355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анатолий Подшивалов » Господин Изобретатель. Книги 1-6 (СИ) » Текст книги (страница 29)
Господин Изобретатель. Книги 1-6 (СИ)
  • Текст добавлен: 3 января 2021, 13:30

Текст книги "Господин Изобретатель. Книги 1-6 (СИ)"


Автор книги: Анатолий Подшивалов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 89 страниц) [доступный отрывок для чтения: 32 страниц]

– Иван Петрович, а что это вы в Беловодье-то собрались (слух прошел, что дед перед смертью велел мне страну Беловодье[221] отыскать)? Куда мы поедем, там готовых рек с молоком и медом нет, их еще сделать надо.

– Так что, я не понимаю, Алексанр Палыч, не глупОй, чай – ответил старик (какой он старик, ему 50 с небольшим всего), – да что мне здесь делать-то, дети выросли, старуха моя померла, невестки меня не жалуют, внуков нянчить не дают, говорят я им головы бестолковыми сказками забиваю. А в походе я пригожусь, за скотиной ходить умею, ездить на лошади могу, стреляю хорошо – охотник я, раньше здесь много зайцев да утей было, а сейчас всех перебили такие стрелки как я. В общем, взял я Ивана Петровича на 250 рублей в год, дал ему 50 рублей аванса и сказал, что ружье ему будет (завтра пойду в охотничий магазин и куплю два ружья, патроны, патронташ и прочую амуницию). Офицеры отобрали еще пятерых, забраковав только одного. Таким образом, в отряде у меня уже 9 человек.

На следующий день приехал старший из братьев Черновых, позвонил в Управление заводом, сказал, что сегодня со склада уральский промышленник Данила Иванович Чернов заберет четыре пуда ТНТ.

Данила Иванович рассказал мне новости об опытах металлургов, возможно у них что-то и получится, а я ему в ответ о своем походе и сказал, что мне нужен человек, а лучше два, разбирающихся в горном деле. Чернов сразу смекнул, в чем дело и спросил, а позволит ли тамошний царь поставить домну, если найдут качественный уголь и руду (я сказал ему, что точно там есть золото, а полстраны – горы, никто из геологов их не исследовал и не знает что там есть). Ответил, что все будет зависеть от успеха похода, увидит абиссинский царь пользу, так что бы ему не дать нам разрешение на выплавку металла и выделку железных вещей: рынок – вся Африка, своего качественного железа там не делают. Поэтому могу и хочу взять с собой надежных людей, разбирающихся в горном деле, умеющих ездить верхом и себя оборонить, в случае чего. Чернов обещал мне таких найти. Поскольку в случае успеха металлургическая концессия – пополам, то с меня проезд, обмундирование, харчи, верховая скотинка и оружие, жалованье и риски – от Черновых. Согласились и купец сказал, что в течение недели людей пришлет.

Так и случилось, через пять дней у меня появилась целая геолого-металлургическая партия из пяти человек во главе с маркшейдером Кузьмичом. Привезли с собой инструменты и походную лабораторию в четырех вьючных ящиках. За это время я с офицерами сходил в охотничий магазин и мы приобрели четыре двустволки: две подороже, две попроще, патронташи, пулелейки, запас пороха и свинца в дроби, картечи и слитках. Набрали еще 19 добровольцев, в основном из старообрядцев, которым рассказали об экспедиции в Беловодье родственники и знакомые. Народ вроде дельный и, главное непьющий и работящий, за себя постоять тоже умеют. Жалованье им положил по 200 рублей за экспедицию с учетом аванса, на тех же условиях, что купавенским мастеровым.

Из Одессы пришла телеграмма от нашего интенданта – титулярного советника Титова Михаила Титовича, Титов доложился, что получил десять пулеметов, бомбы, запалы, винтовки, револьверы и патроны. Поскольку у него не было охраны, все сдал под роспись в Одесский арсенал. Пришла заказанная мной разгрузка, но он ее забраковал и отправил обратно – брезент оказался гнилой, рвался даже руками. Пулеметные станки пока у него, он в них не разбирается, но железные колеса на месте и крутятся. Квартирует он в казарме и помещения готовы для приема людей койки и матрацы завезены, помещение для хранения оружия тоже есть, под решеткой, глухие кирпичные стены, замки крепкие. Для господ офицеров за две недели можно снять номера в гостинице "Лондон", либо пусть живут в казарме, отдельное помещение разгородим на выгородки на 2–4 койки. Можно вызывать казаков и заниматься упаковкой. Ящики плотники начали делать здесь же, доски и рогожа хорошие.

Дал из штаба телеграмму интендантам Военного Министерства, по поводу заявки, те ответили, что получили ее и начинают формировать отправку, закончат через неделю. Напомнил, что дело срочное и на контроле у Государя, так что если через десять дней на адрес титулярного советника Титова, интенданта экспедиции не будет телеграммы об отправке груза, то докладываю телеграммой генералу Черевину для доклада Государю. Напомнил о браковке снаряжения моим интендантом, ответили, что нашли другого поставщика и заменят заказанное.

Отправил телеграмму в Главный Штаб генералу Обручеву, сообщил, что на днях выезжаю в Одессу принимать оружие, помещение нам выделили, интендант все уже оборудовал, прошу дать команду казакам и артиллеристам выдвигаться в Одессу, в Сабанские казармы (сам же я не могу сделать этого, они должны получить приказ командования о включении в отряд и подчинении мне как руководителю экспедиции). Нет ли другого штабиста вместо Акинфеева, который мог бы быть начальником штаба экспедиции и заниматься картографической съемкой. Есть ли какие новости от Агеева и что творится в бывшем отделе, все тот же бедлам[222] или нашли кого нормального?

Генерал ответил, что команда казакам и артиллеристам будет, есть у него на примете штабс-капитан, холостой и жаждущий приключений, в помощь ему для топографической съемки даст опытного унтера, приедут они прямо в Одессу через неделю. Еще мне по рангу положен денщик, тоже прибудет с ними, старый опытный унтер, очень аккуратный и хозяйственный – так что буду доволен. Про Агеева ничего не слышно, а отдел организуют новый, правильный, так как предыдущий руководитель, тот, что подписал мой рапорт, полностью скомпрометировал и себя и своего покровителя.

Вот как, похоже, что и я сыграл свою роль в сборе компромата на Великого Князя Владимира Александровича в глазах брата. Не иначе, эту многоходовку разыграли Михайловичи[223]? А я лишь был пешкой, которая, на свою беду, стремилась в ферзи и ее надо было убрать с доски. Может, и подметные письма и резаные гужи – оттуда, подстава с гранатами – ведь точно, его. Естественно, Владимир Александрович и без меня много где дров наломал и наследил, но вот то, что «юное дарование» затирал, то есть меня – в вину ему точно поставили. И правильно, неприятная личность, в нашей-то истории, он, посетив больного брата в Ливадии вышел и громко сказал в присутствии детей: «молитесь, император безнадежен», ну ладно Николай он уже большой был, на Алиске своей жениться хотел, хотя все равно по умственному развитию – ребенок (после этой вести побежал в парк «драться», то есть, бросаться шишками). Больному туберкулезом уже четыре года Георгию – 25 лет. Но там же реально дети были: Ольге -12 лет и она заплакала, Михаил – 16 лет, но для него было шоком узнать, что папА умирает, а ведь Император еще месяц жив был[224]. Теперь, может, история по-другому повернется, в пользу Михайловичей, а там один авантюрист Александр Михайлович, будущий «августейший пират» чего стоит!

Весь мой отряд в количестве 32 человек вместе в подъесаулом Нечипоренко и собранным добровольцами грузом (лаборатория, ружья и их личные вещи), выехал в Одессу. Я дал телеграмму доктору Афанасию Николаевичу о сборе в Одессе, и о месте, куда должны прибыть он, его помощник и их оборудование. Перевел интенданту Титову тысячу рублей казенных денег для организации размещения и питания личного состава, пока они не встанут на довольствие. Также пять тысяч из моих средств были вручены поручику Львову с той же целью, только питание тридцати человек добровольцев – под его ответственность.

Справили сороковины по деду, встретил там и отца того самого юноши который ничего не умел и спросил отца, что же он дитё свое на такое рисковое дело посылал, там ведь не прогулка, сгинул бы парень с концами. Отец ответил с поразившей меня прямотой, что жизни научиться – это как научиться плавать, там специально на глубокое место бросают: выплывет – молодец, не выплывет – судьба такая… Возразил, что там рядом человек есть, который за шкирку вытащит, а купец Воробьев мне в ответ: "Вот я на вас и надеялся, а раз не взяли – воля ваша". Ну что ты с такими людьми будешь делать, я ведь не пасти его сына еду.

Глава 14. Одесса

Перед отъездом из Москвы всем добровольцам справили форму по моим эскизам, так что еще в Первопрестольной появление на вокзале взвода бородачей с форме оливково-песочного цвета с множеством карманов перепоясанных широкими светло-коричневыми ремнями в коричневых крепких ботинках и оливково-песочного цвета широкополых шляпах вызвало нездоровый ажиотаж. Хорошо, что выезжали поздно вечером и фотокорреспондентов не было, зато они отыгрались вовсю в Одессе. Я сказал, что всем надо говорить, что мы экспедиция и едем в Ливию искать золотые копи египетских фараонов. Рабочие и уральцы были очень довольны формой, щупали и мяли ткань, говоря, что ей сносу не будет. Я-то знал, что будет, поэтому и на локтях куртки и на коленях брюк ткань была двойная и простроченная. Ткань была плотная, к сожалению, ни о какой джинсе в России еще слыхом не слыхивали, поэтому взял самый толстый и плотный хлопок, что нашелся в Москве. Брюки и куртка были свободного широкого кроя, по типу афганского песочника, который и был взят за основу, только я не стал делать нарукавный карман, все равно никаких индпакетов еще нет, как и индивидуальных аптечек с промедолом. А на брюках не было наружных боковых карманов, только внутренние. Форма шилась из расчета на 50 человек: дополнительно к тому что выдано, были взяты на каждого вторые шаровары и по двое рубах с нагрудными карманами из хлопковой ткани примерно того же цвета. Шляп-панам было взято еще три десятка – мало ли, унесет ветром, хотя на ней был подбородочный ремешок. С дедовых складов привезли шесть пудов ТНТ в круглых шашках и два пуда СЦ, упакованного в пакеты из вощеной бумаги, а затем в матерчатые мешки по фунту. Взяли три штуки «царьградского шелка» – все, что осталось, штуку сукна и шесть штук разного ситца на показ и подарки. Все было уложено во вьючные ящики, сколоченные добровольцами.

Я приехал через четыре дня, задержавшись на сороковины и застал в казармах только своих добровольцев и интенданта, оказавшегося совсем молодым человеком в круглых очках, вроде меня самого два года назад, я уже предпочитал прямоугольные очки слегка дымчатого цвета. Таких "оптических приборов" от полностью прозрачных в золотой оправе до почти черных в темной роговой у меня была полудюжина. Молодость интенданта не мешала ему быть нагловатым (ко мне это не относилось), пронырливым и слегка хамоватым в общении с чиновниками и торговцами всех рангов, что их вначале слегка обескураживало, а потом… Потом уже было поздно, батенька. Носил Михаил Титыч фатовские усики по моде того времени и прическу с боковым пробором, что вносило некоторый "бендеризм"[225] в его облик. В «красавице-Одессе» он уже освоился, перенял особенности говора и это его «щоб я так жил» уже звучало рефреном в казарме. Староверы его побаивались и сторонились, переодеваться в нашу форму, интендант наотрез отказался, как до этого отказался поручик Львов.

В Одессе на формирование конвоя и под склад груза нам отвели часть Сабанских казарм, что на Канатной улице. Сами казармы – огромное здание длиной 140 метров, которое видно чуть не со всего города. Нам отвели обширное помещение, 4 казармы на 50 коек, и 4 таких же помещения под склад, забранные решетками, в одном была отдельно зарешечена часть с стойками под оружие и железными шкафами под боеприпасы.

Из всего оружия в казарме пока хранилось только два ящика с сотней златоустовских финских ножей, остальное Титыч сдал по описи в Арсенал и будет перевозить сюда, когда прибудут казаки. Нечипоренко с поручиком Львовым осмотрели качество ножей и остались довольны. Но первыми прибыли не казаки, а артиллеристы и сразу заполонили все своими вьюками, мешками, палатками, скатками, ящиками. Их старший фейерверкер, правда, быстро навел порядок, все складировал, а интенданту сказал:

– Не извольте беспокоиться, ваше благородие, мимо меня мышь не проскочит.

И тут же мимо него прошмыгнула здоровенная крыса, юркнув в прогрызенную под плинтусом дыру.

Батарея была построена во дворе и ее командир, барон фон Штакельберг, отрапортовал мне о прибытии. Так, в моем отряде появилось 60 артиллеристов, из них 32 – это, собственно, орудийные расчеты. Каждое орудие разбиралось на восемь вюков, да еще боеприпасы к каждому орудию занимали по 6 вьюков. К каждому орудию полагалось 4 ящика по 8 унитарных снарядов, половина – гранаты, половина – шрапнель), ящик был стандартный, вьючный, каждый весом 3 пуда. Я бы больше шрапнели взял, укреплений здесь не будет, а вот по толпе дикарей или по итальянской колонне на марше – шрапнель была бы в самый раз. Потом, когда стали считать, выяснилось, что барон все же взял двойной боекомплект, так что у нас было по 64 снаряда на ствол. Артиллеристы прибыли с сотней вьючных лошадей, оборудовали коновязь под навесом, я и глазом не моргнул, а лошадям налили воды и дали сено, а потом повесили на морды торбочки с овсом. Лошади были некрупные, кооренастые и на вид казались выносливыми. Глядя на ряды помахивающих хвостами лошадок я уже думал, как же они рассчитывают прокормить эту ораву четвероногих, да еще казаки прибудут с сотней своих лошадей. Может, барон не знает, что мы едем в Африку? Решил с ним побеседовать. Нет, оказывается, знает и книги доступные прочитал, Бертона и Спика об открытии озер экваториальной Африки[226]. К сожалению, он ничего не нашел про Абиссинию, но у Бертона есть упоминание о путешествии в Сомалиленд. Начитанный артиллерист, оправдывает поговорку: «красивый – в кавалерии, умный – в артиллерии, пьяница – на флоте, а дурак – в пехоте». Похоже, что во всем, что касается снабжения своей батареи, он полагался на старшего фейерверкера Михалыча, дородного, с седыми висячими усами малоросса. Тот сразу поставил себя особняком, мол у нас все свое: и палатки и харч с фуражом – ну и слава богу, меньше головной боли.

Потом прибыли казаки-семиреки[227], чубатые, в каракулевых, с малиновым верхом папах и малиновыми погонами. Они заняли отведённый им отсек и чуть не подрались с Михалычем за ключи от оружейки, поскольку на правах первоприбывшего он захватил ее первым, оставив казакам «сиротский угол». Пришлось собрать военный совет из Нечипоренко, Штакельберга и Львова, строго внушив отцам-командирам, чтобы они воспитывали личный состав в духе братской любви и преданности общему делу, а то, если каждый сначала начнет тянуть одеяло на себя, то лучше в поход и не выходить. Договорились выставлять парные караулы – казак и артиллерист, так и люди познакомятся и пригляд в четыре глаза будет лучше. Прошло десять дней, а интендантский груз не отправлен – телеграммы не было, поручил Титычу разобраться и дал пару дней – потом телеграфирую Черевину и – кто не спрятался, я не виноват.

На следующий день о грузе ничего не слышно, но приехали из Питера доктор с фельдшером и штабс-капитан Главного штаба Букин Андрей Иванович с со старшим унтером Матвеем Швыдким, а также второй унтер – мой денщик Артамонов Иван Ефимович. Букин, молодой, белобрысый и энергичный, мне сразу понравился, сниму, пожалуй, обязанности начштаба с Львова, тем более, что отчетность по тем трем тысячам, что я ему дал на дорогу (билеты были оплачены заранее) и питание, у него не сходилась более чем на две сотни рублей, куда они ушли, поручик сказать толком не мог, за что получил выговор (а то они подумали, раз я миллионщик, значит, деньгами швыряюсь, нет, милые мои, до копейки отчет требовать буду). Сначала хотел просто уволить поручика на фиг – пусть возвращается в Москву, но Львов сказал, что это в первый и последний раз, – поверил пока. Поэтому забрал у него остаток артельных денег и велел вести отчетность Ивану Петровичу Павлову, мастеру-текстильщику из купавенских староверов. Он купил гроссбух и начал вести по добровольческому отряду классическую бухгалтерскую отчетность того времени: дебет-кредит с еженедельным отчетом, что и куда ушло – вот тут уж все до копейки было. По очереди назначался наряд на кухню, готовили сами, пока добровольцы питались лучше всех, я сам часто оставался поесть из артельного котла. Снял квартиру недалеко от казарм, денщик жил там же. Барон, доктор, фельдшер, интендант и штабист жили в гостинице "Лондон", Нечипоренко – в казарме со своими казаками. Львов тоже жил в казарме, но потребовал отгородить ему отдельный закуток, так как он – офицер, а потом тоже перехал в "Лондон", мол, в казарме портянками несет. Казачьи офицеры до этого не дошли, просто заняли отдельный угол в общем помещении, назвав его биваком. Казаки и артиллеристы получали продукты на армейском складе, мои добровольцы, ведомые Павловым, ходили на Привоз, сначала вместе с интендантом, который быстро обучил их отчаянно торговаться за каждую полушку, объяснив, что здесь такой обычай и если его не соблюдать, тебя уважать не будут (потом этот навык очень пригодился в походе). На Привозе наших стали быстро узнавать по песочной форме, уважительно кивая – экспедиция… Наконец, получили телеграмму об отправке вагона с припасами.

Интендант вместе с десятком вооруженных казаков на лошадях с двадцатью подводами, на каждой из которой тоже сидел казак с винтовкой, выехал в Арсенал получать оружие и боеприпасы. Тут выяснилась неприятная штука – командующий округом "приватизировал" пару пулеметов, пришлось телеграфировать Обручеву, на следующий день пулеметы привезли в казарму. Остальное было по описи, казаки доставили груз и, с помощью артиллеристов и добровольцев, все сложили в оружейке, забив ее до потолка.

Заехал в банк, получил еще 20 тысяч в рублях со своего счета, заказал с другого, дедова счета 10 тысяч конвертированных мной из русских ассигнаций франков золотыми монетами: половину по 10, половину по 20 франков. Также заказал по остатку из казенных денег 30 тысяч талеров по 95 копеек за талер Марии-Терезии 1780 г.[228] (именно такой курс и существовал) что меня удивило, так как в талере было на 8 граммов серебра больше, чем в русском рубле. В Стамбуле, а тем более, в Порт-Саиде, меняла бы мне обменял рубли (не ассигнации, за них бы вообще не больше полтинника на рубль дали), а русские серебряные монеты на вес серебра – то есть, купив у него талер, я бы потратил 1.2 а то и 1.3 рубля, а не 0.95 за талер! Исключительно выгодная операция, похоже в Российской империи Государственный банк установил принудительный курс обмена австрийского талера, ниже цены содержащегося в нем металла…

– А как у вас с золотом?

– В чем изволите получить, в слитках, в золотых монетах: русских рублях, английских соверенах, французских франках, немецких марках, вот долларов САСШ не держим-с, непонятная валюта…Лаж[229] самый большой для английских монет, потом франки, дальше марки.

– А лобанчики у вас есть, то есть дукаты русской чеканки.

– Остались-с, хотя в Европе расплачиваться ими нельзя-с, но я так понимаю, – вы к дикарям едете, – заговорщицки наклонился ко мне клерк, потому и талеры берете и бумажных ассигнаций вам не надо. Есть у нас в закромах "известная монета"[230] как не быть, ее же пытались на внутренний ранок по 3.5 рубля пустить. Помните у Некрасова: «рублевиков, лобанчиков полшапки насуют». Мы ее по весу продаем, изымаем помаленьку у населения и на вес в переплавку, еще ювелиры берут, там золото качественное, лучше нидерландского. А лажа на нее почти нет, идет как золотой лом, по весу.

Россия почти сто лет чеканила золотые монеты точь в точь, как выглядела другая торговая монета – Нидерландский дукат, на лицевой стороне которой был изображен рыцарь в латах, держащий в латной перчатке пучок стрел, поэтому монету называли "арапчиком" – считалось что воин – это араб, то есть "арап", или "лобанчиком" – от слов "забрить лоб в солдаты", раз воин – значит, забрили лоб, лобанчик, "пучковым" – это понятно, от пучка стрел. В официальных финансовых документах она стыдливо именовалась "известной монетой" и этими золотыми оплачивались экспедиции русского флота за границей, италийский поход Суворова, а самая массовая чеканка была проведена при Александре I, для оплаты заграничного похода русской армии, да и братец его, Николай I выдавал в войска, участвующие в походах в Венрию и Трансильванию именно дукаты, чеканившиеся на Санкт-Петербургском монетном дворе, причем, часто монеты несли обозначения года, когда Нидерланды не чеканили этой монеты. Почему так происходило, да потому, что все знали, как выглядит голландский дукат, а как выглядит русская монета не знали, вертели в руках, менялы брали ее с большим лажем, а на дукат он был минимальный. В конце концов, голландцы выразили протест и при Александре Освободителе, отце нынешнего императора, чеканку "известной монеты" прекратили. Мне нужно было золото, причем, хорошей пробы, а на русских дукатах проба часто была чуть выше, чем на голландских и вес отличался хоть чуть-чуть, но в большую сторону и никогда не меньше. Поэтому на остаток русских рублей на счете я заказал четыре с половиной тысячи лобанчиков. Еще заказал 20 русских монет по рублю и двадцать золотых десяток, те и другие с профилем Александра III и двуглавым орлом на оборотной части, на случай, если кто из абиссинских вельмож попросит показать, как выглядит русская монета, не забирать же потом монетки у него – придется оставить как подарок, поэтому попросил новенькие и блестящие русские монетки, не потертые в процессе оборота, чтобы выглядели так, как только что из-под пресса. Клерк обещал все подготовить в течение двух дней.

Пришел вагон с припасами, снаряжением, продуктами и фуражом. Титыч стал все проверять, в помощь ему отрядил Павлова (он в наряды не ходил, как казначей и каптерщик) и старшего урядника семиреков, Нефедыча, который выполнял те же функции у казаков. Все прибывшее делилось поровну. Казак сначала уперся, зачем вам фураж, у вас и лошадей-то нет. Павлов позвал меня на помощь и я объяснил казаку, что мы будем закупать или нанимать ослов на месте, а их кормить придется и ослиная орава будет в два раза больше, чем у вас лошадей. Кстати, я что-то не видел бричек среди привезенного добра, надо ведь лошадок прикупить для них, за свои-с. Брички нашлись в разобранном состоянии и мы не стали их собирать, Павлов и Нефедыч сказали, что все на месте, вместе с запасными колесами, поэтому, демонстрацию тачанок отложим на время после прибытия. Попросил интенданта вместе с каптерщиками посмотреть лошадок здесь, на следующий день они уехали смотреть и вернулись расстроенные: просят по 120 рублей за лошадь и Нефедыч говорит, что они в пустыне сдохнут. Попробуем купить у местных, не может быть, чтобы там лошадь была дороже, уж за 120 талеров как-нибудь сторгуемся. Вроде все сошлось по снаряжению, даже открыли по банке консервов попробовать – вполне съедобно.

С хранением продуктов тоже возникли проблемы. Дело в том что в здании казарм ранее размещались зерновые склады купца Сабанского, отобранные у него за участие в польском восстании 1831 г. Еще с времени зерновых складов, здесь жили крысы, вытравленные разве что при эпидемии чумы 1837 г. (и то, подозреваю, что не все, "племенное стадо" осталось), поэтому все продовольствие складывалось вверху, так чтобы грызуны туда не добрались (добрались все равно!), а патроны и пулеметы их мало интересовали. С крысами пытались бороться: отрава крыс не брала, покусанные коты-крысоловы разбежались, та же участь постигла фокстерьера, обученного охоте на грызунов, предлагали даже вырастить из крысы "крысоеда", посадив несколько крыс в железную бочку, чтобы они поедали друг друга пока не останется один "крысоед", кончилось тем, что крысы в бочке банально издохли.

В конце концов, доведенный до отчаяния живучестью крыс, интендант приказал обшить ящики с крупами, галетами и мукой жестью, а консервные банки и так крысы не проедали. Выбирать не приходилось, других подходящих зданий казарм со складами не было, да и казармы специально для размещения войск еще только начали строиться. Обшитые жестью ящики с продовольствием пригодились во время морского путешествия, иначе корабельные крысы попортили бы нам немало продуктов, так что, потом все вспоминали интенданта добрым словом, а сейчас казачки, раскраивая листы жести, его тихо материли. На упакованные ящики поверх рогожи краской наносилась маркировка, что внутри находится, это также, как показал дальнейший опыт, сильно облегчило нам жизнь потом, когда груз несколько раз "перетасовывался" местными грузчиками… С синей полосой были подарки, с зеленой – оружие. Маркировкой занимался интендант, в особую тетрадь он записывал содержимое ящика и его вес. Естественно, ящики с цветной маркировкой потом опечатывались изнутри, по обвязанному шпагату, потом еще раз поверх рогожи и хранились отдельно, за ними был постоянный пригляд и охрана.

Груз уже превысил 2500 пудов и практически все стандартные ящики были заполнены. Караван потребует около 300 мулов, французы обещали посодействовать их закупке у местных, якобы, мул поднимает около 10 пудов и более. Выходит, что этот неспособный к размножению потомок осла и лошади – ни разу не видел этих животных, поэтому не могу сказать сам, а полагаюсь на мнение экспертов, грузоподъемнее, чем вьючная лошадь?

Отправил из штаба округа телеграмму Обручеву, доложился по личному составу: все прибыли, потерь больными и ранеными нет, по списку 7 офицеров 117 нижних чинов, 1 отставной поручик – командир добровольцев, 40 добровольцев, врач и фельдшер, интендант возвращается в Петербург, посадив нас на пароход.

Больных, раненых, числящихся в бегах нет.

Все заказанное вооружение, амуниция, продовольствие и фураж получены в надлежащем порядке. Проведена их упаковка во вьючные ящики.

Завтра забираю деньги из банка, жду представителя с подарками негусу, князьями их женам. Когда объявят о вручении знамени и где это состоится. Какую форму мне одеть для представления генерал-губернатору?

Вечером пришла телеграмма: Подарки с представителем от Министерства двора отправлены. Проводы и молебен через 10 дней, в воскресенье. Пароход Доброфлота "Орел" высадит миссию в Джибути. Пока будьте в форме по военному ведомству. Дипломатическую можете одеть по прибытии при встрече с французским консулом. Интендант остается вместе с миссией.

Утром собрал свой штаб, объявил о дате отплытия. Присутствовали все командиры и доктор с интендантом. Сказал, что в следующее воскресенье возле парохода будет вручение знамени миссии, потом молебен, в заключение торжественной части пройдут артиллеристы строем и проедут казаки.

– Поэтому приказываю: провести строевые учения и привести в порядок парадную форму, начистить оружие, чтобы блестело, не говоря о сапогах. Лошадки должны быть как на картинке, вычищены, гривы и хвосты равномерно подровнять. Всех нижних чинов подстричь, а то некоторые выглядят как разбойники с большой дороги, это больше к вашим казакам, господин подъесаул, относится, да и среди артиллеристов многие заросли, не правда ли, господин барон. Добровольческий отряд хоть маршировать и не будет, но стоять будет в первых рядах и на фото попадет, поэтому, господин Львов, приказываю вам лично проследить за внешним видом вверенного вам отряда и обеспечить образ лихого добровольца, которому сам черт не брат, а то распустились тут, ходят без ремней, как бабы беременные. Нужны деньги на цирюльника – возьмете у артельщика Павлова. Всё, все свободны. Аристарх Георгиевич, а вас прошу остаться (ну прямо Мюллер со Штирлицем, – подумал я, хотя "Ермак Тимофеевич" на утонченного и интеллигентного Тихонова походил как я на балерину).

– Аристарх Георгиевич, я сейчас поеду в банк за деньгами для миссии, выделите мне четырех конных казаков и урядника для охраны. Казаки с винтовками, пусть получат по две обоймы боевых и урядник с заряженным револьвером. Только чтобы стрелки были хорошие, а то ведь город, понимаете, уж если стрелять придется, так чтобы в цель, а не по обывательским окнам.

Так и сделали: взяли большую подрессоренную пароконную пролетку, в которой сидели я и Павлов, он считает хорошо, а я – нет. Мы прошли в банк, урядник остался у дверей, казаки, не слезая с коней, ждали у пролетки, один из них держал в поводу коня урядника. Я предъявил бумаги, стали считать и упаковывать деньги в банковские ящики. Талеры были совершенно новенькие и блестели, может их тоже у нас чеканят? Дукаты тоже незатертые, в обороте почти не были – их принял по весу. Забрал и свои франки и рубли. Я попросил, чтобы после укладки мешки обшили рогожей на наших глазах, Павлов принес достаточное количество упаковки. Потом двое казаков спешились и проследили, как служащие укладывают в пролетку ящики, мы трое – я, урядник и Павлов вышли из банка и только собирались сесть в пролетку, как подлетели две брички и оттуда выскочили четверо с револьверами и криками: "Это гоп-стоп, всем рожей в землю и затихариться". Огонь открыли одновременно с двух сторон: я, урядник и один из бандитов, потом присоединились выстрелы из винтовок и еще револьверные выстрелы, все заволокло дымом (я то стрелял из Штайра, там порох бездымный, вот Смит и Вессон урядника, не говоря уже о бандитах, давал клубы дыма как от паровоза). "Когда дым рассеялся", нет, не "Грушницкого на обрыве не было"[231], а было следующее: у моих ног сидел, держась за левое плечо, Павлов, по рукаву его «песочника» быстро растекалось кровавое пятно, в пыли валялся и выл один из нападавших, еще один валялся в пыли неподвижно, казак держал за ворот третьего, придавив его к седлу, а другой казак вязал ему руки собственным ремнем бандита и тот причитал: «Дяденька, как же я без штанов пойду, они же свалятся без ремня». Что ему отвечал казак, я не слышал, поскольку занялся раненым Иваном Петровичем. Пришлось попросить позаимствовать с трупа еще один бандитский ремень, которым я перетянул руку, остановив кровотечение из перебитой артерии. Тут раздались трели свистков, – на выстрелы сбегалась одесская полиция. Я представился, рассказал, что случилось, попросил быстрее отправить раненого в больницу. Один из городовых остановил извозчика и я велел казаку, который не участвовал в перестрелке, сопроводить раненого, узнать, куда его положили и сообщить нашему доктору в гостиницу «Лондон». Пока отправляли раненого Ивана Петровича, пристав опросил урядника и оставшихся казаков, составил протокол, мы расписались (я не забыл прочитать – кратенько, но все верно, мы защищались от банды налетчиков). Пристав вызвал тюремную карету, а нас отпустили, узнав, где расквартирована экспедиция. Я сообщил приставу, что через воскресенье назначено наше отправление и смотр в присутствии командующего округом графа Мусина-Пушкина, надеюсь, все формальности будут закончены к этому времени. Задерживать экспедицию нельзя – все на контроле у генерала Черевина, а он докладывает непосредственно Государю. Это произвело неизгладимое впечатление на пристава и он выделил нам двух городовых, которые сели в коляску по бокам от меня и мы тронулись в обратный путь. Со стороны это смотрелось так, как будто полиция в сопровождении казаков везет опасного преступника.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю