Текст книги "Легенда о Смерти"

Автор книги: Анатоль ле Бра

– Надеюсь, ты больше не будешь смеяться надо мной, Рене. Вот Жан-Мари нам только что сообщил, что внезапно скончалась его старшая дочь, и он просит меня посидеть ночь у тела покойницы.

Естественно, я не нашелся что ответить.

Перегороженная дорога

Трое молодых людей, три брата Гиссуарн из деревни Энес в Гайаке, возвращались после зимних работ с далекой фермы. Им нужно было какое-то время идти по старой королевской дороге из Генкампа в Карэ. Ночь была сухая и светлая, лунная, но очень ветреная. Наши парни, разгоряченные сидром, распевали во все горло, развлекаясь тем, как их голоса перекрывают ветер.

Вдруг они увидели что-то черное на краю придорожной канавы. Это был старый высохший дубовый кол, вырванный ветром из изгороди. Ивон Гиссуарн, самый младший из трех братьев, очень любивший всякие проказы, сразу придумал розыгрыш.

– Давайте, – предложил он, – положим этот кол поперек дороги, и ручаюсь, если появится какой-нибудь возница, ему придется слезть с телеги и перенести его, чтобы проехать.

И они приволокли дубовый кол, оставив его поперек дороги. И, очень довольные своей шуткой, отправились к себе домой. Чтобы быть поближе к лошадям, за которыми смотрели, они спали прямо в яслях на конюшне. Так как они пришли поздно, да и устали после целого дня работы, им не много понадобилось времени, чтобы заснуть. Но вдруг, среди глубокой ночи они разом проснулись оттого, что кто-то с грохотом стучал в ворота конюшни.

– Что такое, кто там? – спрашивали они, вскакивая с постелей.

Стук раздался снова, но никто не ответил.

Тогда старший из Гиссуарнов подбежал к воротам и распахнул их. Но он увидел только светлую ночь и услышал сильный шум ветра. Он попробовал закрыть дверь, но не смог. И даже все вместе, втроем, братья не смогли это сделать. Тогда ужас охватил их, и они заговорили умоляющим голосом:

– Ради Бога, ответьте! Кто вы, что вам нужно?

Никого не было видно, но раздался глухой голос:

– Кто я, узнаете по себе, если сейчас же не вернете в изгородь кол, которым перегородили дорогу. Вот что мне нужно. Все. Отправляйтесь.

Они побежали, как были, полуодетые, – потом братья признавались, что даже не почувствовали холода, такой ужас ими владел. Прибежав на то место, где лежал кол, они увидели странную повозку, на низких колесах, с четырьмя лошадьми без упряжи, которая стояла в ожидании, когда освободится дорога. Поверьте, они мгновенно оттащили дубовую перекладину на то место, откуда они ее приволокли. И Анку – а это был он – тронул своих лошадей, сказав:

– Из-за того что вы загородили дорогу, я потерял целый час: этот час каждый из вас будет мне должен. А если бы вы не повиновались сразу моему требованию, вы мне были бы должны столько лет вашей жизни, сколько минут дерево пролежало бы поперек моей дороги.

Новые дома и смерть

Никогда нельзя входить в только что построенный дом первым, впереди себя надо туда пустить какое-нибудь домашнее животное – собаку, курицу или кошку.

* * *

Когда строят дом, последней кладут ступеньку порога, на которую может присесть Анку, чтобы встретить первого, кто ее переступит. Есть только одно средство, чтобы он ушел: дать ему в качестве платы жизнь любого животного, достаточно даже яйца, лишь бы оно было насиженное. В области Кемперле режут петуха и его кровью орошают фундамент.

* * *

Фюлюпик ан Тоэр, кровельщик из Плузеламбра, однажды вечером заканчивал крыть соломой новый дом одного скромного фермера из общины, который собирался поселиться в нем к будущему Дню святого Михаила.

Закончив работу, Фюлюпик спустился с лестницы и снял ее, чтобы положить в доме вместе с другими инструментами, как он делал это обычно, перед тем как отправиться к себе домой. Но, открывая дверь, он с удивлением заметил тень человека, стоявшего в коридоре, отделявшем кухню от комнаты, куда он складывал инструменты.

– Кто там? – спросил он, ощутив холодок на спине, – он твердо знал, что днем ни одного живого существа поблизости не показывалось.

Тень не отвечала и не двигалась. Тогда Фюлюпик повторил:

– Кто там?

В ответ – молчание.

«Клянусь Богом, – сказал себе Фюлюпик, – он явно не хочет со мной говорить. Однако это не вор, здесь нет ничего, кроме крыши и стен, отсюда нечего вынести. Попробую окликнуть его в третий раз. Если он будет так же упорно молчать, тем хуже, я ткну его в живот моей лестницей, может, это ему разом откроет рот».

И Фюлюпик произнес в третий раз:

– Кто там?

На этот раз таинственный мужчина поднял голову, которую до этого он упрямо держал низко опущенной, и глухим, словно из-под земли, голосом произнес:

– Твой хозяин и всем хозяин, раз уж ты так хочешь это знать.

Желание Фюлюпика было более чем удовлетворено. На лице человека на месте глаз и носа была пустота, нижняя челюсть болталась. Кровельщик не спрашивал других объяснений и бросился бежать со всех ног: он узнал Анку.

Баллада об Анку

 
Старые и молодые, следуйте моему совету.
Предостеречь вас – мое намерение;
Так как кончина приближается с каждым днем,
Что одному, то и другому.
 
 
– Кто ты? – говорит Адам. – При виде тебя мне страшно.
Ужасна твоя худоба;
И на палец толщиной нет плоти на твоих костях!
 
 
– Это я, Анку, дружище! Я тот, кто вонзит лезвие в твое сердце;
Я тот, кто сделает твою кровь ледяной,
Как металл или камень!
 
 
– Я богат в этом мире;
Добра у меня неисчислимо;
Если ты меня пощадишь,
Я дам тебе все, что ты захочешь.
– Если бы я хотел слушать людей,
Принять от них плату,
Пусть всего лишь по полденье с каждого,
Я купался бы в богатстве!
Но я не приму даже булавки,
И не пощажу никого из христиан,
Ни даже Иисуса, ни Святую Деву,
Я и к ним не знаю пощады.
 
 
Некогда «древние праотцы» жили по девять сотен лет.
И все же, как видишь, они мертвы,
Все до последнего – и очень давно!
Господин святой Иоанн, друг Господа;
И отец его Иаков, тоже Господень друг;
Моисей, безгрешный вождь;
Всех их я поразил своим острием!
 
 
Ни Папе, ни кардиналу нет пощады;
Ни одному из властителей,
Ни королю, ни королеве,
Ни принцам, ни принцессам,
Ни архиепископам, ни епископам, ни патерам,
Ни благородным дворянам, ни горожанам,
Ни ремесленникам, ни купцам,
И пахарям тоже.
Есть молодые люди в этом мире,
Они думают, что они сильные и ловкие;
Если бы они повстречались со мною,
Они вступили бы со мною в борьбу.
Но не обольщайся, друг!
Я – самый близкий твой спутник,
Я – Анку, которого нельзя купить!
Который невидимо всегда присутствует среди людей,
С вершины Менеза[19]19
  Менез, Менез-Ом – гора на западе Бретани на полустрове Крозон, завершающая массив Черных гор, одна из главных сакральных вершин Бретани.


[Закрыть] одним выстрелом
Я убиваю пять тысяч человек разом!
 

ГЛАВА IV
ПРИТВОРНАЯ СМЕРТЬ

Опасно притворяться мертвым

Когда-то в коллеже города Трегье были взрослые ученики, некоторым было двадцать два и даже двадцать пять. Это были молодые крестьяне, которым начать учебу пришлось поздно. Хотя они и предназначались к духовной службе, они нередко предавались довольно-таки грубым шуткам.

Однажды в семинарию поступил молодой человек, хилый и слабый, а ум у него был не крепче, чем тело. Он был, как выражаются у нас, «слабоват умишком», глуповат, попросту говоря. Его родители решили, что благодаря своей «простоте» он как раз и станет хорошим священником, и изо всех сил тянули его, чтобы только он учился в коллеже. Бедняга не замедлил сделаться предметом насмешек своих товарищей. Не было такой злой шутки, какую они бы над ним не сыграли. А он к тому же был душа беззлобная и добродушно делал все, что от него требовали.

В то время – не знаю, так ли это сейчас – старшие ученики коллежа имели комнаты, где они жили по двое или по трое. За это их называли шамбристами[20]20
  Шамбрист – местн., от фр. chambre – комната.


[Закрыть].

Наш «агнец» делил комнату с Жаном Козом из Педернека и Шарлем Глауйе из Прата.

Однажды, когда Антон Легаре – так звали простака – остался молиться в капелле, Шарль Глауйе сказал Жану Козу:

– Если хочешь, можем развлечься с этим идиотом.

– А как?

– Вытащи свои простыни, и мы их повесим – одну в головах, а другую в ногах моей кровати, чтобы получилась «белая часовня»[21]21
  «Белая часовня» – погребальный балдахин над постелью усопшего, по бретонскому обычаю.


[Закрыть]. Я лягу, и, когда Легаре войдет, ты ему объявишь со слезами на глазах, что я умер. Ты сделаешь вид, что молился возле меня до самого его прихода, и попросишь сменить тебя. Ты знаешь, какой он покорный. Его не нужно будет уговаривать. А ты, выходя, постарайся оставить дверь полуоткрытой. И позови ребят из соседних комнат к тебе в коридор. Я вам обещаю потрясающее зрелище. И пусть я лопну, если после такой ночи Легаре хоть раз согласится молиться у ложа покойника.

– Здорово! – воскликнул Жан Коз. – Только ты можешь придумать такое!

И вот они принялись за работу. В мгновение ока простыни были подвязаны к потолку, одно полотенце положено на ночной столик, другое, на которое студенты обычно выкладывали свое мыло, укрыло святую воду. Рядом шандал с зажженными свечами. Короче, весь погребальный обиход, и рядом, на кровати, Шарль Глауйе, вытянувшись, со сложенными руками и полузакрытыми глазами – ни дать ни взять покойник.

...Когда Антон Легаре вошел, он немало удивился, увидев Жана Коза на коленях среди комнаты, читающим «Де профундис»[22]22
  «Де профундис («De profundis» лат.) – первая строка псалма Давида «De profundis clamavi ad te, Domine!» («Из глубины воззвах к Тебе, Господи!»).


[Закрыть].

– Что такое? – спросил он.

– Наш бедный Шарль отдал Богу душу, – ответил Жан Коз тихим и печальным голосом.

– Шарль Глауйе?! Но он только что был здоров!

– Смерть разит нежданно. Вот уже два часа, как я молюсь возле него. Я должен был сам его обрядить. Я без сил от усталости и горя. Вы тоже, как и я, его собрат-шамбрист. Я вам буду очень благодарен, если вы смените меня возле его смертного ложа, а я отпущу вас, как только немного отдохну.

– Идите, отдохните, – прошептал простак.

И он опустился на колени, на кирпичный пол, на то место, которое только что покинул Жан Коз. Достав молитвенник из кармана, он принялся читать все молитвы, какие полагается в этом случае. Время от времени он останавливался, чтобы снять нагар со свечи, обрызгать тело так называемой святой водой и бросить укромный взгляд на товарища, которого Господь призвал к себе. Поскольку, наверное, впервые Антон-простак оказался лицом к лицу с умершим.

Он был так занят тем, чтобы достойно исполнить свою обязанность при покойнике, что даже не слышал шушуканья в нескольких шагах от него за полуприкрытой дверью.

Там собралась вся банда однокашников, чьи комнаты выходили в коридор, взгляды всех были «на изготовку»; они только и ждали развлечения, шутовства, обещанного Жаном Козом от имени Шарля Глауйе.

Ждали они долго. Отзвонили один за другим ночные часы. Раздался полночный бой. Постепенно ими стало овладевать нетерпение, смешанное со страхом. Один из студентов сказал:

– Глауйе не шевелится. А что, если он и вправду умер!..

Услышав это, почти все тут же разбежались. Остались только самые смелые.

– Войдем, надо посмотреть! – произнес Жан Коз. – Может, Глауйе вздумал разыграть всех, а не только Антона Легаре. Он на все способен.

И все разом вошли в комнату. Но, сделав первый шаг, «будущие отцы» застыли, пригвожденные к месту ужасом. Лицо Глауйе было желтым, как воск, глаза раскрыты и неподвижны. Дыхание Анку погасило его взгляд. Душа, ускользая, раздвинула губы. Между белыми зубами виднелась только открытая дыра, черная и зловещая глубина.

– Несчастный! – воскликнули в один голос студенты. – Он мертв, он на самом деле мертв!

– Разве Жан Коз вам этого не сказал? – спокойно спросил «идиот».

Кто шутит со смертью, находит то, о чем говорит

Лиза Розтренн из поместья Кервену была самая хорошенькая молодая крестьянка во всем приходе Фауэ, а может, и во всех окрестных приходах.

Она была помолвлена уже несколько месяцев с Лоллом ар Бризом, молодым человеком из Плуриво, который раз в неделю, по воскресеньям, приходил ее навестить.

Характером Лиза Розтренн была веселая, шутница, Лолл любил ее слишком серьезно, на мой взгляд; вот почему она частенько подшучивала над ним, каких только проказ не устраивала.

Была в Кервену одна служаночка, проказница, ну разве капельку поменьше, чем Лиза. Она помогала своей хозяйке поддразнивать беднягу Лолла. Когда тот приходил утром по воскресеньям в усадьбу, Лиза редко его встречала. Служаночка объясняла влюбленному, почему нет его нареченной, рассказывая ему самые невероятные истории. А Лиза попросту пряталась то на чердаке, то за копной соломы во дворе. И когда разочарованный Лолл уже собирался в обратный путь в Плуриво, она внезапно появлялась. И обе шутницы хохотали без конца. Лолл потихоньку тоже начинал посмеиваться над собою, хотя и упрекал свою любимую в том, что она тратит на детские забавы время, когда они могли бы побыть вдвоем.

Но Лиза была неисправима.

Однажды субботним вечером она сказала своей приятельнице, которая ночевала с нею вместе:

– Как бы нам завтра разыграть Лолла ар Бриза?

– Эх, изобрести бы что-нибудь новенькое, – ответила девушка, – а то уж старых шуток не осталось.

– Вот и я так думаю. Послушай, Анни, – (так звали младшую служанку), – мне пришла одна идея. Хотелось бы видеть, так ли меня любит Лолл, как говорит. Когда он завтра придет и спросит тебя, где я, скажи ему с печальным лицом: «Увы, он ушла к Богу, вы больше никогда не увидите ее в этом мире».

– Вы притворитесь мертвой, Лиза?

– Именно так.

– Говорят, что это приносит несчастье.

– Да это всего лишь шутка... Просто чтобы посмотреть, будет ли горевать Лолл, когда поймет, что меня больше нет.

– Ну ладно, – решилась Анни.

И полночи они придумывали, как проделать такую шутку.

Едва взошло солнце, обе наши глупышки поспешили на раннюю службу, – они так делали всегда с тех пор, как Лоллу ар Бризу было позволено ухаживать за Лизой: так он мог побыть наедине со своей суженой, пока все на ферме уходили в село к обедне. Когда во второй раз зазвонил колокол, старики– родители, слуги, привратник – все люди с фермы отправились в Фауэ на большую мессу. В усадьбе остались только Лиза и молодая служанка. Это было как раз то время, в которое Лолл приходил на ферму к Лизе.

Как только девушки увидели, что они остались одни, они поспешили осуществить то, что задумали ночью. Лиза Розтренн улеглась на кухонном столе, головой на буханку хлеба, которая, по обычаю, лежала у края стола, возле окна, – Лиза завернула ее в чистую салфетку, вынутую тем же утром из шкафа. Тело Лизы служанка укрыла простыней. А сама уселась на узкую скамью, идущую вдоль мебели, как это принято на всех бретонских фермах.

Третий раз зазвонили колокола к воскресной мессе. Едва затих последний звук, как в открытых дверях появился Лолл ар Бриз.

– Доброго вам утра, Анни. А где Лиза, ваша хозяйка?

– Плохое утро и печальное – вот как надо вам говорить, – плачущим голосом ответила проказница Анни.

– Что такое, о чем вы говорите?

– А то, что не станет моя хозяйка вашей женой, Лолл ар Бриз.

– Вы что, хотите сказать, что я больше ей не по вкусу? Или что за эту неделю какой-то новый ухажер меня потеснил?

– Лиза Розтренн не будет ни вашей женой и ничьей. Лиза теперь у Бога.

– Умерла?! Лиза?! Берегитесь, Анни, нельзя так шутить!

– Но посмотрите на стол! Поднимите простыню и посмотрите, что под ней!

Молодой крестьянин побледнел. Это очень развеселило Анни, но она и виду не подала.

Лолл подошел к столу, поднял простыню и отпрянул в ужасе.

– О, это и вправду так! – вскричал он.

– Лолл, – произнесла Анни, силясь сохранить серьезность, – разве вы никогда не слышали, что влюбленные могут воскресить своих любимых поцелуем? Попробуйте же это лекарство!..

– Несчастная! И вы еще осмеливаетесь шутить?!

– Ну попробуйте же, говорю вам, вы не пожалеете. Постойте, я вам помогу.

Анни поднялась со скамьи. Но едва она приблизилась к столу, как чуть не упала: лицо Лизы Розтренн и вправду было мертвенно-бледным, а широко раскрытые глаза неподвижны.

– Этого не может быть! Этого не может быть! – твердила бедная Анни. – О Лолл ар Бриз, помогите же мне... Посадим ее на стул... Я клянусь вам, она живая... Она не может быть мертвой...

Увы! Лиза Розтренн была мертва, по-настоящему мертва. И что только ни делали Лолл ар Бриз и служанка Анни, они мучали труп.

На следующий день на кладбище Фауэ похоронили самую хорошенькую наследницу Кервену.

Возможно, что ее жених со временем нашел себе утешение. А вот маленькая служаночка сошла с ума.

ГЛАВА V
КАК ПРИЗВАТЬ СМЕРТЬ НА ЧЕЛОВЕКА

Когда желают смерти тому, кого ненавидят, достаточно обратиться к знающему человеку. Хотя бы один такой есть в каждом приходе. Он вручит вам мешочек со смесью, куда входят:

1) несколько крупинок соли;

2) немного земли с кладбища;

3) немного свечного воска;

4) паук, которого нужно поймать самому где-нибудь в уголке дома;

5) огрызки ногтей (надо отгрызть свои ногти зубами).

Полагается повесить этот мешочек на шею и носить его девять дней подряд. Когда срок истечет, мешочек кладут в такое место, где должен пройти человек, смерти которого желают. Важно, чтобы мешочек был на виду, чтобы он привлек внимание, заинтересовал. Ваш враг его поднимет, думая, что нашел полный кошель; он его ощупает, откроет – и этого достаточно: он умрет через двенадцать месяцев.

* * *

А еще гадалка может вам дать продырявленную монету в два лиарда[23]23
  Лиард – старинная французская монета.


[Закрыть]; достаточно утром во время воскресной мессы незаметно опустить ее в карман человека, которому вы желаете смерти.

Миска под кроватью

Лет двадцать или двадцать пять тому назад служанка одной молодой дамы из Морлэ (имя ее я вам не назову, потому что она еще жива), убирая однажды утром комнату своей хозяйки, очень удивилась, увидев под кроватью миску, наполненную песком. Служанка решила, что дама специально туда ее поставила, и спросила у нее, надо ли миску там и оставить. Но хозяйка удивилась не меньше служанки.

– Миска под моей кроватью, говорите? А зачем она там, Господи Боже!

– Честное слово! Пойдите сами посмотрите!

Они опрокинули миску на паркет и увидели,

что в ней был не только песок, но и яйца, булавки и, кроме всего, мелкие косточки. Дама была сильно заинтригована: кто положил туда все это и зачем?

– Попробуйте разузнать потихоньку среди соседей, – попросила она служанку, – нужно выяснить, что за этим кроется.

Служанка тотчас отправилась прогуляться по кварталу. Проходя то в одну сторону, то в другую, расспрашивая кумушек, она в конце концов узнала вот что: у ее хозяина до женитьбы была подружка, Катрин Жагури с улицы Буре, работница с табачной мануфактуры. Поговаривали даже, что эта Катрин Жагури имела от него ребенка. И уж она точно не простила ему то, что он ее бросил, и не раз слышали, как она грозилась отомстить тем ли, другим ли способом. Миска под кроватью явно какое-то колдовство, которое могла затеять только она, брошенная девица.

Служанка не придумала ничего другого, как, не дожидаясь, что скажет хозяйка, отправиться в полицию, там она все и рассказала. Комиссар немедленно вызвал Катрин Жагури в участок.

– Вы знаете, в чем вас обвиняют, не правда ли? Ну-ка, выкладывайте все начистоту.

Молодая папиросница побелела.

– Она таки умерла! – воскликнула она. – Очень хорошо! Да. Это я... Он мне клялся... Она не должна была выходить за него!

– Значит, вы поставили миску, чтобы она умерла?

– О, это не я ее поставила, но я не скажу, кто это сделал... Меня бы вытолкали за дверь.

– А что было в этой миске?

– Было что нужно: песок с кладбища, три свежих яйца, снесенных тремя разными курами, две булавки крестом и кусочки мощей. Вот. Я произнесла над всем этим заклинание...

– Какое заклинание?

– Спрашивайте у той, которая меня научила... это не мой секрет.

– Одним словом, вы хотели совершить преступление?

– Преступление – это когда убивают, а я не убивала, я хотела только призвать смерть.

– Да... хорошо... но не будем начинать сначала. Женщина, на которую вы призывали смерть, на ваше счастье, жива и здорова. Все, уходите отсюда!

Девице же лучше было сесть в тюрьму, чем услышать, что ее колдовство не удалось. От этого она даже заболела. Но и дама была раздосадована излишним усердием служанки: эта история стала известна всему городу, даже газеты о ней писали.

Святой Ив Справедливости

Есть еще один безошибочный способ избавиться от врага. Надо «вверить», «передать» человека, которого вы ненавидите, святому Иву Справедливости (в Трегье)[24]24
  Святой Ив – один из самых почитаемых бретонских святых. Ив Элори (1253-1303), бретонский юрист, приходский священник, защитник бедняков, вдов, сирот и нищих, погребен на родине, в городе Трегье (север Бретани, берег Розового гранита), канонизирован в 1347 г., считается покровителем Бретани.


[Закрыть].

Святой Ив – судья в спорах. Но вы должны быть полностью уверены в своей правоте. Если же не правы вы, вы и будете наказаны.

* * *

Человек, «переданный» святому Иву Справедливости, чахнет на ногах за девять месяцев. Но он испустит свой последний вздох только в день, когда тот, кто его «вверил» или поручил «вверить» святому Иву, переступит порог его дома. Измученный слабостью за такое долгое время, он и сам нередко зовет к себе того, кого считает своим «вручителем», чтобы поскорее умереть.

* * *

Чтобы «передать» кого-нибудь святому Иву, необходимо:

1) Опустить незаметно один лиард в башмак человека, которому вы желаете смерти.

2) Поститься и совершить одно за другим три паломничества к святому по понедельникам, в священный день.

3) Взять святого за плечо[25]25
  Речь идет о статуе святого Ива Справедливости, почитаемом старинном изображении, хранившемся когда-то в старой капелле того же имени в городе Трегье. Сюда бретонцы шли за справедливым судом.


[Закрыть] и сильно его потрясти, приговаривая: «Ты маленький святой Справедливости. Я предаю тебе такого-то. Если правда за ним, осуди меня. Но если правда моя, сделай так, чтобы он умер в положенный срок».

4) Положить к ногам святого приношение – монету в восемнадцать денье, помеченную крестом.

5) Прочитать обычные молитвы, начиная с последней.

6) Обойти часовню трижды, не поворачивая головы.

* * *

Когда-то в часовне Святого Ива Справедливости позади статуи святого хранилось шило, похожее на то, каким пользуются сапожники.

Чтобы быть уверенным, что святой тебя услышал, это шило трижды втыкали в спину деревянной статуи, каждый раз приговаривая: «Раз ты великий судья, то услышь меня».

История кузнеца

Жил когда-то один кузнец, звали его Фанши, он держал кузню в Кауннеке. Кроме того, у него было несколько арпанов земли рядом с кузней и две или три коровы. Ему, должно быть, везло в делах, в награду за упорный труд. К несчастью, жена у него была – редкая расточительница. Денег, которые он ей приносил, он никогда больше не видел и не интересовался, на что они уходили. Он, истинный мужчина, и не сомневался в том, что Мари Бенек’х, его несчастная половина, пока он бил по наковальне, проводила время бродя из харчевни в харчевню, и там тратила деньги на микамо – «подсоленный кофе с водкой» – для всех «жанетт»[26]26
  «Жанетта» – нарицательное имя легкомысленной, праздной женщины (брет.).


[Закрыть] в округе.

У Фанши был ученик, его звали Луиз. Он давно жил в доме Фанши, и тот ему очень доверял.

Однажды вечером он говорит ученику:

– Завтра встанем пораньше. Мари Бенек’х считает, что ее кошелек пуст. Пойдем в Ла-Рош-Деррьен, продадим рыжую корову. Там будет ярмарка, может, нам дадут хорошую цену.

Рыжую корову они и вправду продали выгодно, три сотни звонких экю, не считая еще и аванса.

Когда Луиз и Фанши возвращались в Кауннек, ученик сказал хозяину:

– На вашем месте я не давал бы эти деньги Мари Бенек’х все сразу. Я бы их сложил в ящик комода и давал бы ей столько, сколько надо на хозяйство.

– Хорошая мысль, – ответил Фанши, который никогда раньше об этом не думал.

Вернувшись к себе, он разложил все триста экю на несколько кучек в ящике большого дубового шкафа, а ключ от него положил под свой траверсен[27]27
  Траверсен – подушка в виде валика.


[Закрыть]. Но это не ускользнуло от взгляда Мари Бенек’х. Как только она услышала, что муж, уставший после ярмарки, стал похрапывать, она тихонько поднялась, вытащила ключ, подбежала к шкафу и принялась шарить в поисках денег.

Кто наутро был потрясен, так это Фанши-кузнец! Он обрушился с обвинениями на своего ученика.

– Луиз, – закричал он, бледный от гнева, – я сделал, как ты посоветовал. И вот что получилось! Верни мои триста экю!

– Я их не брал!

– Не брал? Ладно. Ты сейчас же пойдешь со мною к святому Иву Справедливости!

– Я готов с вами идти, куда вам будет угодно.

И они пустились в путь.

Когда они пришли к дверям часовни, кузнец произнес священные слова. Святой наклонил голову трижды, показывая, что он понял и готов к справедливому суду.

Фанши вернулся в Кауннек успокоенный. А Луиз как уходил с легкостью, так и вернулся.

Входя в село, Фанши ему сказал:

– Ты, думаю, понимаешь, что теперь мы больше не будем работать вместе.

– Воля ваша, хозяин, – ответил Луиз. – Я верю, однако, скоро вы поймете, что я не виноват.

И они расстались.

Мари Бенек’х поджидала мужа на пороге кузни.

– Где ты был? – спросила она его.

– У святого Ива Справедливости.

– Зачем?

– Чтобы через двенадцать месяцев предать смерти человека, который украл у меня триста экю.

– Ах ты несчастный, несчастный! – вскричала Мари Бенек’х, у которой на шее уже обозначилась смертная бледность. – Хоть бы ты предупредил меня! Триста экю не украдены. Это я их взяла этой ночью, пока ты спал. Вернись поскорее, исправь то, что ты сделал.

– Слишком поздно, жена. Святой трижды кивнул головой.

И с этого дня Мари Бенек’х начала чахнуть, а двенадцать месяцев спустя она умерла.

История с ружьем

У нас был прекрасный участок с зарослями дрока на склоне холма, недалеко от дома. Всегда кто-нибудь забирался туда, чтобы срезать дрок без нашего разрешения. В конце концов мой старший брат однажды вечером решил там спрятаться, чтобы подстеречь вора. Он собирался уходить, и вдруг я увидела, что он направляется к печи.

– Пожалуйста, – стала я просить, – не бери ружья!

Но он даже слушать меня не захотел.

Через час он вернулся, бледный от злости.

– Кто-то не только украл наш дрок, но еще и отнял у меня ружье.

И брат рассказал нам, что только он поднялся на склон холма, где рос дрок, как кто-то, прятавшийся по другую сторону, неожиданно схватил ружье за дуло, вырвал его из рук и скрылся вместе с ним.

– И ты не разглядел, кто это был? – спросил отец.

– Разглядел: это Эрве Бидо, шорник, я его узнал.

– О! Этот мошенник... Можешь поставить крест на ружье, ты его больше не увидишь.

– Как бы не так! Завтра же утром, не позднее, добром или силой, но я его верну.

– Нет. Шорник отнесет его в мэрию и скажет, что он застал тебя на охоте, а она сейчас запрещена. Тебя оштрафуют, вот и все, а ружье конфискуют.

– Что, может, я не имею права защищаться от воров?

– А как ты докажешь, что он воровал? У тебя есть свидетели?

– Проклятье! – вскричал брат. – Ладно, я не стану требовать назад мое ружье, но если завтра до вечера, в этот же час, Бидо мне его не принесет, клянусь – не стоять мне на этом месте! – я предам его святому Иву!

– Не произноси таких слов! – вскликнул отец. – Ты не понимаешь, что ты на себя берешь!

– Тем хуже! Я не отступлюсь! Пусть знает, что такое Право и Справедливость!

Мы надеялись, что за ночь он успокоится. Но утром спозаранку он уже был на ногах и так же зол, как и накануне.

– Ты куда собрался?

– К Анне Руз.

Эта Анна Руз, старая богомолка, странница, знала все молитвы, которыми можно и вернуть жизнь людям, и отнять ее. Она жила недалеко от нас, в жалкой хижине из соломы и глины, куда во всякий час, и днем и ночью, к ней приходили люди за советом. Так вот, к ней-то и отправился мой брат, он позвал ее к нам в дом ужинать в тот же вечер: так полагалось, когда пользовались ее услугами. Вернулся он немного успокоившись, объявил нам, что старуха придет, как только стемнеет, и ушел работать в поле. Но отец продолжал волноваться.

– Только бы Уанн, – (так звали моего брата), – только бы Уанн не ошибся... – повторял он все время.

Наконец, не находя себе места, он решил воспользоваться отсутствием брата и попытаться уговорить шорника отдать ему ружье. И он пошел к нему в село.

– Послушай, – сказал отец шорнику, – Уанн решил дать делу ход. Если ты все не исправишь, он обратится к святому Иву, чтобы тот вынес свое решение.

– Да чихать мне на святого Ива, и на твоего сына, да и на тебя, – ответил дерзкий шорник.

– Ну что ж, если случится беда, пеняй на себя, – ответил ему отец.

Возвратившись, он рассказал мне, как шорник отнесся к его попытке.

– Не говори об этом брату, – попросил он меня, – пусть все идет своим путем.

К концу дня, когда наши люди возвращались после работы, появилась Анна Руз. Она переоделась в воскресную одежду и надела дорожную обувь – тяжелые мужские башмаки. Она села за стол вместе с нами, а когда ужин закончился, подождала, пока слуги уйдут из кухни, прежде чем заговорить о деле, из-за которого ее пригласил брат.

– Ну, так как, – сказала она, обращаясь к моему отцу, – вы согласны, Захария Прижан, чтобы я совершила от имени вашего сына паломничество к святому Иву Справедливости?

– Да, – ответил отец, опуская голову.

– А вы, Уанн Прижан, – продолжала она, повернувшись к брату, – вы по-прежнему твердо уверены, что хотите испытать судьбу?

– Даже больше, чем раньше, – громко заявил он, – пусть святой Ив решит между нами.

– Тогда повторяйте за мной:

 
Otro sant Erwan ar Wirione
A oar deux an eil hag eguile,
Laket ar gwir elec’h ma mane
Hag antort gant an hini man ganthan.
 
 
Господин мой святой Ив Справедливости,
Вы знаете все за и против,
Восстановите правду там, где ей должно быть,
И накажите того, кто заслужил наказание.
 

У нас с отцом вся кровь в жилах застыла до капли; а брат повторил молитву следом за старухой, не дрогнув.

– Ну что ж, – сказала старуха. – Теперь вам надо обзавестись двумя вещами: во-первых, монетой в восемнадцать денье, и во-вторых – горстью гвоздей, без счета.

В те времена редко где не хранили разные старинные монеты, которые уже не были в ходу, но которые, как верили, приносили счастье. Так что мой отец направился к шкафу, достал оттуда коробку со старыми монетами и нашел в ней монетку, которую потребовала Анна Руз; потом спустился вниз, в службы, и с закрытыми глазами захватил горсть гвоздей из сундука, где вперемежку лежало всякое железо.

– Вот, – протянул он все это провидице.

Она послюнила палец, нарисовала им крест на лиарде и опустила его за корсаж, а гвозди она спрятала в карман своего фартука.

– Не хочу быть слишком любопытным, но, может, Анна, откроете, как вы собираетесь действовать? – спросил отец.

– Мне нечего скрывать, – ответила она, – ведь я делаю это для вас. Эту ночь буду бодрствовать, молиться, а завтра утром, как петух пропоет, уже одетая, пойду сначала в приходскую церковь, там помолюсь недолго, потом остановлюсь перед порогом Эрве Бидо, вашего противника, перекрещусь трижды левой рукой, и только тогда отправлюсь в путь. Главная моя забота – ни с кем не сказать ни слова и на приветствия не отвечать, пока не скроется из виду колокольня нашей церкви. По пути мне нужно остановиться на трех перекрестках и каждый раз трижды перекреститься, и все левой рукой. Когда приду в Трегье, дождусь заката и только тогда переправлюсь на другую сторону реки, туда, где стоит часовня. Если вокруг никого не будет, подберусь к слуховому окну без стекла, которое сделано в скате крыши, и брошу в него горсть гвоздей. Потом трижды обойду дом святого, идя против движения солнца, как это делается во упокоение умерших, и прочту трижды «Де профундис» во имя спасения заблудших душ. Потом войду, положу лиард на алтарь у ног святого и скажу: «Ты знаешь, зачем и для кого я здесь; это плата, сотвори суд». Вот, Захария Прижан, теперь вы такой же ученый, как я.