Текст книги "Таран и Недобитый Скальд"
Автор книги: Анастасия Завозова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)
Интересно, о какой заявке он говорил? На проведение террористических действий в маленькой английской тюрьме? Я опять прилипла к окошку. Качок все так же торчал под дверью. Видимо, сладостное выражение “перерыв на обед” парню изначально было незнакомо. Та-ак, неженатик, значит. Или жена готовить не умеет. Хотя, по-моему, женщины разучились готовить вместе с возникновением движения за женскую эмансипацию. А до этого все умели хоть блинчики свалять, хоть кабанчика разделать…
– Эй! – окликнула я качка, тихо сопевшего в своем уголке. – Ты чего завял, как картошка на корню?
– Че? – недоуменно уставился на меня парень.
– Ниче-о! Спросить кой-чего хотела… У тебя жена есть?
– Нет, – честно ответил качок.
– Один в хате, значит, – позавидовала я.
– С мамой! – потупился пацан.
Я разочарованно отползла от двери. Знаем мы этих мам! Родительница Васи-хакера, дружбана моего, на меня год волком смотрела, пока не уяснила себе, что я вовсе не собираюсь окольцовываться с ее сыном и вытаскивать парня из-под мамашиной юбки. Васе, кстати, это не грозит – пацан навеки обручен с компьютером и прописан в Интернете.
Я завздыхала, представив, как Вася сейчас с трагичной миной варганит на компьютере открыточку для меня. Что-нибудь типа “Выздоравливай!” и фотка перебинтованной мартышки на первом плане. Дизайнер из Васи, кстати, совсем никакой. Да и открытки делать он не любит после того случая с вирусом “Ай лав ю”… Весь Пентагон чуть не ошизел, разыскивая того супер-хакера, который этим вирусом изгадил им всю компьютерную систему. Кто ж знал, что это Вася мне открытку ко дню Святого Валентина ляпал, одновременно ковыряясь в главном компе Пентагона… Ну и нажал не на ту кнопку!
От сентиментальных воспоминаний меня отвлек засиявший в уголке Ула, нагруженный кучей пузырьков и склянок. В руках он держал длиннющий свиток, на котором сверху было написано “Инструкция” и дальше шли аккуратные пронумерованные пункты.
– Значит так, – бормотал рыжий, старательно изучая свиток, – сначала зелье для изменения структуры биополя, затем это… затем в синей склянке, затем для создания иллюзии присутствия…
– В чем дело? – Я тотчас же принялась крутить все пузырьки в руках, вытаскивать пробки, нюхать…
– Не трогай!!! – завопил Ула и шумно спикировал на драгоценные баночки, прикрыв их штанишками. – Для тебя они могут оказаться опасны!
– Ха! Да я на себя концентрированную серную кислоту проливала – и ничего! – похвалилась я славным боевым прошлым. – Химичка аж побелела, когда это увидела.
– Еще бы! – просопел Ула, разматывая инструкцию. – Она же за тебя испугалась…
– А вот и нет! – победно воскликнула я. – Она расстроилась, что на меня кислота не подействовала! Ах, если бы ты знал, милый Ула, сколько учителей мечтали поесть кисельку по случаю моей славной кончины! – Тут я припомнила, что очень скоро кисель и в самом деле может потечь рекой на моих поминках, и пригорюнилась.
Ула, заметив, что я насупилась, постарался меня утешить:
– Не горюй, Полин! Я тебя и не из таких переделок вытаскивал! Помнишь, как вы всем классом вытаскивали у математички из сумки тетради с контрольными, чтобы там что-то подправить?
Я поежилась:
– Да уж, такое не забывается! Если бы Кровавая Мэри (прозвище нашей математички) и застукала кого-нибудь – переработала бы на паштет с аккуратной надписью “гуманитарный класс”. Ну да не будем больше об этой истинной дочери Фредди Крюгера! Как там у тебя продвигаются дела с моим побегом?
– Да все готово! – хихикнул Ула каким-то изменившимся высоким голосом.
Я повернулась к нему… и почувствовала, что моя челюсть мягко шлепнулась мне на лиф. Я пошарила руками позади себя, нащупала скамью, села и только тогда выдавила:
– Что случилось?
В углу, скромно оправляя юбку и одергивая завернувшиеся кружевные рукава сорочки, стояла кудрявая рыжая девица фигурой и личиком как две капли воды похожая на Улу. Я сначала было подумала, что Ула каким-то образом успел переодеться в женское платье, но затем поняла, что вряд ли он сумел бы за это время отрастить себе весьма внушительных размеров грудь, аккуратно разложенную и украшенную кружевами и батистом.
– Э-э… а… а? – Я попыталась связно сформулировать какой-то вопрос, но почувствовала, что для моих бедных мозгов это уже слишком. Ула понял, то есть девица эта поняла, что я вовсе не пыталась изобразить страдания сумасшедшей мартышки, и игриво ответила… ответил:
– Я всего лишь поменял себе пол. На двадцать четыре часа. Теперь тебе понятно, как я буду отвлекать стражника? Как по-твоему: он поведется на такую привлекательную девушку, как я? – Ула старательно расправил кружевные рукава сорочки и одернул клетчатую тунику, сшитую наподобие моей.
Я наконец-то разобралась с челюстью, пристроила ее на место и принялась внимательно рассматривать Улу в новом обличье. Ну и ну! Не успела я толком познакомиться с моим Помощником, так сказать в мужском теле, этот трансвестит уже себе где-то бабское надыбал! Интересно, он действительно собирается только охранника поматросить и бросить?
– Ну что? – торопила меня двухметровая девица. Я глубокомысленно изрекла:
– Мудрая Гудрун запала тебе в душу! С такой фигурой, а главное грудью, ты не только коня на скаку остановишь, но и паровой каток одними ребрами сомнешь. Это, конечно, хорошо, но вот обрадуется ли наш качок стольким килограммам счастья? Или ты хочешь сагитировать парня записаться в клуб культуристов?
– Думаешь, крупновата? – дылда озабоченно оглядела себя сверху вниз, пощупала талию… и уменьшилась до моих размеров.
Я прибалдела. Вот бы мне так! Никаких диет – стоит только подумать и вожделенные 90-60-90 уже висят на тебе, радуя глаз прохожего парня. Хотя теперь у Улы, то есть у его женской копии, груди даже и не намечалось – уж очень точно он скопировал диетические формы Ангелики. Рыжая плоскодонка опять принялась себя ощупывать и со вздохом констатировала:
– Чего-то не хватает! Как же у вас все сложно устроено… Может, лучше мне было не меняться?
– Хотел покорить качка мускулистыми формами? Будете с ним осваивать партерную борьбу! – хмыкнула я. – Ну-ну! Вот, говорят, Жан-Клод Ван Дамм всех своих жен бил, а больше всех любит ту, которая ему сдачи давала. Даже женился на ней во второй раз… Так что у тебя хорошие шансы!
Рыжий, то есть рыжая, обиженно засопела. Я решила перестать издеваться над бедным парнем… девушкой и в течение получаса старательно помогала ему… ей корректировать фигуру:
– Сначала лицо… У тебя нюхальник как у принцессы из датской династии…
– Что, такой же аристократический? – обрадовался Ула.
– Такой же длинный! – спустила я парня с небес на землю. – Ага, чуть поменьше… вот так сойдет. Нет, меньше не надо, а то будешь похож на сестру Майкла Джексона… Губы сделай пухлыми, я сказала пухлыми, а не распухшими. Такое впечатление, что их стадо ос жевало… Во-от. На подбородке ямочка… Ямочка, а не след от гусеницы трактора!!! Ресницы подлиннее, ну не до такой степени! Из них косички плести можно… Ага, ага! Так, с лицом вроде разобрались… Теперь грудь. Милок, то есть милка, где ты видела такое полное отсутствие груди? На меня не надо пальцами показывать!!! У меня, то есть у Ангелики, конечно, не третий размер, но и не совсем прыщи на ребрах. Если поискать – найти можно! Кто искать будет? Не твое дело, геологов найму – говорят, им если зарплату вовремя выплачивать, они даже нефть на Луне отыщут! Значит так, что у нас с грудью? Ты Памелу Андерсон видал? Ага, слюни поползли! Значит, видал – вот и действуй соответственно увиденному… Эй, эй, эй! Стоп, стоп, ты что, на нее в бинокль с двенадцатикратным увеличением пялился?! Сдуйся хоть до четвертого размера, а то в дверь не пролезешь! Ну вот, теперь мужика можно брать гольми руками… Задницу тебе поправлять не будем, она у тебя в общий проект вписывается…
Я утерла пот со лба и глянула на получившуюся совратительницу. Вообще, мутант и урод, каких свет не видывал, но мужики почему-то на таких ведутся. По ходу дела, их идеал – надувная кукла Барби. Нечто подобное стояло сейчас передо мной. Рыжая девица с фарфорово-голубыми глазками в обрамлении густейших ресниц, похожих на свиную щетину (тут мы, по-моему, перестарались), маленьким носиком, все детали которого можно было рассмотреть только под микроскопом, пухлыми губками бантиком (здесь, слава богу, технология была выдержана) и фигурой, которую смело можно было выставлять в витрине какой-нибудь клиники, занимающейся разного рода надувательством. В смысле, там, где груди силиконом надувают, бедра обогащенным кислородом накачивают…
Девица в очередной раз ощупала себя и несмело хихикнула:
– По-моему, неплохо вышло! Думаешь, он обратит на меня внимание?
Я вспомнила славные дни, когда еще свободно разгуливала в шикарном, данном мне природой теле, и уверенно ответила:
– Милая! Да он в тебя глазами влипнет! Главное, помни, грудь – это важное стратегическое оружие, и если правильно наставить его на неприятеля, то маленькая победоносная война тебе обеспечена! Дуй губки, зазывно сверкай глазками, обмахивайся ресницами, как веером… Да, и никаких проблесков ума в глазах, мужики и тогда и сейчас считали и считают, что они умнее женщин. Это, конечно, неправда, но нам об этом лучше молчать. Феминистки погорели именно на этом.
Грудастый Ула сосредоточенно кивал, запоминая мои слова. Похоже, он и не ожидал, что быть женщиной так сложно.
– Кстати, – спохватилась я, – а как ты отсюда выберешься? Ты же теперь не бесплотный дух.
– У меня строение призрака, – сообщила девица. – Мое тело может проходить сквозь стены, и в то же время оно осязаемо.
Я осторожно потрогала Улу за нос. Черт его знает, вроде нос как нос, только чересчур холодный и влажный, как у собаки. Ну хоть ясно, что здоров… здорова.
– Я готов к боевым действиям! – объявил Ула стратегически выгодно раскладывая грудь. – Пожалуйста, отвлеки охранника на пару минут. Не думаю, что он найдет соблазнительной девушку, просочившуюся через кирпичную стену прямо у него на глазах!
Я послушно подошла к двери и прижала нос к решетке. Качок все сидел, как привязанный, на боевом посту и грустно таращился в пол перед собой.
– Эй, ты, лютик поникший! – прохрипела я. Пацан вздрогнул и уставился на меня.
– Поди сюда!
– Мне не велено покидать свой пост! – гордо отрезал сторож.
– Ой, какие мы крутые! – обиделась я. – Прямо как яйца! Смотри, пацан, их больше пяти минут варить нельзя – лопаются!
Кажется, развернутым метафорам парня в школе не учили. Моя сентенция про яйца явно не покорила его тонкостью иронии и прозрачностью сарказма. А кто знает, вдруг у парня яйца – болезненная тема?.. Я попробовала зайти с другой стороны:
– Ладно, оставим яйца в покое! Военную тайну хочешь?
– Какую тайну? – На это-то парнишка сразу клюнул. Небось спит и видит, как бы отличиться, получить повышение и не сторожить больше всяких нервных девиц и бандюгатых мужиков. – Ты что, лазутчица императрицы?
– В натуре! – подтвердила я. – Разве мое досье вам не пересылали… по факсу… с гонцом? Я, конечно, дико извиняюсь, что заставила вас ждать, но я таки не смогла устоять перед искушением провести пару часов в этой шикарной камере. Так сказать, разведка изнутри… часть задания, вы понимаете? Императрица, она такая женщина, ей непременно надо знать все! А если ей надо знать все, то куда она идет? Конечно, к нам, Михейсонам, и говорит моей маме: “Тетя Соня, вы знаете, я таки не смогу заснуть, если не узнаю, как содержат людей в тюрьмах Херефорда!” Моя мама, очень добрая женщина, очень жалостливая, прижимает императрицу к своей большой груди и говорит ей: “Ну конечно, Матильдочка, раз вам так хочется это знать, то Сарочка сбегает и все узнает!” Сарочка – это я, Сарра Михейсон, еще у меня есть братец Исаак, такой умный мальчик, недавно его взяли работать… Вы не поверите, такая смешная работа – под дверями слухать на хате у короля Стефана. Беня так смеялся, когда узнал, шо наш Изя делает… А Беня – это мой жених, тоже очень умный мальчик…
Кажется, немножко переделанная под обстоятельства сцена из спектакля одесской цирковой труппы “Тетя Роза и все” подействовала на парня удручающе. Он побелел, дико завращал глазами и, кажется, ринулся бы по коридору с воплем: “Измена!”, если бы его не окликнули тонким слащавым голоском:
– Шериф!
Парень резво обернулся и усек перед собой воплощенную мечту каждого подростка мужского пола. Перед ним стояла изящно-полногрудая девица и призывно улыбалась. Беня, Сарочка и остальные члены семьи Михейсон тут же вылетели у парня из головы. Он привычно пустил слюни и сказал:
– А?
– Вы – шериф? – не переставая улыбаться, спросил этот ангел, скроенный по меркам “Плейбоя”.
Резкое повышение по службе выбило у парня из мозгов последние остатки логики, дедукции и следственно-причинной связи.
– А я… это… нет, что вы! – с жалостью сознался пацан. – Но я тут тоже не последний человек, знаете ли!
– О, тогда вы-то мне и нужны! – защебетала девица, крепко впиваясь цепкими ручонками в рукав охранника. Тот не протестовал, наоборот, расплылся еще больше.
Краем глаза я заметила, как Ула осторожно шарит у парня в кармане в поисках ключей, не переставая нести всякую чушь. Парню было, похоже, все равно, наверное, думал, что Ула его настойчиво соблазняет.
– А как мне пройти к шерифу? – капризно ныл Ула, осторожно разворачивая парня спиной к моей камере. – Я должна непременно повидать его, у меня важное дело!
Парень принялся что-то с жаром объяснять, но избыток слюней во рту явно мешал ему говорить. поэтому он коротко предложил проводить девушку прямо к шерифу.
– Ах, какой вы кроличек! – сияя всеми тридцатью двумя зубами, девица повисла у парня на шее и незаметно перекинула мне ключи через решетку. Я с трудом поймала их, давясь от хохота. Как все-таки по-разному устроены мужчины и женщины! Если незнакомая девица чуть ли не виснет у мужика на шее, при этом ласково напетюкивая ему полную чушь и явно перехваливая все его мужские достоинства, то мужику и в голову не придет, что девице от него нужно что-то еще, кроме этих самых достоинств. А теперь, представьте, что будет, если к женщине или к девушке ни с того ни с сего вдруг начнет примазываться и прижиматься незнакомый мужик… Что ему светит? Два фингала, фирменный удар авоськой между ног и закладывающий уши вопль: “Извращенец проклятый!” Мы, женщины, создания нервные, недоверчивые…
Ула со своей жертвой уже удалились на приличное расстояние. Спорю на самое дорогое – цветной картридж к принтеру, парень выберет самый обходной путь до кабинета шерифа, или где он у них тут сидит…
Как я выбралась из замка – не помню. Но, кажется, морду кирпичом мне скроить удалось, потому что охранник на входе даже не обратил на меня внимания. На трясущихся ногах я доплелась до выхода из города, а там припустила бежать со всех ног. Добежав до какого-то полуразрушенного сарайчика, в лучшие дни носившего гордое имя сеновал, я зарылась в кучу основательно пересушенного сена и только тут немного перевела дух. Так, отлично, от бандитов я ушла, от шерифа я ушла. Теперь бы мне в темпе разобраться с этим Блингейтом, и программа минимум была бы выполнена.
Девица, до перемены пола бывшая моим Помощником, изящно просочилась через стену. Волосы у нее были растрепаны, щечки рдели помидорами – небось зацеловала парня до смерти. Она плюхнулась на сено рядом со мной и весело спросила:
– Ну как?
– Что – ну как?
– Как ты себя чувствуешь в роли сбежавшего заключенного?
Я подумала и сообщила:
– Хреново. Надо было бежать после кормежки, а то я еще ни разу не ела с того момента, как вперлась в тело этой Ангелики.
– Ничего! – утешила меня девица. – Эта проблема вполне решаема. Тебе надо лишь добраться до Ллан-лина. Там ты сможешь поесть.
– Там что, бесплатная столовая для бомжей? – мрачно осведомилась я.
Девица высунула из воздуха здоровенную книгу, которую я несколько раз до этого видела у Улы. Я, кстати, с трудом увязывала грудастую прелестницу со своим Помощником. Уж очень наши эксперименты с его внешностью изменили парня, то есть девушку.
– Там живет твоя бывшая кормилица, точнее ее сестра! – прервала девица мои азмышления по поводу преображения рыжего холодильника в обложку “Пентхауса”. Я даже вздрогнула, а она продолжала рассказывать. – Она сломала руку, и миссис Бруин, так зовут твою кормилицу, поехала присмотреть за ее домом и детьми. Тебе надо добраться до ее дома…
– Это далеко?
– Да нет, всего лишь лес перейти, – успокоила меня девица. Кстати, как мне ее теперь-то называть? На Улу она больше не тянула… О! Ульянкой будет!
Я тотчас же решила опробовать на девице новое имя:
– Эй, ты хочешь быть Ульянкой?
– Хочу! – кокетливо потупилась девица.
– Значит, решено, до завтра ты – Ульянка! Кстати, все хочу спросить, ты действительно превратился в женщину, целиком и полностью, я имею в виду? Или тебе как на операции кой-чего убрали, кой-чего накачали, а внутри ты все равно мужик?
Ульянка вытащила соломинку из волос, зевнула и разъяснила:
– В течение двадцати четырех часов с момента превращения я – женщина до мозга костей. В призрачном варианте.
– Почему в призрачном? – поинтересовалась я.
– Так дешевле… то есть проще. Тело-то у призрака вроде имеется и в то же время нет.
– Как у привидения, – вставила умная я.
Ульянка вдруг выразительно покрутила пальцем у виска и уставилась на меня так, будто я ей сказала, что нынче в моде вывернутое наизнанку белье из шкуры нерпы. Девица вздохнула и сказала:
– С твоей безграмотностью надо бороться! Это ж надо – не уметь отличить призрака от привидения! А все из-за этих американских фильмов, куда им до высоких материй-то!
– Эй, подруга, в чем проблема? – пожала я плечами. – Просвети меня по полной насчет призраков и привидений, и я клятвенно обещаю тебе по возвращении нести в массы истину об этих потусторонних созданиях.
Ульянка гордо выпятила грудь, приосанилась (все-таки что-то от Улы в ней осталось) и спросила меня:
– Ты привидение видела когда-нибудь?
– Нет, – честно ответила я, – ни разу. Если только не считать Людку, ну, вожатую в лагере, которая в простыне запуталась, а вожатый ее еще и между дверями защемил. Она тогда здорово на привидение смахивала, только материлась громко. Кстати, привидения матерятся?
– Нет, им по сценарию не положено, – отозвалась Ульянка. – Они могут только жалобно завывать, иногда просят, чтоб их окрестили или поставили крест на месте, где захоронено их тело. Привидение – это энергетическая субстанция, душа человека, похороненного на неосвященной земле или некрещеного. Самоубийцы, например, или младенца, которого гулящая девица родила и бросила в лесу. А вот с призраком все сложнее. Предположим, что некоего человека убили без суда и следствия или он скоропостижно скончался, а на земле у него остались незавершенные дела. Это может удержать его на земле до тех пор, пока не будет найден его убийца или пока все дела не будут завершены. Поэтому призрак более… материален, что ли. Он выглядит почти как человек, единственное отличие – не отражается в зеркале, ну и еще не испытывает голода, не хочет спать, рядом с ним почти всегда холодно…
– А рядом с тобой – нет, – заметила я.
– Я же не обычный призрак! – пояснила Ульянка. – Просто… э-э-э… – Она запнулась, подыскивая нужное слово.
– Гибрид призрака с Помощником! – уточнила я. – Ладно, хватит с меня всей этой потусторонней философии…
– Еще есть существа, которые никогда по-настоящему не умирают, – не унималась Ульянка. – Вампиры, мощные колдуны, оборотни… Их тоже называют призраками…
– Все, все, достаточно! – повторила я. – Я знаю одно – если здесь со мной что-нибудь случится, то я тоже стану призраком, буду завывать, греметь костями и являться тебе по ночам, пока тебя совесть не замучает.
Ульянка только вздохнула. Кажется, я опять перепутала призрака с привидением. Ну и фиг с ними! Надеюсь, мне все-таки не скоро придется разбираться, кто из них кто… Я рассчитывала еще немножко пожить, хоть и в чужом теле. “Почти чужом!” – напомнила я себе, поднимаясь с кучи сена. Все-таки Ангелика когда-то была мной, то есть я когда-то была Ангеликой, то есть… Тьфу ты! Как сложно во всем разобраться! Призраки, чужие души, перевоплощения… В книжках обычно герои всегда разбирались, куда идти, что делать, если вдруг оказывались в чужом мире. Все были прямо такие умные, сообразительные, знали кучу нужных и ненужных сведений о замках, принцессах, всякой чертовщине и прочей тягомотине. А я мало того что попала не в какой-нибудь игрушечный мир, а в реальное историческое прошлое, причем в разгар гражданской войны, так еще и безграмотна во всех этих феодально-замковых вопросах, как и любая среднестатистическая школьница…
– Что ты там застыла? – торопила меня Ульянка, – Скорей, нам надо к вечеру добраться до Лланлина…
Я вздохнула и поплелась за ней по дороге, ведущей в лес. В Лланлин так в Лланлин, раз уж выпало мне во всем этом участвовать, будем действовать с размахом. В конце концов, в старушку Англию попала не какая-нибудь сопливая отличница, любимица учителей и окрестных собак, а я – Полинка Кузнецова, Таран по призванию и определению, подружка Васи-хакера, сестра Лехи-каратиста… В общем, старушка Англия явно доживала последние спокойные денечки!
До Лланлина мы с Ульянкой дошли достаточно быстро. Продравшись через лес, вышли к небольшой, как я и ожидала, экологически чистой речке. Засев в кустах, мы принялись обсуждать план действий.
– Дом сестры матушки Бруин, так ты ее называла, очень приметный, – наставляла меня призрачная Помощница. – Рядом растет большая ветла с раздвоенной макушкой. Расскажи им, что ты сбежала от разбойников, про шерифа молчи…
– Ты что, меня за дуру держишь? – обиделась я. – Думаешь, я к ним приду и скажу: “Схорониться мне надо, люди добрые, из-под ареста бежала. А то за мной солдаты гонятся, все верхами, верхами… Вон, скачут, аспиды!” Значит так, я заваливаю к моей бывшей нянечке, плету, что разбойники подвергли меня пытке голодом, они меня кормят как на убой, я культурно прощаюсь и с восстановленными силами бегу в Бекгейт!
Ульянка опять завздыхала. До перевоплощения Ула тоже был склонен к истерике, чуть что – сразу начинал вопить: “Это опасно, будь осторожна!” Сам пацан в это время отсиживался в кустиках. Поэтому я не удивилась, когда Ульянка мне сказала:
– Теперь я тебя оставлю, надо слетать с отчетом наверх. Будь осторожна, постарайся не завираться и не говорить лишнего. Твоя цель – Бекгейт, помни это!
Я показала язык испаряющейся рыжей чаровнице и пригорюнилась. Легко сказать – пойди, найди, наври с три короба, но не завирайся… Но делать было нечего, и я высунулась из кустов, прикидывая, с какой стороны лучше войти в Лланлин.
Лес здесь заметно редел, вдалеке на холмах виднелись дома Лланлина. Я чесала нос и раздумывала, идти ли мне напрямки, изображая из себя храбрую, честную, но недалекую девицу, или все-таки тихо вползти в деревеньку, не поднимая лишнего шума. В общем, пока я решала, что делать, шевеля не приученными к долгой работе мозгами, судьбе надоело ждать и она устроила все сама.
К реке неторопливо подошла какая-то женщина, везя на тележке корзины с бельем. Около берега она разгрузила тележку и, подхватив одну из корзин, осторожно взобралась на дощатые мостки. Мощно шлепнув бельем о воду, туземка начала воодушевленно колошматить им о воду, при этом во все горло распевая песню о Мэри, которую бросил матрос. На вид ей было не больше сорока пяти лет, и я даже порадовалась тому, что впервые вижу нормального человека, не обремененного чужими телами, разбойниками и голодным желудком. Судя по ее платью, она была женщиной простой, небогатой, а значит, я по крайней мере могла надеяться на искреннее сочувствие.
Вздохнув, я огляделась. Сидеть в кустах, размышляя о своем поведении, планах на будущее, и слушать урчание в желудке совсем невесело. Мне стало жалко себя, и я решила вылезти из своей импровизированной засады и пойти на контакт с местным населением.
Услышав шорох и шелест кустов, женщина настороженно вскинула голову. Увидев меня, она удивленно вскрикнула и вдруг, кинув белье на мостки, бросилась ко мне, не обращая внимания на то, что ее юбка моментально промокла и покрылась речной грязью. Подбежав ко мне, она неожиданно заключила меня в мощные объятья и как хороший сенбернар обслюнявила мне все лицо. Пока я мучительно соображала, как себя вести в столь неординарной ситуации, женщина тискала меня и тараторила, не умолкая ни на секунду:
– Мисс Ангелика, козочка моя ненаглядная! Да как же ты тут оказалась, да какими судьбами тебя сюда занесло? Вот не чаяла увидеть, а ведь только вчера говорила я Марджери, что скучаю по своей милой козочке. Да что же случилось?
Я быстро соображала, насколько это позволяли мои затянутые паутиной мозги. Так-так, похоже, сегодня фортуна меня пылко возлюбила и подкинула мне мамашу Бруин прямо под нос. И ходить-то никуда не пришлось…
– Матушка Бруин! – облегченно и обрадованно завопила я. – Как я рада вас встретить здесь!
На лице матушки Бруин вдруг отразилась тревога. Она принялась меня внимательно оглядывать:
– Что же ты делаешь в таком глухом месте одна, без провожатых?
– Ох, матушка Бруин, – захныкала я, – со мной такое приключилось… – и я одним духом вывалила на нее всю историю о разбойниках.
Матушка Бруин всплеснула руками, схватилась за сердце и затем прижала меня к себе так, что я невольно вспомнила рассказ Улы о Мудрой Гудрун. Последовала порция причитаний и всхлипываний, затем я была старательно ощупана с ног до головы на предмет увечий. Из таковых обнаружились только крайняя худоба и сильный голод. Поэтому матушка Бруин резво побросала недостиранное белье в корзину, схватила меня за руку и, толкая впереди себя тележку с такой силой, что та, можно сказать, неслась сама, помчалась в деревню. По пути она не уставала жалеть меня и причитать о том, какой это страх жить рядом с таким глухим лесом…
Я осторожно поддакивала ей, стараясь обходить все ее расспросы о моей семье, то есть семье Ангелики. Правда, известия о том, что на моего здешнего папашу свалилось дерево, матушке Бруин хватило на всю дорогу. Прочувствованный монолог о нелегкой судьбе семейства Уэрч прерывался только всхлипываниями и сопением, похожим на страдания от гайморита утки-кряквы. Слава богу, матушка Бруин вовсе не требовала от меня какой-то реакции на ее вопли, по ходу дела двусторонний диалог даже и не предполагался…
Деревня, к моему удивлению, оказалась достаточно большой. Я насчитала около трех десятков дворов. Народу тоже было много, особенно детей. Пока мы с матушкой Бруин шли к дому ее сестры, нас проводило глазами не менее сотни любопытных взглядов. Я решила, что обеспечила деревню материалом для сплетен на несколько недель, и почувствовала себя прямо-таки благодетельницей.
Двор сестры матушки Бруин был из зажиточных. В загоне рядом паслась лошадь, мычали коровы, по двору разгуливало десятка два кур, в грязи за невысоким заборчиком ковырялись на солнышке две толстых свиньи и штуки три маленьких ребенка, пол которых я определить затруднилась, приняв их сперва за трех поросят. Увидев меня, они настороженно застыли и принялись чесать пятачки. Может, это и впрямь поросята? Сходство просто генетическое!
– Это младшенькие моей Марджери, – пояснила матушка Бруин, награждая племянников подзатыльниками, а самого грязного резво обтирая подолом уже основательно запачканной юбки. Из дома послышался женский голос:
– Что случилось, Диота? Почему ты вернулась так рано? – на крыльцо вышла пухленькая толстушка лет тридцати пяти, в которой я безошибочно признала сестру матушки Бруин.
– Ах, Марджери, такое случилось, – затараторила матушка Бруин, – а ведь только вчера я тебе говорила, как хотела повидать мою козочку, – тут последовала изрядно приукрашенная история о разбойниках, в которой матушка Бруин прямо-таки воспела смелость и удаль своей козочки и подробно описала каждое свое движение сердца при виде меня.
Как только она остановилась и перевела дыхание, во двор вошел коренастый мужик с лохматой бородой и топором в руках. Я успокоилась только тогда, когда поняла, что мужик вовсе не собирается проверять этим топором прочность моего черепа. Просто дрова колол человек, а я придумала невесть что! Так, по возвращении в Россию надо бы озаботиться лечением нервов…
Поскольку матушка Бруин явно вознамерилась повторить всю историю появившемуся мужику, Марджери ловко подхватила меня под руку и завела в дом:
– Ты, наверное, проголодалась, – ласково сказала она, усаживая меня за огромный стол, отполированный по краям многими локтями. Девочка лет десяти, не сводя с меня любопытного взгляда, проворно, как в ресторане, поставила на стол копченое мясо, хлеб, козий сыр, яблоки и кувшин с каким-то напитком, название которого я вспомнила, порывшись в памяти. Эль, самый распространенный напиток в средневековой Англии.
Слава богу, Марджери оказалась спокойнее своей сестры и не стала ничего у меня выведывать в то время, пока я подкреплялась. Я скромно сожрала все, что было на столе и даже не поперхнулась от жадности. Ела-то я за двоих – мое ментальное тело тоже не облачко пара, знаете, как жрать просило!
Пока я объедала скромное английское семейство, в комнату вошли матушка Бруин и тот мужчина, оказавшийся мужем Марджери. Его звали Эдред, он оказался достаточно приветливым и спокойным человеком, хоть и не особенно разговорчивым. Он сел напротив и, поглаживая бороду, задумчиво смотрел на меня и прислушивался к зычному голосу свояченицы, которая опять выскочила во двор, чтобы собрать детей и хоть немного их отмыть. Я насчитала четырех отпрысков Марджери и Эдреда, но, судя по странной возне и сопению в соседней комнате, их могло оказаться гораздо больше.
После ужина в доме состоялся семейный совет, на котором решалось, как удобнее переправить меня в Оксфорд. Эдред предложил было собрать отряд из крепких мужчин и довезти меня до Оксфорда, но в таком случае в деревне оставалось мало защитников, и в случае нападения разбойников жителям пришлось бы несладко. Они перебрали еще много вариантов, но все планы никуда не годились. Да мне и не надо было в Оксфорд (хоть и очень хотелось на экскурсию). Наоборот, всеми способами я старалась навести разговор на моего брата и замок Бекгейт. Наконец матушка Бруин задумчиво произнесла:
– А ведь твой брат Элард служит неподалеку. В гарнизоне Бекгейта. Может, нам удалось бы послать ему весточку о тебе.
– Из Бекгейта давно не слышно новостей, – нахмурившись, сказал Эдред. – Ходят слухи, что Джеффри Вустерский хочет вернуть то, что принадлежало ему, и собирает войско наемников. Король же при смерти, и для Джеффри сейчас самое удачное время напасть. Может статься, что скоро там будет настоящая бойня.
