Текст книги "Доктор Самты Клаус"
Автор книги: Алла Дымовская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
К примеру, если Лэм вопрошал отца и благодетеля:
– Как ты думаешь, «Калифорнийские железобетонные» упадут в цене?
То Джейсон неизменно, как горное эхо, отвечал:
– Упадут в цене.
После чего Лэм со спокойной совестью играл на Нью-Йоркской Фондовой на понижение.
Или наоборот. Если ПД спрашивал:
– Не прикупить ли мне «Техасских живодерен» на миллион-другой?
Джейсон громовым, патриархальным голосом провозглашал:
– На миллион-другой!
Тогда Лэм шел и покупал. И надо сказать, ни разу не прогадал. Потому что, и в самом деле обладал редкостным коммерческим чутьем на даровые деньги, и не менее редкостным чутьем на всяческие неприятности. Так что в советах отца и благодетеля вовсе не нуждался. Хотя и не знал об этом. А вздумай кто его просветить на сей счет, ПД дал бы в глаз. Потому как, кому же охота сознаться, что без малого двадцать лет строил из себя горохового шута и доверчивого идиота одновременно.
Полдня Лэм ходил кругами в строго заданном квадрате, размером 36 на 80. Ярдов, разумеется, а не метров. Но все равно. Блуждающее кукурузное поле по-прежнему никак не хотело себя обнаружить. Чего только ПД ни делал! Читал вслух выдержки из речи Хрущева на пленуме ЦК, кричал: «Царица полей, ку-ку-ру-за!», даже танцевал летку-енку. Никакого толка. Лишь когда, совсем уморившись, Лэм присел на пенек от финиковой пальмы и достал из походного портфеля пирожок с начинкой из вяленого авокадо, за спиной его раздался громкий, ехидный смех.
ПД от неожиданности поперхнулся пирожком и упал с пня. Потом поднялся, отряхнул штаны (от «Армани», последняя коллекция, на распродаже со скидкой по «Мастер-кард»), отряхнул пирожок (от тетушки Изауры, поселковой сводни и старой негритянки, по совместительству кухарки ПД), и только тогда обернулся. Позади него простиралось блуждающее кукурузное поле.
Прежде, чем вступить в высокие кукурузные заросли, Лэм выполнил необходимый ритуал. Проверил в правом кармане завещание. Семь раз перекрестился. Десять раз прочитал буддийские мантры. Пять раз поклонился в сторону Мекки и крикнул «Аллах акбар!». Дважды произнес на идише с одесским акцентом «Чтоб вам так жилось, как вы за то заплатили!». И лишь после этого, принеся в жертву по обычаю вуду заранее припасенную в походном портфеле курицу, Лэм подошел к краю поля. Предусмотрительно оставив портфель, наручные часы и мелкую наличность возле финикового пня.
Из кукурузы доносились смешки и радостные детские крики. Но ПД нельзя было так задешево обмануть. Он прекрасно знал, что в высоких зарослях прячутся никакие не ребятишки, а настоящие карлики, выдающие себя за ненастоящих детей. Карлики эти слыли довольно безжалостными и зловредными существами, не чуравшимися и открытого грабежа. Но Лэм Бенсон на горьком опыте выяснил, как с ними бороться. На этот случай через плечо у ПД висела холщовая переметная сума, набитая черствыми тульскими пряниками и московскими баранками.
Вступив на поле, Лэм, не мешкая, принялся разбрасывать баранки и пряники вокруг себя, при этом довольно громко приговаривая:
– Чтоб вы подавились, дармоеды! Только не в коня корм! А доброй свинье все впрок! Сейте разумное, доброе, вечное! Ага, как же! Сколько волка не корми, он все в лес смотрит!
В кукурузных зарослях шуршали и смеялись карлики, баранки вместе с пряниками исчезали прямо в воздухе, а Лэм продолжал идти вперед. Пока не вышел на премиленькую полянку, окруженную с трех сторон живописными холмиками отработанного шлака и низкосортного каменного угля. В общем, очень живописная и экологически выдержанная полянка.
К этому времени сума у Лэма порядком опустела, с ботинок пропали подметки и шнурки, на рубахе не осталось ни одной пуговицы, и бесследно исчез дорогой пояс, поддерживавший не менее дорогие штаны.
«Хорошо, хоть брюки на месте!», – подумал ПД, и тяжко вздохнул.
Из переметной сумы он извлек заранее припасенные «чешки», которые надел вместо приведенных в негодность ботинок. Затем достал суровую пеньковую веревку, которой и подпоясался, чтобы брюки от «Армани» не болтались в районе колен – не то, чтобы не эстетично, а просто неудобно ходить. После чего ПД решительным шагом милиционера, спешащего к пивному ларьку, направился в центр поляны, где и стояла котельная Джейсона.
Перед котельной на черенке от лопаты был прикреплен ярко-красный транспарант, предупреждавший: «ПРЕЖДЕ, ЧЕМ ПОСТУЧАТЬ, ХОРОШО ПОДУМАЙ! НУЖЕН ЛИ ТЫ ТУТ?!» Лэм хорошо подумал, несколько раз постучал в транспарант и пошел дальше, к покосившемуся бетонному крылечку, украшенному ажурной арматурой.
Корявая, обшарпанная, пуленепробиваемая дверь котельной была зазывно приоткрыта. На самой двери была выведена черной краской надпись «ТРАХАЕМ-ТИБИДОХАЕМ! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!». Лэм привычно пробежал надпись глазами слева направо и справа налево, и привычно поежился. От Джейсона можно было ожидать всего.
Внутри котельной, как всегда, было душно, жарко, пыльно и сыро. А еще заплесневело и богато мокрицами. В ближнем углу мерно булькал перегонный куб, вот уже лет сто извлекавший философский камень из мутной речной воды. В дальнем углу имелся бронированный сейф с часовым механизмом, содержавший в себе законную львиную долю Джейсона от прибыльной игры ПД на фондовой бирже. Сам ПД ненавидел этот сейф до печеночных колик, но ничего поделать не мог, только разве тяжко вздыхать. «Крыша», она во все времена и в любой части света обходится недешево.
Посреди котельной стоял электрический стул с оборванными проводами, и рядом – колченогий алюминиевый стол, которым обычно пользуются прозекторы в провинциальных моргах. Стол был застелен веселенькой полиэтиленовой клеенкой в горошек, зато на стуле лежала для удобства бархатная подушечка с обнадеживающей вышивкой:
« Гостеприимство – наш девиз! Тюрьма Синг-Синг,2-ая Зеленая миля, д.1 к.3, без выходных».
Лэм вытащил из-за пазухи хоккейную маску и вместе с мясницким ножом положил на стол. Потом удобно устроился на электрическом стуле, достал из переметной сумы завалявшийся черствый пряник, и принялся его жевать, вспоминая о пирожках тетушки Изауры. Так прошло полчаса. Но Лэм не волновался. Он знал, что если в первые секунд пять не получил пыльным угольным мешком по голове, то значит хозяин котельной пребывает в сравнительно хорошем расположении духа.
Неожиданно из фанерного шкафа у стены повалил едкий, зеленый дым, котельная наполнилась вонью и грохотом. Но Лэм все равно не обеспокоился и продолжал кушать пряник. Он знал, что Джейсон любит эффектные появления.
Так оно и вышло. Дверь фанерного шкафа театрально распахнулась, вонючий зеленый дым повалил еще сильнее, раздалась барабанная дробь и из парового котла вылетели тонометры с крылышками, призванные изображать голубей. Затем появился Джейсон собственной персоной, в медном водолазном костюме и с вантусом в руке. Из крошечного окошечка водолазного шлема на Лэма уставились два строгих красных глаза, а глухой, чревовещательский голос произнес:
– Привет, чувак! – после чего Джейсон закашлялся.
– И тебе того же! – учтиво отозвался ПД, наспех доедая пряник. – Послушай, я все понимаю. Дымовая завеса на основе купоросных паров, это здорово придумано! Но уж больно отвратно пахнет!
– Отвратно пахнет! – согласился с ним Джейсон.
– Так вот. Может в следующий раз тебе лучше использовать конопляные листья? – с искренним участием предложил ПД.
– Конопляные листья? Говно вопрос, чувак! – радостно откликнулся из окошка Джейсон, переходя по привычке на гарлемский жаргон.
– Я, собственно, чего пришел, – интеллигентно начал издалека ПД, стараясь не обращать внимания чудовищное произношение отца и благодетеля. – Видишь ли, какое дело…
И Лэм, насколько мог кратко, изложил суть своей проблемы с рухнувшим на его голову боингом, номер хрен знает какой, а также подозрения о вменяемости агента Пфуя, засланного ко Второй Упавшей Части.
– С одной стороны, может лучше дождаться вестей от Данилы Фломастера, наблюдающего за Первой Упавшей Частью? А с другой, не сходить ли мне на разведку самому? Свой глазок – смотрок! Правда, по дороге там Вездесущее Болото…
Последние слова Лэм Бенсон произнес, как бы беседуя вслух сам с собой и рассуждая о неудобствах пути, тем более, что после кукурузных полей он меньше всего выносил только вездесущие болота. Но Джейсон таких тонкостей не понимал, и потому по обыкновению повторил громовым голосом за Лэмом:
– Вездесущее Болото!
– Ты думаешь? – в сомнении переспросил ПД. Впервые за все время знакомства с Джейсоном его безошибочное чутье воспротивилось данному совету.
– Я думаю, чувак! – подтвердил отец и благодетель, вообще не очень понимая, чего от него нынче хотят.
– Ну, ладно. Раз ты говоришь, – в который раз Лэм Бенсон тяжко вздохнул. – Пусть будет Вездесущее Болото. Только дай мне перед уходом банку варенья, иначе мне не пройти назад. Баранки все закончились. Как, по-твоему, какое лучше взять, банановое или клубничное?
– Клубничное! – обрадовано воскликнул Джейсон, уразумев, что гость его уже уходит, и можно больше не валять дурака в грязном и неудобном костюме, в несколько пудов весом. – Пока чувак! Бывай, не кашляй!
– И тебе приятно оставаться! – культурно попрощался Лэм, пробираясь с банкой клубничного варенья сквозь купоросную дымовую завесу.
Путь его теперь лежал на Вездесущее Болото. О пагубности этого своего решения Лэм не мог знать наперед, хотя предчувствия его никогда не обманывали. Не обманули они и на этот раз. Но когда умный человек полагается сдуру на законченного кретина да еще с гарлемским акцентом, добра не жди. Впрочем, никакое добро и без того бедного ПД нигде не ждало.
В то же самое время, – ну, может, чуточку раньше, – в районе Вездесущего Болота.
Со стороны деревни Чмаровки… Тьфу, ты! Это же из другого произведения, притом чужого! Не стреляйте в автора, он увлекся! То есть, отвлекся! Или задумался? Ну, да ладно.
В общем, со стороны большущей горы, название которой он пока не знал, к Вездесущему Болоту подошел Д. И. Блок. В руке он держал… Нет, вовсе не астролябию. Он же не О. Бендер, тем более что ваш смиренный автор не плагиатор… А держал он в руке посох из кокосовой пальмы, испещренный вырезанными на нем письменами. Содержание их на первый взгляд выглядело странным: «Пр. – 4 т. б, Др. – 8 т.б., Бр. – 15 т.б., Упс. – 16 т. б, Кс. – 23 т.б., Тс. – 42 т.б.». Но это был вовсе не кабалистический шифр, и не счастливые выигрышные числа, а просто-напросто краткий перечень долгов самого Джина Икаруса разнообразным ростовщикам. (4 т.б. – это четыре тысячи баксов, если кто не понял, и так далее). Поскольку Д.И. Блок стал теперь сугубо порядочным человеком, то для очищения совести и освежения памяти каждый вечер перед сном он читал по посоху долговую запись вслух. При этом клялся и божился на луну, что честно-пречестно отдаст, когда-нибудь непременно.
Путь Джина Икаруса к Вездесущему Болоту, а до этого к большущей горе – на самом деле гора была не такая уж большая, – оказался совсем не прост. Кстати, гора имела название Безымянная Высотка, и в придачу репутацию, которая имела название дурной.
В первый же день похода Джина Икаруса через север на северо-запад его покусали лесные блохи. А еще ему на лысину упал кокосовый орех. Так что Джин Икарус теперь непрестанно чесался и прикладывал к шишке на голове последние восемь центов, что впрочем, помогало мало. Шишка выскочила такого размера, что и сковородки бы не хватило. Но Д.И. Блок настойчиво шел вперед, повторяя про себя для поднятия боевого духа:
– Я – Избранный! Я – Избранный! – правда, когда он спотыкался о коряги или ронял посох себе на ногу, это звучало несколько иначе: – Я, блин, а черт! Пес окаянный, Избранный! Прости Господи, фак оф! За богохульство!
Иногда, когда Джин Икарус уставал, он останавливался отдохнуть, и как настоящий, святой жизни отшельник, пил воду из заводей и питался акридами. Правда, только в этот первый день. Потому что, от заводей и акрид Д.И. Блока к вечеру пробрал такой понос, что надолго отучил его брать в рот незнакомых насекомых и хлебать воду из первой попавшейся лужи. А что прикажете делать, если придорожный киоск с охлажденной пепси-колой Джину Икарусу так и не встретился ни разу?
На второй день начались чудеса. Д.И. Блок вышел к заброшенному кладбищу, и его сердце посетила отрада. Он понял, что находится на верном пути. Рассуждал Джин Икарус просто. Если есть кладбище, то поблизости должны находиться люди, которые этим кладбищем пользуются. А если принять в расчет обычную человеческую лень, то люди эти должны находиться недалеко. Ибо кому же придет в голову таскать покойников через джунгли за тридевять земель.
Однако когда Джин Икарус пригляделся к кладбищу повнимательнее, то понял, что поспешил с выводами. Потому, как кладбище имело весьма запущенный и неупотребимый вид. Уж в чем, в чем, а в кладбищах Д.И. Блок разбирался будьте-нате! Отчего? А вот назло сейчас не скажу! Ждите ответа! Ждите ответа!
Так вот, о кладбище. Вид у него был сиротский. Не говоря уже о том, что все без исключения могильные плиты оказались сплошь разрисованными непристойными граффити и варварскими знаками: «Сдохни, зараза!», «Здесь были Джон и Джейн!», «Наш привет скинхедам!», «Похороните меня за плинтусом!», и так далее в таком же роде. Вдобавок на развалинах часовни кто-то совсем недавно жарил шашлыки: вокруг валялись обглоданные кабаньи кости и пустые бутылки, ржавые шампура и позабытый мангал.
Д.И Блок мудро (?) решил заночевать на кладбище, а рано поутру продолжить свой нелегкий подвижнический путь. Вскоре его посетили видения.
Едва Джин Икарус заснул неспокойным сном – его по-прежнему кусали блохи, – как тут же был разбужен необыкновенными звуками, доносившимися из развалин часовни. Джин Икарус как всякий нормальный человек в такой ситуации отнюдь не поступил. Да и где вы видели нормальных Избранных? В общем, он не кинулся сломя голову прочь от кладбища и от часовни, а наоборот, пошел посмотреть: а что там такое громко шуршит?
Как только Д.И. Блок ступил на развалины, так тут же из-за самого дальнего и неопрятного обломка взвилась белая и пушистая тень.
– А-у-у! О-о-г-у! Га-а-г-у! – завыла тень, а когда кончила выть, представилась: – Я привидение, маленькое и ужасное! – и принялась летать кругами вокруг лысой головы Джина Икаруса.
Сквозняк, поднятый привидением, приятно обдувал Д.И. Блока. Да и блошиные укусы перестали чесаться. Поэтому он не испугался, а спросил:
– Ты что здесь делаешь? – хотя, что может быть глупее вопроса: «что привидение делает на кладбище?». Уж конечно не грибы собирает!
– Охраняю! – гордо ответило привидение, и пояснило: – Не в смысле, кладбище – кому оно нужно, – а в смысле остров вообще!
– Остров? – переспросил в ужасе Джин Икарус. – А разве мы на острове? Я-то думал, что попал на Миссисипи.
– Остров, остров! Не сомневайся! – заверило его ужасное привидение. – Причем, таинственный! На картах не значится, и со спутника фиг его увидишь! А ты что тут делаешь? И вообще, кто такой?
Д.И. Блок хотел было по привычке соврать, но вспомнил про честную жизнь, и признался:
– Я тут типа того, что Избранный!
– Да ну? – непонятно чему обрадовалось привидение, маленькое и ужасное. – Тогда тебе туда! – и указало прозрачным наманикюренным пальчиком через север на северо-запад.
– Я и сам знаю! – ответил Джин Икарус, и, догадавшись, что выспаться ему все равно не дадут, поднял с земли свой посох, наскоро прочитал список долгов и отправился в указанную сторону.
– Счастливого пути! – злорадно пожелало ему вслед привидение.
А надо сказать, что у маленького и ужасного привидения, (которое обычно на острове все звали просто Вонючкой за неуживчивый нрав, пустые угрозы и тупые розыгрыши) были причины радоваться и злорадствовать. Все дело заключалось в том, что у Вонючки и Пожизненного Диктатора Лэма Бенсона уже давно сложились отношения, которые принято называть непростыми. Или тяжелыми. Или скверными. Или коммунально-кухонными. Короче, ПД и Вонючка были «в контрах», то есть в состоянии затяжной партизанской войны. Точнее, партизанил в основном Вонючка, как существо крайне мстительное и обидчивое, свято помнившее завет своих давно сгинувших хозяев из параллельной вселенной: «Мзда, Мгла, Мстя!». Поскольку никакой мзды Вонючке не давали, мгла была жиденькая и редкая, оставалось лишь одно – ужасная мстя! Чему Вонючка и предавался в свободное время со всем своим удовольствием.
ПД давно махнул на него рукой, и вспоминал о существовании Вонючки только тогда, когда находил спрятанного под подушкой испуганного скунса, или наступал в битое стекло, с гиканьем выбегая из поселковой парной к пруду. После чего он клял интеллигентными словами Вонючку на чем стоит их островной свет, и ненадолго включал по периметру поселка оборонительные заграждения, поставленные как раз на случай появления привидения, маленького, но ужасного. Заграждения эти представляли собой всего-навсего столбы со стерео динамиками, в рабочем состоянии непрестанно исполнявшие 2-ой концерт Рахманинова. Эта простая и наивная мелодия отпугивала Вонючку почище святой воды и осинового кола вместе взятых. Но, согласитесь, все время держать динамики включенными, и с утра до ночи слушать 2-ой концерт Рахманинова – это же с ума можно сойти! Поэтому жителям поселка приходилось попеременно мириться или с Рахманиновым, или с безобразными проделками Вонючки.
Нынче же у Вонючки настал самый козырный день. Он уже прозорливо предвкушал всяческие мелкие и крупные неприятности, которые неизбежно возникнут у ПД в связи с появлением на острове лысого Избранного. Тем более что именно Вонючка подло и коварно наставил Джина Икаруса на путь истины, с посредственным артистизмом подражая с верхушки пальмы голосу его отца-забулдыги. И вот теперь Вонючка крался за кустами по пятам Д.И. Блока, не желая пропустить ни мгновения из грядущего бесплатного цирка. А напротив, желая присутствовать при будущих увлекательных событиях от начала до конца – трагического или комического, это как получится.
Когда настал третий день путешествия Джина Икаруса через север на северо-запад, Вонючка тихонько закудахтал в кустах от радужных ожиданий, так, что чуть не обнаружил себя. И мудрено было сдержаться! Ибо на пути Д.И. Блока лежало как раз пресловутое Вездесущее Болото. А уж что это было за проклятое место, и почему так радовался Вонючка, непременно будет рассказано позднее. Как только на проклятое место прибудут остальные участники ожидаемого маленьким привидением грандиозного и скабрезного шоу.
О том, как Самты Клаус и Компания взяли курс на Вездесущее Болото, и что встретилось им по пути. Вернее, кто.
Спасательный караван находился в пути уже вторые сутки. Настроение у путешественников было прескверное, за исключением идейного руководителя экспедиции, то есть доктора Самты Клауса. Хотя Самты и укачивало во время езды верхом на лихом Робине, все же он получал удовольствие. Потому, что мог командовать вволю громко и бестолково, и никто не привлекал его за это к уголовной ответственности. И еще потому, что остальные участники похода чувствовали себя куда хуже, чем Самты.
Надо признать, что местность, в которую судьба забросила добровольных спасателей по глупой инициативе Чака с пейсами, оказалась мало пригодной для комфортабельного путешествия. Да и откуда было знать сугубо городским людям о всех прелестях передвижения по глухим джунглям, к тому же без крупномасштабной карты? Под ногами у них кишмя кишели разнообразные вредные насекомые и ползучие гады. С лиан и деревьев тоже свешивались гады и сыпались насекомые. В противном душном воздухе летало еще больше насекомых, жужжащих и больно жалящих, оставалось только радоваться, что ползучие гады летать не могут. Да и сами лианы и деревья напоминали скорее колющие и режущие предметы, чем мирных представителей растительной флоры. Когда светило солнце, было жарко и потно. Когда шел тропический ливень – мокро и грязно. Сознаться в том, что путешествие оказалось зряшной затеей, и вернуться назад спасателям было стыдно. Идти вперед – неохота и очень чревато телесными травмами.
Кен и Ким потихоньку ворчали, но затеять драку опасались на виду у железной суковатой палки. Пит Херши вздыхал и думал про себя: что уж лучше делать двадцать отжиманий на пляже, чем погибать в джунглях на одних незрелых бананах. Чак с пейсами проклинал свой длинный язык и в утешение рисовал на встречных деревьях: «21 – всегда одно» розовым маркером. Робин Конфундус Гуд порой рыл ногой землю, взбрыкивал и получал тут же по шее, все время плакал о том, какой он Попадопулос, и что паек оказался вовсе не наркомовский, и даже не усиленный.
Напротив, мисс Авас стойко переносила трудности пути и вверенную ее попечению железную суковатую палку. Она вообще была примерной девочкой и отличницей в колледже, где до этого времени второй год изучала историю гренландского искусства. Мисс Авас шагала по джунглям и размышляла, что если бы сейчас ее видела дорогая мамочка, то осталась бы очень довольной своей послушной доченькой. Потому что эта доченька помогает прекрасному хромому доктору выполнять долг перед несчастными людьми, беспрекословно подчиняясь всем его приказаниям и угадывая каждое его желание, правда не всегда правильно.
Доктор Клаус ни о чем вообще не думал, а считал встречные деревья. Потому, как только число их достигло бы 12345, то тут же Самты объявил бы перекур и отдых. Это он сам так решил, а не кто-то умный ему подсказал.
– Все, привал, – объявил, наконец, Самты и лягнул изо всех сил лихого Робина: дескать, дубина ты этакая, спускай меня на землю! Не то, чтобы Самты досчитал до 12345, а только он сбился еще на середине, и почел за лучшее устроить отдых немедленно: – Ты, Пит, пошарь по окрестностям в смысле жратвы. Вы, Ким и Кен, разводите костер, но не как в прошлый раз, в смысле без помощи направленного взрыва. Ты, Кики, отгоняй мух и насекомых, в смысле от меня. А ты, Чак, спой что-нибудь, в смысле позитивной попсы.
– А я? – обиженно захныкал Робин, которому показалось, что его опять незаслуженно позабыли.
– А ты можешь свободно пастись, – милостиво и справедливо разрешил ему Самты. – В смысле гуляй по травке, но не лопай неспелую фрукту.
После раздачи общих идейных приказаний жизнь на привале потекла своим чередом. Ким и Кен натрясли из карманов пороху и с веселыми шутками-прибаутками подпалили шесть соток джунглей. Робин ковырял пальцем кокос. Чак во всю глотку пел колыбельную из репертуара Бритни Спирс. Кики колотила суковатой железной палкой по назойливым тарантулам и сколопендрам, а доктор Клаус пытался заснуть в этом бардаке, для удобства положив голову на муравейник. Идиллия продолжалась до тех пор, пока из джунглей с диким криком не выкатился колобком толстый Пит:
– Прохлаждаетесь? Ну-ну, прохлаждайтесь и дальше! – с торжествующим ехидством сообщил он и перестал выкатываться колобком. Заметим кстати, что на привале никто и не думал прохлаждаться ни ближе, ни дальше. Потому что в данной обстановке, созданной идейным руководителем, это вообще было невозможно.
– Ты толком говори, что стряслось? – Самты без энтузиазма поднял голову с муравейника и посмотрел на очумелую физиономию индейца.
– Я нашел люк! – гордо ответил ему Пит. – Там! Вдали за рекой! Где погасли огни!
– Какой еще люк? – насупился Самты, а Кики, угадав его желание, подала скоренько железную суковатую палку. – Ты не мудри, ты пальцем покажи.
– Люк как люк. Дыра в земле. А сверху крышка, как у кастрюли… Зачем же сразу бить? – заобижался Пит, но пальцем все же показал: – Во-он за теми стройными пузатыми баобабами. В аккурат возле осиного гнезда. Где зыбучие пески. Рядом, у сапного лошадиного кладбища.
– Так бы сразу и сказал, – недовольно проворчал Самты: палка в этот раз не понадобилась. – Идти лень. Но идти надо. Поглядеть, как там и чего.
Необыкновенный и ненормальный мозг доктора Клауса работал в правильном направлении. Если в земле есть люк, а у люка крышка, значит, внутри люка может быть нечто нужное и полезное, что собственно и требуется запирать крышкой от посторонних глаз. Стало быть, Самты нашел, что искал. Пришлось по-быстрому сворачивать лагерь и опять седлать беднягу Робина.
Путешественники скоро миновали зыбучие пески, где Робин Конфундус потерял свой кокос. Потом резво проскакали мимо осиного гнезда, опередив атакующий рой на добрые полверсты. Затем вернулись назад и без труда отыскали сапное кладбище по ядреному запаху хлорки. Наконец, спасатели достигли люка, который и впрямь оказался дырой в земле, закрытой обыкновенной кастрюльной крышкой. Беда заключалась лишь в том, что на крышке висел здоровенный кодовый, амбарный замок, весьма удручающего вида. На самой крышке зоркий глаз мог разглядеть аршинного размера надпись:
«Каждому бесплатно давать, харя треснет! На всех халявщиков не напасешься! Вход 2$! Подпись: Сэнд Муд, хозяин и ирландский террорист».
А дальше золотыми буквами: «Для тех, у кого есть 2$! Набери 1111 и заходи. Милости прошу!».
– У кого есть 2$? – уныло спросил Самты и заскучал. У него была только десятка и две фальшивые купюры по пять долларов.
Его подчиненные беспомощно развели руками, а Робин в знак отрицания громко заржал. Кен и Ким пошарили по карманам и наскребли на двоих несколько юаней, утаенных от китайской налоговой полиции. Это было все.
– Что же делать? – растеряно спросил Чак с пейсами, и подумал: а не спеть ли ему что-нибудь из репертуара Оззи Осборна, вдруг поможет?
– Н-да, просто так этот люк не открыть, – Самты ненадолго задумался. Прошло два часа. Наконец, он воскликнул: – Эврика!
– Чего? Чего? – не поняли хором его подчиненные спасатели.
– Эврика! Это в переводе с греческого означает: хватит морочиться по ерунде, а нужно решать проблему кардинально. У нас же есть пластид! Если мы не можем открыть люк по-честному за 2$, то, что нам мешает его взорвать?
– На этот счет инструкция ничего не говорит, – обрадовано согласились Кен и Ким, и на всякий случай еще раз прочитали надпись на кастрюльной крышке. О взрывах там и вправду ничего не говорилось, и это было особенно удивительно. Принимая во внимание, что инструкцию составлял ирландский террорист.
Спустя каких-нибудь несколько секунд ситуация и ландшафт возле сапного кладбища круто изменились. На ближайшем баобабе повисла оторванная кастрюльная крышка вместе с амбарным замком. Атакующий осиный рой заблудился в облаке едкой гари и вынужден был прекратить преследование. Ким и Кен лишились бровей и волос и теперь напоминали двух корейских фантомасов. А Самты, некстати получивший собственной палкой по собственному же лбу, извергал ругательства страшного и непечатного свойства. Поэтому печатать их мы не будем, а дадим лишь доступный цензурный перевод:
– Прежде чем, лупить изо всех сил по детонатору булыжником, порядочные люди предупреждают и считают хотя бы до десяти, чтобы дать возможность другим порядочным людям отойти подальше от опасного места! А тот, кто так не делает, – нехороший человек и вообще редиска!
Но ругательства страшного и непечатного свойства Самты поневоле пришлось прекратить, так как из подземного люка показалась лохматая нечесаная голова. А за ней и волосатая мужественная рука, сжимавшая угрожающих размеров «кольт» времен гражданской войны. Не нашей, американской.
– Я тебе покажу, как хулиганить, Вонючка ты этакая! – заорала лохматая голова, а мужественная рука вслед за тем несколько раз нажала на курок «кольта». С неба свалился убитый влет перелетный гусь.
Самты на всякий случай подобрал гуся, справедливо полагая, что вовремя подобранный гусь – это честно заработанный гусь. После чего доктор обратился к лохматой голове с бестактным вопросом:
– Чего орешь? Небось, не в пивной?!
Лохматая голова удивлено огляделась кругом. И, уразумев, что имеет дело вовсе не с пакостником Вонючкой, а с обычными человеческими существами, невесть откуда взявшимися, внезапно подобрела:
– Здорово парни! – и, заметив мисс Авас, добавила: – А так же их девчонки! Заходите, не стесняйтесь! Будьте, как дома! Но не забывайте, что в гостях!
– А как же 2$? – на всякий случай корыстно осведомился Самты.
Лохматая голова посмотрела с немым уважением вверх на баобаб и повисшую на нем кастрюльную крышку, и сказала:
– Какие счеты между своими! Кстати, парни, пластид какой марки?
– С-4! – хором ответили близнецы Кен и Ким. – У нас его много.
– Так чего же вы стоите? Милости прошу! – рука с револьвером сделал широкий приглашающий жест. – Как говорится, террорист террориста видит издалека.
– Мы не террористы, мы злостные неналогоплательщики! – возразили голове Ким и Кен.
– Это еще круче, парни! Между прочим, меня зовут Сэнд Муд. Я здешний станционный смотритель, – представилась лохматая голова.
– Смотритель чего? – не поняли путешественники. А Самты подальше от греха, то есть от террориста Муда, припрятал добытого гуся за спину.
– Четвертого энергоблока, парни! Это, я вам скажу, не конфетки с пряничками! Это, я вам скажу, ого-го какая ответственная работа! – похвастался лохматый и многозначительно помахал тяжелым «кольтом».
– А что такое четвертый энергоблок? – тоненьким голоском пропищала мисс Авас.
– Это, деточка, такая штука, которая идет по счету четвертой после третьей такой же, – не совсем понятно объяснил Сэнд Муд, почесал макушку револьверным дулом, и в сердцах заругался: – Все время пить хочет, зараза. Каждый божий день воду ведрами таскаю. Потому как, если уровень этой самой воды в нем упадет, то мы все ляжем. С концами. Прошу, прошу хоть завалящий насос, так нет! Зачем говорят, тебе насос, если мы четвертый энергоблок скоро совсем затопим! Пятый год, как говорят! И ни тебе насоса, ни тебе наводнения!
– Вы не переживайте так! – посочувствовала террористу мисс Авас. – А воды я вам натаскаю. Если, конечно, таскать недалеко.
– Недалеко, недалеко, деточка! – обрадовался лохматый. – Километра полтора. А ведро у меня хорошее, литров на двадцать, не меньше. Так что больше ста раз ходить не придется!
По нарядной, витой лесенке с бархатными перилами Самты и его спасатели спустились вниз, в гости к смотрителю Муду. Все, кроме сердобольной Кики, отправившейся с двадцатилитровым ведром за полтора километра к реке.
Внутри станции было роскошно. Посреди гостиной раскинулись два стола, с рулеткой и биллиардный. У стен стояли: красного дерева буфет в стиле Тюдоров, канапе на гнутых ножках времен второй Империи, секретер – бывшая собственность Людовика Шестнадцатого. А на самих стенах висели роскошные картины в золоченных рамах и с охранными печатями, на которых еще можно было разобрать оттиски «собственность государственного музея «Эрмитаж».
