355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алиса Ганова » Третий лишний(СИ) » Текст книги (страница 10)
Третий лишний(СИ)
  • Текст добавлен: 30 марта 2017, 08:30

Текст книги "Третий лишний(СИ)"


Автор книги: Алиса Ганова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

      Позже, вспоминая этот момент, краткий миг взаимной поддержки, Айзек осознал, что  с того случая их стало объединять нечто большее, чем просто запретные отношения между хозяином и служанкой. А пока они продолжали внимать торжественному пению Кэтрин, которая не жалела ни сил, ни голосовых связок в надежде вразумить супруга и заставить раскаяться в неудержимом веселье.

     Время тянулось невыносимо медленно, но прервать миссис Гриндл никто не решался. У Ханны уже болели колени, а мистер Гриндл, сидящий кресле, погрузился в себя. Он хмурился и две вертикальные морщинки появились на его переносице.

    "Не выглядит он счастливым". – решила про себя Ханна. Она привыкла, что хозяин всегда был выдержан, холоден и несколько самоуверен, а теперь видела перед собой подавленного и несчастного человека, которому тяжело было находиться рядом с супругой. С каждой минутой его лицо становилось мрачнее.

       Айзек осознал, что в душе он уже давно дряхлый старик, ненавидящий весь мир, потому что Кэтрин душит его чопорностью, мнением общества, приличиями и лицемерным благонравием. Его размеренная жизнь, наполненная нелепыми правилами и требования, однообразная, никчемная, серая сделала его достойным горожанином, джентльменом, но абсолютно несчастным человеком. Смеясь со служанкой над глупостью, не отличавшейся ни особенным изыском или остроумием, он чувствовал себя счастливым, свободным. Вся напускная серьезность, лицемерная чопорность, тяжесть  последних лет словно слетели с его плеч. Искренний смех наполнял его тело жизнью, светом и радостью, как в детстве, когда приличия, чужие желание и навязанные правила казались глупыми и необязательными.

      "Чего тебе стоит скинуть маску благонравия? В душе Кэтрин, ты уже давно старуха и даже не понимаешь этого. Хочешь сделать меня таким же?! Не выйдет!"  – в сердцах злился Айзек. Неожиданно он почувствовал сильную усталость и его злость резко сменилась обидой.

     "Почему со служанкой мне общаться легче, чем с тобой? Разве ты ничего не чувствуешь?" – уже без сомнения, он отчетливо осознал, насколько они с Кэтрин разные и что отныне душевная близость и доверие между ними не возможно. Даже если они разделят супружеское ложе, это уже ничего не изменит. Осознание ситуации и смирение подействовали на него успокаивающе. Он взял себя в руки:

     "Ну что ж, разочарование – не повод доводить дело до скандала. Живи как удобно, я же буду жить как мне угодно!" – в мыслях решился он и, подойдя к супруге, стоящей на коленях посреди комнаты, протянул ей руку.

      – Милая, не стоит так нервничать. Мы угомонились, благодаря твоим молитвам. – спокойно, даже несколько благожелательно произнес, продолжая настойчиво предлагать руку до тех пор, пока миссис Гриндл не соизволила принять его помощь.

     Супруга намеревалась простоять на коленях в молитве еще достаточно долго, надеясь, что ее поступок повлияет на мужа и заставит его почувствовать угрызения совести, однако настойчиво протянутая рука вкупе с улыбкой супруга уверили ее в его полном раскаянии. Поднявшись, Кэтрин приготовилась обрушить на него нравоучительную тираду, однако не успела она еще открыть рот, как супруг заметил ей:

     – Право, милая, чем устраивать истерики и стоять на коленях,   вам следовало присоединиться к нам. Уверяю, у вас сейчас было бы чудесное настроение и длилось бы оно весь день.

    – Что?! – поразилась Кэтрин.  – Как подобное можно предлагать мне – твоей жене, словно я нищая, невоспитанная девка!

      Ее лицо посерело от гнева. Поднимаясь с колен и заметив у супруга улыбку, она склонна была ожидать обычного его поведения, однако вместо этого она услышала из его уст иронию.

      Служанка заметив, как резко меняется настроение у хозяев, стояла тихо, как мышка, напуганная таким поворотом дел и наблюдая, чем закончится их противостояние.

    – Леди, воспитанные леди из хороших семей не смеются как вульгарные женщины! – кричала миссис Гриндл. – Я не такая, как она! – ее палец указал на служанку.

    "О, Боже! Сейчас начнется..." – только и смогла произнести мысленно служанка, но мистер Гриндл не позволил случиться скандалу.

     – Правда? А я думал, что вульгарность выражается несколько иначе, чем смехом от души над добрыми шутками. Кроме того, откуда вы успели узнать, как ведут себя вульгарные женщины? – его правая бровь изогнулась, выражая сомнение и показное удивление.

    – Ты! – закричала супруга. – Ты смеешься со служанкой, как  равной! Ты...

     – Что я? – на его губах играла циничная усмешка. Это уже был совсем другой Айзек, которого Кэтрин до сих пор не знала, зато часто наблюдала компаньонка. – Мне совсем не смеяться?

     – Подобный смех бывает только у одержимых! –  не унималась она. – Ты раньше таким не был! Это все она! Она! – миссис Гриндл повернула свое гневное лицо к Ханне. – Я не хочу ее видеть больше в этом доме! Пусть убирается немедленно!

     – А меня она вполне устраивает. – злорадно заметил супруг.

    – Ты защищаешь ее!? – ужаснулась хозяйка. Ей казалось, что произошла какая-то ошибка и что, вообще, вся эта ужасная, безобразная сцена ей только снится.

     – Я не хочу, чтоб ты была похожа на Маргарет. – спокойно парировал он, глядя на нее теперь уже абсолютно искренними и честными глазами. Его злорадство испарилось и теперь он стоял перед ней совершенно спокойный и собранный.

      – Если она себя вела в их доме подобным образом, я понимаю Маргарет. – бросила хозяйка.

     – Подобным? Это как? – мистер Гриндл отлично владел собой. Он был спокоен, уравновешен, но Ханне казалось, что он с тайным удовлетворением насмехается над супругой. Сама Ханна стояла тихо, стараясь всем своим видом показать полное раскаяние и готовность неустанно молиться, чтобы вновь заслужить доверие хозяйки.

     – Она...– сквозь слезы пыталась сказать Кэтрин. – Она кокетничает с тобой!

     – Правда? – удивленно спросил он. – А я и не знал, что теперь дамы, в порыве кокетства хрюкают, как поросята? Это новое веяние моды?

    – Хрюкает?! – хозяйка была ошеломлена. – Зачем?

     – А мне откуда знать? – ответил Айзек. – Мы разговаривали о Марвелах, Эмма  хрюкнула, а рассмеялся. И тут появляешься ты и утверждаешь, что я одержимый, а она кокетничает!

     "Все-таки мистер Гриндл отменный поганец!" – восхитилась про себя служанка.

      Тем временем, миссис Гриндл находилась в полном замешательстве:

      – Почему она  хрюкала? – Кэтрин с сомнением поглядывая то на супруга, то на компаньонку.

     – А потому что она принесла мне отличную новость, которая позволит подложить Марвелам свинью! Ради такого не грех и хрюкнуть.

    – И что за новость? – недоверие хозяйки резко сменилось любопытством.

    – За ваше безобразное поведение, не достойное милых леди из добропорядочных семейств... – он сделал паузу и пронзительно посмотрел на супругу, –  я не скажу вам.  Ты должна хорошо подумать над своими поступками.

    – Я требую! – возмутилась Кэтрин.

    – Нет! – отрезал супруг. – Своим неразумным поведением вы показали, что ведете себя, как обычная недалекая леди! Как я смогу доверить вам столько важный для меня секрет, если вы можете его разболтать подругам?

    – Но, Айзек!

    – Нет! – решительно повторил он. – Когда придет время, вы узнаете новость, и потом сможете вдоволь посплетничать с подругами, да хоть со всем городом, но пока еще время не пришло.

    – Эмма? –  уверенно позвала миссис Гриндл и повернулась к служанке.

    – Да, миссис Гриндл.

    – Я запрещаю вам, Эмма, говорить об этом кому-либо, пока я не позволю вам! Женщинам только дай повод для сплетен,  весь город будет завтра знать! Я не позволю испортить мой план.

     – Эмма? –  не унималась хозяйка, продолжая давить на служанку. – Иначе я тебя уволю.

     – В этом доме хозяин я! – рявкнул он. – И я решаю, кого уволить!

     – Айзек, милый – это же не справедливо, я тоже хочу знать!

     – Когда будешь вести себя, как истинная леди, тогда и узнаешь. Разговор окончен.

     – Но милый...

     – Эмма, вы свободны.

    – Да, мистер Гриндл. – кротко пролепетала служанка и быстро упорхнула из комнаты, пока хозяйка вновь не переключилась на нее. О чем  будут говорить супруги, Ханна могла только предположить, но подслушивать она даже и не собиралась. В доме, где есть хоть один слуга, всегда найдется желающий проникнуть в чужую тайну. Она была уверена, что вскоре на кухне ей поведают все свежие сплетни. Вылетев из кабинета и притворив дверь, Ханна уловила шаркающий звук удаляющихся шагов.

    "Вот старая ведьма!" – выругалась себе под нос служанка и направилась на кухню. В том, что ее не уволят, она была почти уверена.

    – Что там произошло? –  любопытные кухарка и Марта накинулись на Ханну, когда она вошла в кухню. – Мы не могли понять и гадали: у вас там веселье или ругань?

    – Ну, как сказать... – начала свое объяснение Ханна.

    – А вот так и скажи! – они обе вытянули свои головы, чтобы не пропустить мимо ни одного слова из ее рассказа, все-таки не каждый день в хозяйском доме происходят подобные загадочные сцены, как никак, все же для слуг развлечение.

    – Я бы сказала, только мистер Гриндл запретил мне распускать своя язык, иначе грозился уволить.

    – Да  что ты? – в их голосах почувствовалась такая грусть и разочарование, словно она от них скрывала величайшую тайну бытия.

   – Аха. – удовлетворенно подтвердила Ханна и смачно откусила от наполовину съеденного яблока, которое любопытная Марта забыла на столе. И пережевывая яблоко, продолжила: – А хозяйка, наобоот, требует, фтобы я рассказала ей. И как тут быть?

    – Все же хозяин-то главнее.

   – От и я так думаю. – подытожила Ханна

   – Что ты тут думаешь? – прервал разговор раздраженный голос экономки, которая надменно встала у порога, преграждая дорогу к спасению.

   – А я думаю, что приказы хозяина следует выполнять подобающим образом и держать рот на замке. – равнодушно ответила Ханна. Грубить экономнее она не собиралась, все же худой мир по любому лучше доброй ссоры.

   – Тогда чего ты тут расселась и сплетничаешь? – похоже, что Большая Мэри нарывалась на ссору.

   – Ну не под дверью же мне стоять! – не подумав огрызнулась она, а осознав сказанное, пожалела.

   – Да как ты смеешь! – закричала экономка.

   – Я не смею, просто предупреждаю, что нам всем лучше молчать, если не хотим потерять работу. – примирительно ответила она, однако Мэри уже была на взводе. Посчитав, что скандалить глупо, Ханна прихватив еще пару яблок, вальяжно обошла экономку и направилась из кухни.

    – Положи яблоки! – потребовала Мэри.

    – С ними как-то легче  молчать. – бросила на ходу служанка и чинно удалилась.

    – Вот дрянь нахальная! – завопила экономка. – А вы чего расселись, бездельницы ленивые, быстро за работу.

   Марта тут же убежала, а Марджори принялась расставлять перемытую посуду, громоздившуюся на столе.

   – Так что там, с письмом? – экономка стояла за спиной кухарки и не сводила с ее спины глаз. Марджори могла бы поклясться, что от  злого старческого сиплого голоса Мэри у нее волосы поднялись на затылке дыбом.

   – Хозяин запретил говорить об этом.

   – Тебе что ли сказал лично?

   – Может и не лично, но рисковать работой не буду.

   – И кому ты это говоришь? Мне? Так и останешься без работы! Уж поверь. – противно хихикнула экономка.

   – Да, пожалуйста, – равнодушно повела плечом Марджори, – работу я еще найду, если по твоей милости уволят, а вот если хозяин останется недоволен, будет хуже. Так что даже не думай, не скажу.

   – Тварь! – прошипела экономка, покидая кухню.

    – Кто бы говорил. – огрызнулась кухарка.

       Когда Ханна подавала ужин, примирившиеся супруги мило беседовали и только хозяйка изредка бросала косые взгляда на компаньонку, которые та старательно игнорировала. Понимая, что между женщинами взаимопонимание еще не налажено, Айзек предложил:

       – Думаю, что после ужина, вам с Эммой стоит вместе помолиться. Как-никак, вы меня сегодня от одержимости спасли. – усмехнулся он.

      – Грех так говорить. –  обиженно ответила супруга, почувствовав в его голосе насмешку.

     – А вам, Эмма, напоминаю, что следует молчать до тех пор, пока я не позволю рассказать. –  заметив недовольство супруги, он снисходительно добавил: – Возможно, Кэтрин, я расскажу, но зависеть это будет от вашего поведения. Скрывать там особенно нечего, но все же во время сказанная новость имеет решающее значение.

     – Да, мистер Гриндл.

     – А тебе, любимая, все ясно? – Кэтрин кивнула головой, продолжая насаживать овощи на вилку. – Вот и славно!

     Айзек взял руку супруги и поцеловал запястье.

    "Лицемер и обманщик!" – от его неискренности Ханне стало противно и от жалости не осталось и следа.

       Зато оставшийся день прошел без происшествий. Вечером, готовя хозяйку ко сну, служанка была молчаливой. Хозяйка тоже была не многословной.

      "Пусть лучше так, чем бесконечные расспросы!" – решила компаньонка.

      Пожелав спокойной ночи миссис Гриндл, Ханна удалилась. Проходя мимо двери кабинета, Ханна остановилась, но постучать не решилась.

      "О письме спрошу завтра". –  и направилась в свою комнату.

       Экономка, кухарка и Марта давно разошлись по домам. Дом утопал во мраке и ночной тишине. Лишь одинокий сверчок пел свою незатейливую грустную колыбельную, которая успокоила Ханну и усыпила.

Глава 14


   С произошедшего инцидента прошло больше недели и казалось, в доме все вернулось на круги своя. Однако все же в воздухе ощутимо чувствовалось нечто, предвещающее изменения. Даже прислуга, которая обычно жила своей жизнью и не принимала хозяйские неприятности близко к сердцу, отныне старалась вести себя осторожнее, надеясь, что тогда намечавшаяся буря минует их стороной.

         Теперь пасмурные осенние дни для Ханны тянулись долго и нудно и давили на нее серой неподъемной тяжестью. Она ощущала за собой вину, в которой была мало виновата, но самоедство не давало ей радоваться жизни и спокойно засыпать. Она недоумевала, как, казалось бы, такое глупое и незначительного событие, которое должно было пройти незамеченным, могло так повлиять на отношениях супругов. Это оставалось для нее загадкой.

      По ночам ей стали сниться кошмары, в которых она представала среди толпы почти раздетой, в грязном тряпье и окружавшие ее люди, начинали указывать на нее пальцем, насмехаться над ней и кричать оскорбления. Спрятаться от них или убежать не удавалось, ее ноги были тяжелыми, приросшими к земле и не получалось сделать даже шага.

     Просыпалась Ханна уставшая и подавленная, с ощущением, что каждый в городе скоро узнает о ее грехопадении. Все больше ее охватывало недовольство собой, хозяином, хозяйкой, запутанными донельзя отношениями между ними. Она, как никогда, ощущала себя одинокой. Миссис Брэдлоу была славной, доброй женщиной, но она не была бедной служанкой, потому упади воспитанница перед ней на колени и расскажи, что с ней происходит, она вряд ли была понята благопристойной дамой.

      Единственной ее отдушиной оставалось пение в церковном хоре. Это было и разнообразием, и местом, где она могла видеть знакомых, отвлекавших ее от мрачного настроения. Это было для нее, как глоток свежего воздуха. Одна только встреча с Джоном могла поднять ей настроение.

     Он, чувствовавший, что Ханна расстроена, не принимался ее расспрашивать, а просто старался встать с ней рядом и улыбался, когда замечал, что она смотрит на него. От того, что он от нее ничего не требовал и не расспрашивал, она была признательна и старалась отвечать ему теплой дружеской улыбкой. Хотя, в глубине души надеялась, что он относится к ней более, чем по дружески. В какой-то момент ей казалось, что он может стать для нее выходом из сложившейся ситуации. Если вдруг она сможет найти поддержку в ком-то, пусть в Джоне, простом спокойном парне, она сможет решиться уйти от Гриндлов и не испугается предстоящих ей трудностей.  И в то же время, связывать себя узами брака с человеком, которого она не любила, только для того, чтобы сбежать от другого и не бояться трудностей, разве это не детский поступок?

      Джон Дэвис был скромным парнем и в сравнении с ним Ханна чувствовала себя развратной, падшей женщиной, но его теплота и симпатия помогали ей почувствовать себя более уверенной и привлекательной.   Пожалуй, впервые она почувствовала, что на нее смотрят с интересом, ей улыбаются, на нее засматриваются! Теперь из гадкого утенка, забитой служанки, опасающейся привередливой хозяйки, она превратилась в очень милую, привлекательную молодую особу, умеющую сделать красивую прическу, подчеркнуть свои достоинства и отныне не трепетавшей перед строгой нанимательницей.  И пусть путь к этому был не прост и тернист, но все же это было лучше, чем изводить себя слезами раскаяниями.

      Осознав свою привлекательность, расправив плечи, изменилась  и сама Ханна. Она воспитывалась в достопочтенной семье Поупов и ни на миг не забывала, что гордыня – это все же грех, но как же ей было приятно, что на нее обратил внимание такой мужчина, как мистер Гриндл. Пусть он властный, иногда совершенно не выносимый и несносный, совершающий только то, что желает сам, но как же это тешило ее самолюбие. И именно запретность, то чувство непозволительности и само нарушение той грани, которая не позволительна для прислуги, делало проявление симпатий со стороны хозяина таким притягательным для служанки.

        В последнее время Ханна много размышляла об отношениях между супругами Гриндл. Теперь она уже догадывалась, что мистер Гриндл женился на супруге для решения некоторых проблем, но все же было что-то, что не давало ей покоя.

      " Если хозяйка добродетельна, пусть даже иногда чрезмерно, но все же благородная леди, как он может позволять в доме, где живет его супруга,  такие низостные вольности?"

      Ханна уже давно понимала, что не всякий мужчина в браке хранит верность своей супруге, знала о существовании борделей и продажных женщин, которых посещают не только молодые люди, но и женатые и почтенные главы семейств. Но все же она не понимала, как он может не бояться вести себя столь неуважительно в своем доме? Ей было неловко перед хозяйкой –  набожной женщиной, но ее желания и согласия мистер Гриндл не спрашивал, и, если бы не она, была бы какая-то другая женщина. В этом Ханна не сомневалась.

     "Возможно, – размышляла служанка, – мистер Гриндл раньше тоже посещал увеселительные заведения, иначе где бы он мог узнать о тех непристойностях, которые он совершал с ней?"

      Еще Ханна изводила себя вопросами: мистер Гриндл видит в ней падшую женщину, которая будет выполнять его грязные развратные прихоти или все же он испытывает к ней некоторые теплые чувства симпатии?

       Теперь она много размышляла над этим вопросом, а если женщина слишком часто и много думает о мужчине, то она даже не успевает понять, как начинает думать все время только о нем. Так и Ханна не успела заметить, как начала ревновать мистера Гриндла к его супруге. В уме она понимала, что не имеет на это никакого права, что миссис Гриндл  – его законная супруга и благородная леди, но разве сердце женщины когда-нибудь останавливали подобные преграды?

       Каким бы Айзек отрицательным не был, его забота о ней, о ее репутации  – рассматривались Ханной, как выражение его симпатии. С каждым днем ее благодарность крепла. А после того, как она доставала из укромного места свое богатство, подаренное мистером  Гриндлом, ее неопределенность рассеивалась и она все больше убеждалась, что он  испытывает к ней если не симпатию, то, по крайней, мере благодарность.

        В другое же утро, после бессонной ночи, проведенной за размышлениями, она могла проснуться раздраженной и злой, на него и на себя, потому что как ни посмотри, но он все же приручал ее, понимая, что она никогда не сможет рассчитывать на него. Что если его отношения и пристрастия раскроются, то пострадает ее репутация,  и общество обвинит только ее – неблагодарную, пошлую, зазнавшуюся служанку, которая скатилась до такого разврата. В такие дни она его ненавидела всей душой и старалась на него даже не смотреть. Однако, его покровительство, его забота чувствовалась даже в мелочах.

     Надевая платье, она вспоминала, что это он настоял, чтобы ей отдали устаревшие платья хозяйки. Вдыхая  сладкий цветочный аромат духов, она знала, что это он подарил. Обувая красивые, удобные ботинки, ловила себя на том, что это он платит ей больше, чем другим и она смогла позволить себе хорошую обувь. Ей было стыдно признаться, но, надевая ночную сорочку, расшитую нежной вышивкой и кружевом, она помнила, что и это его подарок. Как ни поверни, к чему ни прикоснись – Ханна знала, что он о ней заботится. После осознания подобного, ей становилось тошно. Как он мог с ней так поступать, зная, что они никогда не могут быть вместе?! В том, что он ее приручал, как ручную собачку, Ханна больше не сомневалась. Он всего лишь дал ей отсрочку, чтобы она почувствовала и оценила его заботу, которой в ее жизни было мало.

      Мистер Гриндл был хитер. Глядя, как он водит за нос супругу, она вполне допускала, что он так же обманывает и ее. Со служанкой можно быть самим собой, можно быть грубым, никто его не остановит. Со служанкой можно быть не благородным, на нее можно давить, ей можно угрожать и использовать. Она для него удобная прихоть, которой он натешится и оставит, потеряв всякий интерес.

       Она прослужила у них почти девять месяцев, но до сих пор она так и не решилась. Не решилась уйти, гордо хлопнув дверью на прощание, показав, что служанки имеют гордость и порядочность, и не решилась стать любовницей, но она чувствовала, что скоро ей предстоит сделать выбор.

      Айзек в эти дни был крайне осторожен, понимая, что Кэтрин все еще продолжает косо смотреть на свою компаньону. Он старался быть спокойным, внимательным, но в меру, чтобы у супруги не сложилось впечатление, что он заглаживает вину. В эти дни он старательно игнорировал Ханну, всем своим видом показывая, что она много о себе возомнила. Он ожидал, что почувствовав его охлаждение, служанка забеспокоится и кинется угождать ему, искать подтверждения его прежней симпатии, однако вместо  ожидаемого результата Айзек замел, как Ханна стала к нему относиться более холодно и равнодушно.

      Нет, служанка была исполнительной, приветливой, покорной, но она больше не искала его симпатии и игнорировала его холодность, показывая свою гордость и спесивость. Подобного он не ожидал. Ему казалось, что дорогие подарки должны были развеять ее сомнения, однако к его удивлению, Ханна оказалась не падкой на красивые подношения, точнее подарки она принимала с радостью, но в руки ему не давалась. В сердцах он ругался и был на служанку зол, однако в глубине души все же был восхищен достойной соперницей. По его расчетам, Ханна уже должна была быть от него без ума и чуть ли не бросаться в его объятия.

       Размышляя над своим следующим шагом, он пришел к выводу, что пряник пора сменить на кнут, иначе служанка совсем избалуется. В конце концов, на то она и служанка, чтобы угождать ему, а не он ей. И пусть только окажется строптивой, она об этом еще пожалеет! Применить грубость он не решился, хотя соблазн был велик, поскольку это означало бы его полное поражение, как соблазнителя. Но его холодность и равнодушие должны привести ее в чувство, по крайней мере, так должно было быть по его расчетам.

       Все началось неожиданно и резко. Когда пришло время получать жалование, к своему удивлению Ханна получила только положенных 12 долларов и ни цента больше! Большая Мэри со злобой и ядом в голосе объяснила, что мистер Гриндл не доволен ею.

       Позже вечером ее вызвала экономка:

     – Ну, допрыгалась, нахалка? – хмыкнула она грубым сиплым голосом, как только Ханна вошла. – Уж не знаю, чем ты рассердила хозяина, но отныне ты обычная служанка. – она расхохоталась противным смехом, всем  видом показывая свое торжество. Глаза экономки сияли. А Ханна была настолько поражена, что не могла даже рта открыть. Она допускала такой поворот событий, но все произошло слишком неожиданно и без предупреждения.

    – Миссис Гриндл с супругом уезжают, так что отныне в твои обязанности входит следить за порядком на втором этаже и помогать Марджори на кухне, если понадобится. – объявляя ее новые обязанности экономка, не сводила своих маленьких пронзительных глазок, надеясь увидеть слезы разжалованной компаньонки. Однако, вопреки ее ожиданиям, Ханна даже не расплакалась и не выразила большого сожаления, лишь удивление отразилось на ее лице, которое быстро сменилось согласием и чем-то еще, чего Мэри не смогла разобрать. Расстроившись, что не удалось довести служанку до слез, экономка буркнула:

      – За дело и не лентяйничай! А то пожалеешь. Можешь начинать собирать вещи!

      – Какие вещь? – удивилась Ханна.

       Большой Мэри так и хотело мстительно бросить ей: – Твои! – однако это было не в ее силах. Окинув придирчивым взглядом Ханну с ног до головы, процедила сквозь зубы:

      – Хозяйские! Хорошо же ты служишь хозяевам, если тебе даже не сказали, что они уезжают. – заметив, как ошарашена противница и непонимающе хлопает глазами, она победно добавила: – И уезжают на долго! А уж я научу знать свое место и верно служить хозяевам. – пробурчала она себе под нос, провожая взглядом уходящую служанку. Мстительная улыбка застыла на ее обрюзгшем лице.

      Выйдя в коридор, Ханна прислонилась к стене, обессиленная неожиданным поворотом. Ее желание исполнилось, но не зря же говорят, что стоит бояться своих желаний.

     "А может все к лучшему?" – подумала она, но, услышав неподалеку шаги, выпрямилась и направилась на их. Это оказалась миссис Гриндл.

   – Эмма, ты уже слышала, что мы Айзеком уезжаем?

   – Да, миссис Гриндл. Когда вы отъезжаете?

  – Уже на этой неделе, потому скорее приступай к сбору вещей. Не забудь положить зеленое муслиновое платье и синее с кружевами.

     – Хорошо, мисси Гриндл. На долго вы едете? – решилась спросить служанка.

     – На месяц, а может и больше. У мужа дела, но думаю, что не раньше Рождества. – неохотно ответила хозяйка и подхватив пышные юбки, унеслась прочь.

      "Ой-ей-ей... жду не дождусь, когда уедете... – съязвила Ханна. От осознания, что отныне дорогие подарки она получать не будет, ей стало грустно. – Пусть подавится! – топнула она ногой и, тяжело вздохнув, отправилась собирать хозяйские вещи".

       Почти неделя сборов и подготовки к отъезду пролетела быстро. Бегая по большому дому  и собирая все вещи, о которых неожиданно вспоминала миссис Гриндл, Ханна сбила себе все ноги. Утешало ее лишь то, что скоро состоится отъезд и вся эта кутерьма будет окончена.

       В предвкушении встречи с семьей, Кэтрин стала просто не выносила и очень придирчива. Вечерние чтения миссис Гриндл были уже не столь интересны, как подготовка подарков и выбор платьев. Хоть хозяйка и не была красавицей, но красивые наряды она обожала не меньше, чем Маргарет и Лидия Марвелы.

      В час, когда супруги собирались отъезжать, началась  ужасная суета и неразбериха. Миссис Гриндл суетилась и отдавала столь противоречивые указания, что они с Мартой перестали их выполнять, лишь изображая старание.

        Прислуга была уставшая и на пределе, и все утро перед отъездом хозяев на вокзал только и считали часы и минуты, оставшиеся перед их отъездом. Из всех жителей огромного дома, только один мистер Гриндл сохранял присутствие духа и никуда не спешил. Казалось, что ему нравится вся эта кутерьма. Он совершенно не обращал внимание на все суету и Ханна могла поклясться, что, глядя на нее запыхавшуюся и растрепанную из-за беготни, он был крайне удовлетворен.

      "Вот сволочь! Это он в наказание за строптивость". – угадала она, но решила не подавать вида, что ее это как-то задевает. Вместо этого она так же старательно делала вид, что не обращает на него совершенно никакого внимания. Он не попрощавшись, повернулся спиной и вышел из дома.

       И все-таки Ханна была задета! Когда за ним захлопнулась дверь, она была готова расплакаться. Нет, она была рада, что он перестал на нее обращать внимание, но все же мог бы просто попрощаться, как со всеми, а не делать вид, что ее тут нет.

      Зато экономка, приободренная холодность хозяина к служанке, была в предвкушении. Ее оставили в Блумсберге присматривать за домой, оказав тем самым значительное доверие. Не успела дверь закрыться, как экономка, уткнув руки в бока, стала раздавать указания, стоявшей перед ней служанкам:

     – Марджори, – начала она, – если хозяева уехали, это не значит, что готовить не надо. Но запомни, мой желудок болит от кислого и сладкого, потому постарайся приготовить что-нибудь подходящее для меня. В помощнице нужды у тебя пока нет и ее отпустили. Помогать тебе будет белоручка и зазнайка Эмма или как ее там? Не важно.  А потом ты и Марта отдраите весь дом так, чтобы он сиял. Просушите матраты, перестираете занавески и покрывала, проведете ревизию в кладовой, а там я и еще что-нибудь придумаю. – это она уже обращалась к Ханне и Марте.

      Не дожидаясь ее недовольства, прислуга разошлись. Ханна направилась в комнату хозяйки, наводить порядок и разбирать ее в спешке разбросанные вещи. Едва она приступила к разбору вещей, как в комнату без стука ворвалась Большая Марта.

     – Бездельничаешь? Решила отсидеться, надеешься, что все будет как раньше? Зазналась, дрянь ленивая? Думала, что и дальше будешь белоручкой? Ха-ха! Ну, нет уж. Горшки мыть, полы и посуду! А я присмотрю, что бы ты не ленилась, будь уверена.

      Ханна не стала с ней спорить. Она молча вышла из комнаты, не став дожидаться окончания угроз, показывая таким образом пренебрежение.

      – Ты куда, дрянь? Я еще не закончила!! – завизжала экономка, но та даже не остановилась и на ходу ответила:

      – Мыть горшки, полы и посуду. – и не обращая внимание на непрекращающиеся вопли экономки, покинула комнату. Мэри попыталась догнать ее, но большой вес и больные колени не позволяли догнать беглянку.

      "Придется выдраить до чиста весь этот дом, зато потом и пусть только пристанет! – злилась Ханна. Проверив и вымыв все ночные горшки в доме, она направилась на кухню.

      –  Марджори, тебе помочь? – спросила она, радуясь, что есть с кем поболтать. Кухарка обернулась, проверить: есть ли кто в кухне, кроме них, а потом тихо ответила:

     – Да я могу и сама справиться, но, глядя на тебя, мне кажется, что это тебе нужна помощь. Присядь, помоги почистить овощи. Вдвоем будет веселее. – она заговорщицки подмигнула.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю