Текст книги "Убийство по Фрейду"
Автор книги: Аманда Кросс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Глава 3
– Кажется, обед уже подан, – входя в спальню, сказал Эмануэль. – Здравствуй, Кейт. Пандора и для тебя поставила прибор. Удивительно, как эта женщина ухитряется так спокойно держаться, но, вообще, она всегда относилась к полиции с презрением.
– По-моему, ты тоже держишься довольно прилично, – сказала Кейт.
– Слава Богу, сегодняшний день хоть немного походил на мою прежнюю жизнь. Пациенты ничего не знали, по крайней мере, те, что приходили до шести вечера. Но последний уже получил вечернюю газету.
– В газетах об этом упоминают? – спросила Никола.
– Упоминают?! Боюсь, что мы стали настоящей сенсацией. Только представь себе: психиатрия, кушетка, женщина-пациентка, мужчина-доктор да еще нож! Репортеров трудно винить. Давайте пожелаем мальчикам спокойной ночи и пообедаем.
Но как только обед закончился и все перешли в гостиную, разговор снова вернулся к убийству. Кейт была почти уверена, что Эмануэль покинет их, однако он остался. Казалось, ему даже хотелось обсудить случившееся. Обычно он избегал светской болтовни, ссылаясь на необходимость «что-то срочно доделать» или «использовать свободный часок», и, если ему это не удавалось, не мог справиться с нараставшим раздражением. Но сейчас, когда реальная проблема возникла, так сказать, во внешнем мире, Эмануэль, казалось, чуть ли не радовался возможности расслабиться, обсуждая ее, размышляя о чем-то не подчиняющемся его контролю. Сама принадлежность убийцы к реальному внешнему миру давала его уму своего рода отдых от сложных операций с абстрактными идеями. Понимая его состояние, Кейт подумала, что полиция ошибочно примет его спокойствие за некое указание на причастность к убийству, тогда как на самом деле оно было только следствием сознания своей невиновности. Если бы девушку убил он, эта проблема не была бы для него посторонней. Но возможно ли убедить в этом хоть одного полицейского в мире? Например, Стерна? Кейт заставила себя отвлечься от размышлений и обратиться к выяснению фактов.
– Эмануэль, – сказала она, – где ты был начиная с десяти пятидесяти до половины первого? Только не говори мне, что у тебя разболелась голова и ты где-то бродил, ничего не помня.
Эмануэль посмотрел на нее, затем на Никола и спросил Кейт:
– Что она тебе рассказала?
– Только про ваш обычный распорядок дня да еще несколько слов о том, как она обнаружила тело. Мы пропустили как раз этот загадочный час, про который я тебя спрашиваю.
– Вот именно загадочный! – сказал Эмануэль. – Все было так ловко подстроено, что, знаешь, я не слишком виню полицию за то, что она подозревает меня. Я сам себя готов заподозрить. Если ко всем обоснованным подозрениям полиции добавить эту загадочность и то, что никто ничего не заметил, боюсь, чуть ли не все психиатры Америки решат, что я сошел с ума и зарезал несчастную девушку у себя в кабинете. Не уверен, что у них возникнут хоть какие-то сомнения на сей счет.
– Почему тебя не арестовали?
– Я и сам размышлял об этом и пришел к выводу, что им, очевидно, не хватает доказательств. Не очень-то я разбираюсь в подобных делах, но предполагаю, прокурор должен быть убежден, что имеется достаточно оснований для обвинения человека, прежде чем отдать приказ о его аресте и предании суду. Настоящий опытный адвокат, а они понимают, что я легко могу себе позволить нанять такового, камня на камне не оставит от тех обвинений, что у них пока есть. Мне видятся здесь две проблемы. Во-первых, что это мне принесет как профессионалу? Этого я пока не хочу принимать во внимание. И второе. До тех пор, пока полиция подозревает меня, они не начнут искать настоящего убийцу. И тогда я обречен.
Кейт почувствовала восхищение и неожиданный прилив нежности к этому глубоко интеллигентному и честному человеку. Никто лучше ее не знал (разве только Никола?), что в обыденной жизни с ее каждодневными прозаическими запросами он был, что называется, не от мира сего, но в критические моменты в нем обнаруживалась вдруг сильная личность, нравственные устои которой ничто не могло поколебать.
Собственный жизненный опыт говорил Кейт, что встреча с человеком, сочетающим в себе высокий интеллект и врожденную порядочность, – неоценимый подарок судьбы.
– А меня удивляет, что они разрешили тебе принимать пациентов, – с грустным сарказмом заметила Никола. – Что, если ты и вправду сошел с ума – а нам, видимо, надо считать это риском, сопутствующим твоей профессии, – и убьешь еще одного человека? Они окажутся в очень глупом положении, правда?
– Напротив, – живо возразила Кейт. – Ведь именно тогда они смогут считать свое расследование законченным. С одной стороны, мне кажется, полицейские, возможно, рассчитывают, что Эмануэль пойдет на новое убийство, а с другой, что даже они со своей непонятной нам логикой где-то в глубине души уверены, что он этого не делал.
На миг она встретилась взглядом с Эмануэлем и опустила глаза, но он успел увидеть в них веру в него, и, казалось, это его подбодрило.
– Ирония ситуации, способная привести в восторг Шекспира, заключается в том, – сказал Эмануэль, – что в последнее время девушка стала очень раздражаться. Это означает начало трансфера. Когда вчера она отменила свой визит, я подумал, что причина ее злости – это я, и поэтому не очень удивился.
– Она позвонила тебе, что не придет?
– Нет, сам я с ней не разговаривал, но при нормальном развитии событий в этом не было ничего необычного. Она и пациент, назначенный на двенадцать, тот самый мужчина, который появился позже и побудил Никола обнаружить убитую, оба отменили свои визиты, о чем я узнал без пяти одиннадцать.
– И тебе это не показалось странным?
– Нисколько. Конечно, как правило, два пациента одновременно не отказываются от сеанса. Но это вовсе не является чем-то экстраординарным. Иногда люди сталкиваются с трудными психологическими проблемами и некоторое время не могут заставить себя прямо взглянуть на них. Так происходит во время каждого сеанса психоанализа. Тогда они говорят себе, что слишком устали, или слишком заняты, или слишком расстроены. Фрейд очень быстро пришел к пониманию этого. Кстати, это одна из причин, по которой мы настаиваем, чтобы пациенты платили и за отмененные ими визиты, даже если потом окажется, что у них была совершенно уважительная причина. Люди, не разбирающиеся в психиатрии, искренне поражаются и считают нас стяжателями, но весь механизм оплаты и даже то, что ради оплаты сеансов они чем-то должны пожертвовать, – существенная составная часть лечения.
– И каким же образом без пяти одиннадцать тебе стало известно, что оба они не придут?
– Я позвонил на коммутатор, и там мне об этом сказали.
– В службу регистрации звонков? Ты что, каждый час им звонишь?
– Нет, конечно, только если знаю, что мне звонили.
– Ты хочешь сказать, что во время предыдущего сеанса звонил телефон, но ты не снял трубку?
– Телефон не звонил, в него вмонтирована желтая лампочка, которая мигает вместо звонка. Пациент не может ее видеть со своего места на кушетке. Если я не отвечаю после трех звонков, вернее, вспышек лампочки, трубку снимают на коммутаторе. Это делается для того, чтобы не прерывать сеанс.
– А ты выяснил, кто разговаривал с коммутатором, отменяя визиты? Были ли это мужчина и женщина, или в обоих случаях звонил мужчина?
– Разумеется, это меня заинтересовало в первую очередь, но, когда я связался с коммутатором, там уже сменились дежурные, а они не записывают, кто звонил, только сообщение и время, когда оно поступило. Разумеется, полиция займется этим более тщательно.
Никола, которая до сих пор молчала, повернулась к Кейт:
– Прежде чем ты задашь свой следующий вопрос, позволь мне спросить тебя кое о чем. Собственно, именно за это и уцепились полицейские, я знаю. Но ведь Эмануэль говорил об этом множеству людей, так что, возможно, они все же выяснят, что это так. Так или иначе, мы знаем других психиатров, которые поступают таким же образом, потому что, чувствуют себя словно запертыми в клетке.
– Ники, дорогая, со всеми твоими местоимениями я ровным счетом ничего не поняла!
– Естественно, потому что я еще не задала свой вопрос. Как ты думаешь, если пациент отказался от визита, что станет делать Эмануэль?
– Пойдет куда-нибудь. Не важно, куда именно, просто уйдет из дому.
– Вот видишь, – сказала Никола, – все мы это понимаем. Я бы подумала, Что он отправится к Брентано порыться в книгах, а когда я спросила об этом маму, она ответила, что он может пойти по каким-то своим делам. Но главная проблема в том, что полиция не понимает психиатров, которым приходится весь день сидеть взаперти, слушая своих пациентов, и которые поэтому предпочитают расслабляться в движении. Полиция считает, что, если только Эмануэль не замыслил преступления, он должен был, как любой другой нормальный человек, просто остаться в кабинете и заняться, например, разборкой своих записей или корреспонденции. А если учесть, что отказались от визита сразу два пациента, то ему следовало пригласить какого-нибудь приятеля и пойти с ним на ленч, предварительно для расслабления выпив по коктейлю с виски. И что толку объяснять им, что Эмануэль никогда не ходит на ленч и тем более не стал бы искать приятеля для компании, потому что он никогда, за исключением вот этой счастливой случайности, – то есть теперь-то ясно, что это не случайность, а, наоборот, старательно спланированное действие, – никогда не бывает свободным во время ленча.
– А в самом деле, что ты делал, Эмануэль? – спросила Кейт.
– Ходил вокруг пруда, не знаю сколько кругов, даже не ходил, а бегал трусцой.
– Понимаю, я ведь видела, как ты бегаешь. И сама раньше бегала трусцой.
Когда-то давно, еще до Никола… Кейт была тогда достаточно молодой, чтобы бегать просто ради удовольствия двигаться. «Это было весной, и весна бурлила у меня в крови». Кейт вспомнила вдруг сегодняшнюю надпись мелом. Казалось, она видела ее в какой-то другой жизни. Внезапно она почувствовала себя ужасно усталой и сникшей, словно одна из тех картонных фигурок, которые, как она помнила с детства, падали на пол от легкого дуновения. С момента первого эмоционального потрясения после краткого сообщения капитана Стерна: «Ее убили» и до настоящей минуты она запрещала себе думать о положении Эмануэля. С особой старательностью она избегала мысли о своей роли в случившемся. Даже теперь, измотанная морально и физически, она сохраняла достаточно благоразумия, чтобы не взваливать на себя всю полноту ответственности. Не могла же она заранее знать, что девушку убьют, тем более – в кабинете Эмануэля. Если бы эта мысль пришла Кейт в голову, когда она рекомендовала Эмануэля Дженет Гаррисон, она бы просто решила, что «галлюцинирует», выражаясь языком Никола.
Но, хотя Кейт оказалась всего лишь одним звеном в цепи событий, которые привели к роковому исходу, она все равно чувствовала себя ответственной не только перед Эмануэлем и Никола, но и перед самой собой и даже перед Дженет Гаррисон.
– Помните шутку, которая пользовалась популярностью несколько лет назад? – спросила она. – Два психиатра встретились на лестнице, и один назвал другого ослом. Тот сначала ужасно разозлился, а потом пожал плечами и забыл про инцидент. «В конце концов, – заявил он себе, – это его проблема». Так вот, я не могу так сказать. То, что с вами случилось, это и моя проблема, даже если бы вы не были моими друзьями.
По тому, как Эмануэль и Никола избегали смотреть друг на друга и на нее, она поняла, что эта тема ими как-то обсуждалась.
– Фактически, – продолжала она, – если смотреть на дело под определенным углом, скажем с точки зрения полиции, меня тоже можно подозревать. Детектив, который приходил ко мне, интересовался, что я делала вчера утром. Может, это их обычный метод расследования, то, что они называют рутиной, а может, и нет.
Эмануэль и Никола изумленно уставились на нее.
– Но ведь это полная чушь! – сказал Эмануэль.
– Не большая, чем подозревать тебя в убийстве своей пациентки в собственном кабинете или думать, что это могла сделать Никола. Взгляните на происшедшее глазами того же капитана Стерна. Я более или менее знакома с укладом вашей жизни. Как выяснилось, я ничего не знала об особом устройстве твоего телефона и о том, что ты не отвечаешь на звонки во время приема, но ведь это только мои слова. Девушку к Эмануэлю направила я. Можно допустить, что я страшно ревновала к ней или украла у нее деньги или одну из ее литературных идей. Господи, да разве трудно придумать какой-нибудь повод! И вот я воспользовалась случаем и убила ее!
– Но ведь у тебя с ней не было никаких личных отношений, верно? – спросила Никола.
– Разумеется, не было. Но и у Эмануэля, я уверена, их тоже не было. И все-таки полиция наверняка предполагает, что могла возникнуть какая-то связь, сумасшедшая страсть или что-нибудь в этом роде, раз уж он решил убить ее во время сеанса. Вряд ли они допускают, что он внезапно потерял голову и набросился на девушку во время одной из ее самых интересных свободных ассоциаций.
– Она была очень красива, – сказала Никола.
Никола обронила эту фразу, как неловкий ребенок роняет игрушку на колени взрослому.
У Кейт и Эмануэля почти одновременно возник вопрос: откуда она могла это знать? Но оба промолчали.
Могла Ники заметить, что девушка красива, в тот момент, когда обнаружила ее мертвой? Потрясенная Кейт вспомнила внешность Дженет Гаррисон. Ее нельзя было назвать эффектной красавицей, которой мужчины смотрят вслед и у которой на вечеринках нет отбоя от ухажеров. Секрет обаяния таился в удивительно свежем цвете ее лица с тонкими чертами. В Дженет Гаррисон было то, что Кейт называла врожденным благородством. Чистые линии высокого лба, глубоко посаженные большие глаза, прелестный овал лица – все это не сразу открывалось смотревшему, но тем сильнее поражало в следующую минуту. «Господи, – с тоской подумала Кейт, – этого еще не хватало!»
– Я только хочу сказать, – помолчав, продолжала она, – что чувствую себя ответственной, если хотите, виноватой в том, что случилось. И вы можете мне помочь только тем, что подробно расскажете обо всем. Как начался и проходил этот день, я себе полностью уяснила. В половине одиннадцатого Никола ушла, а Эмануэль находился в кабинете с десятичасовым пациентом, когда у него на телефоне несколько раз вспыхнула лампочка. Она сигнализировала об одном звонке или о двух?
– О двух. И если это звонил один и тот же человек, ему пришлось дважды набрать мой номер. Ведь если бы одним звонком кто-то отменил сразу два визита, это вызвало бы подозрения, так как пациенты даже не знакомы друг с другом.
– Ты в этом уверен?
– Позволь мне объяснить. Конечно, они могут случайно встретиться в приемной. Но если бы они знали друг друга, мне это стало бы известно.
– Хочешь сказать, это выяснилось бы в ходе психоанализа?
Эмануэль коротко кивнул, явно не желая вдаваться в подробности.
– Но, – спросила Кейт, – если бы двенадцатичасовой пациент – как мы уже знаем, это был мужчина – захотел сохранить в тайне свою связь с Дженет, разве он не смог бы это сделать?
– Для меня это было бы неожиданностью.
– И могло бы означать, – добавила Кейт, – что он намерен убить ее. – Никто из остальных не откликнулся на ее утверждение. – Что ж, продолжим. Без пяти одиннадцать ты позвонил на коммутатор, там тебе сообщили об отмене двух визитов, и ты сразу ушел из дому, чтобы отдохнуть и побегать вокруг пруда.
– Вот видишь, – прервала ее Никола, – ты веришь, что он именно так и поступил, хотя даже из твоих уст это звучит странно.
Мягкая полуулыбка на губах Эмануэля выражала готовность принять неизбежное. Кейт не первый раз замечала, что Эмануэль больше чем кто-либо способен смириться с тем, что он не в силах изменить. Возможно, к этому его приучили занятия психиатрией. Профессионал, посвятившей этому свою жизнь, привыкает ничему не удивляться. Могло ли убийство Дженет Гаррисон быть воспринято им как досадная неожиданность в ходе работы? Кейт решила обдумать это позже.
– Пожалуйста, не сочти, что я тут же вскочил с кресла и сломя голову помчался в парк, – сказал Эмануэль. – Конечно, мне хотелось размяться, но не до такой степени, чтобы забыть переодеться. А потом я вышел на улицу, даже можно сказать, вышел не спеша.
– Тебя кто-нибудь видел? Может, ты сам кого-то заметил?
– Никого, кто мог бы это подтвердить. В холле было пусто.
Никола выпрямилась в кресле:
– Его мог видеть кто-то из пациентов доктора Барристера, когда он шел к Пятой авеню. Я уверена, что, если мы попросим доктора, он охотно расспросит своих больных, понимая, как это важно. А может, даже он сам заметил тебя из окна своего кабинета.
– Вряд ли. Кроме того, если кто-то и обратил на меня внимание, то полиция может решить, что я запутывал следы. И у пруда я тоже не встретил ни одного знакомого. Конечно, там было много народу, но я никого не запомнил. И они, наверное, не смогут вспомнить мужчину в старых джинсах и куртке, который быстро шел по дорожке вдоль пруда.
– На тебе была эта одежда, когда ты вернулся домой, – сказала Никола. – Ты ведь не принимал в ней пациентов. Разве это не доказывает, что ты невиновен?
– Он вполне мог переодеться после того, как убил девушку, – возразила Кейт. – Но минутку! Если предположить, что ты обеспечивал себе алиби и для этого убежал в парк, то кто же сделал эти два звонка, отменяющие визиты? Ты сказал, что на коммутаторе записали время их поступления. Если ты проводил сеанс, а это легко проверить, значит, ты позвонить не мог. Даже если пациент и не видел мигающую лампочку, на станции зафиксировано время сообщения.
– Я об этом думал, – признался Эмануэль, – и даже сказал полиции, хотя, наверное, это было не очень умно с моей стороны. Они ничего не ответили, но, несомненно, считают, что я мог кому-нибудь заплатить, чтобы тот позвонил, или попросить это сделать Никола или тебя.
– И все-таки здесь в их рассуждениях слабое место. Лично я приберегу это на всякий случай. Кстати, как ты думаешь, почему убийца позвонил тебе, когда ты занимался пациентом, а не в другое время? Ведь тогда, кроме тебя, никто не смог бы подтвердить, что такие звонки были!
– Возможно, он просто не мог позвонить в другое время. Но скорее всего, он хотел знать наверняка, что я не возьму трубку, а получу сообщение позже на коммутаторе. Ведь я мог бы понять, что это не голоса моих пациентов, или даже, хотя это кажется маловероятным, узнать говорившего.
– Есть еще одно предположение, – сказала Никола. – Если б он позвонил раньше, то даже притом, что тебе очень хотелось размяться, ты мог бы найти другое занятие. Например, ты сказал бы мне, что у тебя образовался двухчасовой перерыв, а я вполне могла бы предложить тебе посмотреть, что у нас получается в этом месяце с деньгами. Или заняться любовью, если бы я отложила свой визит к психоаналитику. Я понимаю, это звучит неправдоподобно, но, если убийца хорошо знал нас, он легко мог предположить такое. Пандоры и детей дома не было, а я подумала бы, что это здорово: для разнообразия заняться этим утром. Короче, я считаю, убийца просто не хотел оставить Эмануэлю время на размышления и должен был быть уверен, что я уйду.
– Все равно, – сказала Кейт, – это могло быть с его стороны промахом, и довольно серьезным. Будем надеяться на это. Когда ты вернулся домой, Эмануэль, представление, так сказать, было в самом разгаре?
– Самым подходящим словом, чтобы описать то, что здесь творилось, было бы «хаос». Если бы дело не касалось меня, было бы даже интересно.
– Доктор Барристер сказал, что лучше вызвать полицию, – заговорила Никола. – Кажется, он даже назвал мне номер, но у меня не хватило духу набрать его. Я попросила коммутатор соединить меня. И когда мужской голос в трубке произнес: «Полицейский участок», я подумала, что это происходит не со мной, что это просто бред. Завтра я скажу об этом доктору Сандерсу, интересно, что значат эти мои мысли… Не прошло и минуты, как из участка мое сообщение передали по рации одной из полицейских машин, которые постоянно разъезжают по району… Помнишь, когда мы были детьми, полицейские обходили улицы пешком?
– Когда мы были детьми, – вставил Эмануэль, – полицейские казались нам стариками. Как это кто-то сказал? «Они достаточно старые, чтобы стать вашими отцами. Но в один прекрасный день вдруг оказываются достаточно молодыми, чтобы стать вашими сыновьями».
– Так или иначе, – продолжала Никола, – эти полицейские, приехавшие на машине, просто посмотрели на тело, как будто хотели убедиться, что мы их не разыгрываем, хотя мне показалась бы дикостью подобная шутка. Потом они уже сами позвонили в участок, и после этого здесь началось настоящее столпотворение. Забегали какие-то люди со всяческими приспособлениями, и детективы, и какой-то мужчина, которого все называли помощником инспектора, и фотограф, и еще такой смешной коротышка, увидев которого все страшно обрадовались. У меня просто голова пошла кругом. Мы сидели здесь, в гостиной. Не помню, когда вернулся Эмануэль, но, кажется, задолго до того, как унесли тело. Я только и осознала, что вошли мужчины в белых халатах. Один из них сказал полицейским: «Скорая помощь». Когда-то был фильм с таким названием.
– Нечего и говорить, что они очень обрадовались, когда я вернулся, – продолжил Эмануэль. – Но сначала мне пришлось сесть на телефон и отменить сеансы. До всех дозвониться я не смог, и одну из пациенток у входа остановил полицейский, о чем я даже не знал. Но наверное, лучше так, чем если бы я вышел к ней посреди этого хаоса и сказал, чтобы она уходила. Как энергичны полицейские, но как мало они понимают!
Поздним вечером Кейт припомнила эти слова: «Как мало они понимают!» Вскоре после их беседы и этой фразы Эмануэля к Бауэрам снова заявился какой-то детектив. Он проводил Кейт внимательным взглядом. Однако, подумала усталая Кейт, ложась в постель, факты (если это действительно факты), касающиеся Эмануэля, были отнюдь не такими, которые могли бы понять полицейские – по преимуществу люди заурядные. Да, психиатр, даже если он человек неуравновешенный, никогда бы не совершил преступления в своем кабинете, так сказать, на своем поле деятельности; да, Эмануэль никогда бы не позволил себе вступить в связь со своей пациенткой, какой бы красавицей она ни была; да, Эмануэль вообще не способен кого-либо убить, тем более зарезать ножом; да, бывшие любовники, как она и Эмануэль, теперь могут быть просто друзьями… Но что из этого всего может извлечь полиция, которая понимает только сексуальные или брачные связи? А Никола? «Она была очень красивой». Но ведь Никола находилась у своего аналитика, у нее алиби.
Когда две таблетки снотворного, – а Кейт не принимала лекарство с того ужасного случая с ядовитым плющом, что произошел семь лет назад, – начали действовать, она стала думать о докторе, который жил на одной лестничной площадке с Бауэрами. Возможно, он и есть убийца. То, что он уж точно не имел ни малейшего отношения ко всем, кто замешан в данной истории, по мере того, как она погружалась в сон, оказывалось все менее и менее важным.
