Текст книги "Секреты модельной общаги"
Автор книги: Аманда Керлин
Соавторы: Фил Оу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
– Нет-нет, я ценю, Рейчел, по-настоящему ценю, – залепетала я. – Я очень стараюсь, правда. Хожу на все кастинги…
– Стараешься? – переспросила она, глядя мне прямо в глаза. – Тогда почему ты до сих пор не сбросила пять фунтов, почему не ходишь в тренажерный зал?
– Нет, хожу, правда хожу, – солгала я просто из желания выбраться на волю живой и здоровой.
– Хизер, нам известно, что ни в какой зал ты не ходишь, поэтому прекрати молоть чепуху, ладно?
Это «нам известно» она произнесла как-то по– особому, словно у двери спортивного зала общаги висела скрытая камера, которая записывала всех, кто туда входил. Откуда все-таки ей известно? Не по моему же виду она так решила.
– Возможно, если бы ты проводила чуть меньше времени на побочной работе, то у тебя бы нашлось время для чего-то действительно важного.
Выходит, она знает и о работе у Виллема? Крот после нескольких месяцев перерыва, видимо, вновь поднялся на поверхность и нашептал всякие гадости на ухо Рейчел.
– Ты думаешь, я добилась всего благодаря тому, что просто сидела, отвечая на звонки, и ждала, пока успех придет сам по себе?! Нет, каждое утро в шесть часов я была в тренажерном зале, работала до седьмого пота, чтобы следующая рекламная кампания досталась мне, а не какой-то со– плюшке из Италии.
– Я все поняла, Рейчел, правда. Очень сожалею и отныне буду работать в два раза больше, – сказала я, еще раз осознав, что не разработала никакого плана на случай непредвиденных обстоятельств, если вдруг под влиянием каприза она решит меня уволить. Сейчас нужно было только одно – продемонстрировать полную покорность. – Большое спасибо за совет. Вы меня по– настоящему вдохновили. Я теперь буду очень следить за своей фигурой.
Рейчел кивнула. «Победа», – вероятно, подумала она. Ей удалось нагнать на меня страху.
– Считай, что получила последнее предупреждение, – произнесла она, прежде чем меня отпустить.
На улице шел дождь. А я не взяла зонтик. По моему лицу стекали капли дождя вперемешку с солеными слезами.
Чтобы поймать дождливым днем такси в Сохо, нужна целая вечность, но мне в конце концов повезло, однако я успела здорово промокнуть. Такси доставило меня к галерее Клюстера. Последнее
предупреждение. Именно его получила Лора перед тем, как ее уволили.
Я зашла в зал, промокшая, жалкая, хлюпающая носом. Биллем лишь взглянул на меня и сразу понял: случилось что-то ужасное.
– Даниель! Даниель! Хизер нужен чай!
Выпив чаю в служебном помещении, я рассказала Виллему о том, что случилось: в агентстве мне сделали последнее предупреждение, а потому я на волоске от того, что меня вышвырнут из общаги, и тогда прощай карьера модели.
Биллем на минуту задумался, потом извинился, сказав, что ему нужно отлучиться, чтобы позвонить. Он отсутствовал минут десять, пока я прихлебывала вторую чашку зеленого чая, стараясь согреться после холодного мартовского дождя.
– Хорошая новость. Кажется, мне есть чем тебя порадовать, – сказал он, когда вернулся.
Хмурую озабоченность сменила его милая улыбка.
Оказалось, что неделю назад он обедал с одним своим другом, искусствоведом, который преподавал в Нью-Йоркском университете. Биллем вспомнил, что я как-то упоминала о желании там учиться, и между прочим поинтересовался у этого преподавателя, как он оценивает учебную программу по искусству. Тот сказал, что программа превосходна.
– Я только что позвонил своему другу, и он сказал, что прием на осенний семестр еще идет, – сообщил мне Биллем. – Хотя не могу гарантировать тебе поступления – окончательное решение принимает комиссия, – но мой друг пообещал проследить, чтобы твое заявление не затерялось в груде бумаг. Ты уже опоздала подать заявление с основным потоком, но если там остались места, можно попытаться со второй очередью.
– Не знаю, – сказал я, все еще не придя в себя после беседы с Рейчел, которая прожевала и выплюнула меня. – Что, если я не поступлю? У меня ведь есть только аттестат. А если я все-таки поступлю, то как оплачивать обучение, учебники, на что жить? Все так дорого.
– Хизер, – сказал Биллем, серьезно глядя мне в глаза. – Всегда есть способы – ссуды, например, разные кредиты. Если ты по-настоящему чего-то хочешь, то всегда сможешь этого добиться. Ты умная девочка, из тебя получится отличная студентка. Я так и сказал своему другу-преподавателю. Я напишу тебе рекомендацию, хотя кто знает, поможет ли она вообще. Но ты должна попытаться, если считаешь, что хочешь заниматься в жизни искусством. Ты заслуживаешь лучшего, чем терпеть нападки только из-за того, что до сих пор не заморила себя голодом до смерти.
Биллем был прав.
Я вытерла слезы, и Биллем помог мне заполнить заявление абитуриента на сайте университета. В графе «предполагаемая специальность» я быстро щелкнула мышкой напротив пункта «история искусства». Впервые я ощутила, что способна хотя бы за что-то отвечать.
Мы сохранили анкету, не отправив ее, так как у меня не было всех необходимых материалов. В течение следующих нескольких дней во время работы в галерее я написала вступительное эссе. Посвящено оно было Баския. Я также написала дополнительное эссе, которое требовалось от абитуриентов, прошедших тест на аттестат. Биллем, как и обещал, отослал в приемную комиссию рекомендательное письмо. Он позволил мне взглянуть на него – оно было такое хвалебное, что я даже покраснела.
В конце недели, когда все материалы были готовы, я нажала на зловещую кнопку «Отправить» за день до окончания приема заявлений. Теперь я ни на что не могла повлиять.
17
Мало того что я не находила себе места из-за последнего предупреждения, так мне еще прибавилось волнений из-за поступления в университет. Я знала, что придется немного подождать, но каждый день с внутренним трепетом проверяла наш почтовый ящик в надежде увидеть там пухлый конверт, означавший, что я студентка.
Я не сказала ни Кайли, ни Светлане, что получила последнее предупреждение, но мне показалось, что они все равно каким-то образом об этом пронюхали. В последнее время Светлана вела себя со мной как-то странно и почти перестала приглашать с собой в клубы по вечерам – хотя я не особенно переживала, очень уж не хотелось столкнуться где-нибудь с Робером. Русская поглядывала на меня с подозрением, которое усиливалось с каждым днем, а ее замечания становились все более едкими. Я припомнила, как Рейчел утверждала с полной уверенностью, что я не хожу в спортзал. А еще она упомянула о моей работе у Виллема, хотя о ней знали лишь несколько девушек из агентства. Так неужели крот – это Светлана? Как она могла? Она симпатизировала Лоре, сносно относилась к Люции, а что касается меня, то мы с ней прожили бок о бок уже много месяцев. Неужели она способна так подло навредить мне?
В один прекрасный день все прояснилось: занавес открылся, выставив напоказ злодеев нашей маленькой драмы.
Я прогуливалась по Сохо после того, как заглянула в компьютерный магазин полюбоваться новенькими ноутбуками. Такая покупка все еще оставалась за пределами моих возможностей. Впервые за долгое время выдался теплый день, и на улицах было полно прохожих. Я свернула за угол на боковую улочку, впитывая теплое солнце, которое так долго не выглядывало во время зимы. Проходя мимо кафе, я случайно заглянула внутрь и чуть не упала – там, за одним столиком напротив друг друга, сидели Светлана и Рейчел и болтали как старые приятельницы. Судя по жестам, разговор проходил дружеский… Какого черта? Рейчел ведь была заклятым врагом всех нас, злой королевой, а не доброй приятельницей.
Я метнулась за небольшое деревце. Оно скрывало меня, в то же время позволяя видеть все происходящее. Они продолжали разговор, и хотя я не мастерски читаю по губам, готова поклясться, они часто произносили одно слово: «МАРГО». Я подумала о нашей новой соседке-ленивице, быстро набиравшей килограммы, «сброшенные» во время липосакции, на которую ее мать угрохала весь бюджет, поставив на карту будущее семьи.
Пока меня не заметили, я нырнула в сторону, а потом бродила целый час, пытаясь понять, что же все это значит.
Тем же вечером, когда Светлана вернулась, я поинтересовалась, где она была.
– Светлана ходить кастинги весь день, – ответила она, даже словом не обмолвившись о встрече с Рейчел.
– В самом деле?.. – переспросила я.
– Йес, Светлана устал, – сказала она и скрылась в ванной.
Лживая сучка.
Через два дня я окончательно убедилась, что Светлана и есть тот самый крот. Люк вызвал в агентство Марго, пообещав сообщить «важную новость», совсем как в случае с Лорой перед самым ее увольнением. Марго распирало радостное ожидание. Так получилось, что, когда она вернулась со встречи, мы все оказались дома, чему я была рада. Пусть Светлана посмотрит результаты своего двурушничества. Я ожидала, что Марго вернется вся в слезах и соплях, получив под зад коленом, но она буквально светилась от счастья!
– Бохтымой, девчонки, все так здорово! – затрещала она.
Такой энергичной я ее не видела с тех пор, как она впервые переступила порог нашей квартиры, ведь после этого она на добрую тысячу часов приклеилась к стулу перед телевизором.
– Агентство посылает меня в Токио! Говорят там полно отличных возможностей, особенно для девушки моей внешности! – заявила она почти хвастливо.
Я неуверенно взглянула на Кайли: сказать или нет? Кайли поняла мой взгляд и решительно покачала головой – «нет». Я промолчала, позволив Марго и дальше балабонить насчет «отличных возможностей», которые ждали ее на другом конце света.
Агентства часто посылали девушек в Японию либо приобрести профессиональный опыт, либо для того, чтобы вернуть свои деньги, заставляя работать бедняг по четырнадцать часов в сутки, как на каторге. А потом, когда модели возвращались, то чаще всего оказывались не у дел: пославшее их агентство забирало все заработанные деньги якобы для оплаты счетов плюс получало неплохие комиссионные: «Спасибо, что заработала для нас денежки! Теперь ты нам не нужна! Пока!»
Вероятно, Светлана сообщила Рейчел о том, что Марго целый день бездельничает. Скорее всего, это было последней каплей, переполнившей чашу терпения хозяйки агентства: девчонка давно не ходила на кастинги и с устрашающей скоростью набирала вес. Агентство собиралось представить ее как «стопроцентную американку», пока
она совсем не растолстела, и вернуть деньги, которые успело на нее потратить.
– Бохтымой! – воскликнула Марго, прервав мои мысли.
Я хотела рассказать ей, почему ее отсылают, но все-таки существовал шанс, что она по-настоящему преуспеет в Азии. По крайней мере, я себя в этом почти убедила.
– Что, Марго? – спросила я.
– Девчонки, вы научите меня, как есть палочками?
Через неделю Марго прощалась с нами с объятиями и улыбками. Вскоре она превратилась в еще одно смутное воспоминание.
Светлана паковала вещи, безуспешно пытаясь запихнуть в чемодан высокие кожаные сапоги. Она кряхтела, надавливая на крышку худыми руками, не в силах преодолеть последний сантиметр.
Когда я вошла, Кайли молча кивнула на спальню и закатила глаза. Увидев меня на пороге спальни, Светлана перестала сражаться с багажом.
– Хизер! Светлана иметь отличную новость! – заявила она подпрыгивая. – Светлана иметь два зависа в Париже! Светлана ехать в Париж! В Париж!
– Превосходно, Светлана. Правда. Превосходно.
Я осталась холодна.
Я поняла, что она получила награду за все свои доносы в агентство. Наверное, она была собой довольна. Русская явно не подозревала, что я в курсе ее обмана, однако я не собиралась заводить об этом разговор – ничего хорошего все равно бы не вышло. Я смотрела, как она сияет, и меня слегка мутило: из-за ее коварства уволили Лору, Марго отослали в Азию, вышвырнули на улицу беременную Кейшу, Люцию отослали домой… И вероятно, именно благодаря ей я получила последнее предупреждение.
Я знала, почему она так радуется поездке в Париж. Дело тут было не только в двух рекламных кампаниях, которые она могла заполучить после окончательного отбора. Неделей раньше от Робера пришла эсэмэска: «проблемы с выбором места в Н-Й для бара шива. через несколько дней возвращаюсь в париж, прощай. Р.». Вероятно, это была уловка с его стороны, чтобы посмотреть, не соглашусь ли я встретиться с ним перед отъездом, чтобы расслабиться в последний раз у него на квартирке, где он мог бы вернуть свое утерянное мужское достоинство. Но я никак не отреагировала на его послание.
– Светлана должна торопиться, рейс отправляться скоро! Светлана так счастлив! – говорила она, шаря под кроватями на тот случай, если там завалялись какие-нибудь ее туфли.
Я засомневалась, не очередной ли это спектакль: она могла знать уже недели две о предстоящем отъезде, а теперь изображает, будто в Париже без нее никак не могут обойтись, она нужна там именно завтра: «Нет, не послезавтра, черт возьми! Посадите ее на самолет сегодня!» – вот что она хотела, чтобы мы думали.
Пока она порхала по квартире, я внимательно следила за ней, той девушкой, которая несколько месяцев считалась моей подругой. Я вспоминала, сколько вечеров мы провели вместе как настоящие приятельницы. Но пока я бегала на свидания к мужчине всей ее жизни, она доносила на меня в агентство. Только сейчас до меня дошло, что я даже не знаю ее фамилии. Вот уж действительно лучшие подруги!
Светлана закончила складывать вещи, собрала все сумки и была готова спустить их к ожидавшей внизу машине, чтобы ехать в аэропорт. Настало время прощаться.
Она открыла водопровод, заливаясь, наверное, все-таки искусственными слезами.
– Светлана скучать по вам, девчонки, – сказала она.
Она принялась меня обнимать, и я позволила ей, просто из желания скорее покончить с этими русскими излияниями.
– Светлана надеется, Хизер однажды так же повезти, – сказала она, а потом прошептала мне на ухо, как змея, показав свое истинное нутро: – Я передать от тебя привет Роберу.
Швейцар помог ей спустить сумки. Вылив целый фонтан славянских слез, Светлана исчезла отправившись во Францию навстречу ожидавшей ее судьбе.
Дверь закрылась, ураган затих, Кайли смешала нам два метамуциловых мартини покрепче.
– Все это чертовски странно, – сказала она.
Я только и могла, что согласно кивнуть.
По традиции девушки, покинувшие общагу, больше не давали о себе знать. Так и о Светлане мы больше не слышали – видимо, жизнь за пределами общаги показала, насколько непрочной была наша дружба.
Я ни разу не встречала ее ни на одном из своих будущих рекламных проектов – а я внимательно смотрела, можете мне поверить. Вероятно, у нее ничего не вышло с теми двумя большими кампаниями, которые ей были обещаны. Понятия не имею, удалось ли ей выследить Робера, хорошо ли она жила в Париже, получала ли хотя бы мелкие заказы и участвовала ли в каких-нибудь дефиле. Мне было все равно.
Хотя месяцев через девять я кое-что узнала о своей бывшей соседке по комнате. На улице я столкнулась с одной из девушек агентства, только недавно вернувшейся из Москвы, где она пробыла около недели. Однажды ее там повели в шикарный клуб, где было полно богатых русских олигархов. Так уж повелось во многих московских клубах, что они совмещают два развлечения – стриптиз и бордель. Потягивая спиртное в компании с каким-то банкиром, эта девушка случайно заметила Светлану в одном белье на другом конце зала. Моя знакомая не могла с уверенностью утверждать, что это действительно была Светлана: вокруг витали клубы дыма, мигали разноцветные огни, которые мешали как следует все рассмотреть. Модель сказала, что девушка, очень похожая на Светлану, отлично проводила время, сидя на коленях у немолодого мужчины, который целовал ее в шею. Американка даже привстала, чтобы получше разглядеть, но как раз в эту минуту Светлана (или Светланин двойник) отправилась с мужчиной в один из «частных» кабинетов.
Больше о Светлане я ничего не слышала, поэтому не знаю, не было ли навеяно это видение шампанским и кокаином, употребленным той девушкой из агентства. Но где бы ты ни была, Светлана, я не держу на тебя зла. Желаю тебе всего хорошего, живешь ли ты в Париже или работаешь в стриптиз-баре в Москве. Пусть у тебя никогда не переводятся ни туфли от Dior, ни мужчины!
18
Прошло более месяца после моего последнего предупреждения, а меня все еще не уволили и по– прежнему посылали на кастинги. Однажды я открыла почтовый ящик и увидела то, что давно ждала: большой пухлый конверт из Нью-Йоркского университета, а не тощенькое письмецо-отказ. Я радостно вскрикнула, совсем как в тот День, когда услышала от Люка, что получила свою первую работу в Нью-Йорке. Швейцар посмотрел на меня.
Я открыла конверт, чтобы удостовериться и прочитала первый листок: «С удовольствием сообщаю, что Вы приняты в…»
– Получилось! – радостно сообщила я швейцару, словно он был в курсе моих дел.
– Поздравляю, – сказал он слегка оторопело.
Наверху я внимательно ознакомилась с остальным содержимым конверта и поразилась вдвойне – выяснилось, почему мне пришлось писать дополнительное эссе. В письме председателя приемной комиссии говорилось, что я не только принята в университет, но меня еще и отобрали в финал конкурса на стипендию, который проводился среди абитуриентов, прошедших тест на аттестат!
В письме сообщалось, что через две недели претенденты на стипендию должны предстать на собеседовании перед специальной комиссией. Две недели! Целая вечность.
Тем же вечером мы с Виллемом и его друзьями отправились праздновать это событие. Он сказал, что очень гордится мной. Его распирало от радости, словно я была его собственной дочерью! И он рассказывал направо и налево, что я буду учиться в университете и что я, безусловно, получу стипендию – это ясно любому дураку. В мою честь он всех угощал коктейлями. Наконец-то я почувствовала, что его коллеги больше не смотрят на меня как на пустоголовую модель.
А в общаге мы с Кайли, последние из могикан, переживали тяжелейшие времена, пока я с нетерпением ожидала собеседования. Все было так скверно, что я чуть было не начала жалеть об отсутствии Кристианы с ее сексуальными подвигами. То, что мы терпели сейчас, было несравнимо хуже: с наступлением весенних каникул в школе общагу наводнили девочки-подростки, приехавшие с мамашами. Дышать было нечем от горы чемоданов и раскладушек для тех мамочек, которые отказывались спать на двухъярусных койках. Мамаши досаждали нам гораздо больше, чем сами будущие модели, каждая из них считала своим долгом без конца отпускать колкости, неизменно подчеркивая, что ее дочурка такая умница, такая красавица, что безусловно получит работу – не зря же ее посылают на все эти смотрины. Да, и еще одну вещь я узнала: потрясающая красота каждой девочки, конечно же, досталась ей по наследству от мамочки.
Жить в таких условиях стало невыносимо, и мы с Кайли не раз обменивались долгими понимав ющими взглядами, выслушивая восторженную трескотню девчонок и мамаш о том, как прекрасно быть моделью. К тому же не где-нибудь, а в Нью Йорке! Я старалась как можно меньше времени проводить в общаге – приходила только поспать, принять душ и переодеться.
Как-то утром я была в спальне, готовилась предстоящим кастингам. В квартире стояла блаженная тишина: девчонки уже отправились на различные просмотры в поисках славы. Я услышала, как зазвонил мобильник Кайли. Она ответила. Разговор был короткий, она почти ничего не произнесла, кроме «угу» и «я поняла». Потом Кайли вошла в спальню. Лицо у нее окаменело.
– Что случилось, Кайли? – спросила я. Она ответила не сразу.
– Мне только что позвонили из агентства, – сказала она очень тихо.
Я решила, что новость, наверное, ужасная. Взгляд у нее был какой-то отрешенный.
– О господи, что тебе сказали? Я ожидала услышать худшее.
– Я_—Она запнулась. – Я_ получила рекламный проект. – Она посмотрела на меня, медленно возвращаясь на землю. – Я получила-, рекламный проект! Хизер, я получила чертов рекламный проект!!!
– Кайли!!! – заорала я в шоке от радостного известия.
Мы кинулись друг к другу в объятия, испытывая неподдельное счастье. После бесконечного ожидания, самоедства, неуверенности, тоскливых вечеров перед телевизором ей все-таки удалось сделать это. Ей удалось!
Мы немного успокоились, и я узнала подробности: Кайли предложили стать лицом крупной рекламной кампании по продвижению на рынок – чего бы вы думали? – нового сорта водки! Контракт заключался на год, предполагая не только печать, но и телевидение! Теперь она заработает кучу денег. Детали еще будут уточняться, но, похоже, ей придется переехать в Лос-Анджелес. Австралийка наткнулась на золотую жилу. Лицо Кайли теперь будет ассоциироваться – кто бы мог подумать? – с ее любимым напитком – водкой.
Когда я вернулась тем вечером в общагу, она сидела на своем обычном месте и смотрела телевизор. Но то, что у нее было налито в стакан, совсем не напоминало метамуциловый мартини. Жидкость была прозрачной. Я предполагала, что Кайли захочет отпраздновать, но никак не думала, что она перейдет на неразбавленную водку.
– Что пьешь, Кайли? – поинтересовалась я.
– А, это? – переспросила она. – Просто вода. Нужно держать себя в форме, а то, знаешь, от всех этих коктейлей лицо становится оплывшим. На твоем месте я бы воздержалась от спиртного.
До самого ее отъезда в Лос-Анджелес я ни разу не видела, чтобы она выпила хоть каплю алкоголя. Вот так, получив рекламу на водку, Кайли избавилась от своего пристрастия к этому напитку.
Приближался день собеседования, я все больше нервничала, словно мне предстояла примерка перед дефиле у самого Марка Джейкобса. Только вместо того, чтобы прогуливаться взад-вперед в одежде от модного дизайнера, мне придется вынести испытание похуже – отвечать на вопросы комиссии, решающей, соответствует ли мой академический и жизненный опыт уровню стипендиата.
Мы провели пробную процедуру с Виллемом, на которой он играл роль строгого члена комиссии. Расхаживая по своему офису, он задавал мне всевозможные вопросы, которые могли возникнуть в ходе собеседования. Даниель вел протокол. Когда мы закончили, Биллем скинул маску преподавателя.
– Она превосходно справилась, правда Даниель? Просто превосходно! – повторял Биллем. – Хизер, ты уложишь их всех на лопатки, как говорится.
За три дня до собеседования раздался звонок. На дисплее трубки высветилось: «Агентство». Я так запаниковала, даже не хотела отвечать. До сих пор мне удавалось как-то продержаться, несмотря на последнее предупреждение. Мне нужно было совсем немного времени, чтобы уладить дела перед тем, как покинуть общагу.
Но смысла избегать разговора с агентством не было. Я решила: будь что будет.
– Алло? – произнесла я как можно небрежнее,
В трубке раздался голос Рейчел. Похоже, она говорила со мной по громкой связи. Голос ее я узнала безошибочно, а вот настроение не угадала.
– Хизер, дорогая, как дела?
Она говорила так, словно была моей закадычной подругой со школьных времен. Трудно представить, что в последний раз, когда мы с ней беседовали, она грозила вышвырнуть меня на улицу.
– Мм, хорошо, Рейчел… А у вас как?
– Замечательно, просто замечательно, – ответила она. – Послушай, Хизер, у меня для тебя совершенно невероятная новость. Ты сидишь?
– Да, – солгала я, не понимая, почему вдруг я должна сидеть.
– Гюнтер Вольхайм хочет снять тебя для журнального разворота – можешь себе представить? Ну разве не удивительно?
– Правда? – спросила я, пребывая в шоке.
Неужели она пытается меня наколоть?
– Конечно, правда. Девушке, которую Гюнтер хотел снимать, пришлось в последнюю минуту уехать в Париж – там ей предложили какую– то рекламу, – и тогда выбор пал на тебя! Он специально приехал в город на несколько дней для этой фотосессии, и ты в ней будешь участвовать. С ума сойти можно!
Тут мне действительно понадобилось присесть. Гюнтер Вольхайм был одним из крупнейших фотографов в модельном бизнесе и работал с бессчетным количеством знаменитостей. Его стиль был безошибочно узнаваем, а вкус не подвергался сомнению. А уж получить возможность с ним поработать…
– Съемка через три дня. На полные сутки. Мы хотим, чтобы ты появилась в студии накануне, – говорила Рейчел по-прежнему взахлеб, неожиданно превратившись в мою лучшую подругу, самую верную сторонницу. Три дня? Ой-ой…
– Простите, Рейчел, у меня что-то со связью. Когда, вы сказали, состоится съемка?
– Через три дня, считая с сегодняшнего. Позже обговорим все детали, – сказала Рейчел.
– Ладно…
Через три дня, считая с сегодняшнего, я должна была предстать перед университетской комиссией, а не фланировать в полураздетом виде перед Гюнтером.
– Что ж, Хизер, еще раз прими мои поздравления! Я всегда в тебя верила! – сказала Рейчел.
«Ну да, конечно, верила», – подумала я.
– Обязательно отдохни… И постарайся следующие несколько дней есть поменьше. Я хочу, чтобы ты выглядела на все сто!
Щелк. Линия отключилась.
Я обалдела.
Бегом вернулась в общагу, отыскала номер приемной комиссии и быстро его набрала. Трубку сняла секретарь председателя.
– Здравствуйте, это Хизер Джонстон. Я записана на собеседование по поводу стипендии, которое состоится через три дня.
– Здравствуй, Хизер, чем могу помочь?
– Дело в том, что мне нужно узнать – это единственный раз, когда заседает комиссия? Нельзя прийти в другой день?
– Нет, разумеется, нет, мисс Джонстон. Комиссия собирается только в назначенный день. Они должны принять решение, прежде чем покинут аудиторию. А что, есть проблемы?
– Нет, никаких проблем, я просто хотела узнать на всякий случай. Я приду, обязательно!
Я дала отбой. Ну и что теперь делать?
Фотосессия с самим Гюнтером. Именно об этом я мечтала, когда вышла из самолета в аэропорту Кеннеди много месяцев тому назад, и эти мечты привели меня в общагу. Снявшись у Гюнтера, я могла получить известность, необходимую для большого контракта, и сделать наконец следующий шаг в своей карьере.
Престижная съемка, никакого сомнения. Что касается оплаты, то это уже другой вопрос. Это был журнальный разворот, поэтому заработанный чек никак не увеличил бы мой банковский счет. Зато обо мне могли заговорить, и если кто-то из больших людей меня заметил бы… Это «если» было огромными буквами писано по воде. Вполне возможно, фотосессия ни к чему бы не привела. У меня просто появилось бы несколько красивых фотографий, чтобы показать внукам. С другой стороны, стипендия тоже была под большим вопросом… Если выберут меня, то я сэкономлю тысячи долларов на студенческой ссуде, которую в противном случае мне придется взять, а потом вкалывать до седьмого пота, чтобы ее вернуть. А еще не нужно забывать о престиже получить стипендию. Да и что подумает обо мне Биллем, если я сейчас сачкану?
Я позвонила в агентство.
– Привет, Рейчел. Это Хизер.
– А, Хизер, что случилось?
Очевидно, я ей помешала, но теперь она пребывала в заблуждении, что я стала ее моделью номер один, а потому готова была терпеть.
– Я насчет съемки у Гюнтера через три дня. Есть ли возможность… перенести ее на другое время?
Я заранее знала, что глупо рассчитывать на положительный ответ. Никто не станет ничего менять ради модели без всякого имени вроде меня.
Повисла долгая пауза. Рейчел, видимо, задохнулась, не веря своим ушам.
– Гюнтер не переносит съемки на другое время, Хизер, а все девушки летят через полмира ради того, чтобы провести пятнадцать минут перед его объективом, – ответила она.
– В таком случае, простите… я… не смогу прийти, – сказала я, приняв решение. – Видите ли, в этот день я должна быть на собеседовании по поводу стипендии. Это очень важно для моего будущего, потому что, когда я закончу карьеру модели…
Ее вопль не дал мне договорить.
– Когда ты закончишь карьеру модели? – завизжала она. – Я не ослышалась? Я могу ускорить это событие, девчонка ты этакая. Через три дня изволь притащить свой зад на съемку, поняла?
– Простите, вы можете кричать сколько угодно, но я не приду! Понимаю, такой шанс выпадает не часто, это важный шаг в моей карьере и все такое, но…
Я представила, как Рейчел от ярости выпучила глаза.
– Ах ты маленькая стерва! Ради чего, чтобы тебе пусто было, мы держали тебя все эти месяцы, как ты думаешь, ради твоего ума, что ли?
Рейчел продолжала вопить. Я отвела трубку от уха, позволив ей обзывать меня всеми словами, которые мамочка запрещала мне в детстве произносить. И если раньше я сомневалась, то теперь окончательно удостоверилась, что сделала правильный выбор.
Рейчел не сочла нужным со мной попрощаться. Просто повесила трубку.
Собеседование состоялось в отделанном деревом конференц-зале университета. За столом сидело шестеро, а я рассказывала о себе, своем интересе к искусству, о том, что заставило меня поступать в университет. Я объяснила, что сначала мне пришлось оставить школу (я не сказала «бросить»), но теперь я решила серьезно подумать о будущем. Я подробно остановилась на работе в галерее Клюстера, подарившей мне опыт не менее ценный, чем тот, который я получила бы за школьной партой.
Удивительно, но я совсем не волновалась. Видимо, после пары сотен кастингов за последние месяцы для меня стало привычным делом заходить в комнату на суд незнакомцев. В комиссии заседали чиновники и профессура, все они были добры. Расспрашивали обо мне. И никто ни разу не спросил, готова ли я подстричься и покрасить волосы.
Я попрощалась со всеми за руку и покинула здание университета, выйдя на теплое солнышко. Майский день, весна наконец пришла. Я сначала заглянула в знакомый книжный магазин «Стрэнд», потом прошлась вдоль собачей площадки на Юнион-сквер, надеясь встретить Тома Форда, по которому иногда скучала.
Зазвонил мобильник Определитель номера высветил зональный код 212. Звонили из Манхэттена. Однако номер незнакомый. Обычно я тщательно отбираю входящие звонки, но на этот раз почему-то решила ответить.
Это оказалась женщина из комиссии. Я считалась очень сильным кандидатом еще до собеседования, на котором окончательно всех убедила в одном – стипендию нужно присудить мне!
Поблагодарив ее и, наверное, раз двадцать попросив поблагодарить каждого члена комиссии, я плюхнулась на скамейку совершенно без сил, с глупой улыбкой на лице. Волнение, которое я испытывала, получая модельные контракты, ни в какое сравнение не шло с ощущениями гордости и собственной значимости – ощущениями человека, выигравшего стипендию. Это было новое чувство, и оно мне по-настоящему понравилось.
А вокруг меня продолжалась обыденная городская жизнь: прогуливались парочки, бизнесмен в строгом костюме торопился на важную встречу, профессиональный выгуливатель собак вел с десяток дворняжек на перепутанных поводках.
Все проходили мимо, и никто не замечал, что в этот теплый весенний день на скамейке Юнион– сквер сидит самая счастливая девушка в мире.
