Текст книги "Господин Изобретатель. Книги 1-6 (СИ)"

Автор книги: Анатолий Подшивалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 89 страниц) [доступный отрывок для чтения: 32 страниц]

Познакомился я и с дедовым младшим сыном, своим дядей Николашей. Как-то сижу я, читаю в своей светелке, и вдруг без стука вваливается какой-то долговязый хлыщ с тросточкой, фатовскими усиками на испитом лице с мешками под глазами.

– А-а-а, вот наш новый дедов любимчик, дорогой племянничек Сашенька, – издевательским тоном "пропел" хлыщ. – На дедовы деньги позарился, щенок. Вот тебе, а не деньги, – дядюшка показал мне кукиш, сунув тросточку под мышку. – Я тебя научу уважать старших, сукин сын, – дядюшка перехватил поудобнее свой стек и сделал шаг ко мне.

– Стой, где стоишь, или я продырявлю тебе ногу, – открыв ящик стола, я схватил револьвер, отступил к стене и взвел курок.

Но, на дурака мало подействовал вид оружия, он, видно, думал, что с ним шутят или вообще мозгов не имел.

– Ах ты… – Николаша взмахнул рукой наискось, намереваясь наотмашь ударить меня по шее стеком.

Я опустил ствол к полу и нажал на спуск. Грохнул выстрел, комнату заволокло дымом, запахло порохом. Николаша завизжал и выпрыгнул обратно в дверь. А вдруг я его задел рикошетом, да и вообще надо спросить в оружейной лавке патроны с бездымным порохом, французы вон делают бездымный порох, что уж бельгийцам не снаряжать им патроны к револьверу: не дай бог палить в помещении, ничего ведь не видно будет. Я осмотрел пол, потыкал в пулевое отверстие карандашом: пуля пробила под углом около 45 градусов толстую дубовую паркетину и засела где-то внизу, но семь сантиметров прошла. Деду я потом объяснил, что случайно выстрелил, разбирая оружие для чистки, но он только ухмыльнулся, видно, слуги доложили об инциденте.

Все десять дней до отъезда я занимался гимнастикой на потеху дедовым слугам, и не только им: мальчишки сбегались со всей округи и, залезая на ближайшие к дедову забору деревья, смотрели бесплатный цирк. Сначала дворник, было, принялся их сгонять, но я сказал, что не надо – пусть смотрят. Да и слуги стояли, делая вид, что заняты во дворе каким-то нужным делом, смотрели на представление. Самое интересное заключалось в том, что я не выполнял каты из каратэ, не делал медленные движения у-шу, не скакал и не стоял на голове. Только обычный комплекс гимнастики: наклоны туловища, приседания, в том числе с грузом, взяв на спину мешок с песком весом около двадцати килограммов, махи ногами. Но этого было достаточно, чтобы за спиной раздавалось: «эк его корежит»; «припадочный, наверно, молодой купец-то»; «ну так он после пожара головой повредился, видишь, страшный какой, да еще не в себе» и тому подобные замечания. Нет, видимо, не найдет дед мне в слободке невесту, раз такой слух пойдет о припадочном женихе.

Еще я читал журналы по химии и биологии, чтобы понять, что было известно в этих областях науки в это время, ведь профессора называли меня коллегой, а копни поглубже, выяснится, что я элементарных и всем здесь известных вещей не знаю. Однако, почитав статьи, я убедился, что российская наука в целом, я не говорю про прорывы выдающихся ученых, а про образование в целом, лет на 20–30 отстает от европейских стран. В наших журналах все еще рассуждали о жидкостях и флюидах, через которые из мирового пространства передается "магнетизм"… Микробиологических исследований вовсе не было, так что рассуждения о микроскопических зверьках моего доктора Леонтия Матвеевича еще можно было назвать редким вольнодумством. Доктор все же прислал журнал с моей историей. Ну и жуткие фото там получились, прямо оторопь берет: неужели я таким был, когда меня привезли или это от плохого качества снимка. На первом фото – просто обгорелая головешка без волос,[80] глаза закрыты черным прямоугольником, что создавало еще более страшное впечатление – будто и глаз у меня нет. На промежуточном фото я был вроде Фантомаса, только серый, ну а на заключительном – так уже, ничего себе уродец, в театре можно без грима в роли Квазимодо подрабатывать.

Перед отъездом зашел к деду спросить о его решении.

– Вот, внучек, с заводом лекарств я решил, а взрывчатку как-то нехорошо все же делать, – засомневался дед.

Хорошо, хотя бы с сульфаниламидами проблем не должно быть, а вслух сказал:

– Дед, не ты сделаешь, так кто-то другой на этом заработает. Взрывчатка – ведь это не только война и убийство, а горные работы и строительство, прежде всего, железных дорог. Развитие России через Сибирь пойдет, туда чугунку скоро потянут, за Урал, до самого Тихого океана. А знаешь, сколько там скал взорвать надо и туннелей проложить? Даже нобелевского динамита не хватит, прорву взрывчатки тратить придется. У нас строительство и горные работы даже в привилегии прописаны, а будет ли ТНТ закупать военное ведомство – хорошо если будет, а если не будет, то мы только на проходческих и железнодорожных работах капитал удвоим! Наша взрывчатка дешевле нобелевской и безопаснее к тому же, хранения такого строгого не требует – хоть в воду ее положи – все равно взорвется, если детонатор не замокнет или будет просто герметичным и не пропустит воду, ТНТ в воде практически не растворим.

– Вот ты куда, внучек, загнул, – задумался дед. – Ведь это бешеные деньги… А откуда ты знаешь, что чугунку потянут через горы аж до океана?

– Дед, это просто логика – наука такая, иначе говоря – головой думать надо, вперед смотреть, где выгода лежит, – объяснил я своё послезнание купеческой деловой хваткой. – То, что в Сибири богатств в земле немеряно, так это еще Ломоносов сказал, да и Менделеев так считает. Вывезти добытый уголь, нефть, руду на телегах невозможно, значит, будут строить железную дорогу.

– Ну, считай, убедил ты меня, будем завод ставить. Только где?

– Там, где есть рабочие руки, железная дорога, река и город не далеко и не близко – может вниз или вверх по Москве-реке место сыщем верстах в 30 от города?

– Хорошо, приказчиков пошлю посмотреть, где лучше землю купить. Это ты правильно думаешь, что по чугунке и рекой можно строительные материалы и припасы привозить, а потом товар вывозить, – согласился со мной дед. – А завод для лекарств где?

– Да там же, но верстах в пяти и поселок от завода взрывчатки закладывать в таком же отдалении, – ответил я. – Управлять легче будет, если два завода рядом, а удаление от завода взрывчатки необходимо на всякий случай, вдруг взрыв, так люди в поселке живы останутся. Поселок узкоколейной железной дорогой соединить с заводом – одна смена на завод приезжает, другая тем же паровичком уезжает. Так что я поеду в Питер людей подбирать для работы на заводе кто новую взрывчатку и лекарства знает, как делать, а ты мне обещал когда-то, что людей пошлешь учиться, чтобы могли работать на новых заводах – там химики нужны, можно из вчерашних студентов, только умных, – напомнил я деду его обещание. – Я в Питере поспрашиваю, может кто из химиков академии переедет, жалованье им хорошее дадим, жилье при заводе, согласен, дед?

– Да, Сашка, ты кого хочешь уговоришь, я-то тебя знаю, – подмигнул мне дед. – Набирай людей, только немного, завода-то еще нет. Набирай таких, кто знает, какие машины нужны и как работают, смету составить и где их купить, строителей-то я сам наберу – через полгода первый корпус и дома деревянные в поселке будут. Лавку, больницу, ясли для детей, не хуже чем у Морозова в Твери построим со временем, в кирпиче. Я своих старообрядцев на завод работать наберу, а там будем пробовать через царя веру нашу разрешить и церковь открыть.

Глава 23
Вроде, все складывается как надо

На этот раз у меня в купе появился попутчик. И что бы вы думали, уставившись на мой прикид, он спросил по-английски, не будет ли против уважаемый сэр, если он составит ему в пути компанию?

Услышав, что я не против, а что же мне, гнать его, что ли, прикажете, он представился как Джордж Остин, баронет,[81] второй секретарь посольства ее величества.

– Вы прекрасно говорите по-английски, сэр и внешний вид у вас как у иностранца, – удивился дипломат. – Я было принял вас за морского капитана, скорее всего, норвежца или шведа.

Я представился как Александр Степанов, представитель свободной профессии, вспомнив регистрацию моей лаборатории в Управе, где нас с Генрихом записали "лицами свободной профессии" наравне с актерами и художниками, так и подмывало в ответ на его "баронет" представиться "клоун".

– И чем же вы занимаетесь, мистер Степанов? – со всей любезностью, на которую был способен, произнес баронет.

Вот как, уже не "сэр", а простой "мистер", подумал я и сказал:

– Я математик, – ответил я, думая, что настырный англичанин, наконец, уймется, ибо, что взять с математика и о чем с ним поговорить…

– Видимо, вы закончили математический факультет университета? – не унимался баронет.

– Нет, – ответил я. – По образованию я юрист, математикой увлекся позже.

– Вот как, – оживился сэр Джордж. – Я знал одного юриста, который стал математиком, сэра Артура Кэли.

– Насколько я знаю, Артур Кэли известен своими работами в области линейной алгебры, его называют лучшим алгебраистом современности, также он много сделал в области дифференциальных уравнений и эллиптических функций, – не ударил я лицом в грязь, помню что-то из алгебры, не забыл! – А теорема Гамильтона-Кэли чего стоит, одной этой теоремы о квадратной матрице достаточно, чтобы войти в историю математики. Где же вы познакомились с профессором Кэли, он же не дипломат.

– Сэр Артур читал у нас лекции в Тринити-колледже,[82] – ответил дипломат. – К сожалению, я не силен был в математике и не мог оценить всей тонкости рассуждений профессора Кэли.

А он непрост, этот второй секретарь, как мне показалось, он пытался поймать меня на знании математики, но это не удалось… Да и учился он в престижном заведении, где самая-самая британская знать учится, а ведь простой баронет!

– И что же привело вас в Москву, мистер Остин? – теперь уже в наступление перешел я, используя некоторую растерянность оппонента от неудавшейся провокации, – посольство ведь в столице, если ваша поездка не дипломатический секрет, конечно.

– Да что вы, какие секреты, обычный бизнес, – ответил баронет с улыбкой. – Меня послали встретиться с нашим московским консулом, чтобы он помог британский, как это по-русски – стряпчий, ах да, вы правы – поверенный в делах, разобраться с делом о нарушении патентных прав британского подданного одним московским купцом, кстати, его фамилия тоже Степанов.

– Степанов – фамилия очень распространенная, входит в пятерку самых частых русских фамилий вместе с Ивановыми, Петровыми, Сидоровыми, – пояснил я, стараясь внешне сохранить невозмутимость. – Так что же натворил этот купец по отношению к подданному британской короны.

– Он получил в России патент на открытую британцем краску для ткани, – ответил сэр. – Что должно вести к наказанию и компенсации ущерба.

– И как, удалось наказать купца? – поинтересовался я, сохраняя индифферентный вид, мол, так, для поддержания дорожной беседы спрашиваю.

– Нет, – разочарованно ответил Остин. – Я пытался вместе с поверенным встретиться с купцом, чтобы мирно урегулировать размер ущерба, но он даже не принял нас, а русские чиновники просто издевательски смеялись нам в лицо.

– Но ведь в Петербурге, там, где находится ваше посольство, располагается Министерство финансов в котором есть Департамент промышленности и торговли, ведающий промышленными привилегиями, – удивился я. – Что вам стоило утихомирить распоясавшегося купца окриком из столицы, через министерство?

– Думаете, мы не пытались так сделать, – ответил баронет. – В министерстве нам сказали, что привилегия выдана купцу правильно и не нарушает законов Российской империи, так как использует другой процесс, отличающийся от британского. Но ничего, мы подадим апелляцию и добьемся компенсации даже в большем размере, чем это можно было бы сделать при добровольном урегулировании спора. И не дай бог, этот купец будет что-то продавать в Британии и ее колониях – его товар сразу же будет конфискован для покрытия ущерба.

– Для дипломата вы неплохо разбираетесь в законодательстве и судопроизводстве, – польстил я сэру Остину. – Видимо, вам часто приходится заниматься подобными делами?

– Что вы, мистер Степанов, – ответил дипломат. – Это первый, но, думаю, не последний случай, как у вас говорят "лиха беда – начало".

– Что же, желаю успеха, – сказал я, подумав: "чтоб тебя разорвало". – А сейчас, сэр Джордж, позвольте мне немного вздремнуть, утомительный день выдался.

Я прикрыл глаза, чтобы настырный англичанин не задавал больше вопросов и подумал, что, возможно, не случайно он подсел ко мне, места ведь не нумерованные. Я что-то не заметил его на перроне, а ему нужно было только зайти в вагон за мной и усесться напротив, вон, есть вообще свободное купе. Он знает, кто я, хочет напугать? Зачем, ему ведь дали от ворот поворот и в Питере и в Москве. Хочет выйти через меня на деда, чтобы с него денег получить? Дудки! Он деда не знает, и если и получит, то люлей без счета. В общем, я не заметил, как заснул. Проснулся от голоса проводника: "Господа, Тверь! Кто желает прогуляться и покушать? Поезд стоит час с четвертью".

Я вышел из вагона, немного подышав свежим воздухом, отправился в ресторан. Заказал рюмку водки, холодный заливной язык (люблю правильно приготовленный говяжий язык с хреном, морковкой и петрушкой) и только принялся закусывать, как за мой столик принесло давешнего англичанина. На этот раз он плюхнулся на стул, уже не спрашивая разрешения, что-то заказал официанту, довольно правильно выговаривая русские слова.

Когда принесли его заказ, включающий графинчик водки, он опять-таки, не спрашивая, хочу я с ним выпить или нет, наполнил рюмки и произнес:

– Мистер Степанов, я бы хотел выпить за мир и процветание в отношении наших империй, – начал он по-русски. – Сейчас непростое время и сталкиваются наши интересы в этом непростом мире. Мне кажется, что ваш царь Александр ведет себя опрометчиво и недальновидно…

Мне надоел этот развязный англичанин и я пешил его отшить:

– Послушайте, уважаемый сэр, кто бы вы ни были, но это не дает вам право упрекать государя в недальновидности. Я, как подданный Российской империи, больше не желаю вас слушать и прошу прекратить эти выпады. – встав из-за стола, я положил три рубля под тарелку и вышел из ресторана. Ничего, поужинаю в Бологом.

Когда в вагоне появился баронет, я демонстративно взял свой портфель и пересел в свободное купе. Более меня никто не донимал до самого Питера, а к баронету в Бологом подсадили дородного игумена.

Приехав в столицу и оставив багаж в номере "Астории", я, не теряя времени, поехал к Панпушко. Однако, дежурный сказал, что штабс-капитан вместе с помощниками на полигоне и они вернутся не ранее шести пополудни, но я могу написать ему записку и ее передадут с оказией – кто-нибудь из академических все равно поедет сегодня на полигон, так как готовятся к визиту заместителя генерал-фельдцейхмейстера. Так я и сделал, написал, где меня найти в "Астории" и пешком пошел в Военно-медицинскую академию. Погода уже не баловала, если в первый мой приезд были солнечные дни и лишь изредка моросил дождь, то теперь сыпал мелкий дождичек и дул холодный ветер с Невы. Неуютная питерская погода, ну да ничего, одет я тепло, на голове шерлокхолмовская каскетка, не замокну.

В академии пошел к химикам, где меня сразу узнал, назвав «глубокоуважаемый господин изобретатель», молодой человек, представившийся приват-доцентом Северцевым. Он сказал, что профессор будет чуть позже, но пока он может сопроводить меня в лабораторию и рассказать о ходе опытов.

– Рад знакомству, господин Северцев, – сказал я, представившись. – А как вас по имени-отчеству величать?

Получил ответ и вспомнил, что в мой первый визит Петр Николаевич Северцев писал что-то за столом в ассистентской, а теперь, оказалось, он за синтез вещества СЦ отвечает.

– Вы, наверно, Александр Павлович, хотите узнать, как идут дела с вашим препаратом? – поинтересовался Северцев, чувствуя, что я не чай приехал пить за 700 верст и мне не терпится узнать, получилось ли? – Все получилось, не беспокойтесь, кстати, ваш путь оказался самый перспективным и простым, только на конечном этапе пришлось повозиться, ну, так вы и сами об этом предупреждали. Хотя существует еще один способ получения СЦ, но он более длинный и затратный, так что мы сумели воспроизвести ваш короткий и дешевый путь синтеза, признав его лучшим. Не скрою, второй путь предложил я, и мне хотелось, чтобы он оказался лучше, но факт есть факт – вы победили!

– Спасибо за объективность, Петр Николаевич. А много ли удалось синтезировать?

– Пока три фунта, но для испытаний этого хватит с лишком, тем более, что, считайте, они уже идут, – похвастался приват-доцент, – в клинике у профессора Субботина.

– Постойте, как идут? – удивился я, – мы же говорили, сначала нужно проверить на мышах!

– Да уж проверили и не на мышах, собаку тут лечили с обваренным кипятком боком, – рассказал Северцев. – Потом из дома животных всяких приносили с гнойными ранами – все везде заживало.

Ага, как на собаках, подумал я, прямо Шариков с ошпаренным боком,[83] но ведь экспериментаторы хреновы ничего даже не знают о правилах клинических испытаний, ни тебе слепого контроля, ни рандомизации, и где контрольная группа, наконец!?

– Животные часто слизывали ваш порошок с раны, несмотря на то, что мы перевязывали раны, обработав их порошком, из чего мы сделали вывод, что он безвредный и многие попробовали его на вкус: индифферентный, похрустывает на зубах и все, – делился своими впечатлениями приват-доцент, – и вот когда в клинику Субботина привезли девочку 11 лет с запущенным термическим ожогом, профессор попросил у нас препарат СЦ. Мы не могли отказать, ведь девочка умирала от гнойной интоксикации: ожог был большой – она опрокинула на себя таз с кипятком, который мать-прачка поставила на стол – больше пострадали ноги, но, поскольку ожоги лечили каким-то салом, чуть ли не собачьим, пошло нагноение по всей поверхности с большим количеством гноя и ее привезли в клинику с высокой температурой, в беспамятстве, уже практически безнадежную. Профессор не мог видеть, как умирает ребенок и решился попробовать ваше средство.

– И каков результат? – спросил я, беспокоясь, а вдруг умерла. – Жив ребенок или умер?

– Отличный результат, жива девочка и почти совсем уже поправилась, ваше средство действительно чудодейственное, – взволнованно проговорил Северцев. – У нас уже более десяти больных его получают и у всех быстрая положительная динамика заживления гнойных ран! Я уже послал служителя с запиской к Субботину, думаю, он сейчас придет. Вы сделали великое открытие, Александр Павлович!

– А, вот и наш гений, великий изобретатель! – дверь открылась и на пороге появился профессор Субботин. – Поверьте, Александр Павлович, вы – гений! Я-то, при первом вашем появлении, еще сомневался, не шарлатан ли вы, уж очень много их сейчас развелось, но теперь убедился, что вы, действительно, совершили великое открытие.

– Уважаемый Максим Семенович! – в свою очередь, был рад и я. – Позвольте напомнить, у этого изобретения есть и соавтор, господин Генрих фон Циммер, к сожалению, ныне почивший.

Мы помолчали, отдавая дань памяти Генриха, а потом профессор продолжил:

– Мы получили поразительные результаты: у 12 пациентов – полное заживление ран без осложнений, у одного – заживление раны вторичным натяжением с образованием рубца, но он избежал калечащей операции.[84] В качестве контрольной группы мы взяли лиц, получавших при подобных поражениях стандартное предписанное инструкциями лечение: из них 2 погибли, у 8 – заживление вторичным натяжением с образованием рубцов и лишь у двоих – результаты, сравнимые с первой группой. Мы делали фотоснимки, разница в скорости заживления налицо, а про результат и говорить не приходится. Я собираюсь сделать предварительное сообщение на Хирургическом обществе через три дня, и, если вы не против, я буду иметь честь представить вас коллегам.

Я дал согласие и тут появился профессор химии Дианин, мой тезка, который также стал выражать восхищение результатами испытаний. Он сказал, что сейчас готовит отчет руководству академии и хочет, чтобы я вместе с профессором Субботиным был на этом отчете.

Я ответил, что, может быть, рано докладывать результаты на двух группах больных по 12 человек, хотя видел, что если применять непараметрический критерий, например, Вилкоксона-Манна-Уитни, или, еще более простой метод знаков, то результаты уже достоверны, однако критерии непараметрической статистики стали известны лишь со второй половины XX века. Да что и говорить, до открытия самого раннего параметрического t-критерия Стьюдента Уильямом Госсетом, сотрудником компании "Гиннес", взявшем себе псевдоним Студент и опубликовавшем методику в 1908 году, еще 17 лет. Никто в России еще никакой биометрической статистикой не заморачивается, все научные статьи в медицинских журналах – описательные, так что наличие хотя бы контрольной группы – уже шаг вперед.

Профессора наперебой стали меня уверять, что материала достаточно и статья произведет эффект разорвавшейся бомбы, так что я согласился на публикацию материала в "Военно-медицинском журнале", причем, оба профессора заверили меня, что, ввиду огромной значимости препарата СЦ для военной медицины, они настоят через руководство академии (возможно, это будет Ученый совет) о срочной публикации материала в ближайшем номере. Я поблагодарил ученых и сказал, что у меня еще есть дела в столице, пообещав через три дня вновь их посетить и, если к тому времени доклад руководству будет готов, то готов составить им компанию при посещении ими руководства академии.

Сопровождаемый приват-доцентом, я направился к выходу и по дороге спросил его:

– уважаемый Петр Николаевич, хочу сделать вам предложение о работе, – не откладывая, начал я. – Вы согласны переехать в Москву и возглавить химический отдел моего будущего завода: оклад жалованья вдвое больше вашего нынешнего, бесплатное жилье на время работы, подъемные и оплата переезда, интересная работа с заключением контракта. Оплачиваемый отпуск 30 дней, оплата лечения, если потребуется. Ограничение – нет выезда за рубеж на время работы и в течение 5 лет после ее прекращения, завод в 30 верстах от Москвы. Публикации в любых журналах, как российских, так и иностранных, при согласовании с руководством для неразглашения коммерческой тайны.

Научная работа приветствуется и поощряется, получение докторской степени и профессорского звания – тоже, возможно чтение лекций в Московском университете, если вы так организуете работу, что это не будет отражаться на ее качестве. Необходимо будет в кратчайшие сроки создать химическую лабораторию по выпуску СЦ с нуля, позже развернув ее в завод, при этом оклад может вырасти еще вдвое, то есть, генеральский оклад вы сможете получать уже года через два – зависит от вас. Вы должны и можете подбирать себе сотрудников, но из подданных Российской империи, а из подданных других государств – в качестве исключения, при конкретном обосновании необходимости привлечения такого сотрудника. С финансированием проблем не будет, владелец завода – мой дед, купец первой гильдии, фабрикант-миллионщик.

– Уважаемый Александр Павлович, – пролепетал ошарашенный таким потоком информации приват-доцент. – Но ведь я на службе, впрочем, при таких условиях, я могу и уволиться – выйти в отставку, здесь мне профессорская кафедра практически не светит – ваш тезка молод и энергичен. Я не женат, так что, мне собраться – только подпоясаться.

– Хорошо, Петр Николаевич, пока никому не говорите о моем предложении, но можете начать присматривать себе толковых сотрудников-химиков, предварительные условия такие же – я готов платить вдвое против их нынешнего жалованья и все остальные льготы и ограничения те же. Пока нужен штат и оборудование для выпуска до 15–20 пудов препарата в месяц. В случае вашего согласия прошу подготовить мне примерную стоимость оборудования, сырья и окладов сотрудников до моего отъезда в Москву через 10 дней. И еще подумайте – возможно ли производство этого количества на базе красильной лаборатории текстильной фабрики, в течение первого года, пока строится основной лабораторный корпус нового завода?

Я уехал в "Асторию", пообедал и лег отдохнуть, а около 7 пополудни мне передали, что меня ожидает штабс-капитан Панпушко. Спустился вниз и увидел Семена Васильевича.

– Здравствуйте, Семен Васильевич, приглашаю вас отужинать со мной, – как старого друга, приветствовал я капитана. – Уж теперь вам никак не отвертеться.

В ресторане я заметил, что капитан как-то нервничает и был явно не в своей тарелке.

– Что случилось, Семен Васильевич? С вами все в порядке?

– Со мной все в порядке, – ответил капитан, – просто я очень давно не был в таких заведениях, все служба, знаете ли.

– Да бросьте все, забудьте о службе и расслабьтесь, – порекомендовал я. – Вы что будете пить?

– Сельтерскую,[85] пожалуйста, я не употребляю алкоголь, – ответил капитан.

– Но, есть-то вы будете? – спросил я.

– Да, не откажусь, – сказал Панпушко, смутившись. – Я не обедал сегодня, был на полигоне.

– Вот и давайте подкрепимся, – предложил я. – А разговоры о деле потом, когда пойдем немного прогуляться на свежем воздухе.

Мы заказали стерляжью уху с расстегаями, паровую форель и выпили кофе. Потом я поднялся в номер, оделся потеплее и не забыл кобуру с револьвером, все же время вечернее.

Потом мы прогулялись к Исаакию, вышли к памятнику Петру, немного пройдя по набережной вдоль Адмиралтейства, все же с залива дул ветер, вышли на Дворцовую, прошли под аркой Генерального штаба. За время прогулки говорил, в основном, капитан. Он сказал, что стрельбы 87-миллиметровой гранатой прошли удачно, все снаряды взорвались, но у него сложилось впечатление, что фугасное действие ТНТ сравнимо с мелинитом и чуть уступает пироксилину. Хотя, поскольку они брали несколько меньшее количество ТНТ, можно увеличить вес заряда, тогда фугасное действие будет выше у ТНТ.

А вот самое интересное то, что Панпушко все же разработал детонирующий запал с замедлителем его активации на 4 секунды, что подходило для ручных бомб с ТНТ. Испытав не менее сотни запалов, Семен Васильевич удостоверился в их надежности, и следующими двумя десятками запалов снабдил по десять бомб. Подрывали дистанционно, взрывотехник, спрятавшись в окопе, вытягивал предохранитель шнуром: все гранаты взорвались.

Потом вызвались добровольцы метнуть гранату вместе с Панпушко. Метали из окопа, вставая для броска и прячась после броска за бруствер. Разлет осколков большой гранаты в рубчатом корпусе – "ананаски" превысил 50 саженей, поэтому метать ее можно только из-за укрытия, а вот малой – менее 15 саженей, поэтому можно метать и на открытом месте. Сложностей в метании никаких нет, но метать малую гранату легче, каждый солдат сможет.

Капитан велел сделать соломенные чучела, как для обучению штыковому бою, только пожиже, не такие плотные и нацепить на них мешки – так удобно подсчитывать попадания осколков. Вот завтра он хочет показать мне свое представление и поэтому приглашает поехать вместе с его командой на полигон – сбор у академии в девять утра.

Пока говорили, дошли по Невскому до Гостиного двора, где и расстались.