Текст книги "Я выбираю... (СИ)"
Автор книги: Алиса Евстигнеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)
Глава 7
Просто останься со мной,
Там, за холодной рекой,
Ещё звучит голос мой,
На берегах тишины.
(с) Рок-опера Орфей
К дому Артемьевой я приехала заранее. Специально взяла такси, чтобы потом не париться, куда примкнуть машину так, чтобы её не заметили. И ощущая себя героем дешёвого шпионского боевика, быстренько проскочила в подъезд. Вежливо кивнула консьержке, назвав номер квартиры Милкиных соседей.
И вот почти за час до назначенного времени я стояла у нужной мне двери. Заспанная Милана в коротком халатике открыла мне дверь, в момент вылив на меня всё своё недовольство:
– Ты чего так рано припёрлась?
– А нефиг спать, вечер на дворе.
– Тебя забыла спросить! Мне, между прочим, всю ночь ещё отрабатывать!
Что она там собирается отрабатывать я решила не уточнять. Беспардонно отодвинув хозяйку квартиры в сторону, я прошла вовнутрь. Та, впрочем, не обиделась, а лишь самодовольно хмыкнула, в очередной раз убеждаясь тому, что оказалась права на мой счёт.
Я не стала разуваться и прямо в туфлях продефилировала на кухню, активно виляя бёдрами. Специально, чтобы позлить Артемьеву, но ей было фиолетово до всех моих выходок.
– Можешь не стараться, Бодлера ещё нет, а я не оценю.
– А так хотелось!
Правда, с «не оценю» она всё-таки покривила душой. Спиной чувствовала, как чужой острый взгляд упирается в вырез моего платья.
Для сегодняшнего вечера я выбрала свободного кроя тёмное платье с вырезом на спине. Длинна у него была вполне консервативной – чуть выше колен. Длинные волосы были собраны в небрежный узел. Я решила, что нужно быть при параде, но ничего провокационного.
Так и не смогла понять, для кого наряжалась – для себя, для Димки или для Миланы. А может вообще для Сгорского, на тот случай, если попадусь ему на глаза.
– Нравится? – не удержалась я от комментария.
– Ничего особенного. Но в твоём случае подходит, опять же будешь перед Бодлером недотрогу стоить. Смотри, не переусердствуй. Ему это рано или поздно надоест.
– Конечно, когда есть такие как ты.
– Особенно, когда есть такие как я.
Да, Артемьеву ничем не пронять. Хотя какая, по сути, между нами разница? Каждая просто пытается найти своё место под солнцем.
Хозяйка квартиры ушла готовиться к встрече важного гостя. А я села на кухонный стул и приуныла. Чего я всем этим добиваюсь?
Убедить Димку не кидать нашу фирму? Пытаюсь остаться для него белой и пушистой? Или загладить перед ним свои грехи? Но какие грехи? Я перед ним ни в чём не виновата, обещаний не давала…
Блин, я сейчас точно как Кирсанов. Какая разница обещала, не обещала, я ведь знала о том, что происходит с Бодлером, и точно так же делала вид, что ничего не замечаю. Так было спокойней.
Через полчаса Милка вплыла в кухню уже будучи при полном параде и боевом макияже.
– Скоро приедут. Иди в ванную и не высовывайся.
– Охрана проверяет?
– Так, скорее беглый осмотр. Но кто знает, что сегодня старому лису взбредёт в голову.
– Знаешь, а ведь это неплохой план для убийства, – пытаюсь пошутить я. – Меняем меня на киллера и вуаля!
– Я бы на твоём месте такие вещи даже вслух не произносила! – вдруг резко обрывает меня Артемьева.
– Так я же шучу…
– В этом мире даже у стен бывают уши. Потом доказывай, что ты не олень…
– Мил, – пугаюсь я. – Тебя прослушивают что ли?
– Да нет, не должны. Но кто его знает.
Становится не по себе. И от своей тупой шутки, от её слов, от самой ситуации.
Покорно иду в ванную и оставшиеся минут двадцать играю в гляделки со своей Чужестранкой из зеркала.
Когда раздаётся звонок в дверь, я успеваю накрутить себя до предела. Чужестранка рвётся в бой, а я корю себя из последних сил за то, что вообще сюда припёрлась. Где-то в квартире слышатся голоса, шаги, хлопают дверями. Я в момент замираю, даже живот втягиваю, чтобы как можно меньше места в ванной занимать, если кто сюда заглянет.
Затем наступает тишина, но мне все ещё волнительно. Сижу и не дышу. Наконец-то, до меня долетает весёлый щебет Миланки, чередующийся с её лёгкими смешками.
– Милый, я сейчас, – кричит она куда-то в пространство, открывая дверь ванной комнаты. – Иди, у тебя час. Буду в соседний комнате, так что не увлекайтесь там особо!
Последний комментарий я пропускаю мимо ушей.
– Спасибо.
– Я бы на твоём месте не радовалась, у него настроение – дрянь.
– Учту.
И уже полностью игнорируя наличие ещё кого-то в квартире, иду к Димке. Он стоит в гостиной, рассматривая что-то за окном. Мне не видно его лица, но Милана была права, настроение у него дрянь: спина напряжена, плечи слегка опущены, в правой руке стакан с чем-то тёмным. Искренне надеюсь, что это его первая порция выпивки, иначе наш разговор рискует превратиться просто в пьяные разборки.
Стою в дверях и рассматриваю его. Высокий. (Но не выше Артура. Интересно, я всех буду с Кирсановым сравнивать или только через раз?). Крепкий. Широкая линия плеч и узкие бёдра.
Вообще Бодлер умеет производить очень мощное впечатление на людей и не только из-за своей внешности, хотя большой нос, тяжёлый подбородок, густые брови и пухлые губы очень тому способствуют. У Димы был характер: упрямый и пробивной. Если идти, то идти на пролом. Он с юношеских лет плевал на общественное мнение, что порой играло с ним злую шутку. Желание и умение брать своё через раз превращало его в капризного ребёнка, а характер и упорство зачастую граничили со стоянием вседозволенности.
Деньги, женщины, положение в обществе привили ему ложное чувство, что всё в этом мире подвластно ему. Что иногда превращало Бодлера в самодура и безумца, но на такие случаи у него был Сгорский и его команда, которые умели держать своего хозяина в границах разумного.
Но, несмотря на всё это, было в нём что-то такое… тонкое, ранимое и человеческое. Вполне вероятно, я просто романтизировала его, но Дима мне правда нравился. Мне было с ним легко и комфортно, и почему-то именно мне он позволял быть с ним на равных.
– Даже так, – выбивает меня голос Бодлера из собственных размышлений. Надо же, задумалась и не заметила, как он отвернулся от окна и теперь недовольно рассматривал меня, своим въедливым взглядом.
– Даже так, – соглашаюсь я с ним.
– Мила, ты – овца! – кричит он громко на всю квартиру, чтобы Артемьева услышала.
– Всё только для тебя, любимый! – возвращается ему ответ.
Видимо у меня в этот момент на лице отражается чувство отвращения, потому что Димка зло одёргивает меня:
– Что, неприятно?
Заставляю себя промолчать: «Лиза, ты пришла с ним сюда мириться, а не ругаться».
Дима одним глотком допивает содержимое своего бокала и убирает его, потом уверенным шагом подходит к дивану, садится на него, закинув ногу на ногу, а руки раскинув на спинке дивана. Всё было бы ничего, если б не взгляд – жадный и грязный. Дима рассматривал меня, словно я была какой-то уличной девкой, и не было все эти года никакой дружбы между нами. Захотелось даже платье натянуть пониже. Надо было в брюках ехать.
– Ну, давай, приступай, – властным тоном приказывает он мне.
– Что именно?
– Ну, зачем ты здесь? Убеждать меня не бросать вашу шаражкину конторку. Так что, приступай, я весь во внимание. Даже интересно, что ты готова мне предложить.
После последней фразы он опять проходится по мне похабным взглядом.
– Прекрати. Я пришла с тобой поговорить.
– Интересно о чём? – он улыбается мне, но от этой улыбки веет исключительно холодом.
– Дима! Прекращай себя вести со мной подобным образом!
– Каким?! – наигранно удивляется он.
– Будто я какая-то какая-то сторонняя баба.
Он противно хмыкает.
– А кто ты?
Я была готова к чему-то подобному, но вопрос всё равно болезненно царапает душу.
– Я твой друг.
– Друг. Забавно, – мне кажется, или в его голосе слышится что-то болезненное?
Всё ещё стою в дверях и нервно переступаю с ноги на ногу.
Бодлеру, наконец-то, надоедает строить из себя хозяина мира, он ставит обе ноги на пол, а руки убирает со спинки дивана.
– Если ты мне друг, скажи тогда, почему ты всё время молчала?! Почему не предупредила? А потом сбежала, не отвечая на звонки. Я же как зелёный пацан приехал к тебе! Стоял, долбился в дверь. А ты…
– А я не знала, что тебе сказать.
– Поэтому объявилась только спустя неделю, после того как для Артурчика и Максимки проблемы замаячили?
– Не говори так… – подавленным голосом прошу я Димку.
Слишком уж правдиво звучат его слова. Мне не нравится, что он видит меня такой лицемерной. Но уверенности в том, что я другая у меня тоже нет.
– А как, Лиза! Как? Мы же с тобой оба прекрасно понимаем, что я работал с вами только из-за тебя. Зачем теперь мне эти двое? У меня достаточно людей, чтобы решали мои проблемы, без всякого прочего геморроя.
– Тебе нужны друзья.
– У меня есть друзья!
– Кто? Партнёры по бизнесу, их жёны и их любовницы? Ах да, есть же Милана и ей подобные. А, может быть, ты Сгорского своим другом считаешь? – получается жёстче, чем хотелось. Но я, наконец-то, говорю то, что очень давно сидело у меня в голове.
В моей жизни было много лжи, много притворства, специфика работы такая. Улыбайся людям даже тогда, когда они тебя бесят. Но у меня всегда были Макс и Артур, Кристина с Андрюшкой, а в последнее время ещё и Егор. Да, даже с той же Давыденко у меня больше было человеческого, чем у Димы со всем его элитным окружением.
Да, это было большой ошибкой с нашей стороны мешать бизнес и личное, но так уж получилось. Когда-то давно, нам нравилось быть втроём против всего мира.
А потом ещё и Димка появился. И, чёрт возьми, конечно же, мне льстило, что он так ко мне относился, как будто я особенная.
Зато теперь всё вылилось в обиды.
– Димка, – уже заметно мягче добавляю я. – Они же тоже в какой-то момент тебе близки стали. Я же видела. Не только в границах работы. Гуляли дни рождения, свадьбы, ругались, мирились. И не говори, что всё из-за меня. Ты же Давыденко, и той проникся.
– Почему у меня такое чувство, что ты мне сейчас их завещаешь? – Бодлер вроде как возмущается, но я чувствую, что лёд тронулся.
– Не завещаю, прошу. Прошу позаботиться о моей семье, – и прежде, чем он меня перебьёт, поспешно объясняю. – Я уезжаю. Не знаю, навсегда или нет. Но это не важно, я просто уезжаю.
Димино лицо вновь становится каменным, но я уже не боюсь его. Подхожу к дивану и сажусь рядом с Бодлером.
– Не переводи всё на себя. Я не только тебе не сказала, я никому не сказала, потому что не знала как объяснить. Боялась, что вы меня отговорите, что сдамся. Но мне надо уехать. Я не могу больше здесь. Я каждый день смотрю в зеркало и вижу там чужую женщину. Я не чувствую, что принадлежу себе. И никто этого понимать не хочет. Только твердят, что б в отпуск съездила, да замуж вышла.
Мой голос дрожит и Дима накрывает мою руку своей. Я кажусь себе до ужаса заледеневшей, зато он очень горячий.
– Ты прости меня, пожалуйста. За всё прости. Что сбегаю, что оставляю тебя. Что спряталась, что… – что была твоим Артуром в последнее время. Но об это я уже не говорю в слух. Мне, правда, стыдно, что всё вышло именно так.
Зависаю в своих мыслях, уставившись куда-то в пол. И опять не сразу замечаю движения Димы. В это время он наклоняется ко мне и очень серьёзно смотрит на меня. Я бы даже сказала, что въедливо.
– Дим…
– Помолчи, – просит он и накрывает мои губы своими.
Сначала это просто поцелуй, мягкий, нежный и приятный. Я в этот момент ни о чём не думаю. Но потом его действия становятся более требовательным, тяжёлая рука ложиться мне на шею и притягивает к себе. Я отвечаю, ещё не понимая, что это для меня значит. Но мне нравится, просто нравится.
Его губы скользят по моей шее, от чего по телу горячей волной растекаются миллионы мурашек.
– Лиза, – хрипло шепчет Дима. – Сладкая такая, вкусная… Лиза.
Его слова вдруг отрезвляют меня, пытаюсь отстраниться, выставив руку между нас. Но Бодлер уже вошёл в раж и даже уложил меня на диван, подминая под себя.
– Дима, нет, – неочень убедительно прошу я. Не зная сама, хочу ли я, чтобы он прекращал или нет.
– Лизка, я буду заботиться о тебе. Я сделаю всё-всё, что захочешь, только не уезжай, – со страстью просит он, до конца не понимая, о чём говорит.
Это очень соблазнительно. Согласиться. Поддаться его уговорам. Просто довериться ему. Снова почувствовать себя нужной и желанной, после стольких лет холода и морального насилия над собой.
– Нет! – повторяю более громко.
Он меня не слышит, горячая Димина ладонь уже поднимается по-моему бедру.
– Нет! Прекрати! – и тут я уже не просто кричу, а отталкиваю Бодлера и скатываюсь с дивана. Потом ещё для надёжности отползаю от него. Я не его, я своих желаний боюсь.
Он сидит на диване и не шевелится, только дышит тяжело. А я ёрзаю по полу, пытаясь привести себя в порядок.
– Лиза, выходи за меня!
Ну вот опять!
Тут мои нервы не выдерживают, и меня пробирает смех.
– Вы все издеваетесь, что ли надо мной! Нет, Дима, нет!
Бодлер бьёт кулаком по дивану и зло рычит:
– Я тебе настолько не приятен?!
– Ты-то тут причём?! Что вы меня все замуж пихаете! Я всё твержу, что жить не знаю как. А в ответ лишь одно – мужика найди себе.
– Я сделаю…
– Всё. Знаю, всё ты для меня сделаешь. Только ты меня спросил надо оно мне? – я тоже злюсь. Вскакиваю на ноги и начина метаться по комнате, проклиная всё на свете.
Успокоиться получается с трудом.
– Ты не представляешь, как сейчас соблазнительно сказать тебе да.
– Так скажи, – с хищным оскалом предлагает он. Дима тоже уже взял себя в руки.
– И что я буду делать? Ходить с тобой на светские раунды и улыбаться всем без разбору?
– Можешь продолжить работать…
– В том-то и дело, что не могу. С тобой или без тебя. Знаешь, чем это всё окончится? Однажды тебе просто надоест играть со мной в семью. Надоест, надоест, даже не сомневайся, – отсекаю я любые его возражения. – Мне же надоело делать вид, что меня всё устраивает.
Вдох-выдох.
Подхожу к нему близко-близко, опускаясь перед ним на колени, кладу свои руки на его бёдра. Глаза в глаза.
– Димка, милый мой. Ты хороший, ты замечательный. Вот только я не могу. Совсем не могу. Сломано во мне что-то. Да и не нужна я тебе. Поверь. Прости меня, если сможешь, – лёгким поцелуем касаюсь его губ и прошу на последок. – Не бросай, пожалуйста, парней. Они тоже тебе нужны.
И быстро, не дожидаясь его реакции, покидаю квартиру.
На улице у самого входа меня встречает Сгорский. Его я тоже сегодня не боюсь.
Подхожу почти вплотную к нему и шепчу на ухо:
– Евгений Львович, позаботьтесь о нём.
– Можешь, не сомневаться.
Глава 8
Твои глаза такие чистые, как небо!
Назад нельзя, такая сила притяжения.
Твои глаза… Останови это движение!
Я для тебя остановлю эту Планету.
(с) Светлана Лобада
Потом были выходные. Первые мои полноценные выходные за много-много лет. Я выключила телефон и спала. А когда проснулась, перекатилась на другой бок и опять спала. И даже после этого, я заставила себя ещё немножечко поспать. Отсюда, нет ничего удивительного в том, что окончательно встав с кровати, я была малость не в себе. Заспанная и коматозная. Но я не жалела.
Поплелась в ванную. Здесь было чисто и, казалось, ничего уже не напоминало о произошедшем неделю назад. Если, конечно, не считать разбитого зеркала, которое служило свидетелем того, к чему может привести отчаянье.
По привычке внимательно рассматривала своё отражение. Теперь, благодаря паутинки мелких трещен и осколков, в зеркале имелось целое множество вариаций меня. И попробуй пойми, кто из них я, а кто Чужестранка. Самым смешным было то, что помимо своих зелёных глаз, мне мерещились две голубые льдинки, с укором поглядывающие на меня.
Это уже не просто расстройство духа, а самый настоящий диагноз. Может быть у меня психоз?
Началось всё пару месяцев назад. Уже тогда отчётливо осознавала, что мне плохо, и что это не банальная усталость. Днём работала как заведённая, всё куда-то бежала, решала чьи-то проблемы, уставала так, что сил вообще ни на что не было. Правда, выть хотелось именно из-за бессмысленности происходящего, а не по причине большого количества дел. Приходила домой и падала спать, чтобы потом подскочить посреди ночи, потому что на меня смотрят. Нет, я была ещё не окончательно чокнутая, чтобы совсем уж не различать сон и реальность. Но. Понимание того, что всё происходит только в моей голове, облегчения не приносило.
Он снился мне каждую грёбанную ночь, беспощадно изводя меня своим проникновенным взглядом.
Пара ярко-голубых глаз. Человек к ним тоже прилагался, вот только сам он был словно в дымке. Хотя я прекрасно знала, кто прячется там в тумане.
Сначала я старалась его игнорировать. Списывала всё на ПМС, нервное истощение, первые признаки шизофрении. Потом я начала злиться. Вот прям реально бесилась. Причём, одновременно и на него, и на себя. На него, за что спустя десять лет после последней встречи, вызывал во мне так много эмоций. На себя – за всё остальное. За то, что не могла успокоиться, за свои переживания, за очередной приступ вины.
На смену злости пришёл страх. А вдруг с ним что-то случилось? Ну, бывает же такое, что покойники снятся. Или в коме человек и блуждает по миру в поисках спасения. Я была готова поверить в любую мистику. Побежала в церковь. Металась между двумя канунами, ставя свечки сразу и за упокой, и за здравие. К счастье вовремя вспомнила, что всё-таки когда-то была адекватным человеком. Пошла искать его в социальных сетях. Нашелся на фейсбуке. Живой, повзрослевший и возмужавший. Я бы его, наверное, и не узнала, если б не глаза эти голубые. Даже через фотографию казалось, что хочет душу из меня вывернуть.
Все дошло до того, что в одно прекрасное утро я с ним заговорила. Вычитала в интернете, что чтобы отпустить человека из прошлого, нужно написать ему письмо. Вот я и села сочинять, но не смогла придумать ничего умнее, чем: "Хер ли тебе от меня надо?!". Но на удивление этого оказалось достаточно. Он не снился мне три ночи. Сначала я ликовала. Потом сдержанно радовалась. На третьи сутки я сначала загрустила, а потом разозлилась, словно это он меня бросил, а не наоборот.
В итоге он вернулся, и я смирилась. Со взглядом его смирилась, с помешательством своим смирилась, вот только щемящее чувство одиночества принять не смогла.
Глава 9
И неважно, что произошло.
Где был раньше штиль – теперь там шторм.
С белого листа мы вновь начнём.
Начнём.
(с) Дана Соколова
Утро понедельника началось с Марины в моём кабинете.
– Живи, – милостливо разрешили мне. – "Инвест-строй" вернулся. Все старые договорённости в силе и один новый заказ на сопровождение крупных переговоров с немцами.
– Круто, – без особых эмоций киваю я.
Меня больше в этот момент волнует, что с собой забрать из кабинета. У меня в нём было всё. Можно, конечно, Егору оставить, но что-то мне подсказывало, что ему вряд ли пригодятся мои пять пар туфель на все случаи жизни. Одежду и обувь, наверное, лучше всё же унести отсюда. И фотографии, и вот этот планер мне нравится… А в шкафу стоит бутылка крутого ликёра. И виски ирландский, коллекционный. Да и дерево с лимонами надо бы захватит, слишком много всего мы в этой жизни с Германом пережили на пару, чтобы я его здесь оставляла.
В общем, мысли мои бегут как тараканы – в разные стороны и быстрее, чем я за ними поспеваю.
– Как тебе это удалось? – прерывает мои тараканьи бега Марина Викторовна.
Вопросительно смотрю на неё, а потом догадываюсь. Это она про Димку.
– Дала Бодлеру, – отвечаю всё так же без эмоций. – Трижды. И Сгорскому тоже! А потом ещё в ногах у них всех валялась, целый час. Пока не поклялись, что всё сделают.
– Лиза! – возмущается Давыденко таким тоном, словно разговаривает с непутёвым ребёнком. – Я тебя нормально спрашиваю.
– А я нормально отвечаю.
И тут до меня дошло. Я обиделась. Реально так обиделась на Маринку. Это было что-то новое. Настолько привыкла, что дела фирмы на первом месте, что даже не задумалась о том, что всем пофиг на то, а какими же способами буду решать сложившуюся проблему.
А если б Дима меня не услышал? Поставили бы в упрёк, что плохо задабривала?
Жизненная философия «делай всё что угодно, лишь бы шло на пользу общему делу» вдруг дала течь. Я ведь и Маринкиной стервозностью когда-то восхищалась, считая, что это было только нам на руку.
Когда же мы превратились вот в это всё? А может быть, мы всегда были такими? Учил же меня когда-то Артур, что можно всё, главное захотеть.
Осталось только на Макса психануть и плюнуть в лицо Кирсанову.
И словно прочитав мои мысли, Давыденко разводит руками, будто оправдываясь:
– Это бизнес.
– Ага. И ничего личного.
После её ухода вызвала Егора. Долго смотрела ему в глаза, в попытках оценить, как сильно мы уже успели проникнуть ему под кожу. Он даже засмущался.
– Лиз, всё в порядке?
– Не знаю. Да, наверное. Егор, можно тебе совет дать? – и прежде, чем он ответил, я поторопилась пояснить. – Иначе я буду думать, что бросила тебя на произвол судьбы.
– А ты и так бросаешь, – подкалывает он меня.
– Тут уж извини… Егор, почему ты работаешь с нами? Вернее здесь.
Пора привыкать, что нет никаких нас.
Самойлов смотрит на меня если не с удивлением, то уж с лёгким недоумением точно.
– Что-то как-то не сильно на совет похоже.
– Считай, что вопрос был риторическим. Так вот, совет. Как только начнёшь считать это место самым главным в твоей жизни – беги. Как только решишь, что здесь твоя семья – беги. Как только поймёшь, что ради дела можно поступиться принцами – беги.
Желание забирать вещи куда-то пропало. Захотелось спалить здесь всё нахер. Хотя… никто же ни в чём не виноват, это же всё были мои милые иллюзии. Хотелось мне дома и семьи? Вот и получайте, Елизавета Игоревна.
Туфли и одежду попросила своего секретаря отдать куда-нибудь малоимущим. Хотя тоже смешно. Людям, возможно, есть нечего, но зато в туфлях от Маноло Бланко щеголять будут… в магазин за картошкой. Хотя нет, судя по жадному Алёниному взгляду, не дойдут мои туфельки не до каких малоимущих, и плевать, что они ей на пол размера маленькие. Алкоголь отдала охраннику на входе. Канцелярию завещала Егору.
С собой взяла только фотографии и Германа. Фотки – это, конечно, слабость моя моральная. Но мы тут счастливые, пусть хоть где-то мои воспоминания об этом будут. А Герман… его просто было жалко оставлять, как-никак, свидетель моего грехопадения.
Отьезд был назначен на среду. А что? Хороший день, середина недели. Специально выбрала вечер, чтобы быть на месте утром. По ночам я водить не боялась, зато рассвет можно было уже встретить где-нибудь на Волге.
Сидела на лавочке у подъезда и наблюдала за тем, как Макс с Егором таскают мои многочисленные коробки и сумки. Что-то аккуратно укладывалось в багажник моей машины, что-то уносилось на мусорку, а что-то мужики раскидывали по своим машинам. Не могла же я весь скраб с собой взять? Когда начала собирать вещи, сама же и удивилась. Вроде бы в квартире толком не жила, а вещей за пять лет набралось… Много.
– Илюш, а можно я к тебе в гости приеду? – жалостливо просит Андрюшка.
По-моему, он честнее всех переживает из-за моего отъезда. Все остальные тоже вроде бы грустят, но как-то не так чисто. Макс с Егором в первую очередь переживают, как без меня дела делаться будут, а уже потом вспоминают, что в придачу к моим мозгам шло всё остальное. Кристина была не в восторге от того, что я сбегала в закат, но тут уже на первом месте был страх за мужа и… его непутёвого родственничика. Последний, к слову, так за последние две недели на глаза и не попался. А позвонить Артуру я сама так и не отважилась.
– Приезжай, – киваю я Реброву-младшему. – Там красиво, тебе понравится. Там такие реки замечательные, на теплоходе с тобой покатаемся. А ещё Кремль есть, не такой как в Москве, но тоже красивый.
– Ураааа, – ликует мой крестник.
– Лиза, я тебя ненавижу! – вклинивается в нашу беседу Кристина. – Ты понимаешь, на что ты теперь нас обрекаешь? Вместо того, чтобы провести отпуск где-нибудь в Европе или на островах, мы окажемся обречены ехать… на Волгу!
– Так ещё и Ока есть, – издеваюсь я над подругой.
Но Ока её тоже почему-то не вдохновила. Зато Андрюха доволен.
Вот с ним мне совсем расставаться не хочется. Всё-таки он самое чистое, что до сих пор сохранилось в моей жизни. Пара лет и всё изменится, тоже начнёт обрастать первыми налётами цинизма и изворотливости. И несмотря на все старания матери, он всё равно по-максимуму возьмёт от Артура.
Ещё один мальчик Андрей, оставленный мною в моих поисках лучшей жизни.
Последним из моей квартиры вынесли ведро с огромным букетом белых роз. Прощальный подарок от Димы, который мне доставили накануне вечером. Там ещё записка была: «Ты всегда можешь вернуться». Записку я сохранила, заложив её в одну из книг. А вот розы брать с собой было бессмысленно.
– Лиз, а что с этим счастьем делать? – спрашивает Егор, еле удерживая цветы. Букет не столько тяжёлый, сколько объёмный.
– Жалко выкидывать.
И дело не в самих цветах, а в том, что они от Бодлера. И пофиг, что он сам их в глаза не видел. Хорошо, если лично пальцем в экран ткнул и сказал: «Это», а то ведь не удивлюсь, если секретарь выбирала. Но это всё равно была частичка нашей истории – немного грустной, незадачливой и неуместной. Блин, а какая могла бы сказка выйти, хотя бы внешне. Нет, я не жалею, что отказалась выходить за него замуж, но мне всё равно не по себе, что отвергла его. Димка мне нравился. И это уже как присказка.
– Егор, а возьми цветы домой? Жене подаришь, – прошу я бывшего помощника.
– Чужой букет? Издеваешься? – фыркает Самойлов. – Она же если узнает, меня съест.
– Не узнает, – уверенно заявляет Кристина. – А букет, правда, возьми. Хотя бы из уважения.
Имя Бодлера никто не произнёс, но всем собравшимся и так ясно, кто мне его прислал.
Наконец-то все вещи были убраны. Опустевшую квартиру с остатками мебели и крупной бытовой техники я оставила на откуп Максу. Тот обещал её в скором времени продать и перевести мне деньги. Но что-то я сомневалась. Не в честности Реброва, а в том, что он будет торопиться с продажей моей квартиры. Будет тянуть до последнего в надежде, что я одумаюсь.
Егор запихал ведро с цветами в свою машину, и больше не оставалось причин тянуть с моим отъездом.
– Нуууууу, давайте прощаться? Долгие проводы – лишние слёзы, – говорю я с напускным весельем, а у самой в душе вдруг такая горечь разливается. Что хоть плачь.
Никто не торопится делать ко мне на встречу первый шаг. Так и стоим молча. Приходится брать всё в свои руки.
Сначала обнимаю Кристину, с ней проще всего. Обещаю, не уезжать дальше Уральских гор и всегда ждать их в гости.
Затем Егор. Перед ним отчего-то стыдно. То ли потому что уезжаю, оставляя его, то ли потому что переживаю о нём, как о маленьком.
– Мамочка, – улыбается он мне.
– Сын, будь мужиком, – прошу я его, чувствуя, как на глазах выступают первые слёзы.
Андрюху я просто подхватываю под мышки и кружу с ним вокруг своей оси, пока руки не устают.
– Илюшенька, я буду скучать! – клянётся он мне.
– Я тоже, мой хороший, я тоже.
Макс. Сколько же всего я хочу тебе сказать. Но не могу. Не выдержу, разрыдаюсь и никуда не уеду. Мой друг. Мой учитель. Мой брат. Мой защитник. Как бы всё между нами не перемешалось за последние годы, я всегда буду благодарна тебе.
Ребров с силой прижимает меня к себе.
– Малая, не начуди там, хорошо? – обращается ко мне моим прозвищем, которое придумали они мне с Артуром на заре нашей дружбы.
– А ты береги себя. И их береги… Всех береги? – слёзы я всё-таки пускаю, уткнувшись в плечо Максиму.
– О себе побеспокойся, – смеётся он, хотя я слышу, что за хриплым смехом стоит что-то ещё.
Очень сложно оторваться от Максима, это даже подобно боли. Но я всё-таки пересиливаю себя.
Слова сказаны, вещи загружены, слёзы пущены… Пора в дорогу. Моя красная мазда честно ждёт меня. Последние метры к машине даются мне тяжко. Ноги отказываются идти, приходится буквально выдавливать из себя каждый шаг. И куда я собралась-то? Неплохо же мне здесь жилось? Подумаешь, кризис самоопределения. Походила бы к психологу, успокоилась, перебесилась. За Бодлера бы замуж вышла. Родила бы ему детей и лет через десять при разводе оттяпала неплохой такой кусочек имущества для себя. Переехала бы жить куда-нибудь на испанское побережье… В этой ситуации остаётся только жалобно носом хлюпать.
Шум приближающегося автомобиля до меня доходит не сразу. Хотя нутром я уже чувствовала, как чёрный порше тормозит у меня за спиной.
Артур всегда умел эффектно появляться. До последнего боюсь обернуться к нему, пока Ара сам не зовёт меня:
– Лизка!
И тут я не выдерживаю. С резкого разворота бегу на него и буквально налетаю на Кирсанова. Висну на его плечах. Даже ногами его обхватываю.
– Прости меня, Малая, прости… – шепчет он мне на ухо, буквально впечатывая в себя своими сильными руками.
