Текст книги "Господин Изобретатель. Книги 1-6 (СИ)"

Автор книги: Анатолий Подшивалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 89 страниц) [доступный отрывок для чтения: 32 страниц]

Глава 24
События принимают дурной оборот, но все кончается хорошо

Я направился в «Асторию». Но тут рядом раздался голосок, нежный и звонкий, ну прямо колокольчик;

– Сударь, простите, пожалуйста, ради Бога, спасите меня.

Я повернулся и увидел высокую стройную девушку, скромно, но со вкусом одетую в шляпке с вуалью под которой можно было разглядеть хорошенькое свежее личико, несмотря на какой-то неестественный свет дуговых электрических ламп – Невский недавно полностью электрифицировали.

Только я открыл рот, чтобы сказать, что я на улице не знакомлюсь и молодым хорошеньким девушкам это тоже как-то не к лицу, как вдруг услышал в голове Сашку!

– Сашка, дорогой мой, ты вернулся! – обратился я к хозяину своего тела, с которым уж не чаял встретиться вновь, больше года проошло, как он меня покинул. Когда было совсем плохо, я звал его, но он не отзывался и теперь я опять слышу его, – только не уходи опять!

– Шеф, давайте ей поможем, она хорошая девушка, ну сделай это ради меня! – взмолился Сашка в моей голове.

Тем временем, девушка, почуяв что я колеблюсь, пошла в атаку. Но я не колебался, а только ощущал жар внизу живота и неудержимую эрекцию. Вот ведь запал на нее мой хроноабориген.

– Сашка, да уймись ты, а то я брюки испачкаю, будет тебе твоя красотка, – ну что делать с гормонами парня, да и с моими тоже – год воздержания все же, пусть на больничной койке, когда с того света выкарабкивался, не до женщин было, но теперь, встречая хорошенькие мордашки, нет-нет да и "обуевало чувство неземное, что волнует нашу кровь". Конечно стандарты красоты здесь были несколько иными, чем в мое время, но в данном случае с физиолого-психологической точки зрения, они и у меня и у Сашки совпали. Тем временем "неземное создание" продолжало:

– Я служу в модной лавке в Гостином дворе, – взяв меня под руку, защебетала девушка, – а сегодня хозяина в лавке не было, и я с подругами задержалась вечером попить чаю с конфектами по случаю дня ангела одной из наших девушек. Засиделись допоздна, а когда я вышла, то вижу что полиция ловит на Невском этих… ну, вы понимаете, падших женщин. И задерживают всех молодых женщин без кавалеров и ведут в участок. Потом, конечно, выяснится что я ни при чем, но хозяину придет бумага из участка, чтобы он подтвердил нравственность такой-то, а зачем это мне, уволить запросто могут.

Да, подумал я, действительно, облава на "прости, господи": их много было на Невском вечером и мне как-то уже приходилось отказываться от настырных приглашений "отдохнуть в приятном обществе". В столице были бордели на все вкусы, где провести ночь стоило от рубля до четвертного, были и вызовы "на дом", но все женщины "облегченного поведения" должны были иметь так называемые "Заменительные билеты" с медосмотрами и отметками врачей, и я видел, что полиция действительно задерживает некоторых подозрительных, по мнению городовых, женщин и отпускает, если они предъявляют маленькую книжечку.

– Мне рядом, на Гороховую, – раздался голос девушки.

А вдруг она террористка и прячется от полиции, впрочем, вряд ли, – думал я. – Что же, Гороховая буквально в двух шагах, а в доме номер 2, насколько я помню, помещалось Охранное отделение, а потом ЧК.[86] Но, до дома номер 2 мы не дошли и, свернув с Невского налево, в переулок, прошли какими-то дворами-колодцами явно в расположение черных ходов на лестницы доходных домов. Зря я сюда сунулся, чертов рыцарь Айвенго, все, прощаюсь и до «Астории». Сашка тоже как-то напугался и замолк, от жара внизу живота не осталось и следа, я позвал его – ни гу-гу, затаился. Наконец, мы подошли к какому-то выходу черной лестницы во внутренний двор и девушка сообщила:

– Вот здесь я и живу, – мило оскалив зубки, сказала "моя фея", – приглашаю вас на чашку чая.

И как в тебя еще чай входит после чайных посиделок, подумал я, а вслух произнес:

– Спокойной ночи, милая барышня, – и сделал попытку развернуться и уйти, но не тут-то было…

– Как, и ко мне подняться не хотите, а жаль, была бы незабываемая ночь, – разочарованно произнесла обольстительница. Все же "прости, господи", подумал я …

Тут у мне железной хваткой сдавили руки и к носу и рту прижали тряпку.

– Эфир![87] – возникло в голове и затем сознание отключилось.

Очнулся я привязанным за руки к спинке железной кровати и за ноги к ее изножью, распятый и голый до пояса, даже перчатки сняли, гады. Зато в рот вставили кляп. На мне одни исподние штаны – и на том спасибо. В голове гудело, изображение в глазах расплывалось, хотя я чувствовал, что очки на месте.

Потом глаза сфокусировались и я разглядел сидящего у стола человека. Что-то в нем было знакомое, хотя лицо его было плохо освещено лампой под дешевым абажуром. Я немного огляделся по сторонам, насколько позволяла моя неудобная поза. Крохотная мансардная каморка под крышей доходного дома, такие обычно снимают студенты, стены оклеены дешевыми грязноватыми обоями, минимум мебели: стол, платяной шкаф, два стула и большая железная кровать с никелированными шарами. Пожалуй и все, кроме умывальника, где в таз наливал воду какой-то шкафообразный и звероподобный мужик в жилетке и цветной рубахе с закатанными рукавами.

– Семен, – послышался голос того, кто сидел за столом. – Обожди за дверью, мы пока поговорим с господином. Да посмотри, нет ли кого на лестнице и не вернулись ли соседи. Брось ты наливать воду, он вроде очухался.

Семен вышел за дверь. Голос говорившего показался мне знакомым, вернее акцент. Ба! Да это давешний англичанин. Вот тебе и номер, заманили, а теперь выходит, пытать будут… Ладно я покочевряжусь для вида, потом соглашусь поговорить с дедом о выплате неустойки этому Перкину, пусть он сам станет пурпурным. А там видно будет, как дело повернется, может, сбегу…

– Вижу, что вы меня узнали, дорогой Александр Павлович, – елейным голосом проговорил дипломат-разбойник, – думаете, речь пойдет о патентном праве на краситель? Нет, дорогой мой, ошибаетесь (а ведь он чисто и правильно говорит по-русски, легкий акцент можно принять за прибалтийский, то есть остзейский). Речь будет о другом красителе, который почему-то взрывается и который сейчас испытывает штабс-капитан Панпушко. А также о том препарате, что лечит больных в клинике Военно-медицинской академии у профессора Субботина. Мы давно следим за вашими успехами, только близко познакомится не приходилось, вот и в поезде не удалось, пришлось действовать старым, но действенным методом.

Поэтому, от имени правительства Её Величества королевы Великобритании Виктории, я, как офицер секретной службы Её Величества, уполномочен сделать вам предложение о сотрудничестве. В случае согласия вы получаете подданство Империи над которой никогда не заходит солнце, признание ваших патентов и при передаче их правительству Её Величества, титул баронета, дом в парковом предместье Лондона и 100 000 фунтов на банковский счет, по курсу это почти 800 000 рублей золотом. Вы можете работать над своими изобретениями – они будут защищены британскими патентами и принадлежать лично вам. То есть, вы становитесь потомственным дворянином Британской империи и богатым человеком. Для этого вам нужно будет всего лишь подписать несколько бумаг. Подумайте, у вас есть пять минут. Если вы готовы подписать, кивните головой.

– Предваряя ваш вопрос, что будет, если вы откажетесь подписывать согласие на сотрудничество и передачу нам патентных прав, – продолжил шпион, – тогда участь ваша печальна: вы просто пропадете и даже вашего тела никогда не найдут. Последним вашим пристанищем станет ассенизационная бочка, потом баржа и дно Финского залива,[88] там уже много таких бедолаг съела ваша знаменитая корюшка. Семен – дворник этого дома, так что он все сделает в лучшем виде, может и живьем утопить в дерьме, если, конечно, вы Богу душу не отдадите после его развлечений. Видели у него острый ножичек, так Семен обожает срезать ремни со своих жертв, обычно они при этом просто умирают от шока. Ну так как, Александр Павлович, господин изобретатель, созрели?

Я кивнул головой. Что-то грубо работает господин шпион, ну прямо не тянет на дипломата, обучавшегося в Кембридже. Или я для него второй сорт, какой-то купчик, хоть и нахватавшийся всяких премудростей, но ведь не аристократ и даже не дворянин, такого и в бочке с дерьмом утопить не зазорно, тем более, в такой варварской стране как эта Россия. Стал бы он миндальничать с каким-то зулусом, тоже бы порезал на ремни и все, вот и я для него индус или зулус, а чуть позже в этой истории – бур, пусть и с университетским образованием. Но, скорее всего, он такой же баронет как я граф…

– Вот и славно, – захлопотал шпион, вытаскивая из кожаной папки какие-то бумаги. – Семен, где ты там, иди, поможешь!

– Слушаю, барин, – в комнате появился давешний амбал. – Чего изволите?

– Семен, голубчик, – запел шпионский "сэр". – Развяжи-ка правую ручку господина, да посмотри, чтобы он чего не учудил, перышком стальным себя в глаз не поранил.

– Не получается барин, – амбал продолжал возиться с завязкой справа, – туго затянул, дозвольте разрезать?

– Да режь, но только веревку пока, – хохотнул Остин, или как там его по-настоящему…

Наконец завязку перерезали и мне вручили несколько листов. Я взял их и по-очереди прочитал. Так, передача прав по патентам правительству Британской империи на двух листах и соглашение о сотрудничестве с британской секретной службой без упоминания тех фишек и плюшек, что мне впаривал липовый баронет. Дело мое плохо, видать и вправду поеду в последний путь в говняной бочке. Нет, не так я себе представлял свои торжественные похороны.

– Все прочитали, готовы подписать?

Я кивнул. Семен передал мне обмакнутое в чернила перо. Может, в глаз его ткнуть напоследок, нет, не получиться – он стоит позади меня, мне туда не дотянуться, а он тут же шваркнет меня по голове пудовым кулачищем – и поплыли по Неве…

Что ж, на первом листе я старательно вывел Bloody, на втором Fucking, на третьем – Bullshit.[89]

Семен, поболтав по очереди листами в воздухе, чтобы высохли чернила, подошел к столу и передал бумаги своему боссу. Тот, прочитав, изменился в лице: – Русская свинья, Семен, он – твой.

Семен достал ножичек и сделал шаг к кровати с моей тушкой. Вот был бы я спецназовцем ГРУ, как положено другим попаданцам, живо бы выбрался из пут и забил бы ногами эту тварь, а потом скрутил визжащего от страха англичанина и утопил в бочке с дерьмом. Я попытался было дернуться, но куда там…

Бах!!! Грохнуло из окна, посыпались стекла, из коридора выбили дверь и комнату осветил яркий фонарь, впрочем, керосиновый. Я не поверил своим глазам: передо мной стоял Агеев! Он же в Туркестане! Я скосил глаза вбок, куда смотрел Агеев. На полу навзничь лежал амбал с дыркой во лбу, а за ним, согнувшись до пола, блевал, заляпанный мозгами Семена, сэр Джордж Остин, баронет и офицер Секретной службы Её Величества. Понятно, пуля пробила маленькое отверстие на входе, зато на выходе вышибла затылочную кость вместе с мозгами амбала, которые и прилетели баронету.

– Ну и нагрязнил ты здесь, вахмистр, – сказал Агеев пролезавшему в мансардное оконце жандарму в штатском.

– Виноват, вашскобродь, – наконец пролез в окно вахмистр и спрятал в кобуру револьвер. – Пуля у "Смита" тяжелая, бошку вблизи напрочь сносит.[90]

– Распорядись прибрать здесь, братец, тело – в судебный морг, – распорядился подполковник. – Дамочку отловили?

– Так точно, господин подполковник, – ответил вахмистр. – Она только из подворотни вышла, тут и взяли, мяукнуть не успела, кошка драная.

Тело унесли, англичанину дали тряпку вытереться. Он было хотел бумажки уничтожить, но вахмистр одной рукой бумаги прижал, другой завернул шпиону руку за спину, так, что тот взвыл от боли, затем вахмистр, не отпуская завернутую руку, схватил и другую ручку англичанина и связал их позади спинки стула.

Пока вахмистр проделывал это, Агеев прочитал бумаги, дошел до подписи, сначала удивленно поднял бровь и взглянул на меня, а потом, когда прочитал все, ухмыльнулся и сложил бумаги в шпионскую папку, предварительно выпотрошив ее на предмет чего-нибудь интересного.

– Так, вахмистр, хорошо связал супостата? – дождавшись "так точно васкобродь", Агеев приказал, – а теперь аккуратно развяжи путы нашему господину изобретателю государственных секретов и поищи его одежду, да кляп достань изо рта, видишь, Александр Павлович уж притомился с ним.

Одежда моя нашлась в шкафу, аккуратно увязанной в узел – явно Семен уже приготовил ее для себя в качестве трофея, чтобы продать скупщикам. Так что, уйти мне отсюда живым точно не пришлось бы, независимо от того, подписал бы я бумаги или не подписал, выход был один: в бочку и затем – недолгое морское путешествие. Кроме того от одежды пахло какой-то сивухой– видимо подельник шпиона облил меня самогоном, чтобы, если кто вдруг встретиться на черной лестнице, что, конечно, маловероятно для позднего вечера, то выглядело бы так, как будто дворник тащит наверх пьяного жильца.

– А вот ни револьвера в подмышечной кобуре, ни бумажника, ни часов не нашлось, о чем я и заявил Агееву, мол, отразите в протоколе. Вахмистр, покопавшись в шкафу, нашел мой бумажник, впрочем, пустой (а оставалось почти сотня, хорошо, что не все деньги взял с собой), Наган в кобуре он положил на стол Агееву, часов так и не нашлось (скорее всего, они у Семена в кармане)

Агеев отражать в протоколе ничего не стал, да и никакого протокола никто не вел, а уселся верхом на стул напротив проблевавшегося, наконец, баронета и произнес:

– Майор Хопкинс, я вынужден предъявить вам обвинение в шпионаже, покушении на жизнь подданного Российской империи, а также еще и в ограблении почетного гражданина.

– Я ничего не знаю, я зашел сюда случайно, – заистерил Хопкинс/Остин, – требую пригласить консула. Я дипломат и лицо неприкосновенное!

– Сегодня же утром британский посол будет проинформирован о вашем задержании и шпионской деятельности, – сообщил ему Агеев, крутя в руках мой револьвер, который достал из кобуры, револьвер нашел вахмистр в другом месте. – И не надейтесь на дипломатическую неприкосновенность: высылка в двадцать четыре часа грозила бы вам только в том случае, если бы вы ничего здесь не натворили. А так на вас столько, что Сахалинская каторга вам обеспечена, а такие как вы больше двух лет там не живут. Я бы предложил вам, как офицеру, застрелиться, но, извините, уже не могу. Да и дипломат вы такой, как из меня балерина, уже столько дров наломали, и никакой вы, майор Хопкинс, не баронет и университетов не заканчивали, а выросли в Сохо и грязными делишками пробились наверх в Секретной службе, вот и думали, что Россия – дикая страна, вам все с рук сойдет….

– Или все же дать вам револьвер с одним патроном? – Агеев начал вынимать один за другим патроны из барабана, а "бывший сэр Остин", как зачарованный, следил за этими действиями.

– Ну, согласны? – сказал Агеев, оставил один патрон, взвел курок и провернул барабан так, чтобы патрон встал в боевое положение напротив ствола, – развязать вам руку?

Не дождавшись ответа шпиона, подполковник продолжил: – Так я и знал, что у вас кишка тонка, господин Хопкинс, вы только с безоружными и связанными храбры… Увезите его в допросную Корпуса, я сейчас туда подъеду, – это уже обращаясь к двум другим агентам в штатском, что вошли в комнату, – да смотрите за ним хорошенько, чтобы никакой фортель не выкинул, держать его в ручных кандалах!

Агент достал большие наручники, соединенные короткой внушительной цепью, и, дождавшись, пока его коллега отвязал шпиона и, взяв его за шкирку, поднял со стула, застегнул наручники на запястьях позади спины.

После того как шпиона увели и мы остались одни, Агеев достал папиросу и закурил. Я уже оделся и сидел на кровати, второй стул, мягко говоря, был не совсем чист.

– А вы хорошо держались, господин изобретатель, – усмехнулся подполковник. – Не соблазнились титулом, домиком и деньгами, не вымаливали пощаду. А по поводу романтического знакомства у Гостиного, как только шпионская шайка поняла, что рыбка не хочет брать приманку, они начали действовать. Девица давно уже была связана со шпионской сетью Хопкинса, выполняла для него деликатные поручения, говорят и в постели хороша – иногда подрабатывает, скорее не из-за денег, а из любви к искусству. Впрочем, вы устали, вам выспаться надо, а уже час ночи. Я на вас смотрел из своего нового кабинета – прямо над аркой, где вы проходили со штабс-капитаном – так и подмывало сделать вам из окна ручкой. Мои люди вели вас от гостиницы и, как только поступил сигнал о том, что приманка заброшена, я собрался и поспешил за вами, благо, адрес был уже известен. Я был за стеной с двумя агентами резерва и все слышал и видел – вон отверстие – он показал куда-то, но я ничего не заметил, вахмистр и еще один агент были на крыше, два агента были на лестнице – следили, чтобы шпионам подмога не пришла, Семен, гори он в аду, просто их не заметил, они вовремя спрятались, когда он вышел из квартиры. Так что вам ничего не угрожало, все было под контролем, только химию я не предусмотрел, думал, вы сами подниметесь сюда, уснете и проснетесь связанным. Что это за снотворное было?

– Эфир – средство для ингаляционного наркоза, человек вдыхает его и отключается, – объяснил я. – Известен как обезболивающее и наркотическое средство еще с конца XVIII века, а получен вовсе в Средние века, наш Пирогов оперировал раненых под эфиром практически на позициях во время Восточной войны.[91]

– Сейчас вас проводят до "Астории" – тут буквально два шага, а я вас жду послезавтра в полдень в Главном штабе, только не берите с собой это. – Агеев пододвинул мне кобуру с Наганом. – Спокойной ночи!

Глава 25
Испытания

С утра, как и договаривались, отправились на полигон: я, Панпушко и три унтера – его подчиненные. Мы с Панпушко уселись в пролетку, за нами еще ехали большие телеги с тентами, каждую тащила пара битюгов.[92]

Услышав, что ехать придется на Ржевский полигон, я приуныл: до вокзала, значит, потом поездом до Твери, потом по местной разболтанной дороги куда то в сторону Ржева, за день только в одну сторону доедем, а мне послезавтра надо быть в ВМА, на докладе по веществу СЦ. Не успею, отказаться что ли? Но меня успокоили: до Твери ехать не надо, Ржевский полигон – это от наименования реки и села Ржевки, в 8 верстах на северо-восток от Петербурга, вечером приедем обратно в столицу.

Полигон, хотя и назывался Главным полигоном ГАУ, производил унылое впечатление: кирпичные казематы только строились, бараки и службы располагались в дощатых сараях, которые казармами назвать было сложно. Сейчас их старательно красили в зеленую краску. На полигоне постоянно располагалась рота охраны и обслуживания полигона, а также учебная батарея из разнокалиберных орудий, Панпушко здесь хорошо знали. Командир роты пригласил к нему в домик, где его жена, весьма миловидная особа, напоила нас чаем с пирогами собственного изготовления. Унтеров команды Семена Васильевича тоже повели кормить в солдатскую столовую.

Наевшись, мы пошли на позицию, где были приготовлены к стрельбе два орудия, чуть поодаль возле свежеотрытого окопа с приличным бруствером стояли два стола и деревянные ящики – Семен Васильевич сказал, что там ручные бомбы. Ого, это уже становится интересно, побросаем гранаты!

– Давайте пока отстреляем 87-мм гранаты, – предложил Панпушко, подведя меня к орудиям, – это орудия Круппа, пожалуй, самые удачные нарезные казнозарядные полевые орудия русской армии. А вот и наши канониры из учебной артиллерийской батареи – Осип Виноградов и Петр Шавров, – канониры вытянулись во фрунт, уставившись на необычно одетого штатского.

– Здорово, молодцы-артиллеристы! – поприветствовал штабс-капитан выстроившиеся расчеты орудий.

– Здрав жлам, вашбродь, – откликнулись молодцы.

По команде "к орудиям" расчеты слаженно, как на парадном смотру, заняли места у пушек. Семен Васильевич давал мне пояснения:

– Предвидится смотр полигона товарищем генерал-фельдцейхмейстера, генералом от артиллерии Леонидом Петровичем Софиано[93] в сопровождении начальника Михайловской академии, тоже полного генерала от артиллерии Николая Афанасьевича Демьяненко. Оба генерала – члены Военного совета, а Софиано – еще и член Государственного совета империи. Так что, надо не ударить в грязь лицом. С утра мне передали распоряжение генерала Демьяненко готовить к показу новые боеприпасы, так как Софиано непременно пожелает увидеть что-то новое, что ему еще не показывали, пироксилиновыми зарядами его не удивишь, а русского бездымного пороха пока нет.

– Поэтому решили показать ТНТ, – поинтересовался я, – но ведь испытания еще не закончены.

– Как я понял, это не имеет значения, предварительный отчет уже переписан и завтра я его подам на подпись генералу Демьяненко, а пока все готовятся к смотру, окончательный отчет с включением туда испытаний ручных бомб будет закончен.

Тем временем орудия были готовы к стрельбе, взмах флажка и два гулких выстрела раздались почти одновременно. Если бы мы стояли рядом, то ничего бы не увидели из-за густого дыма, окутавшего орудия. А так, поскольку стояли на пригорке, я увидел, что после небольшой задержки у двух мишеней вспухли в общем-то одинаковые фонтаны выброшенной взрывом земли.

– Небольшой недолет, сейчас поправят прицелы и продолжим, – пояснил штабс-капитан. – Левое орудие стреляет снарядами с пироксилином, правое – ТНТ.

Новый залп – и обе мишени разлетелись вдребезги. Подъехал верхом командир батареи, ведя в поводу второго коня. Панпушко легко, только на секунду коснувшись стремени носком сапога, вскочил в седло и оба офицера неспешно поскакали к развороченным мишеням.[94] Через какое-то время, зафиксировав разрушения от снарядов, они вернулись обратно. Так повторилась серия из 10 снарядов, потом левое орудие стало стрелять ТНТ, а правое – пироксилиновыми снарядами, и так опять серия по 10 снарядов. После попаданий регистрировался характер повреждений. После 20 выстрела ко мне подъехал Панпушко и сказал, что, как и ожидалось, пироксилиновые снаряды вызывали на 12 % больше разрушений, чем ТНТ, однако вес заряда пироксилина был больше на 20 %.

Теперь мы перешли на площадку для метания гранат или, как здесь их уже привыкли называть, "ручных бомб Степанова-Панпушко" – РБСП-1 и РБСП-2: рубчатой "ананаски" и гладкой "лимонки". Помощники Панпушко уже расставили чучела в мешках в 17–22 саженях от окопа.[95] Что же, это просто школьный норматив,[96] хотя солдаты сейчас более низкорослые и слабосильные, пусть будет так. Еще был отмечен толченым мелом круг диаметром 2 сажени – туда нужно было попадать.

Вышел метатель из команды Панпушко – довольно рослый унтер и без труда, вставая на приступочку окопа, забросил "лимонку" в центр круга, грохнул взрыв. Мы пошли посмотреть на мишени – из 10 "наступавших" один явно "убит" крупным осколком в область груди и четверо раненых мелкими осколками. Зафиксировав результат и покрасив мелом разрывы, вернулись на исходную позицию и повторили. Результаты были примерно повторяющимися, но в конце мешки заменили и сменился метатель – он выглядел покрепче первого, лапы как у медведя, с широкими ладонями человека физического труда.

Штабс-капитан напомнил ему, чтобы после броска он быстро прятался за бруствер и ни в коем случае не глядел на результат броска. Унтер сказал "так точно" и взял первую "ананаску". Мы отошли еще саженей на пятьдесят, ближе – опасно, – предупредил Панпушко. На этот раз грохнуло так как будто выстрелили из пушки, взметнулась земля, ближайшие чучела снесло вовсе, дальние измочалило крупными осколками, но некоторое цели вовсе не пострадали (наверно бомбу рвет по насечкам на крупные куски, подумал я, хотя, чугун – металл хрупкий и должен был бы крошиться на множество осколков. После того, как метатель бросил еще четыре гранаты, Семен Васильевич сказал:

– Не будем больше испытывать судьбу, господа, – обращаясь ко мне и командиру батареи, добавил. – Не угодно ли попробовать?

Артиллерист отказался, сказал, что ему из орудия как-то привычнее стрелять, а я согласился, только попросил сначала учебную гранату, без запала и взрывчатки, попробовать метнуть.

– Извольте, – сказал капитан, – я бы и не дал вам сразу боевую. Мои унтера два дня учились кидать бомбы в цель и на дальность.

Граната "лимонка", то есть ручная бомба РБСП-1, надо привыкать к названию, оказалась удобной в руке, и, потренировавшись, я попросил девайс с запалом. Панпушко достал запал и показал, как выдергивается кольцо-предохранитель, потом сказал, что надо размахнуться и метнуть, на всякий случай – из окопа: окоп широкий, есть где сделать два шага перед бруствером на постепенно увеличивающей подъем приступке-пандусе, так, что оказываешься приблизительно по пояс над бруствером. Подьем по пандусу нужен, чтобы не бросить гранату себе под ноги (тогда как можно скорее выскакивать из окопа, не пытаться искать выкатившуюся гранату, а спасаться самому (задержка взрыва 4 секунды, этого хватит, чтобы выпрыгнуть два раза). Если граната окажется сразу за бруствером, и броска не получится – наоборот, сгруппироваться как можно ниже на дне и переждать взрыв.

Получив инструктаж, я потренировался вытаскивать кольцо из неснаряженного запала, потом когда понял, что я готов, Панпушко вставил запал, повернул его до фиксации и остался рядом со мной, передав мне гранату и немного отойдя в сторону по длине окопа (на помощь готов прийти, сообразил я). Помощь не потребовалась: выдернув кольцо, я сделал по пандусу шаг к брустверу и зашвырнул гранату даже дальше, чем хотел – к дальней границе мелового круга. Бумкнуло, качнулись уже посеченные осколками чучела. Вот и все!

После обеда пошли смотреть лабораторию Панпушко, располагавшуюся в одном из сараев. Насколько убогим было это сооружение снаружи, настолько лаборатория поразила меня порядком и чистотой внутри. Все было продумано, чувствовалась хозяйская рука штабс-капитана и его помощников: лабораторное стекло сияло, никель всяких приборов и кубов блестел как начищенное серебро, стояли просторные лабораторные столы и вытяжные шкафы. Тут же по стенкам были развешаны мои газовые маски (скоро должна и привилегия на них созреть, причем в Германии и Британии уже получены положительные заключения – вот фиг вам, а не газовые атаки). Семен Васильевич похвастался, что они могут вырабатывать около пуда ТНТ в неделю – процесс отработан и поставлен на поток, так же как и снаряжение снарядов, которое проходит в отдельном помещении. Потом мы посмотрели лабораторию по выделке запалов Панпушко для боеприпасов с ТНТ – все тоже слаженно и аккуратно. Я остался очень доволен увиденным, теперь я точно знал, что Семен Васильевич не подведет меня, вот только как он отнесется к подготовке людей для нашего с дедом завода по выделке ТНТ, отпустит ли кого-то из своих унтеров-лаборантов? Я решил не поднимать этот вопрос до окончания испытаний. Назад ехали быстрее, так как грузовые повозки шли быстрее, на прощание я вручил по красненькой унтерам-метателям, поблагодарив их за молодецкие броски.

Вернувшись в гостиницу, я настолько устал, что даже не пошел ужинать и завалился в кровать, едва раздевшись. Сашка больше не давал о себе знать, видно его напугала мансардная разборка этой ночью, но я был рад, что он не исчез насовсем.

Назавтра, плотно позавтракав и приведя себя в порядок, я без четверти двенадцать был у Главного штаба, рассчитав, что если я, выйдя из гостиницы, минут за сорок, то неспешно доберусь до цели. Часы надо прикупить, сегодня же в Гостином, как выйду от Агеева.

– Я к подполковнику Агееву Сергею Семеновичу, – сказал я дежурному, назвав свою фамилию.

– То есть, к полковнику Агееву, – поправил меня дежурный капитан с аксельбантом. – Вас проводят, господин Степанов.

Кабинет Агеева, хоть и небольшой, но уютный, с книжными шкафами и картой Европы, действительно выходил окнами на Зимний дворец, фасад которого был окрашен в необычный для меня кирпично-красный цвет.

– Проходите, присаживайтесь, Александр Павлович! – радушно приветствовал меня хозяин кабинета. – Не угодно ли чаю с лимоном.

Узнав, что угодно, нажал на кнопку и приказал вошедшему унтеру принести два стакана чаю с лимоном и блюдечко с сушками.

– Ну что, оклемались после ночи приключений в стиле бульварных романов, – подначил меня полковник (а я и забыл его поздравить), – надеюсь, револьверчик в гостинице оставили? Мне кобура понравилась, для нашей работы бы подошла, ни разу таких не видел – ваше изобретение? Ну, да ладно, что я вас расспрашиваю, у вас самого, наверно много вопросов накопилось.

Разговор наш продолжался больше часа. Оказывается, полковник Агеев теперь начальник разведывательного отдела Главного штаба Императорской армии. После нашего разговора еще в больнице, он четыре месяца был в Туркестане – организовывал противодействие английским агентам, засылаемым на нашу территорию, чтобы взбунтовать местных ханов и князьков. Это ему удалось, а тут поступили сведения от агентов в Берлине в том числе от известного мне майора Вайсмана об интересе Рейхсвера и, особенно, Кайзермарине[97] к тринитротолуолу. Агееву пришлось выехать в Берлин и через Вайсмана убедить немецких ученых в бесперспективности этих работ, то есть, для военных целей немцы тротил в ближайшее время делать не будут, хотя им и удалось добиться подрыва боеприпасов и одна из фирм взялась выпускать тротиловые шашки для горных взрывных работ, но в военном применении конкуренция за ТНТ нам не грозит.[98]

– В случае чего, у нас есть Вайсман, мы активно продвигаем его по службе, скоро он станет подполковником, кем-то вроде вашего Панпушко: главным химиком при Артиллерийском управлении, – уверил меня Сергей Семенович. – Кроме того Вайсман регулярно поставляет нам сведения о военных секретах Рейхсвера, за что получает вознаграждение.

– Я слышал, вы вчера с Панпушко развлекались, бросая на полигоне какие-то ручные бомбы, – спросил Агеев, – что это такое, я догадываюсь, мне доложили, а вот как вы их применять собрались?

– Есть два вида ручных бомб: оборонительная, тяжелая и мощная с большим радиусом разлета осколков – до 40–50 саженей, так что ее можно бросать только из укрытия: со стены крепости или из окопа-траншеи и вторая – менее мощная, но разлет осколков на 15 саженей, не больше – ее можно метать в наступлении, с хода, тогда такая "карманная артиллерия" незаменима, не будут же орудия стрелять по своим.

– Интересно, это получается, новое оружие, которого ни у кого нет? – спросил полковник. – А я то думаю, что англичане так засуетились вокруг вас. Мы ведь уже месяца два, с того момента как я прибыл из Туркестана и был приглашен во вновь созданный разведывательный отдел Главного штаба, восстановили за вами негласное наблюдение и охрану – здесь очень помогли мои бывшие коллеги – жандармы, в противошпионской работе без них – как без рук.