Текст книги "Третий лишний(СИ)"
Автор книги: Алиса Ганова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
– Нет, что ты! – спохватилась Ханна, – Мистер Марвел даже никогда на меня не посмотрел искоса, а Джон и Питер – они такие хорошие. Нет, ко мне никто плохо не относился.
– Молода ты еще, совсем девчонка, не понимаешь. Я во многих домах работала, опыта уж поболее, чем у тебя. Хуже всего, когда хозяйка придирчива, а хозяин излишне добр. Вот и оказываешься между молотом и наковальней. Уж я-то навидалась! Помню, когда служила еще у Сандерсов, это было в Ньютоне, работала в доме Полли, такая хорошенькая девочка. Хозяйка ее еле терпела, ревновала к мужу, а он Полли прохода не давал, все домогался. Она на кухне плакала, уж больно мистер Сландерс был противен и стар, да еще и скуп. Закончилось все там, что Полли забеременела, миссис Сландерс избила ее и выгнала, не заплатив жалования. Представляешь? Бедная девочка. Хотя, – добавила Сью, поменяв тон, – Полли и не была такой уж невинной овечкой, так что может ребеночек-то был и не от мистера Сландерса. Вот разбери от кого.
Ханна испуганно хлопала глазами. Она не раз слышала подобные истории, но теперь боялась сама столкнуться с подобным.
– Хотя, знаешь, – шепотом добавила Сью, – я бы не отказалась.
У Ханны от изумления открылся рот. Сью подумала, а потом замазала руками:
– Да не со Сландерсом, Боже упаси! Не смотри ты так на меня. – продолжала она откровенничать с Ханной, вгоняя ее в краску. – Видела же сама, какой мистер Айзек высокий! Хоть и не красавец, но такой... – какой именно Сью не уточнила, но глаза ее заблестели.
– Ну, чего ты на меня так смотришь, – усмехнулась напарница, – смотри, какая чопорная. Ты поживи подольше, да поработай у разных господ, тогда поймешь, что к чему. Знаешь, господа в иной раз такие подарки делают! На такое честным трудом и за всю жизнь не накопить!
– А если окажешься в положении и хозяйка выгонит, а хозяин окажется не так щедр, как хотелось, что тогда? – прервала ее рассказ Ханна.
– Ну, это как повезет!
– А если не повезет, что тогда? Ребенка в приют или как котенка...
Сьюзен рассердилась:
– Нужно спешить к повитухе, а не затягивать.
– Это же грех! – ужаснулась Ханна.
– Грех не грех, но это лучше, чем как котенка! А если повезет, так на ферму ребеночка-то можно.
Ханна молчала. Пожив в приюте год, она с ужасом и содроганием вспоминала это время, потому обречь ребенка на такое ни за что бы не смогла. По этой причине, она твердо решила, что до вступления в брак, не позволит себе ничего аморального. Ханжой она не была, но еще в приюте видела много из того, с чем благовоспитанные девицы не были знакомы до замужества, поскольку их нежные и неокрепшие души тщательно оберегали от влияния порока, считая, что незнание помогает уберечься от разврата.
Проходя поздним вечером по коридору приюта, Ханна не раз видела, как Тори и другие старшие девочки обжимались с мальчиками в дальнем углу, и достаточно слышала из рассказов более взрослых приютских воспитанниц, чтобы составить мнение о том, чем они занимались. Тем не менее, сама она стремилась этого всеми силами избежать, помня крики сестры Мадлен, которая громко орала и жестоко избила Люси, когда та вернулась в приют с красивой шалью, подаренной мужчиной.
Люси и ранее убегала из приюта и пропадала где-то на неделю или две, а потом возвращалась, голодная и иногда пьяная. Как ни била ее сестра Мадлен, ничего не помогало. Закончилось все тем, что, исчезнув на все лето, поздней осенью Люси вернулась в церковный приют с большим животом. Сестрам ничего не оставалось, как только дождаться родов, уповая, что Люси родит в приюте и ничего не сотворит с младенцем. Так и случилось. Через 2 недели у Люси начались схватки, но разродиться она не смогла, умерев с младенцем в утробе. Приютские девчонки тогда сильно были напуганы, но хватило их страха не на долго, ведь каждая надеялась избежать подобной участи. А вот Ханна помнила до сих пор. Ей было что сравнивать. Она помнила счастливое детство с матерью и видела, как живут брошенные дети в приюте. Это было самое ужасное время в ее жизни.
– Знаешь, – продолжала Сью, – у меня подруга работает на заводе, по 15 часов каждый день, Получает 14 долларов в месяц, а то и меньше, если оштрафуют. За комнату она платит 6, а на еду посчитай, сколько у нее остается? Питается она скудно, ходят вся худая, как щепка, с синяками под глазами от усталости. Как ей жить, если у нее постоянно штрафы высчитывают? Не знаешь, а я знаю! Она в обеденный перерыв выходит на улицу и себя продает. Если повезет, сможет изредка полфунта мяса купить (ок. 250 гр) да отрез дешевой ткани, чтобы зад прикрыть чем было. Думаешь, она одна такая? Нет, много так поступают, а ты все скромницу строишь. Если уволят тебя отсюда, куда пойдешь? Тоже на завод, а потом на рабочий обед? Вот и подумай.
После таких речей Ханна ощутила чувство безысходность. Как ни крути, а Сью была права!
– А ты подумай, – продолжала вразумлять Сью Ханну, – ежели с умом распорядиться доставшимся благом, то можно швейную машинку купить и жить себе спокойно. Считай, за аренду швейной машинки платить не надо и руками не шить. А не хочешь шить, так можно сдать в аренду, каждую неделю денежки получать будешь. Разве я не права?
Ханне нечего было ответить. Оказавшись лицом к лицу с суровой жизнью, она не знала, как следует поступить. Слова напарницы были правдивы, потому она дальше решила не спорить. Сью же решив, что она сумела доказать свою правоту успокоилась, и они продолжили занятия.
Глава 7
Ханна была представлена хозяйке дома только после того, как та почувствовала себя значительно лучше. Найдя в себе силы после недомогания, Кэтрин Гриндл спустилась в столовую, чтобы отобедать вместе с супругом. Обед был почти завершен, семейная пара перешла к чаю, когда Большая Мэри позвала Ханну в столовую.
Ханна переживала, что может не понравиться хозяйке, и очень волновалась перед знакомством с ней. Когда они с экономкой вошли в столовую, мистер Гриндл рассказывал супруге городские новости и сплетни, появившиеся за то время, которое она из-за недомогания томилась в своей спальне.
Увидев хозяйку, Ханна была поражена. Она представляла себе миссис Гриндл хрупкой, болезненной молодой женщиной, с утонченными чертами лица, а вместо этого, перед ее вздором предстала полная противоположность – тучная женщина, с темно-серыми мышиными волосами, разделенными пробором пополам и строго собранными на затылке в пучок. Лицо с квадратным подбородком и тонкими поджатыми губами, свидетельствовали о ее сложном характере. Длинный нос и небольшие глубоко посаженные карие глаза выдавали в ней заносчивость и склонность к сильному увлечению чем-либо. Манера преподносить себя, как кокетливое и воздушное создание в уже не юном возрасте, еще более портило впечатление.
"Что он в ей нашел? – удивилась служанка, подметив фальшивое кокетство в женщине. Как ни пыталась она найти во внешности хозяйки нечто привлекательное, не смогла. Устыдившись, что она плохо отзывается о человеке, которому недавно нездоровилось, Ханна попыталась прекратить свои едкие мысли: – Если выбрал, значит в ней что-то есть, и не мне судить. Возможно... возможно я завидую!? – поймала она себя на мысли, но бороть неприязнь по отношению к миссис Гриндл она не могла".
В хозяйке дома причудливо соединялось смирение и заносчивость, ханжество и наивность, показная скромность и уверенность в своей правоте – все вместе это давало такую своеобразную смесь, что служанка не смогла определиться, как ей держать себя с супругой мистера Гриндла.
"И на ком только не женятся ради хорошего приданого". – мелькнула у нее гадкая мысль. Будто ощутив мысли служанки, Кэтрин отвлеклась от мужа и стала разглядывать прислугу.
Ее придирчивый взгляд был сосредоточен на лице служанки и выражал явное сомнение. Ханна испугалась, ее сердце забилось чаще и она приготовилась к худшему. Однако хозяйка отвернулась и продолжила чаепитие, не сказав ей ни слова, словно она была мебелью.
В беседе с супругом в голосе Кэтрин Гриндл нотки инфантильности, жеманства были слишком заметны.
– Айзек, это пирожное такое жирное! – жаловалась ему супруга. – Ты же знаешь. Передай Марджори, в следующий раз я хочу что-то более легкое и воздушное, тем более, что по средам и пятницам я ем только простое.
"Ха-ха, – съязвила про себя Ханна, – судя по витающим обеденным запахам по столовой и твоей ширине, представляю, сколько до этого ты съела не легкого. – Может, она и добрый человек, но немного простоты и улыбки ей не помешало бы".
Ханна все не могла взять в толк, как дама, пышущая здоровьем и румянцем во всю щеку, могла долго болеть и быть изможденной, как это описывала экономка. Судя по внешнему виду, изнеможение пошло бы хозяйке только на пользу. Ханна еле удержалась, чтобы не рассмеяться. На мгновение на ее губах появилась насмешка, и хотя Ханна тот час поспешила ее убрать, но, взглянув на хозяина, поняла, что он заметил! Его лицо стало жестким и раздраженным. Ей сразу же стало не до смеха от страха, но он отвернулся, ничего не сказав.
Наконец, миссис Гриндл соизволила заговорить о ее будущей компаньонке.
– Милый, как ее зовут? – спросила она мужа.
– Ханна, Ханна Норт. – коротко ответил он.
– О, Боже! – воскликнула Кэтрин. – Какое неприличное имя! – и надула губы, видя, что муж не обращает должного внимания на ее замечание.
– Порядочные девушки не могут носить такое вульгарное имя! – не унималась она. – Я буду звать ее Эмма! Иначе в кругу порядочных дам мне придется краснеть из-за ее столь пошлого имени. – сказав это, хозяйка жеманно сложила пухлые руки на столе и пристально посмотрела на супруга. Поняв, что от него так просто не отстанут, Айзек ответил:
– Да, дорогая. Я с тобой полностью согласен. – и раздраженно бросил салфетку на стол.
– Вот видишь, Эмма, как твое имя раздражает мужчин! Я расстроилась, что у мужа испортилось настроение. Однако, учитывая, что твои родители не были хорошо воспитанными и образованными людьми и не могли дать тебе приличное имя, я прощаю тебя! – сказала Кэтрин, изобразив на лице такое снисхождение, будто простила служанке какое-то преступление.
"Вот, жаба безобразная, – огрызнулась про себя служанка, – на себя посмотри, будто толстая книга на тебя упала, ушибла и такой ты и осталась. Понятно, на что намекала Сью, говоря, что ей тяжело долго находиться рядом с ней".
У Кэтрин были тонкие губы, растянутые в некотором подобии улыбки, от чего рот казался тонким, но большим и делал ее похожей на лягушку. Большой лоб и тонкие, почти не видимые брови только усугубляли это сходство.
"Безобразина! – обозвала она хозяйку про себя, не удержавшись от злорадства, а потом вновь посмотрела на мистера Гриндла. Он, заметив ее взгляд, стал красным. Его губы изогнулись в злой улыбке. – Боже, мой! Он рассвирепел! Он все замечает. – испугалась она и попыталась изобразить смирение, низко склонив голову и уставившись себе под ноги".
– Да, Эмма, да! Смирение – это то, к чему нас призывает Господь. Если в тебе есть смирение и вера, то думаю, ты меня устроишь. Она, умеет читать, Айзек?
– Да, любимая. – ответил мужчина и, посмотрев на Ханну, добавил: – А еще она любит читать катехизисы и слушать проповеди. – мстительная улыбка мелькнула на его лице. – Эмма выросла в семье миссис Брэдлоу – родной сестры преподобного Поупа, так что вы сможете вечера коротать с обоюдным интересом.
"Чтоб ты сдох, за таким обоюдным интересом". – огрызнулась в мыслях компаньонка, но никак не показала свое возмущение.
– О, это чудесно, – обрадовалась Кэтрин, выслушав пояснения супруга. – тогда после чаепития мы начнем наше чтение.
Мистер Гриндл посмотрел на супругу и нежно похлопал ее по руке.
– Я так рад любимая, что теперь тебе не придется скучать одной! – не унимался он, трогательно глядя ей в глаза.
– Дорогой, ты так заботлив и нежен! – вторила ему супруга.
От их воркования Ханне стало противно.
"Кто бы мог подумать, что мистер Засранец такой заботливый муж?" – язвила про себя Ханна, отныне Эмма. Понять, чего в ней больше: праведного гнева из-за нелестного отзыва о матери и ее имени, зависти от их нежностей или презрения, Ханна так и не смогла. Возможно, все вместе.
Чуть позже, Ханна вновь спустилась в гостиную, чтобы приступить к совместному прочтению Библии.
– Давай приступим, только читай с чувством. – наставляла хозяйка. – Я ежедневно читаю по несколько глав из Библии и чувствую от этого умиротворение. Тебе это тоже пойдет во благо.
Ханна села в кресло, расположенное напротив миссис Гриндл, и спросила:
– С какой главы начнем чтение?
– С книги пророка Иезекииля.
Ханна раскрыла книгу и приступила к чтению:
– И было ко мне слово Господне: зачем вы употребляете в земле Израилевой эту пословицу, говоря: "отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина"?
– Живу Я! – продолжила Кэтрин, цитирую продолжение по памяти. – говорит Господь Бог – не будут вперед говорить пословицу эту в Израиле. Ибо вот, все души – Мои: как душа отца, так и душа сына – Мои: душа согрешающая, та умрет.
Так и продолжалось чтение. Служанка читала, а Кэтрин часто перебивала ее и цитировала отрывок наизусть. Чтение продолжалось больше часа, пока у Ханны не стало пересыхать горло.
– Достаточно для первого раза. Вечером продолжим. – прервала хозяйка, заметив, что чтица начала покашливать. – Видишь, если бы ты чаще и с прилежанием читала, то была бы более сильной, укрепленная верой.
– Да, мэм. – покорно согласилась компаньонка.
– Думаю, со временем, ты этому научишься. Если в тебе не будет должного прилежания, я сильно расстроюсь. – сказала миссис Гриндл, притворно тяжело вздохнув и закатив глаза к верху.
"Читала бы себе на здоровье, сколько влезет". – огрызнулась мысленно Ханна, но вслух ответила: – Я буду стараться, мэм, со всем прилежанием.
– Я на это надеюсь. – холодно парировала хозяйка.
Для чего она понадобилась миссис Гриндл, Ханна не могла взять в толк, ведь миссис Гриндл умела читать, была здорова и полна сил.
– Поможешь мне переодеться, – приказала хозяйка. – а после мы едем к миссис Маккарти, моей подруге и единомышленнице. Тебе следует переодеться в более приличное платье.
– Это мое выходное платье. – ответила Ханна, опустив глаза.
Миссис Гриндл презрительно вздохнула и процитировала:
– И у Тебя, Господи, милость, ибо Ты воздаешь каждому по делам его.
Ханна еле сдержалась, у нее в нутрии все кипело и рвалось высказать, что она думала об этой чванливой, любящей подчеркивать собственную религиозность и духовность, лицемерке. С огромным трудом ей удалось совладать с собой, однако, ее щеки горели от злости.
– Вот видишь, тебе стало стыдно. – продолжала нравоучение хозяйка, – это означает, что ты еще не потеряна, и свет еще не погас в твоей душе.
Погода была солнечной, ласковый ветер нежно обдувал кожу теплым ветром, Ханна закрыла глаза и ехала в ландо, наслаждаясь давно не посещавшим ее ощущением счастья. Миссис Гриндл направлялась к миссис Маккарти. Намеки хозяйки о том, что каждому воздается по трудам его, уже не волновали так Ханну. Что толку дуться на обеспеченных людей, с рождения наделенных всеми благами, если они никогда не смогут понять простого человека. Долго обижаться и ходить не в настроении было не в ее характере, тем более, что миссис Гриндл была ее нанимательницей, и показывать свое недовольство перед хозяйкой было чревато. Оставалось только пропустить мимо несправедливые упреки и продолжать наслаждаться прогулкой.
Они проехали по главной дороге Блумсберга, проходящей мимо городского парка, и свернули на торговую улицу, где миссис Гриндл почти ежеминутно приветствовала кивком головы знакомых дам, проходящих или проезжающих мимо них.
Вскоре, ландо остановилось у небольшого, но очень ухоженного домика. Женщины спустились на землю, опираясь на руку, поданную возчиком, и подошли к ступенькам, когда, неожиданно, дверь распахнулась и к ним с раскинутыми руками, ускоряя шаг, поспешила миссис Маккарти.
Подругой миссис Гриндл оказалось высокая и сухопарая старушка, которая была гораздо старше Кэтрин. Ее мелкие черты лица озарились искренней радостью, когда она увидела Кэтрин Гриндл и взяла ее за руки.
– Дорогая, – радостно начала миссис Маккарти, – я так рада, что тебе стало значительно лучше! Я так переживала, каждый день молилась за твое здоровье! Я так рада! Так рада!
– Спасибо, дорогая! – ответила миссис Гриндл, тоже улыбаясь в ответ.
"Еще одна святоша". – хмыкнула компаньока.
– Это моя компаньонка – Эмма, – сухо представила Кэтрин Ханну старушке, – она сегодня работает у меня первый день, потому я не думаю, что она готова быть вместе с нами и разделять наши взгляды и цели нашего общества, но я надеюсь, что вскоре она присоединится к нам. А пока она может подождать меня где-нибудь. – и повернувшись спиной в Ханне, показала, что разговор о ней окончен.
– На кухне. – поспешила указать миссис Маккарти, – махнув рукой своей служанке, показывая, что они могут идти.
Подождав, когда дамы покинула прихожую, Ханна со служанкой направились на кухню.
– Чаю будешь? – спросили Ханну.
– Буду.
– Тебя вроде бы Ханна зовут, да? Или я ошибаюсь?
– Нет, не ошибаешься. – грустно подтвердила она. – Была Ханна, стала Эмма. Чего уж господам вздумается.
– А, понятно. – удивилась собеседница. – Нет, моя до такого не дошла, хотя тоже, еще та праведница! – хихикнула она.
– И не говори.
– Слушай, а правда говорят, что миссис Марвел тебя избила и не заплатила, а? – сходу спросила женщина.
– Ну, как сказать, – замялась Ханна, думая, как лучше ответить на этот вопрос, и предполагая все возможные последствия ответа. – может и не избила, но синяк поставила.
– У, вот оно как! А я слышала... ну, в городе только об этом и говорят, что она тебя ударила и у тебя вся голова была в крови.
– Кровь была, но не так много. Хотя, если бы я быстро не собрала вещи и не ушла, не известно, остановилась бы она или нет.
– Вот дрянь какая! Нашла себе рабыню! – возмутилась служанка. – По городу только об этом и судачат! Миссис Виллард об этом говорила и другие. Рассказывали, что ты пришла в церковь, вся в крови, с разбитой головой и еле держалась на ногах.
– Так и было! – решила подлить масла в огонь Ханна. – Она еще и рекомендаций не дала!
– Вот же дрянь! Я об этом даже и не знала. Да она теперь ни за что не найдет другой служанки, если только чужая не приедет в город, да и та быстренько сбежит.
– Скорее всего. – согласилась Ханна и удовлетворенно покивала головой. – Это было очень здорово! – и перед ее глазами пронеслась радостно-мстительная картина, как Маргарет собственноручно моет посуду, выгребает золу и опустошает горшки. Да, много бы она дала, чтобы увидеть подобное! Слишком сильна в ней была обида на Маргарет, которая своим сварливым характером могла довести любого, да еще и испортила Ханне и без того не простую жизнь, не заплатив денег и не дав честно заслуженных рекомендаций.
– Не переживай, – утешала ее служанка миссис Маккарти, все в городе об этом только и говорят. Прощай ее добропорядочность и благонравность. Дамы города теперь ее стороной обходят и шепчутся у нее за спиной! Сами они тоже – те еще ангелы, но ткнуть другую даму, особенно столь спесивую, этого они не упустят.– воинственно подытожила собеседница, вытирая красные натруженные руки о не совсем чистое полотенце. – Фух, посуду перемыла, теперь надо начистить овощей и приготовить ужин. Осталось еще немного, а потом ночь.
– А потом снова утро и работа. – заметила грустно Ханна, хорошо понимая чужую усталость, ведь еще совсем недавно она точно так же, с утра до позднего вечера трудилась у Маргарет, не покладая рук. – Давай помогу овощи почистить. – предложила она.
– Платье испачкаешь. – возразила женщина.
– Если фартук дашь, не испачкаю. Тем более что ей, – она кивнула в сторону, где находилась миссис Гриндл, – оно все равно пришлось не по вкусу. Она намекала, что каждому воздастся по трудам его. Если бы по ее трудам воздалось, ходила как праматерь Ева в Эдемском саду и была бы, как палка, тощая.
Они обе рассмеялись, каждая из них по себе хорошо знала, как тяжело добыть себе на хлеб насущный и самое необходимое. Болтая, они занимались чисткой овощей и обсуждали общих знакомых, которых в небольшом городе всегда достаточно, даже у незнакомых до этого людей. От простого хорошего общения у Ханны улучшилось настроение и она стала улыбаться. Однако все хорошее имеет свойство заканчиваться.
Вскоре миссис Маккатри и миссис Гриндл закончили общение и они с хозяйкой продолжили свой поход по городу. У Кэтрин, после общения с подругой, настроение тоже стало хорошим и она решила посетить магазин, где продавались готовые перчатки и шляпки.
Миссис Маккарти была старше Кэтрин более чем на 20 лет, что связывало таких разновозрастных людей, Ханна не знала и могла только предположить, что они обе были крайне религиозными особами.
"Если так, – решила Ханна, потрогав свежий порез, полученный при чистке овощей. – мне тоже предстоит полюбить чтения, иначе придется вернуться к мытью посуды, готовке и всему прочему. Если выбирать, между работой с пол седьмого утра до десяти вечера и трехчасовым чтением Библии, то, что ни говори, а читать все же предпочтительнее".
После чего у нее на душе исчезли все сомнения и Ханна смирилась с особенностями новой хозяйки. Они возвратились домой почти в пять часов вечера. Миссис Кэтрин переоделась с помощью компаньонки и спустилась в столовую, чтобы поужинать с супругом.
Ханна принесли поднос с чайником и маленькими голубыми чашками с синими цветочками, поставила перед супругами, налила свежей заварки и разбавила кипятком из другого чайника, после чего вкатила в гостиную тележку, уставленную тремя видами печения и бутербродами.
Хозяйка мило щебетала, делясь с супругом новостями, услышанными от подруги и о других событиях, произошедших с ней за день. Ханне показалось, что мистер Гриндл старался не вникать в суть легкомысленной болтовни супруги, однако раздражения своего не выказывал и старался быть, как всегда, сдержанно нежен.
– Вижу, у тебя сегодня чудесное настроение? Чем или кому мы обязаны? – с улыбкой поинтересовался супруг.
– Выйти из дома и пообщаться с подругами – это все так чудесно.
– Вот как? Тогда, думаю, тебе стоит чаще выходить из дома и больше общаться с соседями и подругами. Мне доставляет удовольствие смотреть, как ты улыбаешься. – произнес муж и легко коснулся губами тыльной стороны кисти супруги.
– Айзек, мы не одни, Боже мой! – смутилась его целомудренная супруга и ее щеки покрылись румянцем.
"Еще лодыжку поцелуй, она вообще умрет от счастья и скромности!" – язвила про себя Ханна, прислуживающая чете Гриндлов.
– Завтра поедешь на собрание благопристойных, но воинственно настроенных дам? – поинтересовался муж, разглядывая содержимое его тарелки. Он завел речь о собрании местного общества трезвости, в котором состояла его супруга, но чью деятельность мистер Гриндл не вполне одобрял.
– Надо бы. Я бы очень хотела, но я не знаю, как буду себя чувствовать. – кокетничала Кэтрин, жеманно потупив глаза.
"Если съешь все это сразу, то точно не поздоровится". – продолжала злиться служанка.
– Я думаю, что все будет хорошо. Эмма рядом с тобой и тебе теперь не будет страшно. Не волнуйся дорогая!
Айзек Гриндл здраво рассудил, что чем бы жена не увлекалась, лишь бы не донимала его нравоучениями и попытками сделать его ревностным христианином.
– Милый, ты такой заботливый, такой добрый! – расцвела от заботы супруга. – мне так повезло, что у меня есть ты!
– Ну, что ты! Это мне повезло, что ты есть у меня! – вторил ей супруг.
Они сидели, державшись за руки. Мистер Гриндл смотрел жене в глаза и улыбался. Насколько Ханна уже успела узнать его характер, это было на него не похоже.
"Голубки". – съязвила она, стараясь оставаться невозмутимой и не рассмеяться прямо при супругах
– Кстати, как тебе компаньонка?
– Даже не спрашивай, милый. У нее нет приличного платья. Если я захочу посетить общество, мне придется краснеть! И да, ты знал, про Маргарет Марвел?
– Что именно?
– Что Эмма работала у нее в доме и что она разбила ей голову до крови, и не дала рекомендательных писем! Ты знал?
– О разбитой голове или об отсутствии рекомендательных писем?
– Обо всем этом? – вспылила Кэтрин.
– Знал милая, но не хотел тебя расстраивать, зная твое доброе и чуткое сердце. – ответил Айзек.
– А тебя не смущает отсутствие рекомендаций? А вдруг...
– Нет, милая, – прервал ее Айзек. – Эмма старательная девушка и два года честно трудилась у Марвелов, однако, когда она заранее предупредила о своем желании перейти работать в наш дом, Маргарет закатила ужасный скандал и поступила столь не достойно по отношению к сироте. Правда, милая? – задал он риторический вопрос супруге.
– Да, милый.
– Я рассказывал тебе, что Маргарет Марвел весьма своеобразная особа, склонная к истерикам и истерическим порывам, кроме того, она крайне скупа. Именно этим и объясняется отсутствие у Эммы приличного платья, а не ленью.
– Я даже подумать не могла, что леди бывают такими невоспитанными и невоздержанными. Боже, как неприлично! – произнесла Кэтрин Гриндл, закатив глаза к верху. Это был один из любимых ее жестов, показывающих крайнюю степень чего-либо. – О, если бы я только знала... – начала она оправдываться перед мужем, возбужденно схватив его за руку.
– Не волнуйся так, дорогая! Я знаю, какая ты отзывчивая и щедрая. – прекратил супруг ее оправдания. Если бы он ее не прервал, ему предстояло бы с пол часа слушать гневные тирады и обличительные выпады Кэтрин. Зная об этом, он решил не доводить до этого ситуацию. – Думаю, что из пары не нужных платьев Эмма вполне сможет сделать себе приличное платье и нам не придется краснеть за ее вид. Кроме того, только представь, какая значительная, нет, какая огромная разница будет видна в отношении к прислуге, если в обществе заметят, как станет выглядеть Эмма.
– Ты как всегда прав! – с восхищением произнесла Кэтрин. – Ты такой добрый, Айзек!
После чего от умиления у нее на глазах выступили слезы, которые она смахнула красивым платком, украшенным вышивкой и кружевом и сильно надушенным духами. По столовой распространился цветочный аромат, перебивший в столовой запах еды.
– Моя милая, это так не учтиво обсуждать прислугу в ее присутствии.
– Прости, я так расстроилась, что совсем забыла о присутствии Эммы, прости меня.
– Ну, что ты, – утешал ее Айзек. – как я могу сердиться на такого ангела.
Мистер Гриндл улыбнулся супруге и еще раз поцеловал ее руку, а потом, убрав салфетку, встал из-за стола. Покидая комнату, он прошел мимо Ханны и она заметила его взгляд, в котором читалась торжествующая усмешка.
– К чему бы это? – пронеслось в ее голове.
Глава 8
Мистеру Гриндлу нравилось работать в своем кабинете, расположенном на втором этаже. Огромные книжные шкафы из темного дуба, раскинувшиеся на две стены, высотой под самый потолок, большой рабочий стол с до блеска отполированной поверхностью, тепло камина в холодные вечера и настоящий персидский ковер, украшавший комнату и приглушавший звуки – все это давало ему почувствовать свою успешность, которой он наслаждался. Раньше Айзек не понимал, что имел, но после того, как лишился состояния, а потом вновь обрел, стал особенно остро ценить и наслаждаться успешностью.
Кабинет был тем местом в доме, где он мог быть собой, не опасаясь наставлений супруги. Заперевшись в комнате, Айзек мог достать из портсигара, с изображением обнаженной красотки, сигару и закурить, неспешно выпуская кольца дыма и неспешно наслаждаться этим. Мог ставить книги в том порядке, как ему заблагорассудится, не опасаясь истерик Кэтрин. Здесь он хранил и некоторые другие вещи, о существовании и назначении которых супруга не должна была знать. Когда дверь в его кабинет была заперта, все в доме знали, что тревожить хозяина нельзя.
Назло супруге, ему доставляло удовольствие делать то, что привело бы ее в трепет и ужас. Наперекор ее ханжеству ему нравилось пить виски и выругаться неприличными словами, читать вульгарные издания и рассматривать порнографический журнал "Жемчужина" или другие эротические открытки. Ему вообще нравилось быть плохим. Еще в пансионе, где за любые шалости воспитанников нещадно били розгами, он ощутил, что не такой как все. Если другие ученики боялись и всеми силами старались избежать порки, то Айзеку наказание розгами было по нраву.
Обычно экзекуцию проводила мадам Верне, супруга директора пансиона, с тяжелой рукой и полным отсутствием снисхождения к наказуемым. Когда по субботам перед ней выстраивалась вереница воспитанников, она надевала чистое платье, долго выбирала розги и, только вволю насладившись страхом нерадивых учеников, приступала к процессу самого наказания.
Вскоре мадам Верне заметила, что Айзек не выказывает страха перед ней, и оказалась в некотором замешательстве. После раздумий, она решила, что суровая порка в следующую субботу вернет ему почтение и страх, и отобьет тягу к шалостям и невежеству.
Когда последний удар розгой был обрушен на его красные с кровавыми подтеками ягодицы, мадам, раскрасневшаяся от физических усилий, велела подняться ему со скамьи и приготовилась прочитать нравоучительную отповедь, однако к ее огромному удивлению и смущению, она заметила, как у наказанного воспитанника в области паха натянулись штаны. Мадам застыла в смущении и не нашлась, что сказать.
Через неделю, когда для Айзека вновь пришло время получить по заслугам за свои проделки, к его огромному удивлению, мадам Верне улыбалась, нанося ему удары, но теперь делала это не так сурово. Разве мог он подумать, что эти события юности врежутся в его память и столь сильно повлияют на его пристрастия?
Никто не догадывался о них, поскольку мистер Гриндл тщательно скрывал свои тайные желания. К его огромному сожалению, рядом с ним не было человека, с кем он мог бы поделиться самыми сокровенным и не бояться быть отвергнутым. Кэтрин не хотела принимать его обычную, естественную мужскую сущность, не говоря уж о чем-то более тайном и неприличном. А посетить увеселительное заверение мадам Бруа, как это он делал до женитьбы, в нынешнем положении не мог и опасался подхватить францускую болезнь. Один раз его имя сплетники разносили по всему городу, более он такой радости им не доставит. Что ни говори, но его успешное возвращение жители Блумсберга перенесли плохо и не теряли надежды припомнить ему любые промахи, даже самые ничтожные. Однако быть объектом зависти, всего города – все-таки обалденно приятное чувство!
