Текст книги "В сладостном уединении"

Автор книги: Амалия Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

7

После ужина гости стали расходиться. Одни сразу отправились в Эдинбург. Другие пошли прогуляться за пределы замка. Большинство осталось в зале в ожидании коктейлей и налитков.

Пруденс выскользнула через заднюю дверь и, сняв туфли, босиком пошла по траве к развалинам аббатства. В основном друзья Колина ей понравились. Все показались интеллигентными и дружелюбными людьми, без предрассудков. Как репортер "Манхэттен мансли", она прекрасно вписывалась в их компанию. Но как личный секретарь Хейли Монтгомери – вряд ли.

Пруденс не знала, упирается ли все в ее паранойю, как выразился однажды Колин, но чувствовала, что одни его друзья относились к ней как к нетипичной секретарше, а другие, узнав, кто она, вообще ее игнорировали. "Только стоит ли из этого делать проблему?" – подумала она, забираясь в проем, пустой глазницей смотрящий на озеро. Вот что значит выдавать себя за другого человека – обман начинает давить на психику. И вообще все это очень неприятно. Вот теперь живи в страхе, что Колин позвонит Джоан. Боже, что тогда будет?

Солнце все еще поблескивало на поверхности озера. Пруденс решила отвлечься от гнетущих ее мыслей и принялась фантазировать, какой была жизнь здесь сотни лет назад.

– Что случилось, вам не понравились мои друзья? – послышался за спиной голос Колина.

Она повернулась и посмотрела на него. Солнечный свет отбрасывал лучики в его глаза, отчего они показались очень глубокими.

– Нет, почему же, – стараясь выглядеть спокойной, произнесла девушка. – Просто захотела подышать воздухом.

Колин усмехнулся, напомнив ей его отца, и запрыгнул к ней в оконный проем.

– Вы не допускаете мысли, что Джоан поняла, что я вас нанял, и решила сообщить мне о ваших "удах"?

Пруденс смотрела вдаль, изучая тени, отбрасываемые горами на озеро.

– Может быть, не знаю. Это имеет значение?

Колин дотронулся до ее ожерелья.

– Я не говорил вам, какая вы сегодня красивая?

– Что-то не припоминаю, – ответила она как можно беззаботнее, что было непросто, потому что его близость и тепло его пальцев на шее привели ее в полное смятение. – Я не так изысканна, как ваши друзья.

Колин поцеловал ее в шею, затем за ухом.

– Если вы и дальше будете продолжать в том же духе, я упаду в озеро! – заявила Пруденс.

– Отлично! Тогда я смогу вас спасти. Как это делали рыцари, – прошептал Колин ей в ухо и снова поцеловал.

– Как благородно! – сухо проговорила она. – Я и сама умею плавать. Только платье жалко. Колин, ваш отец может наблюдать за нами из окна.

Он опять поцеловал ее.

– Ну и пусть!

Ей отчаянно хотелось предаться его поцелуям, но она попробовала высвободиться, и Колин отпустил ее.

– Предупреждаю вас, Колин Монтгомери, – серьезно сказала Пруденс, – я не собираюсь быть вашей игрушкой. Прошлый раз вам это предупреждение показалось очень смешным, но себя я уважаю и не… – Она заколебалась, подыскивая нужное слово и чувствуя, что краснеет. – И не собираюсь поддаваться на вашу привлекательность только из-за того, что вы мне платите.

– С чего вы все это взяли? – уставился на нее Колин. – Поддаваться на мою привлекательность?

Пруденс поморщилась:

– Согласна, прозвучало довольно странно.

– Мелодраматично! Но именно так вы и сказали.

Она печально кивнула. А Колин, вздохнув, спрыгнул с окна и пошел прочь.

Она закричала ему вслед:

– Вы пользуетесь тем, что я всего-навсего секретарша вашего отца?

Он обернулся.

– Я вообще ничем не пользуюсь. Если не хотите, чтобы я прикасался к вам, так и скажите. Я не привык целовать женщин против их воли.

Пруденс опять кивнула, ощущая себя круглой идиоткой. И больше не стала его останавливать. "Наверное, это из-за развалин", – попыталась она оправдать свое поведение. Конечно, Колин не пользовался своим положением. Ей самой хотелось, чтобы он ее целовал. И не только целовал – уделил настоящее внимание. Одной физической тяги недостаточно. "Но, поскольку я подлая обманщица, большего ожидать не приходится. Я не могу питать даже надежду на продолжение с ним отношений".

Глядя на озеро, Пруденс снова и снова повторяла эти слова. Какие бы чувства Колин ни питал к ней – секретарше или просто женщине, – они печальным образом тут же оборвутся, как только он выяснит, кто она на самом деле. И ничего ему тогда не объяснить! Все будет кончено навсегда. Но, черт возьми, отчего же так печально, что нельзя предстать перед ним в своем настоящем облике?

Уже стемнело, и начал опускаться туман, когда Пруденс вернулась в замок и поднялась в свою комнату.

А утром, пока все еще спали, она пошла в деревню и дозвонилась до Нью-Йорка.

Джоан Монтгомери ответила на седьмой гудок.

– Сейчас восемь утра, – сонно сказала она. – Кто это?

– Пруденс Эдвардс.

Тишина.

– Я должна поговорить с вами.

– Так?

Пруденс прикрыла трубку рукой.

– Колин нанял меня секретарем к своему отцу. Я согласилась. – Она облизала губы. – Я также выполняю поручение редакции.

– Удивила, удивила! – саркастично заметила Джоан. – А почему ты говоришь об этом только сейчас? И где ты?

– В Кинлине.

– Понятно.

– И я прошу вас не говорить об этом ни Колину, ни его отцу, ни Джульете.

Пруденс ждала ответа. Джоан молчала.

– Я догадываюсь: вас, конечно, интересует, почему вы не должны говорить?

– Нет! – наконец выдавила ответ Джоан. – Я удивляюсь, зачем ты тратишь деньги, чтобы просить меня о заведомо невозможном. Разумеется, я скажу Колину и всем остальным. Колин должен позвонить мне, и я обязательно все ему сообщу. Больше того – сама приеду в Шотландию через две недели. Я не позволю тебе так обойтись с Хейли!

– Я понимаю, – сказала Пруденс. – Думаю, что Эллиот Тромбли тоже понимает. Я хочу заключить с вами договор, Джоан. Пожалуйста, выслушайте меня!

– Хорошо, – без особого желания согласилась Джоан.

– Я не стану писать статьи без разрешения Хейли. Я бы сделала это, не спросив ни вашего разрешения, ни разрешения Колина, но только не Хейли.

– Тромбли уволит вас, – пообещала Джоан. – Позаботьтесь лучше о себе. Если дойдет до этого, у вас не будет выхода.

– Эллиот Тромбли тоже знает, что такое журналистская этика. А печатать статью без разрешения Хейли неэтично. Очень соблазнительно, но неэтично. Тромбли скажет что-нибудь вроде: "Хейли Монтгомери жив и здоров, и мы знаем, где он находится, но, поскольку уважаем его право на уединение, не станем печатать материал".

– Он вам так сказал?

– Не совсем, – выкрутилась Пруденс. – Но мы оба прекрасно знаем, что Хейли не политик. Он писатель, и если ему не хочется, чтобы его нашли, то мы не станем нарушать его уединения. Эллиот понимает это так же хорошо, как и вы. Без сомнения, эта статья нужна ему до зарезу, и, возможно, методы, при помощи которых он собирается получить ее, несколько неэтичны…

– Несколько?

Пруденс не стала обращать внимания на реплику Джоан.

– Но он не пойдет на такой шаг, чтобы напечатать ее без разрешения!

– Так почему же тайно отправил вас в Шотландию?

– Он рассчитывал, что я получу разрешение Хейли. Но у меня не останется шанса, если Колин узнает обо всем.

– Вот тут я с вами совершенно согласна! Однако почему вы думаете, что после десяти лет затворничества, которое стоило немалых усилий, Хейли вдруг разрешит написать о его жизни.

– Не знаю. Постараюсь его уговорить, а он, мне кажется, поймет, что читатели вправе знать о любимом писателе. Единственное, о чем я прошу, – не говорите Колину, кто я. Позвольте мне самой сказать ему это, да и всем остальным тоже. А я не представлю Эллиоту статью, пока не получу разрешения Хейли.

Джоан ответила не сразу.

– Я планирую быть в Эдинбурге через две недели, – наконец заговорила она. – Если к тому времени ты не скажешь, я сделаю это сама. Я доверяю тебе, Пруденс, хотя прекрасно понимаю, что ты можешь отослать статью до этого момента. – Она помолчала. – Не предавай меня снова!

Ее слова крепко засели в голове Пруденс.

– Обещаю, – сказала она. – И простите меня, Джоан.

Повесив трубку, вздохнула и побрела к замку. Утро было сырым и прохладным, а когда Пруденс проходила мимо церкви, начал моросить дождь. Итак, у нее две недели. Две недели на то, чтобы признаться Хейли, Колину и Джульете Монтгомери, кто она такая. Две недели на то, чтобы получить разрешение Хейли. И две недели на то, чтобы убедить себя, что она не влюбилась в Колина Монтгомери.

Макголины, выходившие из церкви, увидели ее и пригласили на воскресный чай. Пруденс согласилась без колебания – ей необходимо было отвлечься. Тем более что Макголины понравились ей с самого начала.

Венди шла сама, держа родителей за руки. Одета она была в килт из того же материала, что отцовские штаны и материнская кофта. В джинсах и темно-синем велюровом пуловере Пруденс почувствовала себя как-то неловко.

– Вы уверены, что я не помешаю вам? – спросила она.

Пауль засмеялся:

– Наоборот, нам очень приятно, мисс Эдвардс.

– Зовите меня просто Пруденс.

Коттедж Макголинов был построен из темного серого камня. Проходя по мощеной дорожке к дому, Пруденс обратила внимание на большой двор, засаженный кустами роз, в большинстве вьющихся сортов, и на маленький участок, где росли пряные травы, от которых исходил изумительный запах. Она последовала примеру хозяев и оставила туфли у двери, сразу же за которой начиналась большая жилая комната. Камин, выложенный из камня, находился в центре. Около него, за диваном, стоял ткацкий станок. Чуть поодаль, в углу – прядильное колесо и корзины с шерстью. Образцы творчества Бренды были тут же: коврики под ногами, покрывала на диване и креслах, толстый мат перед дверью.

– Какой у вас очаровательный дом! – изумилась Пруденс.

Пауль пригласил ее сесть на диван перед камином.

– Поскольку я и сама шью, меня привлекает ткацкое дело. Здорово у вас получается.

– Спасибо, – уходя на кухню вместе с Венди, сказала Бренда.

– Давайте я помогу вам, – предложила Пруденс.

Усаживаясь в кресло, Пауль возразил:

– Мы уже все приготовили утром, перед тем как пойти в церковь. Бренда только поставит чайник. А что вас привело в деревню в такую рань?

Пруденс соврала, надеясь, что ее никто не уличит:

– Решила подышать свежим воздухом.

– Не очень-то подходящая погода для прогулки, – без всяких подозрений отреагировал Пауль. – Вы были вчера на вечеринке у Колина?

Пруденс кивнула. Она не знала, приглашал ли их Колин. Или, несмотря на дружбу, все же считает их ниже себя?

– Мы с Брендой тоже как-то ходили, хотя и не любители посещать подобные мероприятия. Джульета была?

– Да. Я думаю, она осталась на ночь. У меня не было возможности как следует поговорить с ней. А где она живет?

– Сейчас в Париже. В замке она сошла бы с ума. – Пауль поднялся, чтобы помочь Бренде принести поднос с чаем. Венди уже жевала лепешку с джемом. – Она работает там в большой парфюмерной фирме, – добавил он.

– Сплетничаете о Джульете Монтгомери? – спросила Бренда, а взглянув на Пруденс, сказала: – Колин и Джульета такие разные, что мы порой сомневаемся, из одном ли они семьи. Я думаю, Колин устраивает такие вечеринки специально для нее.

Пруденс вспомнила, как Моника Дежардин буквально упала в объятия Колина, и подумала, соответствует ли такой Колин их представлениям о нем.

– Колин кажется мне простым человеком, – высказала мнение Бренда.

– По крайней мере, пока живет здесь, – уточнил Пауль.

Чай был таким же крепким, как и у Мэри, а лепешки свежими и теплыми, очень вкус-нющими с джемом домашнего приготовления. Пруденс расслабилась и радовалась чаю, огню, очарованию и уюту маленького домика, раздумывая, какой из тысячи вопросов, роившихся в голове, задать Макголинам.

– Я не имела в виду, что Джульета злая или что-нибудь в этом роде, нет, – продолжала Бренда, усаживаясь на большом стуле. – Она гораздо энергичнее, что ли… И прекрасный человек. Конечно, не пишет книги, как Колин, тем не менее…

Пруденс едва не подавилась чаем, но понадеялась, что Макголины ничего не заметили.

– Извините мое невежество, – пролепетала она. – Я знаю Колина меньше недели и понятия не имела, что он пишет.

– Вы хотите сказать, что он вам не говорил? – посмеиваясь, спросил Пауль.

Пруденс покачала головой.

– Он пишет детские книги, – поднимаясь и направляясь в другой конец комнаты, сказала Бренда. Там она достала с полки книги в жестких обложках и принесла их Пруденс. – Вот три из них. Он всегда дарит один экземпляр Венди, хотя еще рановато ей их читать.

Пруденс взглянула на обложку и чуть не свалилась со стула. Оказывается, Колин Монтгомери был К. Дж. Монтгомери, давно знакомым ей автором одних из самых смешных и умных книг для детей и подростков. Более того, Пруденс делала обзоры его книг в "Манхэттен мансли"!

– Я и понятия не имела, – рассеянно сказала она.

– Вы как будто шокированы? – тихо спросил Пауль.

– Так и есть. Я и подумать не могла, что Колин может заниматься таким делом. Он казался мне другим человеком.

– Да ведь вы и сами признались, что знаете его всего неделю, – подтвердила Бренда.

Пруденс печально кивнула:

– И то правда!

8

Отказавшись от предложения Пауля подбросить ее на машине, она согласилась взять плащ и побрела под дождем к замку.

В гигантском зале перед камином сидели Моника и Джульета, оживленно о чем-то беседуя. Пруденс и не знала, что Моника оставалась на ночь.

– А, вот и вы! – в один голос воскликнули женщины.

Пруденс улыбнулась и сняла плащ. С тоской отметила, что джинсы тоже придется переодеть.

– Добрый день! – добродушно поздоровалась она с женщинами, обрадованная, что не придется в этот скучный день сидеть с одними мужчинами.

– Колин вас разыскивает, – сказала Джульета. – Беспокоится, как бы с вами что-нибудь не случилось в такую погоду.

– Я прошлась до деревни и обратно, – объяснила Пруденс.

– Вас долго не было. Он места себе не находит.

Пруденс вздохнула, смущенная тем, что заставила кого-то волноваться.

– Извините. Я не хотела доставлять неудобства. Не предполагала, что Колин будет из-за этого переживать.

Дзкульета рассмеялась точно так же, как брат.

– Вообще-то он в ярости, но вы не расстраивайтесь по этому поводу!

Пруденс почувствовала, что ее ладони стали влажными. Конечно, она расстроилась – это уж совсем ни к чему, что из-за нее в доме поднялась суматоха. Еще раз извинившись, поспешила наверх, стараясь успокоиться. Быстро переоделась и опять спустилась вниз к женщинам.

– Скажите, и что же, Колин нанял вас из-за длинных ног, или вы в самом деле умеете печатать? – встретила ее столь странным вопросом Джульета.

Оцепенев от такой дерзости, Пруденс не сразу нашлась, как ответить.

Видимо понимая это, Джульета, рассмеявшись, сказала:

– Уж поверьте, я-то знаю моего брата!

– Я опытная секретарша, – решительно отрекомендовалась молодая журналистка.

– О, не сомневаюсь! – продолжила Джульета. – Но это вовсе не означает, что брат нанял вас только поэтому. Полагаю, вы не столь наивны, как притворяетесь. Не пробыли здесь и двух дней, а я уже наслушалась сплетен о вас с Колином. Я ничего не имею против, пожалуйста, вы взрослые люди! Однако, если вы на самом деле такая наивная, позвольте вас предупредить: мой брат – взрослый мужчина. И еще хочу вас предостеречь – он не любит, когда его водят за нос.

Пруденс почувствовала, что покраснела, и была рада, когда кот запрыгнул ей на колени, – можно было опустить голову и занять руки.

– Если я вас обидела, простите, – мягко договорила Джульета.

– Со своей стороны могу добавить, что Колин заинтересовался вами, – дружески коснувшись плеча девушки, произнесла Моника. – Сегодня, когда он обнаружил, что вас нет, это было видно по его глазам. Вообще он здорово изменился…

Пруденс смутилась вконец. Всегда неприятно, когда с тобой вот так говорят о сокровенном, да еще если это делают малознакомые люди. К тому же, предположение Моники, разумеется, совершенно не соответствующее действительности, почему-то все равно заставило сердце биться сильнее… Пруденс смело посмотрела ей в лицо, однако не обнаружила ни насмешки, ни злорадства, ни желания обидеть. Обе женщины вели себя спокойно, настроены были явно доброжелательно. Пруденс не почувствовала их желания ее разговорить, вызвать на откровенность. Видимо, просто так, коротали скучный день в болтовне…

И тут в зал ворвался разгневанный Колин. Скорее всего, дверь, не окажись она такой прочной, разлетелась бы в щепки.

– Черт побери, где вы были? – спросил он грозно, останавливаясь перед Пруденс и не обращая никакого внимания на Джульету и Монику, сидящих у огня.

Несмотря на не очень-то приятную ситуацию, невозможно было не отметить, что рассерженный Колин был фантастически красив.

– Ходила в деревню, – спокойно ответила она. – Вернулась уже минут двадцать назад. Вы меня искали? Спасибо за заботу, но, право, не стоило беспокоиться…

– Не стоило! – взорвался Колин. – Вы могли лежать в канаве со сломанной ногой!

– Ах, как драматично! – парировала Пруденс. – Вместо детских книг вам следует писать мыльные оперы!

Он безмолвно уставился на нее, а она тайком позлорадствовала.

Не говоря больше ни слова, Колин вылетел из зала, и было слышно, как затопал вверх по лестнице.

– А вы не такая уж наивная, как я предполагала, – холодно заключила разыгравшуюся сцену Джульета.

На следующее утро Джульета и Моника уехали в Эдинбург, а Пруденс начала работать с Хейли Монтгомери. Пока она решила не открывать карты – в ее распоряжении были две недели. Правда, представлялись они ей весьма мрачными. Колина не было видно с тех пор, как он пулей вылетел из зала. Следовало полагать, что все отношения между ними окончательно порваны.

Работа с писателем захватывала ее. Он пригласил секретаршу в маленькую комнату на третьем этаже, выходившую окнами на развалины аббатства, где были только стул и стол, да пишущая машинка, и вручил горы бумаг, исписанных от руки и частично отпечатанных. Это был его первый роман после десяти лет молчания. Пруденс предстояло все перепечатать.

Завтракали они вдвоем.

– Издатель у вас уже есть? – невинно поинтересовалась Пруденс.

– Точно не знаю, – ответил Монтгомери. – Думаю, найдется, при желании.

– Значит, литературный мир пока не знает, что вы написали новый роман?

Он рассеянно посмотрел на нее. Одет Хейли был просто, очень по-домашнему, и Пруденс подумала: "Кто бы поверил, что передо мной сидит лауреат Пулитцеровской премии!"

– Вы правы.

"Эллиот будет в восторге", – порадовалась она.

– А почему вы снова взялись за перо?

– Почувствовал необходимость.

"Эту фразу запомнить нетрудно", – отметила Пруденс.

– Вам понравилось то, что вы написали?

– Я не стал бы просить вас печатать, если бы не был удовлетворен этой вещью.

Тут она поняла, что Хейли ждал этого вопроса, чтобы исправить сказанное им при их первой встрече. Тогда он явно перегнул палку, высказав сомнение, может ли вообще теперь писать.

– Да, конечно, это глупый вопрос. Пруденс вспомнила, как Эллиот говорил ей, что журналистские вопросы не могут быть глупыми. Грубыми, нетактичными, бесцельными, основанными на сплетнях, какими угодно, но никогда – идиотскими. Любой может оказаться именно тем, чем надо, дабы расколоть собеседника.

Во вторник за завтраком вместо Хейли она обнаружила Колина. Он сообщил, что секретарь понадобится отцу только после обеда, и предложил ей пойти прогуляться. Пруденс с радостью согласилась. Они опять отправились к развалинам аббатства. Вовсю пригревало солнце, воздух был сырым и теплым.

– Отец говорит, что вы отлично справляетесь, – как бы невзначай заметил Колин.

– Приятно слышать. Мне нравится его новая книга.

– Она настолько хороша?

Пруденс остановилась, и он тоже замер, повернувшись к ней лицом. Таким симпатичным она его еще никогда не видела! Но в глазах было сомнение. Интересно, он думал при этом о ней или об отцовском романе?

– Да, мне так кажется.

Колин внимательно смотрел ей в глаза.

– И откуда может знать секретарь?

– Я и не говорила, что знаю. Кажется…

– Вам и не положено.

– Слушайте, прекратите делать предположения на мой счет!

Колин улыбнулся. Дальше до развалин они шли молча, и, только когда оба уселись на крошечной полянке у древних камней, произнес:

– Я звонил Джоан.

– Ну и что?

– Спросил ее о вас.

Он очень внимательно в нее всматривался, поэтому ей было непросто сохранить невинное выражение лица.

– И она сказала вам, что я получала только отличные отметки?

– Практически да, – загадочно ответил он, вытягивая ноги на траве. – Во всяком случае, дала вам добрую рекомендацию.

– Добрую?

– Да, сказала, что не очень хорошо вас знает, но вы кажетесь ей весьма образованной и… Господи, какое же слово она сказала? – Колин призадумался, но Пруденс догадалась, что он просто выдержал паузу – на самом деле ничего не забыл. – Ах да, надежной! Именно так. – Откинувшись на один локоть, он провел другой рукой по ее обнаженной коже и улыбнулся. – На этот раз мурашки не появляются?

Пруденс слегка отодвинулась.

– Их никогда и не было! – Она сердилась, но, конечно же, не из-за этого нежного прикосновения. – Колин, я не… – замолкла и тяжело вздохнула. – Джоан не совсем хорошо меня знает…

– Хотите сказать, что не такой уж вы надежный человек?

"Ну, сказки же ему, скажи! – уговаривала она себя. – Просто скажи: я репортер "Манхэттен мансли" и приехала сюда, чтобы написать статью о вашем отце, но договорилась с Джоан… Колин поймет".

Вместо этого горько засмеялась.

– О нет.

– Знаете, – небрежно заметил Колин, – Джоан почему-то забыла, о чем хотела мне сказать, хотя твердила Монике, что очень важно, чтобы я до нее дозвонился. Странно, не правда ли?

Пруденс ничего не оставалось, как только пожать плечами.

– Я слышал, вчера вы звонили в Нью-Йорк, – продолжал он. – Наша деревушка маленькая – все на виду. Родителям?

– Нет, по делу, я имею в виду – по поводу квартиры.

– Пруденс, вы так же не умеете лгать, как и Джоан! Мне удалось вытянуть из нее кое-что о ваших успехах. У вас три отличные отметки. Но трудно поверить, что вы звонили ей только для того, чтобы просить не сообщать мне о ваших успехах. Джоан даже не могла объяснить, откуда ей известно, что я нанял вас к отцу секретарем. Вообще, весь разговор как-то ее раздражал… Не понимаю почему.

– Колин…

– Вы умеете молчать, Пруденс. Все время делаете вид, что неразговорчивы, в большей степени, чем это есть на самом деле. Почему?

– Я очень хотела получить эту работу и…

– Лжете!

– Да, – устало произнесла она и стала подниматься, собираясь уйти.

Колин перевернулся на живот, обнял ее за талию и привлек к себе.

– Не так быстро! – попросил он, приподнимаясь над ней и крепче прижимая к себе. – Я же говорил вам, что совпадения разбудили во мне подозрения, и мне ничего не оставалось, как нанять вас. А теперь подозрения усилились.

И тут его губы встретились с ее губами. Зная, что не сможет его оттолкнуть, она обняла его за шею и ответила на поцелуй. Его руки проскользнули под ее свитер, тепло прикоснулись к прохладной коже живота, затем к обнаженной груди. Он поцеловал ее в шею, затем ниже – в вырез пуловера. Пруденс закрыла глаза, чувствуя, как ее охватывает желание.

Неожиданно Колин отодвинулся и выпрямился.

– У отца есть бинокль, и он иногда просматривает окрестности в поисках подходящего материала для книги.

Она почувствовала, что начинает краснеть, открыла глаза, села и выпрямилась, поправляя задранный свитер.

– Надо же! – усмехаясь и глядя на нее, произнес он. – Вы краснеете, моя дорогая.

– Сейчас, точно, краснею.

Он по-прежнему улыбался.

– Мне надо было спросить разрешение на это или просто воспользоваться своим положением?

Пруденс нахмурилась:

– Я полагаю, продолжения не будет?!

– Пока нет.

– Вы рассказали о подозрениях вашему отцу?

– Подожду, пока не получу подтверждений, а уж тогда представлю полный доклад.

– Ничего достославного в этом не будет, не рассчитывайте.

– Ваши родители живут в Коннектикуте?

– У вас нет никакого права расспрашивать меня, К. Дж. Монтгомери.

Он усмехнулся, ничуть не смущенный.

– Предполагаю так же, что вы прочитали и все мои книги?

– Нет! – решительно ответила она. – Макголины показали мне три ваших книги. Кстати, я бы хотела их прочитать.

Поправляя рубашку он поднялся.

– Боюсь, они выше вашего уровня, Пруденс Ад елайн!

– Очень смешно!

– К. Дж. Монтгомери известен своим юмором.

Он наклонился, чмокнул ее в щеку, затем перепрыгнул через камень и зашагал к замку. Пруденс упала в траву и уставилась в бледное небо. Как бы было все проще, будь он ей безразличен! Гораздо проще, повторила она сама себе, не в силах подавить улыбку при воспоминании о его поцелуях.

В среду, после полудня, Пруденс пошла в деревню и позвонила Эллиоту.

– Я ждал вашего звонка, – ответил он почему-то сердито.

– Я была занята, – объяснила она. – Эллиот, мои дела идут не слишком хорошо. Хейли не очень разговорчив. Он себе на уме, или, по крайней мере, таким кажется. Конечно, не станет же он рассказывать секретарю всего того, что мог бы сказать корреспонденту.

– Ты и без него можешь раскопать достаточно много, пошевелив мозгами. Мне не надо учить тебя, как это делается.

– Эллиот, – терпеливо сказала она, – здесь все охраняют его уединение. – Последовала продолжительная пауза. – Я-то выспрашиваю, но не всегда получаю ответы на свои вопросы, – продолжала она, как бы оправдываясь. – Но удалось узнать кое-что интересное.

– Например?

Пруденс подумала, что не стоит ей сразу обо всем рассказывать, не получив предварительного обещания ничего не печатать без разрешения Хейли. Ведь не исключено, что ее Эллиот просто уволит, а статью возьмет и опубликует. Всегда найдется писака, способный превратить в очерк ею сказанное. Конечно, она думала, что Тромбли никогда на такое не пойдет, и все-таки лучше себя обезопасить.

– Эллиот, тут возникла одна проблема. Поэтому я и звоню. Мне пришлось заключить договор с Джоан Монтгомери.

– Я уже слышал.

– Что?

– Она приходила и сказала все, что думает о нашей журналистской этике, затем передала ваш разговор, – сообщил Эллиот отнюдь не радостным тоном. – Прежде чем с кем-то договариваться, ты обязана была поставить меня в известность.

– Я знаю! – поторопилась она подтвердить, в панике от того, что обе работы вдруг оказались на волоске. – Но вы должны признать, что в этом есть справедливость. Неэтично объявлять всему миру, где скрывается Монтгомери, если он сам этого не хочет.

Тромбли так тяжело вздохнул, что Пруденс услышала это через океан.

– Девочка, я был журналистом еще до того, как ты родилась, и подобные решения мне приходилось принимать каждый день. – Эллиот помолчал, должно быть ожидая ее реакции, но так как она молчала, продолжил: – Но ты права. Если не получишь разрешения Хейли, печатать не будем. Это суровое нарушение этики. В противном случае Монтгомери будет вправе обратиться в суд. Но, Пруденс… – произнес он и опять сделал паузу. – В следующий раз, когда надумаешь заключать сделку, предварительно сообщи. Думать и принимать независимые решения ты должна сама, но не за меня. И еще одно… – Он вновь умолк.

– Я внимательно слушаю, – напомнила о себе девушка.

– Если бы я не согласился с тобой и сказал, что напечатаю статью без разрешения Хейли, ты бы стала ее писать?

Пруденс поколебалась, но все-таки решила хоть на сей раз сказать правду:

– Нет.

– Но я уволил бы тебя…

– Знаю.

– Значит, нам обоим повезло, – с облегчением заключил Тромбли. – Жду от тебя звонка!

– Хорошо. А вы, пожалуйста, задержите Джоан Монтгомери в Нью-Йорке немного дольше.

– Попробую.

Пруденс быстро рассказала издателю все, что узнала о Хейли, и, вешая трубку, поняла, что они остались друзьями.

Но когда обернулась, счастливое настроение как рукой сняло – в двух метрах от нее с сумкой продуктов в руках стояла Бренда. Пруденс побледнела: "О Господи!"

– Так кто вы? – зло спросила Бренда.

– Не могу ли я все объяснить за чашкой чая? – вежливо улыбаясь, предложила незадачливая обманщица.

Бренда гордо подняла подбородок, холодно глядя на нее.

– Пауль дома с Венди, но должен отправиться на пастбище, мы сможем поговорить у нас. – И, не говоря ни слова, пошла вперед.

За столом Пруденс все рассказала Бренде.

– Хейли никогда не позволит напечатать вам статью, – с абсолютной уверенностью заявила та, выслушав ее до конца. – И на вашем месте, Пруденс, я бы никому ничего не сказала, а первым же рейсом улетела обратно в Нью-Йорк. Избавили бы себя, да и многих от неприятностей. А там скажите вашему редактору, что Хейли не разрешил ничего печатать. Так оно и будет на самом деле.

– Не могу этого сделать, – тихо возразила Пруденс. – Я должна поступить так, как обещала Джоан Монтгомери, кроме того, обязана выполнить задание редакции.

– А кто такая Джоан, чтобы заключать сделки за своего бывшего мужа?

Пруденс не ответила. Да и вряд ли Бренда ждала ответа. Фраза прозвучала скорее с восклицательным, нежели с вопросительным знаком. Но убедить Бренду все же попробовала:

– У меня еще есть две недели – теперь уже чуть меньше. Как только появится подходящий момент, расскажу обо всем Хейли и сразу же уеду. Конечно, если теперь вы раньше не расскажете Колину и Хейли.

– Я не могу лгать из-за вас.

– Я не прошу вас лгать, – настаивала на своем Пруденс, пытаясь говорить спокойно. – Только прошу ничего не говорить.

Бренда поставила кружку.

– А если Колин спросит?

– Не спросит! А если спросит – поступайте так, как велит вам совесть. Сейчас я прошу вас не идти сразу же в замок и не оповещать всех, что секретарша Пруденс Эдвардс на самом деле репортер известного американского журнала.

– Не буду.

Пруденс виновато кивнула.

Как раз в это время в дверь постучали, и, не дожидаясь приглашения, в дом вошел Колин.

– Кое-кто вас видел! И знал, куда вы пошли, – весело сообщил он.

Пруденс испугалась, что ее выдаст бледность, если, конечно, этого не сделает Бренда.

– Рада тебя видеть, Колин! – поднимаясь, приветствовала хозяйка дома. – Принести тебе чашечку чая?

– Нет, спасибо. Я шел домой и подумал, может быть, Пруденс захочет составить мне компанию? – Он посмотрел на нее. – Так как?

– О-о, – приходя в себя, произнесла она. – Конечно!

Бренда, облокотившись на стол, смотрела, как Пруденс поднимается.

– Мы очень интересно побеседовали, – улыбнулась она. – Пруденс рассказала мне о своей жизни в Нью-Йорке. И я подумала, что неплохо было бы прокатиться туда.

Пруденс надеялась, что Колин не заметил, какое облегчение она почувствовала от этих слов. Это бы дало ему пищу для новых подозрений.

Они попрощались, Колин вышел первым.

Уже в машине, по дороге к замку, он посмотрел на Пруденс и спросил:

– Кому вы звонили на этот раз?

– Что? О, вы имеете в виду по телефону? Откуда вы знаете?

– Один человек сказал мне, что видел вас вместе с Брендой.

Пруденс не могла понять, знает он что-нибудь или нет.

– Ну, мне стало одиноко, вот я и решила позвонить Тони.