Текст книги "В сладостном уединении"

Автор книги: Амалия Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Надеюсь, вам понравится Шотландия, – сказал Пауль.

– Не сомневаюсь! – заявила Пруденс, но улыбка получилась неестественной. – Замечательная деревня!

– Зимой у нас довольно холодно и сыро, – сказала Бренда, подхватывая дочь, направлявшуюся к дороге. – Но мы прожили тут всю жизнь, и нам не надо места лучше. Колин сказал, что вы из Нью-Йорка.

– Я теперь живу здесь, – ответила Пруденс. – А родилась ивыросла в маленьком городке в штате Коннектикут. – "Да знают ли они, где этот Коннектикут?" – подумала она, но решила не пояснять. – Хотя он, конечно, не такой маленький, как ваш.

Пауль и Бренда понимающе кивнули.

– Значит, до завтра, – сказал им Колин и потрепал девчушку по щеке. – Не доставляй папе с мамой хлопот больше, чем они заслуживают!

Удивляясь тому, как легко Колин обращается с малышкой, Пруденс вежливо попрощалась.

По дороге к замку она вдруг почувствовала себя необыкновенно легко и спокойно. Наверное, потому, что на это короткое время забыла, что ей надо выполнять задание нью-йоркского журнала, и просто шла, наслаждаясь отдыхом, рядом с интересным мужчиной.

– Хорошие люди, – внезапно сказал Колин.

– Макголины? Мне тоже так показалось. Чем они занимаются?

– Он разводит овец, она прядет и шьет.

– Понятно.

– Они действительно довольны своей жизнью, Пруденс.

Она широко раскрыла глаза:

– А я разве подразумевала что-то противоположное?

– Здесь ведь не Нью-Йорк.

– Это можно квалифицировать как глупое замечание, – резким тоном начала Пруденс. – Между прочим, у Нью-Йорка тоже и свои преимущества, и свои недостатки. Ну и что?

Он остановился на обочине. По одну сторону дороги, которая шла вниз к озеру, росли сосны, по другую – высилась гора, покрытая яркими цветами вереска, наверху закрытая туманом. Пруденс стояла посередине дороги.

– Разве не подразумевается, что секретари должны быть почтительными со своими работодателями? – спросил Колин, нахмуриваясь и внимательно всматриваясь в ее лицо.

Пруденс гордо подняла подбородок и пошла вперед.

– Я не у вас работаю!

– Не думаете ли вы, что платить вам будет отец?

Она остановилась, как вкопанная, и повернулась к нему.

– Он ведь десять лет ничего не делал, – сказал Колин.

– У него семь романов и пять поэтических сборников, кроме этого он получил Пулитцеровскую премию как за прозу, так и за поэзию. Я думаю, он вполне себя обеспечил.

– На несколько лет – да. Но только два романа были признаны бестселлерами.

– Да, но и после того, как он стал затворником, книги хорошо продавались, он мог прожить на одни гонорары.

Колин покачал головой.

– Вначале так и было, а потом стали приходить редкие чеки. О, не спорю! Он куда-то вложил приличную сумму, но не собирается ее трогать. У него свои пунктики, Пруденс.

– А его издатели знают, где он находится?

– Нет. Его агент пересылает чеки на мою квартиру в Эдинбурге. Даже он точно не знает, где скрывается отец, но после десятилетнего молчания уже проявляется нетерпение. Я не могу его не понять.

Раздумывая, Пруденс потерла нос. Периодически репортеры ее журнала наносили визиты в литературное агентство Франклина Т. Ардена, пытаясь что-нибудь выведать о его самом престижном клиенте. Но тот не выдавал никакой свежей информации и только разглагольствовал о непреходящей ценности произведений Хейли Монтгомери. Все это она узнала из тех же журнальных подшивок.

– Но сейчас-то он пишет?

– Пока я ничего не видел. Что и говорить, конечно, отец не из бедных, но и не так богат, как раньше. – На короткое время на его губах заиграла улыбка. – Он полностью содержит замок, не забывайте об этом.

– Значит, платить мне будете вы? – спросила она и вздохнула. – А каким образом вы разбогатели?

Колин пожал плечами и пошел рядом с ней.

– Я не говорил, что богат. Просто я плачу вам, – и, ухмыльнувшись, добавил: – Похоже на то, что туман все-таки рассеется. Давайте поднимемся на гору!

Он пересек дорогу и стал взбираться по вересковому склону вверх. Вереск был все еще влажным от росы. Пруденс посмотрела вправо, влево и последовала за ним. Вскоре Колин отыскал еле заметную каменистую тропинку. Повернувшись к Пруденс, сказал:

– Все, кто приезжает в замок, обязательно должны взобраться на Бен-Кинлин.

Взяв девушку за руку, он потащил ее за собой. Сначала тропинка вилась по пологому склону, но постепенно становилась все круче и круче. Туман клубился вокруг, окутывая ноги. На некоторое время долина внизу пропала из виду, и Пруденс потеряла пространственную ориентацию. Но Колин, казалось, знал каждый изгиб их пути.

– У вас такое ощущение, будто вы сейчас скатитесь со склона вниз, правда? – спросил он, останавливаясь для короткого отдыха.

Пруденс согласно кивнула.

– Это из-за тумана. Теряется чувство пространства. Даже не знаете, сколько еще осталось до вершины.

– А какая высота у горы?

– Всего-то семьсот пятьдесят метров. Снизу кажется более высокой потому, что поднимается от самой воды и деревья на ней не растут. Много веков назад англичане вырубили тут леса для постройки кораблей.

Неожиданно он взял ее за обе руки и привлек к себе.

– Я не собирался обидеть вас. И вовсе не хочу, чтобы вы были со мной почтительны. Пруденс, я… Я никогда не встречал таких секретарей, как вы. – Тут он засмеялся. – Да и вообще я не много встречал секретарей.

Отпустив ее руки, он обнял девушку за талию, прижимая к груди. Пруденс не стала сопротивляться и ладонями ощутила крепкие мышцы его груди. Колин поцеловал девушку нежно один раз, потом еще и еще, покалывая ее подбородок отросшей щетиной. Затем его язык раздвинул ее губы, сильные руки скользнули под свитер, медленно поглаживая, добрались до груди, нежно прикоснулись к соскам. И вдруг он отстранился, небрежно чмокнув Пруденс в нос.

– Лучше нам идти! А то не доберемся до вершины, – снял свитер и улыбнулся. – Жарко.

– Мне тоже, – смущаясь, сказала она и, стянув свой свитер, завязала его на талии.

Колин взял ее за руку, и они возобновили подъем. Тропинка становилась все каменистее, но туман рассеивался, и уже можно было видеть вершину горы. Под ними простиралась долина, покрытая пурпурным цветом вереска и зеленью травы. Чуть поодаль холодная голубизна озера просвечивала сквозь туман, все еще прикрывающий замок. Дальше виднелись другие вершины Грампианских гор. Еще через десять минут они достигли вершины, уселись на скале и стали любоваться раскинувшимся перед ними пейзажем с другой стороны горы.

– Вон там дорога, по которой мы шли из Питлохри, – показывал Колин. – Видите сосновый лес? А Питлохри на другой стороне холма.

Кое-где еще клубился туман, задевая верхушки сосен. По склонам рассыпались овцы. Колин подергал Пруденс за рукав:

– Смотрите, видите его?

Пруденс поискала глазами и увидела одинокого человека, медленно двигающегося среди вереска.

– Что он делает? – спросила она, не в силах разглядеть с такого расстояния.

– Он в одежде горца – килте. И играет на волынке.

Девушка всмотрелась в одинокую фигуру.

– Один в таком пустынном месте? Колин кивнул.

– Вы еще увидите подобное не раз. Одинокий мужчина играет в горах на волынке. Никого вокруг, и нет видимых причин для того, чтобы играть.

– И непременно в отличительной одежде клана?

– Обязательно! В горах кланы по-прежнему сильны.

– А есть клан Кинлин?

– Пока мы с сестрой живы, – ответил он.

Пруденс кивнула, ожидая, что он продолжит. И действительно, всматриваясь в одинокого горца, Колин продолжил:

– Моя мать была последней из клана Кинлинов. Она погибла в автокатастрофе двенадцать лет назад. Тогда мне казалось, что отец не переживет ее смерти. Может, в каком-то смысле, так оно и есть. Через два года он женился на Джоан, но вместе они прожили только полгода. А развелись шесть лет назад, развод прошел очень спокойно. После смерти матери отец написал несколько поэм, но на самом деле он был уже не в состоянии писать что-либо. На это были разные причины, конечно. Я не могу его оправдать, хотя если бы мать была жива… – Он пожал плечами. – Впрочем, кто знает! Теперь это уже не имеет значения.

У нее перехватило в горле.

– Как жаль!

Колин ничего не ответил.

"Эллиот будет в восторге", – внезапно подумала Пруденс. Сын писателя рассказывает о смерти матери и про горе отца на фоне стелющегося в низовьях тумана и одинокого горца, который играет печальную мелодию на волынке. И вдруг ей стало ужасно стыдно оттого, что она обманывает Колина, который раскрывает перед ней душу.

Переполненная угрызениями совести, Пруденс поднялась и пошла по тропинке. Колин догнал ее, схватил за руку, остановил.

– Что случилось, – требовательно спросил он, отпуская ее руку. – Я не должен был рассказывать такое? Теперь отец потеряет какой-то элемент своей загадочности и будет вам казаться просто старым человеком, оплакивающим свою умершую жену? – Он горько вздохнул. – Что ж, пошли?

Пруденс тихо последовала за ним. Ей хотелось сказать, что это не так, но прекрасно понимала: стоит ей открыть рот – и она во всем признается. А этого сейчас допустить нельзя. Дело необходимо довести до конца.

– Как мне все это не нравится! – прошептала она, немного отстав и глядя, как высокий и стройный Колин ловко спускается вниз. И поспешила его догонять.

6

К вечеру ждали гостей. Пруденс узнала об этом, когда пила чай с бутербродами у Мэри Эдмонд. После полудня, укрывшись в своей комнате, она записала все, что смогла узнать о Хейли Монтгомери, его темпераментном сыне, замке Кинлин и деревне. Чем занимался в это время Колин, ей было неизвестно, только слышала, как его «порше» еще до ленча выехал за ворота. Ничто не говорило о приближающейся вечеринке: кухня блистала чистотой, но Мэри сказала, что гостей прибудет не меньше дюжины.

– А мне казалось, что мистер Монтгомери отшельник, – произнесла Пруденс как можно тактичнее.

– Так и есть! – подтвердила Мэри, наливая крепкий, почти черный чай в кружку Пруденс. – Но сын-то его нет.

Девушка кивнула, хотя не была уверена, что все поняла.

– Значит, мистер Монтгомери не будет присутствовать на вечеринке? – уточнила она.

Старая женщина пожала плечами:

– Кто его знает! Нынешним летом он уже выходил на люди. Это идет ему на пользу, если хотите знать мое мнение.

– Вы считаете, что он перестает скрываться? – осторожно спросила Пруденс.

– Трудно сказать, о чем думает человек, – ответила Мэри и плотно сжала губы.

Пруденс добавила в чай немного сливок. Ей очень хотелось разговорить Мэри Эдмонд, "покопаться в ее мозгах", как бы сказал Эллиот Тромбли, но сделать это нужно было очень осторожно, чтобы не вызвать никаких подозрений сообразительной женщины.

– Вы давно живете в замке? – начала издалека.

Мэри кивнула и смахнула с губ крошки.

– Мы оба родились и выросли в этих местах – Джон и я. И оба пришли на работу в замок, когда я была еще совсем девочкой…

"Тогда Колина еще не было и в помине", – отметила про себя Пруденс. И спросила:

– Значит, вы знали миссис Монтгомери?

– Да, безусловно, – улыбаясь, ответила Мэри. И выпрямилась. – Мы стараемся не говорить о ней. Это расстраивает мистера Монтгомери.

Пруденс поняла, что отсутствие самого Хейли Монтгомери не изменит решения Мэри не вспоминать вслух Энн Кинлин.

Она улыбнулась и перевела разговор на другую тему:

– Так, значит, вечеринку устраивает Колин?

– Да, конечно…

И тут их прервал сам Хейли Монтгомери, вошедший на кухню вместе с собаками. В руках у него был букет роз и полевых цветов.

– Подумал, что это можно было бы поставить в большую вазу, – произнес он грубоватым голосом, не без добродушия. И тут заметил Пруденс. – А, мисс Эдвардс! – улыбаясь, он приветствовал ее. – Ну, как вам на новом месте?

– Начинаю осваиваться, – ответила она. – Утром взбиралась на гору – мне показалось, что свежий воздух бодрит лучше всякого сна…

– Хорошо, – одобрил Хейли, и девушке показалось, что он остался доволен.

Мэри встала, принялась разбирать цветы.

– На вас накрывать сегодня вечером? – спросила она.

Монтгомери на секунду задумался, закусив губу, потом замотал головой.

– Думаю, что вечером поработаю. А позже спущусь и посмотрю, как идут дела. – И ушел.

Мэри познакомила Пруденс со своим мужем, вскоре пришедшим на кухню, и они вдвоем принялись доставать продукты из холодильника. Пруденс, не торопясь, допивала чай.

– А видел ли мистер Монтгомери вообще кого-нибудь за последние десять лет, исключая детей и вас? – решилась она задать еще один вопрос.

Оба посмотрели на нее.

– Конечно, видел, – после короткой паузы ответила Мэри. – В основном своих друзей, правда немногих. Он себе на уме, мисс Эдвардс, если вас это интересует.

– Да нет, нет! Я просто так, извините, – стала оправдываться Пруденс. – Пожалуй, я слишком любопытствую!

Ни Мэри, ни Джон не обратили внимания на ее восклицание, и тогда она отправилась в большой зал.

Пруденс не знала, что ей делать – то ли помочь Эдмондам, то ли оставаться в своей комнате. И не у кого было спросить. Поэтому села на диван перед большим камином и стала наблюдать за спящим котом. Даже пожалела, что не смогла провести уик-энд в Нью-Йорке, могла приехать и позже – к началу недели.

Хейли Монтгомери вошел с охапкой хвороста.

– Обнаружил, что Колина нет, вот и решил заняться камином, – резко сказал он. – У Джона и Мэри своих дел по горло.

Тут и Пруденс заметила, что в зале прохладно и сыро.

– Вам помочь?

– А вы умеете разводить огонь в камине?

– Нет.

– Тогда не думаю, что вы сможете помочь, – сказал Хейли через плечо. – Смотрите и учитесь.

Аккуратно разложив хворост, поджег его спичкой, затем стал добавлять кусочки угля из стоящего рядом ведерка. Через несколько минут огонь полыхал вовсю.

Пруденс почему-то решила, что он сразу уйдет, но Хейли снял кота со стула, сел и устроил кота на коленях. Затем наполнил трубку табаком и медленно ее раскурил, выпуская клубы дыма. Девушка посматривала то на него, то на огонь и сожалела, что у нее нет вязания или чего-нибудь, чем можно было бы занять руки.

– Мой сын обращается с вами достойно? – неожиданно спросил Хейли.

Пруденс растерялась, но постаралась этого не показать.

– Да, конечно. Он очень добр.

Монтгомери усмехнулся:

– Ну и отлично!

"Что он подразумевал?" Пруденс улыбнулась:

– Вы не доверяете собственному сыну?

– Нет. Доверяю. Определенно. – Он внимательно посмотрел на нее. – Просто не совсем уверен, можете ли вы ему доверять.

– А почему нет?

Хейли погладил кота и снова выпустил клуб дыма. Пруденс поняла, что он не ответит на ее вопрос. И точно, вынув трубку изо рта, Монтгомери сменил тему:

– Почему секретарю захотелось прослушать курс литературы?

– А вы считаете, секретарям это не нужно?

Он удивленно поднял брови:

– Снимаю вопрос. Как поживает Джоан?

– Я знаю лишь, что она уважаемый профессор в университете, – ответила Пруденс. – Хотя мне ставит удовлетворительные отметки.

– А это секретарю очень важно? – ехидно заметил Хейли. И улыбнулся: – Вы считаете, она к вам несправедлива?

Пруденс улыбнулась в ответ. И хотя Хейли говорил грубовато, она поняла, что долго злиться на этого человека не сможет.

– Да нет! Сама виновата. Никогда не дочитываю книг до конца. По-моему, профессор стала об этом догадываться.

– Колин говорил, что вычитали мои вещи.

Пруденс кивнула.

– И что же, все?

Снова кивнула.

– И прочитали до конца?

Она улыбнулась и опять кивнула.

– И эта женщина осмеливается ставить вам удовлетворительные отметки?! Она разбирает мои произведения?

– Нет, Джоан читает курс "Юмор в американской прозе".

Монтгомери усмехнулся:

– Когда-то она находила и мои романы забавными.

– Мы изучали произведения Мелвилла, Хаусорна, Эмерсона, Оутс, Пинчона, Фолкнера. Конечно, эти писатели популярны вовсе не как юмористы, но юмор в их творчестве играет важную роль. По-моему, все дело в том, что они умеют видеть смешное в человеке и его существовании, в том, как их герои реагируют на события… – Пруденс прикусила язык, сообразив, что говорит лишнее.

Хейли Монтгомери выпустил дым.

– Мисс Эдвардс, – заявил он, – мне вы не кажетесь средненькой студенткой, не говоря уже о секретарше, – положил трубку на поднос и стал подниматься. – Интересно было бы узнать, кто вы на самом деле. – И сказав это, вышел из зала.

Не успела Пруденс прийти в себя, как появился Колин.

– Оказывается, отец только что имел с вами интересную беседу, – произнес он, присаживаясь рядом на диване. – Мне приятно, что вы находите общий язык.

– Между прочим, он предупредил, что я не должна доверять вам.

Колин засмеялся:

– Правда? Старый змий!

– Вы больше не сердитесь на меня? – спросила она, не глядя на него, чтобы не показать, как сильно это ее беспокоит.

Положив руку на плечо девушки, он притянул ее к себе.

– Нет, не сержусь. Чем вы занимались весь день?

"Работала над статьей для "Манхэттен мансли", – мысленно ответила Пруденс, но вслух, естественно, произнесла другое:

– Обустраивалась. Кстати, ваш отец высказал свои соображения по поводу секретарей, очень схожие с вашими.

– Вы и ему задали задачку?

Пруденс повернулась, чтобы посмотреть Колину в глаза.

– А разве вам я задала задачку?

Он взял ее за подбородок, затем провел рукой по волосам.

– Разумеется, – проговорил мягко, но смотрел строго. – Утверждаете, будто вы и есть та, за кого себя выдаете. Хотел бы я понять, кто же вы на самом деле!

И тут же поцеловал в губы, крепко обняв за талию. Потом приподнял Пруденс, посадил к себе на колени. Обвивая его шею руками, она ощутила всплеск желания, которое становилось все сильнее, по мере того как его язык исследовал ее рот, а пальцы нежно гладили спину.

– Надо было мне отменить эту дурацкую вечеринку! – тихо произнес он, продолжая целовать и опуская ее на диван.

Но тут внезапно раздался звон посуды, и кто-то начал весело насвистывать мелодию песенки. Колин оторвался от девушки, быстро встал. Ей захотелось раствориться в подушках.

Он усмехнулся, совершенно не смущенный, подал ей руку. Пруденс приняла ее и встала рядом с ним. Джон и Мэри накрывали обеденный стол в другом конце зала и не смотрели в их сторону.

– Поднимусь наверх и переоденусь. – Его голос звучал спокойно.

– Колин… – чуть хрипловато начала она, кашлянула и продолжила: – А чем мне заниматься вечером? Помогать Джону и Мэри, оставаться в комнате или…

– Опять чувствуете себя неуверенно? – улыбнулся он. – Вы приглашены на ужин.

– Вы меня не приглашали. Откуда мне знать?

– Можно было и самой догадаться.

– Я не люблю делать предположений, – резко выпалила она, не понимая, на что, собственно, разозлилась. Затем горделиво приподняла подбородок и прошла мимо Колина.

Сзади послышался его смех. Подойдя к двери, Пруденс обернулась и послала ему улыбку.

Интересно, что надевают на вечеринку в замке, в самом сердце Шотландии, в разгар лета? "В любом случае, – подумала Пруденс, рассматривая свой гардероб, – выбор у меня невелик". У нее было три платья – черное, белое и голубое. Остальные вещи относились к категории «рабочих», для торжественных случаев не подходили. Наконец выбрала черное платье из крепа, купленного на распродаже, с шелковыми вставками и длинными рукавами. Украсила его ожерельем из кораллов, которое родители привезли ей с Гавайских островов, и надела черные туфли. Нанесла немножко косметики. Расчесала волосы и, немного подумав, часть их заколола сзади, оставив остальные распущенными.

– Сойдет! – громко сказала сама себе, посмотрев в зеркало, и пошла вниз, раздумывая, будет ли среди гостей Моника Дежардин.

Она была. Вместе с парижским хореографом Габриэлем Сен-Симоном и еще двумя солистами их театра – мужчиной и женщиной. Все вместе они приехали из Эдинбурга одними из первых.

– А, Пруденс Эдвардс! – радостно воскликнула Моника, подходя к ней. На танцовщице был белый шелковый вечерний костюм с жемчужным ожерельем. Волосы красиво ниспадали на плечи. – Ты прекрасно выглядишь сегодня!

Пруденс едва успела поблагодарить, как Моника стала знакомить ее со своими друзьями, собравшимися около камина. Габриэлем – стройным черноволосым мужчиной, чуть ниже ростом, чем Моника, одетым в шелковый костюм, сильно смахивающий на сценический. Соней – невысокого роста блондинкой, с розовыми щеками, длинным прямым носом и голубыми глазами. Она была в джинсах, босоножках и ярко-бирюзовом блузоне. И Генри – довольно высоким, стройным и темноволосым мужчиной, невероятные мышцы которого не могла скрыть легкая светлая тога.

Пруденс с нетерпением ожидала увидеть Колина.

Он пришел в легком твидовом костюме, блестящих модных ботинках и темном галстуке. Обняв Монику, поздоровался с остальными гостями. Пруденс села поиграть с котом.

– Как доехали? – поинтересовался Колин, все еще обнимая Монику.

– Габриэль гнал, как сумасшедший, – пожаловалась она.

– Я рад, что ты приехала, – сказал Колин. – Привела в порядок квартиру?

– К собственному удовольствию!

Он довольно хмыкнул.

– А почту привезла? Моника прикрыла рот ладонью:

– Ой, забыла! Прости меня, Колин! Я так носилась, что обо всем забыла. Да, Джоан звонила тебе вчера вечером.

Пруденс насторожилась.

– Джоан? – чувствовалось, что Колин сильно удивлен, хотя спросил достаточно равнодушно: – И что же она хотела?

"Голову одной молодой журналистки на блюдечке", – подумала Пруденс.

– Просила, чтобы ты ей перезвонил, – ответила Моника. – Сказала, что это очень важно.

Пруденс вздрогнула, испуганный кот соскочил с ее коленок и удрал.

Входили новые гости. Двигаясь им навстречу, Колин обронил через плечо:

– Для Джоан всегда все важно!

– Поболтаем, Пруденс! – предложила Моника, усаживаясь рядом на ковер. Она как-то особенно – очень приятно – произнесла ее имя. – Ну как, ты уже видела Хейли?

Пруденс почувствовала, что краска заливает ей щеки. Ладно! Проблему с Джоан Монтгомери она решит позже, а пока надо постараться взять себя в руки.

– Да, мы немного поговорили. К работе я приступлю только с понедельника, – ответила доброжелательно.

– Он не похож на медведя? – со смехом спросила Моника.

– Немного грубоват, – согласилась Пруденс, – но ведет себя вполне приветливо.

– Учти, ему слова поперек не скажи, – драматично предупредила Моника. – Впрочем, как и его сыну. Иногда они оба…

Она искала подходящее слово. И Пруденс, думая о своем, подсказала:

– Невозможны.

Моника коварно кивнула:

– Точно.

– Ты думаешь, что Хейли вскоре откажется от своего заточения? – поинтересовалась Пруденс и подумала, что ее вопрос прозвучал, как у репортера, ведущего новости.

Моника передернула плечами, и на них упал локон ее густых темных волос. Появился Генри с бокалом вина, тоже устроился на ковре. Видимо, они чувствовали себя вполне комфортно, а у Пруденс ныли колени. "Танцоры, – подумала она, – заставили „меня вспомнить, что я теряю форму. В Нью-Йорке три раза в неделю по утрам играла в теннис. А здесь для упражнений придется взбираться на Бен-Кинлин". При воспоминании о поцелуях Колина на вершине горы она начала опять краснеть и, чтобы скрыть смущение, быстро поднялась. Отойдя в сторону, постаралась внушить себе, что Колин Монтгомери – сын лауреата Пулитцеровской премии, владелец замка и квартиры в шикарном районе Эдинбурга. Он красив и знается с такими женщинами, как Моника Дежардин. Это так. И все-таки, почему же он поцеловал ее, секретаршу из Коннектикута? Впрочем, это можно просто объяснить – пользовался своим положением…

Она взяла бокал вина и крекер с паштетом. Обернувшись, едва не столкнулась со стройным мужчиной, с немыслимо светлыми волосами и живыми зелеными глазами. Он улыбнулся ей, при этом на его щеках образовались две симпатичные ямочки. Пруденс улыбнулась в ответ.

– Привет! – сказал он. Ростом мужчина был лишь немногим выше ее, но за счет стройности казался выше. Говорил на чистом лондонском диалекте. – Я – Чарльз Мартинс.

– Пруденс Эдвардс.

– Не припоминаю, чтобы я встречал вас здесь раньше, – проговорил он, поднимая бокал вина.

– Это потому, что раньше меня здесь не было, – весело ответила Пруденс.

– А, так вы из новеньких! Такие замечательные встречи происходят у нас каждый год перед открытием фестиваля в Эдинбурге. Но пожалуй, впервые за десять лет нет тумана. А откуда вы, Пруденс Эдвардс? Мне слышится американский акцент.

Она кивнула:

– Из Нью-Йорка.

– А что вы будете делать на фестивале?

– Посещать его, если повезет.

– Так, значит, вы не танцовщица, не музыкант, не актриса и не продюсер! Боже, вы начинаете нравиться мне больше и больше! – Он отпил вина и жестом пригласил Пруденс следовать за ним. – Так кто же вы?

Они отошли к книжным полкам. Прежде чем ответить, Пруденс съела крекер с паштетом.

– Что, если я скажу вам, будто я фанатичная домохозяйка?

– Я и не представлял, что такие еще существуют.

– Как ни странно, – произнесла она, легко улыбаясь. – Моя мама, например.

Чарльз Мартинс расхохотался:

– Вы гордитесь ею?

– Горжусь, – ответила Пруденс, ничуть не покривив душой.

– И вы тоже фанатичная домохозяйка?

– Нет.

– Не пошли по стопам мамы?

– Каждый делает свой выбор, – высказала Пруденс то, что и думала на самом деле. – Я новая секретарша Хейли Монтгомери. – После честных признаний ложь, кажется, прилипла к зубам.

Чарльз сел в одно из кресел, а она, отодвинув стул, устроилась напротив.

– Бедняжка, – состроил он физиономию. Пруденс засмеялась:

– Мне все так говорят! Я начинаю только с понедельника, но он уже выказал мне свое расположение.

– Имейте в виду, я сказал «бедняжка» не потому, что хотел вас обидеть. Просто мне думается, что работать с человеком, который десять лет продержал себя взаперти в замке, не очень-то веселенькое занятие.

– Значит, вы знали, где он скрывается? – спросила Пруденс из простого профессионального интереса.

Чарльз махнул рукой.

– Девять лет догадывался и один год знал. Мог бы продать эту информацию тысяче журналистов, но не посмел подложить свинью Колину и его отцу тоже. Человек имеет право на уединение, вы не думаете?

– Конечно. – Пруденс отпила вина, распрямилась и кашлянула. – А вы чем занимаетесь, мистер Мартинс?

– Просто Чарльз. Даже мои музыканты не позволяют себе называть меня мистером Мартинсом. Теперь – дирижер. Начинал пианистом. Руковожу камерным оркестром, специализирующимся на музыке Возрождения.

Пруденс с интересом улыбнулась.

– В духе трубадуров и менестрелей?

– Вы явно не типичный секретарь! – откликнулся очарованный Чарльз.

– Лучше бы кто-нибудь сказал мне обратное, – раздосадованно заметила она.

Чарльз уже открыл рот, чтобы ответить, но тут к ним подошли Колин и молодая женщина с коротко подстриженными темными волосами, красивой фигурой и такими же пепельно-серыми, как у него, глазами. Она была в строгом вечернем шелковом платье, модных туфлях и почти без косметики.

– Рада видеть вас, Чарльз, – протянула руку женщина дирижеру.

Он улыбнулся, на щеках опять появились ямочки.

– Джульета, ты прелесть!

– Джульета, – произнес Колин, дотрагиваясь до плеча сестры, – познакомься с новой секретаршей отца Пруденс Эдвардс. Пруденс, это моя сестра Джульета Монтгомери.

Пруденс поднялась и пожала руку Джуль-еты. Сестра Колина была привлекательной женщиной, чуть выше ее ростом. Вероятно, на несколько лет моложе своего брата. Девушка пыталась вспомнить, читала ли о ней что-нибудь в журналах. Но если и читала, то забыла. Джульета, между тем, внимательно изучала секретаршу. Может, Колин сказал ей о своих подозрениях?

– Приятно познакомиться, – произнесла Джульета после паузы, показавшейся бесконечно длинной. – Колин много рассказывал о вас. Надеюсь, вам понравится работать с отцом.

– О, не сомневаюсь! – ответила Пруденс. Дочь Хейли выводила ее из равновесия так же, как и Колин.

Джульета не сводила с нее пепельных глаз, заставляя в панике думать о том, что же такое мог поведать ей Колин.

– Если вам что-нибудь потребуется, я думаю, вы не постесняетесь обратиться, – вежливо улыбаясь, сказала Джульета.

Пруденс поблагодарила ее. В это время Мэри и Джон Эдмонды внесли ужин.