Текст книги "Любовь со второго взгляда"

Автор книги: Алла Сурикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

ДЕСЯТЬ КАПЕЛЬ ПЕРЕД СТРЕЛЬБОЙ

Формула американского вестерна: сюжет не меняют – меняют лошадей. Автор сценария Эдуард Акопов, мой товарищ по Высшим курсам, пренебрег этой десятилетиями выращиваемой на Западе формулой и придумал очаровательную свою: пришел, увидел, показал.

А вот за что я…

Жанр будущей картины «Человек с бульвара Капуцинов» мы с Эдиком Акоповым определили так – ироническая фантазия в стиле вестерна.

Сценарий лежал на «Мосфильме» шесть лет, и все шесть лет он мне нравился (и не только мне). Я хотела его ставить (и не только я). Во-первых, материал давал достаточную свободу, чтобы делать не просто вестерн, а ироническую комедию с ассоциативными «коленцами» в любую сторону нашей жизни. Во-вторых, тема этой истории – тема человека, преданного своему делу (и это дело – КИНО!), – мне дорога.

Денис Горелов, журналист-«эквилибрист», написал к десятилетию картины статью «Крестный путь интеллигента от мегафона к “смит-и-вессону”»:

«Алла Сурикова сглазила демократическую интеллигенцию. Место… мистера Феста прочно занял мистер Секонд, исходящий из тезы: Потребитель всегда прав. Сам мистер Фест не умер. Никто не заметил, как брошенный зрителями и прокатчиками, оставшийся в обществе любимой беби и изумленного мецената из бывших налетчиков, Ланцелот впервые взял в руки револьвер. Ланцелот стал реалистом. Финальная песня начиналась словами: “Как следует смажь оба кольта…”»

Несколько лет спустя тот же Горелов написал статью о том, что картина была выпущена как противоалкогольная агитка.

А поскольку других картин Денис, видимо, не смотрел, то к следующей дате у него будет возможность поупражняться в связи с «Человеком с бульвара Капуцинов» и в углубленном анализе других тем, как-то: заказные убийства, вражда рас, влияние проституции на развитие искусства и осмысление жизни при смене профессии – от гробовщика к кинокритику и наоборот.

За достоверное изображение

Но материал сценария требовал большого риска. И не только с моей стороны, но и со стороны студии.

Тогда, в ноябре 1985 года, я лишь смутно догадывалась, что меня ждет в условиях нашего кинопроизводства. Может быть, это да еще определенная доля женского легкомыслия меня и спасли. Справедливости ради надо сказать, что мое легкомыслие разделили и вся съемочная группа, и дирекция киностудии «Мосфильм» (тут решающую роль сыграла неунывающая Нина Николаевна Глаголева), и даже Госкино. Куда они смотрели?! Ведь не случайно один из призов, доставшихся нашей картине, формулировался так: «За достоверное изображение Дикого Запада в диких условиях советского кинопроизводства».

Недавно «Независимая газета» провела независимое расследование, какие фильмы чаще всего показывали по разным каналам последнего года уходящего века. Оказалось, на первом месте «Человек с бульвара Капуцинов». Пустячок, а приятно! А «Дом Ханжонкова» 28 декабря 2000 года канонизировал нашу картину как лучшее кино о кино уходящего века и наградил всех участников встречи, в том числе и маленького Андрюшу Миронова, внука Андрея Александровича, медалями братьев Люмьер. И не пустячок – а снова приятно!

Первый

На самом деле фильм для меня начался даже не со сценария (пусть не обидится на меня Эдик Акопов), а с исполнителя главной роли – с Андрея Миронова. Меня часто спрашивают, мог ли главную роль сыграть кто-то другой. Я поставлю вопрос иначе: была бы вообще эта картина, если бы Андрей Александрович Миронов не захотел в ней сниматься? И это не преувеличение. Не дань памяти прекрасному артисту. Картина началась с Андрея. С того момента, как я поняла, что мистера Феста (в переводе с английского Фест – Первый) – человека с бульвара Капуцинов, фанатика кинематографа, решившего переустроить мир при помощи «синема», будет играть именно он. И он сказал свое «да».

Я храню в архиве текст его последнего газетного интервью – он дал его в день отъезда Театра Сатиры на гастроли в Ригу корреспонденту «Вечерней Москвы»:

«На кино не остается времени, все забирает театр. Но ставя «Тени», занятый по горло, я не мог отказаться от роли Феста в фильме Суриковой. И потому, что мы с ней работали над фильмом «Будьте моим мужем», и потому, что предложенный ею материал и на сей раз оказался очень симпатичным, прежде всего по благородной идее, по характеру героя.

Что-то меня сразу подкупило в Фесте, подружило с ним. И то, что он по-своему Дон Кихот, и то, что, если можно так сказать, он не просто чудак, а очень своеобразный счастливый неудачник или неудачливый счастливец. Странное сочетание? А ведь живое, непридуманное, и для меня – и в экранной моей биографии – новое».

Что именно показалось «симпатичным» Андрею в исходном материале сценария?

«Человек с бульвара Капуцинов» – название картины для нас содержало определенную символику и почти исчерпывающую характеристику главного героя. (Когда фильм уже вовсю «раскручивался», я занялась исследовательской деятельностью – научное прошлое иногда прорывалось – и обнаружила, что во многих киноизданиях (не во всех) бульвар назван женским именем Капуцинок. На этом бульваре находился женский монастырь. Женским именем с клокочущей буквой К называть не хотелось совершенно. Тогда был объявлен среди своих конкурс на лучшее название за бутылку хорошего коньяка. Названия посыпались: «Заряжай!», «Не для слабых душ», «Приключения мистера Феста в стране боевиков», «Пришел и показал» (по аналогии с «Иди и смотри»), «Тушите свет!», «Я люблю Первого» и другие. Мне было более всего по душе «Десять капель перед стрельбой». С этими «каплями» я и пошла в Госкино… Но мудрый Армен Медведев сказал: во-первых, название «Человек с бульвара КапуцинОВ» уже существует во многих рекламных источниках информации, во-вторых, ошибся не Акопов, а переводчик той самой толстой книги о кино, которая уже давно стоит на наших полках… Объявленная бутылка была распита по-братски со всеми участниками конкурса.)

Именно на этом парижском бульваре размещался первый в мире кинотеатр братьев Люмьер, откуда двинулись по белу свету ретивые и наивные киномиссионеры.

В нашем фильме Андрей Александрович играет одного из них, играет вдохновенно, весело, страстно… самого себя. Только в фильме мистер Фест оживает, когда его убивает Черный Джек, а Андрей умер по-настоящему. Это был его последний фильм.

Но тогда, жарким летом 1986 года, когда мы – творческая группа – рискнули освоить совершенно новый для советского тогда еще кинематографа жанр вестерна, а на берегу Тихой бухты собралась потрясающая суперзвездная сборная советских артистов, настроение у всех было азартным и шалым. Главная сложность состояла в том, чтоб «звезда с звездою говорила» – в кадре.

Звездный букет

Меня, как и многих других режиссеров, часто спрашивают, как удается уговорить звезд и собрать для работы такой состав – самых неуловимых людей. Секрет в том, что хорошим актерам хочется сниматься в комедии по хорошему сценарию.

Олег Табаков, исполнитель роли бармена Мак-Кью,

– на тот момент актер МХАТа, ректор театрального института, главный режиссер только что созданного молодежного театра (всем известной ныне «Табакерки»), Немало было сделано, чтобы Олег Павлович мог совмещать все это с работой над фильмом, потому что в этой роли и в этом составе я видела только его. Да и сам себя он видел. Подтверждение тому – как он работал. Он придумал себе такие трубочки в ноздри, которые делали его нос широким, а лицо «плюшевым», коварно-добродушным. Думаете, это очень приятно – целый день существовать с «растопыренным» носом?! А он – терпел! И даже улыбался. И даже не терял аппетит. Единственное, с чем постоянно приходилось бороться, – он поглощал исходящий реквизит, положенный его герою, задолго до начала съемок… Когда однажды мы заменили положенные бармену Мак-Кью орешки на бутафорские, он очень «удивился» и слегка заскучал… Мы не стали больше экспериментировать с исходящим реквизитом. Настроение артиста дороже. И на это он отвечал самозабвенной игрой и блестящей импровизацией. Правда, только до команды «Стоп!» А после – Олег Павлович мгновенно находил место для горизонтального положения и тут же засыпал: берег силы. Но если раздавалась команда: «Приготовились к съемке» – он первым, «огурчиком» стоял в кадре, будто талант его, в отличие от своего хозяина, и не задремывал ни на секунду.

Снимался он практически отдельно от других, а в монтаже – как будто не выходил из павильона даже на перерыв. Высокий класс профессионализма! Удивительный талант!

Моя восьмидесятидвухлетняя мама, дочитав автобиографическую книгу Олега Павловича, которую он подарил мне на день рождения, сказала:

– Ему тоже досталось от жизни будь здоров как.

Это была ее высшая оценка…

И еще. Когда мы только начинали картину, мне предстояла одна «животная» операция. Я мимоходом обмолвилась Олегу Павловичу. Мгновенная его реакция, очень редкая в нашей нынешней жизни и оттого ценимая мною выше многих других человеческих качеств: я могу чем-то помочь? Больница? Врач?

Спасибо ему. Это остается навсегда.

Николай Караченцов в роли ковбоя Билли Кинга

– к моменту съемок уже покорил Париж в ленкомовском спектакле «“Юнона” и “Авось”», а в нашем фильме, помимо всех своих замечательных актерских качеств – удивительной пластичности и музыкальности, – во всех трюковых сценах снимался сам, без дублера, даже тогда, когда сломал палец на ноге.

С Караченцовым мы никогда прежде вместе не работали и даже знакомы не были. Я пригласила его попробоваться на роль Черного Джека. Он пришел активный, решительный и бесповоротный: «Я это уже играл, мне это неинтересно». Потом выдержал паузу и прежде чем уйти, небрежно бросил: «Я бы, пожалуй, сыграл Билли Кинга».

Мы искали другого Билли Кинга. В сценарии это здоровенный ковбой. Как кулак разомнет – все вокруг разлетаются. Николай Петрович не соответствовал сценарному образу. Но мы сделали пробу. Караченцов был обаятельно напорист, заразительно драчлив и самоотвержен. Пришла идея: а почему, собственно, огромный? А если всех больших будет побивать не очень большой, но очень обаятельный и очень пластичный Петрович? На пробах мы дали ему «избить» Сашу Иншакова (ну кого же еще, если не главного «драчуна» – каскадера, постановщика всех потасовок?!). Коля замечательно его отметелил, Саша превосходно отыграл эту «метель». И Николай Петрович стал Билли «Петровичем» Кингом.

На эту роль претендовал и Алексей Жарков. Когда же мы утвердили Николая Петровича и я позвонила Алеше с извинениями и с надеждой, что наша любовь впереди, он так расстроился, что не смог выговорить ни одного приличного слова. Несколько лет мы вообще не разговаривали. Прошло время. Однажды мы встретились в Доме кино. Алеша встал на колени и попросил прощения. Мы снова стали дружелюбами.

За всю картину, за все время совместной работы, мы ни разу не усомнились в правильности нашего выбора. Николай Петрович прекрасно импровизировал, придумывал, предлагал. Моя задача была только отбирать да еще следить, чтобы через образ простого, наивного и порой даже глуповатого Билли Кинга не проступали черты умного и ироничного Петровича.

Недавно мы с Петровичем (он премьер, я президент) провели в Новгороде Великом фестиваль кинокомедии «Улыбнись, Россия!». И я снова – в который раз! – поразилась его отношению к делу. Для него нет на сцене несущественных проходных эпизодов, деталей! Все, что делает, он делает тщательно, репетирует до самозабвения, поет, отдавая душу зрительному залу. И зал отвечает ему взаимностью…

Во всех эпизодах фильма Караченцов был чрезвычайно точен, собран. И талантлив. В основном ему достались сцены драчливые и пьяные. Сплясать с девицами – на раз. Выполнить на спор трюк – захват ногами головы противника с переворотом – на два… Но… предстояла сцена гибели мистера Феста. Мы решили снять ее одним куском – от плачущего до смеющегося Билли Кинга. Николай Петрович попросил минуту для подготовки. Тишина полная в павильоне. Он говорит: «Готов». Я: «Камера!» Умирающий Фест произносит слабым голосом: «Заряжай…» Герой Караченцова выполняет последнюю волю своего учителя, начинает крутить ручку киноаппарата, при этом плачет. Крупные, честные слезы выползают из-под прикрытых век. Невольно поднимает глаза на экран – там в это время Чаплин… Вокруг все потихоньку от всхлипываний переходят к смеху. Но Билли стесняется улыбнуться – ведь рядом лежит умирающий друг… Вдруг раздается смех оживающего мистера Феста. Билли Кинг поворачивает голову к Фесту и сквозь слезы тоже начинает смеяться, это еще не смех, а всхлипывания, но смех прорывается… И наконец уже – смех, смех… В полный рот. Группа аплодировала актеру. Сняли один дубль.

После этого фильма мы подружились, надеюсь, навсегда. Желание работать вместе вылилось еще в восемь названий. Три фильма больших и много разного другого: пробы, эксперименты, клип, фестиваль… Но об этом после. Я никогда не считала для себя зазорным спросить его совета, сверить с ним свои наблюдения и проверить режиссерские решения на площадке.

Михаил Боярский в роли бандита Черного Джека

– попал в нашу картину благодаря мистеру Фесту. Мои ассистенты с большим трудом вышли на него, когда он приехал в Москву на съемки к Светлане Дружининой. Картина у них вовсю набирала обороты. «Боярский намертво занят», – резко отбила атаку Светланина ассистентка. И была по-своему права.

Но мои пошли в обход: они тайно сообщили Михаилу Сергеевичу, что в главной роли у нас снимается Андрей Александрович и что он лично очень просит Михаила Сергеевича составить ему компанию. И попали в точку.

Дело в том, что незадолго до картины Андрей Александрович и Михаил Сергеевич провели вместе бок о бок неделю в составе болельщиков нашей сборной в Мексике. Поддерживали искусством нашу сборную. Там они познакомились и подружились. Михаил Сергеевич буквально влюбился в Андрея Александровича. Потому и дал согласие на эту «компанию».

Михаил Сергеевич гораздо серьезнее, глубже и острее, чем роли, которые ему порой предлагают. Кажется, ему всегда не хватает сценарного материала, чтобы воплотить себя до конца. Но, что удивительно, он умеет быть при этом выразительным не только в больших работах, но и в искрометном эпизоде. Недаром Боярский столь популярен как исполнитель эстрадных песен. Ему всегда удается создать неповторимый и запоминающийся образ даже в музыкальной фразе. А в этом фильме с музыкой Геннадия Гладкова и ироничными словами песен Юлия Кима нужны были особенные исполнители – Андрей Миронов и Михаил Боярский, поющие актеры. Николаю Караченцову, тоже «душой» поющему актеру, досталась только одна строчка, которую он специально спел «мимо нот». Но что делать, метраж есть метраж. При монтаже у нас даже вылетел – не вписался в ритм картины – эпизод, где Джонни Фест одновременно и грустно, и насмешливо поет о неудавшейся любви: «Каждому свое, тебе – забава, мне – мученье, а время лечит только тех, кто болен не смертельно…» Тогда Андрей исполнил эту песню легко и без надрыва. После фильма, после смерти Андрея, она стала звучать удручающе символично…

Сейчас я иногда оставляю для себя эпизоды, не вошедшие в картину, а тогда мне это не пришло в голову – жаль. Две песни Андрея из нашей картины могли бы остаться сегодня для тех, кто его помнит и любит.

Замечательная джазовая певица Лариса Долина

– пела в фильме за нашу героиню. Она покорила меня тогда своим неповторимым голосом, профессионализмом, легкостью, умом, обаянием… Мы редко виделись за прошедшие годы. Я снимала кино, она пела. И становилась все моложе, стройнее и «звезднее». Но вот недавно я записывала песни к своей новой картине и осторожно обратилась к Ларисе с той же просьбой. И она снова покорила меня. Она прилетела в день записи с каких-то гастролей, выступила на концерте в Кремле, ко мне попала в 11 вечера, прекрасно спела две песни – и не взяла денег. Лариса осталась такой же талантливой, обаятельной и бескорыстной. Это дорогого стоит.

Диану, певицу из салуна «Бешеный бизон», возлюбленную мистера Феста, сыграла Александра Аасмяэ

– красивая и отважная актриса, известная зрителю по фильму «Экипаж» и по фамилии Яковлева. Просто в моем фильме она снялась под фамилией своего второго мужа, мастера международного класса по прыжкам с парашютом – «нашла свое счастье в воздухе», когда снималась в фильме «Парашютистка», как она сама говорила. Здесь, в роли Дианы Литтл, Саша прекрасно почувствовала новый для себя жанр комедии.

На роль Дианы пробовались несколько молодых актрис: Ольга Кабо, тогда студентка-первокурсница ВГИКа, Ирина Розанова, выпускница ГИТИСа. Ира мне нравилась, я ее знала, но она пробовалась так, как будто ей было неохота сниматься: нехотя спела, вяло сыграла на гитаре. Мол, не больно-то и хочется.

Потом, на картине «Дети понедельника» она как-то призналась мне: не люблю пробы. Я не хочу нравиться «на мгновенье». Мне нужно или все, или ничего… А кто ж из актеров пробы любит?! Конечно, это дело малоприятное, а для актера с именем – унизительное. Но… есть поиск жанра, есть момент «попадания» в роль и не… Наконец, есть продюсеры, которые отвечают за деньги, и они «хочут»… и имеют право.

Было еще несколько красивых молодых актрис из разных творческих вузов и театров. Мы искали «американский тип»: с открытой белозубой улыбкой, с выразительной грудью под декольте – этакая «любовь ковбоя». Саша Яковлева потом шутила: «Алла Ильинична искала актрису с большой грудью, а нашла меня. Я – отдельно, грудь – отдельно».

Саша приехала почти по собственному почину. Не могу сказать, что она попробовалась удачно, но она очень хотела сниматься. Она сказала «ужасно хочу» и уехала. А мы продолжали поиски героини… Но Саша не сдалась. Она села на телефон и раскалила телефонную линию Ленинград – Москва: «Ильинична, я же болела, у меня была температура сорок. Лучше меня все равно не найдете, дайте попробоваться еще раз. Грудь я воспитаю».

Молодые актрисы проходили пробы без основного партнера – мистера Феста. Андрей Александрович был очень занят. Мы не могли его выдергивать для знакомства со всеми кандидатками на роль Дианы. Но потом я смонтировала видеоролик с основными претендентками и показала ему: «С кем захотите, с тем и будете сниматься». Для меня было важно его ощущение влюбленности в героиню. Он выбрал Сашу.

Как-то полушутя мы разговаривали с Андреем о его идеале женской красоты. Его всегда привлекали женщины, чем-то похожие на маму на Марию Владимировну. У Марии Владимировны было умное красивое лицо волевой русской женщины.

Саше повезло – она была ближе всех к идеалу.

Иногда Саша была обворожительна и самоотверженна. Она часами до изнеможения репетировала танец, ведь танцевать приходилось с профессиональными балеринами. Училась петь, вертеть кольт, скакать на лошади. Иногда ее перехлестывало, заносило – и тогда выдержать ее капризы было нелегко. Однажды в такой очередной «заскок» я сказала ей спокойно и жестко: «Мы отправляем тебя в Москву. Я договорилась с Госкино: все, что связано с тобой, мы переснимаем с другой акгрисой». Я блефовала, но была близка к тому, чтобы осуществить это на самом деле. Саша вдруг все поняла. И стала той очаровательной, красивой, талантливой и спокойной, с которой работать было комфортно, надежно и интересно.

Однажды Саша попросила меня почитать ее рассказы. Мне было некогда, я ловко увернулась. Тогда она обратилась к Андрею Александровичу. Он подозрительно на меня посмотрел – дескать, что делать? Вдруг это полный бред… Но все-таки взял. Прочитал и удивился: «Вы знаете, в ней есть искра Божья, есть дарование».

Лет через десять я встретилась с Сашей в другом ее качестве. Она организовала фестиваль – энергия у нее неуемная – под названием «Янтарная пантера» (кто-то из поклонников так ее называл). Те, кто был на фестивале, говорили, что это интересно, но очень похоже на Сашу – так же необузданно, ярко и не слишком организованно.

Саша даже сняла картину как режиссер. Звонит: «Слышь, Алла Ильинична, я кино сняла! Выхожу на площадку, ну, ни… не знаю, что делать, оператору говорю… (нецензурные слова опускаю. – А.С.), что сегодня снимать будем?»

Еще у Саши замечательные дети выросли, так, между прочим, между делом… Бабушка помогала.

Игорь Кваша

– в картине сыграл пастора Адамса. Игорь не случайно оказался в нашей картине. Во-первых, он был одним из ближайших друзей Андрея, а во-вторых (и в главных!) ему подвластно то тонкое чувство такта в отношении отрицательного персонажа, когда можно пройти на грани, по острию – и не споткнуться.

Игорь прилетел в Симферополь, откуда нужно было добираться до площадки часа два на машине. Администратор, который встречал его, поехал сначала в одно место, потом в другое, потом еще куда-то – по своим административным делам. Было жарко. Кваша устал после перелета. Посреди дороги он просто вышел из машины («Я приехал сниматься, а не кататься по вашим делам»), поймал встречное такси и рванул обратно в аэропорт.

Вечером мне из Москвы позвонила его жена Таня, прелестная женщина и удивительный человек (дочь драматурга Штейна): «Игорь еще не улетел, он сидит в аэропорту. Он очень переживает, но отступить не может. Рейс завтра утром. Возможно, имеет смысл перехватить его?» Позвонила и Люба Горина, редактор нашей картины и подруга Андрея Миронова, Игоря Кваши, его жены и моя тоже… Попросила зла на Игоря не держать, и даже наоборот.

Дело уже к ночи. Стемнело. Подъезжаем к аэропортовской гостинице, стучимся в дверь его номера. Игорь видит меня и становится таким счастливым, забывает обо всех своих обидах: «Я так переживаю. Но я не мог иначе… Но я так переживаю. Я переживаю уже вторую бутылку водки». Мы купили еще водки и поехали «переживать» обратно. По дороге я почувствовала: водитель засыпает. Пришлось остановиться до утра – иначе заснет за рулем и не будет ни Кваши, ни меня, ни кино.

Так мы спасли ситуацию и репутацию. «Разведка» сработала – в лице жены и редактора, – и мы вернули Игоря в картину. На следующий день объявили выходной, работать было невозможно – всю ночь проездили.

Одноглазого ковбоя – героя Лени Ярмольника

– вряд ли кто вспомнит по имени. Изначально в сценарии у него была только одна фраза, и Ярмольник не очень хотел сниматься. Его герой Мартин, любитель выпить и подраться, должен был произнести: «Сдается мне, что это была комедия!» – после демонстрации фильма «Политый поливальщик», – и все.

Но Леня очень талантливый комедийный актер, ломающий любые сценарные рамки эпизодов. Если ему дать экранное время, он все равно прорвется и из одной реплики сделает целую роль. Он буквально фонтанировал всякими смешными «фенечками». И хотя в сложных трюках, как и все актеры, участвовал только в заключительной части – в «приходе» – выдумщиком был замечательным.

Это он придумал гэг с носовым платком – в изрядно пьяном виде ковбой не может попасть рукой в карман, чтоб положить белый носовой платок. Другая «фенечка» – по столу скользят стаканчики, щедро посылаемые ему навстречу, а он все никак не может поймать и выпить. История с ногами – тоже Ленина находка. Трюк такой: за столом сидит Саша Иншаков, закинув ноги на стол, следующий кадр – Саша встает и уходит, а ноги остаются лежать, оказывается, ноги были – Ярмольника. Дар придумщика – бесценный дар. Мне кажется, что телевидение не в полной мере использует Ленин комедийный талант или, может быть, Леня не в полной мере использует телевидение. Но, как говорится, не нравится – не смотри. Я и не смотрю. А он сейчас и не показывает…

Вообще звездная команда была удивительная. Вождя индейцев должен был играть Фрунзик Мкртчян, но в это время он запустился как режиссер с картиной «На дне», которую снимал в горах Армении. Он не смог спуститься с гор. Тогда Андрей Александрович Миронов помог мне разыскать в других горах – Уральских – Спартака Мишулина. Чтобы сыграть вождя, Спартак, можно сказать, свернул эти горы.

Трудности возникли и с поиском актера на роль гробовщика, местного философа и первого кинокритика Санта-Каролины. Я планировала на эту роль Армена Джигарханяна. Он дал согласие сниматься, но… не приехал. Я не затаивала обид. Значит – не смог. Но и я, к сожалению, не могла остановить весь процесс, чтобы дождаться его. В результате был приглашен на роль гробовщика-критика Лев Дуров. Я давно мечтала с ним поработать, но все не находилось подходящей роли.

Негодяя-растлителя Секонда сыграл интеллигентнейший Альберт Филозов.

Даже в самых крошечных ролях и эпизодах снимались звезды: Михаил Светин – аптекарь, Олег Анофриев – тапер в салуне, Борис Брондуков – ковбой, возмутитель спокойствия, Наташа Фатеева – жена индейского вождя, Галина Польских с Семеном Фарадой – супружеская пара, Наталия Крачковская – мексиканская девушка Кончита, наперсница Дианы (она предлагала нам использовать на крупном плане свой бюст вместо бюста героини), и еще многие другие замечательные… Так что «звезда с звездою говорила» буквально каждый день.

Существует заблуждение, что со звездами работать сложно, они-де очень капризны, требовательны не только в творческом, но и в бытовом плане. Но это совсем не так. И даже более того… Как бы мы выкручивались без наших замечательных звезд в условиях тотального дефицита, когда были перебои даже с бензином?! Обычно мы делали так: подъезжали всей колонной к бензозаправке, звезду вперед – и девушки-заправщицы были «готовы на все».

Перья с головы вождя

Для того чтобы получилась комедия, нужен мешок юмора. С этим у всех наших актеров был ПОЛНЫЙ порядок. Чтобы комедия получилась лирической, нужен километр любви. Тут нас хлебом не корми – дай главным героям хотя бы посмотреть в глаза друг другу. Чтобы кино было музыкальным – нужны в титрах Геннадий Гладков и Юлий Ким. И это уже знак качества. Но чтобы это был еще и вестерн, нужно всего-ничего – Дикий Запад: лошади, драки, кольты, салуны, перья и т. д.

Этого в запасе не было. Не только у нас, но и в богатых реквизиторских цехах «Мосфильма». Мы собирали Дикий Запад по крупицам, отсмотрели кучу вестернов. Что нам нужно, мы уже знали. Оставалось выяснить, где это взять. В отечественном кино вестернов давненько не бывало. Самое близкое, где можно было что-то ухватить, – у соседей по лагерю, на чешской студии «Бар-рандов-фильм». И чехи дали нам несколько ковбойских седел, пару комплектов сбруй и кое-что по мелочи. Мы рвались к кольтам. Но чехи держались до последнего – оружия не отдали: «Самим надо».

Костюмы, шляпы сшили на «Мосфильме». Перья для индейцев нам привезли из Крыма (думаю, общипали крымских орлов), и Света Башлыкова, художник по костюмам, их красила специально для головных уборов и даже сделала дубликат перьевой короны вождя. В фильме есть эпизод, где Олег Табаков (бармен Мак-Кью) стрижет перья с головы Вождя, они мешают ему смотреть кино. Эпизод короткий, а работа у художника трудоемкая. Сперва подогнать перышко к перышку, потом подрезать, чтоб Табакову удобно было их стричь ножницами (они же орлиные, крепкие). Если у актера чего не вышло, или у оператора застопорилось, или вредный режиссер просто по собственной режиссерской прихоти попросит сделать дубль – надо надеть новую корону из перьев и повторить съемку, а значит, у нее перья должны быть наготове.

Дикий Запад – американский городок Санта-Каролину с банком, салуном, аптекой, пустыней и кактусами – построил в Крыму, под Феодосией художник Женя Маркович.

Еще до съемок декорация, только что выстроенная в узком коридоре Тихой бухты, стала заваливаться от ветра. Хотя выглядела она внешне как настоящий городок, все-таки это была декорация – ее передние стены сзади подпирали балки. Выбранное нами для съемок красивое место, как оказалось, имело удивительное свойство – любой ветер усиливался здесь в десять раз, и создавался эффект трубы-вытяжки. Столбы, которые должны были удерживать конструкции, вкопали почему-то неглубоко. И вот у меня на глазах рушится город моей мечты – моя Санта-Каролина. Я схватила что-то типа лопаты и бросилась его спасать. Потом я поняла, что одна не справлюсь. Села и заплакала. Был яркий солнечный день. До съемок оставалось три дня. Два здоровых молодца из основного неактерского состава съемочной группы сидели неподалеку на берегу моря и играли в карты. И не поднялись… И продолжали играть… Но мне на помощь пришли каскадеры. Под сильными порывами шквального ветра они вкопали столбы. И город выстоял. С тех пор я нежно люблю людей, которые называются верным словом «каскадер».

Капитан Б.

Лошадей в картину отобрали в кавалерийском полку. Существовал такой полк при Госкино СССР. Он был создан специально для обеспечения съемок. К сожалению, наш фильм был снят вопреки этой традиции, а не благодаря ей.

Кавалерийским отрядом, приехавшим к нам в экспедицию, командовал капитан Б. Он и должен был всячески содействовать обеспечению. Но… «Или будет так, как я сказал, или не будет никак», – повторял он.

Капитан оказался человеком, мягко говоря, странным: на берегу моря в тридцатиградусную жару заставлял своих солдатиков бегать в противогазах.

В первые дни он вроде слегка расслабился и в съемках погони дал нашим каскадерам нормально поработать на полковых лошадях. Но потом разогрелся и стал качать права. Я так и не поняла: то ли он сам хотел сниматься, то ли хотел получить в карман. Но у наших директоров не очень-то получишь. Мы снимали на средства Госкино, и левых денег, как сегодня, взять было неоткуда. (Если они и появлялись, то директора не спешили с ними расставаться.) Свои желания капитан напрямую так и не обнародовал, зато по поводу вверенных ему лошадей высказался вполне конкретно, заявив, что каскадерам их не даст: «Лошадь – это тот же боевой танк. Мы не имеем права отдавать ее в чужие руки».

И вот у нас по графику съемки сцены с дилижансом. Я специально вызвала на роль возниц каскадеров, владеющих искусством управления экипажем. В упряжке – особые лошади, их по-особому запрягают; управлять четверкой лошадей может только опытный человек. Но Б. потребовал, чтобы возницей дилижанса стал его солдат. Положение безвыходное: пришлось согласиться. Сели актеры в дилижанс, солдат погнал четверку. А лошади его не послушались – он был неопытный, только год отслужил, – понесли, и дилижанс чуть не перевернулся. Мы все были в шоке.

Я терпела, когда он не давал своих лошадей Боярскому и Миронову, подменял неопытными молодыми ребятами из полка моих каскадеров – мастеров спорта. Но тут, когда его выходка чуть не стоила людям жизни, я сказала: «Нет!» Но и он сказал: «Нет».

Как переживали солдаты! Как им хотелось провести лето не в казармах под Москвой, а на берегу моря и увидеть настоящие съемки! Но Б. был непоколебим: увез солдат, лошадей, а заодно прихватил и весь фураж. Нам, таким образом, ничего не оставалось, как снимать вестерн без лошадей. Вот такое вот кино.