Текст книги ""2013" (СИ)"

Автор книги: Анастасия Котова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

«2013»

Вступление

Думаю, прежде чем начать чтение, стоит немного поговорить. Что автор хочет сказать этим произведением? Какая именно мотивация послужила для написания первых строк?

Идея книги родилась четыре года назад.

Моя мама была еще жива, когда я села за написание. Несколько лет ушло впустую. Писала произведения про Чернобыль и Древний Египет. Но все было не то. Словно что-то подталкивало начать писать именно эту работу.

Хочу предупредить: это автобиография. Если ее можно так назвать. Все происходящее в книге произошло на самом деле. Конечно, есть и вымышленные события, от этого никуда не деться. Я решила, что в таком формате будет интереснее читать. Не просто скупое перечисление случившихся в далеком прошлом вещей, а с какой-то интригой, тайной.

Может показаться, что автор сам не уверен… Не уверен в одной вещи: что все воспримут эту книгу правильно. Не хочу сказать, что все будут восторженно о ней отзываться или бросаться камнями. Нет. Реакции скорее всего будут разными. Кому – то понравится, кому-то нет. Все мы разные.

Что я хочу сказать? Дело в том, что я и тот персонаж, о котором будет идти речь, это один и тот же человек. На протяжении нескольких лет я неизлечимо больна. Болезнью, о которой среди жителей нашей страны сложилось столько предрассудков и стереотипов, что, возможно, ни одна книга не заставит их измениться. Да, возможно, кто-то останется при своем мнении. Не спорю. Просто хочу показать, что это не дурь подростковая, не какая-то там корона избранности и особенности, как думают некоторые.

Это очень страшно. Это большое количество всевозможных ограничений, поставленные не только твоим лечащим врачом, но и самой жизнью. Да, у тебя при этом остаются работающие руки-ноги, но мозг не очень-то хочет ими пользоваться, будучи пораженным этой гадостью.

Подведу один итог: любая наша неизлечимая болезнь ведет нас к чему-то хорошему.

У кого-то это вызовет негатив. Как может быть что-то хорошее в этой ситуации?! И я тоже так думала, когда мне об этом говорили. Иначе бы эта книга не появилась на свет.

Может быть, это что-то судьбоносное для человека, живущего со страшным диагнозом. Страшнее рака и туберкулеза, но я не возьмусь судить. Если же у последних есть какой-никакой, но шанс, у людей с моим заболеванием и этого нет. Они затворники. Отшельники. И нужно помочь им… Даже таким способом.

Что я скажу напоследок? Пока что ничего, увы. Просто прочитайте эту книгу и вы все поймете.

Я же буду тут все это время.

Удачного чтения.

Эпизод 1

1

– Вам нужна госпитализация? А направление у вас есть? – спросила молодая женщина в белом халате и с собранными в пучок каштановыми волосами – психиатр в областной психиатрической больнице.

Она сидела за столом и просматривала раскрытую перед ней карточку.

– Конечно. Нам наша врач дала. Держите.

Я проследила, как моя мама протянула коричневатый исписанный лист бумаги врачу, и тяжело вздохнула. Отвернулась к окну и постаралась абстрагироваться от происходящего.

Мне уже удалось побывать в этом заведении.

Областная психиатрическая больница находилась в Кемерово.

Сама же я жила в трех часах езды отсюда. В Белово. Это небольшой шахтерский городок, с несколькими маленькими поселками, в одном из которых я проживала вместе с мамой.

Кемеровская больница была очень большой.

По сути это больничный городок, где находится двадцать одно отделение, раздельные для мужчин и женщин. Четные – это слабый пол, нечетные – противоположный. Есть еще детское заведение.

Изолятор для больных инфекционными заболеваниями. Пищеблок. Отделение трудотерапии, где пациенты проводили большую часть времени. Даже построили тюрьму за пределами больницы. Об этом говорило огромное бетонное здание через ограду.

И главный корпус, расположившийся на входе. Там же будка охраны со шлагбаумом и сам охранник, описывающий всех, кто проезжает на территорию больницы.

На первом этаже главного корпуса сидели врачи.

В холле – регистрация, поделенная на две части: детская и взрослая. И два коридора, ведущие в противоположные стороны. В конце одного из них находился приемный покой, через который направляли в одно из отделений.

Другие этажи были закрыты.

На самом последнем заседал главврач психбольницы – Вероника Альбертовна.

Ее я видела очень редко.

Меня сюда направил мой лечащий врач. Несколько дней я мучилась от бессонницы и легкого апатичного состояния.

Молодая врач взяла из рук моей матери направление и прошлась по нему глазами, особо не вчитываясь. Вклеила его в мою историю болезни.

Я с любопытством следила за ее телодвижениями.

Хотя каждый раз все происходило одинаково, но мне никак не удавалось к этому привыкнуть.

Я прижала к своим ногам пакет с вещами, которые мы с мамой собрали накануне вечером. Мне хотелось поскорее оказаться в отделении, и все происходящее меня начинало немного подбешивать.

– Хорошо. Жалобы есть? – поинтересовалась психиатр, не смотря в мою сторону. Что – то записывала в карточку, лишь иногда отвлекаясь на кофе у нее на столе.

– Бессонница. Апатия. – Я пожала плечами.

– Голоса не мучают?

– Тьфу – тьфу, – я переплюнула через плечо, – пока нет.

– Хорошо. Подождите в коридоре.

Я устало поднялась со стула и вышла из кабинета, держа в руке свой злополучный пакет. Мама последовала вслед за мной, прикрыв дверь. Я заметила двух новых людей, сидящих напротив: высокий мужчина – альбинос и пожилая женщина, чуть постарше моей матери.

До них здесь никого не было.

Я удивленно хмыкнула и присела рядышком, поставив сумку у себя в ногах.

Незнакомец оглядел меня с головы до ног и отвернулся с полным безразличием. Все бы ничего, но этот товарищ был настолько высоким, что еле помещался на стуле! “Растишку” переел, что ли…

– Ну вот и все. Осталось самое малое, – произнесла мама, поправляя сумку, висевшую у нее на руке.

Такая большая, что своими размерами напоминала чемодан.

Она была со множеством отделений, куда мать складывала все свои побрякушки: телефон, кошелек, баночки с мелочью и еще много чего.

Я безразлично пожала плечами. И бросила мимолетный взгляд на альбиноса. Он почему – то в тот момент меня заинтересовал: своими габаритами, что ли. Или необычным цветом волос. Не знаю.

Мама тяжело вздохнула.

В коридоре стало тихо.

Но тут дверь резко распахнулась, и психиатр громко произнесла:

– Воробьева, заходите!

Пожилая женщина поднялась и направилась к кабинету. Она выглядела очень уставшей и грустной.

Мужчина же остался в коридоре и, заметив мой пристальный взгляд, улыбнулся.

Я, смутившись, тут же отвернулась, сделав равнодушный вид.

Мимо проходили шустрые медсестры, громко стуча каблуками, и я переключила свое внимание на них. Но вот незнакомец – нет. Зря я заострила на нем свое внимание! Он теперь сидит и просто поедает меня глазами.

Интересно… До этого момента ему было на меня наплевать, а сейчас изучает, словно раскрытую книгу!

Мне повезло – прошло очень мало времени, как бабушка вышла из кабинета. Следом за ней последовала и врач, держа в руке карточки. Она позвала нас жестом, и мы все вчетвером поспешили за ней.

Несмотря на высокие каблуки, женщина бежала очень быстро.

Народу в холле стало меньше. Время – то сейчас обеденное! Да и пациенты, наверное, уже кушают. Эх. Не успею я до того. Но да и ладно. Я смогла поесть еще по пути сюда.

Я шла за мамой и ненароком обернулась.

Вот черт! Этот альбинос идет сзади!

Я отмахнулась от своих навязчивых мыслей. Вечно накручу себя из – за пустых страхов.

Хотя на самом деле этому мужчине на меня просто наплевать. Куда ему еще смотреть?!

Я поторопилась. Мама убежала вперед вместе с врачом, и я нехило так отстала.

Женщина привела нас в небольшое помещение с несколькими комнатами, в одной из которой кто – то сидел. Оттуда шел свет и раздавались чьи – то едва слышные голоса.

Стены были оклеены плиткой. Пару кушеток. Старый советский стол у окна посередине. Выход, из – за двери которого дул прохладный ветерок.

На улице резко стало пасмурно, солнце ушло за тучи. Обещал пойти дождь – начало лето выдалось крайне холодным и дождливым. А ведь сегодня уже четырнадцатое число! Июнь месяц! Алло, лето, поторопись!

Нас рассадили по кушеткам. Мама поставила сумку и мой пакет, и сама присела рядом, поправляя свою юбку.

Врач отсутствовал.

Зато медсестра сидела по другой конец стола и что – то упорно записывала, не смотря в нашу сторону.

Я бросила взгляд на кушетку напротив и заметила, что незнакомец больше не обращает на меня внимания.

Поймала момент, чтобы получше его разглядеть.

Толстовка, джинсы, кроссовки – вполне обычный вид, не считая цвета волос. Очки на голове – причем не одни, а сразу двое!

Я облегченно вздохнула, когда поняла, что товарищ потерял ко мне интерес.

Но мне было сложно понять саму себя. Меня раздирали противоречивые чувства: то хотелось, чтобы он смотрел, то боялась поймать его взгляд на себе. Я не знала, нормально ли подобное поведение.

Может быть, этот человек в глубине души меня заинтересовал, но насколько – понять очень сложно. Я подозревала, что исход всего этого будет один: игра в одни ворота. Безответные чувства, которые происходили всю мою жизнь.

Так что лучше забыть. И забить.

– Мельникова! – я вздрогнула, когда неожиданно раздался громкий женский голос: в приемном покое появилась высокая седовласая женщина в белом халате. Она присела за стол и открыла мою карточку. – Садись. – Врач указала на стул рядом с собой. Я послушно села. – Давай рассказывай, что у тебя на этот раз.

– Я просто перестала спать…

– Сколько не спала?

– Три дня.

– Таблетки пьешь?

– Пью. Но они перестали помогать.

– Значит, не пьешь.

Краем глаза я заметила, как незнакомец ухмыльнулся.

Он снова смотрит в мою сторону!

– Встань на весы. – Медсестра ручкой указала на советские весы рядом с собой. – Я тебя взвешу.

Я пожала плечами и исполнила ее просьбу.

– Шестьдесят семь килограмм. Ты пополнела. Последний раз твой вес был пятьдесят девять.

– Она уже в штаны не влезает, – фыркнула мама.

Альбинос снова усмехнулся. Такое ощущение, что он просто надо мной угорал.

Пожилая женщина тоже с интересом за этим наблюдала.

– А нечего меня было пшенной кашей кормить! – наигранно возмутилась я, фыркая от смеха.

– Ага, надо было кормить святым духом… – произнесла мать, посматривая на потолок.

– Рост метр шестьдесят девять… – продолжила медсестра, не обращая внимания на наш спор.

Незнакомец удивленно присвистнул.

– Такая мелкая… – произнес он, все так же осматривая меня с ног до головы.

Красавчик наверняка рассчитывал, что я пропущу его замечание мимо ушей. Но нет.

– Зато красивая! Топ – модель! – отпарировала я, состроив из себя эдакую взбалмошную красавицу.

– Ага, топ – модель… Штаны скоро по швам пойдут… – саркастически сказала мама, краем глаза наблюдая за происходящим.

– А ты такой маленький, что не знаешь, какую стремянку подобрать: большую или поменьше, – продолжила я в том же духе, пропустив замечание матери мимо ушей.

Альбинос фыркнул.

– Очень смешно. Обхохочешься…

Да, я гнала какую – то дичь, но мне же нужно было как – то ему ответить!

Хотя лучше бы промолчала. Умнее бы выглядела…

– Садись! – громко произнесла врач. Я присела рядом и заметила добрую улыбку на лице пожилой женщины – той, что сидела рядом с незнакомцем. – Давай, рассказывай, какие у тебя еще есть жалобы?

– Да настроение плохое…

Мужчина усмехнулся.

– Оно видно, – заметила врач.

– Я не всегда такая, – я пожала плечами. – Мне же нужно было как – то ответить на столь лестное замечание в свой адрес.

– Да – да, мы видели, – перебила меня тетенька в белом халате. – Значит так… Так как ты попадаешь к нам в третий раз, то пощады не жди. Поняла?

Альбинос снова присвистнул.

И в этот момент он начал меня по – настоящему злить. Плохо, что не осталось времени оттянуть его по – полной.

– Алло, четырнадцатое – шестнадцатое? – сказала врач в трубку. – Через минут десять подойдете? У нас для вас пару новеньких пациентов. Отведи Мельникову в комнату. Пусть переоденется, – обратилась она к медсестре, положив телефон. – А Вы подойдите ко мне, Галина Сергеевна, – позвала доктор пожилую женщину.

– Пойдем, – медсестра повела меня в комнату, дверь которая стояла нараспашку. Она находилась рядом с кушеткой, на которой сидела моя мать, провожая нас взглядом.

В полумрачном помещении девушка выдала мне больничное белье.

– Надень. Потом как придешь в отделение – переоденешься в свое.

Я послушно выполнила ее просьбу.

– Так, мобильный Вы забираете. Когда приедете на свидание, то привезете, – требовательно заявила врач.

– А, может, Вы оставите у себя? – засомневалась мама.

– Вы же будете навещать дочь, верно? Ну вот и привезете.

Мама хмыкнула и положила мой мобильник к себе в сумку.

Мужчина с интересом наблюдал за происходящим. Он окинул меня взглядом – я стояла в больничной просвечивающейся ночнушке.

– Так, где наши гости? – в приемный покой вошла Марина Геннадьевна – бойкая санитарка из четырнадцатого – шестнадцатого отделения, где я когда – то уже лечилась. Причем пару раз.

– Вот. Забирайте. – Врач выдала ей карточки.

– Так, ну че встали? Велком ту на выход! – и Марина Геннадьевна кивком головы показала на распахнутую дверь. – Вперед и с песней!

Мы все вчетвером вышли на улицу.

Я надела куртку – несмотря на лето, было таки очень прохладно.

Да и тучи никуда за это время не делись: в любой момент мог пойти проливной дождь.

Я вдохнула свежего воздуха и осмотрелась: как же здесь все – таки красиво!

Настоящая природа, как в каком – нибудь лесу!

Царила полная тишина. Больные после обеда отдыхали, находясь в отделениях.

Сегодня пятница. Второй смены на трудотерапии не будет.

Да и врачи, наверное, уже ушли. Или остались, потому что предупредили о приходе новеньких.

Мы пошли вдоль тропинки к зданию из красного кирпича. Второе такое же утопало в зелени и находилось в паре сантиметров от нас.

От слабого порыва ветра густые ветви деревьев закачались над нашими головами. Вокруг такая приятная зелень! Люди прогуливались по больничному городку, держась за локотки. Лавочки пустовали.

– Ниче здесь так… Жить можно, – произнес незнакомец. Как назло мы шли с ним чуть ли не за ручки.

Он закурил и выпустил дым.

– Здесь курить запрещено, – сделала ему замечание Марина Геннадьевна.

Альбинос нехотя потушил сигарету.

Я фыркнула от смеха.

– У меня сегодня какой – то хреновый день. Везет с самого утра, – недовольно сказал он и гневно сплюнул.

– Бывает, – улыбнулась я.

– Какого хрена я сюда приперся? Она и без меня могла сюда приехать, – продолжал возмущаться красавчик.

– Зато прогулялся, – подкалывала я его.

– Да – да! Я каждый день здесь гуляю!

Я рассмеялась.

– Ты чего такой злой? Встал не с той ноги?

Альбинос посмотрел на меня.

– А тебе какое дело? Ты – то здесь надолго прописалась, как я послушал.

– А разве это плохо? Зато кормят бесплатно.

– Ну да. Бесплатно.

– Так, мы пришли, – Марина Геннадьевна подвела нас к забору.

На калитке был завязан узел – что – то типа амбарного замка, чтобы больные не могли сами его развязать. Хотя с другой стороны, во внутреннем дворике, всегда сидела охрана из четырех человек: две медсестры с обоих этажей и санитары с первого.

– Пройдемте, молодые люди, – санитарка распахнула калитку, развязав веревку, и жестом приказала входить. – А теперь представлюсь: меня звать Марина Геннадьевна. Я санитарка с четырнадцатого отделения. Сегодня со мной работает Наталья Сергеевна. Это я рассказываю тем, кто у нас еще не был. Мельникова не считается.

– Э – э, а почему Мельникову вечно дискриминируют? – шутливо возмутилась я.

– Будешь возмущаться – проведешь месяц на первом этаже, – произнесла Марина Геннадьевна.

Мужчина усмехнулся. Я бросила на него гневный взгляд.

– Все, пошлите. Предупреждаю сразу: Людмила Афанасьевна занята и примет вас позже. Так что, будьте добры подождать.

Мы вошли в тамбур.

Марина Геннадьевна достала из кармана белого халата ключ и отперла тяжелую деревянную дверь.

– Вы – за мной. – Она показала на меня с пожилой женщиной. Мы как раз прошли в просторное фойе, где стояло несколько стульев. Что – то типа комнаты для свиданий с родней. – А вы, – санитарка указала на мою маму и альбиноса, – подождите здесь. Сейчас вернемся.

Я последовала за Мариной Геннадьевной.

– Так, барышни, – она прошлась по отделению, оставив нас у закрытой двери медсестринской. – Ты – туда. – Санитарка обратилась ко мне, показав на вторую палату – как раз напротив кабинета медсестры. – Там свободное место есть. Вещи свои давай сюда. – Я передала ей пакет. – Придет Валентина Алексеевна, все посмотрит и, если что, разрешит что – то забрать прямо сейчас. Пока можешь располагаться. А Вы идите в третью палату, – сказала Марина Геннадьевна пожилой женщине. – Там тоже есть свободное место.

Я бросила постельное белье на свободную кровать и вернулась в фойе.

– Ну все. Теперь можешь отдыхать. Если что, я приеду к тебе в пятницу. Если все получится. Привезу тебе мобильник. – Я молча кивала, пока мама вела свою речь.

Мне было сложно сдерживать свои эмоции. Хоть это и временное расставание, все же дома оставаться всегда лучше. Но раз уж другого пути нет…

– Ладно. – Мать посмотрела на свои наручные часы. – Оставайся. Поеду домой. Может, часов в шесть приеду. Все, давай. – Мы обнялись. – Пока. – И я помахала ей рукой на прощание.

Я забежала в палату, находившуюся через стенку, и постучала в окно – мама как раз вышла из здания и спускалась, держась за перила.

Она была тогда полная и седая.

Мать рассказывала, как поседела, когда рожала старшую дочь, мою сестру, Аню.

Иногда ей приходилось краситься в свой родной, русый, цвет.

И, к тому же, на протяжении последних четырех лет мать болела сахарным диабетом.

Мы снова помахали друг другу и окончательно разошлись.

Я осталась стоять у окна.

И почти в ту же минуту вышел тот самый красавчик – альбинос. Он с кем – то разговаривал по телефону, и подошел к окну.

В фойе громко хлопнула входная дверь. Либо кто – то ушел, либо, наоборот, пришел.

Я постучала по стеклу.

Мужчина обернулся.

Я помахала ему рукой. А он – мне в ответ. И ушел.

А я ведь всего лишь подшучивала над ним. Эх.

2

Я вернулась обратно в палату.

В комнате никого не было – стояли разобранные постели и раскиданы вещи.

Я молча заправила свою постель и прибрала гигиенические средства и полотенца себе под кровать. В коридоре царил шум: работал телевизор да больные громко разговаривали между собой.

Я присела и огляделась. Хотелось чем – то заняться, но единственным желанием было лечь спать.

На улице все – таки пошел дождь. Вот умора! Мама как раз попала под ливень!

Мысли о ней заставили меня грустить. Как бы я не рвалась сюда, с ней все равно было лучше. Несмотря на наши непростые отношения: характер у мамы тот еще – могла обидеться на пустом месте и подолгу не разговаривать.

Да и ругались мы очень часто: я просто не хотела никого слушать и делать то, что хочется. Хотя мне пару месяцев назад исполнилось девятнадцать – пора бы начать думать своей башкой.

Но есть одно обстоятельство, которое не дает это делать. О нем расскажу позже.

Не хочу вываливать все сплошным текстом. Пусть будет … небольшая интрига.

– Мельникова! – О черт! Я совершенно забыла об Валентине Алексеевне! Неужели она уже успела вернуться? – Мельникова! – снова раздался ее пронзительный голос.

Пришлось встать и идти в медсестринскую.

В кабинете сидела полноватая женщина в очках и с короткими кудрявыми светло – русыми волосами в белом халате. Это и есть та самая Валентина Алексеевна.

Несмотря на столь громкий голос, все же она была не настолько строгой – могла немного шугануть, и все.

В это время из медсестринской вышла Марина Геннадьевна. Санитарка передала медсестре карточки, и та с полным безразличием пролистывала их, даже не смотря в мою сторону.

– Ну что, как дела? – поинтересовалась Валентина Алексеевна. – Какими судьбами опять к нам?

– Отдохнуть немного. Я не спала трое суток. Сейчас как зомби.

– Того страха нет? Кого ты там боялась… Тутанхамона, что ли?

– Есть, к сожалению.

– Да – да, наш Тутанхамон вернулся! – громко рассмеялась Марина Геннадьевна. – Я тут вещи наших гостей оставила. Вы потом посмотрите, что им там родня оставила. А то мало ли чего.

– Ладно.

– А, я чего пришла – то… Алеська спрашивает, когда суд. Ей ничего Афанасьевна не просила передать?

– Нет. Мне она ничего не говорила.

– Ладно. Так и передам. Пусть жопу прижмет.

И санитарка ушла, сильно размахивая руками.

– Алеська! Прижми жопу! Тебе Афанасьевна ничего не передавала! – громко закричала она.

– Спасибо! – в ответ раздался женский прокуренный голос.

– На чем мы там остановились? А! – Валентина Алексеевна закрыла мою карточку. – Людмила Афанасьевна тебя скоро примет. Будь добра, позови Воробьеву. Это та женщина, которую вместе с тобой привели.

– Хорошо.

Я вошла в третью палату.

– Простите… – взглядом отыскала ту пожилую женщину с приятным внешним видом. Она была блондинкой, не такой, конечно, как тот мужчина, который находился вместе с ней. Хоть и немного полноватая, но не такая пухлая, как моя мама. Настроение у бабушки оставалось прежним. – Вас Валентина Алексеевна зовет.

Несчастная кивнула и встала.

– Мы можем потом поговорить? Хоть немного.

Я пожала плечами.

– Конечно.

– Спасибо, – усталым голосом ответила пожилая женщина. – Меня, если что, Галина Сергеевна зовут.

– Очень приятно. Настя.

Я проводила бабушку до медсестринской и вернулась в палату.

Единственное, что меня тревожило, успеет ли Людмила Афанасьевна принять нас или же перенесет встречу на понедельник.

Впереди пара выходных. Никого из врачей и других медицинских работников не предвидится. Останутся только медсестры на двух этажах и санитарки.

В больничном городке на это время будет дежурный врач. На экстренный случай. И охранник. Он частенько патрулировал территорию ночью, когда все больные отдыхают. Мало ли кто из пациентов предпримет попытку бегства.

И такое тут тоже бывает. Правда, очень редко.

– Мельникова! Воробьева! К Людмиле Афанасьевне, бегом! – раздался пронзительный голос второй санитарки, Натальи Сергеевны.

Она была повыше Марины Геннадьевны, с короткими седыми волосами, но уж за пожилую женщину ее сложно посчитать. Строгая баба, которая строит получше своей напарницы. Та обычно со смешком гоняет больных по отделению, частенько подшучивая над ними. А Наталья Сергеевна могла и тряпкой по мягкому месту дать.

Мы молча направились в коридор.

Я уступила очередь Галине Сергеевне – та выглядела чересчур печальной.

Может, после разговора с Людмилой Афанасьевной ей станет лучше. Сомневаюсь. С таким врачом беседы очень короткие и заканчиваются довольно быстро.

Тем временем день клонился к вечеру. Солнце медленно близилось к горизонту.

Галина Сергеевна вышла из кабинета заведующей довольно – таки быстро. И направилась в сторону палаты, не сказав ни слова.

Я проводила ее задумчивым взглядом и вошла в кабинет.

Это было помещение, где обычно работала Элеонора Абрамовна – заведующая четырнадцатым – шестнадцатым отделением. Она была очень строгой женщиной и хорошим врачом.

Но на данный момент Элеонора Абрамовна отсутствовала: с мая по август у нее начинался отпуск.

Кабинет выглядел обычно: полумрачная комната со столом посередине. У стеночки стояли в ряд стулья. Шкаф. Диван напротив стола. Зашторенные окна.

И Людмила Афанасьевна – среднего возраста женщина с короткими черными волосами и в очках. Она листала мою карточку и молчала.

Я села на диван и тоже не сказала ни слова. В этой больнице лучше не начинать разговор первой. Ни к чему хорошему это точно не приведет. Как любой бессмысленный спор, который мог окончиться очень плохо.

– Не ожидала увидеть тебя снова. Что опять привело тебя сюда? – продолжая листать карточку, спросила Людмила Афанасьевна.

– Бессонница. Трое суток не спала.

– Тут написано депрессия.

– Апатия. Плохое настроение.

Она начала что – то записывать в карточку.

– Значит, решили отправить тебя немного отдохнуть.

– Ну, типа, да.

– Хорошо. Я все равно собиралась дальше заниматься твоим заболеванием. Хочу подробнее все узнать. А пока что возвращайся – ка в палату. Если что – то понадобится, Валентина Алексеевна тебя позовет. Все. Отдыхай.

Я кивнула и молча вышла из кабинета, мысленно перекрестившись.

Не люблю общаться с врачами.

Вечер прошел без особых происшествий: ужин, ванные процедуры, затем прием лекарств и сон.

Таблетки назначили почти те же, что пару лет назад. Сходу названия не назову.

В данный момент в нашем регионе их больше не продают.

Помню только, что такие желтенькие, как азалептин. Только поменьше. И еще парочка неизвестных мне лекарств.

Я молча приняла свою дозу и пошла в палату. Про беседу с Галиной Сергеевной я вспомнила перед самым сном. Она наверняка уже заснула, и я решила не будить ее. Впереди достаточно много времени для душевных разговоров.

На утро нас подняли.

В ночную смену на первом этаже работала молоденькая медсестра Анастасия Михайловна. Невысокая девушка с длинными темно – русыми волосами, худенькая, на каблучках и очень даже приветливая и дружелюбная.

Больных в будни будили в шесть утра, за два часа до прихода врачей. Но в четырнадцатом отделении мы могли поспать подольше не только в выходные. Хотя санитарки, дежурившие в ночь, по привычке ходили по палатам и поднимали пациентов, половина из которых продолжили спать как ни в чем не бывало.

Я тоже по привычке оставалась в постели.

Одна из девчонок в нашей палате мыла пол. Так уж в кемеровской больнице заведено – первый этаж прибирается в комнатах утром, второй вечером.

Хотя в шестнадцатом отделении поблажек много. И намного приятнее, чем тут, среди тяжелобольных.

Среди обычных пациентов была еще так называемая элита: женщины, кто пребывал в психиатрической больнице на принудительном лечении. Их слово и мнение имели вес. Медработники, как мне тогда показалось, побаивались этих дамочек, но на самом деле они сами из себя ничего не представляли.

Обычные преступницы.

Кстати, в то время они могли выполнять всяческую работу. Мыли полы в коридорах, помогали присматривать за больными в первой палате – комнате для полных овощей. В палате даже стоял отдельный стол и была специальная раковина, где они умывались.

Некоторые из них были не в состоянии позаботиться о себе, и санитарки иногда кормили их с ложечки.

Привезли завтрак.

Специальный грузовик привозил и увозил бочки – металлические контейнеры, внутри которых находилась заранее приготовленная пища. Не раз наблюдала за подобным: окна в коридоре отделения выходили на ту сторону, где как раз останавливалась машина.

Хлеб, компот, кефир и кисель разносили раздатчицы самостоятельно, беря кого – то из отделения.

Времяпровождение в больнице было чересчур скучно.

В отделении царила непривычная тишина.

Пациенты проводили время в палатах. Часть из них болтались по коридорам, ища среди своих хотя бы одну свободную сигаретку, чтобы потом покурить в туалете, пока санитарки не видят.

Вчера мне отдали мой ежедневник вместе с ручкой, и я, уединившись, начала что – то чиркать на чистых страницах. Я очень любила писать всякие рассказы и даже пыталась в книги. Хотя последние сочиняла больше.

Поэзия – вообще не мое.

Я придумывала большие интересные сюжеты со своими персонажами, мирами и судьбами, но вот духу закончить их у меня не хватало. Вечно теряю к ним интерес. Мне приходилось терпеть насмешки со стороны своего окружения. Хотя какая им разница, чем мне заниматься в свободное время?

Нет же! Они считали правильным найти мне какого – нибудь жениха, и я до сих пор не понимаю, причем здесь любовь – морковь и писательство. Но у меня с работой и учебой не задалось из – за моего статуса. Оставалось только выйти замуж, чтобы окончательно не пропасть.

Я раньше была ярой противницей брака, любовных отношений, а уж детей тем более. Не видела в этом смысла. Во – первых, мои первые отношения закончились очень плохо, во – вторых, детей мне иметь запрещено.

Запрещено по большей части из – за безалаберности и детского видения на жизнь. Какое тогда потомство в этом случае может быть? Может, я не только внешне выглядела как пятнадцатилетний подросток, но и внутренне была еще дитем.

Мама несла за меня полную ответственность. Пока была жива.

Нас выпустили погулять после обеда, проходивший в небольшой столовой в другом конце коридора. Утром шел дождь, и плановую прогулку отменили. Нас по расписанию выпускали три раза в день: после завтрака, обеда и ужина.

Кстати, о столовой. Внешне это помещение, выложенное плиткой. С одним большим пластиковым окном без ручки. Было оно обставлено старыми деревянными столами, столешницы которых потрескались от времени. Обычные стулья. Маленькое окошко посередине. Через него подавали тарелки с едой и хлебом.

Дежурные, обычные больные, расставляли еду. После приводили столовую в порядок: мыли пол, столы, стены. Но на самом деле этого никто не делал. После трапезы пациенты тут же сбегали, не желая работать.

Раздатчица убирала все в одиночку. Из – за этого больные часто получали.

Пожрать – то все любители.

Несмотря на середину июня – сегодня пятнадцатое число, – лето не спешит радовать своим теплом: почти все это время лил проливной дождь, иногда – гроза, а после становилось сильно прохладно.

Приходилось носить ветровки и штаны.

А так хотелось надеть шорты и майки, легкие сандалии и панамы, и щеголять голыми ногами, радуясь солнечным лучикам!

Я надела спортивную куртку – мама оставила мне не только черные велосипедки и футболку вместе с цветастой ночнушкой, – и пошла следом за всеми к выходу.

В небольшом фойе скопилось много народу. Часть больных стояли в коридоре, ожидая медбрата. Сегодня как раз дежурил Марат. Отчества я уже не припомню.

Он был молодым, нерусской национальности. Темные волосы, волосатая грудь виднелась через небольшой разрез в белой рубашке с короткими рукавами. Сам же невысокого роста, но уж больно красивый – все женщины в нашем отделении сходили по нему с ума.

Я лишь посмеивалась над ними. Подумаешь! Просто мужчина, и ничего более.

На улице стало тепло. Солнце выглянуло из – за туч.

– Выходите! – крикнул Марат, и санитарка, открыв тяжелые деревянные двери, выпустила больных в тамбур.

Женщины, громко смеясь, высыпали на улицу, подставив бледные лица первым солнечным лучам.

Я молча следовала за ними и впервые за все утро вдохнула свежий воздух. Он словно первый глоток воды в пустыне – освежает и придает сил.

Я раньше не особо любила выходить из дома. До сих пор побаиваюсь людей, чужих взглядов и мнений. Боюсь нарваться на неприятности, и в родных стенах бывает намного спокойнее, нежели на улице. Поэтому у меня было мало друзей, я практически ни с кем не общалась. Да еще и по характеру замкнутый человек. Социофоб.