Текст книги "Человек, который был похож на Ореста"

Автор книги: Альваро Кункейро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Кормилица. Кормилицу Клитемнестры звали Оретаной, и она говорила, будто родилась в семье ткачей в краю Гесперид[40]40
  По греческой мифологии, девушки, охранявшие яблоню с золотыми яблоками. Они жили на Западе, там, где заходит солнце.


[Закрыть]. Ей пришлось скрыться из родных мест от позора, а случилось с ней вот что: однажды в полнолуние отплясывала Оретана вместе с другими девицами шуточный танец – надо сказать, в тех краях не принято стягивать чем-либо грудь, а разрез на юбке с правой стороны обычно обнажает ногу до самого бедра, – так вот, танцевали они с плетеными ивовыми куклами, надев на них шляпы и панталоны, и после этого девушка обнаружила, что забеременела. Как порешили ее подружки, всему виной были штаны, которые раньше принадлежали почтмейстеру, слывшему бабником. Оретана, повторим еще раз, уехала из своей страны, отправилась рожать в лес неподалеку от Сицилии и произвела на свет нечто, похожее на круглое лукошко с ручкой в очаровательных завитушках. Не зная, куда его деть, несчастная женщина оставила плод своего чрева в церкви бернардинцев, подвесив рядом с чашей со святой водой. Окрестить странное существо она не решилась, но подумала, что люди, приходившие в храм, крестясь, окропят уродца, и малютка, если только можно назвать его так, приобщится к христианской вере, хотя и столь неявным и весьма несовершенным образом. Груди Оретаны наполнились молоком, она устроилась на площади в Таренто и стала ждать клиентов – год выдался засушливым, и коровы не давали молока. В этот миг появился глашатай в сопровождении перса, занимавшегося разведением глухих кошек, протрубил в свой рожок и объявил, что для одной греческой принцессы требуется кормилица. Женщина предложила свои услуги, и перс, знавший толк в молоке благодаря своей профессии, продегустировал продукт гесперидки и нашел его великолепным – как раз той жирности, какая требовалась. Так Оретана стала кормилицей Клитемнестры. Оная очень полюбила инфанту и, когда пришла пора выдавать девушку замуж, хотела, чтобы за нее посватался богатый и элегантный дворянин, который бы разбирался в драгоценностях и ездил бы в карете. Брак ее воспитанницы с Агамемноном очень огорчил кормилицу. Он, конечно, царь, и это неплохо, но при том ужасный грубиян, проводит целые дни на охоте, и от него вечно несет псиной. Да и разговор у него всегда один: мол, ему под силу перерубить сразу двух скифов своим длинным мечом, мол, нет во всем мире ни одной непорочной девственницы, да еще – что мужчинам претит бабья болтовня. Оретана старалась, насколько могла, способствовать удаче Эгиста и подкладывала ему за завтраком в тарелку шпанских мушек. Когда Агамемнон нашел свою гибель от рук узурпатора, кормилица, наблюдавшая сцену с верхней лестничной площадки, поквиталась с царем за все, обозвав его козлом.

Орест. В третьей части этой книги мы уже говорили о путешествиях принца, его сомнениях и тайных мыслях, о его друзьях. Теперь нам остается лишь описать конец великих деяний Ореста, опираясь на самые достоверные источники. Он явился в город, где когда-то правил, а потом нашел свою смерть его отец Агамемнон, в разгар суровой зимы. Хлестал дождь со снегом. Вечерело. Принц знал, что надо было нагнуться, проезжая под сводом Голубиных ворот, иначе можно стукнуться головой о фонарь, висевший там, и выдать себя – наверняка поблизости затаился соглядатай, поджидая появления чужака. Орест остановил коня и стал осматривать окрестности. Хотя он провел здесь свои детские годы и не раз играл в этих местах, теперь он их не узнавал. Часть городских стен сровнялась с землей, а на месте Голубиных ворот, открывавших когда-то путь на Царскую площадь, посадили широкую аллею, к которой вели с площади шесть широких ступеней. Царский дворец разрушили, осталась только одна башня. Приняв предложение знатоков истории города и драматурга Филона Младшего – теперь, когда ему перевалило за семьдесят, он подписывался Филон Второй, – сенат постановил называть ее Башней Ифигении. Это восьмигранное сооружение без дверей, чьи камни потемнели от времени, окружала зеленая лужайка. Плющ, цепляясь за уступы, поднимался по стенам до самых остроконечных зубцов, а у подножия рос один-единственный розовый куст, покрывавшийся летом дивными пурпурными цветами. В день приезда Ореста ветер пытался сорвать с куста последнюю розу, дождавшуюся самого конца осени, чтобы раскрыть свои лепестки. Принц слез с коня и повел его в поводу, медленно шагая вдоль по аллее. Он собирался обогнуть базилику и пройти на улицу Постас; там в третьем доме на правой стороне жил авгур Селедонио. Орест хорошо помнил это место – когда-то отец послал сюда его, семилетнего мальчишку, получить у прорицателя ответ, можно ли инфанту начинать брать уроки у знатока соколиной охоты и ходить на занятия, держа на руке, одетой в перчатку, хищную птицу с колпачком на голове. Принц не забыл, как авгур, одетый в белое и с черным платком, покрывавшим волосы, принял его и показал на серебряном подносе внутренности зайца, убитого царским кречетом. Палочкой, украшенной золотистыми шнурками, Селедонио отметил то место, где значилось, что ученик весьма преуспеет в искусстве соколиной охоты. Когда мальчик возвращался во дворец с подносом в руках, люди узнавали его и рукоплескали инфанту. В ту ночь ему все время снились ястребы: они кружили возле него и подставляли головы, чтобы он надел на них колпачки. Теперь Орест не мог найти ни дома авгура, ни зала фехтовальщика Кирино. Вместо вывески своего заведения тот обычно вешал у дверей на длинных ветках ясеня – дерево никогда не подрезали – латунные шпаги. Когда дул ветер, они очень громко звенели, ударяясь друг о друга. Какой-то торговец, закутанный в шарф, покончив с делами, закрывал витрину своей свечной лавочки тяжелыми ставнями, и принц подошел к нему спросить, не ошибся ли он и действительно ли это улица Постас; а коли так, то где дома авгура Селедонио и фехтовальщика Кирино. Здороваясь с хозяином лавки, Орест снял берет, и стали видны серебристые пряди волос. Свечник ответил на приветствие, приподняв свою вельветовую шапочку, и попросил повторить вопрос, с любопытством взирая на старомодное платье незнакомца и его длинный меч. Затем он ответил, что много лет тому назад Селедонио уехал в какую-то страну, названия которой он не помнил, где тогда еще верили в пророчества, а потом вернулся оттуда, совсем больной, и борода у него повылезла. Бедняга кое-как перебивался, предсказывая крестьянам, когда отелится их корова или пройдет сильный град, и продавая таблички с таинственными знаками от сглаза, а потом умер. Что же до фехтовальщика Кирино, то ему пришлось переехать из своего дома, ибо вдова сенатора, его соседка, не утратившая с годами своей прелести и имевшая большое влияние на городских чиновников, многие из которых добивались ее расположения, жаловалась на шум, производимый латунными шпагами. Кирино же ни за что не желал снять свою вывеску.

– Он переехал отсюда, – сказал хозяин лавки, предложив Оресту привязать коня на улице к железному кольцу в стене возле двери и зайти погреться. – Поселился он в пригороде вместе со всеми своими манекенами, рапирами и слугой-финном, искусным массажистом, но прожил на новом месте недолго. Возле дома стояла ветряная мельница, а Кирино никогда не закрывал окон, следуя научным рекомендациям о правильном дыхании, и из-за сквозняков схватил одно за другим два воспаления легких и умер.

Орест поблагодарил лавочника, назвавшегося сеньором Акилино, за приглашение войти в дом. Ночь выдалась на редкость холодной. Дождь кончился, небо прояснилось, и показались звезды. На улице начинало примораживать, а в лавке стояла жаровня, и теплый воздух, поднимавшийся от нее, приятно ласкал кожу. Внутри было тесно, с потолка свешивались связки разноцветных свеч: больших и маленьких, гладких и витых. Медовый аромат, казалось, согревал воздух. На толстой балке висела люстра с тремя коротенькими и толстыми красными свечами – широкие фитили давали много света. Орест сел на стул, предложенный ему Акилино, расстегнул куртку и снял с пояса меч. Он протянул руки к жаровне, посмотрел на них, а затем коснулся теплыми ладонями лица. Хозяин – худенький сутулый человечек с кайзеровскими усами – сел рядом с принцем и заговорил о том, что часто тот, кто в юности покидает родной город, семью и друзей, возвращаясь потом после долгих странствий на любимую родину, не находит там ни одного знакомого лица, да и его самого больше никто не узнает.

– Порой забывают даже его имя. Ты давно уехал?

Орест посмотрел на него своим усталым взором.

– Пятьдесят лет!

– Ты был совсем мальчишкой! – заметил свечник. – Тут многое переменилось! Судя по обхождению, ты из аристократов.

– Мои родственники принадлежали к царской семье.

– Какого царя? Агамемнона?

– Да, Агамемнона.

– Жаль, что Орест не приехал отомстить за него. Этот Эгист – хорош гусь: как посылать к нам за свечами, чтобы не пугалась в темных коридорах его обожаемая Клитемнестра, так пожалуйста, а как платить, так нет его. Отец давал ему в долг, но, как только лавка досталась мне, я отказал ему в кредите. А вот Филону Младшему, или Второму, знаменитому городскому драматургу, я продавал для его вечерних чтений свечи с кручеными смоляными фитилями, которые дают ровный и белый свет. Мне нравилось, как он читает отрывки из своих пьес, а Филон любил читать их мне, поясняя, в каких местах надо свистеть или хлопать во время представления, чтобы прослыть ценителем и знатоком ключевых моментов драмы. Больше всего нравился мне отрывок, посвященный возвращению Ореста. Принц подходит по дороге, ведущей через виноградник, к колоннам древнего храма, а впереди него бежит пес по кличке Пилад. Когда драматург лежал в постели уже при смерти, я пошел к нему отнести свечку с колпачком, чтобы свет не резал ему глаза. Она была сделана из воска, ароматизированного настойкой дыни; это отбивает запах мочи, который всегда стоит в комнатах тяжелобольных. Поэт попросил меня открыть ящик и взять оттуда спрятанный там шар: внутри него фигурки изображали сцену появления Ореста и смерти Эгиста и Клитемнестры.

– Шар до сих пор у тебя? – спросил Орест.

– Сейчас покажу!

Акилино отодвинул зеленую занавеску, за которой находилась маленькая кладовка, и вынул коробку. В ней, завернутый в черный платок, лежал хрустальный шар. Внутри шара Орест, одетый в красный плащ, пронзал длинным мечом царя Эгиста – на нем была корона и белый плащ. У ног царя лежала, сраженная, Клитемнестра в синем платье. Лавочник качнул шар, и на убийцу и его жертвы стали медленно падать снежинки. Они заполнили корону Эгиста и посеребрили золотистые волосы Ореста, так что они стали точь-в-точь такими, какими были у него сейчас.

– Как красиво!

Орест не мог отвести взора от этой сцены, коей предназначалось стать звездным часом его жизни и которой ждали все люди и даже бессмертные боги. Они с Акилино долго молчали; лавочник иногда покачивал шар, и снежинки снова падали.

– Интересно, что сталось с Орестом? – спросил сам Орест, холодным и безразличным тоном, из чистого любопытства.

– Кто, кроме Ореста, может ответить на этот вопрос? – промолвил Акилино, завертывая шар и пряча его в коробку.

Орест встал, повесил на пояс меч и застегнул куртку. Он спросил у лавочника, где найти хороший постоялый двор, и тот объяснил ему, что на первой улице, как идти налево, стоит Новая гостиница. Ее держит один генуэзец: у него всегда доброе вино и чистая постель. Орест поблагодарил Акилино и распрощался с ним, обещав навестить на следующий день и рассказать историю своей жизни. Потом он сел на коня и поехал к Новой гостинице, но у первого перекрестка повернул назад, поскакал к аллее за базиликой и выехал в поле. Поднялся ветер, небо заволокли тяжелые тучи, начиналась метель. Снежинки кружились мелкие-мелкие – точно такие, как в хрустальном шаре лавочника. Крупные слезы покатились по щекам принца. Никогда, никогда не жить ему в родном городе. Навек останется он печальной тенью, затерянной среди бесконечных дорог. Шел снег.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Аббат монастыря Святой Каталины. Известнейший теолог греческой Церкви, вступивший в тайный спор с ангелом Саммаэлем, который выдавал себя за отца Каина, опираясь на мнение Рабби Элиезера. Саммаэль принадлежит к сонму серафимов и является древнейшим исследователем искусства. У аббата монастыря Святой Каталины была любимая лошадь – животное часто простужалось, и святой отец отправил его сменить климат. Кобыла понесла от деревянного коня, выброшенного штормом на берег, и от нее ведет свой род конь дона Леона, поражавший всех своей необычной мастью.

Алькантара. Одна из любовниц портного Родольфито, известного ловеласа. Он назначал девушке свидание, прикалывая на лацкан иголку с алой ниткой. Навещая Алькантару, портной душился лимонной водой.

Андион. Проживал неподалеку от маяка и однажды забрался на колонну столпника Эвенсио, дабы увидеть скрытые сокровища и золото, потерянное в тех краях. Бедняга обнаружил в собственном доме на чердаке, где сушились осьминоги, золотые рога, которые принадлежали сатиру, навещавшему его жену.

Андрес. Один из лже-Орестов, которые якобы являлись в город совершить отмщение, – цари из страха требовали их казни. Был обнаружен тайной полицией.

Арагона. Кобыла, родившая крылатого мула для епископа из Аданы, города, прославившегося тем, что оттуда был родом священник Теофилос, продавший душу дьяволу.

Вадо-дель-Пасо-де-Вальверде. Маленькое государство между герцогствами и Империей, графство прекрасной сеньоры доньи Инес. Страна пшеничных полей, виноградников на холмах и березовых и тополиных рощ. Голубой пояс тихой речки окружает ее.

Вдова. Скорбящая вдова портного Родольфито, любовника Алькантары и Лирии, в которого однажды, поддавшись порыву воображения, влюбилась донья Инес. Вдова не знала плача по портным, а потому оплакивала мужа как крестьянина.

Гелион. Офицер-наблюдатель на дозорной башне царя Эгиста, кривой на один глаз. Добился всего в жизни своим умом; получил звание сержанта и, наблюдая за светилами, сообщал сведения о движении планет прорицателям и капитанам кораблей. Гелион был так поглощен своей наукой, что один из его сыновей родился слепым – вместо глаз у него белели два боба. Медики Салернской школы[41]41
  Медицинская школа, знаменитая в средние века.


[Закрыть], осмотрев малыша, заключили следующее: Гелион тратил на свои наблюдения всю глазную долю человеческого семени, и таким образом на сына у него ничего не осталось.

Глухонемой демократ. Садовник, поливавший розы в саду Эгиста. Последний, усомнившись в верности доньи Клитемнестры, однажды совсем было уже вознамерился использовать его для подтверждения своих опасений.

Гонец из Пасо-де-Вальверде. С дозволения императора возил письма с Востока на Запад и обратно. Верный и изобретательный, как все великие гонцы в истории человечества.

Димас. Кавалерийский капитан в годы царствования Агамемнона. Вышел в отставку и, прогуливаясь на солнышке с Эусебио, офицером Иностранного ведомства, мечтал о грозном появлении Ореста. Воображая приезд мстителя, капитан приветствовал его в выражениях, позаимствованных из старинных руководств по риторике, с которыми он познакомился на кафедре красноречия в Школе верховой езды. Был тяжело болен и уже несколько месяцев лежал в постели, надолго теряя сознание, когда разразилась страшная буря. Димас очнулся от своего забытья, закричал, что идет Орест, и велел раскрыть окно. В этот момент влетела молния и испепелила его прямо на кровати, которая имела форму шпоры и была настоящим произведением искусства. Матрас в ней натягивался между двумя зажимами, а в ногах мастер поместил колесо с двенадцатью зубцами. Когда мсье Димаса Стратега донимала бессонница, он вертел его при помощи специальных педалей.

Донья Инес. Само солнце завидовало свету, что исходил от нее! Все в этом мире принимала она за тайные знаки, посылаемые возлюбленным, который спешит к ней, ищет ее, меряя шагами дороги всего света. Сия свежая роза, чьи лепестки, словно символ непорочности, покрывали капли утренней росы, отдавала свое сердце каждому мужчине, заглянувшему ей в глаза. Она сошла с ума, стала бродить по дорогам, раздавая милостыню собакам, и в конце концов ее изнасиловал один кузнец, ходивший тогда по окрестным селеньям. Бедняжку нашли мертвой, нагой, под миндальным деревом. Явился судья и крикнул: «Оденьте ее!» В тот же миг дерево сбросило все свои цветы на тело доньи Инес и укрыло ими несчастную от нескромных взглядов. В тех краях ее почитают святой.

Его святейшество из монастыря Олимпиос. Патриарх иконоборческого учения, монотелит[42]42
  Ересь, распространившаяся в VII веке.


[Закрыть], большой знаток мулов. Всегда заказывал у фракийских царей мулов с серебристым хвостом в память о животном, принадлежавшем ему когда-то в юности. Сей суровый и высокомерный священнослужитель не удостаивал своих подчиненных разговора, общаясь с ними исключительно знаками.

Епископ из Аданы. Заказал во Фракии мула с крылышками на копытах, чтобы вывести на сцену в одной мистерии и вернуть в лоно истинной церкви монотелитов.

Капитан. Адъютант короля Сигизмундо, бежавшего с поля сражения во время Войны герцогств. Знал наизусть «Собеседника, удачливого в любви» и ввел в заблуждение донью Инес, считавшую, что по ночам певчие птицы приносят в клювиках ленты с написанными на них именами. Был женат, и супруга наказала ему прихватить с собой на войну письмовники – может, удастся немного подработать, помогая солдатам сочинять послания. Победы над прекрасным полом давались капитану без труда; он поражал женщин своим красноречием, ибо без конца повторял отрывки из «Собеседника», чтобы ничего не забыть.

Кирино. Фехтовальщик, имевший в городе зал для тренировок. Увлекался геометрией и любил поспорить о том, как делить угол на три равные части. В юности обладал необычайной гибкостью талии и мог повернуть верхнюю половину туловища на сто восемьдесят градусов – грудь оказывалась у него на месте спины. С годами постепенно утрачивал эту способность и, повернувшись в последний раз, едва не остался навсегда в таком виде: затылок прямо над пупком. Однажды с ним заключили договор, согласно которому он должен был позировать для иконы Михаила Архангела. Однако приехавший художник отказался писать его – мастеру пришлось не по вкусу сочетание золотых крыл ангела и багрово-красного толстого носа фехтовальщика.

Ключница Модеста. Служанка светлейшей госпожи доньи Инес, графини Вадо-де-ла-Торре и страны Пасо-де-Вальверде. Сия сострадательная особа всегда сочувствовала своей прекрасной хозяйке, которая тщетно мечтала о любви. У Модесты никогда не переводились хлеб и вино для странников, и она отказалась от брака с певчим армянской церкви.

Король. Слепой повелитель герцогства де-ла-Рибера по имени Сигизмундо. У него было два набора глаз: для лета и для осени. Когда грянула война, он копил деньги на зимние глаза. Сигизмундо строго соблюдал старинные ритуалы.

Критон. Мальчик-фракиец, которого принимали за кентавра.

Лаура. Вдова Петронио, дрессировщика собак, и мать нищего Тадео. Скрылась из города после того, как спутала нотариуса с морем. Сын попросил для нее у богов счастливого возвращения на быстром корабле в родные края, где на пальмах растут финики.

Леон, дон. Неизвестный в синем камзоле, заехавший в город Эгиста. Многие приняли его за Ореста. Отметившись в Иностранном ведомстве, признался сеньору Эусебио в частной беседе, что был византийским рыцарем, отправившимся странствовать после постигшего его разочарования в любви. Однажды ему довелось увидеть, как Орест скакал на своем черном коне по дороге через оливковую рощу – он направлялся к белому домику на склоне красного холма. Тот, кто назывался доном Леоном, рассказал, что узнал принца по доспехам из вороненой стали и четырем перьям на шлеме и, поравнявшись с ним, поприветствовал его, сняв свою вышитую шляпу.

Лино. Ватиканский певчий, владелец дома Малены. Однажды пираты приняли его за женщину.

Лирия. Другая возлюбленная портного Родольфито. Когда на лацкане портного красовалась зеленая нитка, Лирия должна была явиться к нему на свидание на задворки замка. Отправляясь на встречу с ней, Родольфито душился майораном.

Лоцман. Предоставил кров Оресту, когда тот возвращался в Микены. Держал постоялый двор и завел там порядки, как на настоящем корабле; пытался убедить принца в тщетности мести.

Люцерна. Город, который еще никому не удавалось точно указать на карте. В то время как одни утверждают, будто это морской порт, другие считают, что речь идет о городе в Гельвеции[43]43
  Древнее название Швейцарии.


[Закрыть], затерянном в горах на берегу озера. Жители Галисии, расположенной на самом краю света, уверены в том, что Люцерна вместе со всеми своими башнями и колоколами скрыта в морской пучине и иногда можно услышать их звон. Где бы ни находился сей город, там живет много знатных людей, чеканщиков и ювелиров и бывают ярмарки, на которых продаются плащи с металлическими пряжками.

Малена. Хозяйка дома свиданий, носившего ее имя. После нее заведение перешло к ватиканскому певчему по имени Лино, но сохранило, однако, прежнее название. Здание стояло у границы города, возле ветряной мельницы, и в его патио был колодец и фиговое дерево. По словам Малены, она вела свой род от французских аристократов, подобно донье Инес, но ее сгубил один охотник, промышлявший вальдшнепов: он попросил девушку вынуть занозу у него из щиколотки и заманил ее таким образом в свою комнату.

Мертвец. Портной Родольфито, за гробом которого шла вдова и девицы Алькантара и Лирия.

Микаэла. Горбунья из приморского городка, которая решила, что забеременела от Ореста после того, как он коснулся ее плеча своей серебряной тростью.

Музыкант. Несчастный бежал от ужасов Войны герцогств и от толпы, требовавшей, чтобы он играл на рояле танцевальную музыку. Серпы мятежников касались его рук, и бедняга боялся, как бы ему их не отрезали. В замке доньи Инес, которая влюбилась в него с первого взгляда и обещала подарить рояль, музыканту показалось, будто графиня хочет ранить его пальцы ветками жасмина. Он испугался и не догадался даже, что цветами нельзя не только отрубить руку, но даже оцарапать ее.

Нищий. Донья Инес, встретив его в своем саду, вообразила, будто он, пылая к ней страстью и ревнуя, убил заезжавшего в ее замок рыцаря, и сама влюбилась в него.

Нотариус. Любовник Лауры, матери Тадео, который наведывался к ней якобы составлять прошение о предоставлении ей пенсии как вдове педагога, хотя покойный Петронио обучал гимнастике только собак.

Полька. Проститутка в доме Малены. Стоило начаться какой-нибудь потасовке или сваре из-за оплаты наличными, она падала без чувств, задрав юбки и раскинув ноги. Делала девица так по привычке, оставшейся у нее от тех времен, когда в ее родных краях разносился слух о появлении рыцарей-тевтонцев, внушавших всем ужас. Они являлись под знаменами обращения в святую веру язычников, а на самом деле были насильниками.

Пóслушник. Послушник, ученик Святого Тихеарнайла; переодетый наследным принцем гиперборейцев, вышел в море, когда святой миссионер задумал поймать песни сирен при помощи сети и гэльских воронов. Вид множества красавиц в морских волнах привел несчастного в такое возбуждение, что его разорвало на мелкие кусочки. В Ирландии у него остался дядя, которому и передали одежду пóслушника. Сей безутешный родственник надел платье племянника на манекен, который поставил в часовне, провозгласив несчастного юношу мучеником и покровителем всех, кто хранит целомудрие. Так он зарабатывал себе на хлеб насущный, а это было не так уж мало в Ирландии в те годы, когда сир Уолтер Рали[44]44
  Английский моряк, поэт и политик (1552–1618). Совершил несколько путешествий в Новый Свет.


[Закрыть] еще не ввез туда картофель.

Пепе. Фокстерьер, которого Петронио, отец Тадео, учил летать.

Петронио. Дрессировщик собак. Обучал их шведской гимнастике по собственной методике.

Рахел, сириец. Торговец зерном и тайный агент на службе у Эгиста, который, впрочем, ничего об этом не знал. Женился на Эудоксии, притворявшейся интендантским офицером, и, тронутый нищетой царской семьи, обещал посылать крупу для каши Эгисту и Клитемнестре. Это не мешало ему ежегодно отправлять во дворец письма с требованиями выплатить ему причитавшееся жалованье.

Рыцарь с двумя мечами. За ним установили слежку, чтобы выяснить, не Орест ли это, явившийся в город под покровом тайны. Иногда по желанию рыцаря оказывалась видна только его тень, но, если ему надо было справить малую нужду, все его тело снова становилось видимым. Тайная полиция подозревала, что таинственный пришелец попытался проникнуть в башню, где жила, словно в зачарованном замке, вечно юная дева Ифигения.

Селедонио. Дипломированный авгур из города Эгиста и Клитемнестры. Предрек приезд Ореста-мстителя и вечную юность Ифигении, конец которой положит лишь отмщение. Предки Селедонио были древними прорицателями, и он унаследовал от них искусство гадания на муке и предсказания по знакам на земле. Когда он умер, под его подушкой нашли зеленый кошелек с надписью: «Сбережения на покупку гадальных карт».

Селион. Почтительный хозяин постоялого двора, не пожелавший взять с Ореста деньги за хлеб, узнав, что отца его убили, а мать стала любовницей убийцы.

Сир Андреа, шотландец. Отправился путешествовать по Франции с целью изучить кентавров и написать докторскую диссертацию, посвященную исследованию вопроса о том, где находится у этих существ пупок: на конской или на человеческой части его тела. Ему ни разу не удалось повстречать звонкоголосого скакуна, а потому пришлось удовлетвориться изучением скелета.

Сирило, фракиец. Адъютант царя Эвмона Фракийского, гостя Эгиста. Жил в своей далекой стране в горах и однажды видел кентавра.

Солотетес. Чтец-карлик. Когда он умер, его положили голеньким в ажурный чулок доньи Клитемнестры и похоронили в кадке с апельсиновым деревом в патио. Солотетес умел подражать уханью совы и разнообразным человеческим голосам, кроме того, он отлично изображал сопение и присвистывание немых животных, а таковые тоже имеются, как, например, американские туземные собаки. Карлик обычно приходил тайком по вечерам в дом Филона Младшего и декламировал целые акты из пьес драматурга.

Тадео. Городской нищий, у которого был ручной дрозд. Подружился с незнакомцем в синем камзоле по имени дон Леон и вообразил, будто служит самому Оресту. После отъезда хозяина Тадео узнал, что это не принц, и решил никогда больше никому не служить и не выполнять ничьих поручений. Нищий пристрастился к вину и гимнастическим упражнениям. Однажды, когда дул южный ветер, ему почудилось вдруг, словно он летит куда-то – на самом деле его уносила с собой Смерть.

Теодора. Проститутка из дома Малены. Оставила свое занятие, потом овдовела и наконец обзавелась фруктовой лавкой. Когда-то к ней в дом свиданий захаживал один из лже-Орестов, прозванный девицами Блондинчиком.

Тихеарнайл, Святой. Ирландский миссионер, принесший христианскую веру гиперборейцам. Благодаря своей хитрости смог лишить голоса всех нордических сирен. Вернувшись на родину, основал монастырь и убедил местных волков перебраться в окрестности других монастырей. Святой заявил хищникам, что стада там куда более многочисленны, а его овцы абсолютно несъедобны, и, дабы доказать это, отдал им на растерзание двух механических ягнят, сделанных из овечьих шкур и пружин. Тихеарнайл прожил сто семь лет, и когда ему исполнилось восемьдесят, у него выросли молочные зубы и несколько волосков на переносице.

Филипо. Лодочник на переправе у границы царства Эгиста. Его дом стоял возле плакучей ивы. Наблюдая за струящейся водой, пристрастился к философским размышлениям. Лодочник знал несколько языков и любил поговорить с незнакомыми путниками. Перевозя их через реку на своей лодке, Филипо старался выведать у них как можно больше разных историй.

Филон Младший. Городской драматург, который писал наброски трагедии о смерти Эгиста и Клитемнестры от руки Ореста-мстителя, но, поскольку тот не появлялся, автор не мог окончить пьесу. Создал также драму о любовных историях доньи Инес и подарил одну копию фракийцу Эвмону.

Филон Старший. Городской драматург. Написал среди прочего вариант «Рыцаря из Ольмедо», в котором убийцей красы и гордости Медины оказывался вовсе не Руис, замешанный в деле о конокрадстве и бежавший от суда в монашеском одеянии, а разъяренная донья Эльвира Пачеко, переодетая мужчиной.

Финн, слуга. Северянин, помощник фехтовальщика Кирино, специалист в области массажа и водных процедур. После того, как стрелки оканчивали свои упражнения, поливал им на поясницу горячей водой из трубочек, с силой выдувая ее ртом. В дни полнолуния у него начинали кровоточить большие пальцы на ногах в память о богах и героях Калевалы. Бессмертных обитателей Олимпа Финн ни в грош не ставил, один только сеньор Эдип внушал ему уважение.

Флегелон. Предполагаемый слуга Ореста, чей пол был неизвестен. Этим можно объяснить ошибку Рахела, принявшего Эудоксию, женщину, переодетую интендантом, за него. Расплачивался за принца на постоялых дворах, на кораблях, которые они нанимали, и на ярмарках, где инфант покупал коней. Им приходилось делать так оттого, что Орест не желал прикасаться к монетам с изображением эллинических царей, считая всех их незаконными правителями и мерзавцами. По правде сказать, ни один надежный свидетель не подтверждает существования Флегелона. Сторонники версии о его принадлежности к сильному полу распустили слух, будто он сделал ребеночка девушке из пекарни, пробравшись тайно в город, чтобы прорепетировать приезд Ореста. Ребенок, однако, на поверку оказался сыном венецианского сыщика, состоявшего на службе у Эгиста. Шпик притворился углом улицы: одна половина туловища изображала солнечную сторону дома с балконом и синей табличкой «Улица Флегелона», а вторая – теневую. Девушка вышла из пекарни подышать свежим воздухом и прислонилась там посмотреть на луну.

Флоринда, лузитанка. Проститутка в доме Малены. Сильно шепелявила и гордилась своими родинками. Особа романтического склада, любила принимать печальный вид, сидя перед зеркалом. Ложась в постель с кем-нибудь, затыкала уши ватой, чтобы ничего не слышать, а сама вспоминала нежные слова своего любовника, португальского идальго с гитарой, и повторяла их, подражая его голосу, запечатлевшемуся в ее сердце. Очередной клиент бывал от этого в восторге, считая, что его подбадривают по-португальски.

Хасинто. Интендантский офицер, автор инструкции по употреблению счётов. Когда он заболел, униформу бедняги использовала его свояченица Эудоксия.

Хустиниано. Марселец, аккордеонист в доме Малены.

Чудовище о двух головах. Одна была мужской, а другая женской, и по причине несовместимости натур пришлось разделить их. Дамская головка оставила тело, каковое оказалось мужеска пола, и стала работать говорящей головой. Жизненное тепло в ней приходилось поддерживать, помещая рядом пузыри с горячей водой. Последние сведения о ней дошли до лодочника Филипо, их ему принес один человек, видевший ее в Буэнос-Айресе.