Текст книги "Спаси меня от одиночества (СИ)"

Автор книги: Аля Драгам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Глава 31. Ника.

Я даже не могла предположить, что начало дня вымотает меня до состояния желе.

Это когда лежать бы, но приходится шевелиться, потому что тебя трясут, несут и вообще ты должен делать вид, что красив и свеж.

Никогда особо не любила эту непонятную массу, а сейчас съела бы и её, чтобы только немного восполнить силы.

Дома у Антона я смогла прожевать не больше двух кусочков омлета. В горле какой-то комок появился, не дающий нормально даже воздух протолкнуть. Не говоря уже о еде.

Для меня там всё оказалось странным. И эта ночёвка с чужим мужчиной в одной квартире. И его беременная жена, сказавшая, что она бывшая.

И её смешки, причину которых я не поняла.

И завтрак сам…

Мы же сидели и ели, как… Почти как пара.

Когда-то я думала, что именно такими будут наши утра с Ваней. Как будто в прошлой жизни мечтала о нём.

А сейчас, сидя в машине, и рассказывая про свои хотелки, не могу отделаться от воспоминания о сильной мужской спине с татуировками. И о его руках, придерживающих меня у машины. Я не испугалась мотоцикла. Больше не ожидала такого грохота и скорости на подземной парковке.

Ладно… Если честно, то да, немного ёкнуло. Но только из-за несдержанного мотоциклиста, а не из-за осторожного прикосновения мужского тела к моему. И уж совершенно точно не из-за непрошенных отголосков сна, где мне было хорошо, уютно и надёжно.

Но весь флёр, действующий успокаивающе, улетучивается, когда машина тормозит на углу моего дома.

Во время дороги Антону позвонила девушка с именем Анфиса и он пообещал прислать ей какой-то список. После этого предупредил, что заезжать к Иннокентию мы не будем.

Я была так занята самокопанием, что совершенно забыла о времени.

И вот впереди маячит дверь подъезда, а я не могу отлепить себя от кожаного кресла автомобиля.

Мне очень надо попасть домой, чтобы привести себя в порядок, переодеться, собрать сумку для мамы и Вики.

И до мушек перед глазами волнительно уходить. Почему? Потому что там – дома – может оказаться отец.

Я знаю, что он прилетел. Но я не знаю, куда он поехал и где сейчас находится.

В моём телефоне его номер отправлен в блок. И да, я виню его в случившемся.

Если не приезд к нам, Вика не сорвалась бы. Постепенно она бы отпустила папу. Она уже начинала это делать!

А он взял и всё испортил!

Разрушил, как уже сделал в один день, бросив нас.

Ненавижу? Нет. Я его… не уважаю… Вот, наверное, правильная формулировка отношения к родителю. Я не могу уважать того, кто сам учил честности и благородству, но переступил через все принципы и правила.

Он трус! И я не хочу быть дочерью труса! Не хочу!

***

Тянуть время больше нельзя. Приходится, как перед прыжком в воду, вдохнуть и взяться за ручку, чтобы одним рывком распахнуть дверцу, выйти на улицу и добежать до своей дорожки.

Выдох получается удивлённым. За моей спиной, не отставая следует Антон.

Кажется, он ворчит, что я могла бы не выскакивать под моросящий дождь, а сказать, куда именно стоит подъехать.

Места для парковки действительно много. Точнее, занято всего одно. И автомобиль как раз той марки, которую так обожает папа.

Всегда раньше, улетая в командировки, он заранее оформлял машину в аренду, потому что ненавидит такси.

Фух. По плечам бегут колючие мурашки, стоит лишь представить нашу встречу. Я боюсь не сдержаться. Но присутствие Антона сглаживает мои тревоги. Немного, но сглаживает.

Кажется, что и отец при нём не позволит себе резких слов. И я тоже.

В квартиру вхожу с опаской. Но нет. В ней никого.

Это уже успокоившись я начинаю анализировать и задумываюсь, откуда бы он мог взять ключи. В теории, мама могла бы передать, но мне кажется, что она в отличии от меня ещё сохраняет здравомыслие.

Это я накрутила в голове настоящий винегрет.

– Мне нужно, – начинаю, как двоечница, чуть ли не мямлить. Но беру себя в руке и уже твёрже произношу: – Мне нужно время, чтобы собраться.

– Без проблем, – Антон сбрасывает ботинки и первым проходит в сторону кухни. – Если не возражаешь, я поработаю.

Благодарно улыбаюсь и спешу приготовить для него кофе. Делаю на скорую руку маленькие горячие бутерброды и всё вместе ставлю на стол. Стараясь не шуметь, прячусь в нашей с Викой спальне и даю себе время для паузы.

Мне нужны пять минут тишины релакса, чтобы собраться и начать действовать.

Полежав на спине, намечаю себе список дел.

Подключаю телефон к зарядке, достаю из шкафа спортивную сумку, куда собираю для сестры несколько футболок и спортивных брюк. Не знаю, как долго они пробудет в больнице. Явно не один день.

Для мамы набираю стопку сменной одежды в её комнате. Тащу к себе и упаковываю.

Надо брать посуду или не надо?

Когда моя подруга Светик лежала с ангиной, мама возила ей чашки, тарелки, даже столовые приборы. Я помню, как маленькая соседка по палате разбила Светкину чашку и как горько она плакала над потерей. У нас троих были одинаковые – с нашей общей фотографией. Было очень обидно, так как ни у одной из нас не сохранился почему-то кадр, послуживший эскизом для печати.

Перед отъездом я подарила свою кружку ей.

Очень хочется принять душ и промыть волосы. Они после дождя слиплись и потеряли форму, но наглеть не рискую.

Проскользнув в ванную, умываюсь. Щёткой распутываю пряди, как могу, и убираю их наверх, соорудив небрежный пучок. Подкрашиваю ресницы. Воспользовавшись маминой пудрой, маскирую веснушки. Неожиданно для себя самой хочется выглядеть чуточку лучше перед Антоном.

Но с грустью понимаю: он уже видел меня в слезах, с размазанной косметикой, непричёсанную. И уже явно сделал вывод, что я неряха.

Поспорив с внутренним голосом, переодеваюсь здесь же.

Поворачиваюсь боком и оцениваю себя как бы со стороны. Джинсы болтаются на бедренных косточках, так как я немного похудела.

Замечательно: рост подвёл, плоская, вся в веснушках.

Забудь, Ника! Интерес тебе привиделся. Это всего лишь жалость.

Да, вчера я выглядела очень жалко, не спорю. Меня убивало ожидание и неизвестность. Да и вообще неприлично тут перед зеркалом красоваться, когда мама и сестра ждут.

Недовольна исключительно собой и эгоизмом, хлопаю дверью ванной и ловлю удивлённый взгляд Антона.

– Я всё собрала. Можно ехать.

Сумка стоит на комоде. Мне остаётся добавить в неё кружки, за которыми я и иду в кухню.

А Антон выходит.

Мы сталкиваемся в дверном проёме и застываем…

Глава 32. Ника.

Стряхнув волнение, возникшее между нами ещё в квартире, первой прохожу в холл и подхожу к дежурной сестре, чтобы уточнить, куда идти.

Вчера мы попали в больницу через приёмный покой, а сегодня пришлось идти вдоль здания, чтобы найти центральный вход.

Не скажу, что здесь красиво. Скорее уныло. Редкие деревца разной высоты, конечно, скрашивают разноцветными листьями общую картинку. Только картинка всё равно получается контрастной в сравнении с теми местами, где я уже побывала.

Кто-то мог бы сказать, что в больницах не до красоты, но я видела разные в Воронеже. И ни одна не портила так настроение, как сейчас.

– Здесь хорошие врачи, – видя мои сомнения, Антон облокачивается на стойку информации и читает объявления, которыми завешен целый стенд.

Здесь и часы работы, и запрещенные к передаче продукты, и разрешённые вещи, и многое другое.

Я цепляюсь за продукты, конечно. Мама очень любит пить молоко по вечерам, а оно запрещено.

– Молоко нельзя, – огорчаюсь.

– Уладим.

Антон разговаривает спокойно и негромко, но каждая его брошенная фраза находит во мне отклик. Пресловутое волнение вперемешку со смущением порождает пылающее лицо и уши. И ненавистные веснушки, активирующиеся сразу же.

Поэтому я стараюсь отворачиваться и думать о чём угодно, только не о его голосе.

Я уже устала бороться со стыдом и совестью: не то время, не то место. Попробуй сердцу объясни про беременную жену. Она сказала, что бывшая, но она же беременная! Вдруг ребёнок его? А я тут думаю… Щекотание бабочек ощущаю. Как будто меня ничему не научило предательство Ивана…

Пока я борюсь с собой, женщина возвращает мой паспорт и называет номер палаты. Я его уже знаю, так как созванивалась с мамой.

Также знаю, что Вика пришла в себя и находится рядом с ней.

Кен лежит в том же отделении, но в противоположном конце длинного коридора. Его апартаменты, как он сам их назвал, расположены ближе к входу. И он уже ждёт нас в коридоре, сидя в кресле и залипая в телефоне.

Друзья здороваются. Мне прилетает поцелуй в щёку и жалобы на злых медсестёр, готовых всадить больной укол вместо ласкового поцелуя. Мне и смешно, и жалко одновременно. Кен так забавно рассказывает, закатывая глаза и пародируя персонал, что настроение стремится в отметке «хорошо».

Мы довольно громко общаемся и получаем замечание от спешащего мимо врача в голубом костюме.

– Вот видишь? А ты не верила. Меня здесь никто не любит.

– Обязательно полюбит, – Антон оттесняет Кена от меня и выставляет руку, упираясь ладонью в стену.

Я в шоке. Иннокентий, кажется, тоже.

– Это чё было?

– Потом поговорим. Нике надо к родным.

– Да я провожу, – Кен пытается забрать мою сумку и получается не очень ловкая ситуация. Антон оказывается быстрее и не отдаёт.

– Колись, рыжик, что сделала в моим другом?

Пожимаю плечами, готовая сквозь землю провалиться. Одному смешно. Второй хмурится. И я… опять вся красная.

– Мне правда надо к маме, она уже ждёт.

Сбегаю, если честно. Слышу шаги позади и даже не гадаю, кому принадлежат. Я уже могу угадывать их с закрытыми глазами.

Ерунда какая-то!

***

Обнимаю маму, вдыхая её духи и запах лекарств. Никак не могу отлипнуть.

Вика лежит на кровати бледная. Спит.

– Не говори ей ничего. Врач сказал, что с девочками сначала поработает психолог. Ещё из участка должны прийти. Твой знакомый написал заявление.

– Я знаю, – шепчу. – Он адвокат, мам.

– Где ты такого нашла? я вчера не в состоянии спросить была. А он сегодня явился. Кофе мне принёс. Потом ещё несколько раз заходил. С Викой побыл, пока я быстро в душ бегала.

– Он хороший. Это тот самый Кен. Ну с рестораном, помнишь?

– Помню. На фото вроде другой был.

– Просто фотка неудачная.

– Симпатичный. И, кажется, ты ему нравишься, Никуш.

Блин, мама!

– Да нет, – прикусываю губу. – Мы друзья.

– Наивный мой ребёнок. Он уже взрослый для дружбы с девочкой, которая его ощутимо моложе. Будь осторожна, дочь. Обещай мне, что не будешь совершать глупости.

– Мамаааа!

– Т-ш-ш-ш, не кричи! Я вот дурочкой была, полетела на огонёк.

– Мам, – поглаживаю её по волосам, – ну вы же хорошо с папой жили. Это потом уже случилось.

– Потом… Не знаю, Ник. Сейчас начинает казаться, что я с самого начала многое не замечала. А ведь влюбилась в него с первого взгляда. Посмотрел на меня, и я пропала. Тут же.

Мама задумчиво вглядывается в облака за окном, а я просто сижу и жду. Минутка откровенности царапнула моё сердце.

Жгучая обида на отца снова подняла свою голову. И как по мановению волшебной палочки, после короткого стука, он появляется в палате.

Аккуратный. Костюм идеально сидит на фигуре. Модная молодёжная стрижка, новый парфюм. Всё в нём чужое.

И выражение лица тоже чужое.

Мама каменеет. От неё веет холодом и морозом.

– Андрей, выйди. Вика спит, ей нужен отдых.

Папа переводит тяжёлый взгляд на сестрёнку и поджимает губы. Раздувающиеся ноздри говорят о том, что он в ярости. Я видела его в таком состоянии…

– Упустила, – шипит. – Я говорил тебе, что мать из тебя такая же ху#вая, как и жена. Доверие? О каком доверии можно говорить с ней?

Сжимаюсь на своём месте, как от удара. Внутри сжимается знакомая пружина.

– Не смей так говорить про маму, – подрываюсь, но отец ловит меня за запястья и с силой усаживает обратно. – Мало вас обеих драли.

– Андрей!

– Рот закрой! Вику я забираю. Сейчас пойду к врачу и договорюсь, чтобы её выписали. Не умеешь следить, не берись.

Мама начинает плакать и мотать головой. Я, всё ещё прижатая к стулу, трепыхаюсь, не понимая, как из любящего папы этот мужик превратился в настоящего монстра. Такое в сказках бывает!

– Сидеть, – бросает мне и широкими шагами пересекает палату.

Сумку, принесённую мной, бросает на пол. От удара с твёрдой поверхностью кружки бьются. Мы слышим звон стекла.

– Собери её вещи. Скоро вернусь.

– Мам, – зову, как только широкая спина исчезает за дверью, – мамуль. Мы не отдадим ему Вику! Мы… Мы что-нибудь придумаем! Кен ведь адвокат! Он подскажет…

Срываюсь с места. Выскакиваю и чуть не падаю, врезавшись в мужскую грудь.

Глава 33. Антон.

– Это чё было?

Малышев разворачивает меня и прижимает к стене, приставив согнутую в локте руку к горлу.

Глаза прищурены, а губы подрагивают в ухмылке.

– Спокойно, – отстраняю друга и, пройдя в его палату, падаю на койку.

Забрасываю руки за голову и рассматриваю лампы дневного света, от которых быстро начинают слезиться глаза.

Сжимаю переносицу пальцами и шумно выдыхаю.

– Мне нечего сказать.

– Но я правильно понял?

Кеша стоит у окна, подпирая подоконник бёдрами и сверлит меня своим фирменным взглядом. Ему явно не нравится то, о чём он догадывается.

Мне тоже не нравится, но пути назад тупо нет.

– Думаю, да.

Принимаю вертикальное положение. Сажусь, расставив ноги, и упираюсь предплечьями в колени.

– Значит, мне не показалось тогда.

Вскидываюсь. Теперь моя очередь сканировать друга и вопросительно поднимать бровь.

– Не показалось?

– В ресторане.

– Ты подошёл, когда она уехала.

Мы не называем имени, но обоим понятно, о ком речь.

– Не забывай, кем я работаю.

Вздыхаю.

– П#здец, Тоха, – лицо Кеши принимает страдальческое выражение. – Она маленькая ещё. Для тебя маленькая.

– Ей девятнадцать.

– А тебе? Девять лет разницы. Ты хоть понимаешь, как тяжело будет?

Понимаю ли? Наверное, да. Наверное, понимаю.

Скорее всего, даже отдаю себе отчёт в том, что будет п#здец, как сложно. Возможно, долго.

– Я решил.

– Она не для игр, Антох.

– Я в курсе. Спасибо, что напомнил, – слабо улыбаюсь. – Давай сменим тему?

Малышев ждёт, готовый переключиться. Есть в нём то хорошее качество, позволяющее быть с близкими людьми на одной волне.

Пересказываю о цели визита Вероники. Про пацана говорю.

– Хочешь, чтобы я замял? Дружище…

– Нет, – перебиваю, вставая на ноги и занимая место рядом с Кешей. – Оступился, когда один раз. Как девчонки. Пусть нанимают юриста или нескольких. Я – пас.

– А я доведу до финала. Дело принципа.

Нашу беседу обрывает появление Анфисы. С довольной физиономией, сестра Кеши тащит неподъемную с виду сумку.

– Вот. Как ты просил. Точно по списку, – обращается ко мне. – Выйдешь, Антош? Я с подружкой приехала. Обещала, что ты с ней поболтаешь, м?

– Опоздала ты, Фис. Занят Полянский.

Анфиса таращит и без того огромные глаза, а Кеша посмеивается, всё ещё бросая на меня недоверчивые взгляды.

– Занят, – подтверждаю. – Вы пока разбирайте сами, – киваю на баул, – а я пройдусь.

– Тох! Не обижай её.

– Даю слово.

Пропускаю спешащего мужика и покидаю палату, плотно прикрыв дверь.

Предвкушая, что скоро мы снова вместе поедем в тачке, прохаживаюсь по коридору. Мужик, с которым мы чуть не столкнулись, перебрасывается парой фраз с врачом и продолжает путь. От нечего делать наблюдаю за ним.

Останавливается у последних палат, коротко стучит и входит. Прикинув в уме нумерацию, соображаю, кого он может навещать.

Вариантов немного. В той палате лежит сестра Ники.

Чтобы не маячить, устраиваюсь на мягкое кресло между палатами. Мне ничего не видно, кроме бежевой стены напротив, зато прекрасно слышен приглушённый разговор.

Не все слова, но в общих чертах я понимаю, о чём речь. Сжимаю и разжимаю кулаки, размышляя, имею право вмешаться или нет.

С одной стороны – он отец и их отношения внутри меня никак не должны касаться.

С другой – я отчётливо слышу слёзы в голосе Ники. А все её переживания касаются меня напрямую. Она об этом ещё не знает, но я намерен исправить ситуацию в ближайшее время.

Пока прикидываю «за» и «против», мужик вылетает, не смотря по сторонам.

Выжидаю. Даю себе пять минут, а после зайду и уточню, всё ли в порядке.

Я привёз Нику и мой интерес не должен их с матерью напугать.

Когда проходит отведённое время, поднимаюсь. Поправляю часы, подавляя неуместное волнение.

С чего бы мне волноваться, да? А некоторая нервозность присутствует.

Переключиться не успеваю. Ника влетает в меня с разгона, явно не ожидая преграды на пути. Отскакивает, но я, повинуясь инстинктам, ловлю её за талию и привлекаю к себе.

Быстро оцениваю обстановку. Мать девчонок вытирает слёзы. Ника часто моргает, но ресницы тоже мокрые.

Виктория спит, но явно собирается проснуться. Хмурится, дёргает руками и шевелит неестественно яркими губами.

– Ника? – зову, надеясь, что получается мягко.

Моя Белочка вздрагивает, упирается кулачками в грудь. И смотрит за мою спину.

– Руки убрал от моей дочери!

***

ДОРОГИЕ МОИ! СПАСИБО ВСЕМ ПОДДЕРЖИВАЮЩИМ! ВАШИ СЛОВА, ЭМОЦИИ ОЧЕНЬ ВАЖНЫ!

Я ОЧЕНЬ НАДЕЮСЬ, ЧТО И ДРУГИЕ ЧИТАЮЩИЕ К НАМ ПРИСОЕДИНЯТСЯ. ЭТО СООБЩЕНИЕ ДЛЯ НИХ: ДРУЗЬЯ, ОТКЛИКИ ОЧЕНЬ НУЖНЫ. ПОЭТОМУ ОЧЕНЬ ПРОШУ ВАС ОСТАВЛЯТЬ ХОТЬ ПАРУ СЛОВ ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ ГЛАВ.

ОЧЕНЬ НАДЕЮСЬ НА ВЗАИМНОСТЬ И ПОНИМАНИЕ

Глава 34. Ника.

Автомобиль останавливается в этот раз чётко напротив подъезда. Антон барабанит пальцами по рулю и смотрит чётко перед собой.

Я сижу, не спеша сбегать. Во мне расцветает благодарность к этому серьёзному и поначалу пугающему мужчине.

После скандала, устроенного папой, мне казалось, что я ни за что не покажусь в больнице. От стыда готова была провалиться сквозь землю.

Но Антон и Кен… Они молодцы! Кен такую речь произнёс, что отец опешил и замолчал. Мало того, что его угрозы не могут быть реализованы, но Кеша ещё и пригрозил проблемами с законом за распущенное поведение в публичном месте.

Я не запомнила все формулировки, потому что сначала опешила от крика, потом от жеста Антона, быстро закрывшего меня спиной. Ну и по нарастающей – от блестящего выступления адвоката.

То, что Кен оказался рядом, я не удивилась. Выкрики папы собрали много зрителей. А вот жесты Антона…

– Спасибо, – выдавливаю из себя, потому что отдаю себе отчёт в том, что моих благодарностей микроскопически мало, чтобы выразить всю признательность за эти два дня.

Сначала он приехал на помощь незнакомой девушке. Забрал с собой, заботился, возился весь день, да ещё и оказался вовлечённым в ссору.

– Мне очень стыдно за поведение… папы, – немного запинаясь, называю отца привычным словом. Оно идёт с трудом и на языке ощущается чужеродным. – Не могу сказать, что не ожидала. Ожидала, наверное.

С каждым словом говорить становится легче. Мне жизненно необходимо выплеснуть всё. Выговориться, чтобы внимательно выслушали. Пусть молча, так как сочувствие и жалость – последнее, чего желаю.

– Он поступил, как самый настоящий предатель! Понимаешь? – хмыкаю, хотя ни капли не смешно. – Сначала дал нам иллюзию нормальной семьи и любящего отца. А потом забрал. Просто взял и разрушил, как… Не знаю… Как ветер разрушает гору из песка. По песчинке уносит, оставляя маленькие дырочки, потом дыры, а потом яму.

– Ник…

Антон сидит очень близко ко мне. Так близко, как только позволяет консоль между сидениями.

– Прости. Я не должна была. Извини, – торопливо бормочу, сгорая под внимательным прищуром его глаз. – Я… Мне пора.

– Подожди, Ника, – он мягко, но настойчиво берет мою руку и тут же отдёргивает свою. Сглатываю ставшую горькой слюну: вновь приняла хорошее воспитание за что-то другое. – Дети не должны нести ответственности за поступки родителей.

– Я слышала уже, – киваю. – Но всё равно мы несём. Он не извинится…

– Мне не нужны его извинения. Настоящий мужик должен уметь отвечать за свои слова и поступки.

– Не знаю…

– Для меня важно, чтобы ты не плакала больше.

Ладонь с вытатуированными на ней непонятными символами поднимается. Антон проводит костяшками пальцев по моей щеке и показывает влажный след.

– Он того не стоит. Я понимаю, что это родной человек, Ник. Сложно предугадать, как бы я себя вёл, окажись на твоём месте. Наверное, набил ему морду.

– Я не могу набить. Но Вику точно не прощу! – выпаливаю и смело задираю голову.

Когда сестра проснулась от шума и увидела происходящее, у неё началась истерика. Пришлось делать успокоительный укол и договариваться, чтобы психолог навестил её с самого утра.

– Хорошо, – мужские губы вдруг трогает улыбка. – Не прощай. Прощение надо уметь заслужить.

– Ты говоришь, как моя мама.

– Мы немного успели пообщаться.

Они действительно о чём-то долго разговаривали, а я сидела с Викой и гладила её почти прозрачные пальчики. С другой стороны кровати сестрёнки сидел Кен и шёпотом убеждал нас не бояться. Никто никого не заберёт и не отберёт. Закон на нашей стороне. Точнее, на стороне ребёнка. К тому же, у Вики совсем скоро наступит совершеннолетие.

– О чём?

– Спросишь у мамы. С тобой подняться?

Оборачиваюсь на дом с тёмными окнами. Почему-то свет не горит ни на одном этаже.

– Не надо. Папа сюда точно не придёт.

Я на это надеюсь.

Если бы в этот момент меня попросили заглянуть внутрь головы, то там можно было бы обнаружить маленькую мысль, испуганно юркнувшую в дальний уголок. Мне бы хотелось, чтобы Антон поднялся и остался.

Было бы не так одиноко и не так неуютно.

Но с рассудок твердит не совершать ошибок. Он взрослый мужчина. Красивый мужчина.

А я девушка.

И нам нельзя ночевать в одной квартире. Это неприлично. Мы же не пара в конце концов!

На прощание Антон просит дать ему мой номер и обещает завтра утром набрать, чтобы отвезти в больницу.

Диктую цифры и получаю дозвон. Сохраняю в контактах, подписав буквой «А». Уверена, что удалю, как только Кена выпишут.

Не будет же он возить меня, когда его друга уже там не будет!?

– Спасибо. И… пока?

Взмахиваю ладонью и выскакиваю под набирающий обороты дождь. Он лупит по асфальту, отскакивая от него и пачкая обувь и брюки.

Прикладываю таблетку к квадратику домофона, но не слышу характерного писка. Дёргаю на себя тяжёлую металлическую дверь. Открыта.

В подъезде темнота. Включаю фонарик на телефоне и пробираюсь по лестнице, подсвечивая путь.

Нет света. Прекрасно, блин!

Это значит, что горячий чай остаётся несбыточной мечтой.

***

Пристроив телефон на полке, принимаю душ. Долго стою и греюсь под горячими струями. Достаю из шкафчика мочалку и, выдавив гель, скребу кожу, оттирая вылитую грязь от отца.

На запястье уже проступили пятнышки, которые завтра превратятся в синяки.

Тру, тру, тру. До покалывания и неприятного жжения.

Хочу смыть конец дня, чтобы не чувствовать себя… ненужной…

Снимаю лейку с держателя и начинаю смывать пену. Экран телефона тревожно моргает, сообщая о низком заряде батареи. Мне хочется ещё тепла, но приходится выбираться, заворачиваться в полотенце и бежать в спальню. Там, наспех промокнув кожу и волосы, переодеваюсь в пижаму и под прощальный «дзынь» юркаю под одеяло.

Комната погружается в темноту.

За окном бушует настоящая буря. Ветер сгибает деревья, и они скрипят. Вода потоком несётся к земле, усиливая эффект как бы апокалипсиса.

Я дрожу от неконтролируемого страха. Жутковато находиться одной в такую погоду, не имея возможности спрятаться в спальне у мамы или позвать под одеяло сестру.

Мы с ней раньше боялись вместе, как в любимом детском мультике.

Облизываю пересохшие губы. Очень хочу пить, но из своего укрытия вылезать не тороплюсь.

Мучаюсь по ощущениям час или больше. Наверное, больше. Потому что меня клонит в сон. Я задрёмываю, но от стука в стекло вздрагиваю и просыпаюсь. Понимаю, что это ветка дерева, а сердце всё равно бьётся в горле.

Всё-таки спускаю ноги на холодный пол и шлёпаю в кухню. Наливаю себе в стакан воды из графина и жадно выпиваю. Подхожу к окну. Минутка передышки выглядит обманчивой. Небо чернющее и тяжёлое.

Но дождь утихает. Вместо водной стены – стрелы. Они прорезают пространство и уносятся к земле. Это почти красиво.

Прижимаюсь лбом к оконной раме и оглядываю двор.

Внизу, среди тёмных силуэтов, вспыхивает и гаснет крошечный огонёк. Я обращаю на него внимание и присматриваюсь. Ахаю, когда понимаю, что за огонёк рассмотрела. И кто это там, внизу.

💕💕💕

ДОРОГИЕ МОИ! СПАСИБО ЗА КОСМИЧЕСКУЮ ПОДДЕРЖКУ! ОЧЕНЬ ЖДУ ВАШИХ ВПЕЧАТЛЕНИЙ ОТ ЭТОЙ ГЛАВЫ 💕