Текст книги "Я (не) продаюсь (СИ)"
Автор книги: Ана Сакру
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Позвони, как только сможешь. Спокойной ночи.
Облегченно выдыхаю почему-то.
Хорошо. И тебе.
*****
Кладу телефон рядом с собой на диванчик, в груди невыносимо щемит.
Почему это произошло со мной? За что? А вдруг у меня никогда не будет детей?
Раньше я не особо задумывалась о материнстве, считала, что ещё не время, меня даже чем-то привлекала идея чайлдфри, но теперь... Вдоль позвоночника выступает холодная испарина. Я никогда даже представить не могла, что мне это в принципе может стать недоступно. Что никто никогда не обнимет меня пухлыми ручонками, не посмотрит так, будто я – целый мир, не назовёт мамой...Мама. Набираю номер. Хочется выплакаться именно ей. Да, она будет очень сильно переживать, но именно это мне сейчас и нужно. Чтобы кто-то разделил со мной мою боль, прочувствовал её глубину. Кто-то, кто точно любит меня.
–Привет, Нюшенька, – родной тёплый голос в трубке моментально выжимает влагу из моих глаз.
–Привет,– и голос так предательски жалко дрожит.
–Что случилось?– сразу эта взволнованность. На секунду я даже думаю, что не стоит ничего говорить. Обычно я не очень люблю, когда меня жалеют.
–Мам, ты только сильно не переживай...
–О, боже! Что случилось?– слышу, как заднем фоне замолкает телевизор, хлопает дверь. На кухню зашла похоже.
– Да всё в порядке. Просто меня в больницу положили и...
–О, Господи,– восклицает мать на том конце, а я поджимаю губы. Нет, ну перебор с сочувствием.
–Мам, дай сказать!
–Прости,– тут же прилетает покаянное мне в ответ. И тишина. Ждёт моих объяснений. Представляю, как сидит на кухонном стуле на самом краешке в ночнушке. Вышла наверно из спальни, чтобы мужу не мешать смотреть новости.
–Мам,– откашливаюсь, слова комом застревают в горле. Приходится делать над собой усилие, чтобы протолкнуть их наружу,– Мам, у меня внематочная беременность...Ну, скорее всего. Завтра придет лечащий врач, скажут уже все точно. Я позвоню сразу. Но срок совсем маленький, так что всё должно хорошо быть...
–О, господи,– глухо повторяет мать и молчит. Я тоже.
–Как беременность? От кого, Нюш? От Виталия твоего что ли? Ты ж с ним не живешь давно.
И тут я впадаю в ступор. О том, что придётся объясняться, от кого, я как-то не подумала. Вариант рассказать маме о Тигране кажется мне сейчас настолько невероятным, что я выпаливаю первое, что приходит в голову.
–Так мы виделись перед отъездом. Случайно всё...– бормочу в ответ.
– Он не знает. Я против,– добавляю на всякий случай, чтобы закрыть уже эту тему.
Потом как-нибудь объяснюсь. Не сейчас, не по телефону. Маме такое будет тяжело понять и принять. Она у меня слишком интеллигентная для этого. Слишком правильная.
–Ох, Нюш-Нюш...– вздыхает она,– Ну, дочка. Что ж поделать. Не переживай теперь уж. Всё проходит, и это пройдёт. Знаешь, вот у нас год назад на кафедре у племянницы Зои Павловны...
И мама начинает рассказывать какие – то истории про своих подруг, про их дочерей, про коллег по работе своим успокаивающим тёплым как шерстяной плед голосом. Такие всем известные грустные надрывные женские истории, но обязательно со счастливым концом. Я тихо возвращаюсь в палату. Едва слышно мычу что-то в ответ, чтобы не мешать отдыхать своим соседкам, и чувствую, как меня потихоньку отпускает. Мне ещё не хорошо, но уже не так страшно. Чувства притупляются, словно я приняла обезболивающее для души. Внутри расцветает робкая уверенность, что скоро всё пройдёт без следа, что нужно просто пережить эти несколько дней. Проболтав с мамой почти час, ставлю телефон на зарядку и почти сразу погружаюсь в глубокий сон без сновидений.
****
В пятницу я не проснулась. Весь день -сплошной бредовый кошмар. Нереальный. Не со мной. Мозг абстрагировался от происходящего, накрыв сознание плотным ватным одеялом. Я словно смотрела старый советский черно-белый фильм о судьбе маленького человека. Не очень интересный, но очень грустный. Знаете, такой: с пронзительными беседами о вечном на коммунальной кухне. С наивной, глубокой и чистой болью в глазах.
В восемь утра привезли завтрак, который мне было нельзя. Свернулась клубочком, накрываясь простыней с головой. Слушала вялую болтовню соседок. Две даже похихикивали. Одна с миомой. Другая с осложнениями после медикаментозного аборта. Четвертого аборта! У неё уже был сын семи лет, после его рождения пыталась стать суррогатной матерью, как её подружка. Говорила, что это очень прибыльно. Да вот беда – не взяли её из– за отрицательного резуса. Теперь вот аборты делает, потому что муж не любит презервативы, а она не хочет спираль. Не уверена, что был он – этот муж...Кто бы знал, как я её в тот момент ненавидела. Как не могла понять почему. Ну почему??? Почему этой громкой, невоспитанной, явно выпивающей женщине Бог дал такое лошадиное женское здоровье, посылает детей силком каждый год, а оно ей и не надо. А я...
Лежала и молилась про себя. Бессвязно, но очень горячо. В девять меня позвали на УЗИ. Я ещё на что-то надеялась. Зря. Плодное яйцо все-таки разглядели. В левой трубе. Перед глазами потемнело окончательно.
Лечащим врачом моим оказалась активная, грубоватая и улыбчивая женщина моего возраста. С мальчишеской стрижкой, сильными руками, в желтых кроксах и розовом хлопковом медицинском костюме.
– Анна,– она присела на краешек кровати, тепло смотря мне в глаза. Но без жалости. Это удивительным образом успокаивало. Её прямой взгляд. Значит, меня не за что жалеть, да? Всё не так плохо...
– Ну что? Ела– пила?– интересуется врач.
–Нет,– хриплю слабым голосом. В горле уже давно была пустыня. Есть я бы сейчас и не смогла, но пить очень хотелось.
–Отлично. Ну, жди тогда. Сейчас к анестезиологам схожу. Всё сделаем.
– Подождите,– я протягиваю руку к врачу, когда она уж было встаёт с моей постели,– Скажите, а это может быть из-за того, что я принимала противозачаточные во время...?
Запинаюсь. Не могу произнести слово " беременность". Оно слишком болезненное, слишком острое. Режет по – живому.
–Да нет, – доктор улыбается,– Спайки, скорее всего. Осложнения после воспаления, инфекции...
–У меня не было никогда,– перебиваю её.
–Может ещё стресс. Вы не волнуйтесь,– её бодрый голос удивительно на меня действует. Жадно ловлю каждый звук,– Мы вторую заодно сразу посмотрим. Может, и эту сохраним. Срок маленький, шанс есть.
–Спасибо,– я робко улыбаюсь в ответ.
–Ну всё,– врач хлопает себя по бёдрам,– Я за Гасанычем...тьфу...За Гасаном Каримовичем – анестезиологом.
И усмехается собственной фамильярности. Я улыбаюсь шире. Её уверенность и позитив слишком заразительны.
– Ты не переживай так,– говорит мне соседка с миомой, когда врач уходит,– У меня первая тоже внематочная была. Ревела, помню. Ох...А потом троё один за одним как пошли.
На это я ничего не отвечаю, погружаясь в звенящее на пределе ожидание.
* * *
Трубу мне всё-таки удалили. Со второй сказали, что проблем нет. Оставили. Проснулась как с похмелья. Первым делом потянулась пить. Низ живота ныл горячечной болью, но уже не той безнадежной, тупой, пугающей. Эта боль говорила, что самое страшное осталось позади. Странным образом успокаивала.
Кое– как доковыляла до туалета, согнувшись пополам. Не то что бы было так плохо, только вот не выпрямиться. Не выходило. Рассмотрела в зеркале три широких пластыря внизу живота. Один самый большой под пупком и два поменьше по бокам на бёдрах. Шрамы останутся наверно, подумала с каким-то безразличием. Меня это не трогало. Лишь бы без последствий... Врач зашла где-то через полчаса, как я проснулась, больно пощупала живот, сказала, что в понедельник контрольное УЗИ и, если всё хорошо, уже выпишут. Беременеть через год. Лучше не затягивать, чтобы я так и передала мужу. Я криво улыбнулась... «мужу». Но вслух конечно возражать не стала.
Написала Оле, что все хорошо. Маме тоже самое. Сил говорить не было. Отупляющее спасительное безразличие охватило каждую клеточку. Просто устала задавать себе вопрос "почему". Но он всё равно отстукивал в висках тихим эхом с каждым ударом сердца.
Почему-почему– почему.
Мама пыталась позвонить, но я отписалась, что засыпаю уже, потом. И правда провалилась в вязкую дрёму. То выныривала из неё, то снова погружалась. Мысли путались. Только одна была чёткой, незыблемой. Я хочу детей. Прямо сейчас. Хочу до зубовного скрежета. Хочу знать, что я МОГУ. Что мне это доступно. Вспомнила почему-то профессора Преображенского и его фразу, что зачем насильно создавать человека, если его может родить любая баба. А вот не любая, оказывается. Я теперь и не баба, получается? Не женщина??? С дефектом...Боже, нельзя так думать. Но как заставить себя не думать ТАК! ТАКОЕ время лечит???
С наступлением вечера начала нервно вздрагивать от каждого приходящего оповещения. В это время обычно звонил Тигран. Знала, что опять не возьму, совру. Но ждала. Зря. Он не позвонил. Обиделся наверно из-за вчерашнего. Подумал, игнорирую его. Может быть, понял, что вру. Стало так жалко себя. У меня тут горе, а он...Тихо заплакала. Начала было сама набирать ему, но передумала. Завтра. Завтра успокоюсь побольше, позвоню и всё расскажу. Завтра у меня уже будут силы такое рассказывать. Произносить вслух.
Так и заснула с телефоном в руках.
****
Соседки по палате попытались растолкать меня к завтраку, но я лишь вяло отмахнулась. Не хочу. Ничего не хочу. Мне в моём тёмном тёплом забытьи так уютно, так хорошо. Боль отпустила практически полностью, напоминая о себе лишь при движении. Ещё один повод не шевелиться. Слышала, как пару раз пиликнул телефон, возвещая о принятых смс, но проверять, кто там, было лень. Вот на обед встану и посмотрю...Сказали, будет пюре с сосисками...
Недовольно приоткрываю глаз от настойчивого звонка. Щурюсь спросонья, смотря на мигающий экран. И от неожиданности резко просыпаюсь. Этой то ещё что надо? Первый порыв был – не брать. Но слишком уж удивительное событие в моей нынешней жизни– звонок почти бывшей уже свекрови.
–Да? – откашливаюсь, прочищая горло. Медленно сажусь на кровати, кривясь от болезненных прострелов внизу живота.
–Ну...Здравствуй...Анна,– едко цедит в трубку Изольда Степановна.
Я недоуменно моргаю, избавляясь от сна окончательно. Нет, мы никогда особо не были дружны, но соблюдали холодный вежливый нейтралитет. Всё-таки интеллигентные люди, а своей интеллигентностью Изольда Степановна очень кичилась.
–Здрасьте,– бормочу я.
–Ну, рассказывай! – доносится в трубке с нажимом.
–Что? – я правда не понимаю.
–Как посмела где-то ублюдка нагулять, а матери своей про Виталю наплести, а? Какая ж ты бесстыжая, а! Это ж надо! Сама значит с мужиком каким-то по морям, Виталика бросила здесь разгребать одного всё. А как хвост прижало, так о сыночке моём и вспомнила...Не нужна ты ему…Девка!
– Чтооо? – мне становится смешно. Истерическое веселье накатывает волнами,– Что вы несёте вообще? Да забирайте вы Виталика своего с потрохами!
–Что-что, а то! Что, если думаешь разжалобить его, то не выйдет. Повестку тебе уже прислали в суд, девка бесстыжая. Так позвонила мамаша твоя, сказала, узнала про повестку от знакомой с почты, и что как это Виталику не стыдно, когда ты тут в больнице лежишь. Что вроде как от него. А он то и ни сном, ни духом! А знаешь что, Анька...А это тебя Бог наказал, что при живом муже с другим мужиком путаешься! Ещё и небось тоже женат да с детьми, а у тебя вот не будет! Есть в мире справедливость! Ееесть!
Меня окатывает кипятком. Горло обвивает колючей проволокой. Свекровь говорит ещё что-то, но я кроме шума крови в ушах мало что слышу. Прямо в цель попала. В яблочко. Самую мою тёмную мысль достала и передо мной потрясла. Что это потому, что нельзя вот так...В чужую семью лезть, какая б не была...Нельзя...с чужим... Душа деревенеет.
– Значит так, Изольда Степановна,– перебиваю разбушевавшуюся женщину мёртвым голосом,– Вы правы, я уезжала на море с другим мужчиной. Очень влиятельным мужчиной, богатым, который согласен помочь мне с судом, если он состоится. И тогда уж я отберу Виталькину кредитную машину и дачу, которую он вам покупал, а оформлял на себя, ясно? – слышу, как свекровь тяжело дышит в трубку. Сопит как разъяренный бык, – Неделя вам на размышление. И, либо идём к нотариусу и подписываем мировую, либо советую вам рассаду на будущий год не покупать.
– Ах, ты, сссууу..
Я сбрасываю вызов. Меня колотит так, что телефон буквально выпрыгивает из рук. Взгляд цепляется за тёмную массивную фигуру в дверях палаты. Фокусируюсь и немею. Тигран.
47.
Как? По телу прокатывается россыпь ослабляющих колких мурашек. Кажется, у меня просто едет крыша. Боюсь моргнуть– он ведь исчезнет. Но Тигран и не думает испаряться. Просверливает меня тяжелым недобрым взглядом, медленно отрывает плечо от дверного косяка и делает шаг в палату. Но тормозит, оглядев нашу такую женскую комнату. Все в домашнем: кто в шортах, кто в хлипком халатике. Лежат, не прикрывшись, у одной капельница. Зайти мужчине в этот женский горестный мир– преступление. Чёрные глаза, сделав круг по помещению, застывают на мне.
–Выйди– бросает коротко и отступает в коридор.
Я киваю ему, судорожно сглотнув. Жду, когда скроется за дверью. И только потом аккуратно спускаю подкашивающиеся ноги. Не хочу почему-то, чтобы Керефов видел, как тяжело мне даются подъем и наклоны. Ходить уже нормально, но слезть с кровати, не скривившись, мне пока недоступно. Зачем он здесь? Зачем? Мысли путаются, как и я сама. Даже понять не могу: рада или нет. Знаю только, что сердце сейчас из груди выпрыгнет.
Тигран сидит на дальнем диванчике в конце коридора. Хмуро смотрит, как я медленно к нему приближаюсь. Цепко подмечает, как неловки мои движения. Поджимает губы, хочет что-то сказать, но молчит. Я тоже. С беззвучным оханьем присаживаюсь рядом. Сцепляю руки в замок. Тигран упирается локтями в расставленные колени и начинает задумчиво крутить зажигалку между пальцами. Жду. Молчит.
–Ты как здесь? – я почти уверена, что это Оля, но...
–Ольга твоя,– обрывает мои размышления Тигран.
–Ты же в командировке...
–Был,– говорит он с нажимом и наконец поворачивается ко мне.
Тёмный взгляд скользит по моей сгорбленной фигуре (сидеть прямо– тяжело), задерживается на животе. Невольно скрещиваю на нём руки, обнимая себя.
–Как сама? – интересуется глухо.
–Нормально,– мои губы сохнут от напряжения.
Вижу, что ему хочется больше сказать, но сдерживается. Но это вообще не его– сдерживаться. Аура вокруг тяжелеет, словно увеличивая давление атмосферного столба. Не человек, а природная аномалия.
–Врач сказала – хорошо всё. В понедельник можно забирать тебя,– пасмурный взгляд впивается в меня.
–С врачом говорил?
–Только что.
–Она же выходная…
–С дежурным.
–Повезло. Мне дежурные ничего не говорят.
–Мне поначалу тоже.
Замолкаем. Тигран снова переводит глаза на мелькающую в руках зажигалку.
–В палату отдельную хочешь? – отстраненно интересуется.
–Нет.
Пауза. Опять.
–Надо что– нибудь? – через пару секунд хрипло.
–Нет, спасибо,– я слабо улыбаюсь.
–Спасибо,– хмыкает Тигран, запрокидывая голову и выпрямляясь. А потом вдруг зло, с сарказмом,– Спасибо, блядь! Всё? Закончили разговор???
Его взгляд хлёстко бьёт по моему лицу. Желваки прокатываются по заросшим щекам, но Керефов сжимает челюсти и проглатывает продолжение. Только чёрные глаза яростно мерцают. В них горит главный вопрос. Тигран не произносит его вслух, но он будто набатом звенит между нами.
–Не было у меня сил рассказывать. Не хотела,– отвечаю я. Голос сухо шелестит как скомканная бумага. Поджимаю губы и добавляю твёрдо,– Имею право. Это моя жизнь.
В его лице что-то неуловимо меняется. Оно словно превращается в маску.
–Которая меня не касается, так? – слишком спокойно произносит.
–Если бы. Если...– я хватаю воздух, мне тяжело говорить это вслух, – Беременна бы была– сказала...А так...Это моё...
–Ты и была,– выплёвывает, перебивая.
Тигран устало трёт лицо и шумно выдыхает. Я прикусываю губу. Где-то на краю сознания пробивается мысль, что он ведь пришел, хотя я даже не звала. Прилетел из другого города, нашел меня лишь потому, что заподозрил, что что-то не так. Эта мысль пускает во мне корни, растекается по нервным окончаниям кипучим теплом. Дотрагиваюсь кончиками ледяных пальцев до его бедра и чувствую, как мышцы каменеют от этого невесомого прикосновения.
–Тигран...
–Не пускаешь ты меня, Татлим,– вдруг едва слышно произносит,– В это "твоё".
– Боялась, что...– отвечаю хрипло, в носу начинает мерзко щипать. Мне вдруг становится до противного стыдно.
–Чего?
–Что...– чёрт, я просто не могу это произнести. Жалко улыбаюсь и развожу руками. Подбородок начинает предательски подрагивать. Всхлипываю. Ещё раз. И ещё, ещё....
–Ну бляяядь,– тянет Тигран страдальчески.
Тяжелая ручища падает на мои плечи и с размаху впечатывает в твёрдую мужскую грудь. Утыкаюсь носом в тонкую шерсть свитера, которая тут же становится насквозь мокрой. Из горла вырывается совсем уж некрасивое громкое "Ааааааа", но я просто не могу это контролировать. Меня трясет. Трясет так, будто наступила на высоковольтный провод, будто земля с грохотом уходит из– под ног. Все эти пару суток беззвучных всхлипываний в подушку не стоят и пяти минут такой истерики. Не представляю, как посмотрю ему в глаза, когда это всё закончится, и от этого трясёт ещё сильнее. Грубоватые неловкие поглаживания по подрагивающим лопаткам, по немытым волосам, собранным в пучок. Он не знает, что со мной делать, бедный.
–Врач сказала– через годик без проблем. Так что чё ревёшь– не понимаю,– недовольно бормочет Тигран, не выдерживая, когда я чуть ли не высмаркиваюсь ему в свитер.
Но это он зря говорит. На ум приходит, что я разведена, что он женат. И будет ли у меня потенциальный отец потенциального ребенка на примете через годик, я сейчас, мягко говоря, сомневаюсь. Из самой души снова рвётся это пронзительное " Аааа", и мне приходится до крови прокусить губу, чтобы его сдержать. Сильные руки обхватывают меня крепче: до хруста в ребрах, до невозможности дышать. Мне душно, тесно, больно. Но вдруг так безопасно, что плечи перестают дрожать, нос всхлипывать, глаза слезиться. И я обмякаю, отпуская свою боль и страхи.
Тигран уходит через полчаса, доведя меня, всю какую-то ватную, до палаты.
– Я завтра зайду к четырем,– хмуро смотрит на наручные часы. Похоже, опаздывает куда-то.
–Да не надо,– отмахиваюсь я от него, вытирая заплаканное лицо. Во мне такая опустошающая легкость, какой после оргазма не бывает. Словно полдуши выревела.
–Я блин не спрашивал: надо или надо,– хмыкает Тигран, смотря на меня с добродушной снисходительностью,– Принести что– нибудь?
Я смеюсь, представляя Керефова со связкой апельсинов и пакетом из "Пятерочки" с минералкой и бубликами. Дурацкая картина.
–Цветочки? – предлагаю более оптимальный вариант.
–Цветочки? – он вопросительно вскидывает брови, улыбка становится шире. Похоже, тоже рассчитывал апельсинами отделаться.
Протягивает ко мне руку и грубовато притягивает за шею.
–Ну, иди, хоть поцелую, беда моя голубоглазая!
Я с готовностью иду.
* * *
Не чувствуя ног, захожу в палату. Сердце колотится так, что, кажется, пытается убиться о грудную клетку. Это был самый девственный поцелуй в моей жизни без намека на желание и самый пронзительный одновременно. Потому что мне показалось, что это был больше, чем просто поцелуй. Показалось, что...
–Вот это зачётный мужик,– присвистывает соседка по палате. Та, что мечтала стать суррогатной матерью, да не срослось. Провожает меня сощуренным липким взглядом,– А говорила замужем...
Я даже не сразу понимаю, что это мне. С трудом выкарабкиваюсь в реальность из плотной розовой ваты, оккупировавшей сознание. Медленно присаживаюсь на свою кровать и обвожу взглядом притихших женщин. На их лицах любопытство и ожидание пикантных подробностей. Здесь слишком скучно, чтобы не цепляться за любую сплетню. Но я не в настроении кормить чужое любопытство.
–Замужем,– глухо отвечаю я и аккуратно ложусь, кривясь от прострелившей низ живота боли,– Почему ты спрашиваешь?
–Так ты Акунина, а он хач,– ухмыляется соседка, в глазах горит ехидство,– Ты не подумай, я не осуждаю! Я бы сама с таким...Ммм... Да ты просто такую праведную из себя строила, губки недовольно на наши рассказы поджимала. А сама...Вот уж точно в тихом омуте черти водятся! Любовник или гражданский твой?
Розовый туман оседает и плесневеет на глазах. Ох, если б я сама знала, что на это на всё отвечать. Но я не знаю...Не знаю, блин! Только-только затянувшаяся рана начинает открываться, отравляя кровь кислотой.
–Гражданский,– цежу вслух и утыкаюсь носом в телефон.
И чувствую невероятное желание кинуть гаджет в стену...Или лучше в голову этой беспардонной бабе. Ну твою мать, а! Ну почему все, ВСЕ тыкают меня носом в наши отношения. Как– будто я живу в средневековье, где вокруг только замужние, девственницы или вдовы. Никто никогда не изменял, просто так не встречался... Ну почему??? Даже эта с четвертым абортом непонятно от кого. Даже она!
–Ну, тогда понятно. Знаю– знаю,– продолжает соседка, обращаясь уже больше к остальным девчонкам в палате,– Они русских замуж не берут – так только, трахают. А ты ещё и блондиночка, вся такая светленькая. Прямо классика. У меня у знакомой тоже...
Заткнись– заткнись– заткнись. Аааа!!!
Укрываюсь с головой одеялом, показывая, что больше и слова не скажу. Пусть думают, что хотят. Но я им уже и не нужна. Оживившиеся женщины продолжают болтать, обмениваясь сплетнями и житейскими историями про вторые семьи, про неуважение, про различие в воспитании и религиозных взглядах. Не могу. Тошнит. Минут через десять, молча, выхожу из палаты. Женщина с миомой кричит мне вслед, чтобы я не обижалась, но я только хлопаю дверью, чудом удержавшись и не продемонстрировав ей средний палец.
Руки нервно трясутся, как– будто у меня Альцгеймер. Опускаюсь на дальний диванчик в коридоре. Тот самый, на котором ещё полчаса назад рядом со мной сидел Тигран. Глубоко вдыхаю, и чудится, что здесь ещё витает запах его терпкого грейпфрутового парфюма. Прикрываю глаза. Пелена эйфории окончательно спадает. Заставляю себя попробовать трезво оценить ситуацию. Но просто не могу. Мне так плохо. ТАК! А Тигран умудрился за пару минут унять эту разъедающую тревожную боль внутри. А ведь он и не сказал ничего такого. Смешно даже. По головке погладил, а мне оказывается, больше и не надо. Он мне вообще ничего не говорит. Понимай, как хочешь, что он там про себя думает.
Вот я и думаю.
Брожу в дебрях собственных догадок, потихоньку сходя с ума. Я слишком мнительная для таких отношений. Без слов. Без ясности. Открываю глаза и упираюсь взглядом в репродукцию Рериха на противоположной стене. Его фирменный ультрамариново – синий дергает какие-то ниточки в душе. И эти мягкие пурпурно– розовые горы... Всё такое схематичное, но смотришь и понимаешь, что перед тобой шедевр. Простые линии, ухватившие вечность…
Так может и мне стоит всё упростить? У меня столько вопросов, но я молчу, боясь услышать ответы. Пытаюсь догадаться сама, только мучая себя раздирающими сомнениями. Кто я для него? Какие у него отношения с женой? Если он хочет, чтобы мы были вместе, то, как он вообще это видит? И самый главный вопрос сейчас для меня...Он возник неожиданно, под влиянием ситуации, но на самом деле я не могу думать ни о чём больше.
Я хочу детей. И не хочу терять время.
Душу накрывает безмолвное спокойствие. Мысли затихают. Завтра Тигран придёт, и мы поговорим. Может быть, мы расстанемся окончательно, но это лучше, чем изводить себя так, как я сейчас извожу. Чтобы открыть новую дверь, надо закрыть эту.
48.
– Привет,– нервным движением заправляю за ухо якобы случайно выпавшую из свободного хвоста прядку.
Я знаю, что эта прическа мне идет. И я тщательно делала её минут пятнадцать. Хотела было совсем распустить волосы, но ведь...я всё-таки в больнице лежу, здесь все с хвостиками да с кичками. Накраситься тоже не решилась. Только ресницы чуть– чуть и блеск… и хайлайтер, и тон, и румянами мазнула по скулам и носу. Господи, кого я обманываю...Я красилась почти час, делая всё, чтобы это было незаметно. Но, похоже, меня рассекретили.
Внимательный взгляд чёрных глаз скользит по моим спортивным штанам и тонкому топу на бретельках, задерживается в районе бёдер, груди, ключиц, губ и застывает на глазах. Ярко очерченный рот в окружении черной густой щетины кривится в едва заметной усмешке.
–Тебе лучше,– констатирует Тигран очевидное и протягивает мне персиково-розовые бархатные пионы.
У меня складывается ощущение, что он грабанул цветочный склад. В нос ударяет одуряющий нежный аромат, и я невольно сглатываю выделившуюся слюну. Букет приходится обхватить двумя руками, так как в одной он просто не помещается. Я сама попросила, я знаю, но внутри всё равно дребезжит от искристого волнения. Это очень красиво и это мне. И хочется верить, что он выбрал их САМ, а не приказал какому– нибудь Залиму. Тем более сегодня воскресенье -Керефов не был на работе.
–Спасибо,– мой голос срывается на придыхание.
Тигран улыбается, щурясь. В его взгляде опять мелькает снисходительность напополам с удовлетворением. Возможно, не все его женщины приходили в такое волнение от букета цветов. Но лично мне так приятно, что уголки глаз предательски увлажняются.
–И вот ещё. А то я ваше меню посмотрел – мне тошно стало...Хек с тушеной капустой...– хмыкает Тигран и протягивает большой пакет с логотипом ресторана, который мне просто некуда взять. Обе руки заняты цветами.
–Я в холодильник отнесу,– предлагает Керефов и так и не отдаёт мне еду,– Ты пока поставь цветы в воду, сейчас медсестра вазу принесёт, и выходи.
Мне остаётся только удивляться его осведомленности о наличии холодильника на отделении и содержании больничного меню. Водружаю букет на свою тумбочку под притихшее сопение соседок и выхожу к нему в коридор. Керефов уже занял облюбованный им вчера диванчик. Так же пристально наблюдает за моим приближением, поигрывая зажигалкой в руках. Ноги так же подкашиваются, пока я иду к нему. Так же занимаю место рядом.
Тигран улыбается, косясь на меня вполоборота, и шире расставляет ноги, соприкасаясь со мной коленом и бедром. Жжёт. Даже через штаны. В горле пересыхает. Незаметно протираю вспотевшие ладошки. Надеюсь, незаметно.
–Как дела? – интересуюсь я. Хотя вряд ли я сейчас услышу что-то более подробное, чем "нормально".
Меня тянет сразу начать свой мысленно выстроенный допрос, но я конечно не решаюсь. Хочется дать себе побольше времени собраться.
–Нормально,– лениво бросает Тигран, подтверждая мою догадку. Пфф...могла и не спрашивать.
Его бедро сильнее вдавливается в моё. Он придвигается ко мне ещё ближе и заглядывает в глаза.
–Врач сказала– завтра выпишут тебя. В два заберу,– сообщает мне тоном, не терпящим возражений. А потом вдруг добавляет фразу, от которой у меня слегка отвисает челюсть,– Ко мне жить поедешь.
Я ошалело хлопаю глазами, всматриваясь в его напряженное лицо. И неожиданно меня всё это начинает дико бесить.
Вдох– выдох...
–Тигран!
Вижу, как он резко хмурится, готовясь к обороне.
– Ну ты...Ты...Да ведь ты не спрашиваешь даже! – проглатываю слова от подступающих к горлу эмоций.
– Хорошо, спрашиваю. Поедешь– нет? – выдает он, изгибая левую бровь.
–Спасибо– сделал одолжение,– раздраженно шиплю.
– Это понимать, как "да"?
–Это...– поджимаю губы, пытаясь взять себя в руки, реально собираю пальцы в кулаки, – Это понимать, как " нет", пока нормально не поговорим.
Тяжкий театральный вздох, приглашающий взмах ладонью. И Тигран откидывается на спинку дивана, устремив на меня пасмурный взгляд.
Я молчу пару секунд, собираясь с мыслями. Керефов меня не торопит, ему вообще этот разговор сто лет не сдался, это буквально написано у него на лице.
– Во– первых, что значит "поедешь ко мне"? – вкрадчиво начинаю.
–Хочу, чтобы со мной жила,– коротко поясняет Тигран.
Его формулировки меня убивают! Я понимаю смысл слов, но ... Керефов о сожительстве как о какой-то очередной сделке говорит!
– И как долго? – пытаюсь задать наводящие вопросы.
–Долго,– утвердительно кивает Тигран.
–Какой-то определенный срок? – боже, как руки чешутся начать его трясти!!!
Мужчина криво улыбается. Ему что? Смешно????
–Неопределенный...– тянет своим бархатистым голосом.
Я замолкаю в беспомощной растерянности. И кажется у меня сейчас пар из ушей пойдёт. Ну он же не дурак, должен понимать, чего я от него хочу. Он специально...Издевается...В носу начинает ожидаемо пощипывать.
–Нюш,– Тигран, вздохнув, перестает ухмыляться и кладет свою тяжелую ручищу мне на плечи, притягивая к себе,– Ну что ты как маленькая, а? Опять себе голову не пойми чем забила. Жить с тобой хочу, быть с тобой хочу. Зачем же ещё? Хочу, чтоб под боком была, чтоб дома ждала. Рядом. Какой ещё срок? Пока любить будешь– такой срок.
– Пока Я БУДУ любить? – сипло переспрашиваю.
– Да,– Тигран проводит тыльной стороной ладони по моей щеке, едва слышно добавляет– Ты.
–А ты? – совсем шепотом.
Мне кажется он молчит целую вечность, хотя вряд ли прошла и секунда. Чёрные глаза смотрят задумчиво и мягко. Словно скупая ласка.
– Срок…Считай, что у меня пожизненное, Татлим,– он криво улыбается опять, но голос такой хриплый, что у меня внутри всё начинает вибрировать.
– Не о чем тебе переживать, – добавляет ровнее.
По телу растекается знойная волна, отнимающая последние силы. Я обмякаю под его тяжелой рукой, практически всем корпусом опираясь на него. Ноздри забивает его личный запах, смешанный с грейпфрутовым парфюмом. Тело окутывает исходящее от него тепло. Мои губы сами собой расползаются в дурацкой улыбке, когда я чувствую, как он целует меня в макушку, а щетина в это время царапает мой лоб. Я даже надеяться не могла, что наш разговор закончится так...Боялась...Что я там ещё спросить хотела??? Забыла...Дети...Да...
–Тигран... – рассеянно глажу пальцами его свитер в районе груди и живота, чувствуя, как мышцы каменеют от моих прикосновений.
–Ммм?
–Я детей хочу...– затаиваю дыхание и прикусываю язык, вдоль позвоночника пробегает холодок. Ощущаю, как он весь напрягся. Боже, я наверно так спешу! Всё испортила сейчас! Рука на моём плече застыла, а затем мягко сжала.
–Через год, врач сказал,– отвечает строго.
–Я не про это...– замолкаю и тоже каменею вся. Не могу заставить себя напрямую спросить. Не могу...
–От меня хоть, надеюсь, хочешь? – вдруг хмыкает Тигран мне в макушку.
– Ты женат,– сиплю ему в свитер.
Опять тяжкий вздох путается в моих волосах.
–Анна,– Керефов отстраняет меня, крепко схватив за плечи, и заставляет посмотреть ему в глаза,– Сколько раз повторять – устал уже! Не живём мы вместе. Не шутка это, не ложь. Брак по бумагам должен быть, на остальное всем плевать. Плевать, понимаешь? Айша тоже...
