Текст книги "Прости, если сможешь (СИ)"
Автор книги: Аля Морейно
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Глава 17
Аня
Страх снова вернулся. Но теперь он обрёл чёткие очертания и стал понятен. Меня больше не пугала темнота. Я больше не вздрагивала от каждого шороха. Я боялась Его. Боялась, когда по вечерам звонил или пиликал сообщением телефон, потому что это мог быть Он. Когда я впервые взглянула в Его глаза и увидела там ненависть и ярость, как тогда, много лет назад, я поняла, что мой кошмар вернулся.
Интуиция кричала, что на сей раз мне будет намного больнее. И я готовилась к бою, собиралась с силами. Я знала, что не смогу Ему противостоять – и тогда, и сейчас Он был намного сильнее меня. Но теперь я собиралась яростно сопротивляться до самого конца.
Я решила, что буду избегать с ним конфликтов, буду соглашаться со всем, чего он будет просить. Кроме одного – Милу я ему не отдам. Почему я решила, что он будет пытаться её забрать? Не знаю. Это было что-то на уровне интуиции.
Успокаивала себя, что она ему не была нужна. Он с трудом справлялся с Димой. Мальчик жаловался, что он часто по вечерам засыпает, когда дяди всё ещё нет дома. Макс не только не был женат, он не имел даже постоянной сожительницы, способной позаботиться о детях. Димой занималась няня Полина. Я, как губка, впитывала все подробности их жизни, они давали мне слабую надежду, что моя дочь останется со мной.
Я торопилась рассказать Миле об её отце. Наверное, хотела этим его задобрить. У меня не было шансов победить Макса в открытом противостоянии. Значит, я должна была действовать как-то иначе.
– Мила, помнишь, ты спрашивала про папу? Ты бы хотела, чтобы он вернулся?
– Конечно! Конечно!
– И он вернулся.
– Так где же он? Пойдём скорее к нему!
– Он уже приходил к нам, и ты его видела. Только он хотел сначала, чтобы ты с ним познакомилась и привыкла к нему.
– Я его видела?
– Это Максим, Димин дядя.
– Димин дядя – мой папа? А почему ты мне сразу не сказала?
– Потому что это был секрет.
– А теперь не секрет?
– Выходит, что нет.
– И я могу всем в садике рассказать, что мой папа приехал?
– Конечно, можешь.
– Мама, но где же он живёт? Поему не со мной? Он же приехал ко мне!
– Он живёт с Димой.
– А почему? Ведь он – мой папа, а не Димин!
– Потому что в нашей маленькой квартире он не поместится. Но теперь вы будете с ним видеться по выходным.
– И он будет меня забирать из садика?
– Нет, он очень много работает. Он и Диму из школы не забирает, за ним приходит няня.
Мне трудно было отвечать на вопросы дочери. Я не знала, как она всё это воспримет. Да и не понимала я, на какой формат отношений с дочерью претендует Макс.
Несколько раз по выходным мы вчетвером ходили гулять в парк на качели, а потом шли обедать в кафе. Мила была счастлива. Я тоже радовалась улыбкам дочери, но чувство опасности не покидало меня.
Как-то незаметно наступила зима. Город готовился к Новому году. На праздники мы собирались уехать к родителям. За несколько дней до нашего отъезда приехал Максим и показал мне новое свидетельство о рождении Милы. Он вписал себя в графу “отец” и изменил ей фамилию. Я старалась реагировать как можно спокойнее, но удавалось это мне с большим трудом.
– А разве я не должна была дать своё согласие на смену фамилии моей дочери?
Я не собиралась с ним спорить, готова была уступить во многом, лишь бы он не отобрал у меня дочь. Уговаривала, что он, как отец, конечно, имел право дать дочери свою фамилию. И, скорее всего, это было даже правильно, это намного лучше, чем быть безотцовщиной. Но он всё воспринимал в штыки.
– Я тоже на многое должен был дать своё согласие, но ты у меня его не спросила.
– Ты мне сам сказал, чтобы я не смела попадаться тебе на глаза. Я боялась!
– Вот и хорошо. А теперь ты должна бояться вдвойне. Готовься. Я заберу у тебя Милу, а тебя уничтожу!
– Ты не посмеешь! Мила – моя дочь! Я почти 5 лет растила её сама! Ты даже не представляешь, чего мне это стоило!
Макс всё видел в каком-то своём искажённом свете. Он продолжал мне угрожать, его агрессия нарастала, а я не знала, как реагировать, чтобы хотя бы не усугубить нынешнее положение.
– И за каждый год моего отсутствия в жизни дочери ты тоже заплатишь.
– А может, это ты должен был позаботиться о последствиях и поинтересоваться, не забеременела ли я?
– С какой стати я буду париться о последствиях случайного секса со шлюхой? Меня волновало только то, не подцепил ли я от тебя какой-то заразы.
– Да как ты смеешь так говорить?
– Ещё как смею! Ты ещё и не таких слов заслуживаешь. Таких, как ты, вообще нельзя допускать к воспитанию детей. Чему ты, грязная шлюха, можешь научить мою дочь? Как ноги раздвигать перед каждым встречным?
Мила с Димой смотрели в комнате мультики, и я очень боялась, что они услышат, как мы ругаемся. Макса несло всё дальше, он кричал всё громче, причём всё более страшные вещи.
Мне было неимоверно обидно. Воспоминания тех дней роем носились в голове. Да, я по глупости совершила ошибку. Я предала Макса, в чём раскаиваюсь все эти годы. За свою ошибку я заплатила сполна болью и одиночеством. И я не заслуживала таких слов! Это было очень обидно и несправедливо после того, что они со мной сделали, и после того, что я пережила за эти 5 лет.
Я очень старалась казаться сильной и спокойной. Но у меня ничего не получалось! Слёзы уже собрались в глазах, грозя каждое мгновение политься обильным водопадом.
– Учти, что тебе не удастся, как тогда, ткнуть меня лицом в подушку. Я буду бороться. Я ни за что не отдам тебе Милу!
– Ой, уже боюсь. Дура, если ты только попробуешь выкинуть какой-то фортель, я запру тебя в психушке и лишу родительских прав. Неужели ты думаешь, что ты сможешь мне противостоять? Это просто смешно.
Я не сомневалась, что, если он решит отсудить у меня Милу, то даже без взяток выиграет суд. Всё, что у меня было, – это крохотная съёмная квартирка и копеечная, по столичным меркам, зарплата. Конечно, он мог дать дочери куда больше, чем я. Но разве материальные блага заменят ребёнку мать? Разве детское счастье измеряется деньгами? Тем более, что почти 5 лет я растила Милу сама, мы с ней жили душа в душу. Дочь была очень привязана ко мне, а я – к ней. Я не смогу жить без неё!
И я не выдержала. Закрыла лицо руками и разрыдалась. Я не видела, что происходило дальше. Услышала лишь, что хлопнула дверь, и почувствовала, когда в кухню вошла Мила и стала гладить меня по голове.
– Мамочка, почему ты плачешь? Тебя папа обидел?
– Нет, моя хорошая. Я просто пальчик прищемила.
Знаю, врать нехорошо, но я не могла сказать дочери правду. Ещё не хватало настроить её против Макса.
Глава 18
Аня
К родителям я ехала с тяжёлым сердцем. Я не знала, чего мне ожидать от Максима и действительно ли он был намерен воплотить в жизнь свои угрозы. Когда-то мы целый год встречались. Мне казалось, что мы хорошо знали, понимали и чувствовали друг друга. Я очень любила его, до беспамятства. Он казался мне добрым, чутким, отзывчивым, таким, который всегда придёт на помощь, что бы ни случилось. Даже когда я предала его, по наивности надеялась, что он сможет меня понять, пожалеть и простить.
Но вместо жалости и сочувствия я познакомилась с другим его обличьем – жестокого и бескомпромиссного человека. Осуждала ли я его за его поступок? Безусловно, да. Он даже не выслушал мою версию событий, а сразу вынес приговор, лишив права на защиту. И наказал очень жестоко.
Знаю, я заслужила наказание, я по сей день не могу себе простить свой глупости и опрометчивости. Но также я имела право на человеческое обращение. Прошло столько лет, а его ненависть ко мне не ослабла. Я видела его глаза – такие же безумные и жестокие, как и 5,5 лет назад. Осталось понять, как далеко он готов зайти в своей мести. А то, что он будет мстить, сомнений у меня уже не было.
Перед отъездом он устроил мне скандал, что хотел бы 1 января повидаться с дочерью и подарить ей подарки. Но Мила так искренне радовалась поездке к бабушке с дедушкой, что Макс отступил. И этот эпизод наверняка тоже пополнил его корзину упрёков в мой адрес.
Все эти мысли не давали расслабиться ни на минуту. Не радовала меня ни встреча с родителями и сестрой, с которыми мы не виделись несколько месяцев, ни настоящая новогодняя погода, ни атмосфера праздника. Новый год на сей раз выдался тяжёлым и безрадостным.
Мы приехали 30 декабря, и я сразу погрузилась в домашние заботы и кулинарное колдовство. Мама видела, что со мной что-то происходит, но, как обычно, с расспросами не лезла, ждала, когда я сама созрею для серьёзного разговора по душам. Она была единственным человеком, с кем я могла поделиться всеми своими сомнениями, горем и радостями.
За два дня, крутясь на кухне, я постепенно ей всё выложила. Мне было стыдно, что своими переживаниями я испортила маме новогоднее настроение, но мне стало намного легче тащить мой крест, будто мама подставила своё плечо и взвалила на себя часть моей тяжёлой ноши. Наверное, когда-нибудь и я буду так же стараться облегчить жизнь моей девочки.
Всю новогоднюю ночь и несколько последующих дней мы с мамой проговорили. Обсуждали разные варианты, прикидывали свои возможности. Было решено в случае необходимости обнародовать обстоятельства, благодаря которым появилась Мила. Для этого мы поехали в больницу и взяли там в архиве официальные выписки из моей истории болезни. В общежитии мне сделали заверенные копии журнала посещений. Не было уверенности, что всё это мне могло как-то помочь, но я должна была себя подстраховать. Мама считала, что в крайнем случае я должна быть готова даже к грязной игре и шантажу.
Впервые в жизни каникулы у родителей не принесли мне радости. Но голова немного проветрилась, мысли выстроились в подобие логической цепочки, а свежие раны на душе слегка затянулись.
В столицу мы вернулись сразу после Рождества. Мне нужно было подготовиться к началу новой четверти, а Мила соскучилась по своим садиковским друзьям.
Всё это время от Макса не было никаких сообщений. Я решила, что он уехал на праздники. Дима как-то обмолвился, что он будет учиться кататься на лыжах. Я устала быть в постоянном напряжении и немного расслабилась. Мне начало казаться, что все страхи остались в прошлом году, а наступивший должен быть для нас с Милой обязательно удачным. В какой-то момент я даже пожалела, что потратила время на получение больничных выписок вместо того, чтобы провести его с дочерью и родителями. Мне теперь казалось, что Макс не поступит со мной так жестоко во второй раз. Покричать, поунижать – да, но в суд трясти грязным бельём он не пойдёт.
Так я думала до того момента, пока мне не принесли повестку. Я сразу набрала Макса, чтобы он объяснил мне, что это значит, но он был вне зоны. Все мои тревоги разом вернулись, но я старалась сохранять самообладание и не поддаваться панике, пока ничего не было известно наверняка.
На следующий день я поехала в суд, чтобы ознакомиться с иском. К сожалению, Макс выполнил свои угрозы и собирался отсудить у меня дочь.
Он появился за несколько дней до заседания. Мила приболела, и мы не смогли пойти с ними гулять. Поэтому Макс пришёл к нам домой, чтобы подарить дочери игрушки в красивых коробках.
– Дед Мороз, принёс их под ёлку в мою новую квартиру. Вероятно, он думал, что ты уже там живёшь, а ты, оказывается, всё ещё здесь. Мила, ты хочешь жить в моей квартире? Она просторнее этой, у тебя там будет своя комната.
– Конечно, хочу! – дочка обрадовалась и захлопала в ладоши.
– Вот и отлично. Думаю, через несколько дней ты уже сможешь переехать.
Я стояла ни жива, ни мертва.
– Папа, а у мамочки тоже будет своя комната?
– Конечно.
– А можно я буду с мамой спать ночью?
– Нет, мама теперь будет спать отдельно. Ты же уже большая девочка. Если тебе страшно спать в темноте, мы будем включать ночник.
– Что такое ночник?
– Это такая специальная слабенькая лампочка, которую включают деткам, чтобы им ночью не было страшно.
– А маме тоже будем включать ночник?
– Мама же взрослая. Зачем он ей?
– Потому что по ночам ей бывает очень страшно. Она кричит и плачет. А я просыпаюсь, бужу и жалею её. Если она будет спать одна, кто её будет будить и жалеть?
– Не волнуйся, мама с этим разберётся. Взрослые всегда сами решают свои проблемы.
– Мамочка, ты правда не будешь бояться спать одна?
Я стояла, пытаясь спрятать глаза. Слёзы предательски стекали по щекам. Я не знала, что должна была ответить в этой ситуации. Мне не хотелось напугать дочь. Но перспектива лишиться самого дорогого человечка выбивала почву у меня из-под ног. Я спешно вышла из комнаты, сделав вид, что не услышала обращённый ко мне вопрос. Жизнь трещала по швам. И я очень надеялась, что на сей раз она не погребёт меня под своими обломками.
В кухне я немного успокоилась. Когда Макс уходил, я окликнула его, и он зашёл ко мне.
– Ну ты и подонок. Я до последнего не верила, что ты опустишься до такого.
– Я же сказал, что уничтожу тебя. Так же, как ты уничтожила меня тогда. Мой адвокат сотрёт тебя в порошок. Ты пожалеешь, что на свет родилась. Я не позволю шлюхе воспитывать мою дочь. И скажи спасибо, если я разрешу тебе с ней иногда видеться.
– Я тебя предупреждаю, что буду защищаться. В суде я предоставлю доказательства того, что ты меня изнасиловал. Сначала твой друг, а потом ты. И если насчёт Глеба доказать этого я не смогу, то насчёт тебя у меня достаточно доказательств. Думаешь, насильнику отдадут на воспитание дочь?
– Что ты несёшь? Какие у тебя могут быть доказательства? Кто тебя насиловал? Не смеши. Я видел видео ваших кувырканий с Глебом. И как вы после них премило продолжили напиваться в том же клубе. Стала бы ты с ним пить, если бы он и вправду тебя трахнул насильно и тебе это не понравилось?
– После кувырканий, как ты выразился, мы нигде не сидели и ничего не пили. Глеб быстро затолкал нас с Настей в машину и вывез на трассу, откуда нам некуда было деться без телефонов. Видимо, надеялся, что там найдутся желающие с нами поразвлечься и уничтожат улики того, что сделал он со своими друзьями.
– Так ты трахалась не только с Глебом?
– Ты совсем с ума сошёл? Я же тебе говорю: Глеб меня изнасиловал, а видео смонтировал! А его друзья в это время насиловали Настю.
– Ты можешь сейчас выдумывать всё, что угодно. Тебе никто не поверит.
– Словам – не поверят. А больничным выпискам не поверить будет сложно. Особенно когда характер внутренних разрывов типичный для изнасилования. Я очень жалею, что повелась тогда на шантаж Глеба и отказалась написать на него заявление, опасаясь за твою репутацию.
– Опасаясь за что? Это шутка такая? Да ты меня в такое дерьмо макнула, что моя репутация была намертво похоронена! Надо мной все друзья смеялись, я еле ноги оттуда унёс, сгорая от стыда. Спасибо отцу, подыскал мне временное место на выселках и сам занимался отменой свадьбы и ликвидацией последствий твоей выходки.
– Я не знала, мне очень жаль, правда. Глеб нам тогда сказал, что если мы будем молчать, то он не покажет это видео никому.
– Но он показал! Я всё видел своими глазами, такое не смонтируешь. И спецы сказали, что видео не фальшивое. Но даже если допустить, что он и правда тебя изнасиловал, чему я не верю ни на секунду, то я тут при чём? Жёстко трахнул? Ну так ты заслужила это, не так ли? Мне кажется, я ещё слишком мягко с тобой обошёлся.
– Конечно, тебе стоило сразу меня убить. Потому что я не просто предоставлю доказательства суду. Я ещё обнародую их в интернете.
– Я не знаю, что ты там за бред себе выдумала, но, если ты посмеешь это сделать, я тебя упеку в психушку и ты дочь вообще никогда не увидишь.
– Не говори “гоп”.
Макс выскочил из квартиры, громко хлопнув дверью. А я сидела в кухне и беззвучно рыдала. Чем я прогневала бога настолько, что он раз за разом посылал мне такие испытания?
Глава 19
Максим
Выскочил из её квартиры, как ужаленный. Эта тварь смела мне ещё угрожать!
Конечно, она блефовала. Нет и не могло быть у неё никаких доказательств, иначе она предъявила бы их сразу. Обиженные женщины всегда мстят по горячему. Если бы у неё на меня тогда хоть что-то было, она бы не стала прятать это столько лет.
Да и что я ей сделал? Бросил её незадолго до свадьбы за то, что она изменила мне с моим же другом. И не просто изменила, а подарила ему свою невинность, которую я берёг целый год. Зная, как для меня это было важно! И промолчала, тварь. Предполагала, что я узнаю об этом в первую брачную ночь? Выставила меня на всеобщее посмешище. Сука, столько времени прошло, а мне до сих пор больно, будто режет по живому.
Да, перед тем, как бросить, я её трахнул. То же самое сделал бы любой мужик! И судья это поймёт. Я год сдерживался! Разве я не заслужил попробовать её хоть разок напоследок? Согласен, жестковато вышло, но я был на эмоциях. Она должна была понимать! Не дура в конце концов. Не такое уж и строгое наказание за мою растоптанную репутацию, сломанную жизнь и разбитое сердце.
Какое к чёрту изнасилование? Не больно-то она и сопротивлялась. Что-то там скулила, что ей нельзя. Можно подумать, месячные – это проблема. Да, не очень приятно. Но в том состоянии мне было плевать.
И вообще, её слова спустя столько лет для суда ничего не стоили. Очень сомневался, что ей мог поверить. Хотя да, если бы это просочилось в интернет, то репутацию могло мне подпортить. Жёлтые издания возбудились бы, конечно. И рассмотрение дела могли перенести и затянуть на неопределённый срок. Это меня не устраивало. Я надеялся ударить её больно и одним махом стереть в порошок.
Хотелось бы, конечно, лишить её родительских прав, но по тем данным, которые я собрал, она была образцовой мамой. Адвокат предложил действовать постепенно: забрать ребёнка, довести её до нервного срыва, желательно при свидетелях, упаковать её в психушку, а там договориться про нужный диагноз. И после этого уже лишать родительских прав. Немного муторно, зато действенно. Конечно, было бы хорошо, если бы после этого она уже не смогла подняться. Но ведь тварь, небось, ещё себе нарожает.
Как же я её ненавидел!
Приехал домой взвинченный донельзя. Заглянул к Диме. Он лежал в кровати с телефоном. Опять сказки? Чёрт побери! Чего ещё не хватало этому ребёнку, что он так тянулся к этой шлюхе? Угораздило же сестру отдать его к ней в класс.
Неслышно вышел. Пожалуй, сегодня я был не против, чтобы она ему почитала, у меня не было на это никаких моральных сил – все жилы вытянула эта дрянь.
Залез в бар, налил себе виски. Надо было собраться с мыслями и разложить по полочкам, что она реально могла мне предъявить и что у меня было, чтобы парировать. Попытался восстановить всё, что она мне говорила. Мозг привычно выхватывал из общего текстового потока ключевые фразы, но они никак не складывались в единое целое.
Она сказала, что на Глеба доказательств не было. Конечно, не было, потому что изнасилования никакого не было. Я видел видео, там всё было не просто добровольно, а с большим удовольствием с обеих сторон. Настя, кстати, тоже получила хорошую порцию позитива. Слышал, что некоторым женщинам нравится быть начинкой для бутерброда. У меня такого рода секс всегда вызывал отвращение. Фу, я бы никому не позволил дотронуться до своей женщины, не говоря уже о том, чтобы делить её на двоих, даже шлюху. Я всегда был о Насте невысокого мнения, но на том видео она умудрилась пробить дно. Впрочем, и Аня от неё недалеко ушла. Недаром говорят: “Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты”.
А теперь она заявила, что на меня у неё что-то есть! Что это могло быть? Что такого, из-за чего она собиралась обвинить меня в изнасиловании? Да, я был с ней груб. Но грубость никак не доказать. И не преступление это. Я не бил её, не заставлял делать что-то противоестественное. Я даже предохраняться пытался, хоть и не очень эффективно, как оказалось.
Мозг готов был взорваться. Я метался между двумя крайностями. С одной стороны, очень уж не хотелось, чтобы подробности нашего с ней расставания и единственного секса попали к журналистам или в интернет. Значит, надо было бы с ней поговорить и выяснить, как ситуация выглядела с её точки зрения и что она собиралась мне предъявить, чтобы в нужный момент нанести контрудар. С другой же стороны, я совсем не хотел с ней церемониться, мечтал ударить сильно и сразу на поражение, как она меня когда-то.
На заседание я приехал вместе с адвокатом. В принципе, мог и не приезжать. Но очень уж любопытно было узнать из первых рук, что она там мне пыталась предъявить. Судья у нас был прикормлен, адвокат меня заверил, что сложностей не возникнет. Я предупредил его насчёт возможных провокаций, но он велел не волноваться.
Аня была бледная, явно нервничала, но спину держала. Мне нравилось наблюдать за её волнением, оно меня завораживало. Вот он, час расплаты за тот ад, в который она окунула меня 5,5 лет назад.
Адвокату удалось охарактеризовать её суду, как женщину лёгкого поведения, не особо разборчивую в связях с мужчинами. Он напирал на то, что дочь у неё постоянно ходила полуголодная и не имела даже минимально необходимого. Он говорил красиво и очень убедительно. А Аня, наоборот, запиналась и сбивалась. Отрицала свои многочисленные связи с мужчинами, пыталась утверждать, что у дочери было всё, что необходимо ребёнку её возраста, что это подтвердят все, кто их знает. Потом она попросила судью приобщить к делу какие-то документы. Она не рассказывала подробностей. Суть сводилась к тому, что незадолго до нашего с ней секса её изнасиловали. В результате у неё были разрывы, на которые в больнице наложили швы, из-за чего запретили несколько месяцев вести половую жизнь. Она, якобы, просила меня не трогать её, говорила, что ей нельзя, а я проигнорировал и насильно занялся с ней сексом. Из-за этого у неё разошлись швы и снова началось кровотечение. И всё это было у неё в справках. Также она предоставила копию из книги регистрации посещений, в которой было указано, когда я в тот день пришёл к ней в комнату, а вскоре после этого она с кровотечением обратилась в больницу. Она назвала меня жестоким человеком и насильником, настаивала, что такому, как я, нельзя отдавать дочь. Тем более, что Мила до этого момента жила с матерью и была к ней очень привязана.
Когда она говорила и передавала судье копии, у неё тряслись руки. В какой-то момент они стали трястись и у меня. Я не на шутку испугался. Но адвокат лишь улыбался. Вероятно, он заранее знал, что суд отклонит её доказательства и не станет принимать их во внимание. В итоге решение было вынесено в мою пользу. Даже заседание переносить не стали. Вот что значит нанять правильного адвоката!
На Аню смотреть было страшно. После оглашения решения она стала какой-то маленькой, сгорбленной и уродливой. Бледное лицо приняло серо-зелёный оттенок. Именно этого я ждал все эти годы! Вот он, момент истины! Мечты сбывались! Зло наконец-то было наказано!
После заседания мы поехали с адвокатом в ресторан и отметили свою победу. Настроение было шикарное. Мыслей не было. Впервые за много лет я чувствовал себя свободным, будто гора с плеч свалилась.
Но это было только начало моего триумфа. На следующий день, не дожидаясь вступления в силу решения суда, я приехал за дочерью. Судя по всему, они только вернулись домой и ужинали.
– Я приехал за Милой. Ты собрала её вещи?
– Почему уже? Решение ещё не вступило в силу. Ты не имеешь права!
– Это всего лишь формальность. И чем быстрее мы с этим покончим, тем будет лучше для всех. Прошу тебя, не устраивай сцен хотя бы при дочери. Хватит того цирка, что ты устроила на суде.
Дочка, услышав мой голос, выбежала в коридор и бросилась мне на шею.
– Мила, доченька, я приехал за тобой. Мы поедем в мою новую квартиру. Помнишь, я тебе рассказывал?
– Ура! Мамочка, одевайся скорее, мы едем к папе!
– Мила, мама с нами не сможет поехать. У меня в квартире нет для неё комнаты.
– Нет комнаты? Тогда она может жить в одной комнате со мной! Мы всегда с ней спим вместе.
– Нет, Мила, так не получится. В моей квартире у тебя будет детская кровать, вдвоём вы там не поместитесь. И мы же договаривались с тобой, что ты – взрослая девочка, должна спать отдельно. Спроси у своих друзей в садике – наверняка никто из них уже не спит с мамой.
Дочка засомневалась. Меня это не устраивало.
– Мила, мы очень спешим. Тебя дома Дима уже заждался. Я обещал ему, что ты с ним вечером сегодня поиграешь. Одевайся скорее. А вещи, если мама не собрала, я заберу потом или куплю тебе новые.
Я снял с вешалки её курточку, надел её прямо на домашнюю одежду, обул сапожки, водрузил на голову шапку, взял дочь на руки и быстро вынес из квартиры.
– Мамочка! Я не хочу без мамочки! Папа, пусти меня, я хочу к мамочке!
Но я не поддавался. Я был уверен, что пройдёт немного времени – и она забудет о своей мамаше. Вон, Дима же как-то смирился, что у него больше нет мамы. Я тоже когда-то через это прошёл. И Мила сможет. Тем более, что она ещё маленькая.
Она не успокаивалась, кричала, просила меня вернуть её к маме. Я сел с ней на заднее сидение и крепко прижал к себе.
Да! Я сделал это! Я представлял, как Аня рыдает у себя в квартире, но ничего не может поделать. Я торжествовал!
