Текст книги "Таран и Недобитый Скальд"
Автор книги: Анастасия Завозова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
Наконец все закончилось. Я с трудом уползла в свою комнату и выпала там в осадок. Пуся Шандор взялся показывать Уле замок, при этом прицепившись к парню как нестандартно ориентированный клещ. Слава богу, Золтан вызвался их сопровождать.
Замок Ула посмотрел подозрительно быстро. Не прошло и часа, как дверь моей гардеробной отворилась, и оттуда выплыл немножко ошарашенный Ула. Я уже ничему не удивлялась, но для порядка спросила:
– Как ты сюда попал?
– Куда именно? – уточнил Ула. – К тебе в комнату или вообще в Венгрию?
– Начни с простого, – устало посоветовала я.
– Меня поселили в соседней комнате, – просветил меня этот образец жизнерадостности и веселья. – По-видимому, раньше это были смежные спальни, так что наши гардеробные соединяются дверью. Пришлось, правда, сломать замок…
Я пробурчала:
– Ты поаккуратней там, ломальщик… Что люди подумают, если узнают, что ты двери с петель сносишь, чтобы пробраться ко мне в спальню?! А тут, между прочим, живут два моих жениха и предполагаемый свекор, чтоб ему десять таких невесток, как я, заполучить! А теперь колись, где ты себе тело взял?!
Ула шумно плюхнулся рядом со мной на кровать и попытался обстоятельно объяснить:
– Помнишь, я говорил тебе об экстренном плане защиты?
Я порылась в скудном содержимом своей тыквы и припомнила, что Ула лепетал нечто подобное в день нашего сюда залета. Господи, это же было только вчера, а кажется, целый месяц прошел!
– Ну помню, – проворчала я. – И что, этот план состоит в том, чтобы твоя бессмертная душа обросла жирком и стала видной?
– Точно! – восхитился Ула моей сообразительностью. – Видишь ли, в самом крайнем случае, если подопечному угрожает серьезная, но незапланированная опасность, его Помощнику выдают тело, чтобы… э-э… обеспечить надлежащую охрану.
– Под расписку выдают? – почему-то спросила я.
– Не без этого, – вздохнул Ула. – Но, как правило, мы редко возвращаем тела в надлежащем виде. Дело в том, что в критический момент телом обычно закрывают подопечного. Ну, от пули там или ножа…
Я поучительно произнесла:
– В критический момент закрывают не от пули… И уж тем более не телом. А что ты, кстати, там болтал про незапланированную опасность? Что, бывает еще и спланированная?
– Конечно, – кивнул Ула. – Тогда Помощник не имеет права вмешиваться, потому что так предопределено. В мои времена говорили “полотно уже соткано”, то есть чему быть…
– Того и наливать, – ввернула я. – Все с вами ясно. Ну ладно, надеюсь, ты все-таки вернешь свою новую тушку целой и невредимой. Я вовсе не хочу, чтобы меня закрывали от ножа или обреза. Хотя все к тому идет. Кстати, как тебе понравился малыш Шандор? Он уже предложил тебе свое горячее любящее сердце и потную ручку?
При упоминании о Шандоре Ула вздрогнул и невольно перекрестился:
– Знал бы, что здесь водятся такие голубые фламинго, попросил бы сделать себя женщиной. Хотя с женскими телами у нас напряженка.
– Почему? – заинтересовалась я. – Технология утеряна? По античным статуям бабу особо не сваяешь.
– Нет, вовсе нет. Просто женщины чаще склонны бросаться на баррикады, – неумно съязвил Ула.
– Зато некоторые мужчины в это время прячутся на женской груди, – отпарировала я. Ула завял и сменил тему разговора:
– Я был приятно удивлен, когда, вернувшись, обнаружил замок в первозданном состоянии, а всех его обитателей живыми и невредимыми. Что случилось? Неужели ты и вправду решила последовать моему совету и сидела тихо?!
– Ну-у почти, – заскромничала праведная я. – Вот только…
Далее последовал живописный рассказ об огуречном лосьоне, о грязной двери, дедуле с берданкой, Руде в кустах, полетах в окно с приземлением в сирень, подслушивании под окнами, об обещании помочь Шандору вызвать духа Жужи… Всю эту красоту увенчал мой артистичный пересказ в лицах о походе за ключом с наглядной демонстрацией единственного уцелевшего валенка и ключа.. С каждым моим новым приключением Уле становилось все хуже и хуже. Когда я описывала, как засадила кота в кадушку, мой Помощник зашарил безумными вращающимися глазенками по комнате.
– Сливовицы нет, – предвосхитила я его естественное желание. – Вот, правда, огуречный лосьон неплохо идет… Так вот, потом я ломанулась обратно и в кухне наткнулась на эту упыриху Фанни с ее мерзким котом в обнимку. А эта слабонервная как завизжит: “Привидение! Привидение!” На себя бы позырила, кошмариха ночная!…
– Стой! – выдавил Ула. – Подожди, дай мне соскрести мозги со стенок черепа… Господи, почему я не прочитал гороскоп, когда мне дали эту везучую динамитную шашку в подопечные? Охранять ее то же самое, что сидеть на активированной мине в мокрых трусах!
Я недовольно заметила:
– Что это тебя все на какие-то минометные изыски тянет. И при чем здесь гороскоп? Ты что, его читаешь? Каким образом?
Ула охотно пояснил, отвлекаясь от перечисления боеприпасов, на которые я была похожа. Хорошо, что хоть только внутренне…
– Видишь ли, у нас несколько парней охраняют астрологов. Ну и тырят у них гороскопы с прогнозом на день. Весьма занимательное чтение…
– Дурдом! – среагировала я и продолжила описание своих приключений.
Ула мужественно дожил до конца. Наконец он окончательно встряхнулся, выражение его личика стало более осмысленным, а руки перестали дрожать мелкой дрожью.
– Кошмар! – выдохнул он. – Ну и что же нам теперь делать?
– Как что? – удивилась я. – Открывать комнату Жужи. Этим и займемся после ужина. Ты на стреме постоишь…
Ула нервно сглотнул и поправил кружевное жабо на вспотевшей шейке:
– Может, не надо?
– Надо! – строго сказала я. – Сам велел мне расчухать, что с этой Жужой стряслось. Вот погоди, мы с Шандором еще тут спиритический сеанс замутим! Он так страстно ухватит тебя за ручку и будет томно вздыхать, изображая медиума…
Лучше бы я этого не говорила. Ула прислонился к столбику, подпиравшему балдахин, и на некоторое время изобразил издыхающего рыжего лебедя. Так артистично шейку выгнул, подлец! Я сбегала за лосьоном и как следует обрызгала моего обморочного. От запаха спирта Ула пробудился и изъявил понятное желание ознакомиться с содержимым флакона поближе. Я не дала. Рудю после этой взрывоопасной смеси отпаивали самогоном, а я чем буду освежать этого рыжего невротика? Французскими духами? Нет уж, увольте!
Нанюхавшись лосьона, Ула смирился с необходимостью обшарить комнаты Жужи на предмет обнаружения там компрометирующих фенек и орудий убийства. Я лично не сомневалась, что найду там набор окровавленных ножей или пулеметную установку, на худой конец. А может, там лежит мумифицированное тельце самой Жужи. Вот было бы здорово – я бы на настоящую мумию потаращилась бы! А то Ула, этот бюрократ и перестраховщик, крепко-накрепко запретил мне выезжать куда-либо из России, и в частности в Египет. Ему, видите ли, хочется, чтобы последующие поколения людей любовались нормальными целыми пирамидками и стильными мумиями, а не разнесенными развалинами и обрывками бинтов! У парня мания, ей-богу!
До ужина Ула еле дожил. При одной мысли, что ему, благополучному недобитому сыну Торбьерна Мохнолапа (или как его там), придется как пошлой воровской шестерке дрожать на шухере, рыжик чувствовал тошноту и головокружение… В общем, малыш не выдержал и не ко времени изъявил активное желание поучаствовать во взломе с проникновением. Ох, не вовремя ему приспичило изображать благородного тушканчика. По его вине мы и вляпались… Но обо всем подробнее. После ужина я выудила заветный ключик из-под перины и отправилась в конец коридора. Ула наконец отбился от рукастых лапок Шандора и, сославшись на головную боль, сбежал от пусика. Нервно оглядываясь (Ула заразил!), я трясущимися руками ковыряла ключом в замке. С десятой попытки замок поддался, и мы с превеликим трудом отодрали дверь от проема на несколько сантиметров. Я поглядела на бледнеющего Улу и решительно протиснулась в щель. Малыш пролез за мной, кажется, шепча молитву.
Сказать по правде, я чувствовала себя не лучше. Последний раз я совершала кражу со взломом в классе этак шестом, когда мы с одной боевой подругой проникли в учительскую, сперли оттуда классный журнал и устроили его ритуальное сожжение на местной помойке. Да нет, что я говорю! Последний раз я лазила через окно в кабинет учителя ОБЖ за припрятанной в противогазной сумке заветной порцией сивухи. И было это на выпускном вечере. Вы не думайте, я не для себя лазила. Просто сам учитель ОБЖ уже лыка не вязал и никак не мог попасть в замочную скважину ключом. В результате ключ заглох и сломался прямо в замочной скважине. А похмелитъся страсть как хотелось! Поэтому ОБЖшник безошибочно определил меня как самую трезвую и соответственно одетую (на свой выпускной я заявилась в потертых джинсах и майке с надписью “Пиплы, коцайте тикеты!”) лезть в окно за вожделенной бутылкой. Зато пока я торчала задницей в окне, обозревая кабинет в поисках означенной сумки, местное телевидение засняло мой задний фасад на камеру и опубликовало снимок в местной газетке с подписью: “Так развлекается молодежь!” Слава богу, что я еще в десятом классе выиграла неформальный конкурс, проходивший под лозунгом “Есть еще порох в пороховницах и ягоды в ягодицах!”, а то стыда не обобралась бы!
От сладостных воспоминаний меня отвлек поскуливающий Ула:
– Че делать-то будем? – ныл он. – Че ты застыла и глупо улыбаешься?
– ОБЖшника вспоминаю, – честно ответила я. – Мировой мужик. Из всех учителей я его больше всех любила. Бывало, скинемся на водяру, и нету контрольной… А уж как мы противогазы мерили!…
– Знаю, знаю, – поморщился Ула. – И как вы директоршу этими противогазами в темном коридоре пугали, тоже знаю. Давай лучше приступим к делу. Обыщем комнату и свалим побыстрее!
Мы принялись за дело прямо-таки с комсомольским пылом и вдохновением. Но, старательно обшарив всю комнату, не нашли даже самого завалящего окровавленного ножика, не говоря уж о мумии или лысом черепе! Только в пыли извозились по самые уши. А уж нашли-то всего ничего – кучу Жужиных шмоток, ночные туфли, облюбованные мышами, набор всяких притираний и замазок, пару французских любовных романов и еще много подобной фигни.
Мы разочарованно плюхнулись на кровать. Ула сердито сопел и бубнил себе под нос что-то крамольное. Мол, нечего было лезть, если, кроме мышиной свадьбы, тут ничего интересного нет. Я популярно объяснила парню, что не обладаю даром предвидения, так как мой Помощник не потрудился, как в прошлый раз, запастись пузырьком с волшебной настоечкой, пробуждающей всякие сверхъестественные способности. Ула вообще обиделся и заявил, что ему и за тот пузырь так вставили, что мало не показалось!
Вот так мы переругивались, пока Улу не осенила счастливая мысль заглянуть под кровать. Я, как обычно, съехидничала и поинтересовалась, не желает ли он там понаблюдать продолжение мышиной свадьбы. Ула стойко молчал и мужественно рылся под кроватью. Внезапно он издал победный вопль, похожий на приветственное кукареканье петуха при ознакомлении с новым гаремом, и вытащил из-под кровати кучу грязных тряпок.
Я невоспитанным сарычем налетела на тряпки, оказавшиеся скомканным платьем, до ужаса грязным и запыленным. Ула заинтересованно пыхтел рядом и тоже всюду совал руки. В результате общих усилий мы размотали платье, чуть не порвав его при этом. Оттуда выпала изящная тетрадочка в сафьяновом переплете, исписанная мелким почерком с завитушками и росчерками. Ясен пень, сперва мы вцепились в тетрадку, но скоро поняли, что скорее порвем ее на две части, чем уступим друг другу. Поэтому тетрадку пришлось отложить и переключить внимание на платье, благо там предоставлялась более широкая возможность за что-то уцепиться.
Платье было нежно-голубенького цвета с кучей кружев и оборок. Но не это было главное. Сбылись мои мечты – почти весь подол платья был залит кровью. Не было сомнений в том, что засохшее бурое пятно, сплошняком украшавшее подол, когда-то текло по чьим-то венам бурным алым потоком (о, как я завернула!).
– Точно, ее убили, – вынесла я авторитетное суждение. – Глянь, сколько кровищи вытекло.
– Странно как-то, – сомневался Ула. – Посмотри, на платье нет никаких разрезов или дырок. Как же ее убили?
– А… коварный удар был нанесен выше линии декольте! – нашлась умная я.
– А почему тогда запачкан только подол? – подловил меня Ула. – Как это, интересно, у нее брызнула кровь? Минуя рюшки выреза и лиф, она старательно обляпала подол, так, что ли?
Я схватила платье. И в самом деле, лиф платья был безукоризненно чист, что совсем не сочеталось с теорией удара выше декольте. Я еще раз напрягла свой мозг и выдала почти правильную догадку:
– Такое впечатление, что на нее брызнула чья-то кровь… Ты уверен, что на платье нет порезов? – Я в который раз придирчиво ощупала подол, но платье было, как назло, целехоньким. – Как же это могло получиться? И чья это может быть кровь?
Ула только открыл рот, чтобы сказать что-то умное, как в коридоре послышались шаги. Я вздрогнула и застыла на месте. Ула действовал мобильнее. Он ухватил меня за руку, и в следующий момент мы уже сидели в гардеробной Жужи за кучей пыльных платьев. Я все так же потрясенно прижимала к пузу платье и тетрадку.
– Может, он не зайдет сюда? – прошептала я, но тотчас же примолкла и постаралась стать похожей на старое платье, потому что мы явственно услышали скрип отворяемой двери. Несвоевременный посетитель медленно обошел всю комнату, и с каждым его шагом мы все больше и больше влипали в стенку гардеробной. Я поглядела на Улу. По его абсолютно белому личику, выгодно контрастировавшему с грязной стеной, было видно, что сейчас он как никогда хотел стать бестелесным облачком. Сама я, наверное, выглядела не лучше, потому что при взгляде на меня Ула начинал дрожать сильнее.
А третий лишний все топал по комнате, действовал на нервы. Наконец он, кажется, собрался уходить. Шаги потихоньку удалились, мы услышали стон закрываемой двери, и – о ужас! – скрежет ключа в замке.
– Ты оставила ключ там? – в ужасе прошептал Ула.
– А что я могла сделать? – яростно прошептала я. – Выползти из гардеробной, сказать: “Ой, мы ключик забыли! Выйдите и войдите еще раз?!” И вообще, все ты виноват! Почему ты отказался стоять на шухере? Сейчас бы не вляпались!
Ула покраснел, низко опустил голову и засопел покаянно:
– Я немножко испугался. Вдвоем все-таки не так боязно…
Вот так всегда! Что ж, против чистосердечного признания не попрешь, поэтому я погладила Улу по голове и поползла к замочной скважине с целью выяснения обстановки.
Чуть не оставив глаза в дырке для ключа и интенсивно ползая вокруг нее на карачках, чтобы добиться наиболее выгодного ракурса, я наконец убедилась, что комната пуста. Тогда мы с Улой выскочили из гардеробной и ломанулись к двери. К сожалению, мы не страдали слуховыми галлюцинациями, и дверь действительно оказалась заперта.
Мы с Улой сползли на пол и принялись дружно шевелить мозгами и всяким другим содержимым наших тыковок в поисках спасения. Но сегодня серое вещество явно объявило забастовку и категорически отказалось не только шевелиться, но и даже подавать признаки своего существования.
Ула только вздыхал от разочарования и испуга да мотал головой. Наконец он немного пришел в себя и попытался перейти к решительным действиям. Встав на стул, он принялся деловито уродовать оконные ставни.
– Продолжаешь акт вандализма? – спросила я заинтересованно. – Понимаю, уж если выпало нам тут сидеть, так почему бы не сломать еще что-нибудь. Выбор большой… Ой, слушай, я тогда забиваю себе вон тот гадкий столик в стиле депрессивного психоза. И почему все так западают на антикварную мебель? Такой вот столик хорошо бы смотрелся только разве что в моей бывшей школе, хорошо бы сочетался с общим психологическим настроем…
Ула пыхтел и продолжал выламывать оконную раму. Вот он закончил издеваться над графским имуществом и распахнул окно. Но даже без рамы дырка в стене, гордо именуемая окном, была, как мне казалось, слишком мала для мощной тушки Улы. Как я уже говорила, даже в свою бытность духом, Ула являлся мне в объеме двухметрового шведского холодильника, вскормленного исключительно рыбой и пивом. А уж когда ему выдали тело!…
Ула просунул голову и большую часть туловища в оконце. Я испугалась, что сейчас он разворотит каменную стену, и на всякий случай отошла подальше. В комнате сразу потемнело, так как Ула заткнул собой единственный источник света.
– Ну что там? – крикнула я с безопасного расстояния.
– Ничего особенного… Какой-то старый пер… пожилой мужчина пенсионного возраста со странной байдой на плече и бутылкой в руке отмечает что-то в кустах.
– Это местный сторож, – просветила я парня. – Ты не мотайся там во все стороны, а то он тебе засветит солью промеж глаз. Эта музейная байда – дедова берданка. Он тут знаешь как всех блюдет!
Вот не знаю, как спереди, а сзади было очень заметно, что Ула испугался. Он рванулся обратно, но…
– Ты застрял! – потрясение завопила я.
– П-похоже на то!
Я застыла в неожиданном припадке столбняка. Вот это ситуация! Мы теперь замурованы с двух сторон. Дверь запер неизвестный доброжелатель, а единственное окно было накрепко заткнуто задницей Улы. Не спорю, попка Улы в средневековой раздолбанной раме смотрелась очень экзотично, но сейчас я бы предпочла вид из окна. И желательно, чтобы окно это было…
Додумать я не успела. Ула активно задрыгал ногами и задвигал вышеозначенной частью тела, пытаясь пропихнуть себя хоть в какую-нибудь сторону. Попытки его почти увенчались успехом, но несколько в другом направлении. Мой Помощничек начал медленно, но верно вываливаться из окна. Я наконец-то пришла в себя и кинулась спасать Улу. Ухватив его за дергающуюся ногу, я бормотала:
– Не умеешь ты с телами обращаться. Тебе его только выдали, а ты его уже застрял в окне, – от перепуга я начала неправильно строить предложения. – Чем ты будешь заслонять меня от бандитской пули? Да не пихай свои боты мне в нос! В это время еще не придумали пластических операций… Блин, какой ты тяжелый… Одни ноги по пуду каждая… – Я немного ослабила хватку, чтобы перевести дух.
Ула испуганно заверещал, когда я попыталась переложить поудобнее его копыта и немножко не удержала равновесие. Ничего не поделаешь, я покорно взгромоздила его конечности себе на плечи и присела на пуфик в ожидании развития действия. А никакого развития не наблюдалось. Я глупо пошутила:
– Еще немного и придется вводить почасовую оплату… за выжимание тяжестей, ох! Ладно, что делать будем? Я долго тебя не продержу… Не знаю, чем ваши тела откармливают, но явно не растворимыми супами из пакетиков.
Ула невнятно замычал и еще раз попытал счастья. Вырваться из страстных объятий оконной рамы бедняжке не удалось, только рубашка на пузе подозрительно затрещала.
– Лучше не крутись, – посоветовала я. – Иначе будешь торчать здесь в обнаженном варианте, а это щекотно в твоем положении.
– Что же мне делать? – простонал Ула.
Я ободряюще хлопнула его по заду и предложила:
– Слушай, а может мне Шандора позвать? Уверена, он будет счастлив подержаться за твою ножку…
– Замолкни! – взвыл Ула.
Сзади раздалось хриплое хихиканье. Я испуганно обернулась, чуть не уронив с себя ноги Улы. Передо мной в воздухе висела Мэри Джейн с неизменной дубинкой через плечо и папиросой в углу рта. Она восхищенно воззрилась на меня:
– Ну, подруга, ты и крута… Боевая девка! Я еще не додумалась мужиками окна затыкать!
– Это он сам… – растерянно пролепетала я. У Мэри Джейн вывалилась папироса изо рта:
– Вот это да! Ваще… Ну понимаю, от меня мужики на стенку лезли, но вот чтобы в окна! Как тебе это удается?! Вот это, я понимаю, жесткий диалог!
– Ты не поняла, – попыталась объяснить я. – Он там сам по себе застрял… Я тут ни при чем.
– Тоже мне экстремал! – фыркнула Мэри Джейн. – Хотя, в принципе, картинка вышла очень красивая. Знаешь, с этой стороны он мне даже нравится… Может, оставим его так торчать? Я ему еду носить буду, так и быть. Самцов надо кормить.
Все время, пока мы с Мэри Джейн беседовали, Ула нервно крутился в оконном проеме. Наконец он не выдержал и дрожащим голосом вопросил:
– С кем ты там разговариваешь? Надеюсь, сама с собой…
– Мэри Джейн пришла тебя проведать, – елейно пропела я.
Ула задрожал всем телом. Не удивлюсь, если он поседел от ужаса, но с этого ракурса я не могла лицезреть его голову. Мне досталась лучшая часть…
– Что она здесь делает? – завопил Ула. – Феминюга, зараза! Мужеубийца!
– Поосторожней, у нее дубинка! – предупредила я.
– Рад тебя видеть, Мэри Джейн, – у Улы сработал инстинкт самосохранения.
Мэри Джейн, к счастью, не расслышала или сделала вид, что не расслышала красочных эпитетов, которыми ее наградил Ула, и с ухмылкой кивнула его заднице.
– Я взяла отпуск на пару часов, – сообщила она. – После того, как Лорел вышел из несознанки, его родственнички взялись беречь парня как тухлую торбу…
– Писаную, – поправила я.
– А что, писаная не тухлая? – уставилась на меня прогрессивная девушка и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Мама теперь сама кормит Джеральда и дежурит под дверью нужника, когда он туда ходит. Его невеста спешно переехала к нему в дом и готовится к свадьбе, потому что считает, что Джеральд специально впал в кому, чтоб на ней не жениться. В общем, теперь Джеральда охраняют по полной программе, и я решила навестить вас. Вижу, что появилась вовремя – ты опять влипла. Это немудрено, когда Помощник – мужчина. По статистике…
Ула начал дрожать. Уж не знаю, от ярости или от страха, но Мэри Джейн своевременно сменила тему:
– Могу вам помочь, если хотите, – прямо передо мной шлепнулся ключ от комнаты. Я изумленно открыла рот, а Мэри Джейн скромно сказала. – По-моему, это должно помочь.
– Вот спасибо! – радостно заорала я. – Ула, Мэри Джейн сперла для нас ключик! Кстати, у кого?
– Не имею права говорить, – покачала головой Мэри Джейн. – Меня здесь вообще нет. У тебя галлюцинации, ясно?
Я кивнула головой и поправила Улу в окне. Мэри Джейн задумчиво произнесла, глядя на мои упражнения с его ногами:
– Как же его вытащить?.. По-моему, у вас, русских, есть какая-то сказка про такой… национальный овощ, который сидел в тюрьме… Нет, я что-то путаю. Что-то посадили и потом вытаскивали за хвост. Нет, не за хвост, как это по-русски?
– Ботва! – просветила я. – Ты имеешь в виду сказку про репку. Дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку, жучка за внучку, кошка за жучку, мышка за кошку… и хвостик в розетку. Вот и вытащили репку… А что, это идея! Сейчас, упрусь ногами во что-нибудь и потяну Улу за ноги. Может, вытащу.
Я пододвинула ближе тот самый пошлый столик, что подлежал немедленному уничтожению, уперла в него ноги и как следует потянула на себя Улу. Раздался страшный треск, и Ула пробкой вылетел из окна почти в первозданном состоянии, оставив в окне большую часть костюмчика.
– И всего-то, – презрительно сплюнула Мэри Джейн. – А сколько пафоса, трагедии!
Ула придержал спадающие остатки штанов и, набычившись, попер на Мэри Джейн. Зрелище было, конечно, не для слабонервных. Представьте себе, как здоровенный мужик с всклокоченными рыжими кудрями, в живописно спадающем располосованном тряпье, с безумными, налитыми кровью глазами, молчаливо и угрожающе, как неисправный комбайн, ломит по направлению к висящей в воздухе девушке с явным намерением оставить от нее рожки да ножки.
Мэри Джейн оказалась сообразительной. Быстро попрощавшись, она моментально растворилась в воздухе, прямо перед носом у Улы, оставив бедного парня яростно клацать зубами и тыкать кулаками в воздух. Я попыталась успокоить своего Помощника:
– Да ладно, не злись. Все-таки местами она очень хорошая. Вот даже ключик нам принесла… А что она тебя обижает, так это ей, суфражистке, по штату положено. Планида у них такая.
Ула популярно объяснил мне, куда бы он засунул всех суфражисток и иже с ними, если б на то была его воля.
– Все там не поместятся, – резонно заметила я. – И вообще, хватит изображать в лицах избиение феминисток. Нужно валить отсюда и по-быстрому. А не то нас еще раз сто успеют запереть и даже замок привесить сверху.
Ула послушался меня, и мы в рекордно короткие сроки покинули злополучную комнату. Я тотчас же отправила Улу переодеваться, а сама завладела заветной тетрадкой и предвкушала интересное чтение на сон грядущий.
Тетрадь оказалась Жужиным дневником. Много страниц было вырвано или запачкано кровью, так что разобрать мне удалось немногое. В основном уцелевшие страницы были посвящены описанию достоинств некоего кавалера, мол, какой он красивый, образованный, добрый, предупредительный. Имя не указывалось, но я сообразила, что это может быть кто угодно, но только не граф Басор. Если он добрый, воспитанный красавец, то я вообще юная чаровница. Значит, Жужа кого-то привечала тайком от муженька. Или не тайком? Одна из последних записей содержала подробный отчет о том, как вышеозначенный молодец просил Жужиной руки, сердца и приданого. Значит, Жужа в это время еще не была замужем. Но почему тогда она вышла за Басора, а не за милого ее сердцу кавалера? Последняя запись, как мне показалось, многое прояснила:
“17 июля 1764 года.
Я ненавижу этого ужасного человека. У него змеиные глаза и отвратительный шипящий голос. Сегодня я переезжаю в его замок. Я не вынесу этого! Как ужасно, что мне придется жить там!”
Это была последняя запись. Скорее всего, она была сделана перед самым отъездом – буквы разъезжались в разные стороны, было видно, что Жужа очень спешила, когда писала эти строки. Значит, ее выдали замуж против воли. Обычное явление в те времена. Несомненно, человеком-змеей, так красочно описанным Жужей, был граф Басор. Сходство графа с упомянутым земноводным или пресмыкающимся (не сильна в зоологии) было просто-таки родственным, а если подумать, то и наследственным.
Дверь моей гардеробной открылась, и вошел Ула в новом костюмчике, старательно расправляя кружева на рукавах сорочки.
– Есть что-то интересное? – кивнул он в сторону тетрадки.
– А то! – порадовала его я. – Похоже, у Жужи был хахаль, который незадолго до ее свадьбы с Басором сам намеревался стать ее мужем. Больше мне разобрать не удалось – тетрадь в жутком состоянии.
Ула пролистал тетрадь, пытаясь прочитать хоть какие-нибудь слова на испачканных страницах.
– Смотри, – сказал он, тыкая пальцем в предпоследнюю страницу, густо измазанную кровью. – Здесь, кажется, слово “венчание”.
Я пригляделась. Точно “венчание”!
– Значит, они обвенчались и уехали сюда, в замок Басор, – сделала я умное заключение. – Вопрос в том, мог ли Жужин возлюбленный последовать за ними? А вдруг они тайно встречались и граф об этом узнал? И Жужа убежала вовсе не с цыганами, а с поклонником своим?
– Вполне вероятно, – задумчиво покивал Ула, – но как-то слишком мелодраматично. И потом, ты сама говорила, что возможность побега исключена.
– Не я, а Шандор. Но он говорил, что Жужа не могла убежать с цыганами, потому что любила комфорт, а с поклонником это вполне возможно.
– Что возможно? Комфорт? – удивился Ула. – Какой же это комфорт – жить где-то под чужим именем, скрываться ото всех и к тому же не иметь возможности пожениться?
Я приуныла. Действительно, сбежать Жужа могла только в результате сильного и буйного помешательства на любовной почве, а такое, по рассказам, на нее похоже не было.
– И при чем здесь тогда это спрятанное платье и дневник? – гнул свою линию Ула. – Чья на них кровь? И почему их спрятали, а не уничтожили? Платье вообще можно было постирать…
– Может, думали, что пригодится, – предположила я. – Вон, Моника Левински два года платье не стирала, и пригодилось ведь!
– С тобой невозможно серьезно разговаривать! – Ула театрально воздел к небу руки. – Ты можешь рассуждать нормально?
– Не могу, – честно призналась я. – Меня еще в школе за это из класса выгоняли.
Ула только горестно вздохнул. Видно, тогда ему пришлось попотеть, чтобы уладить все с директорским Помощником. Я благоразумно сменила тему:
– Тут есть одна горничная. Ее зовут Тамила. Так вот, она знает, что случилось с Жужей, и на сто процентов уверена, что ее нет в живых. Надо бы ее расспросить об этом, но я не знаю, с какой стороны к ней подступиться. Не могу же я вот так промаршировать к ней и как ни в чем не бывало спросить, что она делала одной темной ночью четыре года назад.
– А ты все-таки попробуй, – посоветовал Ула. – Вдруг она просто жаждет с кем-то поделиться своими переживаниями. Вчера вот, например, была ночь проводов привидения, все были очень откровенны друг с другом. Вдруг она там начала делиться со всеми описанием своей встречи со сверхъестественным…
Я некультурно зевнула. Мы проторчали в комнате Жужи достаточно много времени, так что сейчас была уже глубокая ночь. Ула понял намек и удалился, прихватив с собой тетрадь.
Я подумала и дернула за шнурок колокольчика. В конце концов, лакеев все равно в семнадцатом году отменили, так что сейчас еще можно попользоваться. На шум явилась заспанная служанка, имя которой я до сих пор не удосужилась узнать. Выдергиваясь из платья, я спросила девицу:
– Как себя чувствует Фанни?
– Ей уже лучше, – охотно ответила девица, – правда, она еще немного нервная.
– Ну, будешь тут нервной, – заметила я. – Небось, вчера каждый вспомнил какую-нибудь жуткую историю.
– Ваша правда, – оживилась девица. – Вот кухарка рассказывала…
– А неужели Тамила ничего не рассказывала? Она ж у вас славится своим знанием страшных историй.
– Господь с вами, – уставилась на меня девица. – Вы, верно, перепутали ее с Маркой.
– Почтовой? – спросила я.
– Не, свинячьей.
– Какой? – с ужасом спросила я.
– Ну она дочь местного свинопаса, – пояснила горничная, расправляя мое платье. – Вот она-то всегда и рассказывает всякие страшные истории. И про черта в церкви, и про попа, который летал по ночам, и про заколдованный кабак… А Тамила никаких историй не знает, правда, все время намекает, что видела нечто такое, что и рядом не стоит со всеми страшными историями.
Я подскочила на кровати:
– Что же это она видела? Ты знаешь?
Служанка покачала головой и зевнула:
– Нет, госпожа княгиня, не знаю. Вот только вчера она вдруг разговорилась и стала рассказывать что-то про то, как видела какую-то женщину в церкви поздно ночью несколько лет назад, но тут Марка начала историю про заколдованный кабак, и мы перестали ее слушать.
Я отпустила горничную, сердито задула свечу и приготовилась в кои-то веки провести ночь как обычный нормальный человек в своей постели.
Не тут-то было. Где-то заскрипела дверь. Через несколько секунд я сообразила, что это скрипит дверь моей гардеробной, и подскочила на кровати. Из гардеробной высунулся насмерть перепуганный Ула в ночной рубашке и со свечой в трясущейся руке. Аккуратно прилепив свечу на мой столик, он ринулся к моей кровати и попытался заползти под нее. Поскольку расстояние от кровати до пола было максимум десять-пятнадцать сантиметров, я некоторое время с интересом наблюдала, как Ула изображает из себя перекормленного ужа, а затем спросила:
