Текст книги "Усатое наследство Изабеллы (СИ)"

Автор книги: Алиса Ганова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Усатое наследство Изабеллы 🐈‍

Глава 1

– Белла! Вставай! Тётушка Абигайль упомянула тебя в завещании! – мама ворвалась в мою комнату.

А я не просто крепко спала – я видела чудесный сон про статного незнакомца с великолепным мускулистым торсом и широкими плечами.

Небрежно скинув с себя дорогую шелковую сорочку, он остался в брюках, плотно облегавших его узкие бедра и крепкие ноги. Двигался он как хищник. При каждом движении литые мышцы перекатывались под тронутой легким загаром кожей. Красавец смотрел на меня с таким обожанием, что я отринула скромность, позволила обнять себя и ощутила жар мужского тела.

Опасный, сильный мужчина с мужественным подбородком и обаятельными ямочками на щеках уже почти нашептывал мне признание в любви… – и тут мамин крик разбудил меня.

Однако волшебное слово «завещание» миг избавило меня от сонливости и ворчания. Ведь если я получу наследство, то моим мужем может стать Жеом! Это, наверное, он красавец из сна. Конечно, в реальности Жеом не такой идеальный, каким приснился, однако, когда мы случайно встречаемся, у меня замирает сердечко.

Я села на постели и, прежде чем успела протереть глаза, мама вручила мне плотный лист со сломанной сургучовой печатью.

Часто дыша от охватившего меня волнения, я пробежалась по строчкам, написанным аккуратным, красивым почерком нотариуса.

«Уважаемая мадмуазель Изабалла Лакру. Спешу уведомить вас, что госпожа Абигайль Батри, упомянула вас в своём завещании. Прошу не опаздывать на его оглашение, которое состоится 15 числа второй декады осени в час дня».

Дочитав, я перевела взгляд на небольшой календарь, висевший на стене, у окна.

– Ох! – подпрыгнула на постели. – Оглашение сегодня! Я могу опоздать!

– О, нет, моя дорогая, – покачала головой мама, открывая старенький шкаф с моими вещами. – Если ты хочешь получить наследство, то мигом встанешь и придумаешь, как добраться до Олбирджа к обеду.

Я очень хотела получить наследство, чтобы стать счастливой невестой Жеома, первого красавца нашего квартала, поэтому мигом отбросила тёплое одеяло, спустила ноги с постели и, ступая босыми ногами по ледяному полу, бросилась собираться.

Уже скоро дом стал походить на вертеп. Платья, юбки, жакеты в беспорядке лежали на стуле и кровати, висели на дверце шкафа. Вся обувь сгрудилась у двери в углу.

Мне надо выглядеть не только достойно, но тепло одеться, чтобы не замерзнуть в дороге. Я поеду в Олбридж хоть на открытой телеге, несмотря на низкие тучи, обещающие дождливую изморось. Да я пешком побегу, только бы не опоздать!

Я уже выбегала из дома, когда мама всучила мне кусок ароматного рыбного пирога, завернутого в вощеную бумагу, оставшуюся от старых выкроек.

Сглотнув подступившие слюнки, я сунула пирог в старенький кофр, после чего схватила пальто, шляпку и выбежала на крыльцо.

Пальто застёгивала набегу. Пронеслась по слякотной дороге до оживленного перекрестка и едва не бросилась наперерез возничему.

– Скорее на Рыночную площадь! – крикнула бородатому крепышу, забираясь в потертую коляску. – Надо успеть на почтовый дилижанс.

Сунула в жесткую, мозолистую руку извозчика, от которой разило табаком, четверть серебрушки. Этого хватило, чтобы договориться без лишних слов.

Бородатый крепыш громко свистнул и… коляска понеслась.

Ветер свистел в ушах, шляпку приходилось придерживать руками, чтобы она не слетела на оживленную дорогу. Нос замерз, зато я успела прибыть на станцию вовремя.

За четыре часа доехала до Олбриджа и, убедившись, что успеваю, въехала в городок в самом радужном настроении.

Интересно, что мне завещала тетушка Абигайль?

Фантазия рисовала, как я стану владелицей уютного домика, который помню с детства, земельного участка и солидных сбережений.

Чтобы добраться до конторы нотариуса, пришлось поспрашивать прохожих.

– Простите, где контора нотариуса Карно? – обратилась я к одной из дам на улице. Однако она шарахнулась от меня, как от прокаженной. Я обратилась к другой, но и та убежала.

Только один из горожан махнул в сторону часовой башни и пробурчал:

– Там. У ратуши, – при этом тоже странно косился.

Я примчалась в контору со скромной синей вывеской «Нотариус» за десять минут до назначенного времени.

Внутри контора выглядела добротно. Её владельцем, месье Эмилем Корно, оказался тщедушный, подслеповатый мужчина с лысиной в блёклом тёмном костюме. Оглядев меня поверх очков, он хмыкнул:

– Что ж, проходите, юная леди. Всё равно, кроме вас никого более не ждем.

Я возликовала, что я – единственная наследница.

Села на стул со спинкой, сложила руки на кофре и с волнением проследила, как нотариус сел в высокое кресло. Достал из стопки на письменном столе серую папку, развязал тесёмки.

– Я сейчас достану метрику, – я подняла сумку.

– Не нужно, – жестом остановил меня месье Карно. – Я знаю, что вы родственница Абигайль.

– Откуда? Я не называла своего имени.

– Вы похожи. Мне кажется, будто сейчас со мной разговаривает сама Абигайль Батри. Только юная.

– Да? – удивилась я. А помнится, мама твердила, что тётушка нам вовсе не родня по крови. Странно-странно.

Пока я размышляла, нотариус сломал сургучовую печать, открыл конверт, вынул лист и, развернув, зачитал гнусавым, бесцветным голосом:

– Я, Абигайль Батри, будучи в полном уме и совершенном здравии, при свидетельстве нотариуса Эмиля Карно, составляю завещание, в котором… – Я затаила дыхание.

***

– Изъявляю свою волю: земельный надел, размером в акр, дом и все накопления, суммой в 20 золотых… – Нотариус кашлянул. – Передаю в безвозмездный дар опекунскому совету сиротского приюта города Олбриджа.

Моё сердце ухнуло и разбилось. Я, конечно, жалею сирот, делаю им пожертвования, но… Когда моё счастье вот так вот бесцеремонно уводят из-под носа… Кхм…

Пришлось сомкнуть зубы и губы, глубоко вдохнуть.

– Оставшееся имущество, в виде мельницы и участка в пойме реки, оставляю внучатой племяннице, дочери спесивой, напыщенной гусыни, только и умеющей что нудеть и жаловаться…

– Простите, так и написано? – уточнила я.

– Именно так, – кивнул месье Корно.

Дочитав, он положил передо мной завещание и попросил поставить подпись.

– Скажите, а я могу кому-нибудь продать мельницу? – ухватилась я за спасительную мысль, судорожно прикидывая, сколько доставшееся мне наследство может стоить?

– Увы. Мельница требует основательной починки.

– А земля?

– Это болотистая местность. За неё вы почти ничего не выручите.

Я оцепенела. Месье Карно тем временем продолжал вводить меня в курс дела:

– Мельница за городом. Если пойдёте по Верхней улице, потом по дороге, мимо неё не пройдете…

Я кивала болванчиком, в душе костеря ехидную старую каргу, посмеявшуюся надо мной.

– Ах да, чуть не забыл.

Нотариус положил передо мной желтый, потемневший от времени, латунный ключ.

В совершенно растерянном состоянии я поставила подпись, встала.

– Не забудьте бумаги! – нотариус вручил мне листы, свернутые в рулон и подвязанные бежевой тесьмой.

Рассеянно кивнув, я вышла из конторы и, дойдя до перекрестка, свернула подальше от оживленной улицы.

Протяжный бой городских часов возвестил, что до отъезда почтового дилижанса почти час, поэтому я продолжала брести наугад, пока не вышла к живописной низине на окраине городка и деревянному мосту.

Только миновав его, поняла, что иду той самой дорогой, которую описал месье Карно.

Старую мельницу на берегу крошечной речушки, густо заросшей пожелтевшей осокой, я заметила издалека.

Покосившаяся, потемневшая от времени мельница давно не работала.

Ставни были заколочены. Ветхие полуразрушенные лопасти жалобно поскрипывали на ветру. Две из четырех полностью обвалились. Крыша амбара тоже выглядела плачевно.

Глядя на сомнительное наследство, я ощущала себя несчастной и сломленной.

И всё же я не могла поверить, что тётя Абигайль, своеобразная, но незлобливая женщина, так жестоко пошутила надо мной. Только чтобы убедиться, что мечты на наследство напрасны, и это злая шутка, я подошла ближе к мельнице.

На деревянной двери висел ржавый навесной замок. Постояв у порога, я выудила из кармана ключ.

Вставила в замочную скважину, повернула. Замок щелкнул, открылся и с грохотом упал мне под ноги, едва не задев ботинок.

Пока я ошарашенно рассматривала его, дверь медленно открылась, приглашая войти в пугающее мрачное нутро, из которого разило пылью и трухой.

Я вошла, осторожно ступая по прогнившему полу и стараясь не запачкаться.

Осеннее скудное солнце проникало через прорехи в крыше, выхватывая из темноты очертания мельничного механизма.

Увы, внутри мельница выглядела так же ужасно.

Каменный фундамент был испещрён крупными трещинами. Разве что вертикальные и горизонтальные валы, сделанные из обтесанных сосновых стволов, большое зубчатое колесо, вращавшее барабаны, и каменные жернова остались более-менее в сохранности. Остальное сгнило.

Совершенно расстроенная, я не заметила, как наступила на хлипкую доску, которая с треском проломилась. Я взмахнула руками, устояла на ногах, но острая боль пронзила лодыжку.

– Ох! – вскрикнула я и застонала. – Больно! Как же больно!

Кроме физической боли, я ощущала обиду и жалость к себе.

Всхлипнула и, смахивая набежавшие слёзы разочарования, похромала к пыльному, покрытому паутиной, жернову, чтобы снять сапожек и осмотреть ногу.

В полумраке не заметила балку, запнулась. И тут из-за спины донёсся чуть хриплый, бархатно-чарующий мужской голос:

– Миле-еди, осторожнее!

Он прозвучал столь неожиданно, что я вздрогнула, резко обернулась. Однако… в сумраке никого не нашла.

Сглотнув тугой ком, подступивший к горлу, я несколько раз повернулась вокруг оси, отчаянно вглядываясь в тёмные, пыльные углы мельницы.

На полу, кроме отпечатков моих ботинок, других следов тоже не было.

Недоумевая, откуда голос, я чуть выше подняла голову и завизжала, увидев два круглых, пугающих желтых глаза, горевших в темноте мраковым огнём.

Глава 2

– Изыди чудовище! – пропищала я, позабыв о лодыжке, и бросилась к двери, чтобы скорее убраться с проклятой мельницы.

В прыжке юбка зацепилась за что-то, я рухнула на четвереньки, больно ударилась коленями и ладонями о грязный, прогнивший пол.

Пыльная взвесь поднялась в воздух. Я чихнула. Затем ещё раз. И снова услышала:

– Будь здорова, красавица. Чудесные пантало-ончики.

Я оглянулась и… жалобно пискнула, увидев, как с балки спрыгнул большой чёрно-белый кот.

– Бух… – его лапы коснулись пола.

Грациозно приземлившись, он потянулся и, моргнув зелёными глазищами, сел на задние лапы, обвив себя пушистым черным хвостом с белой кисточкой.

Кот, не моргая, с интересом изучая меня умным взглядом, склонив голову чуть на бок.

Я зажмурилась. А когда открыла глаза, он по-прежнему сидел на месте. Но я готова была поклясться, что кот довольно скалился.

Дрожа всем телом, я поползла на четвереньках к приоткрытой двери.

– М-да-у, – раздалось бархатное урчание. – Зад роскошный.

– Что? – обернулась.

– Вид, говорю, р-роскошный, – кот открывал и закрывал рот, как будто говорил!

Но коты не говорят! Я это точно знала, а, значит, передо мной злой дух в виде кота!

– О, Светлая! – начертила на груди защитный круг.

Странный кот не сводил пристального, заинтересованного взгляда с моих бедер, и я, несмотря на страх, возмутилась:

– Я… я слышала, что ты сказал!

– Тогда зачем переспра-ашиваешь?

Я провела рукой по бедрам и спохватилась, что юбка задралась, обнажая чулки с подвязками и панталоничики. И что я забыла прихватить упавший саквояж, на котором уселся мраков кот.

Помолчав немного, он повёл носом, обнюхивая мою сумку, и изрёк:

– Сегодня чудесный день. Сладкие булочки и… Мр-рау… – Прищурил зелёные глаза. – Рыбный пирог.

– Я отдам его! Только слезь с сумки!

Длинные усы кота дернулись. Тонкие, чёрные губы растянулись в лукавой усмешке, глаза блеснули.

– И куплю тебе самые вкусные булочки, – попыталась договориться со зловредным духом. – Ты только не сердись, что я потревожила твой покой, и отпусти меня, ладно?

– Мне не нужен твой кофр, – фыркнул кот, демонстрируя острые белые клыки. – Я его охраняю. От мышей. Потому что ты теперь моя хозяйка.

– Что? – выпалила я, сдув с лица упавшую прядку. Хотела поправить сбившуюся на лоб шляпку, но хорошо, что вовремя остановилась. Ладони были грязными от налипшей пыли. – Я?

– Ты глухая?

– О, Светлая! – я снова начертила на груди защитный круг.

Кот в ответ закатил глаза.

– Красивая, но глупенькая. М-да-у. Но хотя бы ублажение моих очей, – моргнув, кот слез с кофра и мощной лапкой пододвинул его ко мне.

Я осторожно подтянула сумку, выудила остатки пирога, развернула вощеную бумагу и протянула коту.

Он подошёл, гордо подцепил когтями корочку, принюхался, после чего аккуратно откусил кусочек.

Наблюдая за изысканными, аристократическими манерами кота, я окончательно убедилась, что передо мной не простой зверь.

– Спаси, Светлая, от чудовищ ада… – начала отчаянно молиться.

– Пошли мне пощаду… – продолжил кот и прочитал продолжение молитвы без единой запинки. После чего насмешливо начертил на пушистой грудке светлый круг. – Ну, убедилась, что я не злой дух? – Фыркнул ехидно. – Я обычный кот. Только умный.

Я не верила и отчаянно желала, чтобы он ушёл.

– Эй, – прошептала. – А, может, ты ошибся, и я не твоя хозяйка?

– Старушка Абигайль сказала, – кот раскрыл чёрную лапку, выпустил когти и стряхнул остатки крошек, ставшиеся после пирога. – Что отныне мой дом там, где Изабелла Лакру.

– Но почему я? Почему мне…

– Не достались дом и земля, а достался я? – хмыкнул кот.

– Да, – призналась я, что ожидала иного наследства и сильно разочарована.

– Потому что ты добрая.

– Ну спасибо, тётушка! – закатила я глаза. Надеюсь, на небесах она икнёт.

Помнится, в детстве я пожалела жабу, убрала с дороги, чтобы её не раздавили. Тогда я была рада похвале тётки. Но кто бы мог подумать, что мой добрый поступок аукнется мне через десяток лет, и я, вместо приличного наследства, получу вот такой сюрприз. И вообще!

– Слушай, если люди узнают, что ты говорящий, нас сожгут на площади. Как в старину. Меня как ведьму, а тебя как моего фамильяра.

– А ты никому не говор-ри.

Не успела я моргнуть, он запрыгнул на жернов и попытался приластиться.

– Эй, – я осторожно оттолкнула пушистое, пыльное тельце. – Нет у меня булочек.

Он так на меня посмотрел, что до меня дошло.

– Ах ты бесстыжий кот! – решительно отодвинула его от себя.

– Я голодный, – хмыкнул он, но по его нахальному взгляду я убедилась, что говорил он не о булочках, что продаются у пекаря. А о тех, что в панталонах, и которые я успела по случайности продемонстрировать.

Кот зашел с другого бока, ткнулся розовым носом в плечо, потом пятнистым лбом.

Я пыталась игнорировать его, но он ластился, терся об меня, жалобно заглядывал в глаза.

Вздохнув, почесала ему шейку. Кот блаженно прикрыл глаза и громко заурчал.

– Что мне с тобой делать? – посетовала я.

– Заботиться. Кормить. Чеса-ать. – Приоткрыл левый зелёный глаз. – И не грустить. Ведь тебе достался я.

– Ага, очень повезло, – скептично покосилась я на сомнительное «наследство».

Издали донесся приглушенный бой городских часов, отбивших два часа.

– Почтовый дилижанс! – спохватилась я. Если не потороплюсь, то опоздаю и придётся заночевать в Олбридже. А это лишние траты и меньше сшитых заказов.

Я вскочила с жернова, подняла многострадальный кофр и, прихрамывая, поспешила на почтовую станцию.

Неслась по дороге, лелея надежду, что кот отстанет от меня на полпути.

И он отстал! Забираясь в дилижанс, я не заметила его поблизости, облегченно выдохнула.

Когда вечером вышла из почтовой кареты на окраине столицы, то окончательно убедилась, что сомнительное «наследство» потерялось.

Ну и хорошо!

Над Каштановым проспектом плыли серые тучи. Ветер гнал по брусчатке пожухлые листья, пробирая до исподнего. Я устала, очень хотела скорее оказаться дома, но денег не осталось, и я не могла нанять извозчика.

Оставалось только поднять воротник и идти пешком.

Спустя полчаса на столицу опустились осенние сумерки. Заморосил дождь, улицы опустели.

Я промокла, замерзла, едва наступала на больную ногу, поэтому, чтобы сократить путь, свернула к городскому парку.

Обычно на его дорожках многолюдно, но сейчас было пустынно.

Я крепче сжала ручку кофра и пошла по аллее.

– Куда, цыпочка? – неряшливый тип внезапно возник за спиной, схватил меня за плечо, грубо развернул к себе.

– Ах! – испугалась я его недоброго, сального взгляда. Душа ушла в пятки, а от смрадного дыхания затошнило. Я попятилась и наткнулась спиной ещё на кого-то, кто сбил шляпку мне на глаза.

– А-а! – закричала я, но мне зажали рот и толкнули на мокрую землю.

Шершавая рука нырнула под юбку…

***

Я пыталась брыкаться, кусаться, но ничего не могла сделать. Крепко держа меня за руки, за ноги, мерзавцы распластали меня на мокрой траве под кустом и под гнусный довольный хохот почти стянули панталоны.

Вдруг нечеловеческий утробный рёв огласил округу. А потом блаженной музыкой для моих ушей зазвучали отчаянные вопли несостоявшихся насильников:

– Глаз! Мой глаз! А-а!

– Тварь разодрала мне шею!

Наспех оправив юбку, я откатилась от драки. Подняла шляпку с глаз и с изумлением увидела, как кот черно-белой бесстрашной молнией скачет от одного мерзавца к другому и воинственно атакует их.

Мокрая шерсть кота вздыбилась, глаза горели жаждой крови. Подпрыгивая, он вытворял невероятные кувырки, нещадно драл злодеев. В панике те почти сразу утратили храбрость, бросились наутёк.

Кот продолжал преследовать их, прыгать на спину, драть им ноги. Тому, что бежал со спущенными штанами, он располосовал тощую задницу.

Насильники уже скрылись из виду, а я ещё слышала их брань, визги, вопли и воинственное рычание моего хвостатого защитника.

Вскоре Кот вернулся, часто дыша и держа хвост трубой.

Прежде чем подойти, он отряхнулся, стряхивая с шерсти капли дождя и остатки ярости, брезгливо вытер лапы о траву и демонстративно отплевался.

– Мра-у, – проворчал. – Подонки. Будут знать!

Подошел ко мне, сидящей на холодной, мокрой земле под дождём, сел рядом и, вздохнув, боднул влажной головой мою ладонь.

– Испугалась? – заглянул в глаза.

Я молчала, прижимая ладони к груди, где тревожно билось сердце.

Взволнованный, проникновенный взгляд уставшего кота, отозвался болью. Болью моего предательства. Ведь я так радовалась, что избавилась от него. А он…

– Прости, – всхлипнула от раскаяния и погладила его по чёрной, мокрой спинке.

Он подобрался ближе, уткнулся носом в мои колени и осторожно потянул когтями за край юбки.

– Пойдем домой?

– Да, – кивнула я, вытирая лицо.

– Чумазелла! – Кот поднял лапку, вытер о свою чумазую шерстку и принялся вытирать слёзы с моего лица.

Остаток пути мы брели в молчании. Кот великодушно делал вид, что ничего не видел и не помнит, а я молчала, потому что ощущала себя предательницей.

Когда дорогу преградила глубокая лужа, взяла защитника на руки, прижала к груди, принимая «наследство», каким бы странным и сомнительным оно ни казалось. Но мама…

Представила, как она будет недовольна, и поёжилась.

– Я буду изображать обычного кота, – боднул меня Кот, уткнувшись мокрым лбом в моё плечо. Он ласковый, добрый. Это я, глупая, разочарованная наследством, эгоистичная, сразу не заметила этого.

Прижала к груди кота и попросила с мольбой:

– Только не проговорись. Стоит маме узнать об этом, узнает вся улица, а потом…

– Знаю, костёр, – он поднял грустные глаза, и у меня от сострадания ёкнуло сердце.

– Ты и вправду очень умный, – шагать в темноте было страшно. Мой маленький спутник придавал мне храбрости, как и разговор с ним. – Даже не представляю, что с тобой делать.

– Гладить. И иногда кормить. Я мешать и путаться под ногами не буду.

– Глупыш, – улыбнулась я. – Я буду гладить и кормить тебя каждый день. Правда, живём мы скромно.

– Я могу… – Кот встрепенулся, состроил воинственную мордочку, – могу таскать куриц. Не хуже хитрого лиса! С соседней улицы. Никто не узнает.

Я смотрела на говорящего кота и испытывала странные чувства. Он мыслит как человек, при этом он зверь. И как к нему относиться? Как к равному? Как младшему брату? С ума сойти!

Только от мысли о жареной курочке потекли слюнки, но я решительно покачала головой, отказываясь от заманчивого предложения.

– Таскать чужих куриц нельзя, иначе это будет воровство.

– Зато будет вкусно. И сытно. – Кот не сводил в меня взволнованных глаз. Так ему хотелось быть полезным, нужным.

– Даже не вздумай.

– Как скажешь, хозяйка, – вздохнул он и потерся носом о мою щеку. Из-за длинных усов, задевших мой нос, я едва не чихнула.

– Ты храбрый кот, – почесала мокрую макушку с белой полосой и порадовалась, что до дома уже рукой подать. – Ты спас меня, а я даже не знаю, как тебя зовут.

– Кот, – коротко представился мой спаситель.

– Просто Кот? Хм. Хочешь, я придумаю тебе кли… – осеклась. – Имя?

Стоило показать, что он мне интересен, грусть сошла с котовьей мордочки и озарилась радостью. Рассматривая в скудном свете уличных фонарей умного, отважного и несомненно благородного Кота, имя само пришло мне в голову.

– Я назову тебя Красавчиком.

– Мру… – Изумрудные глаза довольно сверкнули. – Лучше, чем Черныш.

– Абигайль так тебя называла?

Он кивнул и затих, потому что противная соседка, мамам Фонтане, увидела меня из окна и выбежала из дома. Не испугалась даже ливня.

– Белла, – она догнала меня, – говорят, ты получила наследство?

Объясняться с первой сплетницей улицы я не стала. Загадочно улыбнулась, пожелала ей доброго вечера и зашагала дальше.

– Почему ты не похвасталась ей, что тебе достался я? – нахмурился Красавчик.

– Думаешь, стоило похвастаться, что ты говорящий?

Он досадливо цокнул маленьким розовым язычком и покачал мордочкой.

– Ты права. Иначе меня посчитают ведьмовским отродьем.

– Ты как-то связан с ведьмой? – уточнила я на всякий случай. Иначе откуда ещё мог взяться говорящий кот?

– Если только с твоей почившей тётушкой.

– Ну, знаешь, тетушку Абигайль ещё никто ведьмой не называл, – проворчала я и спохватилась: – Исключая мою матушку.

– А дар у Абигайль был.

– Погоди, – я едва не запнулась. – Какой дар?

– Доброты, – Красавчик заметил на крыльце крупную фигуру мамы и затих.

А я вздохнула. Предстоял сложный разговор. Мама уже разнесла по всему кварталу, что я получила наследство, и ждёт моего возвращения, рассчитывая, что мы теперь богачки, а я вот кота несу.

Не зря переживала. Я ещё только подходила к дому по дорожке, мама спустилась с крыльца и пошла мне навстречу, довольно улыбаясь.

Первое, о чем она спросила, было:

– Сколько золотых ты получила?

– Нисколько, – я опустила голову и крепче прижала к груди мокрое, дрожащее от озноба «наследство». – Только старую мельницу.

– Ты шутишь? – круглое лицо мамы скривилось от негодования, приветливый голос стал холодным.

– Нет.

Я покачала головой. И на почившую тетку Абигайль полилась брань. Досталось и Коту.

– Ты зачем притащила плешивую тварь? – Мама брезгливо покосилась на Красавчика. – Ещё один лишний рот. Выбрось сейчас же или домой не пущу.

Я промокла до нитки, проголодалась, устала, пережила нападение, от которого спаслась благодаря моему спасителю, поэтому не стала молчать.

– Красавчик – мой кот! Я его не брошу, – отчеканила я, поднимаясь по деревянным ступеням.

Мама остановилась, встала на пути, не давай войти в дом.

– Что ты сказала?

Красавчик притих и не шевелился. Но его взгляд, его поникшие ушки… Он снова ожидал предательства.