Текст книги "Королевская Десница. Страж (СИ)"

Автор книги: Анастасия Татар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Вот так живешь в горах, с восхитительным видом из окна, и совершенно теряешь дар речи, когда видишь эта красоту с высоты трехэтажного дома. Люди отсюда на белом снегу казались маленькими, будто бы муравьями. Некоторые из них задирали головы, и что удивительно, совсем не напоминали современных Землян. Шубы, дубленки, шапки-ушанки, иногда валенки и теплые, громадные варежки. Совсем чуточку они, если подумать, кажутся зверями или сливаются с разнокалиберной растительностью, но исключительно в том смысле, что не выделяются яркими цветами и синтетическими вещами. Еще где-то минуты три мы плавно «летим», и все это время я любуюсь белесыми склонами, редкими облаками на солнечном небе, пока не... о господи! Я хочу там жить!

Когда-то давно во мне еще теплилась мечта путешествовать. Одним из обязательных мест для посещения в совсем не большом списочке числился какой-нибудь горнолыжный курорт в Альпах или Швейцарии. Причем больше всего манили крутые отели с панорамными окнами, умопомрачительными номерами, самыми мягкими в мире кроватями и ароматными кухнями. А как же искупаться в бассейне с лазурной водой на открытом воздухе! Мм! И ведь даже не надеялась когда-нибудь хотя бы увидеть все это извне, что уж говорить о том, чтобы провести там отпуск или пару праздников...

Меня переполнял азарт. Едва мы слезли с подъемника, счастливо бросившись в рассыпную, все мое внимание обратилось на ярмарку. Та пестрила обилием яркой одежды (явно ученики академии), теплых запахов еды, приятного варева, сувениров и даже одежды.

 – Первый поше-е-ел! – с таким криком Дамир бросил в меня внушительный комок снега. Я зачерпнула и себе, а затем прицельно бросила, ожидаемо промазав. Только сошедший с подъемника куратор поджал губы и крайне многозначительно на меня посмотрел.

 – Ой... – пробормотала я, бросаясь в толпу, даже забывая о ребятах. Ничего! Найдутся.

У одной из лавочек я пробралась через небольшое скопление народа с горячими напитками и уставилась на меню, матерясь на цены, но уже выбирая. Так-с... мне весело, но должно быть еще веселее. Да и местный глинтвейн попробовать хочется, так что...

Ощущение тепла, волнения и какого-то незримого притяжения, будто я один из полюсов магнита, вдруг стало ощущаться особенно сильно. Как будто опустили в чан с теплой воды и насыпали туда успокоительных масел. Сумасшедше странные ощущения... словно я сейчас не посреди толпы, а в кровати, сплю в объятиях Ранзеса. Возможно, именно поэтому я решила, что он догнал меня и встал невидимой стеной позади.

 – А ты мне купишь гл... – я развернулась, чтобы взглянуть в близкие серые глаза, и тут же вросла в землю.

Не просто вросла. На меня обрушилось небо, будто вдруг грянул гром и полился тяжелый, ливневый дождь, сменяясь градом. Да, эти глаза серые, но совсем не его...

Все инстинкты вопили бежать, бежать и не оглядываться. Но вместо этого я даже с места не сдвинулась, только зачем-то уставилась в глубину зрачков Алисса, отмечая, что прочий мир медленно отплывает на второй план, куда-то далеко, будто он эфемерный, бессмысленный, размытый... будто не существует ничего важнее его в этот момент...

 – Глинтвейн девушке, – скомандовал он продавцу, как-то грубо, будто разговаривая со своим подчиненным. – Быстро.

Когда теплый напиток оказался у меня в руках, мое время будто снова сдвинулось с мертвой точки. Почему? Откуда это ощущение внутреннего трепета, счастья, радости и... от ужаса остались только отголоски... желания?

Нет! Это невозможно!

Нет?

Почему невозможно?

Да потому что...

Стало душно. Пить я даже и не думала.

 – Ты вчера быстро убежала. Я тебя напугал?

В его голосе я почему-то слышу волнение и заботу, которые как-то не вяжутся с мимикой и жестами, в которых сквозит напряжение и власть. События вчерашнего дня и ночной сон нависают надо мной тяжелыми тучами, будто бы давят на голову, и тогда я понимаю, что мысли от меня будто убегают, прячутся. Напугал ли?

 – Я была вся в крови... вся в её крови... – заплетается язык.

Магнетизм усиливается. Чувствую, что кружку у меня отбирают снова, и чужие руки притягивают ближе за талию. Какая-то непонятная боль в груди... будто что-то жжет изнутри. И в то же время мне так приятно и волнительно, что появляется дикая слабость в теле. Его лицо так близко, что я чувствую дыхание Алисса на своих губах.

 – Тебе незачем бояться меня... я тебя защищал... иначе она бы забрала твою жизнь...

 – Я не боюсь, – киваю, ощущая тепло изнутри и дикий холод извне. – Ты меня защищал...

 – Вот и хорошо...

Земля уходит из-под ног. Кажется, по губам бежит холодный ток, а пальцы сжимают подбородок почти до боли. Время затягивается, пока меня чудовищно бросает из жара в холод, из бешенства в блаженство, из страха в спокойствие. Что за черт? Почему кажется, что вместо сердца у меня эмоциональная карусель, несущая меня прямиком в лапы чудовищу: и вот я уже чувствую, как зарываюсь руками в белые волосы и медленно, не торопясь, отвечаю на поцелуй.

И будто больше нет ничего важнее этого.

Ничего важнее нас.

Ничего важнее вдруг всплывших воспоминаний, будто я уже целовалась в этом мире совсем недавно, с кем-то таким же сероглазым и...

Свадьба. Ранзес. Красные искры на губах, будто поцеловалась с проводкой. Непонятные судороги.

Я отстранилась резко, но не смогла вырваться из цепких рук чудовища сразу. Чуть-чуть отвернулась, будто стыдливо потупив взгляд, и начала судорожно глотать воздух. Меня колотило, точно жизнь решила забросить в чертову стиральную машинку.

 – Я позже тебя найду, – он напоследок коснулся моего лица, снова заставляя ощутить всю гамму диких чувств, и сунул теплую стеклянную кружку. – Пей глинтвейн. Если еще что потребуется, проси, они все дадут.

Я смотрела на его отдаляющуюся руку будто в замедленной съемке. С мольбой (не забирай) и ужасом (убери немедленно).  Раздался звон, глухой и тихий. Когда Алисс ушел, я так и осталась стоять, как старуха у разбитого корыта. Отвернувшись и на ощупь выбирая дорогу, куда угодно, лишь бы прочь, я сажала рот рукой, перекрывая всхлипы. Из глаз хлынули слезы.

Ощущение, будто меня только что хорошенько морально поимели. Я пыталась вспомнить страх, который испытала вчера, и у меня не получалось. Это сводило с ума. Он защищал меня... защищал... либо я, либо она... но это бесчеловечно... но ради меня... моя жизнь как будто сконцентрировалась в одном человеке. К нему тянет, но... черт подери, почему я не могу прийти в себя?

Дрожа и глотая слезы, я забрела в какое-то помещение с тусклым, слабым освещением, грохнулась на лавочку у двери и глубоко вздохнула. Было откровенно страшно и отчего-то в груди расстелилась пустошь. Из головы не получалось выбросить куратора. Мне хотелось, чтобы он обнял меня, как вчера, прижал к себе и согрел. Где он сейчас? Что делает? Видел ли, что произошло?

От одной мысли мучительно больно.

Я ведь не хотела подпускать Алисса. Так почему...

Разве? Или все-таки...

Казалось, я сломалась. Будто в голове поколупались отверткой, а потом разложили все части в совершенно неправильном порядке. Перед глазами стояла тошнотворная пелена, постоянно хотелось зевать и вертеть подвеску в руке. Она так жжется... может, чувствует? Это – мой личный оберег. Наверняка мне подарили её для подобных ситуаций.

Проходят две минуты, пять, десять... люди заходят, выходят, садятся рядом, не обращают никакого внимания на мое состояние. Не уверена, поступили бы на Земле иначе или нет, но то, что не лезли в душу, было даже лучше. Единственный человек, рядом с которым мне хотелось сейчас находиться и от кого поддержка была бы совсем не лишней, где-то на территории, возможно, даже не подозревает о случившемся. И это намного лучше, если бы все видел.

А потом приходит спокойствие. Сердце вроде бьется ровно, подвеска приятно греет кожу, глаза видят все в привычных, четких красках. Все ясно. Просто нужно было время, чтобы осознать, что Алиссу, возможно, тоже пришлось примерять на себя маску чудовища, чтобы защитить дорогое. Он любит меня. Смелый, красивый, невероятно сильный... прекрасно. Мне очень повезло, что мы встретились. Не понимаю, почему только испугалась так?

 – Ну что, актриса погорелого театра, погадать тебе? Да, Надя, это я обращаюсь к тебе... – позвал голос откуда-то спереди.

Помещение опустило. Я огляделась: типичное пристанище «и будет у тебя, значится, муж летчик (дай сотку) и будет у вас трое детей», темное, мрачное, со всякими травами и чудным запахом благовоний. О! Кости... жутко. На Земле я бы уже плевалась и бежала, но вот в этом мире и ворожея вполне может оказаться реальностью, а не мифом-развлекалкой сельских баб и разноцветных цыганок.

За столом в уголке сидела женщина лет сорока, вся из себя черная, мрачная, с колким взглядом и тонкими губами. В общем, королева своего жанра. Только хрустального шара нет.

 – Ой, а у меня денег нет... и имя мое... даже спрашивать не буду, откуда знаете. Это ведь ваш дар, да?

 – Присаживайся. Нужны мне твои деньги, как собаке пятая нога.

Я послушно направилась к стулу напротив нее. Твердый и жесткий... но какая разница? Отказываться от гаданий нашару я не собиралась. Особенно, если без лишних ушей.

 – Времени у нас мало, так что вопросов лишних не задавай. Амулета сокрытия на две минуты хватит, если повезет.

Женщина уже тасовала карты, на мое удивление – обычные, игральные, совсем не таро. Голос её был мрачным, но громким и несколько писклявым. После моего кивка она разложила их в ряд одним движением и попросила:

 – Проведи над картами рукой. Вытаскивай все, к чему потянет. И быстро.

Молча я вытащила всего две карты: красный улыбчивый шут, черный грустный шут. Карты, на первый взгляд совсем как русские, какие можно купить чуть не в каждом магазине, оказались с подвохом и подмигивали мне с изображения. Черные глаза-камни и серые соответственно.

 – Джокер, шут... его называют по-разному. Он всегда в маске, играет на публику, подчиняется своему королю. Красный шут твой худший в мире кошмар, твой враг. Он определился со стороной и жаждет заиграть тебя до смерти, пока ты думаешь, что смех продлевает тебе жизнь. Видишь, что у него у руках? Он играет музыку, от который ты пляшешь и стираешь ноги в кровь, все так же счастливо смеясь, и прячет нож в рукаве.

 – А черный?

 – Он не черный, а неокрашенный, дура, – выругалась женщина. – Даже сам не знает, что носит маску, потому что та по цвету совсем как его кожа. Это слепой шут, который полагается на чувства, инстинкты, свои ощущения, потому что его умышленно решили зрения вместе с частью его воспоминаний, его души.

 – Что вы имеете в виду? – недоуменно уточнила я.

 – Не перебивай. Посмотри на его руку.

 Я быстро пробежалась глазами по карте, натыкаясь взглядом на часы, стрелка которых, как иллюзия, отчего-то двигалась в обратную сторону, почти достигая полночи. Еще двадцать минут. Подождите-ка...

 – Как думаешь, зачем слепому часы? Зачем тому, кто не полагается на время, прошлое или будущее, а только на нынешнее, эта дивная побрякушка? А все дело в том, что это – подарок Судьбы. Он даже не знает о их существовании, только иногда слышит тиканье. И вот еще... сколько на нем оружия! Оно все в мягкой коже, поверх одежды, что бедняга даже не подозревает о том, как его боятся все вокруг. Но знаешь, что самое главное? Присмотрись. Постарайся найти общее.

Я даже не задумывалась, чувствуя, как от открытий кружится голова.

 – Корона на голове? – уточнила. Странно... у сероглазого она вся в зеленых камнях, у красного – черных и красных самоцветах.

 – Именно. Джокеры, шуты... все это не о них. Эти карты я называю пляшущими королями. Всегда ставлю их в разные концы колоды, но они упорно оказываются по обе стороны от пиковой дамы. Я не могу сказать тебе конкретно, что произойдет, но совсем скоро серый... черный... бесцветный... называй, как угодно, шут или король окраситься в свои истинные цвета и оба они снимут маски. Будь осторожна, Надя. Я дам эти карты тебе, но видеть их сможешь лишь ты, так что даже не пытайся кому-то рассказать. Они смогут предупредить тебя, если придется...

Дверь открылась и внутрь потекли клиенты, занимая лавочки и стулья. Они шумели и, казалось, совсем не смущались того, что могли услышать кусочек чужого предсказания.

 – Иди уже! И чтоб я тебя больше не видела здесь! Ишь, чего захотела! Пост десницы ей подавай! – раскричалась, точно бабка в маршрутке, гадалка, подталкивая ко мне карты.

 – Спасибо, – решив не испытывать судьбу, я забрала их и двинулась прочь, на этот раз уже намного более адекватная и вменяемая.

Я хочу где-нибудь посидеть с чашечкой кофе в тишине и подумать, не думая. Расслабиться бы, пока крыша не поехала с концами.

Срочно.

18

 – Вы самоубийцы, – заключает Цэр. – Больные на всю голову.

 – Да ладно, ты только сейчас поняла? – мы с Дамиром переглянулись. – Эту горку и ребенок осилит!

Мне было хорошо и в том, возможно, и была вся проблема. После гадалки и стаканчика горючего мозг оклемался и повеселел: что мне все эти мужики и непонятные отношения, раз оно не приносит реальных проблем? Хотя до такого заключения надо было еще дойти. Распив с друзьями (я уже внесла их в этот список?) под елкой бутылку стыренного вина, пока не видели наши сопровождающие, я даже воспользовалась предложением Алисса, взяв напрокат лыжи (себе), сноуборд (Дамиру) и две пары очков. Цэрлина смотрела на нас так, будто мы только сбежали из дурдома, крутила пальцем у виска и лишь наблюдала. Кататься, еще и на нетрезвую голову, она не рисковала. Странно... мне казалось, та еще оторва.

 – Серьезно, ребята, – она предупреждающе выставляет руки. – Это слишком. Да мне даже смотреть на неё стремно. Ладно Надя, она сломает себе что-то и то срастется за сутки, а ты? Жить надоело?

 – Ты же знаешь, что я с детства кататься умею, – Дамир ободряюще улыбнулся и достал из кармана телефон, протягивая его девушке. – Держи, будешь снимать.

Мы с ним встали рядом и, глянув на резко уходящий вниз широкий спуск, взглотнули. Я даже перекрестилась, вспоминая «Отче наш».

 – Ну, с богом! Поехали!

Судя по моим поступкам, поехали не только мы.

Это была страшная ошибка, которая закончилась переломом ноги в трех местах и растяжением руки. Кажется, еще и легкое сотрясение. Дамир обошелся вывихнутой лодыжкой  и крупным синяком на пол-лица. Больше всего не повезло парню второкурснику, в которого я врезалась. Его увезли со сломанной шеей.

Мы с Дамиром лежали на соседних кушетках в лазарете. Между нами сидела Цэрлина, которую пробивало на дикий ржач, как только меня пытались накормить. Она с упоением рассказывала и показывала на телефоне, как оно все было, пока у окна с фейспалмом стоял куратор, переговариваясь о случившемся с Василисой.

Впрочем, травмы у новичков – нормальная вещь, особенно если дело касается меня. Сделали блокаду, вправили кости и наложили гипс, который придется снимать завтра же, Дамиру вообще просто примотали к ноге непонятный амулет, – вероятно, для особенных людей и методы лечения особенные.

Зато когда пришел Алисс поинтересоваться, нужно ли мне что-то и как самочувствие, все как-то неопределенно замолчали. Кроме этого, он порадовал меня тем, что не читал нотации, в отличие от моих сотоварищей, просто сидел рядом и поглаживал целую руку. К тому времени как он ушел, я почти спала, расслабившись до невозможного. Следом за Алиссом исчезла Василиса, и как только дверь захлопнулась, стало опасно тихо. Дошло: сейчас будут кричать.

Похолодело, в буквальном смысле, что означало воздействие на магический фон помещения.

 – Вы двое, – Ранзес обратился к Цэрлине и Дамиру, – полагаю, пришло время провести воспитательную беседу.

Все молчали.

 – Я знаю, что вас уже связали клятвой. Но этого мало. Мне что-то кажется, что никто из вас не осознает всю опасность ситуации. И я имею в виду не только опасность для ваших жизней. Для начала... Дамирий, в отличие от них, ты все знаешь об этом... – он шумно втянул воздух. – Алиссе... так кого черта, скажи мне, ты позволяешь ей так близко его подпускать?

 – Она не слушает, – нахмурился Дамир.

Однако здравствуйте.

 – «Она», вообще-то, здесь. И я не понимаю, почему вы так взъелись.

 – Еще утром ты так боялась, что впадала в панику от одной мысли о нем, а сейчас защищаешь и целуешься с ним? – мужчина криво усмехнулся.

Мне стало не по себе. Вроде, ум подсказывал, что Алисс человек опасный и происходящее в наших, кхм, отношениях не есть нормальным, с учетом того, что мы знакомы всего пару дней. И в то же время что-то упорно твердило:

 – Он меня защищал.

 – Да неужели? – в его голосе скользнул яд. – И тебя совсем не смущает, что он готов убить за тебя, не смотря на то, что вы только... подожди-ка... пять дней знакомы?

Только я собралась открыть рот, как Ранзес, будто бы прочитав мои мысли, спешно перебил:

 – О, я тебя умоляю! Только не надо говорить, что он тебя любит!

 – Что в этом такого нереального? – вжавшись в кровать, едва повысив голос, отозвалась я.

Если бы не травмы, я бы давно встала и ушла, хлопнув дверью. Пока повод для радости был только один: я не порвала курточку, пусть и безнадежно, в очередной раз, испортила форму.

 – Дура, – к моему удивлению, с сожалением вклинилась Цэр, поджав губы.

У меня пропал дар речи.

 – Ладно. Видимо, с этим пока и правда ничего нельзя сделать, но это ненадолго... есть у меня одна идея... – он устало потер лицо ладонями с побитыми костяшками. Что-то внутри меня заволновалось: еще утром этих ссадин не было.

 – А теперь слушайте меня. То, во что вы все ввязались – не шутки и далеко не игры. В это втянуто много людей, голова с плеч которых слетит сразу, как только вы себя чем-то выдадите и тем более, выдадите Надю. Далее. Никакой самодеятельности. Вы ни черта не знаете и можете своими действиями сильно подпортить нам планы. Пока что единственное, что вы должны сделать – закончить свое обучение и стать десницами. Дамирий, в твоих же интересах вернуться сюда сразу после назначения, хоть бы курировать первый курс. Вас двоих, – кивок на меня и Цэр, – я буду еще три года воспитывать.

 – Что? – возмутилась я. – Воспитывать?

 – Да, воспитывать. С завтрашнего дня вы обе будете исправно посещать все лекции, зубрить предметы и днем, и ночью. Думаю, самое время усилить тренировки Особенно тебе, Оггар... – он скосил на хмурую и возмущенную Цэрлину. – В ваших же интересах не выделяться, не прыгать выше головы и не вступать в открытые конфликты. Исправлять ваши косяки я больше не собираюсь, но постараюсь сделать так, чтобы вы их не совершали. Кстати, Надя...

Что еще? Может быть что-то хуже?

 – Ризер передавал привет. Он сказал, что придушит тебя своими руками, как только освободится.

Куратор двинулся на выход, готовясь избавлять пространство от своей магии. Как он это делает? Как устанавливает эту антипрослушку?

 – Я надеюсь, вы меня поняли. Завтра в восемь часов чтоб были на занятиях. Живые или мертвые.

Хлопнув дверью, он скрылся, а я так и осталась молчать на кровати, втянув шею. Почему-то было очень обидно и совестно за все произошедшее, будто кошки на душе нагадили.

 – Поверьте мне, лучше вам его не злить, – предупредил Дамир.

Два месяца после этого разговора я впервые в этом мире чувствовала себя студенткой. Именно такой, как некогда у себя на родине, когда ты не спишь ночами, зубря материал, даже по тому же вышмату, по которому пришлось брать дополнительные уроки у порядком офигевшей женщины-панды – арсит Мадизы. Единственная отрада – страдала я не одна, а с Цэрлиной, на уютной кухоньке Дамира с забитым едой холодильником. Утро начиналось с пробежки и тренировки под крылом Ранзеса, который нещадно гонял нас похлеще Ризера, а боевая подготовка и комбаты теперь были совсем другими. Нас наконец-то начали учить особенностям ведения боя!

...но только дурак возрадовался бы таким переменам. Отрабатывались приемы сначала на однокурсниках, а потом на кураторе. Как следствие, уровень травматизма возрос раза в три, и с тех пор я ходила в лазарет, как на работу, пять дней в неделю, и Цэрлина вместе со мной. Чаще всего с синяками, вывихами и трещинами, гораздо реже случались переломы.

Сначала слушалась я не особо. Помню, первый вторник, первую лекцию Устава в новом режиме...

Мозг кипел. Пока я во все глаза пялилась на обезумевшего Цыльо, видимо, забывшего путь к кафедре обратно, понимала, что с Землей у этого мира даже больше общего, чем кажется на первый взгляд. Что тут, что там существуют по-настоящему неадекватные преподаватели, которые явно не слышали, что оценки – не показатель ума. И я сейчас совсем не о себе.

Это что же, Ризер уехал, и он сразу страх потерял? Чего ко мне прицепился?

 – Я вижу, вы считаете себя достаточно умной, чтобы меня не слушать, – правильно оценивает он мой творческий подход к его уроку.

«Не твоя, вот и бесишься», – проскальзывает в голове, и на губах расцветает усмешка.

Ну, точно Петрович! И того судорога хватала, как будто припадок то ли бешенства, то эпилепсии, когда я откровенно забивала болт и погружалась в мысли. Честно говоря, всему виной моя вредность: если учитель гад, то и я ему не рад. И вот серьезно, после первой лекции, на которую я, к тому же, еще и опоздала, все желание учить предмет отпало. Совсем не так я себе представляя попаданческую жизнь, а особенно учебу в академии, совсем не так...

 – К кафедре. Быстро, – чеканит арсит.

 – Зачем? – вздернув брови и наконец-то на него посмотрев, спрашиваю.

И в самом деле, чего добивается? Будет перед всем курсом позорить или заставит стоять там до конца лекции? Впрочем, одно хуже другого, да не мне. Большинство и так уже косится.

 – Отвечать будешь, – хмыкает Цыльо, уступая мне дорогу.

Там я стою, точно на допросе, и нервно осматриваю своих однокурсников, которые все, как один, уставились на меня с нескрываемым ехидством. Одна Цэрлина предупреждает не делать глупости. Вот же... ладно. И не из такой задницы выбирались. Какого куратор вдруг так заволновался нашими оценками? Все прекрасно знают, что судьбу решает только сила твоего тела и дара, в том числе – умение вертеться. Самое мерзкое, что способ «набей морду и перетяни на себя борозды правления» работает далеко не для всех. Имею в виду девушек. Да, краткий путь через зловонную яму «постель» существует и здесь.

 – Назовите мне классификацию десниц, – Цыльо скрещивает руки на груди, смотря на меня с высоты середины аудитории.

Легко! Спасибо Ризеру, что не пожалел времени на мое обучению местным законам и уставам. А главное, объяснил он исключительно то, что пригодится в жизни. Большая же часть рассказываемой Цыльо мути никому не нужна и будет забыта сразу после сдачи теста.

Если ты, конечно, не обладаешь каким-то мозговым даром.

 – Советник, страж, а в прошлом инквизитор, страж, исполняющий обязанности куратора, наместник, лекарь, министр, ищейка... короче говоря, все чиновники и приближенные короля могут называться десницами, – со вздохом и лениво отвечаю, пытаясь все-таки понять, ничего ли не забыла.

 – Это что за ответ, Ризер? – его большие и морщинистые глаза горят усмешкой. – Еще раз, подробно и громче.

Намеренно повышаю голос, как вахтерша общежития, недовольная от стандартного «ходют тут всякие» до «юбку короче одеть не могла? Проститутка! Нашла бы себе уже мужика! Глаза б мои тебя не видели».

 – Десница класса «страж», так же известная как инквизиция! В обязанности стражей входит охрана йорденлина, беспрекословное подчинение его приказам, подавление мятежей. Они – основная военная мощь Йордана. Стражи так же занимаются подготовкой новых одаренных воинов. Следующий, также важный пост, занимают советники – десницы, чаще всего владеющие аналитическим даром или умеющие видеть будущее. Всего в Йордане есть только двенадцать советников, но их не стоит путать с министрами.

 – В чем же разница между советником и министром? – глянул на меня Цыльо.

В чем?

 – Советники приравниваются к жрецам. Их обязанности содержатся в строгой секретности и поговаривают, что имеют исключительно религиозный характер. Только советники могут определить подлинность йорденлина и связываться с высшими силами. Министры же занимаются управлением соответственных министерств: министерства образования, министерства здоровья и т.д....

 – Что насчет наместников?

 – Они тоже являются стражами, но работают не в Йордане, а других мирах. Наместники контролируют посещение порталов, ищут сбежавших эспиритов, присматривают за тем, чтобы о нашем мире ни в коем случае не прознали. Также наместники следят за распространением магических или проклятых вещей, их аннулированием и передачей советникам.

 – Разве это не работа ищеек? – дед вскидывает брови. Кто-то хихикает, и мне становится их жалко: ошибаются.

 – Нет. Это ошибочное распространенное убеждение. На самом деле, ищейки имеют право отлавливать только одаренных. Даже наказание тем, кто скрывает инсиэрт, производят стражи, а не ищейки.

 – То есть, вы считаете, что это самые низкий пост?

 – Не совсем. Оплачивается даже выше, чем работа стража, но она и сложнее. Квалификацию ищейки можно получить только в том случае, если ты идеально знаешь теорию Давида, географию, историю, устав и, обязательно, практическую магию, которая изучается с четвертого курса. Боевая подготовка даже не обсуждается. Ищейки обычно имеют наклонность инкуба.

 – Раз вы зацепили эту тему... если инсиэрт имеет наклонность серафима, какой десницей он может стать?

 – Исключительно лекарем, – со вздохом сообщила я. – И именно поэтому настоящих лекарей так мало.

 – Что ж... я удивлен.

Спешу заметить, что я не меньше. Думала, похвалу у Цыльо получить можно только за пару тысяч йордов.

 – Вы откуда-то прекрасно знаете материал, который мы даже не брали.

Ой. Я прикусила язык. Вот что значит не слушать преподавателя.

 – Но это похвально. Занимаетесь самостоятельно?

 – Мне нравится предмет, арсит Цыльо. Он мне близок, – созналась я, вспоминая свои намерения некогда стать юристом.

 – Возможно, вы хотите посещать мой факультатив?

Чуть не скрипнула зубами. Отказаться не могу. Если об этом узнает Ранзес, он свернет мне шею, в худшем случае, а в лучшем – у Цыльо мне больше не стать не то что отличником, а даже хорошистом. Чудесно... не могу понять, почему здесь у людей такое шаткое отношение к окружающим. Оно меняется так же стремительно, как и мое настроение во время месячных. Жуткая вещь.

 – С радостью, – я едва улыбнулась.

Цэрлина уронила в ладони лицо. Её плечи едва подрагивали, и было совершенно ясно, что сочувствует она мне исключительно со злорадством.

На радовалась она не долго. Буквально неделю спустя мы сидели на факультативе уже вместе. Кроме нас, было еще трое парней-заучек и две девушки. Как оказалось, за факультатив дают дополнительные оценки.

***

 – Ризер! Теряешь форму! Упор лежа!

 – Да я и так лежу... – зажмурившись, чтобы не видеть кружащийся потолок, злобно отвечаю я куратору. Меня только что сбили с ног, а он хочет, чтобы я еще и штрафное делала?

 – Пятьдесят отжиманий. Быстро!

Если я думала, что Ризер – террорист и вообще строгий учитель, то я очень сильно ошибалась. Нифига! Его бывший ученик оказался еще более жестким, чем проклятый инквизитор. Да вертела я на ... такое воспитание!

И тем не менее, щедро матерясь на любимом русском, я покорно отжималась. Руки тряслись, пресс от напряжения опасно ныл, но отжималась. И это была даже не личная тренировка, а полноценное занятие во вторник. Пот с меня тек рекой, несмотря на собранные волосы и спортивную одежду, перед глазами мелькали мошки.

 – Дигги и Фав, встали напротив Ризер и отрабатываете два на одного, – скомандовал Ранзес.

Эти два бугая против меня одной?!

 – Да ты издеваешься! – не удержалась я.

 – Привыкай! – рявкнул в ответ.

Во мне горела злость, и не просто злость, а настоящее бешенство. Если раньше я переживала о том, кто меня любит, а кто нет, то сейчас личная жизнь отошла на второй план. Переживать времени банально не осталось. Зато я познакомилась (наконец-то!) с одноклассниками, и могу сказать, что тут есть и пара адекватных. Но Дигги и Фав не из их числа... далеко не из их...

Заметив мой взгляд, куратор жестко усмехнулся. Мне стало не по себе. Когда я встала против него впервые, наивная дура, думала, он меня не рискнет ударить. Но нет. Ошибалась.

 – Я передумал, – он поджал губы, а потом попросил всех встать в круг вокруг нас. – Внимание! Сейчас я покажу вам главную ошибку новичков. Нападай, Ризер!

Долго просить не пришлось. Встав в стойку, я попробовала ударить правой, но он спокойно уклонился, попытался нанести ответный удар и, начиная паниковать, увильнула уже я. Поддаюсь вперед всем корпусом, бью снова правой, но на этот раз куратор просто захватывает мой кулак одной рукой. Черт! Замахиваюсь левой, но он уходит вниз, а затем торс пронизывает боль. Все еще не могу поверить, что Ранзес меня ударил! Злость заставляет игнорировать ощущение перемешанных внутренностей и сломанных ребер, и я резко даю ему под дых, помогая себе даром, чувствуя жесткое сплетение мышц под кулаком.

Раздался отвратительный писк на весь спортзал. Что за?...

 – Это боевая подготовка, а не комбат. Сразу после занятия останешься на отработку. Дальше!

Тут что, есть чертова сигнализация?!

Снова замахиваюсь, но мужчина перехватывает руку и ударяет точно в солнечное сплетение. Вскрикнув, автоматически подношу руку к месту удара, как будто это может успокоить парализующую боль, а потом получаю толчок ногой в живот.

 – ... .....! – отчаянно ругаюсь, отлетая на добрых два метра и валясь прямо на землю. Черт подери! Перед глазами уже звездочки летают и дыхание сперло.

Он, вроде, меньше Ризера, но сплошная боевая машина! Падая, еще и больно царапаю локоть и колени. Дура! Думая о картах, я прикидывала, что серый шут – Ранзес, но как же я ошибалась!

Из горла вырывается рык. Ударив по мату, стремительно поднимаюсь и, увиливая от очередной попытки ударить в торс, на который припадает где-то шестьдесят процентов ударов, подпрыгиваю и люто даю куратору в морду. Костяшки горят, пока тот потирает челюсть, и я с радостью (удивительно) отмечаю кровь на его лице. Чудесно! Но хочется еще!

Следующая попытка с криком заканчивается перехватом руки и броском через плечо, после которого Ранзес застывает надо мной с занесенной рукой. Пока у меня плавают звезды перед глазами и дико тошнит от кружащегося потолка, я всего на миг заглядываю в его глаза, замечая легкую улыбку и нотки одобрения. Проклятие! Да это же издевательство! Хочу домой!

Отпустив меня, он поднимается на ноги, пока я пытаюсь осилить хотя бы четвереньки. А ведь впереди еще отработка... чертова отработка... у меня наверняка сломаны ребра... дьявол...