Текст книги "Чикаго"
Автор книги: Аля Аль-Асуани
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
30
– Не секрет, что доктор Бейкер недолюбливает мусульман. А я горжусь тем, что я мусульманин. Он неоднократно в моем присутствии пытался посмеяться над нашей религией, но каждый раз я заставлял его замолчать. Тогда он решил отомстить мне и выдумал эту тему для диссертации, – рассказывал Данана жене, сидевшей перед ним на диване. Он опустил глаза и изобразил на лице невыносимую боль, словно сидел на раскаленных углях. Марва заметила, что он чего-то недоговаривает, и сказала, стараясь удержать на лице фальшивую улыбку:
– Какая странная история!
– Почему странная? Твой враг – враг твоей веры. В Священном Коране сказано: «Иудеи и христиане не будут довольны тобой, пока ты не станешь придерживаться их религии».
– Но раньше ты говорил мне, что доктор Бейкер хорошо относится к египтянам!
– Я думал так, пока мне не открылась страшная правда. Ты же знаешь, какой я добрый и как легко меня обмануть.
– Может, это просто недоразумение?
– Я же говорю: он выгонит меня с кафедры. А ты говоришь «недоразумение»! – рассердился Данана.
Марва замолчала, потом спросила:
– Что же делать?
– Не знаю.
– Почему бы тебе не пойти на комиссию и не рассказать им правду?
– Думаешь, американцы, с которыми работает Бейкер, поверят мне, а не ему?
Он опустил голову и жалобно продолжал:
– Я страдаю несправедливо. Но Аллах велик. Он послал мне Сафвата Шакира, чтобы тот помог мне.
Марва поняла: разговор зашел в такое русло, что дальнейшее его развитие предугадать невозможно, и предпочла промолчать. Данана продолжал, будто обращаясь к самому себе:
– Сафват обещал уладить дело с отделом стажировок и дать направление в другой университет.
– Ну, слава Богу!
– Видела ли ты в своей жизни человека добрее и благороднее, чем он?
– Видела…
– Скажи мне, ради Бога, как я могу после этого отказать ему в просьбе?
Марва молча смотрела на него.
– Отвечай мне!
– Чего ты хочешь?
– Я хочу только добра, Марва. Мы – семья. Мы делим радости и горести. Сейчас я переживаю горе. А Сафват-бей – мой благодетель.
– А я тут при чем?
– Сафват-бей хочет, чтобы ты у него работала.
– Я?!
– Да. Секретаршей у него в офисе.
– Но я никогда не работала секретаршей!
– Это дело несложное. Ты умная, быстро всему научишься. Сафват-бей, если только захочет, может набрать целый штат американских секретарш, но здесь есть другие соображения.
– Не понимаю!
– Тот, кто с ним работает, имеет доступ к секретным документам. Американская и израильская разведки пытаются завербовать всех секретарш посольства, чтобы выведать секреты нашей страны. Твоя работа у Сафват-бея будет малой платой за его услугу нам. Это будет патриотический поступок.
Марва снова промолчала. Свалившиеся новости совсем выбили ее из колеи и спутали мысли.
– Ну что? – поспешил спросить Данана и уставился на нее, как игрок в нарды на брошенные кости. Он был готов к любому ее ответу. Она все равно будет работать у Сафвата Шакира. Он будет настаивать, просить, скандалить с ней, попросит ее отца вмешаться, если дело до этого дойдет. Данана сидел напротив нее, готовый ко всему. Шли секунды. Она подняла голову и спокойно сказала, загадочно улыбаясь:
– Я согласна.
31
Как зима переходит в весну?
Сначала тает лед, затем медленно оживают сухие ветки и начинают распускаться цветы. Именно так изменилась жизнь Кэрол с начала работы в рекламе. Прекратились тщетные поиски работы, она погасила все долги перед Эмили, купила новую одежду сыну и осуществила свою мечту – приобрела абонемент в ближайший к дому боулинг-клуб. Грэхему она подарила три элегантных летних костюма и настояла на том, чтобы он опять начал курить любимый голландский табак (он не мог скрыть радости). Затем, чтобы передвигаться по городу, она купила старый «бьюик», полностью перекрасила дом и посадила в саду деревья.
Утром они с Грэхемом завтракали на балконе. На ней было роскошное белое кимоно из хлопка, купленное в магазине «Tigoro». Он сидел рядом, пил кофе, курил трубку и читал статью в «Чикаго трибьюн».
– Джон, как ты думаешь, – спросила она, – наш дом стал стоить дороже после ремонта? Если мы выставим его на продажу, сможем прилично заработать. Я могу добавить к этому свои сбережения, и мы купим другой.
Грэхем, казалось, растерялся. Он начал дергать себя за бороду, а затем медленно произнес:
– Хорошая идея, но я привязан к этому дому, Кэрол. Я прожил в нем двадцать лет. Каждый квадратный метр здесь хранит воспоминания о моей жизни.
– Мы переедем в дом больше и красивее.
– Может, мои романтические чувства и глупы, но я не представляю своей жизни в другом месте!
На ее лице появилось разочарование.
– А вообще-то я подумаю об этом, – прошептал он, взяв ее за руку.
– Не нужно делать того, чего не хочешь.
– Ради твоего счастья я пойду на все.
Она посмотрела на него и, не сдержав своих чувств, потянулась к нему, обняла и поцеловала. В этот момент он любил ее как никогда.
В конце концов она перестала беспокоиться по поводу новой работы. На первых съемках, когда она сняла одежду перед Фернандо и почувствовала, как его холодная рука касается ее тела, она испытывала унижение, кружилась голова, и казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Но с каждым разом отчуждение проходило, и она стала осваиваться.
«Фернандо – гей, – говорила она себе. – Женское тело его не привлекает, скорее даже наоборот. Не стоит его стесняться. Ведь для нас обоих это работа. Разве мне будет стыдно, если он будет снимать мою руку или ногу? А что меняется, когда он снимает мою грудь? Такая же часть тела. Мне стыдно, потому что еще живы старые представления о том, что женщина – чья-то собственность и ее нельзя трогать без разрешения отца или мужа. Что за предрассудки? Мне нечего стесняться. Я актриса. Я просто выражаю себя перед камерой посредством тела. Что здесь плохого? И потом, разве у меня был выбор? Я не могла отказаться от этой работы. Не могла больше приносить Грэхему одни несчастья. Он полюбил меня и моего сына и терпел ради нас все наши бесконечные беды. Я не могла дать ему счастья. Человек может терпеть бедность, пока он молод, но после шестидесяти это становится трагедией. А в чем виноват Марк? Родной отец отказывается его содержать. Я должна обеспечить ему достойное существование. Не могу забыть его радости, когда он получил новую одежду и когда бил шаром по кеглям в боулинге. Если бы мне пришлось выбирать еще раз, я без колебаний согласилась бы на это предложение ради Марка и Грэхема, которых я люблю больше всех на свете».
Так Кэрол успокаивала себя. Она скрыла от Грэхема правду, сказав, что нашла работу в рекламе на радио. Сказала, что им понравились ее голос и произношение и они положили ей высокий оклад. Грэхем поинтересовался, когда можно услышать эту рекламу, и она дала ему заранее готовый ответ. Вздохнув, она сказала:
– Рекламу, которую я записала, купила небольшая станция в Бостоне. В Чикаго она не ловится.
Затем она заставила себя улыбнуться и сказать мечтательно:
– Если у меня получится, мне дадут серьезный контракт на чикагском радио.
Грэхем быстро поцеловал ее в губы:
– Теперь мы должны беречь твои связки как национальное достояние!
Удивительно, но у нее действительно все получилось. Она произвела впечатление на менеджеров компании «Дабл икс», и они поручили Фернандо снять еще один ролик с ее участием. Его она сделала еще лучше, поскольку уже умела показать свое тело перед камерой. Через две недели Фернандо позвонил ей и назначил встречу. Он тепло ее принял и сказал, как всегда закуривая сигарету с марихуаной:
– Дорогая Кэрол! Одна победа за другой! Сегодня утром мне позвонили и попросили снять третий ролик.
– Здорово!
– На этот раз мы снимем твои ноги. Ты будешь надевать нижнее белье компании.
– Я никогда не разденусь полностью перед камерой, даже если мне заплатят миллион долларов!
Фернандо громко засмеялся и сказал с сарказмом:
– Да за миллион долларов ты бы сделала все, что они скажут!
Она молча посмотрела на него, испытывая унижение. Он это понял, опустил голову, схватился за нее руками и проговорил усталым голосом:
– Что я говорю! Совсем обкурился. Прости, Кэрол!
Она покачала головой и изобразила улыбку.
– В любом случае, – продолжил он деловым тоном, – никто от тебя не требует, чтобы ты полностью раздевалась.
Он снял несколько проб, пока она не поняла свою роль и не добилась качественного исполнения. Они будут снимать нижнюю часть ее тела. Она будет переодеваться в белье «Дабл икс». В течение трех секунд она должна полностью расслабиться перед камерой, погладить свое нижнее белье рукой, поднять ноги, медленно завести их одну за другую и создать впечатление удовольствия. И тогда в кадре появится надпись: «Нижнее белье «Дабл икс» – стиль вашей жизни».
Реклама имела большой успех, и оплата выросла до тысячи двухсот долларов в час. Вскоре Фернандо предложил ей новые съемки:
– На этот раз мы будем снимать пристойную часть тела – ноги ниже колена. «Дабл икс» заказала рекламу чулок.
На протяжении недели Кэрол посещала педикюршу, которая каждое утро по два часа усердно работала над ее ступнями – полировала ногти, смягчала пятки, увлажняла кожу. Результат был восхитительным. Даже Фернандо закричал от восторга, настраивая камеру:
– Какие великолепные ножки, достойные наложницы римского императора!
На этот раз ей предстояло эффектно поднять ножку перед камерой, потянуть носочек, как балерина, затем склониться и соблазнительно надеть чулки. После прослушивания аудиозаписи к рекламе Фернандо сказал Кэрол, сияя от счастья:
– Будет невероятный успех! Ты моя муза, Кэрол. С тобой я создал свою самую лучшую работу.
И он сделал ей новое предложение.
– Эта будет другая реклама.
– Что за идея?
– Оплата вырастет до полутора тысяч в час.
– Спасибо. Но что за реклама?
– Идея не традиционная, но я это сделаю. Если ты откажешься, я сниму другую модель.
– Фернандо, говори!
– Хорошо. В «Дабл икс» выпускают новую модель бюстгальтера, абсолютно прозрачную.
Он запнулся, затем продолжил грубо, чтобы скрыть свое замешательство:
– Идея заключается в следующем: я сниму твою обнаженную грудь, затем ты наденешь бюстгальтер и возбудишься, чтобы я смог снять твои набухшие соски.
– Что за мерзость! – закричала Кэрол и, рассердившись, вскочила с места.
Она схватила свою сумочку и направилась к выходу. Фернандо догнал ее, остановил и попытался успокоить:
– Кэрол, все гораздо проще, чем ты думаешь. Подумай, ведь мы много раз снимали обнаженную грудь. Что же такого в том, что мы снимем грудь с отвердевшими сосками?
– Я никогда этого не сделаю!
Он гневно посмотрел на нее:
– Послушай, что я скажу, и повторять не буду. Я сделаю тебе уникальное предложение. Две тысячи долларов за каждый час съемки. Ты получишь такие деньги только за рекламу с эротикой. В обычной рекламе больше не заплатят.
Кэрол молча смотрела на него. Казалось, события развивались быстрее, чем она была способна осознавать происходящее. Тоном человека, не желающего больше продолжать уговоры, Фернандо произнес:
– Даю тебе время на размышление до утра. Компания торопит меня с рекламой. Если ты откажешься, я буду вынужден быстро найти тебе замену.
На следующее утро Кэрол пришла, встала перед ним и, прежде чем он смог задать ей вопрос, пробормотала, избегая смотреть ему в лицо:
– Ладно. Когда начинать?
Фернандо громко рассмеялся, крепко обнял ее и приподнял:
– Ты чудо! Если бы я не был безразличен к женщинам, обязательно бы за тобой приударил… Ну, за работу.
Она вошла за ним в студию и как всегда разделась. Он долго настраивал свет и камеры и после нескольких попыток смог снять сцену, где она обнажает грудь. Оставалось самое трудное. Он попросил ее надеть бюстгальтер и сам застегнул его сзади, затем поставил ее в центр кадра и сказал:
– Кэрол, я помогу тебе возбудиться. Не смущайся. Я буду дотрагиваться до тебя только как профессионал.
Он подошел к ней, засунул руки в бюстгальтер, взял ее груди в ладони и стал их медленно массировать, затем взял пальцами соски и начал их нежно растирать. Прошла минута, но ничего не получалось.
– Кажется, так я тебя возбудить не могу, – сказал он. – Продолжать?
Она ничего не отвечала, стояла и смотрела на его ладони, которые он просунул ей под бюстгальтер. Он убрал руки и метнулся к камере, чтобы удостовериться, что она настроена правильно, а вернувшись, прошептал:
– Я приготовил кое-что, что тебе поможет. Посмотри на экран.
Она только сейчас заметила, что рядом на тумбочке стоял ноутбук. Он включил его, и перед ее глазами стали мелькать кадры из эротического фильма. На экране белая женщина совокуплялась с чернокожим мужчиной и стонала от наслаждения.
– Прошу тебя, выключи! – закричала Кэрол.
– Что?
– Не выношу эти фильмы!
– Почему?
– Потому что это неестественно и глупо.
– У тебя с этим проблемы?
– Нет, я абсолютно нормальная.
Он укоризненно посмотрел на нее:
– Послушай… Сегодня я должен снять одну-две сцены. Не надо портить мне работу.
– Дай мне шанс. Дай мне быть самой собой, и у меня все получится.
Он безнадежно посмотрел на нее, она же толкнула его, чтобы он встал за камеру:
– Давай!
Фернандо попятился как провинившийся школьник, которого учитель выгнал из класса. Кэрол закрыла глаза и погрузилась в воспоминания о прекрасных моментах, которые у нее были с Грэхемом, в пронизывающее насквозь наслаждение, которое она с ним испытывала. Постепенно она забыла обо всем, что окружало ее, и чувствами была уже далеко. Когда она смутно начала понимать, что слишком яркая лампа слепит ей глаза, она, не обращая на нее внимания, продолжала витать в своей фантазии, пока не очнулась от голоса Фернандо, который положил ей руку на плечо:
– Браво! Отличный кадр!
Они сняли ролик за несколько сессий, и Кэрол каждый раз возбуждала себя подобным образом.
Ролик имел полный успех (если не принимать в расчет одну статью в чикагской «Сан таймс», где журналист осудил рекламу за аморальность и покушение на личную жизнь американцев). Через несколько дней Фернандо пригласил ее на ужин и после двух бокалов красного вина – если не считать своей традиционной марихуаны – начал снова осыпать Кэрол комплиментами.
– Где же ты была раньше? – сказал он с горящими от восторга глазами.
– Все дело в твоем таланте.
Фернандо смотрел на нее с нерешительностью, а затем сказал с детской непосредственностью, которая всегда ее привлекала:
– Хозяин компании хочет с тобой встретиться.
– Да?!
– Фортуна всегда тебе благоволит. Эта встреча может изменить всю твою жизнь. Генри Девис, владелец компании «Дабл икс», – один из самых богатых людей Америки. Ты представляешь, я сам до сих пор его ни разу не видел. Несколько раз просил о встрече, но под разными предлогами мне отказывали.
– У меня совсем другая ситуация. Ты просишь о встрече, он отказывается. Со мной же он сам хочет встретиться, а я не знаю, идти мне на встречу или нет, – пошутила она, но Фернандо было не до смеха. Он посмотрел ей прямо в глаза и серьезно произнес:
– Ты должна ценить, насколько я тебе доверяю. Любой другой на моем месте не позволил бы тебе встретиться с владельцем компании до тех пор, пока не подпишет эксклюзивный контракт.
– Я ценю все, что ты для меня сделал.
– Ты должна мне это доказать. Я дам тебе номер телефона его офиса, чтобы ты договорилась о встрече. Ты же не подписывай с ним ничего, не посоветовавшись со мной.
– Хорошо.
– Обещаешь?
– Да.
32
– Это Салах, Зейнаб!
От волнения он задыхался, как будто после тридцатилетней разлуки увидел ее на улице и бежал за ней, пока не догнал. Собственный голос показался ему странным, каким-то чужим. Фантастика! Он не может поверить, что разговаривает с ней. Как будто и не было всех этих лет, как будто он тысячу раз не пытался забыть ее, как будто тысячу раз не сходил по ней с ума и тысячу же раз не проклинал ее. Его голос говорил больше слов: «Это Салах, Зейнаб. Помнишь меня? Тот Салах, который любит тебя, как никто не любил. Потеряв тебя, Зейнаб, я перестал жить. Тридцать лет я прожил впустую вдали от тебя. Я пытался, но не смог, Зейнаб. Я возвращаюсь к тебе».
– Салах? Не могу поверить!
Несмотря на возраст, она говорила все также эмоционально.
– Я звоню в удобное для тебя время? Не хочу отрывать от работы.
– Я работаю в государственном учреждении, Салах. Работать здесь – значит просто присутствовать на работе. У нас всегда полно времени.
О Боже! Тот же чудесный смех. Она сказала, что не может описать своего счастья, что они вновь нашли друг друга. Она рассказала ему о своей жизни: после смерти мужа она живет одна, а единственная дочь вышла замуж. На его вопрос о Египте она ответила с сожалением:
– Сейчас в стране сложилась очень плохая ситуация, Салах, как будто то, ради чего мы, я и мои товарищи, боролись, было миражом. Демократии мы не добились и не избавились от отсталости, невежества и коррупции. Все только ухудшается. Мракобесие распространяется по стране, как эпидемия. Представь себе, в отделе планирования я единственная мусульманка из пятидесяти служащих, которая не носит хиджаба.
– Почему наша страна так изменилась?
– Репрессии, нищета, несправедливость, неясное будущее, отсутствие общенациональной идеи. Египтяне и не надеются на справедливое устройство мира и живут с мыслью о загробной жизни. Однако набожность египтян не истинная. Под религией скрывают всеобщую депрессию. И хуже всего то, что египтяне, работавшие долгое время в Саудовской Аравии, принесли в страну идеи ваххабизма, а режим способствовал их распространению, поскольку ваххабизм помогает ему удерживаться.
– Каким же образом?
– Ваххабизм осуждает неповиновение правителю-мусульманину, даже если тот угнетает народ. Ничто не волнует ваххабитов больше чем то, чтобы женщина закрывала свое тело.
– Не может быть, чтобы мышление египтян стало таким примитивным.
– Более того, сегодня женщины в Египте носят перчатки, чтобы ничего не почувствовать, если им придется протянуть руку мужчине для рукопожатия.
– А не Абдель Насер ли в ответе за это?
Она засмеялась, и от этого его сердце забилось чаще.
– Хочешь продолжить нашу дискуссию по поводу Насера? Я до сих пор считаю его самым великим из тех, кто стоял во главе Египта. Однако его огромная ошибка в том, что он не ввел демократическое правление, оставив военный режим своим последователям, которые оказались не столь принципиальны и компетентны.
Она замолчала, затем, вздохнув, сказала:
– Слава Богу, насколько я потерпела поражение в общественной деятельности, настолько я счастлива в личной жизни. Моя дочь – инженер, у нее все в порядке и на работе, и в семье. Она родила мне двух прекрасных внуков. А чего ты достиг в жизни?
– Я получил докторскую степень и работаю профессором в университете.
– Ты женат?
– Был женат, теперь разведен.
– А дети?
– У меня нет детей.
Ему показалось, что его ответ ее обрадовал. Они проговорили почти два часа. И с этого момента его жизнь изменилась. Теперь он жил только ночью. Если бы он рассказал кому-нибудь о своем волшебном мире, люди приняли бы его за сумасшедшего, поэтому он хранил свой секрет. Дневное время он проживал без интереса, но как только наступала ночь, подобно сказочным героям, превращался в другого человека и, как на крыльях, переносился в прошлое. Он надевал старую одежду, смотрел черно-белое кино шестидесятых и слушал песни Умм Кальсум и Абдель Халима Хафеза [33]33
Абдель Халим Хафез (1929–1977) – один из самых популярных египетских певцов и актеров не только Египта, но и всего арабского мира 50-х – 70-х годов.
[Закрыть]. А когда наступало время ее прихода на работу, он звонил, просил позвать ее к телефону и откровенно рассказывал все, что с ним произошло, как мальчик, вернувшийся из школы, бросается обнимать мать, которая его расцелует, переоденет и умоет. Однажды ночью они вспоминали прошлое, и ему было так хорошо с ней, что он спросил ее:
– А что, если я приглашу тебя в Америку?
– Зачем?
– Сможешь начать новую жизнь.
Она засмеялась:
– Ты стал рассуждать, как американцы, Салах. Какая новая жизнь? В нашем возрасте Аллаха просят дать спокойно умереть.
– Иногда я не могу на тебя не злиться.
– Почему?
– Потому что ты была причиной нашего расставания.
– Это старая история.
– Я не могу перестать об этом думать.
– Какой смысл думать об этом?
– Зейнаб, почему ты бросила меня?
– Ты сам решил эмигрировать.
– Ты могла убедить меня остаться.
– Я пробовала, но ты был упрям.
– Почему ты не поехала со мной?
– Я не могла уехать из Египта.
– Если бы ты меня действительно любила, ты бы уехала со мной.
– Сейчас глупо ссориться из-за того, что было тридцать лет назад!
– Ты до сих пор считаешь меня трусом?
– Почему ты помнишь только плохое?
– Не уходи от ответа. Скажи мне, в твоих глазах я трус?
– Если бы я считала тебя трусом, неужели я бы дружила с тобой?
– Последний раз ты сказала: «Мне жаль, что ты оказался трусом!»
– Мы поругались, вот и сорвалось с языка.
– Долгие годы мне было больно от этих слов.
– Мне жаль…
– Не думаю, что это случайные слова.
– Чего ты хочешь?
– Хочу знать твое мнение. Я трус в твоих глазах?
– Долг обязывал тебя оставаться в Египте.
– Ты осталась. И что?
– Я ничего не ожидала.
– Ничто, за что ты боролась, не сбылось.
– Но я исполнила свой долг!
– Все зря.
– По крайней мере, я не сбежала.
Последние слова были резкими. Они замолчали, и она тут же извинилась:
– Прости, Салах. Не сердись на меня. Ты сам захотел поднять эту тему.