Текст книги "Танго на троих (СИ)"

Автор книги: Алиса Перова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Часть 1.4

Вот это день у меня – мечты сбываются!

Из окна такси бросаю прощальный взгляд на Дворец спорта – здание не особо впечатляет, но у меня же Олимп впереди, и дворцы, и палаты…

– Мамуль, сегодня у меня самый счастливый день! – в такси я не отрываюсь от новенького мобильника, изучая меню.

– Уверена, маленькая моя, что таких счастливых дней у тебя впереди великое множество.

Мне не нравится мамин голос, и я отрываю взгляд от телефона. Мамочка вымученно улыбается, а я замечаю на её бледном лице гримасу… боли? Её правая рука за пазухой – ох…

– Мам! – у меня начинается паника. – Мам, сердце?

– Нет, детка, голова сильно болит, и устала я очень.

Но я ей совсем не верю, да и говорит она с трудом.

– Мам, где твои таблетки? – лезу к ней в сумочку.

– От головной боли ничего нет, доченька, сейчас купим в аптеке, – и пытается меня отвлечь: – Знаешь, Вишенка, сегодня на банкете тебя ждёт сюрприз. – Но мамин голос звучит так, что даже водитель такси реагирует и поворачивает голову. Я нахожу блистер от нитроглицерина в маминой сумочке, но он пустой.

– Нам в аптеку! – ору я водителю.

– Вам в «скорую», – водитель резко тормозит у обочины, достаёт рацию и передаёт сообщение для «Скорой помощи».

Мамочка больше не пытается меня отвлечь и успокоить – она беспомощно скрючивается на заднем сиденье. Я быстро выскакиваю из такси на проезжую часть улицы, едва не попав под колёса другой машины. Бегу на тротуар и, схватив какую-то тётку за рукав, истерично ору:

– Нитроглицерин!

Тётка шарахается в сторону, а я истошно верещу:

– Люди-и-и, дайте нитроглицерин! Пожалуйста, хоть у кого-нибудь есть? Ну помогите! Где здесь аптека? Помогите же!

Вокруг собирается толпа, всем любопытно, но никто не торопится помочь, а я падаю на колени и скулю:

– Пожалуйста, там моя мама… Ей нитроглицерин… нужен срочно. Помогите!

Замечаю, как ко мне спешит пожилая женщина, на ходу копаясь в своей сумке, и протягивает мне такие нужные таблетки. Резко выхватив у неё блистер, я срываюсь с места и мчусь к такси. Дверь с маминой стороны открыта и над мамой склонился водитель.

– Я нашла, нашла! – отталкиваю водителя.

Мамочка полулежит в позе сломанной куклы. Она не шевелится, глаза закрыты, рот слегка приоткрыт и лицо… лицо такое расслабленное, как будто у неё ничего не болит.

– Боюсь, что поздно, – бубнит водитель и, наверное, я должна что-то понять, но я упрямо твержу:

– Ничего не поздно, таблетка ей поможет, – и просовываю в приоткрытый рот капсулу. Не получается.

Визжит сирена «Скорой помощи» – очень быстро приехали, слава Богу.

Врачи действуют оперативно. Мама у них в машине уже давно – значит, спасут. Господи, пожалуйста, пусть её спасут, пусть она выживет. Я буду самой послушной, стану лучшей ученицей в школе, во всей стране, я перепрыгну чёртов Олимп, я всё сделаю – только пусть моя мама живёт.

– Это… у меня коньяк есть, может, глоточек? Ты дрожишь вся, – таксист заглядывает мне в глаза.

– Мне двенадцать лет, – зачем-то говорю ему я, не отрывая взгляд от «скорой».

Я не буду отводить взгляд, ни за что не отведу – тогда всё будет хорошо, так я загадала. Всё обязательно должно быть хорошо, ведь сегодня у нас с мамочкой самый счастливый день.

Спустя целую вечность распахивается задняя дверь «скорой» и выходит врач. Я молчу и продолжаю сканировать уже распахнутую дверь. Я не смотрю на врача и внутрь машины тоже не смотрю. Я вижу только дверь, смотрю только на неё, чтобы всё было хорошо.

– Вы её родственница? – это голос врача.

– Она моя мама, – шепчу отрешённо.

– Поверьте, мы сделали всё, что могли, но было уже слишком поздно.

Да что такое он говорит, почему не делает свою работу?

– Нет, не всё, ничего не поздно. Что-то же есть ещё, вы можете это сделать, вы должны её спасти. Может, вы забыли просто, ну вспомните, вспомните, пожалуйста-а-а! – кажется, я кричу, но не отрываю взгляд от двери, просто не могу – ведь я загадала.

Кто-то кладёт мне руку на плечо, я дергаюсь в попытке её сбросить, но не выпускаю дверь из вида, я вижу только её. Слышу вдали сирену – ещё одна «скорая»? Значит, есть надежда.

Внезапно чьи-то сильные руки резко разворачивают меня и… дверь ускользает.

– Не-э-эт! Ма-ма-а-а! – я визжу и царапаюсь, пытаясь вырваться из крепких тисков-объятий. Кричу, но не слышу своего голоса. Вообще ничего больше не слышу. Я ещё пытаюсь отыскать такую необходимую дверь, но вижу только небо – оно головокружительно вращается и падает на меня. Мой мир стремительно проваливается в густой бездонный мрак.

ЧАСТЬ 2,
Глава 1
2018

2018 год

– Мисс, с Вами всё в порядке? – голос таксиста вырвал меня из тяжёлых воспоминаний. – Приехали, мисс.

Водитель слегка раздражён, видимо, не в первый раз пытается привлечь моё внимание.

– Благодарю Вас, – я протягиваю купюру, глядя на мужчину в упор, и водитель широко улыбается, разглядывая под козырьком бейсболки моё лицо, – сдачи не надо, – и его улыбка становится ещё шире.

– Сейчас я достану Ваш багаж, юная леди, и, прошу Вас, возьмите визитку. Буду очень рад оказаться Вам полезным в следующий раз.

Я скупо улыбнулась, принимая карточку, и покинула тёплый салон автомобиля.

В сумерках аэропорт Хитроу сверкал нарядными огнями и выглядел, как гигантский улей. Я люблю аэропорты, их суетливую атмосферу и предвкушение полёта. Это как движение вверх. Мне необходимо постоянно двигаться, менять обстановку и окружение, покорять непокорное и прогибать несгибаемое. Так я устроена или, точнее, так я устроилась.

Кто-то сказал, что человек создан для счастья, как птица для полёта. Сейчас я немного грустная птица в предвкушении счастья в полёте. А уже завтра я начну ковать свою новую жизнь, и все инструменты при мне.

Сигнал входящего сообщения отвлекает меня от задумчивого созерцания аэропорта на фоне закатного неба. Извлекаю из компактного рюкзачка свой мобильник, читаю сообщение: «Люблю тебя, Мышка моя». В груди разливается тепло и щемящая тоска. Уже не хочу улетать. Птица во мне разворачивает крылья и стремится к гнезду. Глубоко вздыхаю, надо взять себя в руки, я всегда это делаю. Торопливо набираю в ответ: «Ты моё всё. Люблю тебя очень». Отправляю и тут же получаю смайлик-поцелуйчик. Как смогу я строить жизнь в другой стране, оставив здесь своё сердце. А было ли по-другому? Было, когда-то очень давно – в той, другой, моей идеальной жизни, где моё сердце было всегда со мной.

Спрятав мобильник, натягиваю бейсболку на лоб, подхватываю багаж и расправляю поникшие крылья. Пара чемоданов для начала новой жизни – в самый раз. Регистрируюсь на рейс и, избавившись от багажа, направляюсь в дьюти-фри. Маленькая коробочка шоколадных конфет повышает настроение и азарт к покупкам. И я увлекаюсь шопингом. Надо бы ещё докупить подарки, но только будет ли кому их дарить?

Ждут ли меня дома? Давно уже нет.

Будут ли мне там рады? Я не знаю.

Спустя час я медленно бреду вдоль панорамных окон, навьюченная фирменными пакетами. Объявили посадку на мой рейс.

Смотрю в иллюминатор на потемневшее, чужое небо – Лондон, гудбай, пора домой.

Глава 2
2003

2003 год

– Вишенка моя, ты так похудела, у тебя нездоровый вид.

– А я и не здорова, мам, ведь ты меня бросила.

– Ну что ты, маленькая, я всегда рядом с тобой, и мне очень больно видеть тебя такой. Тебе надо быть сильной, моя девочка.

– Для чего, мама, зачем мне теперь быть сильной? У меня ничего не осталось больше.

– Ты ошибаешься, детка, с тобой твоя память, твои знания, твоё доброе сердечко. Ты просто потерялась, доченька. Пожалуйста, будь сильной, не заставляй меня страдать.

– А почему ты заставляешь меня страдать, мама?

– Мне очень жаль, родная. Но я всегда буду с тобой, моя девочка, ведь ты моя гордость, моя радость и моё продолжение. Тебе будет трудно, доченька, но я верю, что ты справишься, я верю в тебя.

Ласковые мамочкины руки обнимают меня, и по моим щекам льются горячие слёзы, растапливая ледяной заслон, отгородивший меня от жизни и заморозивший душу.

– Дианочка, дорогая, что случилось? Может, вызвать врача? – бабка Эльвира, скорее недовольная, чем обеспокоенная, нависает надо мной в свете настольной лампы.

– Сколько времени? – настороженно спрашиваю.

О том, какой сегодня день, и тем более месяц, спросить не решаюсь, иначе врачи не заставят себя долго ждать. А бабка, небось, вся на стрёме – готова уже их вызвать. Когда я мечтала о дворцах и палатах, то жаль не уточнила, что палата в психушке – не то, к чему я настойчиво стремлюсь.

– Сейчас без пяти семь. Ты плакала во сне, и я забеспокоилась. У тебя что-нибудь болит?

– Мне приснилась мама, – отвечаю честно, ведь это же не повод напялить на меня смирительную рубашку.

– Ох, моя дорогая, я так тебя понимаю. А только подумай, каково мне, ведь я потеряла дочь и теперь на мне столько забот и столько горя. Даже не знаю, как я это вынесу, – горестно всхлипнула бабка, скривившись, но слёз не получилось.

Равнодушным взглядом смотрю в упор на старую лицемерку, и бабка отводит глаза. Ну да, у неё действительно большое горе, вот только не от потери дочки, а от приобретения внучки. Ей бы посочувствовать. А мне так хочется выплюнуть в лицо лживой суке, что это они убили мою мамочку – бабка и её старшая доченька, две мерзкие гадюки. Они отвернулись от мамы, прокляли её и вычеркнули из своей сытой жизни.

Когда у мамы случился бурный роман с моим отцом, она после выполненной дипмиссии не вернулась домой из Франции. В то время мой папенька, молодой, амбициозный бизнесмен обрёл немало правильных связей, чтобы суметь уладить ситуацию на своей территории, в Париже. А ещё папочка имел море обаяния, в котором и потопил волю и благоразумие юной переводчицы.

Но в СССР подобные финты не прощались. Деда, конечно, не расстреляли, но быстренько спровадили на пенсию и лишили служебной столичной квартиры. Ни дня не работавшая великосветская Эльвира билась в истерике и проклинала свою младшую непутёвую дочь. Добил паршивую ситуацию муж старшей Наденьки. Он отправил жену с годовалым сыном к её родителям и поспешно подал на развод, дабы не замарать себя порочащими связями.

Опозоренное семейство Кузнецовых, чью дочь объявили чуть ли не врагом народа, вернулось в родной город. И не в Глухопердинск какой-нибудь, а в красивый город-миллионник, в котором их ждала вполне себе достойная трёхкомнатная сталинка в историческом центре города. Дед, конечно, не все регалии растерял – уже, к счастью, не то время было. Он получил должность декана в местном университете и с головой ушёл в работу. С бабкой было куда сложнее – опыта ноль, хотя могла бы и переводами заняться, да и шила она неплохо. Но Эльвира предпочла пассивно страдать и выклёвывать мужу мозг.

Трагедия Наденьки, по её собственному мнению, оказалась самой страшной, а утрата невосполнимой. От её проклятий в адрес сестры передёргивало даже обозлённую на младшую дочь Эльвиру.

– Ну что, родители, гордитесь своей дочкой – грязной шлюхой? Поздравляю вас, вы это заслужили! Леночка же у нас такая умница, а Надя дура неприспособленная. Вот, теперь получите – приспособилась Леночка ваша, чтоб она там сдохла. Это вы во всём виноваты, а я за что пострадала? Доцеловался, папочка, эту шалаву в задницу? Хлебай теперь большой ложкой! Ненавижу вас всех.

Всё это впоследствии тётя Надя высказывала моей маме в глаза не единожды, каждый раз дополняя свои обвинения новыми оскорблениями и пожеланиями.

А дед, казалось, окаменел. Всегда суровый и не дающий спуску своим женщинам, он замкнулся в себе и никак не реагировал на их истерики. Его сердце стонало о младшенькой – как там его нежная девочка? Что же она, глупенькая, так жизнь свою исковеркала, и как теперь обезопасить свою малышку. И бог с ней – с карьерой этой, лишь бы здорова была и в безопасности.

Леночку депортировали из Франции спустя полгода. Маленькая, тихая, с круглым выпирающим животиком, она появилась на пороге родной квартиры в сопровождении своего отца. Две недели бесконечного унижения в Москве и давления на все возможные рычаги принесли свои плоды. Блудная дочь признана морально разложившейся, безответственной и бесперспективной, следовательно, исключена из престижного вуза и – о, ужас! – из комсомола. И как только последняя новость их всех не убила?!

В результате дед вернулся с любимицей в родные пенаты измученный, постаревший, но очень счастливый. Жене и старшей дочери приказал рты на больную тему не разевать, под угрозой лишения материального благополучия. И Леночку гнобили тихо и беспощадно. Её сердечко впервые дало сбой, когда до родов оставалось две недели. Дед тогда сильно сдал, проводя всё свободное время в больнице, у постели дочери. Тогда бледная, чуть живая Леночка поклялась отцу, что будет очень сильной, не сломается, и что внук или внучка обязательно заставит деда собой гордиться.

Сердце деда не выдержало раньше, чем он успел начать гордиться – он умер через день после того, как принёс внучку домой из роддома. Но дед успел дать малышке имя, мне то есть. Назвать меня Дианой было его последним желанием и, кажется, последними словами.

Я читала, что в римской мифологии Диана – богиня Луны и охоты. И прямо сейчас, не дожидаясь луны, я бы с радостью поохотилась с томагавком на свою бездушную, лживую бабку. Наверное, это зов тёмной крови.

С трудом подавляю в себе кровожадные мысли и безэмоционально произношу:

– Я тебе очень сочувствую, бабушка.

Бабка поглядывает на меня с сомнением и, видимо, не заподозрив в намерении перегрызть ей глотку, широко улыбается:

– Ну что ты, деточка, какая же я бабушка, называй меня Эльвирой. Твои брат и сестра именно так меня называют, и ты скоро привыкнешь.

Даже и не сомневайся, швабра престарелая, звание «бабушка» ты не заслужила. Эльвира, блин, повелительница змей. Но вслух я спокойно ответила:

– Хорошо, значит, Эльвира. Но тогда и ты, Эльвира, называй меня Дианой, а не деточкой, – и пока бабка выпучивала свои зенки, я поинтересовалась с невинным видом: – А разве у меня есть брат и сестра?

Глядя в мои честные глаза, Станиславский бы аплодировал стоя. Эльвира же, нервно сглотнув, уставилась на меня поражённым взглядом.

– Конечно, есть – двоюродные. Ну как же, Дианочка, наверное, ты забыла? Ведь ты же их видела, правда, уже давно… Но неужели твоя мама тебе не рассказывала, как же так?

Да вот так, твари. Много чести для вас знать, как любила вас моя мамочка и сколько всего хорошего о вас мне рассказывала. И как она страдала без вас, и мучилась, и помнила все ваши важные даты.

Но я молчу и отрицательно качаю головой, типа нет, ничего про них не знаю, впервые слышу. И вы, женщина, кто вообще такая?

– Странно как… – бабка смотрит недоверчиво, но заподозрить меня в неискренности не получается. И тут на неё снизошло озарение: – Это же стресс! Ты забыла, наверное, всё из-за стресса!

Ага, как раз самое время вызвать мне врача и полечить. Ну, а как ещё объяснить бабкину радость по поводу моей амнезии вследствие стресса? Я пожимаю плечами и отвечаю, глядя ей в глаза:

– Я хорошо всё помню, Эльвира. И тебя хорошо помню, видела раз пять. Может быть, и остальных видела, но только не знала, что они мои родственники, а сами вы признаться постеснялись.

Бабке вовсе не по душе мои откровения, но спорить уже не о чем и она начинает вещать:

– Мою дочь зовут Надежда…

Я стискиваю зубы – офигенное вступление.

– Я думала, что мою маму зовут Лена, – я тоже игнорирую вероятность существования другой дочери.

Бабка явно сомневается в моей адекватности, но делает поправку:

– Да, Дианочка, у меня было две дочери. Старшую зовут Надежда, она замужем и со своей семьёй живёт в Восточном районе. У них с мужем двое детей – твои брат и сестра. Артурчику уже пятнадцать лет, он такой умный и красивый мальчик, хочет быть архитектором…

И старая ведьма пустилась в долгое воспевание достоинств своего доблестного внука Артурчика.

Конечно, я помню этого белобрысого придурка. Бабка тогда отмечала свой полтинник в ресторане и каким-то чудом вспомнила про нас с мамой. Нам было очень неуютно в этой пафосной компании, и пробыли мы там недолго. Но поганый Артурчик постарался остаться незабываемым. Он вылил мне на новое белое платье вишнёвый сок, назвал грязной чуркой и вклеил в мою длинную косу жвачку, да так, что пришлось потом отрезать волосы. Тогда этому дебилу было лет десять. Интересно, сволочизм с годами крепчал вместе с ним?

Эльвира продолжала восторженно щебетать. Вот любопытно, если её не заткнуть, истории про этого кретина когда-нибудь иссякнут? Но бабка всё же заметила мой скучающий взгляд.

– Ох, кажется, я увлеклась… А к чему это я? – она рассеянно похлопала густо накрашенными ресницами. Шахерезада престарелая, и куда она, интересно, намарафетилась спозаранку? Не уверена, что к постели приболевшей внучки.

– Ты, Эльвира, хотела рассказать мне про брата и сестру и увлеклась братом, – спокойная и непробиваемая, как скала, смотрю бабке в глаза.

Она слегка поёжилась и осторожно, словно нащупывая почву, продолжила:

– А твою младшую сестрёнку зовут Снежаночка… – бабка делает паузу и смотрит на меня, а я цепляю на лицо подобие заинтересованности. Наверное, получилось, потому что сказительница продолжила уже смелее: – Снежаночке одиннадцать лет, но она такая маленькая и худенькая, что кажется ещё младше. И беленькая, как одуванчик – такая хорошенькая, просто нежный цветочек. Снежаночка мечтает стать моделью. Я уверена, что если она не передумает, то с её данными… – бабка мечтательно закатила глаза.

Я смотрела на неё и думала, что она действительно очень любит своих внуков. И я ни грамма не завидовала. Не хочу, чтобы меня любила эта змея. Даже если бы год назад я не наткнулась на мамин дневник, которому она на французском языке изливала свою израненную душу, то всё равно бы знала, что эти твари не достойны моей любви. Я это чувствовала даже тогда, когда мама говорила о них столько прекрасного. Несмотря ни на что, она всегда их любила, а я всегда буду их ненавидеть.

Глава 3
2018

2018 год

Самолёт приземлился в аэропорту Шереметьево в четыре часа утра. Получив свой багаж, я направляюсь к такси. Холодный октябрьский ветер пробирается в рукава моей лёгкой кожаной курточки. Я зябко передёргиваю плечами – кажется, в Лондоне было теплее. Ускоряю шаг в попытке сбежать от холода.

Ночная Москва великолепна. Из окна такси я жадно изучаю старые дома, новостройки, башни и торговые центры. За два года здесь ничего почти не изменилось, но я любуюсь, как в первый раз. Чуть больше двух лет назад я прилетала сюда, чтобы подстелить себе соломки для новой жизни, а всё свободное время проводила, гуляя по Москве. Тогда был август, и я много гуляла пешком, привычно маскируясь под расхлябанного тинейджера – рваные джинсы, широкая, длинная футболка и бейсболка, низко надвинутая на лоб. Я не хотела привлекать к себе внимание, наслаждаясь одинокими прогулками. Но, даже нацепив солнечные очки в дополнение к неброскому наряду, слиться с толпой не всегда удавалось. Но и к этому я привыкла и давно научилась подавлять ненужный интерес к своей персоне.

Такси подъехало к зданию шестиэтажной гостиницы, в которой я планировала жить всю ближайшую неделю, пока буду решать дела первостепенной важности.

– Доброе утро, для меня забронирован номер, – я постучала ноготком по стойке ресепшна и извлекла из компактного рюкзачка свой паспорт.

Слегка осоловевшая от недосыпа девушка администратор внимательно посмотрела на меня и в паспорт. Мой немного шпанский вид с трудом вязался с фотографией в паспорте и бархатистым, хорошо поставленным голосом с лёгкой хрипотцой и едва уловимым акцентом. Долгие скитания по чужим странам оставили побочный эффект. Думаю, что за пару дней я избавлюсь от этого недостатка.

Оформив заселение, девушка принялась подробно расписывать предоставляемые мне возможности для исключительно комфортного проживания.

– Благодарю Вас, но пока не высплюсь, я не готова воспринимать такой поток информации, – погасила я внезапный энтузиазм проснувшейся Марии, её имя значилось на бейджике. Она понимающе кивнула и протянула ключ, разглядывая меня с детским восторгом. Привычная реакция. Пожелав девушке спокойной ночи, я устремилась к лифту за беллбоем, катившим мой багаж.

Самыми прекрасными в этот ранний час в моём номере были гигантская кровать и ванная. Выдав носильщику чаевые, я избавилась от его присутствия и подошла к окну. Главным условием моего проживания в этом отеле стал вид из окна. И сейчас моему взору предстал Кремль во всём своём великолепии. Приоткрыв окно и впустив в комнату холодный воздух, я начала раздеваться перед большим зеркалом. Мне нравился этот волшебный процесс превращения бесформенного подростка в ослепительную диву. Я не привыкла себе льстить, но своё тело я старательно лепила годами, приводя изнурительными тренировками свою, изначально хорошую, фигуру в совершенную. И вот он результат – обнажённая, я вызываю больший эстетический восторг, чем в самом элегантном вечернем платье. Когда-то, в детстве, я даже стеснялась своей внешности. Теперь же моё тело, лицо и мой голос – это оружие массового поражения, кропотливо сотканное мной и тщательно отшлифованное.

Нет, ванная – это долго. Быстро приняв душ, я подключила мобильник к зарядке и рухнула в разобранную постель, как подкошенная. В сон провалилась мгновенно.

– Вишенка, какая же ты у меня красивая.

– Теперь я знаю это, мам.

– Ты всегда была красавицей, моя девочка. Но ты снова отрезала свои прекрасные волосы.

– Они уже отросли, просто ты давно не приходишь ко мне.

– Ты сильно устаёшь, доченька, и не видишь меня.

– Мамочка, я всегда тебя жду, ты же знаешь это.

– Я беспокоюсь о тебе, что ты задумала, детка? Ты стала совсем другая…

– Прости, мама, просто я выросла. Но ведь я всё ещё по-прежнему твоя Вишенка и я очень люблю тебя. – Я беру её маленькие белые ладошки и прижимаю к своим щекам.

– Но ты ведь не будешь мстить? Месть – это удел слабых, милая, и очень большой грех.

– Месть – это моё прощение, мама. И тебе ли не знать, какая я грешница.

– Нет, ты просто запуталась, моя хорошая. Но ведь ты не причинишь зла своей семье?

– Семье?! Ты была моей семьёй, моим сердцем, моей совестью, ты была всем моим миром. Но теперь тебя нет, и совести у меня больше нет, и сердце моё не со мной, и мой мир давно разрушен, мамочка! Ты хотела, чтобы я была сильной, и теперь я очень сильная, и я построю заново мой идеальный мир. Но в нём не будет места для ТВОЕЙ семьи, для этих змей, отравивших твоё сердце и мою душу. Теперь я им не по зубам и скоро все они захлебнутся собственным ядом.