Текст книги "Ненавижу Волкова! (СИ)"
Автор книги: Алиса Северова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
– Да, тест положительный, – едва слышно пролепетала я, опуская глаза. – Я… Я сразу к тебе приехала. Подумала, ты должен знать первым.
Не успел Алекс и рта раскрыть, как дверь в палату с грохотом распахнулась. На пороге, сияющая и запыхавшаяся, стояла длинноногая брюнетка. С копной кудрявых волос, в облегающем топе и мини-юбке, она смотрелась здесь до неприличия вызывающе.
– Лешенька! – взвизгнула незнакомка, кидаясь к кровати. С размаху плюхнулась рядом с опешившим Алексом и впилась в его губы жадным поцелуем. – Котик, я так соскучилась! Еле досидела в этой чертовой Турции. Все о тебе думала!
У меня потемнело в глазах. В ушах зазвенело, к горлу подкатила тошнота. Что? Какая еще Турция? Кто эта вульгарная девица? И почему Леша самозабвенно целуется с ней, даже не потрудившись нас представить?
Незнакомка меж тем оторвалась от Алекса и смерила меня презрительным взглядом. Фыркнула, сморщив носик:
– Это еще что за лахудра? Лешенька, ты чего, на две стороны бегаешь?
Господи боже, какой стыд! Какой кошмар! У меня щеки вспыхнули, в груди все сжалось от обиды и унижения. Да как она смеет меня оскорблять? Кто она вообще такая?!
Задыхаясь от гнева, я повернулась к Алексу. Тот сидел ни жив, ни мертв – красный и взмокший, будто пойманный с поличным. Бегал глазами, комкал в пальцах одеяло.
– Ника, послушай… – забормотал Алекс, пытаясь подняться. Но я уже не слушала. Оглушенная обидой и яростью, пятилась к двери. В ушах звенело, сердце заходилось в бешеном ритме. Нет, это невозможно! Невыносимо! Только не очередное предательство, только не при Максе!
Вылетев из палаты, кинулась по коридору, спотыкаясь и задыхаясь от слез. Позади слышался шум, встревоженные голоса. Кажется, Макс окликал меня, просил подождать. Ага, как же! Дудки!
Не помня себя, неслась к выходу. Прочь, прочь отсюда! Лишь бы не видеть, не слышать, не знать. Боже, ну за что ты так со мной? Чем я заслужила все эти муки?
Выбежав на улицу, перевела дыхание. Слезы душили, мешали дышать, застилали глаза. Ноги подгибались, голова шла кругом. А внутри разрасталась черная дыра – беспощадная, всепоглощающая.
Очнулась, лишь когда услышала визг тормозов. Вскинула голову – и похолодела. У обочины стоял знакомый Мерседес. А возле распахнутой дверцы, сжимая кулаки, застыл Макс.
– Ника! – рявкнул он, шагнув ко мне. В глазах полыхала ярость пополам с болью. – Немедленно в машину! Нам надо поговорить.
Я отшатнулась, мотая головой. Нет, только не это! Лишь бы не видеть его, не объяснять ничего. Стыд жег нестерпимо, раздирал душу в клочья. Хватит с меня, сыта по горло!
Но Макс уже схватил меня за руку, потащил к машине. Впихнул на пассажирское сиденье, хлопнул дверцей. Сам уселся за руль, завел мотор.
– Поехали ко мне, – отрывисто бросил он, выруливая на дорогу. – Нельзя тебе сейчас оставаться одной. И нам давно пора обсудить… то, что между нами было.
Я сжалась, отвернулась к окну. Слезы текли по щекам, но я даже не пыталась их смахнуть. Стало вдруг пусто и холодно, будто в груди образовался ледяной ком.
Знаю, Макс прав. Мы не можем и дальше делать вид, что ничего не было. Пора решить все раз и навсегда.
31
Я до сих пор помню тот день, когда впервые увидел Нику.
Леша ворвался в мой кабинет с лучезарной улыбкой и сходу выпалил:
– Слушай, брат, тут такое дело… Выручай! Устрой мою подругу к нам в отдел, а? Ника – умница, красавица, толковый экономист. Сам не пожалеешь!
Я только глаза закатил. Вот ведь неугомонный! Знаю я его подружек – вечно лезут без мыла в любую щель. Но спорить не стал, кивнул устало:
– Ладно, присылай свое чудо на собеседование. Гарантий не даю, сам понимаешь.
– Да брось, ты же справедливый! – расплылся в улыбке Алекс. – Ника тебя с первого взгляда очарует, вот увидишь.
Он как в воду глядел, паршивец.
Когда на следующий день в мой кабинет вошла она, у меня чуть сердце не остановилось. Стройная фигурка, затянутая в узкую юбку и белую блузку. Точеные ножки на шпильках, тонкая талия.
Копна каштановых волос, огромные карие глаза. Полные губы, чуть подрагивающие от волнения. Она была нереально, невозможно красива. Я понял, что пропал, едва наши взгляды встретились. Внутри будто вспыхнул пожар, сжигая дотла все барьеры и предубеждения.
– Здравствуйте, Максим Игоревич. Я Ника, подруга Леши. Он так много о вас рассказывал! – сказала она, робко улыбнувшись.
– Я н-надеюсь, только хорошее? – выдавил из себя, с трудом отводя взгляд от ее декольте. – П-присаживайтесь, Ника, не стесняйтесь. Леша говорил, вы толковый специалист.
Следующие полчаса я слушал ее щебетание вполуха, кивая как болванчик. Профессиональные качества? Опыт работы? Да плевать! Эта девушка могла хоть резиновых уточек раскрашивать – я бы все равно взял ее на любую должность. Лишь бы видеть каждый день, говорить, случайно касаться…
Стоп! Я мысленно отвесил себе подзатыльник. Макс, очнись! Она же девушка твоего брата, какие могут быть чувства? Не сходи с ума. Просто сделай одолжение Леше и забудь. Табу, запретная зона.
– Что ж, Ника, добро пожаловать, – выдохнул я, пожимая ее тонкую ладошку. – Начнете с понедельника. Мой секретарь введет вас в курс дела.
– Спасибо огромное! – просияла она, сверкнув белозубой улыбкой. – Вы не пожалеете, Максим Игоревич! Я вас не подведу.
Еще как пожалею, мысленно застонал я, глядя ей вслед. Каждый день видеть этот сладкий образ, слышать бархатный смех. И помнить, что нельзя, не моя. Это будет худшая пытка в моей жизни.
Следующие четыре года и правда превратились в ад. Днем я до хруста сжимал зубы, издевательски улыбался, встречая Нику в коридорах. Вечерами упивался виски так, что наутро мутило от запаха алкоголя. Лишь бы унять эту горькую, выворачивающую наизнанку тоску.
Я старался держать дистанцию, вести себя с ней подчеркнуто сухо и официально. Даже грубил порой, швырял на стол папки с отчетами.
– Переделать! – рявкал, краем глаза замечая, как обиженно дрожат ее губы. – Это несерьезно, Ника. Вы же взрослая девочка, пора научиться работать на совесть.
А сам до крови кусал щеки, едва за ней захлопывалась дверь. Так хотелось догнать, прижать к груди, зацеловать эти припухшие губы! Сказать, что она самая лучшая, талантливая, незаменимая. Что я просто боюсь потерять голову рядом с ней.
Но нельзя. Я загонял свои чувства в самый дальний угол, запирал на замок. Хоронил в работе и алкоголе несбыточные мечты.
Помню тот злосчастный корпоратив – мы тогда крупный контракт отхватили, гуляли с размахом. Водка лилась рекой, официанты разносили закуски.
А я пил и пил, не в силах оторвать взгляд от Ники в коротком красном платье. Она смеялась, очаровательно краснея от комплиментов коллег. А мне хотелось рвать и метать, пришибить каждого, кто смел коснуться ее руки.
В какой-то момент она вышла на балкон подышать. Я, шатаясь, двинулся следом, сам не зная зачем. Наверное, просто хотел побыть рядом, вдохнуть ее запах. Сладкий, дурманящий аромат духов и разгоряченной кожи.
– Ника… – хрипло выдохнул я, останавливаясь за ее спиной. – Вы сегодня особенно прекрасны.
Она вздрогнула, обернулась. В темных глазах плескалось удивление пополам с опаской.
– Максим Игоревич? Что вы здесь делаете?
А я уже почти не соображал. Меня тянуло к ней магнитом, сквозь алкогольный угар. Еще миг – и я бы коснулся этих манящих губ, сгреб хрупкое тело в охапку. Плевать на приличия, к черту запреты!
Но вовремя опомнился. Еле успел затормозить, когда уже тянулся к желанному лицу. Ника смотрела почти испуганно, явно не понимая, что на меня нашло.
– П-простите… – пробормотал я, отшатываясь. – Кажется, мне уже хватит на сегодня. Пойду домой, пожалуй.
И позорно сбежал, как последний трус. Только бы не выдать себя, не сболтнуть лишнего.
В другой раз мы готовились к выездной конференции, работали сутки напролет. Леша ныл, что мы совсем Нику загоняли, а я лишь отмахивался. Да, я специально взвалил на нее львиную долю подготовки. Мстительно наблюдал, как она выбивается из сил, осунувшись и похудев. Лишь бы не пялиться постоянно на точеную фигурку, лишь бы выкинуть из головы непристойные мысли.
За час до отъезда Леша все-таки утащил ее перекусить и освежиться. А я принялся раскладывать документы по папкам. Хотел сделать ей сюрприз, подготовить все для выступления.
Ника вернулась уже переодетая, благоухая свежестью. Торопливо щелкала мышкой, сверяя таблицы и графики. А я застыл столбом, как громом пораженный. Лицезрел ее точеную шейку, трогательно беззащитную в расстегнутом вороте блузки. Когда она склонилась над столом, упругие полушария будто сами скользнули в ладони. Мой рассудок просто отключился.
Наверное, я охнул или застонал, потому что Ника испуганно обернулась. Вытаращила на меня огромные глазищи, прижимая бумаги к груди.
– М-максим Игоревич, что это вы делаете?
Опомнившись, я отдернул руки как от огня. Пробормотал невнятные извинения, путаясь и краснея. Слава богу, Леша заглянул в эту минуту, разрядив обстановку.
Мы загрузились в такси и поехали в аэропорт, а я все никак не мог стряхнуть наваждение. Так и тянуло завалить Нику на заднее сиденье и зацеловать до потери пульса.
А как-то летом мы всем отделом выбрались на природу – шашлыки там, волейбол, все дела. Народ привез семьи, расстелил на полянке пледы. А Ника щеголяла в крошечных джинсовых шортиках и маечке, прозрачной насквозь. Дразнила всех мужиков своими прелестями, сама того не осознавая.
Я глаз не мог отвести от ее точеных ножек, гибкой спины с ямочками над поясницей. Следил как безумный за каждым движением, каждым жестом. И злился сам на себя – все ждал, когда Леша приедет, чтобы увезти свою девушку.
Но братец все не появлялся, а Ника резвилась как ни в чем не бывало. Смеялась, брызгалась водой, строила глазки нашим программистам. Парни так и вились вокруг, то и дело касаясь грациозных плеч.
В какой-то момент я не выдержал. Рывком поднялся, молча направился к воде. Нырнул с головой, загребая руками. Плыл от берега как заведенный, лишь бы мысли прогнать непотребные. Остыть, забыться, успокоить сходящее с ума сердце.
Я держался из последних сил все эти годы. Каждый день видеть Нику, говорить с ней, порой касаться невзначай. И знать, что она принадлежит Леше. Они столько времени вместе, у них все серьезно. Разве имею я право вмешиваться?
Но когда брат вдруг взял и бросил ее, у меня будто тормоза сорвало. Мозг понимал – нельзя, рано. Надо дать Нике время прийти в себя, оплакать разрушенные мечты. Не могла же она вот так сразу разлюбить, забыть своего парня.
Но сердце отчаянно верило – вдруг да получится? Вдруг оценит, разглядит, ответит взаимностью? Пусть не сразу, пусть через боль и слезы. Но я готов ждать сколько угодно.
А потом случилась та ночь в клубе. Увидев Нику в объятиях смазливого красавчика, я чуть с ума не сошел от ревности. В ушах стучало, в глазах темнело. Казалось, сейчас кровь закипит и хлынет через край.
Не отдавая себе отчета, я ринулся вперед. Рванул Нику на себя, заслоняя своим телом. Впечатал кулак в ухмыляющуюся физиономию наглеца. Дескать, руки прочь от моей женщины, понял?
Дальше все как в тумане. Я тащил Нику к машине, что-то бессвязно бормоча. Сердце колотилось где-то в горле, в голове шумело. Хотелось спрятать ее ото всех, закрыть своей широкой грудью. Оставить себе, только себе.
Привез к себе домой, уложил на разобранную постель. Гладил по волосам, бормотал нежности. Сам не заметил, как начал целовать – лицо, шею, приоткрытые губы. И Ника отвечала! Таяла, выгибаясь в моих руках. Впервые за эти годы по-настоящему была со мной.
Мы занимались любовью как безумные – яростно, жадно, до полного изнеможения. Будто наверстывали упущенное, впитывали друг друга. Я не верил своему счастью, боялся спугнуть это волшебное мгновение.
А утром Ника сбежала. Видно, одумалась спросонок, решила все забыть как страшный сон. Мол, нельзя так, с братом бывшего, по горячим следам. Люди не поймут, осудят.
Я чуть с ума не сошел от боли и разочарования. Места себе не находил, в офисе кидался на всех как цепной пес.
А потом Ника огорошила новостью о беременности.
Стояла бледная, как мел, дрожала будто от озноба.
Я сам чуть не терял сознание от понимания, что ребенок может быть мой…
Мой.
Мой ребенок и моя Ника.
Если только…
32
Стоя под горячими струями в роскошной ванной Макса, я никак не могла унять дрожь. Обхватила себя руками, чувствуя, как к горлу подступают рыдания. Господи, что же я наделала? Как теперь жить с этим грузом вины и стыда?
Совесть нещадно терзала меня, нашептывая, что я последняя тварь. Переспать с братом своего парня, едва расставшись с ним – разве так поступают порядочные девушки? Мама всегда учила меня беречь себя, не распыляться, верить в настоящую любовь. А я… Я просто омерзительна. Ещё и залетела, не пойми от кого. Самой противно.
Но с другой стороны, сердце упрямо повторяло: "Так правильно. Ты любишь Макса, всегда любила. Сколько раз ты мечтательно засматривалась на него украдкой. Вздрагивала, когда он случайно касался твоей руки. Краснела, подслушивая шепотки девчонок из отдела – все они сходили с ума по Максиму Игоревичу".
Зажмурившись, я попыталась отогнать непрошеные мысли. Ну да, смотрела. Любовалась. Может, даже тайно фантазировала о чем-то большем. Но это же не повод прыгать к нему в койку при первой возможности! Надо было держать себя в руках, помнить о приличиях. А теперь поздно. Я переступила черту, за которую нет возврата.
И ребенок… Тяжело опустившись на бортик, я невольно погладила плоский пока живот. Глубоко внутри я знала – он от Макса. Пусть мы предохранялись, пусть у меня был незащищенный секс с Лешей. Но интуиция твердила однозначно: я понесла в ту безумную ночь. Говорят, женщины всегда чувствуют такие вещи.
От этой мысли стало совсем тошно. Теперь мне точно не отвертеться, не сделать вид, что ничего не было. Макс ведь не дурак, быстро сложит два и два. И что тогда? Потребует женитьбы, а то и вовсе отберет ребенка? От такой перспективы меня пробил озноб.
Кое-как закутавшись в халат, я на негнущихся ногах прошлепала в комнату. Макс оставил мне на журнальном столике легкий завтрак и записку: "Уехал в офис, взял для тебя отгул. Нам нужно о многом поговорить. Я вернусь через пару часов. Отдыхай".
Отдыхай, как же! Меньше всего мне сейчас хотелось расслабляться в этой чужой, стерильно-роскошной квартире. Все здесь буквально кричало о достатке и высоком положении хозяина. Стильная дизайнерская мебель, новейшая техника, абстрактные картины на стенах. У Алекса и в помине такого не было. Мы ютились в обычной "двушке", донашивали вещи, по выходным ездили к родителям.
От сравнения двух братьев защемило сердце. Леша, конечно, тот ещё козел. Изменять мне с этой размалеванной Кристиной, строить из себя невесть что. Я до сих пор не могу поверить, что он так легко меня отпустил. Неужели наши отношения ничего для него не значили? А как же свадьба, о которой мы мечтали, дети, счастливое будущее?
Слезы покатились по щекам, и я со всхлипом упала на диван, комкая подушку. За что мне это? Почему все так несправедливо? Может, я чем-то разозлила бога, и он меня теперь наказывает?
Хотя, наверное, во всем виновата моя меркантильность. Ведь что греха таить – глядя на роскошь вокруг, я ловила себя на мысли, что с Максом не пропаду. Он выгодная партия, в отличие от бедолаги Лешки. С ним можно и ребенка растить, и в люди выйти. Да за ним любая будет как за каменной стеной!
С ужасом отогнав подобные мысли, я потерла виски. Господи, да что со мной не так? Ведь никогда не была продажной, никогда не ставила деньги во главу угла. И вот, стоило чуть-чуть пошатнуть моральным устоям – тут же сорвалась в пучину порока. Может, правильно мама говорила: "Береги себя, доча. Один неверный шаг – и ты пропала".
33
Первые дни в квартире Макса превратились для меня в настоящее испытание. С одной стороны, я чувствовала себя в безопасности рядом с ним – сильным, надежным, готовым на все ради моего спокойствия. Но с другой – его забота и внимание будто душили, вызывали смутное чувство вины.
Мы словно заново привыкали друг к другу, осторожно нащупывая границы дозволенного. Я ловила себя на том, что невольно замираю, когда Макс случайно касается моей руки, передавая чашку с чаем. Вздрагиваю, чувствуя его теплое дыхание над ухом, когда он заботливо набрасывает мне на плечи плед.
Каждый жест, каждый взгляд был наполнен едва уловимым напряжением, затаенной нежностью. Мы оба помнили ту безумную ночь, те ласки и стоны, что срывались с наших губ. Но теперь все стало слишком сложно и неоднозначно, чтобы позволить себе большее.
И Макс, и я старательно делали вид, что ничего не изменилось. Что мы просто друзья, и Волков лишь по-дружески предложил мне кров и поддержку. Вот только взгляды, которыми мы украдкой обменивались, говорили совсем о другом.
– Как ты себя чувствуешь? – участливо спрашивал Макс за завтраком, подливая мне апельсиновый сок. – Может, тебе чего-то хочется? Я схожу в магазин, ты только скажи.
– Н-нет, все в порядке, – смущенно улыбалась я, опуская глаза. – Не стоит так хлопотать, я и сама могу сходить. Спасибо, что приютил, но не нужно со мной возиться.
– Глупости! – решительно возражал Макс. – Какое возиться? Ты же моя… В смысле, ты сейчас в таком положении, тебе нельзя перенапрягаться. Доктор сказал, стрессы вредны для малыша. Так что сиди и не рыпайся, ясно?
Он смотрел на меня в упор, и от этого пристального, обжигающего взгляда у меня мурашки бежали по коже. Хотелось отвести глаза, спрятаться от невысказанного вопроса, что витал между нами. Вопроса, на который ни один из нас пока не знал ответа.
Так проходили дни, складываясь в странный, зыбкий узор новой реальности. Мы решали бытовые вопросы, строили планы, обсуждали мое будущее и будущее ребенка. Но ни разу не коснулись темы наших чувств, не позволили себе ничего лишнего.
Макс упрямо гнал от себя мысли о том, чтобы поцеловать меня на ночь. Прижать к себе, вдохнуть запах моих волос, навсегда впечатать в память нежный изгиб шеи. Понимал, что торопить события нельзя. Что я должна сама во всем разобраться, решить, чего хочу на самом деле.
А я украдкой любовалась точеным профилем Макса, завороженно следила за его руками, когда он готовил для меня очередной изысканный ужин. Сердце замирало от щемящей нежности, от болезненной мечты о несбыточном. Но страх и чувство вины не позволяли сделать шаг навстречу, поверить в реальность происходящего.
Однажды вечером мы засиделись допоздна за просмотром какого-то старого фильма. Я задремала, привалившись к плечу Макса, убаюканная мерным сюжетом и теплом его тела. Волков и сам не заметил, как начал осторожно поглаживать меня по волосам, перебирать шелковистые пряди.
Во мне разливалось доселе незнакомое чувство покоя и безграничного счастья. Я вдруг с пронзительной ясностью осознала, что вот оно – то, о чем я мечтала все эти годы. Засыпать и просыпаться рядом с любимым, знать, что я в безопасности. Слышать его ровное дыхание, ощущать биение его сердца. Ради этого стоило жить. Ради этого стоило бороться.
И когда я сонно пошевелилась, пытаясь устроиться поудобнее, Макс не удержался – бережно коснулся губами моего виска. Легонько, почти невесомо, словно крылом бабочки. Замер, боясь спугнуть мгновение абсолютной гармонии.
– М-м-м, Макс, – пробормотала я, не открывая глаз. – Который час? Я, кажется, задремала.
– Ш-ш-ш, спи, – прошептал он, поправляя плед на моих плечах. – Еще рано. До утра далеко.
На моих губах промелькнула едва заметная улыбка. Не просыпаясь, я крепче прижалась к его груди, обвила шею рукой. Сердце пустилось вскачь, в висках застучало от нахлынувших эмоций.
– Я рядом, слышишь? – одними губами выдохнул Макс, касаясь моей руки. – Я никуда не уйду. Буду оберегать тебя и нашего малыша. Даже если… Даже если он не мой. Ты только верь мне, ладно?
Я что-то невнятно пробормотала и окончательно погрузилась в сон. А Макс еще долго сидел в темноте, поглаживая меня по спине и чувствуя, как к горлу подступают слезы. Слезы нежности и отчаяния, страха и надежды.
Он понимал, что легко не будет. Что нам предстоит долгий и трудный путь к настоящей близости. Что мне нужно время, чтобы оправиться от предательства Алекса и принять свои чувства.
Но видит бог, Макс готов был ждать сколько угодно. Довольствоваться малым, растягивать удовольствие по капле. Лишь бы однажды я все-таки сказала ему "люблю". Лишь бы позволила заботиться обо мне, оберегать ото всех бед.
А пока… Пока он просто постарается стать моим настоящим другом. Опорой и поддержкой, жилеткой и соратником. И будет верить, что придет день, когда я сделаю свой выбор.
Выбор, который решит нашу дальнейшую судьбу.
34
Утро выдалось на редкость солнечным и безмятежным. Я проснулась с ощущением странного покоя на душе. Словно все тревоги и сомнения остались где-то позади, а впереди ждало только хорошее.
Макс, как обычно, уже возился на кухне – жарил яичницу, варил кофе. При виде меня он лишь кивнул и бросил короткое "Доброе". Никаких улыбок, никакого тепла во взгляде. Только вежливая отстраненность и холодная собранность.
– Макс, – позвала я, подходя ближе. Тяжело сглотнула, пытаясь унять невесть откуда взявшееся волнение. – Слушай, у меня сегодня УЗИ. Хочешь со мной?
Волков застыл, так и не донеся лопатку до тарелки. Медленно обернулся, в упор глядя на меня. В серых глазах промелькнуло что-то странное, неуловимое. Не то удивление, не то досада.
– Хочу ли я пойти с тобой? – переспросил он, чеканя слова. – Ника, ты сама-то как считаешь? Это же мой ребенок. По крайней мере, ты меня в этом уверяешь. Так какие могут быть вопросы?
Я невольно поежилась от холода в его голосе. Опустила глаза, пряча обиду и горечь. Ну вот, опять! Опять эти намеки, опять сомнения в отцовстве. Как же это утомляет! Неужели Макс никогда мне не поверит?
– Я просто подумала… – начала было я, но Волков жестом оборвал меня.
– Думай поменьше. Одевайся, поехали. Не хочу опаздывать на такое важное мероприятие.
И отвернулся к плите, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. Мне ничего не оставалось, как поплестись в спальню – с тяжелым сердцем и комом в горле. Господи, ну почему все так сложно? Почему нельзя просто быть счастливыми, верить друг другу?
Всю дорогу до клиники мы молчали. Макс сосредоточенно смотрел на дорогу, барабаня пальцами по рулю. Я искоса разглядывала его точеный профиль, волевой подбородок. Хотелось дотронуться, разгладить суровую складку меж бровей. Но я не решалась. Слишком уж колючим и неприступным он казался.
Кабинет УЗИ встретил нас уютным полумраком и мерным гудением аппаратуры. Я легла на кушетку, задрала футболку. Доктор деловито нанесла на живот прохладный гель и стала водить датчиком.
– Так-так, посмотрим, что тут у нас, – приговаривала она, всматриваясь в монитор. – О, вижу ваше сокровище! Крепенький такой малыш, активный. Сердечко хорошо прослушивается.
Мы с Максом, затаив дыхание, уставились на экран. Там, среди черно-белых теней и бликов, угадывались крошечные ручки и ножки. У меня слезы брызнули из глаз. Надо же, какое чудо! Как подумаю, что это плод нашей с Максом любви – так сердце замирает.
Украдкой бросила взгляд на Волкова. Тот сидел, вцепившись побелевшими пальцами в край кушетки. Лицо застыло непроницаемой маской, только желваки ходили на скулах. Смотрел на экран не мигая, даже не дыша. Проследил каждое движение крохи, каждый трепет.
А потом вдруг резко поднялся и вышел, хлопнув дверью. Мы с доктором застыли, ошеломленно переглянулись. Что это с ним? Неужели малыш ему совсем не понравился? Или опять накрутил себя, засомневался в отцовстве?
Наспех вытерев живот, я кое-как оделась и выскочила в коридор. Макс стоял у окна, отвернувшись. Плечи напряжены, руки сжаты в кулаки. Кажется, он едва сдерживался, чтобы не ударить что-нибудь.
– Макс? – тихонько позвала я, подходя ближе. – Что случилось? Почему ты так резко ушел?
Волков передернул плечами. Медленно развернулся, сверля меня нечитаемым взглядом. В глазах – целый океан противоречивых эмоций. Ярость, боль, смятение, затаенная надежда.
– Это точно мой ребенок, Ника? – глухо спросил он, делая шаг мне навстречу. Взял за плечи, почти до боли стискивая пальцы. – Только не ври мне сейчас. Я должен знать правду. Должен быть уверен.
У меня во рту пересохло от волнения и обиды. Ну сколько можно, а? Почему он никак не может поверить, довериться мне? Ведь клялся же, что примет малыша как своего, даже если вдруг окажется не отцом!
– Это наш ребенок, Макс, – твердо произнесла я, глядя ему в глаза. – Твой и мой. Поверь, я чувствую это каждой клеточкой. И плевать, что скажет ДНК. Мы будем любить его, растить вместе. Ты же обещал…
Несколько бесконечных секунд Макс молчал, прожигая меня испытующим взором. А потом вдруг притянул к себе – порывисто, почти грубо. Впился в губы жестким, требовательным поцелуем.
Я охнула, вцепилась в его плечи. Ответила с готовностью и жаром, упиваясь вкусом, жесткостью щетины. Господи, как же этого не хватало! Его напора, его хищной, необузданной страсти.
– Будь моей, – хрипло выдохнул Макс, оторвавшись от моих губ. Заглянул в глаза – пронзительно, жарко. – Насовсем, Ника. Без фокусов и недомолвок. Ты нужна мне. Ты и наш ребенок.
Я всхлипнула, захлебываясь нахлынувшими эмоциями. Неужели не сон? Неужели Макс и правда хочет быть со мной, создать настоящую семью?
– Да, – выпалила, сияя сквозь слезы. – Да, Макс, я согласна! Я люблю тебя. И хочу родить тебе сына. Или дочь. Или сразу обоих.
В этот миг лицо Волкова озарила такая неподдельная, мальчишеская улыбка, что у меня екнуло сердце. Вот он какой, оказывается! Не хмурый бизнесмен, не брошенный любовник. А настоящий, живой мужчина. Который умеет радоваться, ждать, надеяться.
– Обоих, значит? – хмыкнул он и снова припал к моим губам. Целовал жадно, самозабвенно. Не прилюдно, наплевав на случайных свидетелей. – Ничего, я же говорил – мы справимся. Хоть с тройней или четверней. Я на все ради тебя готов, Ника.
Он тискал меня, сминая одежду, шарил руками по телу. А я смеялась сквозь слезы и обнимала его, чувствуя, как тает последний лед. Растворяется без следа стена отчуждения, оттаивает замерзшая душа.
Домой мы ехали, не размыкая рук. Макс одной ладонью сжимал руль, второй – мои пальцы. Я жалась к его плечу, слушая сбивчивый шепот, горячие признания.
По дороге Волков тормознул у гигантского торгового центра. Глаза блестели азартом и предвкушением.
– Подожди-ка минутку, – бросил он, выскакивая из машины. – Надо кое-что купить для малышей. Или малышек. В общем, для нашей семьи.
И умчался – стремительный, решительный. А я осталась сидеть, млея от тепла и тихой радости. Поглаживая живот, мечтала о будущем – светлом, полном любви и надежд.
Макс отсутствовал минут сорок. За это время я успела извести себя мыслями – куда он запропастился, что ему взбрело в голову? Но когда Волков появился на парковке, груженый пакетами и коробками, у меня отвисла челюсть.
– Это что? – ахнула я, когда он начал запихивать покупки в багажник. – Ты, часом, не половину "Детского мира" прихватил? Макс, зачем столько вещей?
– Так, самое необходимое! – отмахнулся Волков, пыхтя от усердия. Распрямился, утирая пот со лба. – Коляска, кроватка, комбинезоны всех цветов. Ника, ребенку нужно много всего! А если их двое или трое…
Я всплеснула руками, качая головой. Нет, ну надо же! Деловой костюм, хищный прищур – и вдруг такой трогательный энтузиазм. Но, черт подери, как же это мило! До чего же я люблю его, оказывается. Сурового и ранимого, жесткого и нежного. Всякого.
– Ладно, отец года, поехали домой, – засмеялась я. – Пора уже в детскую кроватку укладывать. В смысле, твою.
Макс сверкнул глазами и подхватил меня на руки. Закружил по парковке, не обращая внимания на вытаращенные глаза прохожих.
– Укладывать в мою кроватку? Вот это другой разговор! – прорычал он, впиваясь в мои губы поцелуем. – Готовься, женщина. Сегодня тебя ждет незабываемая ночь.
Мы уже подъезжали к дому, когда Макс вдруг хлопнул себя по лбу:
– Вот я олух! Совсем забыл про главное. Ника, нам же нужно сделать ремонт в детской! Прямо сейчас и займемся. Закажем дизайн-проект, выберем мебель и декор…
Договорить он не успел. Резко затормозил, уставившись на что-то за лобовым стеклом. Я проследила за его взглядом и похолодела. У нашего подъезда стоял Леша – помятый, взъерошенный. И, судя по решительному виду, явно поджидал нас.
– Ника, это то, о чем я думаю? – сипло спросил Макс. Глаза сузились, на скулах заиграли желваки. У меня по спине пробежал холодок. Так, кажется предстоит неприятный разговор…
Внутренне подобравшись, я отстегнула ремень и вылезла из машины. Леша шагнул навстречу, жадно оглядывая мой округлившийся живот.
– Ника, нам надо поговорить, – хрипло выдохнул он. – Я должен знать… этот ребенок – он от меня?
35
– Леша? Что ты здесь делаешь? – растеряно спросила я, машинально прикрывая живот руками. От неожиданности сердце бешено заколотилось, в горле пересохло. Уж кого-кого, а своего бывшего никак не ожидала тут увидеть!
Алекс стоял бледный, осунувшийся. Глаза запали, на щеках пробилась неопрятная щетина. Но взгляд – решительный и пронзительно-ясный. Таким целеустремленным и собранным я его давно не видела.
– Ника, нам нужно поговорить, – твердо произнес он, шагнув ко мне. Нервно сглотнул, но тут же упрямо вскинул голову. – Это важно. Я должен сказать… Попросить прощения за свое поведение.
Макс хмыкнул, скрестив руки на груди. Прищурился недобро, скривил в усмешке четко очерченные губы.
– Надо же, какие люди! И что же ты хочешь сказать Нике? Решил вспомнить о ней, когда другие бабы послали?
Леша дернулся как от пощёчины. На скулах заходили желваки, пальцы сжались в кулаки.
– Не лезь не в свое дело, Макс! – процедил он сквозь зубы. – Мы с Никой сами разберемся. Без твоих ценных советов.
– Ребята, прекратите! – взмолилась я, начиная закипать. Шагнула между ними, готовая в любой момент растащить за шкирки. – Что за детский сад? Сейчас не время и не место для ваших разборок.
Оглянулась на Макса, умоляюще заглянула в глаза. Мол, пожалуйста, дай поговорить. Это и правда важно, я чувствую. Мне нужно знать, что Леша хочет сказать.
Волков скрипнул зубами, но нехотя кивнул. Сверкнул на брата испепеляющим взглядом и отошел в сторону. Но недалеко, всем своим видом давая понять – он начеку. И если что, в момент вмешается.
Судорожно вздохнув, я повернулась к бывшему. В груди бухало, ладони вспотели. Боже, я ведь так мечтала, чтобы Леша одумался! Чтобы вернулся, попросил прощения. Но почему именно сейчас, когда все так сложно и запутано?








