммунизма. Просто они отстаивают реальность социал-демократии и рассчитывают на либерализацию коммунизма.

Но тогда зачем мы Миттерану, который тоже ведь в Социнтерне не последнее лицо? Очень просто: общение с нами утверждает его в качестве альтернативы Жискару. А если такая смена произойдет, он будет добиваться «своего социализма» во Франции, используя мировую ситуацию, в которой СССР один из главных полюсов, причем уже отказавшийся от претензий на унификацию всех революций по октябрьскому образцу. Там, на Западе это уже поняли. Этим объясняется и наглость Пальме, и готовность Брандта-Миттерана дружить с нами. Не поняли этого (и никогда не признают) Трапезников и миллионы его единомышленников в КПСС.

Встреча Брежнев-Миттеран. За час до нее звонок Блатова и по телефону составление вдвоем проекта сообщения об этой встрече. Насыщение его значительностью этой встречи, которая, конечно, станет объектом большой прессы во всем мире. Загладин мне сказал, что Пономарев морщился, когда ему показали проект. Но уже был не в силах «ослабить», так как ему было сказано, что Генеральный в принципе уже одобрил. А Миттеран не внес ни единого изменения.

Во второй половине дня позвонил Бовин и позвал где-нибудь «сплотиться на прочной марксистско-ленинской основе». Заехал за ним в «Известия». Направились в Дом кино. Долго нас не сажали, но за солидностью вида и не выгоняли, но то и дело спрашивали: «Вы члены?». Одна официантка усадила таки, стоило это лишней пятерки. Откровенно говоря, я думал, что Сашка «имеет что-то сообщить» мне. Но ничего подобного. Просто некуда ему было деваться и хотелось поесть.

Рассказал он мне такой эпизод из времен XXIII съезда, когда Шурик (Шелепин) был в центре внимания зарубежной прессы и слухов насчет того, что Брежнев – это «временно», а грядет «железный Шурик». Приходили, говорит, ко мне «его ребята» звать к себе. Нам, говорят, нужны умные люди. Что ты прилип к бровастому! Ему недолго быть! А у нас все уже почти в руках. Я посмотрел на них и ответствовал: «Ребята! Я вас не видел и разговора никакого не было». «Ну, как хочешь. Только смотри – пожалеешь!»

Думаю, что такая деятельность Шуриковой опричнины известна была не одному

Бовину.

29 апреля 75 г.

3

Умер Жак Дюкло .

Старейший и самый знаменитый лидер французской компартии.

Пономарев поехал хоронить.

Португальская КП получила 13 % на выборах в Учредительное собрание (30 мест). Социалистическая партия – 38 % (116 мест). Большой шум вокруг этого, хотя все совершенно естественно. Победа социалистической партии – отнюдь не ее заслуга и не отражает (далеко!) реальной роли этой партии.

Достал альбом Иеронима Босха. Уму не постижимо. Оказывается, даже сюрреализм 500 лет назад как возник, не говоря ужо том, что Шекспир все про все давным давно сказал.

Достал, наконец, последний сборник Дезьки (Давид Самойлов) – «Волна и камень». Читал, обливаюсь слезами. Великий Дезька, бедный Дезька! И как близко все, что он пишет!

13 мая 75 г.

С 30 апреля по 11 мая был в загородной больнице: сам пошел резать нос. Бюллетень у меня до 14-го, но я 11-го сразу же поехал на работу. В больнице не хотелось делать ничего служебного. Но в своем «отстранении» я еще острее почувствовал, что без работы я ничто. Что бы там ни говорили о свободе, она не бывает без достоинства, а это – категория общественная.

Готовлюсь к встрече с Брауном (член ПБ из соцпартии Австралии). Едет перед съездом (вторым после основания партии). Хочет знать наше мнение о проекте программы. А программа – скучнейшее, сумбурное сочинение, где почти все правильно. переписано из учебника для Ленинской школы. Писали ее люди, которые в ней учились. Ее выпускники считаются теоретически подкованными кадрами. На самом деле – если они сами до этого не учились, и после этого не собираются учиться и думать – это просто люди, заучившие «краткокурсовой отче наш», отбивший у них способность самостоятельно и реалистично анализировать события.

Что-то я буду говорить этому Брауну о его проекте?

Пономаревский доклад для сессии АН СССР, который будет 21 мая. Будут освобождать Келдыша. Но, как мне сказал Б.Н., «парадоксальная ситуация – обычно толпятся, чтоб занять это кресло. А на этот раз – никто не хочет». Да! Даже в той среде все больше берет верх другая «система социальных ценностей».

16 мая 75 г.

Беседа с Билл Брауном по проекту программы, которую они примут на 2-ом съезде в июне. Три часа! Возражать он не мог, да и не смог бы, потому что я ему фактически («по– Ленину») растолковывал, что «чистый коммунизм», который они напихали в программу, никуда не годен с точки зрения реальной борьбы современных коммунистов (о возможности войны между империалистами, о полиции и армии, о «двух этапах революции», о том, возможны ли независимая политика и недопущение фашизма еще и при капитализме, о разных кризисах и проч. И в особенности о том, что сейчас компартия без своей внешней политики – безнадежна).

Вечером – на Плотниковом. Хосе Вандель. Первый за полтора года чилиец из руководства КП Чили, который перешел границу в Аргентину и приехал в Москву, а вчера уезжал обратно.

Моя горячность по поводу латиноамериканской конференции компартий. Всякие ортодоксы из Ленинской школы начинают щипать проект резолюции к конференции. Даже выискали противоречия с Заявлением Совещания 1969 года, а некоторые усмотрели преднамеренность в этом. Жалуются в наш ЦК и даже ищут поддержки: вот, мол, мы какие идеологически бдительные. Все эти теоретики по перестановке запятых вдруг нашли поддержку со стороны Престеса⁴,

Престарелый лидер бразильской компартии, национальный герой.

который заявил, что надо из-за «негодности» проекта отложить конференцию.

Арисменди, узнав об этом, пришел в бешенство. Сегодня я подписал его телеграммы в Боготу и Хорхе дель Прадо в Лиму: предупреждает и зовет дать отпор Престесу.

Я вчера разъяснял чилийцам (а там были и Тейтельбойм, и Мильяс, приехавший из Берлина, и Коррера, и их комсомольский лидер), что если допустить срыв конференции сейчас, кубинцы никогда больше на нее не согласятся. Им она не нужна. И неужели в партиях еще столько политического детства, что из-за разных там формулировок они могут поставить под вопрос дело принципиальной, может быть, исторической важности – фактическое восстановление латиноамериканского коммунистического единства (причем, в новых условиях и единства с кубинской КП, которого еще не было).

Когда я рассказал об этом сегодня Б.Н.'у, он отреагировал «намеком»: я всегда подозревал этого Престеса. Действительно, что-то неясное в нем. Ведь партию-то он развалил. И к тому же, 20 лет находился в стране на нелегальном положении, и с него волос не упал, а он ведь фигура, известная в Бразилии каждому мальчишке. Не думаю. А, впрочем, черт его знает! Не такое в компартиях бывало.

Сегодня беседа с Мендесом – помощником Куньяла. Приехал по экономическим делам. Хотят продавать нам вагоны, суда, портальные краны. Будут договариваться, чтоб мы им поставляли хлопок, а они из него будут делать вещи и экспортировать нам. Только качество плохое. И прозевали – хотели объединить мелких текстильщиков для этого дела, но технари из правительства объединили 10 крупных. Для ПКП главная во всем этом проблема – рассасывание безработицы, которой не было в Португалии до революции 25 апреля 1974 года.

18 мая 75 г.

Вечером был у Б.Н.'а. Рассказал ему про Брауна, про Престеса, про Арисменди, про помощника Куньяла. Насторожил его насчет возможного срыва латиноамериканской конференции.

Он в свою очередь рассказал мне про беседы с Грличковым (СКЮ) насчет конференции компартий Европы. «Сказали ли югославы, наконец, чего они хотят и чего боятся?» – спросил я. «Говорили то же самое, что мы у них уже читали, – ответил Б.Н. – Не хотят, чтоб документ был обязательным. Я спросил тогда: А вы что хотите так и записать – документ, мол, не обязателен? Смеются. Все понимают, что это глупо. Не хотят никаких коллективных действий: это, мол, восстановление центра.

Я: Но ведь даже в Совете мира принимают коллективные решения и договариваются об организации совместных действий.

Б. Н.: Соглашаются и тем не менее. Не хотят подвергать опасности свой статут неприсоединения. И, кстати, изложили классификацию партий по 4 группам: партии у власти и входящие в блок; партии не у власти, но влиятельные; партии не у власти и не влиятельные; партии (партия СКЮ) у власти и вне блоков.

Было, – говорит Б.Н., – у них и резонное соображение. Нельзя, мол, допускать, чтобы эта конференция компартий нанесла вред нашей государственной внешней политике. Я (Пономарев) поддержал эту идею. И в самом деле: Женевская конференция вновь смещается. Раньше осени ее не провести. И мы свою теперь должны проводить осенью, так как там съезд поджимает. Значит. Сразу же после государственной конференции собираются коммунисты и, либо по существу противопоставляют себя Женеве-Хельсинки, как того хотят французы, либо тащатся в хвосте у государственной конференции, как того хотят югославы.

И вновь Б.Н. понес на чем свет стоит тот день, когда согласились на конференцию компартий, и тех людей, которые эту идею подхватили. (Итальянцы-де сами теперь локти кусают – зачем они вылезли с этой инициативой).

Ничего, кроме демонстрации расширяющейся дистанции и углубляющихся различий между компартиями конференция (уже ее подготовка) не приносит. ФКП с каждым днем заводится все больше. Марше в недавнем интервью заявил: «Мы не менее независимы, чем ИКП. И если документ нам не подойдет, мы его не подпишем».

А «Юманите» пояснила: разногласия и споры в Рабочей группе идут между теми, кто хочет «обелить империализм» и теми, кто считает, что мир может быть завоеван через борьбу против империализма и победу над ним в каждой капиталистической стране. По тону и фразеологии статья явно принадлежит Канапе («некоторые уже имеют социализм и хотят мира, мы тоже хотим мира, но мы хотим и социализма».)

А мы. Мы чего хотим и что можем?

Ведь ситуация вверху такая, что дилемму, которая ясна всем компартиям, ясна нам – специалистам международникам, ясна Пономареву, Катушеву., не могут даже обсудить на ПБ. Потому, что сама постановка такого вопроса большинству его состава не понятна и покажется «неправильной». Ведь будут искать не «что делать?», а «кто виноват?» и «как допустили?», если, например, Б.Н. осмелится поднять этот вопрос. А поднять он его не может, потому что «нельзя обременять подобными глупостями» Генерального, которому определен «щадящий режим» (как, впрочем, и Суслову) и который после торжеств 8-9 мая опять удалился от дел. И по этому случаю отменен (или отложен), намеченный на 14 мая визит Брандта (а пресса-то на Западе шумит – гадает, что бы это значило, не меняет ли Москва своего внешнеполитического курса, не переборщили ли ФРГ в своих играх с Западным Берлином, не срываются ли советско-германские экономические отношения и т.д.).

Ох, Россия матушка! Ох, mass media! – куда вам со своими утонченными инструментами разобраться в наших мотивах и причинах!

24 мая 75 г.

В четверг в 6 часов, к концу рабочего дня Вершинин принес мне «Особую папку» и еще одну, толстую, явно какую-то рукопись. Сказал: Б.Н. просит тебя ознакомиться, но только сегодня, на ночь ее надо обязательно вернуть. У меня сидел Дилигенский – дела по многотомнику «Рабочее движение», а также о книжке Перегудова по лейбористам, которую издательство боится издавать и проч.

Он ушел, я раскрыл «Особую папку».

Записка двух отделов (Пропаганды и Оргпартотдела) по поводу записки в ЦК Андропова «Об антипартийной деятельности Л. Карпинского, Глотова и Клямкина». Л. Карпинский – сын знаменитого старого большевика, который после XX съезда и до своей смерти года два-три назад, когда ему было уже лет под 100, непременно занимал места в президиуме Дворца Съездов по большим праздникам, по случаю съездов партии и т.п. Лен Карпинский (имя от «Ленин») был до 1962 года секретарем ЦК ВЛКСМ, потом зав. отделом «Правды», потом его вытурили за совместную с Бурлацким статью в «Комсомолке» о том, как московские культорганы задушили одну из очередных пьес на Таганке (тогда и Бурлацкий полетел из «Правды»), потом вроде долго болел печенью или кровью, потом устроился на какую-то мелкую должность в издательстве «Прогресс».

Я его знал немного, как-то виделись раза два в театре на Таганке, потом однажды оказались рядом в троллейбусе. Раза два он внезапно заходил ко мне на работу, приносил списки иностранных книг, из которых мы, Международный отдел, должны были выбрать нужное, а они, «Прогресс», тогда уже будут переводить на русский для «особого списка». Из разговоров с ним я вывел только одно: это мягкий, очень интеллигентный и вместе с тем простой, контактный человек, симпатичный и отзывчивый в общении. С ним очень легко сходиться. Он держался со мной на «ты» и так, будто мы чуть ли не друзья детства. Никаких «таких» своих взглядов и идей он при мне и мне никогда не высказывал. Но вид у него был всегда печальный и угнетенный, на всем его старо-русско-московском интеллигентном облике лежала печать «мировой скорби». Большие глаза, тонкий с горбинкой нос, узкий овал, красивый правильный рот, черные волосы, костлявый, плечистый, сутуловатый и узкогрудый. Лет под 30 с небольшим.

Что он недоволен «режимом» было видно по всей его манере, хотя он не мог бы по самой своей натуре быть злобным оппозиционером.

Фамилии Глотова и Клямкина я увидел впервые. Это, оказывается, заведующие отделами редакции «Молодой коммунист».

Суть дела. Андропов докладывает в ЦК о том, что обнаружено намерение этих трех (во главе с Карпинским) издавать подпольный (самиздатовский) журнал «Солярис». В первом выпуске предполагалось поместить статью самого Карпинского «Слово тоже дело», статью Гефтера о ленинской методологии исследования общества и работу Лациса «Год великого перелома».

Карпинский, Клямкин и Глотов вызывались в КГБ, с них взята подписка об отказе от затеи, они предупреждены, а остальное – дело партийных органов (т.е. вопрос об их партийности и увольнении, или сохранении на прежнем месте работы).

Приложена магнитофонная запись беседы с Карпинским начальника управления КГБ Бобкова и фотокопия рукописи Лациса (та самая толстая папка). Запись поразила меня. Оказывается Бобков и Карпинский до 1962 года вместе работали в ЦК ВЛКСМ. С тех пор не виделись. И вот теперь встретились.

Поговорили об этом. Бобков напомнил, как бы спохватившись, что все-таки должностное лицо. Спросил, догадывается Лен, зачем его «сюда» пригласили. Тот сделал вид, что «нет». Далее – обычные, видимо, заходы: будем ли откровенны, иначе нечего и время терять.

Бобков вел разговор очень умно, достойно, без малейшего намека на запугивание, без всякого шантажа. Он откровенно сказал, что речь идет о «Солярисе». И когда, после некоторого перетягивания (не каната) слабой резиночки, Карпинский понял, что все и обо всем известно, он назвал и все фамилии и все, что делалось. И разговор пошел, можно сказать, теоретический, хотя оба не раз оговаривались, что не для того они здесь, чтобы вести теоретические дискуссии.

Карпинский отрицал намерение издавать журнал «по линии самиздата». Бобков резонно парировал: зачем тогда излагать мысли в связном статейном виде, редактировать тексты (Карпинский это сделал в отношении Лациса) и даже писать послесловие (к Лацису). Карпинский доказывал, что речь все же шла об обмене мыслями в очень узком кругу, а записывать – чтобы четко откладывалась мысль, чтобы можно было последовательно и организованно спорить, чтобы был какой-то порядок в рассуждениях, чтобы можно было фиксировать результаты дискуссий и т.д. Бобков отвечал (и вполне компетентно), что все самиздатовские дела начинались так же. Но коль скоро что-то напечатано, вещь неизбежно выходит из-под контроля инициатора, какие бы добрые намерения у него ни были. Вот, говорит, о вашем журнале (пусть, вы говорите, «библиотеке», которую вы хотели лишь складывать у себя на полке) знает Янов (это, оказывается тот самый литератор, который года два-три назад напечатал в «Новом мире» интересную статью об НТР и современном герое производственного романа. Я, помню, обратил на нее внимание). А теперь этот Янов – в Израиле, работает в «Голосе Израиля».

Или: написанное надо печатать. Для этого нужна машинистка. И вы нашли машинистку Алексееву. Но о том, что она печатает, узнали не только мы, но кое-кто другой. Мы сделали обыск и вот «Солярий» у нас, но он мог быть и уже, может быть, имеется и кое– где еще.

Карпинский при этом воскликнул: «Значит, мы ошиблись в человеке!». Оба засмеялись.

Между такими «отступлениями» Карпинский излагал свое кредо. Уже более 10 лет он мучается проблемой, откуда взялся Сталин, изучал, думал, живет от этого раздвоенной жизнью и несчастен от этого. (Да, и во внешней жизни он несчастлив. Мне говорили, что от него ушла жена, или сам он развелся, полюбил другую, женщину с четырьмя (!) маленькими детьми. И будто они живут душа в душу, он возится с ребятами, как со своими, но бедствует, бывает просто нищенствует. Вид у него всегда был затрапезный, неопрятный – вид, едущего с работы шофера тяжелого грузовика или водопроводчика.)

Так вот мучает его эта проблема потому, что, наблюдая, что происходит в стране, он пришел к убеждению, что причина в непоследовательности XX съезда. На съезде был поверхностный, теоретически несостоятельный, кухонный анализ феномена «Сталин», а после съезда были сделаны лишь кое-какие политические выводы (главным образом, ликвидация лагерей), а социально и экономически, а значит, идеологически все было оставлено по– старому. Демократия не развивается и в этом – источник наших неурядиц и бед.

Бобков согласился. Дважды или трижды они возвращались к теме демократии и реакция Бобкова была однозначна, что демократию, действительно, надо развивать, «но не с помощью же нелегальных изданий».

Карпинский горячо говорил, что не только вредно замалчивать и искажать нашу историю, что без этого мы не найдем средств к эффективному решению экономических и духовных проблем, но что это и невозможно. Длительный опят России показывает, что это невозможно. И нельзя еще и потому, что анализом того, о чем мы молчим, занимаются враги – иностранные враги. И всё все-равно становится известным.

Бобков возражал: кто же вам запрещает заниматься таким исследованием? Да и десятки институтов, ученых и проч. занимаются этим.

Карпинский тоже резонно парировал, что то, что он хотел бы сказать и до чего он додумался, никто печатать не будет. А в институтах даже устно можно говорить только в таких рамках, за которыми, собственно, и начинается настоящее исследование и понимание предмета.

Так они мило разговаривали.

Карпинский упрашивал не трогать Клямкина и Глотова. Бобков ему отвечал, что их «трогать» никто не собирается в определенном смысле. Но с ними уже беседовали, но они ведут себя по-дурацки. Все отрицают.

Карпинский: «Я им скажу, чтоб они не валяли дурака».

(Впрочем из «беседы», да и из записки неясно, какова роль этих двух из «Молодого коммуниста» в деле с «Солярисом»).