Текст книги "114 баллов (СИ)"
Автор книги: Алиса Васильева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
– Я видел эти чертовы ящики с листовками и взрывчаткой у нас на складе. Я не знал, что в них, но я их видел. Как и многие из вас. Я мог спасти Татьяне жизнь, но я ничего не сделал. Я позволил Пику убить ее, хотя мог это предотвратить. Как и любой из нас.
Вот теперь точно все. Я сошел со сцены и в полной тишине прошел по проходу к двери. Зал у нас немаленький, так что шел я долго. И все это время вокруг висела абсолютная тишина. Я физически чувствовал на себе взгляды всех присутствующих. Я боялся, что если обернусь, то увижу, как меня продолжают транслировать на большом экране.
Я практически сбежал, метнувшись из зала прямиком на проходную. Мне опять хотелось закрыться в своей квартире и никого-никого не видеть.
И я всерьез обдумывал, а не перевестись ли мне со склада куда-нибудь? Подальше от затей Константина и Май. И просто работать, как раньше. И не знать ничего о «Голосе», актах устрашения и ошибках Триумвирата. Вот только, похоже, нигде теперь от всего этого не спрячешься.
Я попробовал позвонить Камиле. И еще раз пять. Она не ответила и не перезвонила.
Стоит ли говорить, что назавтра я в очередной раз стал героем дня?
Я увидел свою рожу в газетах еще при входе в метро. Прямо на титульном листе с обещанием большой статьи на развороте. Как из моей двухминутной речи можно сделать такую огромную статью? Читать это совершенно не хотелось. Я надел капюшон толстовки и забился в угол вагона.
На «Треугольнике», само собой, спрятаться не получилось. Там меня все узнавали, даже в капюшоне. И пока я рассматривал ту гору игрушек, цветов и свечек, которая, несмотря на ранний час, уже выросла под картиной Татьяны, не меньше дюжины человек подошли ко мне, чтобы выразить сочувствие или сообщить мне, что они со мной. Где со мной? Или мы что, куда-то идем? Да не звал я никого и никуда. Самому бы понять, куда меня несет.
Вот как у Константина это получается? Вроде бы и действую, и говорю сам, но всегда выходит так, как запланировал он.
К счастью, работы было много, вчерашний день нам аукнулся. Я носился между терминалами и ангарами, пытаясь восстановить нормальный режим. Что особо напрягало, мои коллеги воспринимали мое появление с каким-то болезненным энтузиазмом. Это, конечно, радует, когда твои указания выполняют быстро и толково, но можно как-нибудь без всех этих многозначительных взглядов, кивков и попыток хлопнуть меня по спине? Еще пару дней – и у меня на спине появятся два горба, как у верблюда.
Я злился, кипел, но молчал. Да и что я мог сказать? Будьте любезны, перестаньте быть такими любезными?
К моему огромному облегчению, сегодня я Константину не понадобился. Похоже, его вообще большую часть дня не было на складе.
Когда я покидал «Треугольник» на три часа позже окончания смены, цветы под картиной занимали уже всю проходную. И откуда-то появилась фотография Татьяны, ее повесили рядом.
Это все правильно, конечно, но почему у меня появилось ощущение, словно я в театре? От странных мыслей меня отвлекло появление на проходной новых людей. Прибывала ночная смена. Краем глаза я заметил знакомую фигуру – болотного цвета комбинезон, короткие светлые волосы. Надо же. За столько лет я ни разу не столкнулся с Франческой – и на тебе.
Людей за вертушкой было уже достаточно много, и она, похоже, меня не заметила.
Я совершенно ничего не планировал, просто поддался какому-то спонтанному импульсу – ноги сами понесли меня за Франческой.
Теоретически я представлял себе, что работники теплиц едут от проходной до своего комплекса на автобусах, но впервые оказался у их выхода. Несколько обычных автобусов, какие развозят пассажиров и по городу, стояли вереницей с открытыми дверями. «Теплицы 1», «Теплицы 2» – прочитал я таблички на ближайших из них. Франческа вошла во второй.
Чувствуя себя идиотом, я последовал за ней. Правда, предпочел воспользоваться другой дверью, чтобы не столкнуться нос к носу с Фандбир. Это оказалось излишним – Франческа заняла место у окна и совершенно не интересовалась другими пассажирами, которых набралось не больше дюжины.
Всю дорогу до теплиц я думал, зачем я вообще влез в этот автобус. Поговорить с Франческой? Но о чем? О том, что я знаю о ее роли в «Голосе»? И что? Никаких доказательств у меня нет, их нет даже у Безопасности. Что я ей скажу?
Самым правильным было бы остаться в автобусе и вернуться на нем же на проходную. Но я все-таки вышел у теплиц.
Тут все было не так, как на складе. Люди тонкими ручейками сразу разошлись в разные стороны к многочисленным непонятным мне постройкам. Я последовал за Франческой, и уже скоро передо мной осталась только ее фигура. Мы шли к одинокому высокому зданию, когда вдруг Франческа обернулась. Несмотря на сумерки, она меня сразу узнала.
– Ты по работе или по поводу взрыва? – спросила она вместо приветствия.
Ну вот и начали разговор. А я-то все никак не мог придумать, что бы такое сформулировать.
Кричать не хотелось, и я подошел ближе. Франческа теперь стояла в паре метров от меня.
– Я знаю, что это ты все затеяла, – сказал я.
– Что затеяла?
– Этот «Голос» и взрыв. Вообще все.
– Ты ошибаешься. Я тут ни при чем.
И все. Никаких оправданий. «Ты ошибаешься» – и точка. И что теперь? Что еще я могу сказать?
– Пик сам не решился бы на такое, да и не додумался бы. Это была твоя идея с нитроглицерином, – выдал я свой единственный довод.
Франческа поморщилась. Она присела и, запустив пальцы в рыхлую почву, подняла ком земли.
– На, держи доказательство моей непричастности, – девушка протянула мне руку.
Я непроизвольно протянул руку в ответ и получил полную ладонь этой самой грязи. Я сжал пальцы, но ничего, кроме земли, у меня в руке не было.
– Что это? – спросил я.
– Перевозить тринитроглицерин – это не отвага, это глупость. Он взрывается от малейшего удара. Но чтобы его стабилизировать, достаточно просто добавить в него земли, которой, как видишь, тут в достатке. При этом взрывчатые свойства он сохранит. Так что я в этом идиотизме не участвовала.
– Что, правда? – только и смог спросить я.
– Правда, Скрам. И с «Голосом» то же самое. Нашему строю не помогут реформы, Город увяз в Доктрине, как в болоте. Для того чтобы началось искусственно остановленное развитие, нашему обществу нужно шоковое потрясение. Так что бредовые идеи «Голоса» я тоже не поддерживаю. Они опасны и бесполезны, как и их нитроглицерин. В них тоже стоит добавить немного грязи.
Голос Франчески был ровным и спокойным.
Я ей сразу поверил. Но как же? Ведь этого просто не может быть! Не могли же Пик и Нелл сами все это придумать? Или могли? Мысли у меня в голове перемешались.
– Извини, мне нужно работать. Так что если ты больше ничего не хочешь обсудить, то я пойду.
Я понял, что она сейчас уйдет. А я так ничего и не узнал.
– Я не верю, что Нелл, Пик и остальные сами создали «Голос». Не может группа подростков из сектора А самостоятельно додуматься ни до чего подобного! Им нужен лидер с мозгами!
И тут Франческа рассмеялась. Мне кажется, я впервые слышал ее смех.
– Кто бы мог подумать, что у тебя всего 114 баллов. Хотя это не интеллект, это что-то другое. Интуиция, может быть, – Франческа покачала головой. – Ты какой-то особенный, что-то в тебе есть.
Я проглотил застрявший в горле комок. Почти два года назад что-то подобное мне уже говорила Татьяна.
– Я пришла примерно к таким же выводам. Правда, я опиралась на анализ фактов. Так вот, я уверена, что ты прав: «Голос» самодостаточен, – многозначительно произнесла Франческа.
Сказать ей, что я ни черта не понял? К счастью, она решила развить тему.
– Для того чтобы так быстро организовать нечто подобное, одного интеллекта мало. Нужны ресурсы. Это с одной стороны. И неправдоподобно благоприятная среда с другой.
Вот теперь, пожалуй, пора признаваться.
– Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Откуда у создателей «Голоса» ресурсы и что еще за среда? – я очень надеялся, что Франческе не надоест болтать с приматом.
– Вот представь себе, что «Голос» – это сорняк, – все-таки решила растолковать мне она.
Я кивнул. Это просто. Сорняк представить я могу.
– Это очень яркий сорняк, причем единственный на идеальной грядке. И прет он так, словно за ним специально ухаживают, и подкармливают, и поливают его. Да еще и вокруг него натянута бечевка, чтобы кто-нибудь случайно не вырвал.
Я снова кивнул, хотя с такой картинкой справиться стало уже сложнее.
– Вот так я вижу «Голос».
– Но зачем ухаживать за сорняком и охранять его? – ход мыслей Франчески был для меня полной загадкой.
Черта с два у нее 114 баллов.
– Может, просто любопытно, что вырастет из сорняка, – пожала она плечами.
– Это называется глупостью, – хмыкнул я.
– Это называется экспериментом, – возразила Франческа.
– Взорвать людей – это эксперимент?
– Нет. Вот тут как раз и начинается самое интересное, – Франческа улыбнулась.
Даже в наступивших сумерках я видел, как сверкают ее глаза. С них как будто спала вечная пелена, отделявшая Франческу от всего мира. И мне совершенно не нравилось то, что я теперь видел в ее глазах. Ум, конечно. Но то ли интеллект за 200 баллов выглядит так пугающе, то ли это чистой воды безумие.
– Мутации.
– Ага, – это я так поддержал разговор, потому что ничего более осмысленного сформулировать не удавалось.
– Контролируемые и неконтролируемые.
От глаз Франчески можно было сигареты прикуривать.
– Пик – мутация? Случайный эффект эксперимента? Но чьего?
– Пик – ерунда. Они вырастили гораздо более опасную разновидность сорняка. И самое забавное, что еще даже не подозревают об этом.
Все. Я окончательно перестал ее понимать, но Франческа как раз глянула на часы.
– Ладно, Эрик. Было очень интересно с тобой поболтать, но теперь мне действительно пора. Удобрения сами себя не смешают. В моей работе пунктуальность очень важна.
– Ну, удачи.
Я поплелся назад к автобусу.
По-моему, Франческа сбрендила. Это бы многое объяснило, да? Например, то, почему она решила завалить тест. Или ее идеи по поводу того, что «Голос» – это чей-то эксперимент. Ну кто и зачем может проводить опыты на целом Городе? Даже Триумвират не имеет такой власти.
Наконец-то у меня в голове щелкнуло, и до меня дошло, что именно мне говорили умные люди. Сначала Тео в пересказе Камиллы, потом Константин, потом Франческа.
Я стоял у теплиц, ждал автобуса и отказывался верить, что наш Триумвират, лучшие люди Города, мог санкционировать социальный эксперимент, который привел к появлению «Голоса» и Пика. Хотя, если подумать, аргументов в пользу этой теории было множество. Триумвират, состоящий из любителя шахмат, писателя и социолога-теоретика, в плане склонности к играм очень рискованный. Такие люди, пожалуй, действительно могли заиграться. И ведь Безопасность имела все возможности без проблем раздавить сорняк недовольства Доктриной давным-давно. Май предсказывала такое развитие событий уже через несколько часов после нашего повторного теста. Константин и его коллеги появились на «Треугольнике» сразу же после нашего туда распределения. За активными членами «Голоса» наблюдали, хотя почему только за членами «Голоса»? Наблюдали даже за мной, хотя я вообще все проспал. И арестовали всех, кроме меня и Франчески, буквально за полдня.
Вот теперь, когда мне все буквально разжевали, я понял, что «Голосу» изо всех сил подыгрывали.
Вот только я никак не мог придумать ни одной веской причины, зачем Триумвирату это могло быть нужно. Должна же у их эксперимента быть какая-то конкретная цель?
Мы в секторе А узнаем об этом, только если Сенат, как выразился Константин, поступится безопасностью ради гласности. И, хотя меня и распирало любопытство, я совершенно не был уверен, что хочу этого.
Потому что в Городе творилось что-то очень нехорошее.
За наступившие выходные я посмотрел больше новостей, чем за всю предыдущую жизнь. То, что казалось незыблемым, разваливалось на глазах. Сектор А бурлил, расползаясь по всему Городу, – люди пикетировали администрацию и Сенат, устраивали демонстрации с абсолютно дикими и противоречивыми плакатами. Кто-то требовал власть нашему сектору, кто-то – отставки Триумвирата и роспуска Сената, некоторым не нравилось, что Пик Чейн до сих пор не арестован, а некоторым вообще хотелось отмены Финального теста и равных возможностей для всех.
Департамент безопасности вывел на улицы весь личный состав: им пока удавалось удерживать ситуацию под контролем, но было понятно, что в любой момент могут начаться беспорядки. Мне даже позвонила ма и попросила не выходить на улицу. Я и не собирался. Сидел дома и ел пиццу из морозилки.
Поймал себя на том, что сожрал пятую еще до наступления вечера субботы. Съел бы, пожалуй, и больше, но тут за мной приехали.
Я думал, так бывает только в кино.
У меня на пороге нарисовались похожие на Константина серьезные парни в костюмах, правда, без солнцезащитных очков, вечер все-таки, и, показав удостоверения службы безопасности, пригласили проехать с ними.
Лица у них были непроницаемыми и с мимикой кирпича, но, похоже, я их несколько удивил тем, что не стал ни задавать вопросов, ни выражать какого-либо беспокойства. А что я могу сделать?
Я один из тех, кто пересдавал злополучный тест. Всех остальных уже забрали. Франческа тоже сейчас, наверное, едет куда-то в черном тонированном автомобиле.
Никто не мешал мне смотреть в окно, и вскоре я с некоторым удивлением обнаружил, что мы въехали в сектор В. Я никогда не был в этой обители самых умных людей Города. Не знаю даже, что я ожидал там увидеть, может, дворцы или огромные виллы, но, честно говоря, сектор В меня несколько разочаровал. По сути, это был утопающий в зелени пригород с небольшими домиками, пожалуй, почти такими же, к которым я привык в секторе Б. Единственным отличием был размер придомовых территорий. Тут дома стояли настолько далеко друг от друга, что их жителей и соседями назвать-то язык не поворачивался. Кое-где владения разных хозяев были разделены символическим заборчиком, кое-где – нет. При этом шансов случайно столкнутся в этих парках или на лугах практически не было. Плотность населения сектора наглядно демонстрировала, какой незначительный процент граждан Города составляли жители с уровнем интеллекта выше 150 баллов.
Фред мог бы жить тут. Думаю, ему бы понравилось. Место Франчески тоже было здесь. Вот на счет нее не уверен, что она бы вписалась. По-моему, Франческа везде будет белой вороной.
Мне стоило бы думать о том, куда и зачем меня везут, но голова была совершенно пустой. В конце концов, я в секторе В. До чего бы я ни додумался, местным жителям это покажется примитивной ерундой.
Но даже мне было ясно, что везут меня не в штаб-квартиру отдела безопасности – мы ехали сквозь жилой район, и никаких административных зданий здесь не было. Нам навстречу попалась такая же черная тонированная машина, и буквально через несколько минут мы припарковались у аккуратного домика, утопающего в цветах.
Один из моих сопровождающих довел меня до двери, которую открыла лично советник Май.
Положа руку на сердце, не могу сказать, что я удивился. Где-то в глубине души я этого ждал, и довольно давно.
– Входи, Эрик, рада тебя видеть, – улыбнулась женщина, словно я просто заскочил в гости.
Никто из агентов за нами не последовал, и мы вдвоем прошли в небольшую уютную гостиную. Май кивнула на одно из двух кресел у небольшого деревянного столика, на котором стояли две использованные чашки.
– У меня сегодня день визитов, – пояснила Май, убирая посуду. – Завтра будет еще более сложный день, и нужно успеть поговорить с огромным количеством людей. Пью чай с самого утра практически без перерывов.
Я вежливо улыбнулся. Видимо, машина, попавшаяся нам навстречу, как раз увозила предыдущего посетителя Май.
– Чай, печенье? – предложила советник.
– Нет, спасибо. Я с самого утра ем пиццу, мне уже хватит.
По опыту зная, как проходят беседы с Май, печенек совершенно не хотелось. Я почему-то был абсолютно уверен, что наше очередное неформальное общение опять перевернет мой мир с ног на голову.
– Не буду ходить вокруг да около, у меня к тебе деловое предложение, – сразу заявила Май, едва опустившись в кресло напротив меня.
– Завтра будет объявлено и об отставке Триумвирата, и о поимке Пика Чейна, и об обвинении некоторых лидеров «Голоса» в преступлениях против Доктрины.
Каждый новый пункт из перечисленных Май казался мне чем-то вроде сенсации века, но она говорила так, словно зачитывала список покупок.
– После этого мы ожидаем некоторой дестабилизации обстановки в секторе А, – продолжала женщина, – и считаем необходимым принять меры по снижению социальной напряженности. Будет выдвинута идея создания Наблюдательного комитета из граждан сектора А, который будет работать в Сенате. В течение нескольких дней Сенат обсудит эту инициативу и поддержит ее. В качестве председателя Наблюдательного комитета мне бы хотелось видеть тебя.
Я моргнул, пытаясь проснуться, но это был не сон. Май действительно обсуждала со мной политические вопросы и предлагала стать членом Сената. Ну хорошо, пусть не обсуждала, а просто информировала и предлагала не сенатское кресло, а какой-то комитет, но все равно на реальность было непохоже.
– А почему меня? – я спросил просто, чтобы потянуть время.
Мне, даже с моими 114 баллами, и так уже стало понятно, что они давно готовили этот проект со мной в главной роли, просто у меня не хватало мозгов этого заметить.
– Во-первых, тебя поддержит сектор А, у тебя прекрасная репутация, во-вторых, твой куратор довольно высокого мнения о твоих качествах…
– Мой куратор? – не понял я.
Хотя мог бы.
– Константин Леонидович, – спокойно пояснила Май. – Ну и в-третьих, ты единственный из всей группы «114» оказался обладателем уникального качества, делающего тебя чрезвычайно эффективным.
Группа «114». Приплыли. А я так надеялся, что Франческа ошибается в своих теориях.
– Значит, это все-таки был эксперимент Триумвирата? Мы, «Голос», акт устрашения? – вырвалось у меня.
Май резко откинулась в кресле, но уже через мгновение взяла себя в руки. На ее губах вновь заиграла доброжелательная улыбка.
– Не стану тебе врать, ты мне не поверишь, раз располагаешь такой информацией, – сказала она, – хотя, признаю, твоя осведомленность несколько осложняет мою сегодняшнюю задачу.
Я промолчал. Тактика «в любой непонятной ситуации молчи» в последнее время давала отличные результаты.
– Константину не стоило делиться с тобой этими сведениями, – продолжила советник, видя, что я молчу, – боюсь, этот промах будет дорого ему стоить.
Ловко она меня подловила. Если я и дальше буду молчать, то подставлю Константина. Он не самый приятный человек, но никогда не подличал со мной.
– Это не Константин, – сказал я после минутного колебания.
– Ха! Неужели ты разговорил Франческу? Вот ведь детишки! На двадцать минут вас без присмотра оставили, а вы уже успели сговориться.
С каждым ее словом я все отчетливее осознавал, как был слеп. Конечно, они за мной следили. И конечно, были в курсе всей моей жизни.
– Не бери в голову, – Май словно прочитала мои мысли. – Конечно, мы следим за всем вашим клубом «114». Если бы мы начали это раньше, Пик не совершил бы этого безумия. Согласен?
Я кивнул. Конечно согласен. Май всегда умела так подобрать слова, что возразить было нечего. И все-таки я не смог промолчать.
– Вы же сами это затеяли – весь этот эксперимент. Пик – всего лишь побочный продукт ваших опытов! Акт устрашения – это ваша вина!
– Да. Наша.
Впервые за все время нашего общения голос Май изменился. Как-то лишился своей обычной силы и напора, что ли.
– И моя лично.
Я несколько раз моргнул. Передо мной сидела печальная старушка с усталыми потухшими глазами.
– Я лично была наблюдателем этого проекта. И хотя я несколько раз рекомендовала Триумвирату прервать эксперимент, мне следовало быть более настойчивой. Возможно даже, я должна была еще полгода назад, когда появились первые тревожные знаки, поставить в известность Сенат. Но я этого не сделала, доверившись мнению Триумвирата, и теперь мы имеем то, что имеем.
Вот вам и обратная сторона большой ответственности. Сложные дилеммы, трудные решения. Оказывается, даже такие гении, как Май, делают ошибки. И пожинают их плоды. Вот уж не уверен, что хочу быть гражданином сектора В. Может, мне действительно повезло, что я родился для доминирующего класса?
– Но зачем это вообще было нужно? В чем была суть эксперимента? – спросил я.
Май откинулась в кресле и устало прикрыла глаза.
– Триумвират усомнился в гуманности Доктрины. Их мучил вопрос о том, насколько разделение граждан на три категории соответствует принципу гуманности и не стоит ли начать реформы по отмене обязательной оценки интеллекта.
– Что?
Я был готов услышать все что угодно, только не это. Триумвират, трое мудрейших людей Города, поставили под сомнение Доктрину?
– А ты думал, эта идея могла родиться в секторе А? – Май грустно усмехнулась. – Исключено, Эрик. Доктрина сама заботится о своей безопасности, структурируя общество таким образом, что зарождение потенциально опасных идей в секторе А исключается.
Кровь бросилась мне в лицо.
– Ясно, мы слишком тупые, чтобы это придумать. Я, честно говоря, и сейчас не понимаю, в чем фишка. Зачем допускать к власти тех, кто априори хуже подходит для этого? Зачем обществу ошибки и низкая эффективность на должностях, требующих максимальной ответственности?
– Потому что оценка человека исключительно с точки зрения его полезности для общества негуманна.
– Но почему? Ведь Доктрина доказала свою экономическую эффективность! Когда каждый делает ту работу, для которой больше всего подходит, выигрывает все общество! – то, с каким жаром я доказывал правоту Доктрины, меня удивило, но Май, похоже, не находила это сколь-нибудь странным.
– Экономическая эффективность и гуманность не одно и то же. Дискуссии на эту тему ведутся в секторе В уже не первое десятилетие.
– И нынешний Триумвират решил проверить свои теории на практике?
– Верно, – вздохнула Май. – Для моделирования была выбрана ваша школа, среди учеников которой постепенно насаждались идеи несправедливости Доктрины. Затем модель была перенесена на «Зеленый треугольник». Эксперимент был контролируемым и дал весьма обнадеживающий результат, но потом Пик слетел с катушек.
– И какой же обнадеживающий результат дал ваш эксперимент? – мне не удалось скрыть сарказма в голосе.
Вот интересно, ради чего эти умники затеяли такую опасную и сложную игру?
– Мы получили тебя, – спокойно ответила Май.
– Меня? – вот уж не думал, что еще смогу сегодня удивляться.
– Твоя модель нового лидера для сектора А выглядит очень многообещающей. Правильные установки, верное смещение фокуса, – советник на секунду замолчала, поняв, что я не понимаю ее слов.
– Из всей экспериментальной группы выпускников, которым была внушена идея об ущербности попадания в сектор А, только ты обвинил в таком распределении себя, остальные обвинили систему, – пояснила она. – В дальнейшем твоя линия поведения позволила повысить не только твою собственную эффективность, но и эффективность ячейки, с которой ты взаимодействовал.
Я молчал, с трудом переваривая услышанное.
– Честно говоря, именно из-за успеха твоей модели я и не свернула эксперимент несколько месяцев назад.
– Но это все не я! Вы вели меня с самого начала! – мелькнувшая у меня мысль заставила меня перебить Май. – Все началось с того разговора после тестирования…
– Эрик, я поговорила тогда со всеми выпускниками, – на этот раз советник перебила меня. – И конечно, мы тебе помогли, иначе твой путь занял бы намного больше времени. Но результат того стоил, у тебя огромный потенциал. И поэтому я сейчас прошу тебя обдумать мое предложение по поводу комитета. У тебя есть шанс помочь Городу, и взять на себя эту ответственность – твоя обязанность. Уже потому, что такая ответственность тебе по плечу.
И вот опять я не знал, что возразить. Все вроде бы было складно, но на душе скребли кошки.
– Я не могу сейчас вам ответить! Я понятия не имею, как руководить комитетом…
– Мы поможем, – спокойно прервала мое нытье Май.
– Но неужели вы думаете, что вам удастся погасить ту волну, которая поднялась, таким простым шагом? – снова попытался я.
– Об этом не волнуйся. Я завтра развалю весь этот карточный домик, – советник снова устало прикрыла глаза. – И я не требую ответа прямо сейчас. У тебя есть в запасе несколько дней, я хочу, чтобы твое решение было взвешенным.
На этом наш длинный разговор закончился.
У меня было время подумать, но почему-то, глядя на ночь за темными стеклами автомобиля, я не мог отделаться от мысли, что все в моей жизни предрешено. Что бы я ни сделал, это каким-то мистическим образом станет именно тем, чего от меня хочет Май.
Домой я вернулся глубокой ночью и опять долго ворочался в постели, путаясь в своих мыслях и сомнениях. Мне нужно было с кем-нибудь посоветоваться.
Советчик нашелся примерно к девяти утра воскресенья.
Второй звонок в дверь за сутки – рекорд моего гостеприимства. Я с трудом разлепил глаза, натянул джинсы и поплелся встречать незваного гостя. Надеюсь, это не парни из Безопасности. Я еще не успел по ним соскучиться.
Но это оказалась Камила. Несмотря на воскресное утро, бодрая, улыбчивая и прекрасная. Я был уверен, что после той ночи она не вернется. Что я так и останусь для нее ошибкой и парнем из другой истории.
– Привет.
– Привет, – Камила улыбнулась, – меня просили кое-что тебе передать.
Она взмахнула какой-то большой папкой, которую держала в руках.
– Мама Тани отдает тебе часть ее рисунков. Она очень благодарна за то, что ты организовал стену памяти.
В груди резко закололо. Ну за что так?
– Эрик, – Камила протянула ко мне руку, – ты в порядке?
Я кивнул. В каком, к черту, порядке? Я же практически убил Татьяну.
– Ты какой-то бледный.
– Не выспался просто, – я взял папку, которая словно обожгла мне руки.
– Может, зайдешь? – предложил я, ни на что особо не надеясь.
– Ну вообще-то, я принесла тебе горячие блинчики из кафешки, потому что на завтрак у тебя наверняка ничего нет, – Камила лукаво сверкнула глазами, – впустишь?
– У меня есть замороженная пицца, – не придумал ничего более умного я.
Сердце колотилось так, что я сам себя не слышал.
Камила рассмеялась, проскользнув мимо меня в квартиру.
– Я думал, ты больше не придешь, – я решился произнести эту фразу только минут через двадцать, глядя, как Камила пытается сервировать стол теми посудными уродцами, что проживали на моей кухне.
– Ты не отвечала на мои звонки.
– Мне нужно было время подумать. Столько всего навалилось, – Камила не обернулась, продолжая отмывать чашку, которую я обычно просто заливал новой порцией кофе.
– И? Ты придешь еще?
Камила все-таки отложила чашку – все равно ее не отмыть, и обернулась ко мне. Я сидел всего в метре от нее и прекрасно видел ее глаза и улыбку.
– Я могу и вовсе не уходить.
Это просто не могло быть правдой. Почему на меня валится столько чудес?
– Ты хочешь остаться со мной? Здесь? В секторе А? – я как будто слышал себя со стороны, потому что все это просто не могло происходить на самом деле.
Камила подошла ближе, и я поднялся на ноги, давая ей возможность обнять меня.
– Я хочу остаться с тобой.
Я подхватил ее на руки, идти до кровати было всего ничего.
– Но вот квартиру и мебель, если ты не против, мы сменим, – рассмеялась Камила, когда мое ложе жалобно скрипнуло под нашим весом.
Я был не против. Мне было наплевать на все, кроме девушки в моих руках.
Принесенные к завтраку блинчики стали обедом.
Я даже не пытался собраться с мыслями по поводу вчерашнего разговора с Май, просто сидел рядом с Камилой, запивал блины чаем и слушал ее болтовню. Но Май сама ворвалась в мой, казалось, надежно изолированный мирок.
– Я включу новости? – Камила потянулась к моему компьютеру. – Там на улицах черт знает что творится.
Я не стал возражать, но неприятное чувство, что сейчас все опять станет сложно, зажужжало в моем сознании, как навязчивая муха. Полуденные новости вышли с пометкой «Экстренный выпуск». Все прямо как тогда, два года назад.
Только теперь новости были на порядок круче. Да ладно на порядок, добавьте не меньше пяти нолей.
Сначала бесстрастный диктор сообщил, что Сенат ожидаемо принял отставку Триумвирата, сложившего полномочия в связи с ошибочным курсом их социальной политики.
«Ошибочный курс», вот как это называется. Я бы, может, и позлорадствовал на эту тему, но тут мне, а со мной и всему Городу, сообщили, что временным чрезвычайным канцлером Города назначена советник Александра Май.
Я вчера говорил с канцлером, которая до избрания нового Триумвирата будет единоличным правителем Города. Да о таких вещах рассказывают внукам.
Не успел я переварить услышанное, как на меня свалилась информация об аресте Пика, который к тому же уже успел признать свою вину в акте устрашения и проходит комиссию, которая оценит его психическое здоровье.
Видимо, чтобы граждане могли хоть немного перевести дух, большая пресс-конференция чрезвычайного канцлера Май была назначена на четыре часа дня.
Я повернулся к Камиле.
– Я только вчера говорил с Май, а сегодня она канцлер. Представляешь?
– С ума сойти. Но слухи о том, что ее кандидатура обсуждается, ходили уже несколько дней.
Что-то в ответе Камилы меня насторожило, но в голове был такой винегрет, что я просто не придал этому значения.
– А про Пика слышала? Не хватало еще, чтобы его признали невменяемым и освободили от ответственности!
– Ну, у нас многие считают, что так будет лучше, – пожала плечами Камила, – наш главред недавно высказал мнение, что, если Чейна поймают, его непременно выставят психом, чтобы показать остальным, что человек в своем уме просто не мог совершить такого ужасного преступления.
Я не нашел, что возразить. Пожалуй, это была неплохая мысль. Где-то за грудиной зашевелились щупальца какого-то неприятного чувства. Камила здесь, со мной, в секторе А. Но невидимая стена между нами прямо на глазах обрастала кирпичиками. Я за пару фраз выяснил, что сектор Б мыслит совершенно не так, как мы. Они умнее.
Ну и что с того? Я мысленно взорвал эту стену к чертовой матери. Камила здесь, со мной. А то, что она умнее меня, я переживу.
– Пиццу? – предложил я. – Как раз успеем разогреть и съесть парочку до выступления Май.
Я занялся несложной готовкой, думая о том, что сейчас весь Город сидит по домам и с полной кашей в головах ждет пресс-конференцию нового канцлера. Май все разъяснит и разложит по полочкам, в этом я не сомневался. У нее просто талант произносить речи. Стоит мне услышать ее голос, и все сложное становится простым.
Я поделился своими мыслями с Камилой.
