Текст книги "Последняя граница. Дрейфующая станция «Зет»"
Автор книги: Алистер Маклин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)
– Может, радист погиб, – угрюмо возразил Ганзен. – Может, рация вышла из строя. Может, топливо для дизель-генератора сгорело. Все зависит от того, какой источник питания используется для рации.
– Дизель-генератор, – сказал я. – И у него были еще аварийные железно-никелевые аккумуляторы. Возможно, он их экономит, использует лишь в экстренных случаях. Имеется еще ручная динамка, но мощность ее невелика.
– Откуда тебе это известно? – спокойно спросил Ганзен. – Я имею в виду источники энергии.
– Наверно, читал где-то.
– Ах вот как, где-то читал. – Он бесстрастно взглянул на меня, затем снова принялся за чтение: – «Согласно сообщению из Москвы, самый мощный в мире атомный ледокол «Двина» около двадцати часов тому назад вышел из Мурманска и движется полным ходом к паковым льдам. Эксперты не ожидают положительных результатов, поскольку в это время года толщина льда увеличивается, образовалось сплошное ледяное поле, пробиться через которое вряд ли удастся даже «Двине». По-видимому, единственная, хотя и весьма слабая надежда спасти уцелевших на дрейфующей станции – это атомная субмарина «Дельфин». Но задача, стоящая перед нею, чрезвычайно трудна. Субмарине придется пройти в подводном положении несколько сотен миль под полярной ледовой шапкой. Ей будет весьма сложно пробиться на поверхность и отыскать уцелевших зимовщиков. Несомненно, что если какой-то корабль в мире и способен достичь цели, то это «Дельфин» – гордость атомного подводного флота США».
Ганзен умолк и с минуту читал про себя. Затем произнес:
– Вот, пожалуй, и все. Дальше рассказывается о «Дельфине». И еще автор несет чушь насчет того, будто экипаж лодки составляют лучшие моряки флота США.
Ролингс, похоже, был уязвлен последней фразой. Краснорожий «белый медведь», усмехнувшись, достал пачку сигарет и пустил по кругу. Потом, став снова серьезным, сказал:
– А что эти чудаки забыли на Северном полюсе?
– Это метеорологи, балда, – объяснил ему Ролингс. – Не слышал, что сказал лейтенант? Хотя ты таких слов не понимаешь, – съязвил он и снисходительно добавил: – Они погоду ловят, Забринский.
– И все равно они чудаки, – прогудел Забринский. – А зачем им это надо, лейтенант?
– Думаю, доктор Карпентер тебе лучше объяснит, – сухо ответил Ганзен, невесело глядя в окно на клубы снега, словно представляя себе обреченных людей на полярной льдине. – Пожалуй, ему об этом известно больше, чем мне.
– Кое-что известно, – подтвердил я. – В этой работе нет ничего таинственного или опасного... Синоптики в настоящее время считают, что Арктика и Антарктика – это две гигантские фабрики погоды. Именно там возникают процессы, влияющие на метеорологические условия в остальных частях обоих полушарий. Нам уже многое известно об Антарктике, но об Арктике мы не знаем практически ничего. Поэтому выбирается подходящая льдина, на нее доставляются сборные дома, их набивают до отказа специалистами и всякими приборами. Потом эта льдина дрейфует в полярных широтах пол года или около того. Ваши земляки создали две или три такие станции, а русские и того больше. Десяток, самое малое, причем почти все они расположены в Восточно-Сибирском море.
– А как устраивают эти лагеря, док? – спросил Ролингс.
– По-разному. Янки предпочитают делать это зимой, когда ледяные поля достаточно прочны для посадки на них самолетов. Какой-нибудь экипаж вылетает, скажем, с мыса Барроу на Аляске и совершает облет паковых льдов до тех пор, пока не находит подходящую льдину. Даже в том случае, если это несколько льдин, превратившихся на холоде в сплошную глыбу, специалист запросто определит, какая из льдин достаточно прочна, чтобы выдержать оттепель. Потом на нее доставляют разборные дома, снаряжение, продовольствие, людей, и станция готова.
Русские предпочитают делать это летом, доставляя оборудование и людей на судне. Обычно они используют атомный ледокол «Ленин». Он углубляется в ослабшие ледяные поля, выгружает на льдину всех и все, что нужно, и до наступления холодов убирается восвояси. Именно таким способом мы и создали дрейфующую станцию «Зет». Свою единственную станцию в Арктике. Русские разрешили нам использовать атомоход «Ленин». Когда речь идет о метеорологических наблюдениях, все страны готовы помогать друг другу, ведь метеосводки нужны каждому. Они доставили нас в район паковых льдов севернее Земли Франца-Иосифа. Наша станция переместилась на значительное расстояние, ведь льды медленно дрейфуют на запад. В данный момент льдина примерно в четырехстах милях севернее Шпицбергена.
– И все равно у них не все дома, – заметил Забринский. Помолчав несколько мгновений, он задумчиво взглянул на меня: – Вы что, в британском флоте лямку тянете, док?
– Вы уж простите его за невоспитанность, доктор Карпентер, – холодно заметил Ролингс. – Так уж у него жизнь сложилась. Насколько мне известно, он уроженец трущоб Бронкса.
– Я не хотел вас обидеть, док, – добродушно проговорил Забринский. – В королевском флоте служите?
– Откомандирован, я бы сказал.
– Сразу видно, – кивнул Ролингс. – А что это вас так в Арктику тянет, док? Там не очень жарко, могу вас заверить.
– А потому что людям на дрейфующей станции «Зет» может понадобиться срочная медицинская помощь. Тем, кто остался в живых, конечно.
– У нас свой медик есть. И он знает свое дело. Это вам не клистирная трубка со стетоскопом. Так о нашем костоправе пациенты отзываются.
– Он не костоправ, а врач, грубиян ты этакий, – назидательно проговорил Забринский.
– Я это и имел в виду, – стал оправдываться Ролингс. – Вырвалось. Ведь не каждый день с образованными людьми приходится разговаривать. Я хотел сказать, что у нас на субмарине с медобслуживанием все в порядке.
– Не сомневаюсь, – улыбнулся я, – но у оставшихся в живых на льдине могут быть обморожены конечности. Может, и до гангрены дошло. А я специалист по этой части.
– Да неужто? – посмотрел на дно своей кружки Ролингс. – Когда это вы успели им заделаться?
Оторвав взгляд от окна, за которым сгущались сумерки, Ганзен миролюбиво заметил:
– Доктор Карпентер не подсудимый, а ты не прокурор, так что изволь заткнуться.
Такое панибратство между офицерами и их подчиненными, эта взаимная подначка, казавшаяся на первый взгляд фамильярностью, было для меня непривычным, хотя и знакомым явлением. Именно такие отношения устанавливаются среди членов экипажей бомбардировщиков, где каждый чувствует себя нужным и зависящим от своих товарищей. А мнимая недисциплинированность – это признак вовсе не распущенности, а спаянности, где всякий ценится не только как мастер своего дела, но и как личность. Кроме того, я понимал, что поведение моряков обусловлено определенными, хотя и неписаными правилами. Хотя на первый взгляд Ролингс и Забринский относились без должного почтения к лейтенанту Ганзену, существовала невидимая черта, которую ни тот, ни другой были не вправе переступить. Что же касается Ганзена, то, обращаясь к своим подчиненным, он старательно избегал изображать из себя большое начальство. И все-таки сразу было понятно, кто тут верховодит.
Перестав меня допрашивать, Ролингс и Забринский принялись бранить Шотландию вообще и Холи-Лох в частности, находя залив непригодным в качестве базы для подводных лодок. В это время мимо окон кафе промчался джип, пронзивший снопами света снежную круговерть. Умолкнув на полуслове, Ролингс вскочил, затем медленно опустился на стул.
– Час от часу не легче, – заявил он.
– Заметил, кто это? – спросил Ганзен.
– Энди-ковбой, кто же еще.
– Я этого не слышал, Ролингс, – ледяным тоном оборвал его лейтенант.
– Вице-адмирал ВМС США Джон Гарви, сэр.
– Энди-ковбой, скажет тоже, – усмехнулся Ганзен, посмотрев на меня. – Адмирал Гарви. Командующий военно-морскими силами США, входящими в состав вооруженных сил НАТО. Действительно, это очень любопытно. Что ему тут понадобилось?
– Третья мировая война разразилась, – сострил Ролингс. – Адмиралу впору пить свой мартини, а он вздумал...
– Он случайно не с вами прилетел из Ренфру на «птеродактиле»? – пристально взглянул на меня Ганзен.
– Нет.
– А вы с ним, случайно, не знакомы?
– Впервые слышу его имя.
– Дело тут нечистое, – буркнул под нос Ганзен.
Прошло несколько минут. Лейтенант и его подчиненные безуспешно пытались установить, зачем сюда пожаловал адмирал. В этот момент открылась дверь и в помещение ворвался снежный вихрь. К столику, за которым мы сидели, подошел моряк в синей куртке:
– Я от командира, лейтенант. Он просит доставить доктора Карпентера к нему в каюту.
Кивнув, Ганзен поднялся и первым вышел из здания. Пурга начала стихать. Стемнело, несшийся с севера студеный ветер хлестал в лицо. У ближайшего трапа лейтенант остановился, подождав, пока члены экипажа и рабочие верфи, на фоне залитого светом снега похожие на призраков, опустят в носовой люк торпеду. Потом направился к кормовому трапу. Мы стали спускаться следом за ним.
– Осторожней, док. Тут скользко, – предупредил меня снизу Ганзен.
Так оно и оказалось. Мне не хотелось очутиться в ледяной воде залива, и я постарался не упасть. Миновав брезентовый тамбур перед кормовым люком, по крутому трапу мы спустились вниз и очутились в сверкающем чистотой машинном отсеке, битком набитом выкрашенными в шаровый цвет механизмами, панелями приборов и освещенном лампами дневного света.
– А почему глаза мне не завязали, лейтенант? – по-интересовался я.
– Зачем? – усмехнулся офицер. – Если ты свой человек, это ни к чему. Если чужой – тоже ни к чему. Никому рассказать об увиденном не сумеешь: ведь ближайшие несколько лет тебе придется смотреть на свет сквозь решетку.
Доводы были убедительными. Я пошел следом за Ганзеном, неслышно ступая по черному резиновому настилу мимо огромных механизмов, в которых я без труда узнал электроэнергетические турбогенераторные установки. Снова ряды приборов, дверь, затем тридцатифутовый узкий проход. Когда я шел по коридору, то ощущал, как вибрирует под ногами палуба. Где-то поблизости должен находиться реакторный отсек субмарины. В палубе коридора я заметил тяжелые круглые крышки. Они, очевидно, закрывали люки для осмотра реактора.
В конце коридора мы уперлись в прочную, надежно задраенную дверь. Открыв ее, попали в центральный пост. Слева находилась радиорубка, направо – целая батарея механизмов и панелей, неизвестно для чего предназначенных, впереди – большой стол для прокладки курса. За ним, в центре помещения, располагались кожухи выдвижных устройств, дальше – перископная рубка со спаренным перископом. Центральный пост был в два раза больше КП любой дизельной подводной лодки; и все же каждый квадратный дюйм пространства был занят каким– нибудь хитроумным механизмом или устройством. Не было видно даже подволока: над головой, повсюду, куда хватал взгляд, проходили переплетения всевозможных кабелей и трубопроводы.
Левая передняя часть центрального поста ничем не отличалась от пульта управления современного многомоторного реактивного лайнера. Я заметил две колонки управления, какие мы видим в самолетах, а напротив них – ряды калиброванных шкал, защищенных козырьками. Перед колонками два мягких кожаных кресла, снабженных ремнями безопасности. Какую же тряску приходится переносить подводному крейсеру, если операторы вынуждены пристегиваться?
Напротив площадки с приборами управления, через проход, находилась вторая рубка. Каково ее предназначение, я так и не понял. Ганзен, торопливо шагавший по коридору, внезапно остановился у первой налево двери и постучался. Дверь открыл капитан третьего ранга Суонсон.
– А, это вы. Простите, что заставили вас ждать, доктор Карпентер. В шесть тридцать отплываем, Джон, – обратился командир к Ганзену. – Успеешь подготовиться к походу?
– Смотря как пойдет погрузка торпед, командир.
– Берем только шесть штук.
Старпом удивленно поднял брови, но промолчал.
– Зарядить торпедные аппараты? – поинтересовался он.
– Нет, пусть разместят их на стеллажах. Необходимо произвести кое-какие профилактические работы.
– Запасных не будем брать?
– Не будем.
Кивнув, Ганзен вышел. Суонсон пригласил меня в каюту и закрыл за собой дверь.
Командирская каюта была лишь немногим просторнее телефонной будки. Складная койка, утапливаемый в переборку умывальник, небольшой письменный стол, складной стул, рундук, над койкой – репитеры приборов. И все. Если бы вам вздумалось станцевать здесь твист, то, не удаляясь от центра каюты, вы получили бы переломы сразу в десятке мест.
– Доктор Карпентер, – проговорил Суонсон, – хочу познакомить вас с адмиралом Гарви, командующим военно-морскими силами США, входящими в НАТО.
Поставив на стол стакан, адмирал поднялся с единственного стула и протянул мне руку. Когда Гарви встал и я увидел его «кавалерийские» ноги, то понял, почему он получил прозвище Энди-ковбой. Как и Ганзену, мне проще было представить его на ранчо, чем на корабле. Высокого роста, с обветренным лицом, светлыми волосами и такими же бровями, с прыгающими в голубых глазах искорками смеха – в адмирале было нечто такое, что роднит всех флотоводцев мира независимо от их расовой или национальной принадлежности.
– Рад познакомиться, доктор Карпентер. Прошу извинить нас за то, что были э... недостаточно гостеприимны. Но командир Суонсон действовал согласно инструкции. Его люди позаботились о вас?
– Даже разрешили угостить их чашкой кофе.
– Этим подводникам палец в рот не клади, – усмехнулся адмирал. – Боюсь, что традиционное американское гостеприимство поставлено под сомнение. Хотите виски, доктор Карпентер?
– А я полагал, что на американских кораблях спиртного не держат.
– Конечно, мой мальчик. Разве что для медицинских целей. Это из моих собственных запасов. – Достав из кармана объемистую фляжку, адмирал потянулся за стопкой. – Прежде чем отправиться в отдаленные районы горной Шотландии, благоразумные люди принимают необходимые меры предосторожности. Прошу простить меня, доктор Карпентер, вчера вечером я встречался в Лондоне с вашим адмиралом Хьюсоном. Хотел прибыть сюда утром, чтобы уговорить коммандера Суонсона захватить вас с собой, но задержался.
– Уговорить, сэр?
– Да, уговорить, – вздохнул адмирал. – Командиры наших атомных субмарин, доктор Карпентер, – народ капризный. К кораблям под их началом они относятся как к своей личной собственности. Можно подумать, что они крупные держатели акций кораблестроительной компании, которая клепает эти лодки. – Подняв стопку, он проговорил: – Желаю удачи командиру и вам, доктор. Надеюсь, вам удастся отыскать этих бедняг. Боюсь, это ничуть не проще, чем найти иголку в стогу сена.
– Думаю, мы их найдем, сэр. Вернее, коммандер Суонсон найдет.
– Почему вы так уверены? – произнес, растягивая слоги, адмирал. – Это что, интуиция?
– Можно и так сказать.
Опустив стопку, Гарви изучающе посмотрел на меня:
– Адмирал Хьюсон не сказал мне о вас ничего определенного. Кто вы такой, Карпентер?
– Разве он не объяснил вам, адмирал? Я обыкновенный доктор, откомандированный на флот...
– Вы военно-морской врач?
– Не вполне. Я...
– Вы штатский?
Я кивнул. Адмирал и Суонсон многозначительно переглянулись. Если они и были счастливы оттого, что на борту новейшей атомной подводной лодки очутился не просто иностранец, но еще и «штафирка», то умело скрывали это от меня.
– Продолжайте, – произнес адмирал Гарви.
– Это все. По заданию флотских властей я исследую влияние внешних факторов на здоровье людей. Как воздействуют экстремальные климатические условия на человека, работающего в Арктике или в тропиках, как переносит тот или иной человек невесомость или перепады давления при экстренном выходе из подводной лодки на поверхность. Главным образом...
– Из подводной лодки... – повторил адмирал. – А вы раньше бывали на подводных лодках, доктор Карпентер? Участвовали в боевых походах?
– Приходилось. Правда, выход на поверхность в искусственно созданных условиях – это совсем не то.
Адмирал и командир субмарины, видно, вовсе пали духом. Мало того, что на борту корабля иностранец. Он еще и шпак. Хуже того, кое-что кумекает в устройстве подводных лодок. Я прекрасно понимал их состояние. На их месте я бы чувствовал себя не лучше.
– Почему вас интересует дрейфующая станция «Зет», доктор Карпентер? – спросил меня в лоб адмирал Гарви.
– Я получил задание от адмиралтейства.
– Понятно, понятно, – устало протянул Гарви. – Адмирал Хьюсон мне уже говорил. Но почему выбрали именно вас, Карпентер?
– Я знаком с Арктикой, сэр. Считаюсь специалистом по лечению лиц, подвергшихся длительному переохлаждению и имеющих обмороженные конечности и гангренозные раны. Могу оказаться полезным при таких обстоятельствах, при каких от корабельного врача не будет никакого проку.
– В считанные часы я могу вызвать сюда полдесятка лучших флотских специалистов, – спокойно парировал адмирал. – Причем военнослужащих. Это не объяснение, Карпентер.
Отбиваться становилось все труднее, но я продолжал упорствовать.
– Мне знакома дрейфующая станция «Зет». Я участвовал в выборе места для нее и создании лагеря. Начальник лагеря – майор Холлиуэлл – мой старинный и закадычный друг. – То, что я сказал, было лишь наполовину правдой, но вдаваться в подробности было некогда.
– Так, так, – задумчиво проговорил Гарви. – И вы станете по-прежнему утверждать, что вы рядовой врач?
– В мои обязанности входит многое.
– Вот именно. Если вы, Карпентер, обыкновенный костоправ, то как вы объясните вот это? – С этими словами адмирал протянул мне листок бумаги. – Это радиограмма в ответ на запрос о вас, направленный Суонсоном в Вашингтон.
Я взглянул на текст шифровки:
«Личность доктора Нила Карпентера удостоверена. Он вправе пользоваться полным, повторяю, полным вашим доверием. Необходимо оказывать ему всяческую поддержку и выполнять все его указания, кроме тех, которые могут угрожать безопасности вашего корабля или жизни членов его экипажа».
Шифровка была подписана начальником штаба флота.
– Очень любезно со стороны начальника штаба, – сказал я, возвращая адмиралу листок. – Раз у вас есть такая характеристика на меня, то что же вас не устраивает?
– Не устраивает, и все, – внушительно отвечал адмирал. – В конечном счете ответственность за безопасность «Дельфина» возложена на меня. Эта шифровка дает вам право действовать по вашему усмотрению и заставлять командира субмарины действовать вопреки его суждениям. Допустить подобное я не желаю.
– Ваше желание или нежелание оставьте при себе. У вас есть приказ. Извольте ему подчиниться.
Адмирал меня не ударил. Даже бровью не повел. Он вовсе не был уязвлен тем, что его не посвятили в причины моего таинственного появления на корабле. Старого моряка заботило одно – безопасность подводного крейсера.
– Если я сочту, что гораздо важнее сохранить «Дельфин» как боевую единицу, чем носиться сломя голову по Северному Ледовитому океану, или выясню, что вы представляете опасность для корабля, то отменю приказ начальника штаба ВМФ. Я тут командую флотом. Так что распоряжение это меня не устраивает, – заявил Гарви.
Ну и попал я в переплет. Адмирал не шутит. Он не побоится ответственности, если сочтет, что прав. Я смотрел на моряков изучающим взглядом, лихорадочно придумывая историю, которая устроила бы их обоих. После некоторого размышления я понизил голос до шепота и спросил:
– Эта дверь звуконепроницаема?
– Более или менее, – ответил тоже шепотом Суонсон.
– Не стану вас обижать, заставляя присягать, что не станете разглашать сведения, которые я вам сообщу, – заявил я тихим голосом. – Но имейте в виду, я отвечаю на ваш вопрос, будучи вынужден это сделать по настоянию адмирала Гарви, который грозится снять меня с корабля, если не буду потакать ему.
– Осложнений не будет, – заявил Гарви.
– А вы почем знаете? Хотя это не имеет никакого значения. Дело в том, джентльмены, что дрейфующая станция «Зет» официально зарегистрирована как метеостанция министерства авиации. Она действительно принадлежит министерству авиации, но в числе ее сотрудников всего два синоптика.
Наполнив мой стакан вновь, адмирал, ни слова не говоря, пододвинул его мне. Старый разбойник умел находить общий язык с людьми.
– Зато на станции уйма специалистов по части радиолокации, наблюдения и съемки в инфракрасных лучах и самым современным компьютерам, – продолжал я. – Нам теперь известна последовательность сигналов, используемых русскими при запуске ракет. На станции «Зет» установлена гигантская тарельчатая антенна, с помощью которой можно в считанные секунды обнаружить и усилить такие сигналы. Затем с помощью «Лорана»определяется пеленг на источник сигнала, и через три минуты после запуска ракеты рассчитываются высота, скорость и направление полета. Причем с ничтожной погрешностью и, естественно, с помощью компьютеров. Минуту спустя информацию получают все посты противоракетной обороны США от Аляски до Гренландии. Еще минута, и в воздух поднимаются самонаводящиеся противоракеты, которые собьют русские ракеты над Арктикой, не причинив никому вреда. Если взглянете на карту, то увидите, что станция «Зет» расположена в двух шагах от стартовых площадок русских ракет и на несколько сотен миль ближе к ним, чем нынешняя линия ДРО – дальнего раннего оповещения. Можно сказать, благодаря ей линия ДРО – вчерашний день.
– Я в этом не разбираюсь, – невозмутимо ответил адмирал. – В первый раз слышу о подобных вещах.
Ничего удивительного. Я сам придумал эту байку минуту назад. Любопытно, какова будет реакция Суонсона, когда мы попадем на станцию «Зет»? Если только попадем. Ничего, как-нибудь выкручусь, лишь бы добраться до нее.
– Кроме личного состава станции, – продолжал я, – во всем мире не найдется и пяти человек, которые догадывались бы, что там происходит. Теперь это знаете и вы. Вы понимаете, как важно для свободного мира, чтобы эта станция продолжала функционировать. Если с ней что-то произошло, необходимо как можно раньше выяснить, что именно, и возобновить ее работу.
– Я по-прежнему утверждаю, что вы не простой доктор, – улыбнулся Гарви. – Коммандер Суонсон, когда вы сможете выйти?
– Как только закончим погрузку торпед и примем на борт дополнительное количество продовольствия и теплой одежды, сэр.
– Как? А вы же собирались произвести погружение с целью проверки дифферентовки корабля. Ведь отсутствие торпед в носовых аппаратах даст себя знать.
– Я так и собирался сделать, пока не услышал рапорт доктора Карпентера. А теперь мне и самому не терпится выйти в море. Выясню, нужна ли срочная дифферентовка. Если нет, нужные работы проведем во время похода.
– Поступайте как знаете, – согласился адмирал. – Я пожертвовал бы двумя последними коренными зубами, командир, лишь бы пойти с вами. Кстати, а куда вы пристроите доктора Карпентера?
– В каюту старпома и инженера-механика, – ответил Суонсон и улыбнулся мне. – Я уже велел отнести туда ваш чемодан.
– Трудно было открыть замок? – полюбопытствовал я.
– Впервые вижу такой мудреный замок, – признался офицер, чуть покраснев. – Именно это обстоятельство и тот факт, что нам с адмиралом не удалось его открыть, и вызвали наше недоверие к вам. Мы должны кое-что обсудить с адмиралом, поэтому я провожу вас до каюты. Ужин в восемь.
– Спасибо, обойдусь без ужина.
– На борту «Дельфина» не укачивает, смею вас заверить, – улыбнулся Суонсон.
– Лучше лягу спать. Я почти трое суток не спал – в пути вот уже пятьдесят часов.
– Ничего себе путешествие, – снова улыбнулся коммандер. Казалось, с губ его никогда не сходит улыбка, но тот, кто решил бы ей поверить, остался бы в дураках. – А где вы были пятьдесят часов назад, доктор?
– В Антарктике.
Адмирал Гарви как-то странно взглянул на меня, но ничего не сказал.
Глава 2
Хотя спал я долго, сон не освежил меня. Часы показывали половину десятого. Но не вечера, а утра. Выходит, я спал пятнадцать часов кряду.
В каюте было темно. Поднявшись, я на ощупь отыскал выключатель и оглянулся. Ни Ганзена, ни инженера-механика в каюте не было. Они, должно быть, пришли, когда я уснул, а ушли прежде, чем проснулся. Оглядевшись, я прислушался, но ничего не услышал. Кругом царила полная тишина, ничто не указывало на то, что корабль движется. У меня было такое ощущение, словно я в собственной спальне. Что же произошло? В чем задержка? Накануне я готов был поклясться, что Суонсон разделяет мое нетерпение.
Наскоро ополоснувшись над раковиной, выдвигающейся из стенки, я решил, что бриться не стоит, и, надев сорочку, брюки и туфли, вышел. В паре метров по правому борту я увидел открытую дверь и вошел. Несомненно, это была кают-компания. В ней сидел какой-то офицер и завтракал. Перед ним стояла огромная тарелка с бифштексами, яичницей и жареным картофелем. Время от времени заглядывая в журнал, офицер неторопливо жевал, явно наслаждаясь жизнью. Он был примерно моего возраста, крупный, несколько грузный. Впоследствии я убедился, что он ничем не отличался от остальных членов экипажа, которые много ели и мало трудились. У офицера были коротко подстриженные черные волосы с проседью на висках и приветливое умное лицо. При моем появлении он поднялся и протянул руку:
– Должно быть, доктор Карпентер? Добро пожаловать в кают-компанию. Я Бенсон. Садитесь, садитесь.
Что-то пробормотав в ответ, я спросил:
– В чем дело? Что произошло? Почему мы стоим?
– Ну что за люди? – покачал головой Бенсон. – Все куда-то спешат, спешат... А что толку от их спешки? Хочу сказать...
– Прошу прощения, но мне нужно увидеться с командиром. – Я повернулся, чтобы выйти, но мой собеседник положил мне на плечо руку:
– Успокойтесь, доктор Карпентер. Мы плывем. Присаживайтесь.
– Плывем? В надводном положении? Но я ничего не ощущаю.
– Ничего удивительного. Мы на глубине трехсот футов. Возможно, четырехсот. Я в такие детали не вдаюсь, – сказал моряк, махнув рукой. – Пусть у технарей голова болит.
– У технарей?
– Я имею в виду командира, стармеха и прочих специалистов, – произнес брюнет, сделав широкий жест, обозначавший, что весь этот люд его мало интересует. – Проголодались?
– Клайд прошли?
– Если вы считаете, что Клайд тянется аж до севера Шотландии, то да, прошли.
– Не понял юмора.
– Во время последней обсервации мы находились в Норвежском море, – усмехнулся мой собеседник. – Примерно на широте Бергена.
– У нас еще только вторник? – спросил я с глупым видом.
– Еще только вторник, – добродушно засмеялся брюнет. – Если на основании этих данных определите, с какой скоростью мы идем последние пятнадцать часов, открытие держите при себе. – Откинувшись на спинку стула, он крикнул: – Генри!
Из буфетной вышел стюард в белой куртке. Это был высокий худой негр с вытянутым, как у страдающего диспепсией спаниеля, лицом. Взглянув на Бенсона, он многозначительно спросил:
– Еще тарелку жареного картофеля, док?
– Ты прекрасно знаешь, что больше одной тарелки этого перенасыщенного углеводами продукта я не употребляю, – с достоинством ответил Бенсон. – Во всяком случае, на завтрак. Генри, это доктор Карпентер.
– Здрасьте, – вежливо произнес Генри.
– Подай гостю завтрак, Генри, – попросил Бенсон. – Имей в виду, что доктор Карпентер – британец. Нельзя, чтобы он подумал, будто в американском флоте туго с кормежкой.
– Если кто-то из экипажа и недоволен питанием, ему до сих пор удавалось это скрывать, – с мрачным видом ответил Генри. – Завтрак. Соорудим. Сию минуту.
– Ради Бога, не надо ничего сооружать, – сказал я. – У нас, гнилых британцев, есть свои предрассудки. Мы никогда не едим по утрам жареного картофеля.
Кивнув, стюард вышел.
– Насколько я понимаю, вы – доктор Бенсон, – догадался я.
– Здешний лекарь, – подтвердил он. – Тот самый, в чьей профессиональной компетентности усомнились, прислав на корабль конкурента.
– Я здесь только пассажир. Конкурировать с вами не намерен, уверяю вас.
– Знаю, знаю, – произнес Бенсон поспешно. Чересчур поспешно. Не иначе Суонсон постарался объяснить офицерам, чтобы они не слишком досаждали мне. Я снова представил себе, что скажет командир субмарины, когда, очутившись на льдине, убедится, что я наврал ему с три короба. По-прежнему улыбаясь, Бенсон продолжил: – Тут и одному-то доктору делать нечего, а двум и подавно.
– Так вы, следовательно, не очень переутомились? – спросил я, хотя ответ был мне известен заранее: чересчур уж медленно Бенсон жевал.
– Какое там переутомился! Хоть бы кто-нибудь зашел ко мне в лазарет за целый день. Приходят лишь по утрам после захода в порт, на головные боли жалуются. Моя основная работа заключается в том, чтобы наблюдать за радиационной безопасностью и чистотой воздуха. На старых дизельных лодках уже после нескольких часов пребывания под водой становилось невозможно дышать. Теперь же, если это необходимо, мы можем находиться в подводном положении месяцами... – Бенсон усмехнулся. – Работа – не бей лежачего. У каждого члена экипажа есть дозиметр; кроме того, время от времени мы определяем полученную им суммарную дозу радиации по пленочному дозиметру. Обычно она меньше той, какую вы получаете на пляже в не слишком жаркий день.
Что касается качества воздуха, с этим обстоит еще проще. Единственно, с чем нам приходится сталкиваться, – это наличие в судовой атмосфере окиси углерода и углекислоты. На борту имеется очистительная установка, с помощью которой выделяемая при дыхании углекислота выкачивается в море. Наличие окиси углерода можно было бы устранить почти полностью, запретив курение. Но бунт среди членов экипажа на глубине трехсот футов нам ни к чему, поэтому данное соединение сжигается с помощью специального устройства и тоже выводится за борт. Но даже и с этим нет проблем: у меня есть толковый механик, который обслуживает эти механизмы. – Мой собеседник вздохнул. – У меня такая хирургическая палата, что вы ахнете, доктор Карпентер. Операционный стол, зубоврачебное кресло, всяческие современные приспособления. Но самым тяжелым больным, какого мне довелось лечить, был кок, который обжег себе сигаретой пальцы, уснув во время одной из моих лекций.
– Лекций?
– Должен же я чем-то заниматься, чтобы не свихнуться от безделья. Часа два в день я изучаю новейшие публикации, имеющие какое-то отношение к медицине. Но какой из этого прок, если ты не имеешь возможности применить полученные знания на практике? Поэтому я и выступаю с лекциями. Рассказываю морячкам о тех местах, где нам предстоит побывать, – это всем интересно. Я выступаю с лекциями о проблемах здоровья и гигиены, некоторые матросы их посещают. Я предупреждаю ребят об опасности переедания и отсутствия моциона, но на мои слова никто не обращает внимания. Я и сам-то себя не слушаю. Именно во время такого выступления и обжег себе пальцы кок. Вот почему наш друг Генри так критически настроен к человеку, который учит моряков воздержанию, а сам занимается чревоугодием. Сам он ест ничуть не меньше любого из нас, но не в коня корм – все такой же худой. А уверяет, будто сидит на диете.
