Текст книги "Таран и Недобитый Скальд"
Автор книги: Анастасия Завозова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
Шандор снисходительно улыбнулся:
– Здесь все в них верят, милая Павла. А ведь графиня Жужа была родом из Трансильвании.
Вот тебе трансвестит и Восьмое марта! Какие интересные подробности о графине я узнаю! Ну-ка, ну-ка, может, Шандор и еще чего интересного скажет. Я придвинула свое кресло ближе к шелковым чулочкам:
– Я не знала об этом. Как это неожиданно! Значит, вы действительно верите, что можно вызвать дух графини?
– Разумеется! – возрадовался Шандор тому, что нашел хоть одного слушателя своей паранормальной ахинеи. – Это довольно простой обряд, необходимо только точно следовать ритуалу…
Я попыталась направить разговор в нужное мне русло:
– Но скажите, дорогой Шандор, почему вы считаете, что графиня Жужа умерла, а не сбежала с цыганами?
– Логика, милая Павла, логика! – Шандор значительно задрал вверх наманикюренный пальчик, предварительно слизав с него крем. – Тем вечером цыгане только приехали в наши края. Они раскинули табор на лесной опушке и намеревались пробыть здесь не менее месяца. С чего бы им сбегать вместе с Жужей в ту же ночь? У нее не было столько денег, чтобы заплатить цыганам. Мы проверяли, из замка ничего не пропало. Никаких ценностей или денег.
Я срочно выдала глупейшее предположение, чтобы расколоть Шандора на дальнейшие дедуктивные выводы:
– А может, цыгане специально приезжали за Жужей? Вдруг она смогла заранее договориться с ними?
Шандор снисходительно улыбнулся:
– Тогда логичней было бы обставить все не так… театрально, что ли. У Жужи была сотня подходящих случаев, чтобы сбежать. Зачем непременно делать это в такую ужасную ночь, да еще вызывать на помощь целый табор цыган. Проще было бы договориться с одним человеком. И потом, что общего может быть у графини с цыганами? Зачем ей вообще бежать именно с ними?
– Романтика? – неуверенно предположила я, все более восхищаясь содержимым Шандоровой черепушки. А с первого взгляда и не подумаешь, что малыш так здорово соображает.
– Романтика! – воскликнул Шандор. – Ха! Сразу видно, вы не знали Жужу. Больше всего на свете она ценила комфорт и удобства. А жить в грязных цыганских шатрах, спать чуть ли не на голой земле – это не для нее. Даже если бы она вдруг воспылала страстью к цыганскому барону, она не променяла бы роскошный замок на цыганский табор.
Я уже обожала Шандора. Выполнить задание Улы казалось мне все легче и легче. Кто бы мог подумать, что под обсыпанным мукой париком скрывается такой аналитический ум? Да Шандор для меня просто находка, поэтому я продолжила выведывательную операцию, ввернув пару комплиментов:
– Вы великолепно все разъяснили. Ваша способность логически мыслить выше всяких похвал… Но скажите мне, почему, в таком случае, вы считаете, что графиня умерла?
Шандор зарделся под слоем замазки и кокетливо прикрылся платочком:
– Ой, вы мне льстите, милая княгиня. Право, я этого не заслуживаю. К тому же я совсем не уверен, что графиня умерла. Это явилось естественным предположением, после того как я исключил возможность побега. И вот здесь возникает слишком много вопросов. Почему не нашли ее тело, если она умерла? Отчего вообще она могла умереть? И вот тут-то мы подходим к версии о вампирах…
О нет! Я попыталась вернуть разговор в прежнее дедуктивно-логическое русло, но куда там! Любимый конек Шандора погнал вперед без остановки, как дикторша на национальном радио, которая всегда таким садистски-похоронным тоном заявляла: “Прослушайте отрывок из классического произведения… Лев Толстой “Живой труп”. Я тоже благополучно прослушала вампирические изыски Шандора, рассматривая в это время бантики на его камзоле (их было ровно шестнадцать штук). Очнулась я, только когда пуся залепетал что-то про способы определения местонахождения вампиров:
– У каждого вампира есть могила, – поучительно вещал Шандор. – Я собираюсь найти могилу Жужи и освятить ее. Поэтому я хочу воспользоваться способом обнаружения могилы вампира, описанным Йозефом Каштальви на странице тридцать семь его произведения об истории вампиров.
Я наконец пришла в себя и поспешила усиленно противоречить этому охотнику за вампирами:
– Но, милый Шандор, почему вы так уверены, что Жужа – вампир? Ведь, насколько я понимаю, за прошедшее время не было ни одного случая, когда бы вампир напал на человека? – Я, конечно, ляпнула это наугад, но Шандор неожиданно закивал:
– Именно, именно. Видите ли, дорогая Павла, вы в плену у распространенного предубеждения, что жертва вампира сама тотчас же становится вампиром.
– А разве это не так? – удивилась я.
– Конечно нет! По теории Каштальви, укушенному вампиром требуется много времени, чтобы превратиться в вампира. Иногда проходит несколько десятков лет, прежде чем укушенный встает из могилы и сам начинает пить кровь живых людей, – радостно пояснил Шандор. – Поэтому-то я и хочу найти могилу Жужи, пока не стало слишком поздно.
Я подумала и выдала контраргумент:
– А где тогда другой вампир?
– Какой? – не понял Шандор.
– Ну тот, который укусил Жужу. Почему он тогда не перекусал и всю округу заодно?
Шандор задумался, потом снял парик, явив миру неожиданно красивые угольно-черные локоны. И далась ему эта дурацкая нашлепка?
– Не знаю, – растерянно протянул он. – Может, он… просто решил не задерживаться здесь?
– Такой… залетный вампир? – предположила я.
– Ага, – кивнул Шандор.
Итак, по теории о залетном вампире нам следовало срочно разыскать и нейтрализовать могилу Жужи, пока она сама не стала такой залетной бабочкой с кровососными наклонностями. Кстати, как вы думаете, Шандор собирался искать Жужину могилку? С помощью все того же пацанчика на белой кобыле. Я решила поддерживать Шандора во всех начинаниях, потому что мне, за неимением своих, позарез были нужны его мозги. Ну хочется ему таскаться по всей округе за мальчиком на белой лошади, пусть таскается. Заодно туземцам развлечение. Мамой клянусь, во время этого крестового похода за вампирами местные блюстители чистоты крови раскопают не менее десяти могил, у которых лошадка вздумает почесаться.
Глазки Шандора блестели. Раньше, видно, папа с благоразумным братцем давали ему по ушам каждый раз, когда он заикался о вампирах и вызывании духа Жужи. Да и сама Павла, наверное, не отставала от родственничков. А теперь вдруг малыш нашел благодарного слушателя и возрадовался безмерно. Он тут же принялся строить планы по организации поисков могилы Жужи или того места, куда она сама закопалась, чтобы отлежаться до полного и окончательного превращения в вампирку. Я тихонько свалила из библиотеки, когда Шандор начал продумывать соответствующий наряд для малявки на лошади: “Ну вы же понимаете, дорогая Павла, ничего вызывающего… В то же время это должно выглядеть торжественно, соответственно случаю… Белый шелк, я думаю, подойдет… Или атлас? Что вы скажете по поводу атласа? Белый чистый атлас, ниспадающий длинными складками?” Я заверила его, что белый атлас – это верняк, и испарилась. В Шандоре явно пропадал модельер, и, как всех людей искусства, слушать его более часа было невозможно. Начинали появляться стойкие ассоциации с токующим глухарем, причем перенесшим операцию по законопачиванию барабанных перепонок.
До вечера, слава богу, все было тихо. Я спокойно перенесла обед и ужин в обществе графа Басора и его неординарных сынуль, причем Золтан выглядел все мрачнее и мрачнее. Видно, хмыристый папа уже накапал хмыренку, что я жажду видеть его своим мужем. Все-таки интересно, сколько у меня денег, что Золтан даже слова против сказать не смеет? А за ужином у парня вообще пропал аппетит, и он (Золтан, а не аппетит) угрюмо строил в тарелке башенки из гусиной печенки. Наверное, это оттого, что я оживленно уничтожала свою порцию деликатеса как раз напротив него.
Вообще-то мне только и оставалось, что есть и потихоньку издеваться над предполагаемыми женихами. Без Улы я не осмеливалась предпринимать какие бы то ни было решительные шаги. Хватило утренних приключений. Хотя мне ой как не терпелось нанести второй визит в комнату Фанни, достать тот ключ и посмотреть, что такого страшного скрывалось в наглухо запертой спальне Жужи.
За ужином это желание все крепло и крепло. Слабенький внутренний голос, видно оставленный мне Улой на всякий случай, оперативно затухал. Его увещевания о том, что надо бы дождаться Улу, что я могу капитально влипнуть и некому будет меня вытаскивать из неприятностей, пользы не принесли. То есть они приносили пользу весь день, а потом плюнули на меня и самоустранились. Поэтому к концу ужина мое скромное желание хотя бы одну ночь провести в своей постели, спокойно сопя и рассматривая сны, уступило место стремлению похитить заветный ключ из комнаты Фанни. Мозг тоже подсуетился и выдал план – пальчики оближешь, если, конечно, жива останусь.
После ужина я с постной миной и на радость всему аристократическому контингенту женихов уединилась в своей комнате, обдумывая детали предстоящей террористической операции. Внутренний голос окончательно подал в отставку и угрюмо молчал где-то в потемках моей души. На отладку плана и приготовления ушло несколько часов, но ровно к полуночи все было готово. То есть я, конечно, специально не подгадывала так, чтобы закончить все к этому времени, но так уж вышло.
Когда какие-то часы в замке отвратительно громко прокуковали двенадцать ночи, я невольно поежилась. Прямо как в дешевом американском фильме – героиня, полная дура по законам жанра, весь день не пойми чем занимавшаяся, с наступлением ночи резко активизируется и с отвагой недолеченной шизофренички ползет аккурат в логово врага. Я наступила на горло буйному воображению, которое вдруг решило нарисовать мне картину того, что меня ждет, если я попадусь, и еще раз придирчиво осмотрела свой наряд. Для осуществления теракта я оделась попроще. Надела ночную рубашку и пеньюар, как вещи с наименьшим количеством оборок, кружев и подолов. На ноги, чтобы не топать как дикая лошадь на раздолье прерий, я натянула какие-то валенки (ну не совсем валенки, но что-то очень похожее на них). Волосы тщательно заколола на затылке. Закончив приготовления, я посмотрелась в зеркало. В неверном свете единственной свечи я увидела нечто, похожее на плохой оттиск знаменитой картинки “Помогите голодающим Поволжья!”, только в валенках и без бороды. Я вздохнула, списала эффект изображения на отвратное освещение и вылезла навстречу приключениям.
Большую часть пути до кухни я проделала на ощупь, постоянно вздрагивая и озираясь. Воображение мое неожиданно активизировалось и постоянно выдавало на-гора видения реальных призраков и страшилищ в темных углах. Хотя сейчас я думаю, что довела бы любого призрака до седых волос и икоты одним своим видом.
Наконец я добралась до кухни. Там было тихо и темно, откуда-то несся мощный храп, сравнимый только со звуками заводящегося совхозного трактора. Я понадеялась, что эти звуки издает Фанни и, следовательно, ее не мучает бессонница.
Я пошарила в кладовке и нашла кем-то заботливо припрятанный жирненький кусок окорока. С куском свинины в руках я зашлепала по кухне, пришептывая:
– Кысь, кысь, кыся!
Долго обжору звать не пришлось. Уже через несколько секунд моих пританцовываний с окороком на кухонный стол плюхнулась толстая тень, алчно мяукая и пуская слюни. Я злорадно усмехнулась, продолжая нежно звать:
– Кисуля, иди-ка сюда, обормот блохастый!
Кот плелся за окороком как завороженный, не забывая мяукать и давить на жалость. Шаг за шагом мы приближались к месту теракта – большой кадушке с солидной деревянной крышкой. Я осторожно наклонила крышку так, чтобы при малейшем нажатии она перевернулась, и призывно замахала мясом:
– Иди сюда, киса!
Котяра, видно забыл, где бывает бесплатный сыр, и купился на мои сладкие увещевания. В порыве разгула аппетита шерстяная тушка ломанулась вперед и приземлилась прямиком на крышку. Та заскрипела и перевернулась, увлекая кота в глубины кадушки. Я кинула окорок туда же, чтоб сначала котяре было не так скучно, рысцой потрусила в коридорчик, где находилась комната Фанни, и притаилась в темном уголке. Мои расчеты оправдались.
Сначала кот вел себя тихо, так как рот его был занят окороком, но вскоре халява закончилась, и глупое животное обнаружило себя в малоприятных условиях… Дикие кошачьи вопли разнеслись по всему замку. Я заткнула уши и влипла в стену. Неужели я прокололась и сейчас на кухню сбежится весь замок с дрекольем и старинными алебардами наперевес? Как бы не так! Кот продолжал громко жаловаться на жизнь, а в замке даже ничего не пошевелилось. Только в комнате Фанни громко заскрипела кровать. Я затаила дыхание…
– Иду, иду, мой голубчик! – неожиданно ласково запричитала Фанни. Наверное, точно так же самка тарантула сюсюкает со своими детками.
Фанни открыла дверь и прошлепала мимо меня. Как только ее розовенькая ночная рубашенция скрылась за поворотом, я ринулась в комнату. Найти и снять ключ оказалось секундным делом. Я выбежала из комнаты, пролетела коридор и резко затормозила перед дверью на кухню. Все дело было в том, что Фанни решила подкормить блохастого иждивенца и застряла на кухне, разливая в блюдце молоко.
Я застыла у входа в кухню как парализованная. Вот тебе, ворюга, и день открытых дверей! На шум валенок Фанни обернулась и… Страшный вопль затряс стены замка. Фанни грузно приземлилась на пол, не закрывая рта. Мои барабанные перепонки завибрировали мелкой дрожью. Фанни звучала как взрывная смесь милицейских сирен, школьного звонка и автомобильной сигнализации. Отовсюду тоже послышались вопли. Одна баба, видимо, решила переорать мощную побудку в исполнении графской экономки.
Трясясь всем телом на негнущихся ногах от обилия впечатлений, я выползла в коридор побольше и спряталась за статуей, точнее не статуей, а рыцарскими доспехами, культурно составленными в полный рост у стены. В голове непрерывно вертелась одна фраза, которую любила повторять моя школьная знакомая, получив пару: “Ну что, задница, сходила за булочками?” Додумать до конца я не успела, к Фанни начала сбегаться сочувствующая прислуга с ведрами сливовицы и мятными каплями.
Я прислушалась. Фанни наконец прекратила голосовые экзерсисы и шумно хлебала сливовицу вкупе с мятными каплями. Бабы еще бы молока ей принесли с огурцами, и бедная тетка всю ночь бы из нужника не вылезала… Я отогнала несвоевременные мысли и прислушалась по новой. Вот Фанни открывает рот и:
– Привидение!!!
Тут же мобильно последовала вторая волна вселенского рева. По кругу пошло второе ведро сливовицы. Я заинтересовалась и немножко вылезла из-за рыцаря, так чтобы мне была видна кухня. Фанни сидела на полу, прижав к груди бутыль с мятными каплями, и истерично голосила:
– Привидение! Без головы! В валенках! В крови!
Я удивилась. Ну ладно, валенки мои, но у меня и голова на месте. Вроде бы… Я еще раз пощупала свою тыкву и успокоилась, сообразив, что Фанни не увидела моей головы, потому что она (голова) была в тени. То-то баба напугалась! Но вот насчет крови, позвольте! Это у нее уже от испуга глаза кровью налились.
Фанни все завывала про кровавое и безголовое привидение в валенках. Какая-то баба настырно интересовалась фасоном и окраской валенок, заявляя, что это было вовсе не привидение, а деревенская дура Марушка, которая еще по зиме сперла у нее пару валенок, а теперь пришла их отдавать. А что она без головы… так зачем дуре голова? Вот валенки – дело другое. Вторая баба, явно глухая и страдающая ассоциативной шизофренией, лезла ко всем с вопросами о том, зачем Марушке красить валенки в красный цвет, если она все равно ни фига не видит, так как посеяла где-то голову. Какой-то пенек из лакеев спрашивал о том, зачем вообще привидениям валенки, и что если на том свете еще и обувь бесплатно выдают, то он прямо сейчас готов туда отправиться…
Я почувствовала, что голова моя идет кругом с зигзагами. После третьего ведра сливовицы бабы и активизировавшиеся при виде сливовицы мужики начали всерьез решать, почему Марушка надела себе на голову красные валенки, если голова у нее все равно плохо держится. Я решила, что пора покидать зрительный зал, чтобы сохранить остатки рассудка. Им-то легко рассуждать вместе со сливовицей… Как обычно, неповоротливой каракатицей я начала вылезать из-за рыцаря и не удержала голову. Рыцарскую, конечно, своя-то у меня чисто номинально… Жалобно звякая, железная байда покатилась по красной ковровой дорожке, а я, спасаясь позорным бегством, еще успела услышать пьяный рев: “А вот и голова!” – и подумать, что вряд ли рыцарскому железному чепцу когда-либо оказывали такой теплый прием.
До своей спальни я добралась с трудом, по пути потеряв один валенок. По идее, всю оставшуюся ночь я должна была мучиться угрызениями совести по поводу совершенного воровства, но, как любил выражаться один мой интеллигентствующий друг, всю совесть я еще в третьем классе променяла на булочки. Следовательно, я рухнула на кровать и тут же заснула без задних ног, мгновенно выкинув из головы Марушку, красные валенки и плохо закрепленный рыцарский шлем, который теперь, вероятно, стал гвоздем программы на кухне.
Наутро я проснулась отвратительно свежая и с внезапно оживившимися угрызениями совести. До прихода служанки они уже успели задолбать меня по полной программе, так что я даже почти обдумала план возвращения ключа, разумеется, такой же гениальный, как и план похищения.
От второй массовой операции с привлечением гигантской массовки и бочек сливовицы меня спасла служанка, деликатно просунувшаяся в дверь. Увидев, что я уже проснулась и не встречаю ее традиционным приветствием: “Жива еще, чучмечка?” или бросанием сапога в цель, девица оживленно впорхнула в комнату, таща в одной руке завтрак, а в другой кувшин с водой для умывания.
Поскольку в этот момент я вертела в руках спертый ключ, то его, естественно, надо было спрятать. Чисто женским рефлекторным движением я попыталась засунуть ключ в вырез ночной рубашки, но тут же опомнилась: прятать ключ на теле было негде, поэтому я запихнула его где-то между вторым десятком перин…
Пока я пожирала завтрак с аппетитом оголодавшей гиены (стрессы почему-то сильно влияют на мой аппетит), девица взволнованно торчала рядом, и по дергающемуся кончику ее носа я поняла, что она жаждет поделиться со мной ночными новостями. Наконец она разродилась робким вопросом:
– Госпожа ночью ничего не слышала?
– Нет, спала как дохлая селедка, – художественно соврала я, – а что?
– Ой, тут такое было! – девица выкатила глаза, предвкушая уже, наверное, сотое смакование сплетни. – Представляете, Фанни увидела привидение и так закричала! Неужто вы не слышали? А с нашей кухаркой случился припадок истерики, и она тоже громко кричала!
Так это кухаркин вой конкурировал с сигнально-пожарными воплями Фанни! Поздравляю! С такими голосовыми данными она запросто могла бы устроиться в объединенный хор МВД, например, или на какой-нибудь вокзал продавщицей в белом халате, зазывно воющей: “Беляши горя-ачие!… Горя-ачие беляши!!!”
Служанка тем временем воодушевленно продолжала:
– Фанни говорит, что привидение было без головы и в валенках!
– Наверное, какого-нибудь полярника, – ляпнула я. – А шапки-ушанки не наблюдалось?
– Так оно же без головы было! – радостно напомнила девица. – Зато все в крови! – тут она понизила голос и прошептала: – Анна, вторая посудомойка, говорит, что не иначе как сама госпожа Жужа явилась Фанни!
– А что госпоже Жуже, то есть ее призраку, делать больше нечего, кроме как Фанни до инфаркта доводить? – поинтересовалась я, слизывая с рук варенье.
– Конечно! – закивала служанка, и я от неожиданности чуть не подавилась булкой. – Ведь Фанни всегда недолюбливала госпожу Жужу, называла ее выскочкой и распускала про нее грязные слухи.
Я представила себе Фанни, распускающую грязные слухи, и поежилась. Не очень-то приятная вышла картинка.
– А что Фанни? – спросила я. – Что она сейчас делает?
– Заперлась в своей комнате и не встает, – проинформировала меня служанка. – Только охает. И еще велела принести ей мокрое полотенце.
Все понятно, баба вчера слишком близко пообщалась с одними птичками. Перепела называются. Некоторые, правда, пишут их через “и” – перепила, но это сути не меняет.
– Подозреваю, что кухарке тоже плохо, – глубокомысленно пробормотала я. – И что, это все новости?
– Ну-у почти, – ответила девица.
– Почти?
– Вчера в деревенской гостинице остановился один молодой граф, – заговорщицки сообщила девка. – Иностранец, очень красивый и богатый. Он дал трактирщику на чай столько, сколько тот за всю свою жизнь не заработал.
– Надо же, – зевнула я, не проявив к новости должного внимания. – Ну хоть этот приехал сюда явно не для того, чтобы на мне жениться. Своих денег хватает, – на этой жизнеутверждающей ноте я закончила свой завтрак.
Девица оперативно напялила на меня кучу одежды, закрутила волосы и ни разу не заикнулась о побелке. Обучаемость и дрессировка на высшем уровне. Через час я была готова к активному ведению светской и свинской жизни.
В коридоре я полюбовалась дочиста выдраенной дверью в комнату Жужи и в самом благодушном расположении духа спустилась в гостиную. Там уже сидел Шандор в новом парике и белоснежных чулочках, сияя замазанным личиком и свежеприлепленными мушками. Увидев меня, он радостно замахал платочком.
– Дражайшая Павла!
– Шандор, кроличек! – Я плюхнулась напротив него одной сплошной улыбкой.
– Слышали новость? – Шандор, видно, тоже горел желанием поделиться со мной историей ночной попойки с привлечением привидения в качестве малявы.
– Это вы про то, как слуги ночью отмечали приход привидения? – осведомилась я для проформы и была поражена, когда Шандор ответил:
– Нет, вовсе нет! Это я про приезд таинственного незнакомца в наши богом забытые края!
Несколько секунд мне потребовалось, чтоб отождествить таинственного незнакомца с богатым и молодым графом, остановившимся в деревенской гостинице. Я растерянно замолкла. Что такого интересного Шандор здесь увидел? Я взглянула на мальчишку и заметила, что его глазки горят странным огоньком.
– Он такой красивый! – распинался Шандор. – Такой загадочный, такой… такой…
– Такой небесно-голубой красоты? – помогла я захлебнувшемуся слюнями Шандору. – А вы что, его видели?
– Я-то нет, – потупился Шандор, – но вот мой братец, возвращаясь с ежедневной прогулки, познакомился с ним и даже пригласил его отобедать с нами. Золтан подробно описал его мужественную красоту.
Я вздохнула. Шандор уже явно горел желанием наложить лапку на прелести бедного туриста. Все-таки в восемнадцатом веке у мужчин было какое-то неправильное воспитание, не с тем уклоном. Все эти мушки, штанишки по колено, бантики и ленточки до добра не доводили. Вот и Шандор вместо того, чтобы смотреть на деву, сидящую перед ним, вздыхал о каком-то графе. Хотя тут я его понимаю. На деву, сидящую перед ним, можно было смотреть, только предварительно употребив большое количество водки.
Шандор тем временем увлекся словесным портретом прекрасного графа. Пока он блаженно бубнил что-то о синих глазах и рыжих кудрях, к нашему милому кружку присоединился Золтан. Шандор тут же вцепился в брата и потребовал повторного описания этого покорителя мужских сердец. В просьбе было отказано в резкой и категоричной форме. Шандор надулся и опять забубнил что-то себе под нос о кудрях, глазах и прочих прелестях. Золтан повернулся ко мне и смело глянул мне в лицо, уже не вздрагивая и не опуская руку, тянувшуюся осенить высокий лоб крестным знамением.
– Вы слышали о ночном переполохе? – наконец спросил Золтан, чтобы завязать вежливый разговор.
– Да, что-то про привидение… – поддержала я благородную попытку.
– С такими синими глазами, совсем как небо… – бубнил Шандор.
– Насколько я понимаю, оно было без головы! – нахмурился Золтан, приняв влюбленный бред Шандора за активное участие в нашем разговоре.
– И такие дивные-дивные рыжие кудри, – немедленно среагировал Шандор. – И одет со вкусом, достойным истинного аристократа!
– Ты считаешь деревенские валенки проявлением вкуса? – удивился Золтан. Я с любопытством наблюдала за их диалогом, предвкушая драматичную развязку.
– Mon cher, при чем здесь валенки? – удивился Шандор. – Это, конечно, экзотично, но не совсем comme il faut.
Золтан пожал плечами:
– Что поделать, если на нем были валенки.
– Валенки?! – вскричал Шандор. – Но ты же говорил про изящные охотничьи сапоги?
– Я говорил про сапоги? Валенки, mon ami, валенки! Оно было в валенках.
– Оно? – радостно вскричал Шандор. – Братец, ты уверен?
– Да, – кивнул Золтан немножко растерянно, – я же не знаю точно, какого пола привидение.
– Привидение? – побелел Шандор под слоем замазки. – Так прекрасный граф всего лишь призрак? – он закатил глазки и приготовился падать в обморок.
Золтан непонимающе вытаращился на него, а затем перевел изумленный взгляд на меня. Я ответила на его немой вопрос:
– Похоже, вы с Шандором говорите о разных еещах. Он явно имел в виду небесной красоты молодого графа, который посетил наши края.
– Да, – простонал Шандор из глубин кресла, куда он с комфортом упал в обморок, – а он оказался всего лишь призраком в пошлых валенках!
Золтан кинулся успокаивать Шандора:
– Но я говорил вовсе не о графе. Я рассуждал о привидении, которое сегодня ночью видели слуги.
– Правда? – оживился Шандор. – Значит, граф действительно придет сегодня к нам на обед? Как прелестно!
– Придет, придет, – успокоил разбушевавшегося проказника Золтан.
Вошел граф Басор, как всегда с выражением несварения желудка на личике. Увидев меня, он привычно перекосился, но тут же спрятал свою нелюбовь в карман. Видно, вспомнил про размер моего наследства. Деньги всегда придавали мне неотразимости. Граф кисло пожелал всем доброго утра и обратился к Золтану:
– Говорят, ты сегодня разговаривал с приезжим аристократом?
– Да, папа, – послушно ответил Золтан, – и я пригласил его к нам на обед. Граф показался мне очень приятным и открытым молодым человеком.
– Ты поступил правильно, – кивнул граф. – Я даже подумываю о том, чтобы пригласить его остановиться у нас. Положение обязывает, ведь он человек нашего круга…
Шандор в кресле тихо не верил своему счастью. Я тоже оживилась, предвкушая развлечение. Буйное воображение опять подсунуло мне развеселую картинку: по замку в мыле носится бедный гость, а за ним Шандор, пытаясь поймать несчастного за полу и объясниться в любви.
– Кстати, откуда он приехал? – спросил граф Золтана, пока Шандор восстанавливал утраченный от счастья дар речи.
Золтан нахмурил брови:
– Я точно не понял, откуда-то из Скандинавии…
– Из Скандинавии! – восторженным эхом отозвался малыш Шандор.
Ох везет мне на скандинавов! Никак не хотят горячие северные парни оставить меня в покое. Кстати, о северных парнях – я вспомнила, что Ула обещал сегодня вернуться, однако время близилось к обеду, а я так и не имела счастья лицезреть рыжие кудряшки и эпатажные штанишки. Неужели небесная полиция нравов посчитала мое влияние на неиспорченную душу Помощника губительным и отняла у меня единственную мишень для метания тяжелых подручных предметов, по совокупности призванную меня еще и охранять. Ну нет, так дело не пойдет! Не дай бог, дадут мне какого-нибудь воинствующего домостроевца вместо бездарного, но покладистого скальда, что я тогда буду делать?
Я уже всерьез начала обдумывать возможности культурной диверсии, как в гостиную чинно промаршировал лакей в парике с лицом, напоминавшим картину “Перепела прилетели”, и, с трудом открыв рот, выговорил, стараясь задействовать при этом как можно меньше лицевых мускулов:
– Грф… Ингре-м-м-л… – Конец фамилии так и не смог слезть с языка бедного малого.
Граф заинтересованно приподнял брови, Шандор в своем кресле уже томно закатил глазки и принял живописную позу, чтобы произвести на графа Ингр… как его там… убойное впечатление, Золтан приосанился.
Стараясь не охать, лакей церемонно распахнул двери, и в гостиную вошел высокий молодой парень. Я на некоторое время превратилась в памятник безмерному удивлению или, лучше сказать, обалдению. С графом Басором безмятежно раскланивался одетый в изящный дорожный костюм… Ула!
Чуть-чуть придя в себя, я порадовалась тому, что сижу, иначе уже валялась бы кучей кружев на полу. Затем я тщательно протерла глаза и снова уставилась на приезжего графа. Сомнений не было – с графом и Золтаном церемонно ручкался и подпрыгивал Ула, собственной персоной. Шандор уже тянул к нему ручки, расплываясь в улыбке обожания, а я все не могла отклеиться от кресла. Наконец Ула проскакал в моем направлении, отодрал мою обездвиженную руку от подлокотника кресла, галантно ее обчмокал и произнес громко:
– Граф Улоф Ингерманланде к вашим услугам! – и тихо: – Убери глаза со лба, тебе не идет!
Тут я окончательно уверилась, что не страдаю галлюцинациями, а передо мной стоит самый настоящий Ула, только в телесном воплощении. Поэтому я довольно сносно проворочала языком свое имя:
– Княгиня Павла де Сабеле… В натуре, взаимно… О-ой, то есть… не могу выразить, как я счастлива с вами познакомиться… ну и все такое!
Ула еще раз помотал напудренными рыжими кудрями возле моей руки и повернулся к графу. Замутилась какая-то вежливая светская беседа, в ходе которой Уле было сделано предложение (нет, не от Шандора, но великосветский пуся был уже морально готов к этому) переехать в замок в качестве гостя. Ула, этот халявщик, тотчас же согласился. Даже не поломался для приличия, хрюн невоспитанный.
Шандор уже вплотную притиснулся к Уле и, как бы невзначай касаясь его обтянутой чулком коленкой, пропел сладким голоском:
– Ингерманланде, какая странная фамилия… Кажется, это название какой-то местности?
Я похолодела. И точно, этот упырь, ничего не смыслящий в географии, взял себе в погонялово название местности, в прошлом служившей причиной постоянных территориальных разборок между Швецией и Россией. Кажется, эта злополучная зона находилась где-то на берегах Невы… Ула тем временем вдохновенно навешивал лапшу на уши графу и сыновьям:
– Вы правы, моя фамилия происходит от названия местности, которой многие годы владели мои предки… но сейчас эта территория принадлежит России, поэтому я живу в Швеции и владею скромным замком и несколькими тысячами десятин земли…
Вот заливает! Я невольно восхитилась. И хоть бы покраснел раз – куда там! Вранье лилось мощным потоком, поэтому я даже вынуждена была предупреждающе закашляться, чтобы Ула хоть на минуту заткнул фонтан. Ула наконец сообразил, что хватил лишку, и примолк.
Последовавший обед я запомнила как образец кошмара для интеллигента. Мне постоянно приходилось толкать Улу ногами под столом, чтобы тот следил за своими манерами. Где-то тысячу лет сидевший на диете Святого Антония (один из первых святых, объявивших голодовку), Ула скромно нажирался на следующие тысячелетия, а у меня от одного вида оголодавшего недоангела пропал аппетит. Правда, к восьмой перемене блюд Ула вспомнил, что заделался под аристократа, и мужественно отказался от какой-то фигни, культурно уложенной в соусе на серебряных блюдечках. Но в принципе Ула мог хоть руками есть – никто бы, кроме меня, не заметил. Шандор влюбленно растекся по стульчику и шалыми затуманенными глазками обозревал пространство. Золтан опять занимался архитектурным строительством в собственной тарелке, а папа граф, всегда отличавшийся хорошим аппетитом, за весь обед ни разу не поднял глаз от своей тарелки, чавкая не хуже Улы.
