Текст книги "Таран и Недобитый Скальд"
Автор книги: Анастасия Завозова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
Все дружно на нее зашипели. И вправду Ульва своими воплями наводила еще большую тоску. Тоже мне Кассандра деревенского масштаба, блин!
– Тебя, пожалуй, не растерзают! – буркнула я. – Соплей многовато… Что ты вопишь: съедят, растерзают?! Если бы это был настоящий оборотень, он не складывал бы вас аккуратно в кладовку, а растерзал бы на месте. Нет, я склонна думать, что все это – дело рук маньяка.
– Кого? – раздался почтительный шепот.
– Ну дегенерата припадочного… Ой, то есть сумасшедшего человека.
София энергично закивала:
– Я тоже так думаю! Это дело рук безумца, поэтому нам просто необходимо выбраться отсюда.
Я промолчала, но внутренне подивилась. Неужели эта стая подбитых уток три месяца меня ждала, чтобы начать действовать? Да если бы меня вдруг схватили и запихнули в вонючий погреб без права переписки и общения с родственниками да еще в компании с кучей придурковатых баб, ох, чтоб я сделала! Хотя, в принципе, все так и вышло. Я сижу ведь в погребе, без права переписки… с фантастическим планом спасения, который легко может провалиться. Но все равно, я еще что-нибудь придумаю. Вопрос в том, сколько у меня времени. На помощь извне я абсолютно не рассчитывала. Джеральда, муженька моего задолбанного, уж, наверное, отправили в Англию. Слава богу! На Улу рассчитывать было нечего. Небось летает где-нибудь, переживает, орет дурным голосом, как мартовский кот на скользкой крыше, а сделать ничего не может. Ну уж пусть у меня лучше такой Помощник будет, чем вообще никакого, как у Джеральда (хотя теперь у него Мэри Джейн, но это сомнительная радость).
Вообще ощущалась острая нехватка рыцаря на белом коне и желательно с автоматом. Нет, конечно, я знала, что к двадцатому веку их поистребляли всякие там суфражистки и чересчур самостоятельные бабы, но я не думала, что их истребление началось так рано. Шестнадцатый век, а на горизонте ни одного мало-мальски впечатляющего склада коллекционного металлолома верхом на арабском скакуне турецкого ширпотреба. Ау! Я здесь и меня можно спасти!… Нет ответа. Я пригорюнилась, подперла шеку ладошкой. Ну точь-в-точь Василиса Прекрасная в ожидании какого-нибудь красного молодца, который, вместо того чтобы к ней ехать, свернул налево.
София, видно, думала о чем-то схожем, потому что вздохнула и произнесла:
– Эх, если б мой отец знал, где я. Тот мерзавец, что нас похитил, горько пожалел бы об этом. Отец убил бы его!
Я заинтересовалась:
– Что, твой папа владеет восточными единоборствами? Четыре пояса и кровавое кимоно? Или денег много?
Из всего, что я ляпнула, София поняла только последний вопрос и гордо выпятила грудь:
– Мой отец очень могущественный человек. Ему подвластно почти все. Ему ничего не стоит снарядить целый отряд на мои поиски. Не сомневаюсь, что именно это он и сделал.
– А как зовут твоего отца?
– Как? – ужаснулась София. – Ты не знаешь его имени?! Он один из самых влиятельных людей в Швеции! Ты же ведь тоже вращаешься в свете.
– Э… я долго путешествовала, – промямлила я. – Только недавно вернулась. Так как же его зовут?
– Барон Рюккель, конечно! – обиделась София. – Если я баронесса Рюккель, то несложно догадаться, как зовут моего отца. Я очень люблю его. Правда, о его существовании я узнала совсем недавно…
Все заинтересовались и подползли ближе к Софии. Похоже, нас ожидала интригующая история из жизни высшего общества. Ну а поскольку, как известно, девушкам из этого самого общества трудно избежать одиночества, София прямо-таки возжелала порадовать нас историей своей жизни:
– До совершеннолетия я воспитывалась в монастыре. Я совсем не знала, кто мои родители, однако настоятельница сказала мне, что за мое обучение и проживание внесен щедрый залог. Правда, настоятельница почему-то думала, что мои родители незнатного происхождения, и всегда подчеркивала это. Каково же было ее удивление, когда в день моего совершеннолетия к монастырю подкатила богатая карета с баронской короной на дверце! – София победно оглядела нас. – Оттуда вышел мой отец и сказал, что приехал за мной. С тех пор я ни в чем не знала отказа. В столице у нас шикарный особняк, и отец не жалеет средств на наряды и балы…
Дальше я ее не слушала. В моей резко поумневшей голове вдруг зашевелилась вторая МЫСЛЬ. Я сидела, как мышь под метлой, боясь даже шевельнуться, чтобы не спугнуть редкую гостью. Меж тем колесики в моем мозгу медленно крутились, сопоставляли, прикидывали…
Тем временем судьбоносный вечер лениво и равнодушно приперся-таки в нашу вонючую темницу. Девицы взволнованно закопошились, готовясь, наверное, к вселенской битве воинствующих деревенских амазонок с придурочными псевдооборотнями. Я проводила последний инструктаж:
– Значит, так, когда я крикну: “Девки, навались!”, – кинетесь и навалитесь на то, что будет размазано по полу. Хотя я надеюсь обойтись без жертв… И смотрите, не перепутайте ничего и не размажьте меня по полу, как масло на бутерброде в столовой общепита!
Что такое столовая общепита, девахи явно не знали, но решили, что я страшно выругалась, и клятвенно пообещали быть осмотрительными.
Решающий момент наконец настал. Рядом с дырой послышалось какое-то сопение и возня, крышка приоткрылась, и вниз поползла чугунная кастрюля гигантских размеров на веревке. Все было выдержано в традициях лучших приключенческих фильмов. Когда кастрюля поравнялась с моими шаловливыми ручонками, я осторожно схватилась за нее и внезапно резко дернула на себя… Раздался грохот, и в дыру со свистом свалилось тело. Я успела вовремя отскочить и завопила страшно:
– Девки, налетай!… навались, то есть!
Что тут было!!! Страшная кодла немытых баб с всклокоченными волосами вылетела из своего угла как стадо феминизированных канюков и придавила упавшую тушку круче парового катка. Когда вся эта куча-мала чересчур активизировалась и хотела предать тушку страшному суду Клары Цеткин, я прикрикнула:
– Ладно, помяли мужика и хватит. Потом дам поиграться, как используем его по назначению!
– Прямо по назначению? – Бабы не верили своему счастью.
– Конечно, выведаем у него все про похитителя нашего, душегуба… А вы что подумали?
– А-а. – несколько разочаровались бабы и сползли с несчастной тушки.
Мы связали отключенного тюремщика всем, чем могли. Особенно свирепствовала Барбру, которая, как я уже говорила, сидела тут дольше всех. Она порывалась связать его остатками своего белья и вязаными чулками, три месяца не стиранными. Мы с трудом ее отговорили от этой великолепной затеи. Мужик-то нам живой был нужен и в своем уме… Зато я разрешила бабам нашлепать его по щекам, чтобы привести в чувство. Когда несчастный стал похож на гибрид баклажана и боксерской груши, он понял, что в его интересах было воскреснуть:
– Что случилось? – прошепелявил он. (Кажется, Лизбет или Инга выковыряли у него зуб на память). – Что вы со мной сделали?
– Мы еще не то сделаем, собака ты вшивая! – Это все Барбру со своими грязными панталонами.
Барбру уняли. Я приступила к допросу, предварительно ощупав мужика на предмет целости и сохранности. Из повреждений: нехватка трех зубов (елы-палы, а их-то когда успели вытащить?!), синее лицо, как картина “голубого” периода Пикассо (голубого в смысле цвета), и множество синяков и ссадин на теле. В целом без переломов и вывихов. То, что надо!
– Значит так, холопья душонка, отвечай как на духу, зачем нас тут держат?
Этот камикадзе попытался выпендриваться. Наверное, голова у него была сильно повреждена:
– Ничего я вам не скажу! Немедленно меня развяжите!
Я прямо-таки офонарела от такой свободолюбивой заявы и крикнула:
– Барбру, газы!!!
Счастливая девка возникла рядом со страшной миной, угрожающе тряся своим бельишком и чулками. Я философски заметила:
– До солдатских портянок далеко, но на крайний случай сгодятся… Так ты будешь говорить, макака, или умрешь смертью храбрых?
От лицезрения стоячих узорчатых чулок Барбру мужик чуть не скопытился и покорно закивал:
– Все скажу, только не мучьте больше! И уберите эту дуру с ее тряпьем подальше…
– Разговорчики! – строго прикрикнула я. – Ну-ка отвечай, зачем ты нас здесь держишь?
Не успел калека и рта раскрыть, как на него налетела София с диким воплем:
– Я его узнала! Узнала! Это он меня похитил! Это он дал мне по голове и притащил сюда! Он работает в усадьбе Маленбергов!
– Точно! – сказала какая-то Анна Мария. – Это господский управляющий, Петерсен, вошь лизоблюдная!
Я восхитилась великолепным сравнением и продолжила допрос:
– Значит, у графьев работаешь… Ну-ка отвечай, кто из них велел тебе нас похитить?
– Ой, не могу! – опять начал отпираться Петерсен. – Убьют меня тогда… Да скоро вы и сами все узнаете. Сюда придут…
Я переполошилась. Времени, похоже, было в обрез, а нам надо было непременно свалить отсюда до прихода хозяев Петерсена. Я со злостью ткнула ему кулаком в откормленную морду и скомандовала:
– Вот что, бабоньки. Выбираться нам отсюда надо поскорее. Скоро сюда придут люди похуже этой паскудной собаки.
– А как? – последовал резонный вопрос. Я глянула наверх. Через дыру в потолке пробивался неяркий вечерний свет. Я спросила Петерсена:
– Где мы находимся? – и видя, что он молчит, ткнула, не глядя, куда-то кулаком.
– Старый дом Ингвара, – фальцетом пропищал “язык”.
Девицы ахнули:
– Это же совсем рядом с церковью!
– Эти сгоревшие развалины!…
– Эта куча обугленных камней рядом с церковью? – не поверила я своим ушам. – Какая наглость!
– Так как же нам выбраться? – София вернулась к самому главному.
– С помощью Петерсена, разумеется, – подмигнула я. – Он вытащит нас отсюда.
– Как?!
– Помогите мне поднять его!
Общими усилиями мы поставили Петерсена на ноги и освободили нижнюю часть его тела от пут. Управляющий был крепким мужиком высокого роста, и это было нам на руку.
– Присядь! – велела я ему.
Он, кряхтя, опустился на корточки:
– Что ты придумала, ведьма?
– Спасибо за комплимент, – кокетливо улыбнулась я и повернулась к притихшим в ожидании девицам. – Кто из вас самая сильная?
Самой сильной оказалась Анна Мария из Роннебю. Она была высоченной мощной девицей с крепкими кулаками и ногами-колоннами.
– Садись на него! – сказала я.
– Чо? – вытаращила глаза Анна Мария.
– Чо слышала! Садись на шею этому борову!
Анна Мария осторожно взгромоздилась на плечи Петерсена, слегка придавив его. Впечатление было такое, будто статуя Петра работы Церетели залезла на маленькую фарфоровую статуэтку. По сравнению с Анной Марией Петерсен казался тараканом-тяжеловесом.
– Поднимайся! – велела я Петерсену.
– С ней на шее?! – не поверил своим ушами несчастный.
– С ней, с ней!
Поняв, что я задумала, бабы радостно завизжали и заулюлюкали. Постанывая, Петерсен выпрямился. Как я и ожидала, Анна Мария почти поравнялась с дырой в потолке. Смышленая девушка ухватилась за ее край, подтянулась, упираясь ногами в завывающего управляющего, и выползла на свободу!
Бабы запрыгали от радости и принялись дружно седлать Петерсена. Мужик был уже в невменяемом состоянии. Еще бы, такую тяжесть не всякий тяжелоатлет выжмет! А если эта тяжесть еще и норовит пнуть тебя, укусить!…
Второй вылезла Барбру, напоследок все-таки сунув Петерсену под нос свои чулки. Мужик позеленел и чуть не оставил глаза на этих самых чулках. Победоносно хихикая, Барбру вылезла в дыру, хватаясь за мощные руки Анны Марии.
Без каких-либо проблем мы переправили наверх Лизбет, Грету, Клару, вторую Анну Марию, Ингу и Ульву. Затем со всякими предосторожностями усадили на Петерсена беременную Лилли, и девицы, ухватившись за нее всем скопом, вытянули ее наверх. При этом Лилли постоянно визжала, так что Петерсен, наверное, сто раз пожалел, что предыдущие девицы не оторвали ему уши на сувениры. С Лилли мы провозились очень долго, поэтому и не успели вылезти сами…
София проявила истинно аристократическое великодушие и сказала, что полезет последней. Я уже собиралась осчастливить Петерсена своими пудами кружева, как в углу подвала раздалось какое-то скрежетание. Я уже упомянула, что в углу подвала находилась замшелая дверь, крепко-накрепко запертая снаружи. У Петерсена ключа от нее мы не нашли, хоть и обыскали его не хуже гестаповок. И вот сейчас, к нашему ужасу, кто-то открывал эту дверь ключом…
Я завопила:
– Девушки! Кто-то открывает дверь! Бегите в деревню и приведите людей на помощь!
Два раза повторять не пришлось. Наверху послышался топот, как от мелкой популяции слоноподобных, и девицы вымелись наружу. Воспользовавшись тем, что я отвлеклась, гад Петерсен свалил меня на землю. Я подумала и врезала ему промеж ног.
Петерсен взвыл и мило отключился в уголке. Дверь наконец поддалась, и в подвал влетела… графиня Маленберг собственной персоной! Видок у нее был еще тот! Она и в обычной-то жизни наповал сражала неземным гуманоидным личиком, достойным фильма ужасов по Стивену Кингу, а теперь-то!… Выпученные глаза горят, волосы стоят торчком, плоская грудь вздымается! В общем, если вы не любите Пикассо, вы вряд ли оцените всю прелесть этой картинки.
Увидев, что в темнице остались только две девушки, графиня чуть поумерила свою прыть, раскрыла рот, сделала глаза еще больше и, задыхаясь прошипела:
– Но, черт возьми, как?..
– Элементарно, Ватсон, – храбро вякнула я. – Метод дедукции и нестандартное мышление…
Графиня сменила естественный зеленый цвет лица на симпатичный красный с беленькими пятнышками и завопила:
– Ты у меня получишь, ведьма!
– Ой, ну что вы, не надо комплиментов! Лучше похвалите мой гениальный ум! Я ведь догадалась, что только вы могли организовать похищения девушек, – хотела похвастаться я, но графиня не стала слушать и заорала с надрывом:
– Взять их!!!
В дыру вломились какие-то сомнительные мужики, непонятно какой степени немытости. С ними было две бабы. Одну из них, Холодильную Установку, я узнала сразу. Такое не забывается. Вторая была помоложе, со смазливеньким личиком, испорченным нелюбовью к ближнему. Завидев хладную истерзанную тушу Петерсена в углу, она взвыла:
– Ханс! – и кинулась к нему. Я догадалась, что это была та самая жена управляющего, которую фру Йонасдоттер называла не иначе как ведьмой. Пока эта ведьма прилежно билась на груди у пострадавшего муженька, немытые мужики не терялись и, старательно пыхтя, обматывали нас с Софией веревками. (Вот интересно, почему все разбойники так не любят мыться? Может, чтобы казаться страшнее? Чтобы люди падали от одного запаха? Непонятно.)
София заревела и отдавила ногу одному из мужиков. У того аж искры из глаз посыпались. Я в это время ловко распистонила вывеску второму урке. Но силы были слишком неравны. Нас с Софией повязали под злобное хихиканье графини. Напоследок я укусила за нос одного бандюка, а София взвыла сиреной “скорой помощи”, и нас поволокли к выходу.
Поскольку София не переставала реветь, я попыталась ее успокоить;
– Ничего, я что-нибудь придумаю! Вдруг чудо случится или еще что… Видишь, сколько у нас шансов?!
София не хотела успокаиваться и, немножко передохнув, завелась с новой силой. В конце концов ей заткнули рот грязной тряпкой. Я благоразумно помалкивала, лишь изредка и как бы невзначай задевая моего несуна пятками. Опять я здорово влипла. Теперь мои надежды на спасение улетали одна за другой, издевательски помахивая крылышками. Сомневаюсь, что графиня Маленберг устроит всего лишь словесную дуэль или мило укорит меня за то, что я строила глазки ее прыткому муженьку. Ну нет! Графиня не была бы графиней, если бы:
не распилила бы меня на части тупым кухонным ножом, а голову повесила в спальне в качестве украшения;
не остригла бы налысо и не закопала в землю по самое не балуйся;
не вытянула бы мне уши на манер заячьих и устроила на меня охоту.
В общем, возможностей куча и одна приятней другой. А судя по горящим глазкам графини, она предвкушала жестокую расправу. Я немножко попуталась, потом вспомнила про свои сверхъестественные способности и приободрилась. Может, еще удастся погибнуть смертью храбрых…
Рядом наконец-то нарисовался Ула с опечаленным личиком и молитвенно сложенными ручками:
– Я что-нибудь придумаю! – залепетал он. – Ты только не волнуйся, пожалуйста! Я тебя вытащу, честное мертвецкое!
– Ну так думай быстрее! – огрызнулась я. – Иначе тебе всю жизнь придется стоять на регистрации грешников!
– Что ты там бормочешь? – завелась графиня.
– Тебя нахваливаю! – ответила я.
Графиня, по-моему, юмора не поняла и гордо отвернулась. Меж тем нас притащили на милую лесную полянку, общий пасторальный колорит которой несколько портили одиннадцать столбов с кучами хвороста у подножий. Так нас хотели сжечь! Эта чокнутая инквизиторша думает, что мы ведьмы?! Раньше я полагала, что графиня похитила девушек потому, что ее муж отдавал предпочтение именно рыжеволосым пышногрудым бабам и у графини на этой почве отскочила пара винтов в голове. Но я не думала, что она хотела всех сжечь и тем самым успокоить свою ревность. Оригинальный способ устранения соперниц, надо сказать!
Нас с Софией привязали к столбам, и графиня начала бесноваться:
– Бесстыжие девки! Вы хотели украсть моего мужа! Я знала, я видела! Королева Худа сказала мне: одиннадцать было убито, одиннадцать мне отдай и будешь владеть своим мужем! Рыжая королева Конунгхэлла должна быть повержена! Но вы, грязные распутницы, освободили их!
Ой, прямо Шекспир! Жаль, что зал не полон. Истинные театралы получили бы удовольствие. Стоп! Что она там бормочет про королеву Худа и королеву Конунгхэлла? Это же из легенды, которую рассказывал Ула! Королева Худа была невестой короля Ране, но тот изменил ей с королевой Конунгхэлла! Тогда королева Худа сожгла замок Ране, а Ране в ярости убил ее и еще десять человек. Одиннадцать девушек взамен одиннадцати убитых! Ох, как все запущено! Да любой психиатр заплясал бы от радости, услышав о такой мании. Только вот плясать ему придется, скорее всего, на моей могиле…
Графиня тем временем продолжала импровизированный “панегирик”:
– Беспутные девки! Рыжие ведьмы! Шлюхи! Грудастые уродины! Жирные распутницы!
Я решила, что мне пора вмешаться, и не осталась в долгу:
– Три мосла и кружка крови! Доска – два соска! Три метра сухостоя! Спина, спина и сразу ноги! Плоскодонка! Вобла сушеная! Замухрышка бесноватая!
– Чтоб тебе в аду гореть! – завыла графиня.
– Чтоб тебе всю жизнь “Войну и мир” ксерокопировать!
Графиня остановилась, перевела дух. В их счастливые времена Толстой еще не родился, поэтому мое пожелание было неактуально. Но графиня уразумела, что словесная перепалка со мной дело гиблое, и решила от слов перейти к делу. Отойдя в сторонку, она принялась запаливать факел. Но поскольку не графья печи топят, то эффектно зажечь с первого раза смолистое дерево у нее не вышло. Немытые бандюки бросились на помощь неудачливой инквизиторше. Тут-то активизировался мой Ула.
С независимым и гордым видом он промаршировал к графине и что-то квакнул… Елки, что тут началось! Из-за плеча графини выросла громадная величественная фигура женщины в черном с бледным лицом и разметанными по плечам угольно-черными волосами. Надо сказать, справедливости ради, что красоты она была неописуемой. Чтоб вам было понятно, скажу, что Клавка Рубероид, то есть Шиффер по сравнению с ней была так… победительница конкурса красоты деревенских дурочек. Женщина только глянула на моего рыженького, и тот резко побледнел и сжался в куриный пупок. Тем временем из-за плеча одного из мужиков выскочил какой-то мелкий ошалелый упырь и без лишних разговоров заехал Уле в мордашку по самые ноздри. Из последних сил мой неудачливый воитель пустился наутек и спрятался, где бы вы думали? За лифом моего платья, предварительно сжавшись в размерах. В другой раз я сама напистонила бы Уле по самое не балуйся, но тут случай был особенный и лучшего окопа было не найти.
Женщина обвела всех презрительным взором, скривила губы и исчезла. Ула стучал зубами в рюшечках декольте.
– Кто была эта женщина? – тихо спросила его я.
– К-королева Худа, – провыл малыш, корчась от пережитого ужаса. Я вздохнула. Ула был окончательно дестабилизирован. Еще немного, и я буду похожа на идеал советской женщины: “В одной руке сетка, в другой – Светка, впереди план, на груди дохлый Ула!”
Между тем графиня напыхтела все-таки себе хреновенький факел и, обрадовавшись, бодренько замахала им, выкрикивая всякие нехорошие слова.
Я окончательно разозлилась. Последний раз я так сильно злилась, когда на выпускном вечере помяла парик учительнице литературы… Поэтому, когда графиня подскочила ко мне со своей гигантской спичкой, я усилием воли отбросила ее к сосне вместе с так называемым факелом. Пока удивленная тетенька корчилась в маленьком импровизированном пожарчике, я попыталась разорвать веревки. Фигушки! Сила моя действовала спонтанно, и я совсем не могла ею управлять.
Тем временем пришибленную пироманку спасли, сделали ей новый факел, и, что бы вы думали, она опять поскакала ко мне! А зря! Видно, мама Бульдог не говорила ей, что спички – дурам не игрушка. Рядом с прыгающей графиней Маленберг шарахнула молния, да такая, что она превратилась из белой изнеженной аристократки в местный вариант Анжелы Дэвис. Она (графиня, а не Анжела) пощупала стоящий торчком скальп и издала страшный вопль.
Я опять попыталась освободиться. Бесполезно! Сил не хватало… Кто у них тут веревки вьет? Придушу!
Ула уже пришел в себя и, высунувшись из-за моего лифа, невозмутимо обозревал окрестности, приставив к глазам руку козырьком. Я зашипела:
– Перестань изображать из себя генерала Гурко верхом на Шипкинском перевале! А не то сейчас вздохну поглубже – и полетишь отсюда, как… как воробей перезрелый!
– Помощь едет! – спокойно ответствовал Ула, махнув ручкой по направлению к церкви.
В самом деле, вдали виднелся одинокий всадник, во весь опор несущийся по направлению к нам. Бандюки тоже его заметили и мрачно почесали пупки, готовясь к схватке. Холодильная Установка и жена управляющего с маниакальным упорством пытались зажечь новый факел для графини, а сама “виновница торжества” обскребала пепел с рожи и пока что пыталась испепелить меня взглядом.
– Я все равно тебя сожгу! – шипела она. Ну, что я говорила! Шекспир да и только! А какие страсти!
– Поосторожней, девуля! – посоветовала я похожей на закопченный чайник графине. – А то я тебе не только череп выверну, но и голову загоню в грудную клетку – будешь как через решетку на мир… зырить! – и я мрачно рассмеялась. Ула подхалимски похихикал.
Всадник был уже близко. Я пригляделась и узнала в нем… барона! Вау, он сам сподобился проверить, что творится с его диверсантами.
– Папа! – вдруг громко заорала София. – Отец! Я здесь, спаси меня!
Барон пришпорил бедного коняшку. Все просто. Еще когда София залепетала о том, что ее папа барон, я подумала о моем хозяине. А вспомнив слова лесной ведьмы, что барон готов сжить Маленбергов со свету из-за любимого дитяти, я сопоставила факты и поняла, зачем барон нанял нас с Джеральдом… Ну что ж. Я почти выполнила задачу – вот она, София, единственная дочь барона, живая и сопливая.
Мужики отвлеклись на барона. Тот грозно махал своей палкой и грозил старинным мушкетом, а немытики пытались стащить его с коня. София выла, графиня ругалась, Петерсен стонал – да это просто праздник какой-то! С музыкой и народными песнями! Но несмотря на то что барон храбро отвлекал основную часть карательного отряда, остальные сгруппировались и пошли на меня свиньей – графиня с очередным факелом впереди и две помощницы по бокам.
Положение становилось опасным. Биться сразу с тремя, вооруженными и сумасшедшими, будучи перевязанной как новогодний подарок, мне было несподручно. Я шарахнула в них слабенькой молнией, но промахнулась и скорее поддала жару, нежели отвадила инквизиторок. Бабы неумолимо надвигались, воинственно клацая зубами…
И тут, как в кино, пришла помощь. Со стороны церкви бежали, крича и улюлюкая, толпы разгневанных деревенских жителей с топорами, вилами, косами, в общем, со всем, что под руку попало. Я заметила в толпе разъяренного, как бык, кузнеца, его жену, науськивающую муженька, фру Йонасдоттер и слуг из усадьбы, большую Анну Марию, маленькую Анну Марию, Барбру с чулками, водруженными как знамя на вилы и всех-всех-всех замечательных людей… Но главное, впереди, на белом коне несся грозный рыцарь! Без доспехов, правда, но все равно выглядел он колоритно!
Бабы с факелом остановились и начали организованно отползать к лесу. Мужики уже почти стащили барона с лошади, но тут прекрасный рыцарь прямо на скаку схватил одного урку и так приложил о близлежащее дерево, что мужик навеки стал его большой веткой. Барон резво затоптал остальных и поскакал к ревущей дочери.
Спаситель на коне приблизился, и я узнала… Карла Юхана! Он скатился с лошади и принялся страстно рвать веревки руками. Между делом он признавался в любви. Очень романтично получалось:
– Баронесса, я не мыслю жизни без вас… чертова веревка! Будьте моей, прошу вас… да поддавайся же ты наконец, зараза! Давайте убежим вместе, иначе… черт, придется перегрызать зубами!
– Возьмите нож, милый маркграф! – томно прошептала я.
Карл Юхан приостановил терзания веревок и отнял нож у Холодильной Установки, которая наматывала круги по полянке, а за ней с воплями бегала фру Йонасдоттер, припоминая ей какую-то тухлую свинину и заныканные полкроны… Нож разрезал веревки, уже основательно измочаленные зубами маркграфа, очень быстро, и я благодарно свалилась в объятия рыцаря. Парнишку немножко заело от счастья, и он, не переставая, бубнил:
– Я люблю вас, баронесса! Очень люблю… полюбил с первого взгляда! Ваши глаза… О-о!
– Ближе к делу, драгоценный маркграф! – страстно провыла я, устав от повторов.
Маркграф чего-то не понял и полез целоваться. Я кокетливо отпихнула его мощной ладошкой и прощебетала:
– Только после свадьбы, зайчик мои прыткий!
– У-у! – ошалел от счастья Карл Юхан – Я добьюсь разрешения на ваш развод с бароном у самого…
– Ну-у, зачем такие сложности, пуся моя благородная? – покачала я головкой. – Я ведь теперь вдова… Мой муж скончался, вас это устроит? – Я была уверена, что к этому времени Джеральда и след уже простыл.
Карл Юхан чуть не задохнулся от радости:
– Да, он исчез из усадьбы, но… вы уверены?!
– АБСОЛЮТНО! – заорала я так, что с сосен шишки посыпались. – Мир праху его!
Осчастливленный Карл Юхан перехватил меня поудобнее, усадил на своего коня и вскочил в седло сзади. Я оглянулась на отдаляющуюся поляну. Деревенские жители уже переловили всех несостоявшихся инквизиторов, запалили костерчики и весело привязывали мстителей к столбам, благо все было подготовлено. Одного мужика привязали вместе с приросшим к нему деревом…
Я заметила моих девчонок. Они выстроились на краю поляны и радостно махали мне платками на прощание. Фру Йонасдоттер махала чепцом домоправительницы, который она приватизировала у Холодильной Установки. Все законно…
А Карл Юхан все бубнил что-то про любовь. Я собиралась уже достойно ему ответить, как вдруг почувствовала, что падаю с коня и взлетаю куда-то вверх. Я растерянно глянула вниз. Счастливая Рёд в объятиях мужественного красавца со сногсшибательными скулами неслась на коне подальше от Свартеборга, а я взлетала все выше с Улой в качестве рулевого.
– Слава богу! – вытер пот со лба мой Помощник. – Разрулили, как ты скажешь, ситуацию. Теперь можно лететь по назначению. Следующая жизнь будет той, которая нам нужна. Я все рассчитал точно…
– Хвала Святой Пятнице! – возрадовалась и я. – Но тут я висела почти на волоске. Хорошо, что подоспели барон и Карл Юхан…
Ула скромно заморгал:
– Ну, не буду сам себя нахваливать…
– Это все ты? – ахнула я. – Поговорил с их Помощниками?! Ах ты мой лососик скандинавский! Ула зарделся:
– Это моя работа! Не стоит благодарностей, моя русская селедочка!
Я посмотрела вниз, на счастливых Рёд и Карла Юхана.
– Они поженятся? – требовательно спросила я.
– Конечно, – кивнул Ула, – и проживут вместе много лет и умрут в один день. Все будет идеально. Вот так обычная деревенская ведьма станет маркграфиней Ульфельдт. Не хочу акцентировать на этом внимание, но тогдашний помощник Рёд был…
– Клевым чуваком, я знаю!
Мы медленно летели над лесом. А вот и веселая полянка с живописными огненными вкраплениями.
– Бедная графиня! – вздохнула я лицемерно. – Сойти с ума из-за такой чуши! А что, эта королева Конунгхэлла действительно была рыжей?
– Как этот огонь, моя сладкая! – Ула задумчиво поплевал вниз. – Только вот она не сходила с ума… Ее душой завладела королева Худа…
Я хотела удивиться, но почувствовала, что уже устала это делать, и просто приняла сообщение Улы как должное.
– Кстати, что там с Джеральдом? – вдруг вспомнила я. – Отправили благополучно?
– В лучшем виде! – подмигнул Ула. – Вместе с его Помощницей, что самое главное. Надеюсь, мы больше не встретимся…
– Я тоже на это надеюсь!
Воздух перед нами начал медленно сгущаться и вертеться. Наконец он расслоился в симпатичный коридорчик цвета кофе с молоком. Ула галантно пихнул меня туда, послал воздушный поцелуйчик, и…
