Текст книги "Господин Изобретатель. Книги 1-6 (СИ)"

Автор книги: Анатолий Подшивалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 89 страниц) [доступный отрывок для чтения: 32 страниц]

Здорово, красиво быть генералом, даже подполковником, если полковников рядом нет!

Строем отправились мои молодцы к помосту где уже стало собираться мелкое штабное начальство. За ними процокали копытами коней казаки, наконец, относительно стройно пошли добровольцы, я замыкающим. Построились, вижу, Букин с Павловым подровняли охотников, подошел к барону.

– Браво, барон, молодецки ваши люди шли, спасибо. Надеюсь, и сейчас не подкачаете. Сразу как увидите, что генеральский адъютант вам платочком надушенным махнет, так и начинайте: "К торжественному маршу и так далее, мне ли штатскому вас учить..". Поспешил к трибуне и вовремя, не прошло и десяти минут как показалась коляска и появился сам граф Мусин-Пушкин, генерал от кавалерии и генерал-адъютант свиты, командующий войсками Одесского военного округа. Генерал сделал замечание адъютанту о построении: пусть войска станут лицом к нему, а не во фланг. Это немного спутало мои планы, ведь тогда пойдут и "партизаны" и выйдет посмешище. Бросился к адъютанту, объяснил, слава богу, парень толковым оказался. В общем, а артиллеристы и казаки построились перед генералом, а "партизаны"-добровольцы передвинулись ближе к трибуне, и отлично, а то старообрядцы еще кривится начнут, когда никонианский батюшка их кропить начнет. Адъютант вернулся, благодарственно кивнул ему, потом переместился к нему поближе, пока все выбирали места, и попросил: первыми артиллеристы пойдут, вы уж знак платком их командиру дайте.

Через адъютанта генерал подозвал меня и сказал:

– Славно выглядят ваши молодцы, передайте им мою благодарность. За какую же кампанию награждены и в каком офицерском чине вы были?

– Да я как-то по гражданской части…

– По гражданской, с военным-то орденом? А-а, понимаю, понимаю.

Что понял Мусин-Пушкин, он не пояснил, так как появился статский советник для особых поручений и, извинившись перед его высокопревосходительством, утащил меня с помоста для начальства. Я только успел подойти к барону и передал, чтобы он принимал знамя после речи генерала, а меня срочно забирает чиновник по особым поручениям ЕИВ. Так я и пошел к пароходу в сопровождении чиновника в черном пальто и жандармского ротмистра. У трапа уже стояла черная закрытая жандармская карета и возле нее дежурили два вооруженных жандарма. Проходя мимо своих, услышал: "Забирают, что ли? За что? За Львова?".

Пошли обратно к пароходу. Молчание первым нарушил чиновник для особых поручений.

– Нам еще многое надо успеть из неотложных дел, так что воинское действие пройдет без вас, не возражаете? Слышал, что у вас опять ночью была попытка ограбления и опять вы лично были на месте преступления и приняли участие в погоне за преступником?

– Да, Александр Георгиевич, не успел предотвратить, заподозрил только. Моя вина, я же его набирал в отряд, вроде ветеран скобелевского похода…

– Нет, не ветеран и даже не офицер, – прервал меня чиновник, – он по нашему ведомству проходил уже, бертильонаж[235] это подтвердил. Известный аферист и шулер, хотел просто уйти за границу вместе с отрядом (добровольцы и нижние чины шли списком, под ответственность командира, никаких паспортов им не требовалось), а вы его уволили, вот он и решил с отчаяния на неподготовленное ограбление пойти, хоть, как говориться, шерсти клок сорвать. Судя по его недавним делам, рассчитывал ограбить кассу экспедиции, возможно у него есть сообшник, из нижних чинов, который бы стоял на посту охраняя, ценности, а потом, в заграничном порту, вдвоем они вскрывают замки, берут сколько унести могут и ищи их. А тут такой волк-аферист сорвался как институтка, с чего бы?

– У меня с ним серьезный разговор состоялся по поводу того, что он подготовкой отряда к путешествию манкировал и среди своих людей, вверенных ему мною, очень редко появлялся. Авторитетом у них не пользовался, так как просто презирал их. Потом он не мог отчитаться в тратах выданных ему денег, выяснилось, что двести с лишним рублей он проиграл в карты. Вот я его и уволил.

Пока разговаривали, дошли до трапа, поднялись на палубу, потом спустились в оружейную, где уже ждал интендант. В его присутствии и присутствии двух жандармов проверил все по описи. Там было все: серебряный сервиз на 24 персоны для императрицы и серебряные кубки с русской чернью для жен аристократов рангом поменьше, часы с портретом императора под крышкой и выпуклым двуглавым орлом снаружи; холодное оружие всех видов от старинных кавказских шашек, до роскошных современных шашек златоустовской работы; характерные для русских лесов и полей серебряные звери и зверьки с рубиновыми глазками работы Фаберже, только медведь там такого же размера как заяц, придется объяснять, что это длинноухое чудовище совсем не страшное; наконец, чиновник открыл маленький футляр, показал перстень и портрет императора в бриллиантах, в другом ящичке-футляре лежала бриллиантовая диадема императрицы. Все принял по описи и расписался, один экземпляр остался мне, другой чиновник забрал с собой. Закрыли и опечатали ящики, упаковали в рогожу и вновь опечатали. Интендант нанес маркировку синей полосой – подарки, особо ценный груз! Закрыли на два замка (один ключ у меня, другой – у интенданта), опечатали и сдали под охрану. Потом у меня в каюте были переданы Верительные грамоты и в запечатанном конверте письмо для негуса от Императора Всероссийского.

У трапа простились, чиновник для особых поручений пожелал счастливого пути, жандармы отдали честь и погрузка для меня закончилась. Появился барон, доложил, что генерал остался доволен, молебен тоже прошел хорошо, архиепископ вручил икону-складень в качестве подарка для негуса, икону для миссии (стоит в каюте Нечипоренко), освященные серебряные крестики для солдат (уже раздали) и такие же крестики для абиссинцев (сдали в оружейку – коробка стоит рядом со знаменем). Знамя зачехлили и оно под охраной часового в оружейной. Прошли с интендантом в оружейку и убрали складень и крестики. Часовые службу блюдут, все по уставу.

Прошел по каютам нижних чинов и унтер-офицеров, убедился, что места всем хватило. Пока со всеми перебросился хоть парой фраз, сказав, что генерал похвалил их молодецкий вид и передал со мной благодарность за строй, пароход дал гудок и стал медленно отваливать от причала. Почти все пассажиры 1 и 2 классов высыпали на палубу, полюбоваться видом Одессы, она и впрямь хорошо смотрелась отсюда: ни тебе грязи, ни крыс, ни бандитов. Не сказать, что у меня останутся приятные воспоминания об этом суматошном месяце, скорее, я все хотел бы побыстрее забыть…

Конец 2 части

Часть III

Предупреждение:

Автор напоминает, что настоящее произведение создано в жанре фантастической литературы и относится к альтернативной истории. Поэтому автор имеет право на вымысел, хотя и старается руководствоваться не только здравым смыслом, не побеждая всех «к обеду одной левой» но и следовать исторической действительности в описании деталей, поэтому разведочный отдел у него называется именно так а не иначе, мул и верблюд поднимают столько, сколько было указано в мемуарах людей, реально путешествовавших по Абиссинии в конце XIX века, хотя это расходится с цифрами, указанными в Википедии. Пусть читателей не смущает стоимость мула в 100 рублей, хотя за эти деньги в России можно было купить двух рабочих лошадей, а не заморенного непосильным трудом африканского длинноухого уродца. Не надо брать линейку и рассчитывать длину перехода в 300 км от Джибути до Харара и требовать от главного героя пробежать это расстояние на лошадках за пять дней, автор исходил из реальных цифр длительности переходов реальных путешественников. Все генералы, не говоря уже о Императоре Александре III и негусе Менелике II и их придворных имеют реальных прототипов, но не надо обвинять автора в том, что император не мог произнести какие-то другие слова и что-то сделать не так. Это же художественная литература, а не документальные мемуары и почему-то никого не удивляет, когда Николай II с «вселенцем» внутри вдруг начинает массово производить танки и аэропланы, нанося супостатам неприемлемый ущерб на всех фронтах. Не надо вступаться за «казака» Ашинова и «отца» Паисия на основании того, что у Пикуля их деятельность описана иначе. Автор в описании «достижений» этих лиц руководствовался исторической, а не художественной литературой. Также автор имеет право на художественный вымысел в отношении есаула Леонтьева, реально существовавшего персонажа, сделавшего очень много для развития российско-эфиопских отношений, но никогда не сидевшего в плену у кочевников и, естественно, часть лавров этого, безусловно, заслуженного человека, досталась главному герою – повторяю еще раз: вы читаете фантастическое произведение. Также не может быть среди героев произведения поручика В.Ф.Машкова – так как его поездка была в то же самое время: 1891–1892 г. В отличие от миссии, представленной в данной книге, поездки Машкова и Леонтьева выполнялись ими без должной подготовки, денег и даже документов, что и привело к весьма скромным результатам. Второстепенные персонажи выдуманы и их сходство с реальными людьми с такими же именами и фамилиями является случайным.

Глава 1. От Одессы до Пирея

Как только покинули бухту, появилась небольшая зыбь, а значит и качка. Пока было вполне терпимо, пассажиры 1 и 2 классов гуляли после обеда на верхней палубе, нежась под солнечными лучами последних погожих дней осени. Не мешал даже легкий ветерок. Кто-то крикнул: «Смотрите, дельфины!» и публика пошла смотреть на другой борт как резвятся, выпрыгивая из воды, эти сильные и стремительные морские животные. Но вот стайка дельфинов исчезла, берег виднеется чуть заметной полоской, смотреть стало не на что и пассажиры стали разбредаться по каютам. Тем более, что засвежело, солнца уже не видно, набежали серые облака и на серой уже воде появились приличные волны с заметными «барашками». Надо бы провести перекличку, пока не отошли далеко от берега, не дожидаясь вечернего построения, боюсь, что, если качка усилиться, его просто не будет. Дал команду построить людей в длинном коридоре 3 класса, командиры доложили, что все по списку, «нетчиков»[236] нет, заболевших тоже. Я заметил, что среди добровольцев распоряжается Букин, его слушаются и он же мне докладывал, отчеканив шаг, как и положено. Распустил всех по каютам, а добровольцев попросил собраться в одном отсеке. Сказал, что Львов оказался лже-офицером, самовольно присвоившим себе чин и награды, о чем мне доложили жандармы, проводящие расследование его попытки завладеть деньгами отряда, в ходе пресечения которой, человек, называвший себя Львовым, был убит. Офицером он был ненастоящим, в свое время участвовал в скобелевском походе, даже стал младшим унтер-офицером, но потом проштрафился и его выгнали, гонял караваны с афганской границы, потом легких денег захотел… Чем все закончилось, вы знаете. Делами отряда Львов не занимался и службу запустил. В связи с этим я принял решение назначить командиром отряда добровольцев-охотников штабс-капитана Букина Андрея Ивановича, а старшиной-артельщиком отряда – Павлова Ивана Петровича, который, как и раньше будет вести хозяйственные дела и распоряжаться подотчетными суммами, информируя о состоянии дел командира и докладывая мне (так как я эти суммы выдаю). В то же время, прошу учесть, что мы едем в страну, где нам придется идти через области диких племен, настроенных недружественно ко всем белым пришельцам вообще, поэтому все должны уметь защищать и себя и товарища. Поэтому штабс-капитан Букин будет учить вас военному делу, слушаться его во всем беспрекословно, как меня. Берите пример с образцовой организации службы у артиллеристов. Никто не возражал, вопросов не задавал, и слава богу.

Теперь я решил провести военный совет с командирами. Артамонов попросил их собраться у меня в каюте: были командиры подразделений, врач и интендант. Поблагодарил всех за образцово проведенный смотр и внешний вид вверенных им подразделений. Завтра к вечеру, если все будет в порядке, мы должны пройти Босфор, в крайнем случае – утром следующего дня. В Константинополе остановимся принять почту и пассажиров (кто-то сойдет, потом турки сами устанавливают режим прохождения проливами, так мне объяснил капитан), мы следуем как дипломатическая миссия, поэтому досмотру не подлежим, должны пройти быстро. Нас должен встретить русский консул и, если будет возможность, можно отпустить на берег треть личного состава. Все зависит от того, как быстро мы достигнем Константинополя и сколько простоим на входе в пролив, пока турки нас не начнут пропускать. Сходить на берег командами в сопровождении офицера, либо опытного унтера. Пока шло совещание, качка усилилась и я заметил, что лица моих собеседников стали бледнеть и зеленеть, поэтому свернул обсуждение до утра.

Выяснилось, что я хорошо переношу качку, это заслуга Андрея Андреевича, который раньше ежегодно проходил врачебно-летную комиссию, будучи нештатным испытателем в своем институте, то есть вестибулярная устойчивость у него была выше средней. Во многом это обусловлено наследственностью, так что, даже годы на гражданке и на пенсии не сильно изменили природный фон. Поэтому я отправился на ужин и увидел, что там практически никого в зале ресторана нет, только кое-где виднелись сидящие за столиками пассажиры. Из своих, заметил вошедшего в ресторан барона и махнул ему рукой, предлагая разделить компанию.

– Вижу, Людвиг Матвеевич, что качка вам не страшна, – сказал я барону, когда он расположился за столом и стал изучать меню.

– Ну, мне, остзейскому немцу, не привыкать к морю, – ответил барон, пропев строчки из арии варяжского гостя оперы "Садко": "Мы в море родились, умрем на море", – оба моих брата служат на флоте, как служили отец, дед и прадед и еще не упомнить сколько фон Штакельбергов, это только я один такой непутевый.

– А что же вы, барон, не последовали семейной традиции?

– Видите ли, флот это хорошо и красиво, только большие дорогие корабли России не нужны. Я считаю, что Россия – континентальная держава и расширяется вширь, ассимилируя народы подчиняемых территорий, поэтому, в первую очередь, должны быть сильные сухопутные силы, в том числе и мобильная артиллерия. В нашем походе я хочу проверить некоторые свои идеи относительно разбираемых мобильных орудий с унитарным снарядом, которые легко транспортировать в любых условиях. К сожалению, многие не понимают уникальность конструкции орудия Барановского и я хочу показать на деле пользу этого вооружения.

– Скажите, Людвиг Матвеевич, а с кем-нибудь из вашей батареи, лже-поручик Львов приятельствовал? Может быть, с кем разговаривал в гостинице, в отряде-то он редко показывался и охотников, мягко говоря, презирал, они для него были "мужичье сиволапое", так может из господ офицеров кто с ним дружил?

– Видите ли, Львов вообще любил пожить на широкую ногу, в картишки сыграть всегда был не промах, женщин к себе в номер водил, но, чтобы с офицерами моими дружбу водить… Мне вообще бы не хотелось бросать тень на кого-либо из своих подчиненных. Позвольте, я сам с ними поговорю и, если будут какие-то сомнения, возможно и у моих подчиненных будет, что сказать, я вам сразу же доложу. А с чем связано такое недоверие к моим офицерам, уж не считаете ли вы их замешанными в этой дерзкой попытке угнать телегу с деньгами? Она ведь с самого начала была обречена на провал. На ломовой телеге от конных не уйти…

– А он, по-видимому, и не собирался угонять всю телегу, а вот сбросить в проездном дворе ящик – возможно, а потом вернуться за ним, бросив телегу. Но, как мне сообщили жандармы, скорее всего, у него был план, сговорившись с кем-то из караульных, вскрыть хранилище уже на пароходе, взять самое ценное и сойти в иностранном порту. Завтра, крайний срок – послезавтра, мы будем в Константинополе и я не уверен, что сообщник или сообщники не попытаются исполнить этот план. Поэтому караул будет удвоен на все время стоянки и я должен знать степень благонадежности лиц, заступающих в караул и тех, кто имеет доступ в оружейную, то есть разводящего и караульного офицера.

– Тогда, Александр Павлович, – начнем с меня – разволновался барон, – я тоже разговаривал со Львовым. Например, хотел узнать у него про зембуреки…

– Простите, про что?

– Зембуреки, я же говорил, что моя страсть – мобильная артиллерия. Так вот, у текинцев были мобильные пушки, которые устанавливались на спины верблюдов и могли стрелять с ходу. Верблюд, по команде погонщика, ложился, а пушкарь стрелял из орудия, преимущественно, картечью, хотя, были и круглые ядра калибром около 2,5 дюймов, как у пушки Барановского. Несмотря на грохот выстрела, верблюд лежал смирно, так как был приучен к этому. Вот я и хотел подробнее узнать у Львова об этих орудиях, особенно о лафете и его креплении на животном, но он мне ничего про это сказать не мог. Я списал это на то, что он служил в пехоте, да и зембуреков у текинцев было всего несколько штук, вот у персов ими целые подразделения укомплектовывались.

– Надо же, а я даже не догадывался о том, что такое возможно…

– Ну, вам-то простительно, Александр Павлович, вы же не артиллерист, а вот мой старший фейерверкер Осип Спичкин, который тоже служил у Скобелева, так не только видел, но и стрелял из такого орудия. Я пару раз видел, что Спичкин разговаривал со Львовым, похоже, они действительно вспоминали какой-то поход той кампании. Я с ним аккуратно поговорю на эту тему.

– Поблагодарив барона за компанию, я пошел к себе в каюту. На палубе было ветрено и прилично качало, приходилось все время держаться за поручень у надстройки. Подышав немного соленым воздухом, пошел спать. Несмотря на крайне суматошный день, мне не спалось, мешала качка, стала подступать к горлу противная тошнота. Я думал об оставшемся на борту возможном сообщнике или сообщниках Львова и о том, какой еще неприятный сюрприз от них можно ожидать. Кончилось тем, что мой ужин благополучно оказался в ведре с крышкой, предусмотрительно принесенным Артамоновым, после чего я забылся тревожным сном.

Утром меня разбудило солнце, отражавшееся "зайчиком" от надраенной медяшки иллюминатора прямо мне в глаза. Шторм прошел (а вообще-то сейчас это не редкость а обычное явление для Черного моря, славящегося именно осенними штормами). Видимо, встречный ветер и волны заставили отклониться от прямого курса на Босфор и теперь мы наверстывали упущенное. Внизу мерно стучала машина и лаг "наматывал" милю за милей. "Орел" шел ходко, так как относился к классу пароходо-крейсеров Доброфлота и мог развивать скорость до 19 узлов, что в конце 19 века сравнимо с военным кораблем крейсерского класса. В случае войны на такие корабли Доброфлота планировалось устанавливались орудия и они бы действовали как крейсера-рейдеры, охотники за торговыми судами, имея целью нарушить пути снабжения противника, особенно, если противник – островная держава, вроде Великобритании и Японии. Кроме того, обладая внушительными размерами и грузоподъемностью, они могли перевозить большое количество личного состава – "Орел"[237] свободно брал на борт трехбатальонный пехотный полк и свой первый рейс на Дальний Восток совершил, перевезя 1300 солдат в 3 классе, а офицеры размещались в каютах 2 класса. В дальнейшем, до вступления в строй Транссиба, такие корабли перевозили переселенцев вместе с их скарбом и скотом, а некоторые корабли перевозили каторжников на Сахалин.

Надо вставать и пойти узнать новости у капитана, если он сейчас на мостике, а не сдал командование помощнику и отдыхает перед входом в Босфор. Постучали, и в дверь просунулась голова Антипова:

– Вы уже встали, ваше высокоблагородие?

– Иван Ефремович, когда мы одни, не надо меня величать чинами, просто Александр Павлович, я же тебя много раз просил и в Одессе ты вроде так меня и звал, что же все зря?

– Так то в Одессе, Александр Павлович, а тут корабль…

Золотой дядька мой денщик, все у него всегда прибрано, вычищено и все предусмотрено, правильно его хвалил Обручев. Но кто же все-таки второй сообщник? Я зря исключил охотников. Да, они не стоят на посту в оружейке, где ценности, но набирал их – Львов и таких – половина от отряда. Посчитаем, 9 купавенских и 5 черновских, да еще потом человек 6 старообрядцев (они на воровство вряд ли пойдут). Значит, около десятка так или иначе могли прийти через Львова и он их стопроцентно бы взял. Надо составить список и попросить Павлова приглядеться к этим людям. Вряд ли Львов взял в подельники солдат или казаков – к нижним чинам у него предубеждение, хотя, как выяснилось, сам из них вышел. Самый ценный для него человек был бы разводящий из унтеров или проверяющий караулы офицер, вот тот же Спичкин, как раз разводящим и ходил. Офицер мог бы попасть на удочку при крупном проигрыше в карты, с другой стороны, на такое дело пойти, это растоптать само понятие офицерской чести. Хотя, что тут говорить, если даже Великие князья крали[238] фамильные драгоценности у родителей.

Прогуливаясь по палубе и размышляя об этом, заметил нашего доктора:

– Доброе утро, Афанасий Николаевич!

– Утро доброе, Александр Павлович!

– Афанасий Николаевич, а что ваш фельдшер Семиряга делает, кроме как аптечные ящики стережет, что-то я его в казармах ни разу не видел… А между тем, скоро Босфор и треть команды сойдет на берег, а кто их инструктировать будет, чтобы по портовым борделям не шатались и местной еды не ели? Фрукты мы сами закупим, на то средства есть, а вот чтобы на улицах грязными руками немытые арбузы и дыни не ели, надо же хотя бы напоминать! Да и просто пищу пробовать, что с камбуза в бачках несут… Вот как у нас нижние чины питаются, где посуду моют и моют ли её вообще? Или мы скоро превратимся в плавучий лазарет, или надо заниматься профилактикой, если вы, конечно, не хотите, практиковаться в лечении желудочно-кишечных и венерических болезней. Да, и еще, как там Павлов, ходит ли на перевязки?

– Помилуй бог, Александр Павлович, я непременно Петра Степановича проинструктирую, пусть рассказывает и проверяет чистоту! А Павлову на днях швы сниму, а то зарастут тканью, по живому отдирать тогда придется. Вот только спирт у нас кончается, надо бы закупить.

– Получите ведерную жестянку ректификата на весь поход, только прошу хранить это в тайне и не дай бог, замечу, что не для медицинских целей спирт уходит на сторону.

Узнал у капитана относительно прибытия в Константинополь и времени стоянки. Планируем прибыть уже после обеда, но, когда встанем на якорь, зависит от турок. Вообще-то корабль наш не несет дипломатического флага, и миссия официально не заявлена. Так что турки вовсе не обязаны оказывать нам почести, давать салют наций, а нам на него отвечать и соблюдать все протокольные мероприятия. То есть, на "Орел" будет допущена пограничная и таможенная стража, но мне бы очень не хотелось "светить" наш груз, несмотря на то, что в грузовом коносаменте указано, что мы везем некоторую партию оружия для вооружения дипломатического конвоя. Могут быть вопросы о количестве оружия и мне очень не хотелось бы вскрывать ящики и давать объяснения туркам. Поэтому мы договорились с капитаном так: если турки сунут свой нос в трюм, а они непременно это сделают, то капитан заявит, что это дипломатический груз и оружие, которые закрыты и опечатаны и он не может их показать без разрешения посла, тогда он направит старшего по досмотровой партии ко мне, а я попытаюсь пустить "пыль в глаза".

После этого собрал командиров подразделений и объяснил им ситуацию с остановкой в Константинополе[239]. На время стоянки караул в оружейке будет усилен вдвое, а разводящим будет офицер, он же остается и начальником караула. На берег, если стоянка будет не менее 8 часов, увольняется не более трети подразделения. Еще раз предупредите свой личный состав, чтобы ничего не ели на улицах, не пили воду, для чего увольняемым на берег выдать свои фляги с водой, и, главное, чтобы не ели немытых фруктов – скажите, что фрукты закупим сразу на всех. Увольняемые должны быть в группах, возглавлять которые должен офицер, либо опытный унтер, который хоть и не знает языка, но не растеряется в незнакомой обстановке.

Через пару часов вдали в голубоватой дымке, показался турецкий берег. День распогодился, было тепло и солнечно, море изумрудного цвета, прозрачное, но чем ближе к Босфору, тем больше мутнела вода (говорят, здесь два течения идущие в противоположном направлении, вот и носит грязь туда-сюда). У входа в пролив видны развалины двух башен, между которыми когда-то натягивали толстую цепь, препятствующую входу кораблей в пролив, теперь защиту от непрошенных гостей обеспечивают жерла пушек многочисленных фортов. Ожидал увидеть какие-то стены, крепостные башни, но вместо этого видел только покрытые жухлой травкой пологие склоны фасов с чернеющими амбразурами орудий: укрепились турки с помощью европейских инженеров капитальлно! Над фортами были подняты красные турецкие флаги с полумесяцем, видны были часовые и наблюдатели. Наконец, мы втянулись в пролив, идя самым малым ходом, а потом и вовсе остановились. От форта отчалила шлюпка с флагом, в которой была досмотровая группа, все как один были в красных фесках, поэтому деревянная шлюпка напоминала лукошко с малиной. Я пошел к себе в каюту, надел дипломатический фрак-мундир с орденами и сел за стол, рядом с которым велел поставить флаг миссии, развернув его так, чтобы был виден черный, шитый шелком, двуглавый орел под золотыми коронами, с Георгием Победоносцем на белом коне в красном червленом поле шита на груди орла. Должно внушать почтение, может, треуголку надеть, нет, это лишнее, "его превосходительство господин посол занят неотложными государственными делами", а тут какой-то турок ему мешает… Почти так и случилось, в дверь каюты осторожно постучали и посыльный произнес: "Ваше высокоблагородие, тут турок до вас…". В каюту протиснулся толстенький невысокий турок в феске, я сразу встал из-за стола и начал сердито выговаривать вошедшему пограничнику в невысоком звании, мешая русские, немецкие и французские слова, из которых следовало, что я очень недоволен, что мне не были отданы почести по моему рангу и не прибыл, по меньшей мере, старший офицер. Турок что-то залопотал, оправдываясь, кланяясь и прижимая руки к груди. Я же наступал на него, продолжая гневаться и вроде, даже притопнул ножкой, после чего турок задом покинул каюту. Никакого досмотра не было и нам разрешено было пройти на якорную стоянку вдоль правого берега.

И вот, малым ходом "Орел" идет вдоль живописных берегов бухты "Золотой Рог", на противоположном берегу – старый город над которым господствует главный храм Византийской империи – Святая София, ныне как бы взятая в плен четырьмя минаретами и называющаяся мечетью Айя-София. Чуть дальше – зелень султанских садов над которыми видны кровли дворцов. С правой стороны – тоже живописная картина: к воде спускаются, тесня друг друга сотни домов и домишек с розовыми и желтыми стенами из туфа, видны сады за высокими стенами дворов. Встали у Галатского разводного моста. Уже темнеет и кое-где зажглись фонари, на воде снуют десятки и сотни лодок и лодчонок, с которых кричат турки в рваной одежде, но с непременной красной феской на голове, предлагая свой немудреный товар: рыбу и виноград.

Сегодня на берег могут сойти только офицеры, а завтра будет разрешен выход и нижним чинам. Решаю остаться на борту, и так каждый офицер сейчас на счету. На палубе увидел барона и подошел к нему, поздоровавшись, спросил, удалось ли узнать что-то новое о знакомых Львова. Барон ответил, что поручик Петров, действительно, сначала поддерживал приятельские отношения со Львовым, но затем, заподозрив, что тот нечист на руку в картах, перестал с ним общаться. Общение это стоило ему проигранных двухсот рублей, из-за чего Петров даже писал отцу с просьбой прислать деньги, чтобы заплатить долг. Фейерверкер Спичкин ничего нового не сказал: да, говорили про Туркестан несколько раз, да и все.

Утром у трапа собрались сходящие на берег – я вызвался сопровождать группу охотников в 10 человек, мы собирались посмотреть на Святую Софию. Стоянка планировалась до трех пополудни.

На корабль поднялся русский консул, я передал ему сообщение для генерала Обручева, мне тоже было разъяснение от генерала: следующая стоянка планировалась в Пирее, затем в Александрии и Порт-Саиде, а дальше – уже Джибути. В Пирее нас намеревалась посетить королева эллинов Ольга Константиновна, внучка императора Николая I. В Александрии нас тоже встретит русский консул и передаст почту.

Потом мы распрощались и я во главе группы охотников отправился через Галатский мост в старую часть города. Нас сопровождали знаменитые стамбульские собаки и неплохо говорящий по-русски гид, что облегчило мои усилия и я мог присмотреться к поведению своих спутников, впервые ступивших на чужую землю. Надо сказать, что почти все старообрядцы отказались сходить на оскверненную пролитой невинной христианской кровью землю и остались на корабле. То есть, моя группа была из людей, набранных Львовым. Ничего особенного в их поведении я не нашел, на жуликов они были совершенно непохожи – простые русские люди. Перед мостом собаки отстали, дальше была не их территория. Предварительно заплатив, мы перешли по грязному деревянному галатскому мосту на другой берег. Потом долго поднимались вверх, петляя по грязным улочкам посередине которых по желобу текло самое настоящее дерьмо, куда – естественно, в Босфор. Запах был соответствующий. Да, с борта корабля берег смотрелся живописнее и, главное, через пролив не долетал запах большого общественного туалета. Ну вот, наконец, и цель нашего похода. Пришлось одевать на ботинки засаленные войлочные тапки, и, заплатив за тапки и вход (за все отдельно, впечатление, что здесь берут деньги за каждый шаг, причем раздельно: с левой и с правой ноги). Мы прошли к боковой двери на хоры, именно туда пускали неверных путешественников вроде нас. Вот мы и внутри храма. Сверху на нас глядят мозаичные святые и ангелы, лица которых турки заклеили звездами, мозаичные панно также закрыты щитами с изречениями из Корана. Размеры храма подавляют, все же это величественное сооружение, разговор добровольцев за моей спиной затих. Видимо, чтобы нас развлечь, гид Абдулла стал рассказывать историю взятия Константинополя войсками Мехмеда – Али и о кровавой резне христиан, устроенной туркам и в храме. Я прервал его, мне не понравилось, то наслаждение, с которым Абдулла рассказывал про торжество победителя и я отказался смотреть на кровавый след руки Мехмеда – мол, в храме трупами было завалено пространство до высоты хоров и султан въехал сюда на коне, оставив на одной из колонн отпечаток своей пятерни, вымазанной кровью неверных.