355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анатолий Подшивалов » Господин Изобретатель. Книги 1-6 (СИ) » Текст книги (страница 26)
Господин Изобретатель. Книги 1-6 (СИ)
  • Текст добавлен: 3 января 2021, 13:30

Текст книги "Господин Изобретатель. Книги 1-6 (СИ)"


Автор книги: Анатолий Подшивалов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 89 страниц) [доступный отрывок для чтения: 32 страниц]

Глава 11. Вновь на службе

Успел на поезд практически к отправлению, заехав в полицейское Управление и еще раз увидевшись со своими родственниками, находящимися под стражей. Николай все так же брызгал слюной и кричал, что никаких подачек ему не надо, что он всех газетчиков подымет, чтобы написали, как у него из-под носа миллионное состояние увели. Иван, напротив был спокоен, сказал, что ему все надоело и он согласен поехать к кержакам[196]. Я написал прошение, что не имею претензий к брату, а дядя пусть идет под суд, тем более, что я сам слышал, как он подбивал Ивана вскрыть сейф и свалить все на слуг. Дал Ивану сто рублей на дорогу и сказал, что переведу остальные деньги, как только он приедет на место и хозяин двора, где он будет жить, напишет мне письмо об этом. Ивана освободили при мне и он ушел, провожаемый злобными дядиными выкриками. На прощание Иван сказал, что то завещание, которое они сожгли, было с более благоприятными условиями для Николая и Ивана – они получили бы по 30 тысяч единовременно и без всякого обязательства трудится у хозяина-старообрядца, Лиза тоже получала все деньги сразу. Но, потом, видимо, сын и старший внук надоели деду своим пьянством и безобразными выходками, поэтому дед и принял более жесткое решение.

– Вот Колька и злиться, а так бы получил денежки и опять по бабам, – заявил Иван с плохо скрываемым злорадством, – вон волком воет, оттого, что бумагу уговорил сжечь, все сразу хапнуть захотел. Свежее-то завещание у деда где-то в сейфе или в бюро лежит, а про старое в потайном ящике стола он забыл, наверно, зато Колька помнил, где тот ящик. Нотариус хранил только последнее завещание, а старое уничтожил, но мы-то этого не знали, поэтому спалили то, что нашли.

Я спросил, а почему Лизе тоже решено в рассрочку платить, на что Иван ответил, что это, наверно, из-за маменьки, которую бросил, забрав все оставшиеся деньги, ее пан Казимеж. Теперь она перебивается уроками французского в Варшаве, а где живет, то Иван не знает. Дед же рассудил, что Лиза еще молодая, может замуж выйти, и, для того чтобы какой-нибудь проходимец-муж все ее деньги не забрал, то пусть лучше пропадет их малая толика, а Лизе что-то и останется. Я подумал, что, если вдруг маменька объявится, то надо пристроить ее в заводскую школу, пусть ребятишек языкам учит, и дать казенную квартиру. Дед же завел при заводе, по образцу Морозовых, амбулаторию и школу, да не просто амбулаторию, а целую маленькую больницу с докторами, а школа и не совсем только трехклассная. Для способных детей обучение до 6 классов (вот там и преподают французский и немецкий), а потом, после экзаменов, возможно поступление в реальное или коммерческое училище за заводской счет, но, потом, после училища, надо десять лет отработать на заводе, уже, как минимум, помощником мастера, ну а потом – мастером.

В Петербурге, заехав на квартиру и приняв ванну, отправился в Главный Штаб к генералу Обручеву. Николай Николаевич принял меня, расспросил о самочувствии, высказал соболезнования по поводу смерти деда. Я спросил про судьбу Агеева, генерал ответил, что ничего нового сказать не может, немцы не запрашивали ни МИД ни Штаб, как будто ничего и не было. Альфред Вайсман арестован и дал показания о службе на русскую разведку, по этому поводу германский МИД послал секретную ноту на Певческий мост[197]. Наш министр иностранных дел Гирс ограничился заявлением, что Вайсман, будучи германским агентом, убил одного русского подданного и искалечил другого (имелись в виду Герман и я), передавал в германский Генштаб секретные сведения и украл два русских изобретения, поэтому, чтобы загладить вину, полковник Вайсман принял решение сотрудничать с русским разведочным отделом. На том дело и закончилось, больше претензий немцы не предъявляли, но, кое-что просочилось в немецкие газеты, которые, как обычно, устроили крик по поводу русских шпионов, наводнивших родной Фатерлянд. В одной из этих газетенок была заметка о перестрелке в берлинской гостинице, в то время, когда там жил Агеев. По мнению корреспондента, это была перестрелка между германской тайной полицией и шпионом, в результате которой шпион то ли застрелился, то ли был застрелен. Чей это был шпион, газета не сообщала, но, по умолчанию, читатели и так должны были сообразить, что русский.

– Боюсь, что больше мы Сергея Семеновича не увидим, – сказал генерал, поднимаясь из-за стола. – Впрочем, есть слабая надежда на то, что он был взят раненым в плен и находится где-нибудь в крепости, а немцы склоняют его к сотрудничеству или сделают попытку обменять на своего агента.

Мы помолчали, потом генерал продолжил:

– Я вызвал вас по другому поводу, но тоже по разведочному, вы ведь еще на службе, не так ли? Помните есаула Лаврентьева, захваченного в плен дикарями? Так вот, это случилось во французском Сомали, французская Восточная Африка, близ порта Джибути.

Лаврентьев был командирован с секретной миссией в Абиссинию, вместе с двумя десятками казаков под командованием сотника Шерстобитова. Есаул имел при себе письмо к негусу[198] Менелику II от Его Императорского величества, подарки и две сотни винтовок Бердана с сотней патронов на каждую. По пути на них было совершено нападение, Лаврентьев и подарки были захвачены, Шерстобитов с оставшейся сотней винтовок и десятью казаками прорвались и ушли в Абиссинию. Сотник доложил, что на его глазах пятеро казаков было убито, то есть захвачены Лаврентьев пятеро казаков, не исключено, что ранеными. Негус встретил сотника довольно холодно, поскольку у него не было верительных грамот, но винтовки принял. Сейчас Шерстобитов с оставшимися казаками находится при дворе негуса и просит прислать полномочного посла и попытаться найти и выручить русских из плена сомалей[199], о чем он передал через абиссинского курьера из французского Джибути телеграмму в наш Штаб.

Холодный прием объясняется, на взгляд чиновников МИДа, тем что шесть лет назад пензенский мещанин Ашинов, самозванно объявивший себя казачьим атаманом, уже посылал Менелику послания и искал личной встречи, но был задержан на абиссинской границе и, как лицо, не имеющее верительных грамот и документов, выслан абиссинским губернатором из города Хараре обратно в порт Джибути, где был посажен на пароход, идущий в Россию. Высылке способствовало вызывающее поведение Ашинова по отношению к абиссинскому губернатору, человеку жесткому, если не сказать, жестокому, так что мещанину еще повезло, что живым унес ноги, а не был посажен на кол. Так что вам придется еще и поправлять отношения с абиссинцами и французами, испорченными Ашиновым.

– Николай Николаевич, вы же мне говорили, что я в отпуске по болезни, – попытался отделаться от командировки к африканским дикарям (явно, что никто из МИДа туда ехать не захотел). – Вы говорите так, как будто я уже согласился, а ведь у вас лежит мой рапорт об отставке. Я только что хотел делами в Москве заняться…

Обручев не дал мне закончить и стал говорить о том, что, конечно, я волен отказаться и выйти в отставку, но, насколько он меня знает, мне всегда интересы государства были ближе, чем личные и он всегда говорил об этом Государю, наградившему меня чинами и орденами. Генерал уверен, что, сейчас практически никого нет, кто бы справился с такой задачей, не Панасевича же посылать… Кроме того, я лично видел Лаврентьева и могу опознать либо его, либо его тело, а кроме меня Лаврентьев, поступив на службу в разведочный отдел, был знаком только с пожилыми чудаками из Географического Общества, ну и Агеевым, естественно.

Тут в моей голове устроили целый спор, вылезшие из подсознания осторожный пенсионер Андрей Андреевич и юный юрист-неудачник Сашка. Если первый призывал не ввязываться в авантюру и заняться хозяйственными делами на заводе, а также продвижением изобретений, то Сашка просто кричал о том, что все жизнь мечтал побывать в Африке, грезил о путешествиях и приключениях. И, хотя моя личность уже представляла собой сплав этих двух индивидуумов и я мог по желанию отключать их проявления (впрочем, так же как и они без спросу вторгаться со своими воспоминаниями (Андрей Андреевич) и эмоциональными всплесками (Сашка, чью фамилию и имя я носил в этом столетии), то все же, благодаря напору, победил Сашка.

Генерал Обручев, приняв паузу с моей стороны за размышление над своими словами, а не за усмирение прорвавшихся противоположностей, заявил, что Государь Император уже сейчас, так сказать авансом, вознаградит меня в случае моего согласия.

Услышав, что я согласен, генерал пришел в хорошее расположение духа и сказал, что сейчас же доложит Государю о моем согласии, а пока я могу ознакомиться в адъютантской с материалами по Абиссинии, в том числе и с копией всеподданейшей записки Лаврентьева, предупредив, что делать выписки по последней запрещено, остальные документы из публичных источников, так что, если я захочу что-то записать, адъютант даст мне бумагу и карандаш.

Присев за второй стол в адъютантской, открыл папку. Делая вид, что знакомлюсь с выписками из книг и вырезками из газет, думал о том, что сейчас сотворил.

Конечно, это командировка не на пару месяцев, а на полгода, а то и год. Планы заняться заводом, в том числе новыми цехами, улетают в светлую даль. Кто еще будет продвигать испытания в ВМА, кроме меня? Наконец, Лиза, проверив антибактериальную активность у Мечникова, напишет письмо куда, в Абиссинию?

Теперь рассмотрим следующие возражения по существу:

1. У меня уже есть активная деловая группа помощников на заводе: что, Вознесенский с Парамоновым хуже меня разбираются с синтезом СЦ, ПАСК, АСЦК и что там еще они получили и что сейчас едет к Мечникову? Да они лучше понимают, что и как конкретно делать, я же задал только стратегическое направление, используя знания Андрея Андреевича. То же самое относится и к ТНТ – Егоров и его мастера все прекрасно сделают и без меня.

2. Управляющий руководит как действующим заводом, так и строящимися объектами, надо только положить достаточно денег на счет завода, а в качестве ревизора привлечь дедова душеприказчика, оговорив его вознаграждение, так чтобы он мог всегда заблокировать счет, выявив нарушения и взять управление им на себя. Надо еще посмотреть, что на счете в Купеческом банке, а то вдруг наличность в сейфе и есть все мои оборотные средства.

3. Перед отъездом, думаю, что это будет не завтра, я успею сделать все необходимые распоряжения из расчета на год вперед, напишу завещание на Лизу, мало ли что, сожрут еще дикари в этой "желтой, жаркой" Африке. Надо не забыть предупредить Панпушко, чтобы он в ноябре был особенно осторожен с мелинитом, а лучше вообще к нему не прикасался и уехал в отпуск. Только ли послушает он меня теперь? То же сказать и Василию Егорову – пусть возьмет в это время отпуск, несмотря на то, что он сейчас работает с ТНТ.

Теперь об основном положительном моменте: справившись с командировкой, я сделаю еще шаг по карьерной лестнице. Что там Обручев говорил о приеме у царя? Быть ближе к трону – это в Российской Империи все, здесь решает один человек и называется он Самодержец Всероссийский.

Ну и маленький плюс: я ведь тоже хочу повидать новые края! На рожон лезть не буду, а дорожные впечатления не дадут душе закиснуть в холодном зимнем Петербурге.

Теперь посмотрим, что там в папочке. Ага, это про Ашинова мы уже слышали: авантюрист, сочинял сказки о каких-то персидских казаках, кочующих (Sic!)[200] по бескрайним просторам Персии и Месопотамии. Не вышло с переселением «персидских» казаков на Кавказ, поехал в Абиссинию вместе с горсткой русских, привлеченных его выдумками. Из Абиссинии был выслан, привез оттуда двух эфиопских детей, якобы племянников негуса, и страуса. Везде клянчил деньги, пока его не привлекли за растрату вверенных сумм русские купцы в Константинополе. В Афонском монастыре познакомился с монахом Паисием, который, на самом деле, был бежавшим с каторги скопцом[201]. Вместе с Паисием приехал в Петербург где встретился с литераторами Катковым и Аксаковым, которым рассказал о «Новой Москве», казачьей станицей на берегу Красного моря, оказавшейся фикцией.

Появились добровольцы готовые ехать на Красное море, набрал "казаков" среди которых было 11 осетин, составлявших личную гвардию атамана, горстка настоящих казаков, образованные люди: доктор, недоучившиеся студенты, народные учителя, несколько отставных военных, мастеровые – плотники и столяры. До кучи в Одессе прибилось полтора десятка босяков, реально с уголовным прошлым. Паисий произвел впечатление на Обер-Прокурора Святейшего Синода Победоносцева, за что был рукоположен в сан архимандрита, с обязательством открыть православный монастырь в Абиссинии, приняв под свое начало четыре десятка монахов и паломников. Только вот в Абиссинию атаман свое войско не повез, а занял старую крепость Сагалло на принадлежащем французам побережье недалеко от их укрепленного поселения Обок, по сути – столицы побережья. Русским переселенцам также не хотелось уходить в какую-то неведомую Абиссинию от берега теплого моря, изобиловавшего рыбой, удобного песчаного берега с зелеными лугами и небольшими зарослями кустарников. Они разбили огороды, засеяв их привезенными семенами и все шло неплохо, пока босяки не украли и съели принадлежащую французам корову. Дальше – больше, отношения испортились, в Париж полетела жалоба и на рейде против крепости с русским трехцветным флагом и желтым Андреевским крестом[202], бросили якорь четыре французских корабля. Командир эскадры прислал с туземцем ультиматум – сложить оружие и спустить флаг, но, Ашинов потребовал для переговоров офицера. В результате самонадеянных действий «атамана», корабли начали обстрел, в результате которого погибли три женщины и двое детей и только один вооруженный казак. Началась паника, женский плач, крики испуганных детей, в результате деморализованный атаман поднял вместо белого флага чью-то нательную рубаху. Потом незадачливых колонистов вернули в Россию, но приговор Ашинову и Паисию был мягким, они даже не попали в тюрьму.

Так и все это произошло четыре года назад, то есть воспоминания в Африке о дурковатых русских еще свежие. Понятно, что желающих ехать туда никого не нашлось: помощи от французской администрации не будет, прием у эфиопов холодный, да еще дикари какие-то скачут, убивают, грабят и в плен берут случайных путников. Читаю дальше, вот и записка Лаврентьева из которой следует, что форпост в Африке на берегу Африканского рога России нужен, так как можно полностью запереть Суэцкий канал, а Абиссиния – единственная страна в Африке, сохранившая независимость (и то, расплатившаяся за это с итальянцами всем своим побережьем, тем что называется сейчас Эритреей), с христианским православным населением[203]. Еще там следовали геополитические выкладки, весьма наивные, как и «православие» абиссинцев, но было и интересное, касающееся дорог. Ему удалось разыскать одного из монахов, ушедших с Паисием и вернувшихся в Россию. Поняв, что никакого духовного подвига не предвидится, как и монастыря, трое монахов покинули «атамана» и «архимандрита»-скопца и сделав самодельную тележку и сложив на нее свои пожитки, пошли сами в Абиссинию. Дошли они до города Харара, с мусульманским населением. По пути тележка развалилась, так как эфиопские дороги – это просто относительно расчищенные полосы полуторасаженной ширины, на которых встречаются аршинные и более размером валуны, так что никакая повозка там не пройдет, пройдет только верблюд или мул, лавируя между камнями. В 30 верстах от побережья начинается сухая степь, а потом каменистая пустыня, где лошади гибнут, поэтому основное транспортное средство здесь – верблюд или человек, мулы тоже проходят но им нужна вода, а водопои встречаются редко. Несчастных монахов, которые по жаре тащили свои пожитки на себе, дважды грабили, отняв все ценное и оставив только рубище на теле. Двое монахов умерли – одного укусила змея, другой скончался от лихорадки, самого автора воспоминаний в полубессознательном состоянии лежавшего у дороги, подобрал караван. Караванщик-мусульманин сказал, что, еще до его рождения, отца, когда он, ограбленный разбойниками и оставленный без воды, умирал в пустыне, спасли миссионеры-христиане, а теперь он может отдать долг. Он довез монаха до Джибути, где передал в христианскую миссию, а потом миссионеры помогли ему вернуться в Россию, посадив на корабль, следовавший в Константинополь. Там он рассказал в русском подворье все о Паисии и Ашинове и настоятель устроил монаха на пароход Доброфлота[204], идущий в Одессу.

Еще была сводка о полезных ископаемых, из которых следовало, что Абиссиния имеет богатые золотые россыпи на Западе и юго-западе страны, ближе к границе с Суданом, вроде бы есть уголь, но сколько и какого он качества, не известно. В целом, Абиссиния геологами практически не исследована.

Да, после чтения бумаг и докладной записки у меня сложилось впечатление, что берусь я за опасное, но интересное и, возможно, прибыльное дело. Тут появился генерал Обручев, пригласил меня зайти к нему и сказал, что только что говорил по телефону с государем, завтра в полдень меня ждут в Гатчинском дворце, запишите адъютанту адрес, куда подать коляску. Вас довезут до Балтийского вокзала, уточните у адъютанта расписание поездов. Рекомендую выехать не позднее восьми, дворцовая коляска с гербом будет ждать вас на станции к приходящему поезду с половины одиннадцатого. Царь очень не любит когда опаздывают, если приедете раньше, лучше погуляйте по парку, а в за полчаса до полудня представьтесь дежурному флигель-адъютанту. Я уточнил расписание, поезд шел час с четвертью, но в сутки было всего пять поездов, поэтому выбрал тот, что приходит четверть одиннадцатого.

Накануне того дня когда наш герой встречался с генералом Обручевым, в Гатчинском дворце, в кабинете государя было двое: сам император и его закадычный дружок, Начальник царской охраны генерал-лейтенант Петр Черевин.

– Вот, Петя, нет у нас больше разведочного отдела в штабе, – сердито сказал царь, – протолкнул братец Володенька какого-то борова, чуть не сына своего дворецкого, или что-то вроде этого, на теплое место начальника, а тот возьми и развали всю работу, бумажки только пишет, что очередного врага среди интендантов поймал… Да, как говорится, интенданта через год вешать надо[205], потом найдется за что.

– Постой, а Агеев куда делся?

– Пропал твой крестник, в Германии, – все больше расстраиваясь, сказал Александр Александрович, – кой черт его дернул самому потащиться за этим германским шпионом, что у него агентов не было?

– И кто теперь за начальника? Кто-то из замов? Может, тот умненький купчик, что все изобретает? – не понял Черевин, уже принявший с утра "на грудь".

– Да я же тебе, бестолковому, объясняю, что протеже Владимира Александровича, братца моего.

Дальше царь рассказал Черевину ситуацию с Абиссинией, где сгинул другой помощник Агеева, и то, что нужно ехать туда не менее как послу, исправлять то, что в этом регионе планеты наделал дикий "атаман".

– Постой, ваше величество, так это дело МИДа, причем здесь разведка, – удивился Черевин, – вот пусть посла и посылают, чтоб негус его не послал как того сотника.

И Черевин захохотал, довольный каламбуром. Потом предположил, что чиновники министерства на Певческом к дикарям непривычны, поскольку те по-французски не понимают и политесов изящных не знают, а сразу "бух в котел и на жирный бульон с мясом".

– Правильно понимаешь, Петя. Здесь нужен человек молодой, свежо мыслящий, да и пострелять чтобы был не промах, – теперь царь улыбнулся своему каламбуру со стрельбой без промаха. И есть у меня один такой на примете.

– Догадываюсь, давешний купчик?

– Он самый, только вот руку поломал на полигоне, когда грек этот прилипчивый пулемет показывал. Так наш герой, Степанов его фамилия, грека в лужу посадил, да кто-то гужи в степановской пулеметной повозке подрезал и купчик руку сломал.

– Эка невидаль, на молодых заживает как на собаке, небось уже этой рукой девок щупает почем зря.

– Нет, он довольно долго в госпитале при Военно-медицинской Академии валялся, но ведь успел за это время магистерскую диссертацию по математике защитить, причем старик Чебышов просил сразу доктора дать, но нашим мастодонтам допотопным зазорно, чтоб меж ними молодой сидел, только магистра проголосовали. Еще предложил прибор собственной конструкции для лечения раненых, вроде хвалят его и привилегию Академии подарил. И новое лекарство от чахотки придумал – сейчас его в Академии испытывают.

– Вот это молодец, наградить его надобно! – громко сказал генерал и кустистые брови его грозно зашевелились. – Не бока наминал на койке валяючись, а о деле думал. Говоришь, Империи Российской изобретение отдал, хвала ему, не о мошне думает, хоть и купец.

Дальше царь, расхаживая по кабинету, рассуждал, а Черевин лишь соглашался. Царь говорил о важности Абиссинии для России, что Ашинов[206] много крови нам попортил (вспомнил «этого скота Ашинова»), едва скандал с французами замяли, так итальянцы лезут в Абиссинию и самое время им укорот дать, неявно помогая негусу. Для этого надо советника послать в ранге полномочного посла, с щедрыми подарками, дать конвой соответствующий, а то Лаврентьев с десятком казаков было сунулся, за что и поплатился: и сам пропал и дары царские не доставил. Тут Черевин предложил, чтобы Степанов по России проехал послом инкогнито, а для абиссинского негуса дать ему временно чин статского советника по МИДу. Если вернется живым и дело как надобно исполнит, то есть, привезет письмо от негуса с просьбой о союзе – чин оставить, да еще наградить за изобретения орденом Анны 2 степени[207], там на медальоне святая Анна Египетская под пальмой – самый орден для африканской поездки.

– Образцов мне доложил, что Степанов теперь миллионщик, дед ему наследство оставил, – сказал царь, выслушав предложения Черевина, – так он не стал уходить со службы, как другой бы сделал, а на опасное дело согласился.

– Вот я и говорю, что бравый этот Степанов купец, тьфу, дворянин твой, ваше величество, – ответил Черевин уверенным тоном, – вот достоин царской чести, так достоин, ничего не скажешь, молодец!

Всего этого я, конечно, знать не мог, и прибыл, как и было велено, за полчаса до полудня.

Флигель-адъютант попросил подождать и пошел доложить о моем прибытии. Я впервые был в Гатчинском дворце, построенном Павлом I, может Павлу, с его небольшим ростом и было здесь комфортно, но вот почему медведеобразному Александру Александровичу здесь нравится? Злые языки говорили, что царь здесь себя чувствует в большей безопасности от террористов. Может быть и так, меня трижды останавливали, проверяли, сверялись со списками, только вот нигде я не заметил у проверяющих своей фотографии, а может быть я – террорист-анархист, похитивший документы с тела надворного советника и под его видом пытаюсь проникнуть в дворец. Все же здесь еще очень наивная охрана, ничему их не научили покушения на царя-Освободителя, да и сына его, царя-Миротворца чуть было не грохнули незабвенные дружки Саши Ульянова. Мои размышления об охране царской тушки и созерцания потолка прервал вернувшийся адьютант, пригласивший следовать за ним.

В царском кабинете меня ждали двое: царь и генерал Черевин. Александр III сразу приступил к делу – произнес краткую речь о важности контакта с Абиссинией, где Россия имеет далеко идущие интересы, для чего важно установить хорошие отношения с императором Менеликом II. C этой целью мне, как можно скорее, следует туда отправиться с верительной грамотой посла вместе с личным письмом русского императора к абиссинскому, письмо это ни при каких обстоятельствах не должно попасть в чужие руки. Также я повезу подарки для Менелика II его супруги. В качестве подарка для императора – бриллиантовый перстень и портрет Александра III с бриллиантами из Кабинета[208] его величества, для императрицы – бриллиантовая диадема, которую сейчас заканчивают делать мастера Фаберже. Все драгоценности будут доставлены прямо на борт парохода. На расходы мне будет выдана в банке сумма в валюте, равная 50 тысячам золотых рублей. Для охраны будет придана полусотня донских казаков, а также конвой повезет две сотни винтовок с патронами для Абиссинской армии. Доставит миссию из Одессы пароход Доброфлота. По возможности, требуется выяснить судьбу есаула Лаврентьева и, если он жив, освободить силой или выкупить из плена. Далее император спросил, какие у меня будут пожелания? Я уже подумал над этим и четко изложил свои предложения.

По оружию: попросил три пулемета с десятью тысячами патронов на каждый; винтовки должны быть такими, какими вооружены казаки, то есть современные пачечные, а то Менелик подумает, что мы ему "заваль" привезли, по принципу; "на те, убоже, что нам негоже", с десяток револьверов с патронами для конвоя тоже бы не помешало. Попросил вернуть остаток ручных бомб и заказать их еще в количестве трехсот штук.

По личному составу: попросил укомплектовать конвой не донскими казаками, а семиреченскими, из Туркестана: и они и их лошади привычны к полупустынным землям и горам, хорошо переносят жару и жажду. Обязательно выделить врача с инструментами и лекарствами, по возможности – и лекарского помощника.

По снаряжению: кроме папах, обязательно предусмотреть кепи, а лучше шляпы с назатыльниками от солнца, рассчитывать снаряжение как на холод в горах, так и на жару в пустыне. И по мелочи, я составлю список, кому его подать? И еще, чуть не забыл – попрошу дать какое-то количество консервов, лучше щи с кашей и мясом, так как щей в Африке не найдешь.

Черевин сказал, что не надо императора загружать этими подробностями, он даст распоряжение и со мной свяжется интендантство, а если что не так – сообщать прямо ему, а также спросил, зачем мне столько оружия, уж не собираюсь ли я с кем воевать?

Ответил, что минуту назад получил приказ по возможности освободить есаула силой, кроме того, надо показать, что Россия – сильная в военном отношении держава, имеет и оружие своего производства, показать в деле это оружие. Кто знает, может, Менелик у нас трехлинейки для своей армии закупит, а не винтовки Манлихера или Маузера или ручные бомбы и пулеметные повозки ему понравятся.

Еще я сказал, что понимаю ограниченные возможности военного ведомства, поэтому сам закуплю у Виккерса еще семь – восемь пулеметов и могу оплатить из своих средств заказ ручных бомб, лишь бы их сделали быстро и качественно. За их правильным применением я сам прослежу и обучу, как надо обращаться с этим оружием, а то мне Военное министерство все привилегии поотклоняло, на бомбы в том числе, из-за того, что бомбы неправильно применяли, чему я сам был свидетелем. Также я готов снарядить полусотню добровольцев за свой счет и тогда я могу быть уверен, чтовсё и все дойдут до столицы Менелика.

– Вот это – правильный подход к делу, – одобрил император, – все бы купцы-миллионщики так бы за государственный интерес радели и в военном деле разбирались. Уверен, что справишься. А чтобы ни у кого вопросов не было, кто ты такой – жалую тебе чин статского советника по Министерству иностранных дел, вот тогда ты точно будешь послом великой России. Мундир с золотом тебе справят, а справишься сам (император скаламбурил и ухмыльнулся) – оставишь потом чин себе, а не справишься – останешься навсегда надворным. "Вот это точно, тогда так навсегда им останусь, так на могилке и напишут, мол, здесь сложил буйну голову надворный советник такой-то" – подумал я в ответ на императорский каламбур.

А еще, – продолжил Александр III, – за труды твои на почве полезных изобретений и что преподнес свой аппарат для раненых государству, поздравляю тебя орденом Святой Анны 2 степени. Там как раз изображена Анна-пророчица под пальмой, вот она тебе в Африке и поможет. Вот тебе орден и указ – император вручил мне коробочку с наградой, а верительные грамоты с письмом получишь перед отплытием. Удачи тебе, статский советник Степанов, с Богом!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю