Текст книги "Жертва на замену (СИ)"
Автор книги: Анастасия Дронова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Я бы даже засмеялась, если ситуация не была такой серьезной – его забавная походка и нравоучительный тон вступали в просто умопомрачительно забавный контраст.
Сложила ладони лодочкой, позволяя ему запрыгнуть в них. Что-то мне подсказывало, что он проковылял от спасительного тенька до центра площадки не для того, чтобы пожурить меня.
Подняла друга на уровень своего лица.
«Дуреха…» – мысленное оскорбление смешалось с непонятным птичьим курлыком.
Мощный взмах крыльями – и его покрытая перьями голова с размаху врезалась в мой лоб. Я даже пошатнулась, но больше от неожиданности и разряда тока, прошедшего по нервным окончаниями – как будто к голове присоединили аппарат «Амплипульс-5». В глазах потемнело, а по обратной стороне век побежали вспышки воспоминаний: разноцветных, смазанных, наполненных какофонией различных звуков. Пока все не остановилась.
Я оказалась у края озера, круглого как блюдце. Перед глазами немного плыло, как от недостатка сна или выпитого.
Стоило нахмуриться – длинноволосый человек в отражении повторил движение бровями. Это был мужчина. Хотя… точеное смазливое личико могло оказаться и женским, тем более что сумерки, разгоняемые лишь светом, плавающих по воздуху фонарей, немного искажали черты этого человека.
– Эа! – позвал он кого-то, обернувшись. Но вокруг никого не было, помимо слабых источников света непонятного мне происхождения – то ли масляные фонари круглой формы за что-то подвешенные в этой темноте, то ли свободно парящие бумажные фонарики. – К чему мне все эти тряпки?
Я почувствовала, как его мускулы – или мои – напряглись. Прыжок – и он завис прямо над центром озера, при этом стоя на воздухе, как на земле.
Стянув с себя красно-оранжевую накидку, похожую на зимний плащ, почему-то закрывающий только правое плечо, он взмахнул ей так яростно и в то же время грациозно, слово матадор, занимающийся балетом.
И начался танец. Похожий на «Танец Огня», которому меня пытались научить Захра и Амизи. И все же он был другим: естественнее, живее, подобно танцу языков пламени, движению воздуха, завихрениям воды…
Я вернулась в реальность так же быстро, как и вышла в нее. Мелькавшие образы рассеялись, но танец, подсмотренный тайком и прочувствованный до самой крохотной клеточки моего тело, все еще был во мне: извивался в нетерпении, вырываясь на свободу.
Ишум перебрался на мое плечо, цепляясь когтями в широкую лямку из гладкой кожи.
«Покажи им, как надо танцевать…» – впервые голос Птаха-Ишума стал чище, без этих раздражающих стариковских ноток, он даже показался знакомым…
Глубоко вдохнула и выдохнула, позволив бушующей во мне энергии вылиться на свободу.
С первым движением и звяком браслетов, все замерли. Сотни глаз уставились на меня. А я лишь улыбнулась. Дерзко, как тот молодой мужчина, выплясывающий над водной гладью, и сдирающий и себя одежду. Как если бы он овладел мной в эту секунду. Движения, изгибы, повороты сменяли друг друга, выполняясь на автомате: это было даже легче, чем ходить или дышать.
Последним движением был – прыжок с вращением, в котором срывается последний покров – жемчужная ткань, переливающаяся перламутром и символизирующая пятый элемент – бессмертную душу. Завершение стало бы идеальным, если бы меня не сбил мощный порыв ветра.
Удар о землю, выбил из меня дух. Судорожно вздохнула и закашлялась: взметнувшийся песок попал в глаза и рот, и теперь скрипел на зубах, раздражая заслезившиеся глаза.
Проморгавшись, я смогла разглядеть то, что представляло собой мутное белое пятно, заслонившее солнце. Это была огромная крылатая кошка, кадва, такая же, как Нео Лайонела, только ослепительно белая. В седле находилась львица, облаченная в доспехи. Рыжеватые волосы пламенным ореолом окаймляли ее покрытое кремовой шерстью лицо. Закинув правую руку за спину, она стиснула темное древко копья. Я почувствовала волны неприязни и жажды крови, исходившие от ливы и ее питомца – хоть и не видела выражения ее лица: я болезненно щурилась из-за солнца, отражавшегося от начищенных до блеска золотых пластин.
– Афдаузийан! (убить) – прокричала она.
Я чудом успела откатиться к колонне, прежде чем в то место, куда я приземлилась, вонзилось остроконечное копье.
Женщина спрыгнула с кадвы и оказалась всего в двух метрах от меня. С такого расстояния даже слепой попадет.
– К-кто ты? – прокудахтала я: вызова добавить в голос не получилось.
Воительница сморщилась, будто с ней мокрица заговорила, такая же кислючая мина почти каждый раз наплывала на лицо Амнона, при взгляде на меня. Несмотря на явное отвращение, она продолжала пристально наблюдать за мной, передвигаясь, как дикая кошка, готовящаяся к смертельному броску. Стоило мне отодвинуться с траектории копья, лива угрожающе вскинула свое оружие.
– Не дергайся, – процедила сквозь зубы низким, почти мужским голосом. Она подошла на шаг ближе, и я смогла разглядеть ее костюм: крепкая и, в то же время, грациозная и гибкая фигура была обтянута толстой кожей, на которую крепились золотые металлические пластины. – Попаду в сердце – умрешь быстро и безболезненно, чуть промахнусь – и предсмертная агония тебе обеспечена…
– Кейсара! – от толпы отделился хаимец. Он стремительно приближался, обгоняя Гавра, который очнулся после того, как потерял сознание, врезавшись в колонну. Ару готовилась уже метнуть короткий клинок – или что там у нее в руках было. Ветер сорвал капюшон с незнакомца – и я, ахнув, признала в нем Лайонела. Его же не должно было здесь быть… По правилам, он должен провести ночь в молитвах в какой-то там аскетичной пещере до самого рассвета.
Лива обернулась на зов. А я почувствовала, как что-то приземлилось мне на колени.
«Птах?!»
«Ишум», – поправил так, будто из нас сейчас не собирались сделать мясо на вертеле.
– Не смей! – ветер снова принес яростный и обеспокоенный крик моего защитника.
В любом случае он бы не успел…
Закрыла глаза, чтобы не смотреть, как копье летит в меня. Я хотела жить, но шансы выжить уже оценила. Ноль. Эта Кейсара права. Не буду дергаться – хотя бы умру быстро. И может, непостижимым образом очнусь в родном мире.
«Улетай», – не хотелось, чтобы мой друг пострадал потому, что я не умею летать, как птица, и прыгать, как горный козел.
«Дура ты…», – ответил он все тем же спокойным, чуть скрипучим голосом.
Вспыхнул свет, такой сильный, что даже проникал сквозь мои закрытые веки. Зажмурилась сильнее. Было страшно: вдруг это знаменитый «тот свет»?
«Учти, дуреха, сила Фуглис Люихаз не любит дрожащих от страха птенцов. Испугаешься эту облезлую кошку и отступишь – Великий Огонь пожрет тебя…»
40
Обернулась на звук голоса, распахнув глаза, но вместо яркого света, до этого так слепившего глаза сквозь тонкую кожу век, меня окружила тьма – густая и непроглядная. Слабое очертание приближающегося ко мне человека – все, что я видела. Мои неуверенные шаги навстречу были беззвучны, а воздух был неподвижен и бесцветен – ни посторонних запахов, ни порывов ветра: ничего, что помогло бы определить, где я.
Слабая аура позволила рассмотреть незнакомца, еще до того, как мы поравнялись: это был тот самый мужчина из видения, что выплясывал, сбрасывая с себя раздражающие слои одежды. Он был замотан в белую ткань, концы который закалывались на плече массивной булавкой, напоминающей римскую фибулу.
«Кто ты?» – поинтересовалась я вслух, но ни звука не вылетело из моего рта. Попыталась снова – но моя попытка только вызвала улыбку на идеально пропорциональном, вытянутом лице.
«Ишум. Но ты можешь звать меня Ишу»
Голос в моей голове был мелодичным и завораживающим. И в нем было нечто знакомое…
«Моего Птаха зовут так же…», – подумала я, за что получила щелчок по лбу. Но он даже не почувствовался.
«Ишум», – повторил сребровласый мужчина, откинув волосы и задрав нос (На самом деле нос он не задирал, но от него так и веяло высокомерием).
Наклонила голову, рассматривая его от макушки до пят: скользнула взглядом по прямому носу, с ровной спинкой без горбинки, зацепилась за четко очерченный квадратный подбородок, и уставилась прямо в большие овальные глаза, с янтарной радужкой с прожилками медного цвета, в обрамлении длинных пепельных ресниц…
Что-то в этих глазах было знакомо… Не цвет, а выражение. Мужчина не смотрел на меня настороженно или с любопытством – как обычно смотрят на чужака. Он ждал. Ждал, когда я догадаюсь… Даже руки сложил на груди, нетерпеливо вздохнул и уставился в несуществующий потолок.
«Ты… Мой… Фриондс? Птах?» – осторожно спросила. Голос так и не появился, но мы неплохо общались мысленно.
«Ты бы еще назвала меня своим комнатным зверьком. Это скорее не я – твой питомец, а ты – мой. По силе тебе со мной не сравниться»
Фыркнула, опять беззвучно.
И это говорит мне тот, кто заперт в теле невзрачной птички?
Судя по тому, как Ишу нахмурился, он уловил промелькнувшую в моей голове мысль.
«Я – Бог!»
Невольно отступила: интонация в его голосе внушала какой-то первобытный трепет. Мне даже и в голову не пришло усомниться в его словах.
«Не бойся. Я держусь нейтральной стороны. Не собираюсь никого наказывать или возносить»
«Но ты помог мне с танцем!» – было несложно сопоставить одно с другим.
«Больно было смотреть, как ты убиваешься из-за такой ерунды. Учитывая, что этот их церемониальный «Танец Огня» – плод пьяной выходки. Любят же смертные из маленькой искорки раздувать целое пламя»
«Все равно спасибо», – благодарность была почти бесцветная: я запоздало поняла, перед кем стою. И это буквально сковало меня.
Фуглис Люихаз. Огнептица. Божество, создавшее этот мир.
«Не совсем. Я не создавал этот мир. Но это долгая история. А у нас на это нет времени», – поправил меня Ишум, нарезавший круги вокруг меня, потирая подбородок.
«Но… а как же… Все эти легенды… Про Зиусундру, про твою битву с Ваурмсом…»
Ишу наклонился ближе, я стушевалась: кончики наших носов почти соприкоснулись.
«Я не могу вмешиваться лично. Не хочу, чтобы за мной таскались толпы прихлебателей. Но могу одолжить свою силу. Согласна?» – желтые, с красными и оранжевыми всполохами, глаза немигающим взором уставились прямо на меня, препарируя слой за слоем.
Желание выжить затмило страх, выплывший на поверхность. Откажусь – и меня убьет та львица. Зачем врать себе. Как человек – я никудышный боец, я даже до следующей колонны не добегу. С силой Огнептицы у меня хотя бы будет шанс. Надеюсь, что последствия такого решения будут минимальными.
«Согласна», – резкий кивок головы должен был скрыть сомнения, что плескались в моем взгляде.
«Чудненько. Повеселимся же…»
Кривая усмешка и озорные вспышки в глазах Ишума, чуть не заставили меня пойти на попятную. Неизвестно, что он задумал…
Я даже отступила на полшага.
И тут он обхватил ладонями мое лицо, и быстро припечатал целомудренным поцелуем лоб. Его губы обожгли кожу чуть ниже линии роста волос. И огонь не прекращался, он расползался дальше, принося невыносимую боль. Я беззвучно кричала, извиваясь на полу (правда, по ощущениям подо мной не было твердой поверхности: я будто зависла в невесомости), царапала кожу пытаясь добраться до источника, что намеревался выжечь меня до костей. Огонь с жадностью вгрызался в податливую плоть, плавил ее словно воск, пытаясь сотворить из меня нечто иное.
Спустя бесконечно долгих минут агонии, будто растянувшихся на часы: я уже просто молила о том, чтобы отключится и не испытывать этой боли. Мне не нужно было ни победы, ни возможности вернуться в свой мир. Лишь покой.
Тут все прекратилась, и я резко распахнула глаза.
Кейсара с занесенным для броска копьем, вдруг дернулась и отступила: ее глаза увеличились в размере и беспорядочно забегали.
Гавриил, Ару и Лайонел, бежавшие навстречу, остановились и замерли.
Я поднялась, легко и грациозно: спина до этого отдававшая легкой болью из-за удара и трехдневных тренировок, прошла. Ишум встрепенулся и уселся на мое плечо, хватаясь коготками за ошметки обгоревшего кожаного платья.
Огонь. Он был повсюду, даже в легких. Но он больше не обжигал, а бархатом стелился по коже и игриво перебирал растрепанные пряди волос.
Я сделала шаг навстречу ливе. Она отступила: тень страха, отразившаяся на ее суровом волевом лице, заставила меня улыбнуться.
– Геня! – голос Лайонела разрезал образовавшуюся тишину, прерываемую лишь перешепотом изрядно поредевшей толпы.
Кейсара дернулась и обернулась. Между нами и моими друзьями осталось меньше десяти метров.
Когда львица снова повернулась ко мне, черты ее благородного, немного резкого, лица исказила злоба.
Замах. Бросок. Копье со свистом пронзило воздух.
Перехватила его у лица: металл чуть царапнул щеку. Повернула древко вертикально, завороженно смотря, как огонь с аппетитом пожирал дерево. Вдохнула щекочущий ноздри дымный запах горящего дерева, чувствуя, как сила жидким огнем растекается по венам. Песок подо мной плавился, превращаясь в грязно-серую жидкость. Каменный столб, на который я опиралась, почернел и сморщился с одной стороны.
– Геня… – Лай обеспокоенно глядел на меня. Между нами все еще оставалось приличное расстояние: по крайней мере, жар, исходивший от меня, не коснулся его.
«Сожги… Все сожги…» – шептало пламя. Ему было мало. Оно жаждало поглотить все, оставив после себя тлеющие угли.
41
– Геня… – снова позвал Лай, не отрываясь, смотря в мои глаза. Он топтался на месте – жар не подпускал ближе, да еще и Ару тянула его за руку, убеждая не рисковать. Она тоже бросала в меня смешанные взгляды: наполовину состоящие из благоговейного восторга, а на другую половину – из страха.
Лайонел стряхнул ее руку и шагнул вперед, щурясь от огня, что слепил глаза, пытаясь лизнуть кончики его растрепанных черных волос.
Еще шаг – его кожа начала краснеть, и теперь я отчетливо услышала душный запах паленых волос и обгоревшей ткани.
Голос внутри шептал, что это не будет концом… А новым, лучшим началом. Из пепла и золы возродится другой мир. Без войн, ненависти и неравенства. Этот голос был тихим, вкрадчивым и… усталым. Словно сам мир молил спасти его, прижечь незаживающую рану…
– Геня… Это же не ты. Не знаю, что с тобой случилось, но я помогу… – его голос был ласков, и ненавязчиво проникал внутрь сквозь толщу навязчивого желания высвободить сгорающую от нетерпения силу и увидеть, как она пожирает все, сглаживая различия между обитателями этого мира, превращая все вокруг в груду серого пепла.
Наклонила голову, разглядывая зиуданса. Из-за нарастающего жара воздух дрожал, а край плаща, до которого медленно, но верно добиралась пламя, начал дымиться.
Еще шаг – и он точно получит тяжелые ожоги или вспыхнет, как пересушенная ветка.
Я уж было сама сделала шаг вслед за любопытным, озорным и беспощадным огнем. Но вдруг я заметила неясный силуэт, отражающийся в глубине его зрачков. Мой. И в то же время – нет. Объятая пламенем фигура – разве это могу быть я? Я ведь даже муху прихлопнуть не в состоянии без особой надобности…
Остановилась. Голос внутри зашептал с нарастающей настойчивостью, но я его проигнорировала. Сила – есть сила, но, если ее цена – жизнь невинных и дорогих мне людей, она мне не нужна.
«Ишум?» – позвала своего притихшего друга.
«Я думал, ты про меня совсем забыла», – прозвучал знакомый ворчливый голос, со скрипучими нотками.
«Как погасить огонь?»
«Огонь Фуглис Люихаз – пожирает слабых, как я уже говорил. Ты лишила его жертвы в виде той трусливой львицы, не став сражаться с ней», – мысленно хмыкнула. Как можно сражаться с тем, кто не горит желанием, в буквальном смысле, подпалить собственную шкуру? – «Покорми его. Или обуздай»
Проворчал и ушел со сцены. А я теперь должна как-то утихомирить огонь.
Нетерпеливый зуд снова прошелся под кожей.
Выпусти меня…
Ага, разбежалась.
Но мой гнев и досада за собственное слабоволие только подлили масло в огонь, распаляла его.
Дай возродить этот мир. Лишь в огне природа обновляется…
Встряхнула головой: может, так я изгоню этот шепот? Но нет. Назойливый, вкрадчивый голос и не думал смолкать.
Постаралась отстраниться. Представила себя максимально далеко. У себя дома. На кухне. Мы сидим все вместе: мама, папа, Толик. Ведем бессмысленный разговор, разбавляемый неуместными шутками брата. Свежий вкус жасминового чая оседает на языке, сладкий аромат окутывает, успокаивая, как и голос мамы, заботливо интересующийся, хочу ли я еще добавки малинового пирога. Я дома. Мне нечего бояться. И не надо ломать голову над непосильными задачами.
Покой и умиротворение тонким слоем опустились на мою кожу. Остужая и возвращая здравый рассудок: в голове теперь стало очень тихо, и чужие желания больше не отдавали нетерпением в кончики пальцев рук и ног.
Осторожно открыла глаза. Напряжение с лиц Ару, Гавра и Лайя заметно спало. Затоптав уныло тлеющий край плаща, Лайонел ринулся ко мне. Сделала шаг, поскользнулась – остывшая жижа из песка остекленела. Мужчина успел меня подхватить одной рукой – другой накинул плащ мне на плечо. Сменил руки, укутал меня плотнее – закрывая все неприличные прорехи в обгоревшем наряде – и прижал к себе.
Оказавшись в кольце крепких рук, вдохнула горький запах горелой ткани и дыма, совершенной скрывший тонкий аромат мускатного ореха, что неизменно сопровождал зиуданса. Позволила себе расслабиться: и тут многотонная усталость свалилась на меня, и я провалились в забытье, даже не потрудившись зацепиться сознанием за вопрос, заданный резким голосом. Видимо, эта Кейсара требовала возместить убытки за испорченное копье…
***
Проснулась я не сразу. Каждый раз, когда я выныривала на поверхность, а в глаза сквозь закрытые веки лился мягкий свет, меня толкало назад в уютный темный уголок сознания без тревог и забот. В третий раз я сделала над собой усилие, стоило услышать голос Лайя, звавшего меня по имени.
С трудом открыла глаза, щурясь от теплого света горящих факелов и последних солнечных лучей заходящего солнца, проникающего через массивное квадратное окно, без ставен, с льняными шторами, сдвинутыми к левому краю.
Огляделась: я явно не в Ливахайме. Интерьер разительно отличался: не было ни вычурной мебели, ни стен, обитых деревом, ни узорчатых арок, ни резных пилястр. Правильные простые формы дверей, окон и мебели (даже колонны были не сглаженные, прямоугольные) компенсировались богатыми узорами и сюжетными картинами, их украшавшими. Все это вызывало стойкую ассоциацию с египетской культурой, правда, сцены на стенах были мне незнакомы.
– Все в порядке, – Лайонел поддался вперед, сжал мою руку и помог сесть. Не успела я и «А» сказать, у меня в руках оказалась пиала с дымящейся жидкостью с травяным запахом. – Выпей. Помогает при изнеможении, быстро восстанавливает силы.
Покорно отпила глоток. Мягкий кисловатый вкус, с едва уловимой перчинкой окутал саднившее горло.
– Где мы? – задала вопрос, бегая взглядом по разрисованным стенам, со сверкающими в дрожащем свете позолоченными контурами. Наткнулась взглядом на похожий сюжет битвы Фуглис Люихаз с Ваурмсом и содрогнулась. Забегала глазами в поисках своего компаньона-тире-местного бога, и нашла его все той же серой птичкой, мирно спящей на соседней подушке. Если скажу Лайю, КТО на самом деле Птах, если он мне не соврал (а судя по моей трансформации в некое «огненное существо», Ишум – и правда воплощение Огнептицы), не поверит же. То же самое, если бы кто-то ткнул пальцем в худосочного жалкого бомжа и заявил, что это сам Господь Бог, или на худой конец – Сын.
– Мы в Куалэат-Алрамл (Замок на Песке). Это Цитадель Первого Надрса, сейчас в ней обитает немногочисленное племя, во главе с Хаубисом Аусиды, Атоном Надрсом.
– Я думала, мы отправимся домой… – протянула я. На что Лай дернулся, а я испытала легкое смущение, которое можно было списать на жар, приливший к лицу из-за горячего напитка. Дом… Впервые я назвала Ливахайм домом. Странно, но эта мысль совсем меня не пугала, наоборот. Даже вопреки случившемуся, мне хотелось растянуть оставшееся у меня время. Это такая загадочная огромная страна! Как же хочется посетить в ней каждый уголок вместе… С ним.
Снова заглянула в эти теплые медово-карие глаза. Мне будет не хватать наших разговоров, прогулок по Садам, полетов на Кадве, то, с какой заботой он относится ко мне и как спокойно становится на душе от одного его присутствия.
Представила, что все это разом исчезнет, и я вернусь к своей серой, однообразной жизни и предстоящей работе секретаршей.
А может… Мне и не стоит возвращаться…?
– Пока нет, – ответил после паузы Лай и отвел взгляд. – В Песках обитает племя Грейма (маска). Я надеялся, что у кого-то из них осталась древняя реликвия времен Зиусудры, когда в наших землях царила настоящая магия, а не жалкие ее остатки.
– Что за реликвия? – сонливость мешала искреннему любопытству, но мне не хотелось, чтобы он уходил.
– Акран (плод) Ишу, – Птах-Ишум беспокойной заворочался на льняной подушке. – Способная истончить ткань мироздания. С ее помощью я надеюсь отправить тебя домой…
42
Натянула улыбку и закивала, чувствуя, как все во мне сопротивляется такому скорому развитию событий. И куда делось мое желание поскорее вернуться в родной город, на планету Земля? Нет, я, конечно же, скучала по семье, даже по надоедливому брату. Только от мысли, что я больше не ступлю на земли Хайма, не узнаю больше о традициях этой страны, о ее людях, загадках, что скрывают дверные строения и ветхие книги. А еще, при таком раскладе… Я больше не увижу Лайонела… Щемящая тоска разлилась в груди, и уголки рта предательски дрогнули.
– В чем дело? – цепкий взгляд Лайонела заметил изменения в моем лице.
– Я… Я просто… – слова застряли в горле, а я отвела взгляд. Легкий стыд накрыл с головой: почувствовала себя бродяжкой, загостившейся у влиятельных господ. Как мне ему сказать, что… возможно, я… Не хочу возвращаться…
– Ты можешь рассказать мне обо всем, что тебя беспокоит, – Лай поддался вперед, сжимая мою ладонь легко и ненавязчиво.
Стиснула в кулаке свободной руки нежную хлопковую ткань тонкого одеяла – она была настолько гладкой и приятной на ощупь, что легко могла посоперничать с шелком. Набрав воздух в легкие, с шумом выдохнула, как перед прыжком. Но все равно трусливо медлила с ответом. Лайонел принял беспокойство в моем бегающем по углам взгляде на свой счет.
– Племя Грейма обитает почти в самом сердце пустыни. На Нео я туда вряд ли доберусь. Песчаная буря, если она нас настигнет, собьет с курса, – Лай говорил так, будто рассказывал об увеселительной поездке в Океанариум. Если он хотел меня успокоить, расписывая предстоящую дорогу – то у него не получилось. Я еще больше воспротивилась, как всей этой идеи, так и моему возвращению в целом. Не прощу себя, если он пострадает. – К нашей удаче, Гавр бывал у них, и он знает проход через Глиняный Лабиринт Ахджия (загадка). Мы задержимся всего на день-два, а после… Я надеюсь, ты сможешь вернуться в свой мир…
Последняя фраза больно резанула по сердцу. Вывернув руку, выбралась из просторной кровати, потревожив Ишума, и отошла к квадратному оконному проему. Положив руки, на массивный, расписной подоконник, вдохнула еще не остывший воздух, в котором гуляли знакомые нотки: смесь пыли, раскаленного камня и едва различимого аромата сухих трав. Так пахла окружающая меня пустыня. Солнце, утопающее в песке, окрашивало ее в золотисто-багряные тона, превращая безмолвные дюны в застывшие волны гигантского моря, с редкими островками растительности и изогнутых деревьев. Жара пошла на спад, и в висках больше не стучало, но все равно я не могла здраво мыслить – ни скудный, но по-своему таинственный, пейзаж, ни такая неожиданная смена обстановки – ничего не подталкивало меня к решению главного вопроса.
Лайонел встал со стула с изогнутым сидением и перекрещенными ножками, напоминающими собой извивающихся змей, и подошел ко мне. Я не оборачивалась, но почти сразу почувствовала его дыхание на своем затылке.
Сердце подскочило к самому горлу – когда его ладони, лишившиеся перчаток, сжали мои плечи – и принялось беспорядочно прыгать внутри. Дрожь прошлась вдоль позвоночника, и ее причиной был не остывающий от отсутствия солнца ветер.
– Тебе не о чем беспокоиться, все будет…
Резко развернулась, не дослушав и, прежде чем Лайонел закончил, кинулась к нему, крепко сцепив руки за его спиной: правда ширина плеч позволила соединить лишь фаланги пальцев.
– Я не хочу… Не хочу возвращаться… – невнятно промычала, вдыхая пряный бальзамический аромат, исходивший от его белых одежд.
Слезы обожгли глаза. Я сильнее прижалась к мужской груди, пытаясь уйти от реальности, вслушиваясь в сбившееся сердцебиение.
Тяжелая рука осторожно прошлась по волосам.
Молчание затянулось, прерываемое моим судорожным дыханием, в попытке успокоиться, и стуком сердца.
– Я тоже…
Подняла голову, давя желание переспросить. Убедиться в верности догадки. И попала в капкан его глаз. Увязла в янтарной трясине. Меня неудержимо потянуло к нему, губы обожгло желание прикоснуться, ощутить, понять…
Мысли начали путаться. Лишь одно маячило перед глазами с кристальной ясностью.
Поцелуй все расставит на свои места: либо рассеет иллюзию, либо подтвердит мои чувства.
Руки Лайонела сомкнулись на моих плечах, рывок – и между нашими лицами остались жалкие несколько миллиметров. Дыхание смешалось. Я прикрыла глаза, не в силах вместить всю гамму нахлынувших чувств: страх и нетерпение болезненно пульсировали под кожей.
Мужские губы неуклюже мазанули по уголку моих губ: Лай отпустил меня, схватившись за голову и пронзительно застонав.
– Что с тобой?
Подхватила пошатнувшегося зиуданса и усадила на кровать. Он снова застонал, сгорбившись и ногтями впиваясь в кожу лица.
– Кожа горит… – выдохнул он.
– Я налью воды, – забегала в поисках кувшина с водой или умывальника: и зацепилась взглядом за невзрачный сосуд из необожженной глины в противоположном углу. Рядом стоял расписной стакан с гербом Аусиды – коброй с раздувшимся капюшоном.
Схватила его – жидкость внутри всплеснулась о стенки. Никаких запахов кроме небольшого болотистого душка мокрой глины. Ринулась обратно – стараясь не споткнуться и не расплескать воду.
– Лай, – позвала мужчину, не зная, что делать дальше, плечи его чуть расслабились, но ладони все еще закрывали лицо. – Вот.
Протянула ему кувшин с водой. Он сделал лишь один глоток, а остатки вылил себе на голову.
– Ох… – приложила руку ко рту: и поразило меня не пустая трата ценных ресурсов в пустыни (вода тут точно на вес золота), а лицо. Его лицо лишилось всех звериных черт, а сегодня определенно не полнолуние…
– Лай, твое лицо…
43
Расхаживала взад-вперед, нервно обгрызая кончики ногтей. Дурная детская привычка напомнила о себе. А я думала, что избавилась от нее в 12 лет, когда надоели издевательства и подколы одноклассников. Но я не могла спокойно смотреть на то, как Табиб обследовал Лайонела, и с каждой новой строчкой в своей пожелтевшей от времени тетрадке в кожаном переплете, его лицо становилось все мрачнее.
– Что с ним? – не выдержав, спросила я, когда старый лекарь вздохнул, убрав от вздымающейся груди, сферу, светящуюся холодным голубым светом. Он встряхнул рукой, и прозрачный шар потух.
Я с надеждой заглянула в покрытое плотными чешуйками, как у рептилии, лицо с черными глазками-бусинами.
Лаизареис потер переносицу и снова вздохнул, собираясь с духом. После поднял голову и бросил вопросительный взгляд на зиуданса.
– Скажи ей, – кивнул он.
– Дело в том… – Табиб чуть подвинулся, чтобы я могла сесть напротив него. – Что наш Светлейший, как Вы знаете, необычный хаимец. Я много лет ломал голову, над тем, чтобы понять, как работают его полуночные превращения. Ведь за свою долгую жизнь я поведал немало. Во время Войны и после, я встречал полукровок, живущих в самом сердце Хульского леса, в заснеженных пещерах Калдс Ауисиды, на бескрайних просторах Акрса, где к ним относятся благосклоннее всего. И никто из них не обращался в человека в полнолуние. Они росли такими же, как и остальные дети жителей Хайма, лишь в 13 лет их черты могли немного измениться: кто-то из них терял часть шерсти, на лице или на руках, у других же укорачивались клыки, и лицо приобретало человеческие черты, мог даже поменяться цвет глаз. Но чтобы полностью стать человеком – никогда. Я пришел к выводу, что Лайонел сам не может решить, кто он. Его превращения – результат нестабильных эмоций, что накапливаются в течение месяца, ведь ему каждый день приходится делать выбор. Решать, кто он.
– То есть… – не совсем поняла, к чему клонит Табиб, но нить я уловила и решилась задать вопрос: – Лайонел может обращаться по собственному желанию?
Такой исход был бы самым благоприятным.
– Если бы так, – Табиб снова вздохнул. – Видела, что бывает, когда масло попадает в воду? Две материи не смешиваются, и масло остается плыть на поверхности. Если взболтать емкость – масло распадается, вода вырывается из своей тюрьмы, но через какое-то время все становится на свои места. Так и с Лайонелом, «масло» – его сущность ливы, «вода» – человек в нем. Его страх быть разоблаченным подавлял все, что могло «встряхнуть бутылку» и выпустить человека на свободу. И это случалось только в полнолуние. А после – все приходило в относительную норму. Но сейчас, судя по показателям сферы Убилса, его второй сущности будто бы и нет.
– Насколько я помню из курса «Физики», – протянула, вдумываясь: я все еще размышляла об аналогии с маслом и водой, и меня не очень напугали последние слова Лаизареиса, – Вода выталкивает масло, потому что у масла меньше плотность. По этой аналогии, выходит, что Лай – больше человек, чем хаимец. Погодите-ка… Как второй сущности больше нет?!
Встревоженно забегала взглядом от Лайонела к Табибу и обратно.
– Сфера показывает, что он абсолютно здоров. Раньше, во время его полнолуний, ее поверхность была подернута красной дымкой. Сейчас нет. Может, это временно. Но сейчас наш зиуданс – человек, как любой другой полноценный житель страны Маннов. Больше я пока ничего сказать не могу.
Старик раскланялся и вышел.
На душе сразу потяжелело.
Это я что-то сделала? А может, на него как-то повлияла сила Фуглис Люихаз, которую я позаимствовала? Или я его расстроила своим «Не хочу возвращаться»?
В любом случае меня не покидало стойкое чувство мое причастности.
– Гень, – позвал Лай, заставляя меня оторвать взгляд от собственных рук, лежащих на коленях и судорожно сжимавших тонкую ткань белого платья. Лайонел сдвинулся на другую половину кровати, жестом головы указывая на опустевшее место. – Иди сюда.
Сердце пропустило удар. Ладони тут же вспотели, а вина сразу трусливо забилась в дальний угол. Махнула рукой на все сомнения: неуклюже забралась на огромную кровать и сиротливо пристроилась на самом краешке. Да уж… В голове это выглядело как-то решительней и сексуальнее что ли: кошкой забраться на кровать, загнать мужчину в угол и сорвать поцелуй – вот как это должно было быть.
