Текст книги "Голова быка"
Автор книги: Алиса Дорн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Алиса Дорн
Гетценбургские истории
Рассказы о приключениях детектива Виктора Эйзенхарта, записанные его другом и коллегой, доктором Р. Альтманном.
Предисловие,
написанное доктором Робертом Альманном, доктором военной медицины
Так получилось, что знаменитые детективы редко описывают свои подвиги сами. Иным не хватает на это мастерства, иным – времени, третьих не интересуют слава и признание широкой общественности… И тогда на сцену выходим мы, случайные свидетели, волею Судьбы заброшенные в самый водоворот событий. Должен признать, что я не планировал представлять свои записи, сделанные иключительно по оставшейся у меня с Академии привычке описывать на бумаге все, что происходит вокруг меня, публике, но вновь появившийся интерес к событиям, произошедшим на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, и выдвигаемые обществом теории сделали крайне желательным появление отчета о событиях тех дней, написанного рукой нейтрального наблюдателя.
Описанные в этих рассказах истории произошли более четырех десятилетий назад, и я попрошу читателя со снисходительностью отнестись к реалиям того времени и к тому, что мы в прошлом считали достижениями науки. Все описанные здесь события действительно имели место быть и со всей тщательностью записаны либо по моим воспоминаниям, либо со слов очевидцев произошедшего. Так как из упоминаемых в рассказах людей в живых остались только я и Ее Светлость, не только ни в коей мере не протестовавшая против моей затеи, но и приславшая мне в помощь свои дневники того периода времени, я взял на себя смелость оставить имена действующих лиц без изменений.
Я надеюсь, что представленная мною рукопись поможет читателю понять настроения, царившие в те времена в Гетценбурге, и сформировать свое мнение относительно того, что же произошло на самом деле.
Голова быка
История вторая, в которой рассказчик переживает несколько покушений на свою жизнь, приподнимает завесу тайны над наукой о смерти и посещает вороний табор.
С разворота газеты на меня смотрел мертвец. Per se в этом не было ничего выдающегося, особенно учитывая тот факт, что я разглядывал полицейскую колонку, где регулярно печатались фотографии как преступников, так и их жертв. Проблема заключалась в том, что его лицо было мне знакомо: не далее как вчера, разбирая бумаги на кафедре танатологии, я наткнулся на его карту и невольно запомнил прилагавшийся к ней портрет.
– Все в порядке, доктор? – Максим Мортимер, мой собеседник и коллега, зачитывавший в это время вслух статью о последних событиях капской войны, прервался, увидев мое изменившееся лицо.
– Могу ли я взглянуть на вашу газету? – попросил я.
Получив листок в руки, я поближе взглянул на фотографию. Сомнений не было, изображен на ней был именно мужчина, в данный момент лежавший в одной из холодильных камер университетского морга. N.N.18990302: я мог даже вспомнить номер, под которым он проходил. Нахмурившись, я пробежался глазами по объявлению:
РАЗЫСКИВАЕТСЯ!
Яндра Хевель, 1874 г.р., бывший подданный Срема. Рост от 190 см, крепкого телосложения. Глаза голубые, волосы русые. Отмечен Быком. Особые приметы: татуировка в виде буквы "А" на левой ключице.
При наличии сведений о его местонахождении следует немедленно обратиться в Главное полицейское управление Гетценбурга, отдел 004.
Полиция предупреждает, что преступник вооружен и опасен!
Решение пришло само собой. Избегая вопросов, я подозвал слугу и попросил его позвать распорядителя клуба.
– Мне нужно позвонить, – как можно более абстрактно объяснил я свою просьбу.
Я встал из-за стола и, извинившись перед присутствовавшими, прошел за распорядителем в телефонную комнату. Оставшись в обшитом деревянными панелями помещении один, я взял трубку.
– Свяжите меня с полицейским управлением, – попросил я телефонистку. – Отдел убийств.
К моему удивлению, детектив Эйзенхарт не только оказался на месте, но и самолично поднял трубку.
– Слушаю вас.
– Это Альтманн, – представился я.
В голосе по ту сторону провода послышалось удивление:
– Роберт? Что у вас стряслось?
– Я звоню по поводу объявления… Яндра Хевель, вам знакомо это имя?
– Ах, это, – голос снова поскучнел. – Вам нужен четвертый отдел.
– Только если четвертый отдел занимается расследованием убийств.
– Что вы хотите этим сказать?
– То, что мистер Хевель уже не вооружен и не опасен.
– Он мертв? – удивился Виктор.
– Уже несколько недель как. Его тело находится на территории университета с начала месяца. Попытка ресуррекции назначена на завтра.
– Вы уверены, что это он? – через помехи на линии я услышал, как Эйзенхарт подозвал к себе сержанта и о чем-то его спросил.
– Уверен. Все совпадает, вплоть до татуировки, кстати, неправильно вами описанной.
Эйзенхарт некоторое время помолчал.
– Я буду у вас через двадцать минут, – наконец сказал он и повесил трубку.
В дверь телефонной комнаты постучали. Я вышел в холл и обнаружил там Максима, переминавшегося под дверью со злополучной газетой в руке.
– Я прочел всю страницу, но так и не понял, что вас так взбудоражило, – сообщил он мне.
– Вы не помните его? – я указал на фотографию.
Он взглянул на нее и перевел полный любопытства взгляд на меня.
– А должен?
– Его тело находится сейчас в нашем морге.
Мой собеседник безразлично пожал плечами.
– Я редко запоминаю их лица. Но в таком случае… – он осекся на середине фразы, но все же я понял, что он хотел сказать.
– Полиция уже в пути.
– Профессору это не понравится.
Мысленно я с этим согласился. Профессор-доктор Фитцерей, наш общий начальник, считал свою кафедру своей крепостью и крайне болезненно реагировал на любые попытки посторонних пробраться в его владения – особенно в его отсутствие.
– Мы можем с ним связаться до появления полиции?
– Не успеем, – я покачал головой. – Я должен идти, но вы можете попробовать дозвониться до него.
Взвесив все за и против, мой собеседник проследовал за мной в гардеробную.
– Позвоню ему из университета, – решил он. – Будет лучше, если вам не придется встречать купов в одиночестве.
Я с благодарностью принял его компанию. Мы вошли на кампус за путь минут до полицейских и только успели отпереть двери морга, как появились наши посетители. Кроме детектива Эйзенхарта и сержанта Брэмли, на этот раз державшегося молодцом, я увидел незаметного вида мужчину в сером пальто.
– Мистер Конрад из четвертого отдела, – представил его нам Эйзенхарт. – Мистер Конрад возглавляет дело Хевеля. А это, мистер Конрад, доктор Альтманн, я рассказывал вам о нем по дороге, и… – Виктор перевел взгляд с Максима на меня, ожидая, что дальше церемонию знакомства проведу я.
– Максим Мортимер, ассистент профессора Фитцерея, главы кафедры танатологии.
Эйзенхарт окинул его недоуменным взором.
– Танатолог? – уточнил он, в ответ на что Максим оскорбленно поправил:
– Специалист-танатолог.
Замешательство Эйзенхарта можно было понять. Наука танатология занимала в умах простых граждан Империи место между где-то некромантией и противоестественными экспериментами над человеком, поэтому предполагалось, что служитель столь темного знания должен выглядеть как и положено всякой проклятой душе: мрачным как Дрозд, затянутым во все черное и полубезумным. Мортимер же, с его белокурыми локонами, широкой улыбкой и обаянием, способным покорить любую женщину от пятнадцати до девяносто пяти лет от роду, не слишком вписывался в этот портрет (в отличие от меня, был я вынужден признать, потому что моя принадлежность к неблагородной профессии еще ни у кого не вызывала вопросов).
– Мы хотим увидеть тело, – впервые с момента прихода заговорил мистер Конрад.
– Одну минуту.
С помощью Максима я нашел необходимую камеру и переместил тело на лабораторный стол. Полицейские склонились над ним.
– Это он.
Эйзенхарт согласился.
– Как он умер? – спросил он.
– Истек кровью. Колотая рана, нанесенная обоюдоострым лезвием, скорее всего, кинжалом, пробила бедренную артерию в этом месте, – показал я. – Сейчас рана, разумеется, зашита – это стандартная процедура перед проведением эксперимента.
– Моя работа, – похвалился Максим.
– Как он попал к вам? – этот вопрос уже задал мистер Конрад.
– У университета договор с городским моргом. Раз в месяц мы имеем право набрать среди невостребованных тел определенную квоту. Этот был в последнем поступлении. Я передам вам сопроводительные документы, напомните, когда мы поднимемся наверх.
– Среди неопознанных тоже? – уточнил полицейский.
– Таких там большинство. Если тело не подходит ни под одно из описаний, высланных полицией, по прошествии должного срока мы имеем право забрать его. Если есть какие-то сомнения, в морг вызывают седьмой отдел. Спросите лучше Эйзенхарта, он эту процедуру знает наизусть.
Виктор подтвердил мой рассказ.
– Не знаю, правда, как они упустили Хевеля. На всякий случай мы отослали им ориентировку еще в январе, – добавил он.
Полицейский из четвертого отдела помрачнел.
– Будем разбираться. Где его вещи? – задал он следующий вопрос.
Максим молча поставил перед полицейскими картонку, на дне которой одиноко болтались часы-луковица.
– Это все?
– Все, что было при нем, когда он попал в морг. А что вы ищете?
Эйзенхарт проигнорировал вопрос и со вздохом обратился к коллеге.
– Значит, либо они отправились в мусор, либо…
– … попали не в те руки, – закончил за него мистер Конрад.
– Необязательно. Если бы он успел встретиться с заказчиком, мы бы узнали об этом. Что, если он оставил их где-то перед смертью?
– Тогда мы этого все равно не узнаем.
– Необязательно, – повторил Эйзенхарт. – Доктор, вы можете оживить его?
Я с сомнением покосился на него.
– Я уже говорил вам, только Духи способны кого-либо оживить. В случае успеха мы можем вернуть его в мир живых на неопределенное время, вероятнее всего, от минуты до полутора часов. Но и на это шансы невелики.
– Попробуйте. Сейчас, – потребовал детектив.
Вперед выступил Мортимер:
– Подождите-ка! Подобные эксперименты обязательно должны проводиться в присутствии профессора. Ресуррекция назначена на завтра, вы можете…
– Мы не можем, – вежливо перебил его Эйзенхарт. – Государственные интересы и все такое. Но вы можете связаться с ним и пригласить его присоединиться к нам сейчас.
– Если дело только в этом, то мы выпишем вам подтверждение, что этот эксперимент был вызван полицейской необходимостью, – добавил мистер Конрад. – Полагаю, это избавит вас от проблем. Вы думаете, этот эксперимент нам поможет, Эйзенхарт?
– По крайней мере не помешает, – отмахнулся от него детектив, пытавшийся убедить Мортимера в необходимости провести эксперимент немедленно.
После некоторых споров Максим сдался и ушел наверх дозваниваться до профессора, в то время как мне выпала сомнительная честь готовить труп к попытке воскрешения. С помощью побледневшего Брэмли мне удалось перетащить тело в соседнюю комнату, обычно запертую и скрытую от посетителей, и там разложить его на деревянном ложе. Мистер Конрад, посмотрев, как мы стянули тело кожаными ремнями, попросил позвать его, когда приготовления закончатся, и расположился в морге на стуле для посетителей. Эйзенхарт же с выражением откровенного любопытства на лице заглядывал через мое плечо, наблюдая за подготовкой к эксперименту.
– Всегда было интересно, чем вы тут занимаетесь, – признался он, увидев, как я прикрепляю провода к телу. – Значит, будете гальванизировать труп?
– Не только, – я проверил, все ли провода закреплены, и объяснил. – Стимуляция nervus phrenicus, грудо-брюшного нерва, и диафрагмы поможет запустить вновь процесы дыхания, в то время как эти провода должны привести в действие мозговую активность. Но главное не это.
Проверив работу насосного механизма, я достал из холодильного ящика консервированную кровь.
– Теперь вы собираетесь делать ему переливание крови, – прокомментировал Эйзенхарт. – Неужели все так просто?
Я промолчал, устанавливая венозные катетеры. Флакон с бесцветной жидкостью, появившийся из холодильного ящика следующим, вызвал у Эйзенхарта еще больше вопросов.
– Что это? Хлорид кальция? Адреналин?
Я пообещал себе, что не стану больше на него отвлекаться, пока не закончу с подготовкой, но тут не сдержался:
– Я надеюсь, вы осознаете, что введение такого количества адреналина внутривенно привело бы к летальному исходу в течение пяти минут?
– Правда? Я запомню, – пообещал Эйзенхарт и действительно сделал какую-то пометку в блокноте. – В наше время так легко получить на него рецепт… Но тогда что же это, доктор? Неужели великий эликсир?
Подготовив все для внутривенной инфузии, я ответил:
– Я не знаю.
Разумеется, мой ответ только подогрел его любопытство.
– Как так?
– За историю танатологии было перепробовано множество теорий, и все они ни к чему не привели. Та же гальванизация, о которой вы так презрительно отозвались… Несколько десятилетий назад мистер Юре действительно считал, что подобным образом можно оживить человека, погибшего от удушения или утопления. Разумеется, этого было недостаточно: электрическое возбуждение мускулов приводит только к спазматичным движениям, которыми сейчас не обмануть даже простую публику. Первый настоящий прорыв в танаталогии случился семь лет назад: один ученый из Гельветских Кантонов, ваш тезка, кстати, заявил, что узнал, как оживлять безжизненную материю. В его лабораторию попало тело человека, за сутки до того воскрешенного Дроздами. Довольно ироничная ситуация, на мой взгляд, – Эйзенхарт согласно хмыкнул. – Духи велели вернуть его в этот мир после аварии, только чтобы спустя день он погиб под копытами понесшей лошади. Впервые попытка ресуррекции тогда увенчалась успехом: мужчина вернулся на тридцать девять секунд и даже успел назвать свое имя, прежде чем уже окончательно ушел в мир Духов. После были проведены всевозможные анализы, чтобы понять, чем он отличался от предыдущих подопытных, и тогда в его крови обнаружилось это.
– Вы действительно не знаете, что это за раствор? Вы, должно быть, шутите!
– Ничуть. Мои предшественники нашли способ экстрагировать его из крови и определили, что одного только этого вещества недостаточно для возвращения человека в мир живых (в этом плане мы надеемся на электричество, до сих пор эксперименты с ним показывали положительные результаты), но все еще не знаем, что это. Это тайна Дроздов.
– Как такое возможно?
Я издал смешок.
– Это невозможно. Лучшие химики мира бьются над загадкой этого вещества уже который год, и пока их вердикт неизменен: что бы это ни было, оно не может существовать. На каждый анализ оно реагирует по-новому, ни один тест не смог еще дать определенных результатов – если не верите, поинтересуйтесь как-нибудь хотя бы на нашем химическом факультете.
Проверив еще раз работу насоса, я кинул взгляд на Эйзенхарта: у того был вид мальчишки, которому рассказали сказку, и теперь он не знает, верить ей или нет. Я промолчал и не стал добавлять к своему рассказу, что уверен в том, что это вещество не имеет материальной, объяснимой природы: двенадцать лет я проработал по соседству от шатра Дроздов, и ни разу я не видел в их святилище никакого медицинского оборудования. То, что они делали, как они воскрешали погибших, совершалось по воле Духов, а не в соответствии с современной наукой. Оставив его в одиночестве, я вышел в помещение морга.
– Все готово, – объявил я. – Можем начинать. Мортимер еще не вернулся?
Сержант, на которого морг все еще действовал подавляюще, вызвался сходить за ним, и вскоре все мы в ожидании собрались вокруг деревянного стола. Я поместил в фонограф, стоявший в изголовье, новый восковой валик (финансирования кафедры было недостаточно для покупки современного дискового звукозаписывающего устройства) и отошел в сторону.
– Десятое марта 1899 года, три часа двадцать две минуты post meridiem. Попытка ресуррекции объекта N.N.18990302, идентифицированного как Яндра Хевель, – продиктовал я аппарату. – Причина смерти: массивная кровопотеря. Эксперимент проводится в присутствии Максима Мортимера, специалиста-танатолога, Роберта Альтманна, доктора медицины, а также представителей Главного полицейского управления города Гетценбурга: сержанта Шона Брэмли, детектива Виктора Эйзенхарта и…
– Комиссара Альфреда Конрада, – подсказал он мне.
– Код процедуры: Н42-е.
По моему сигналу Мортимер включил гальванический аппарат. Тело на столе зашевелилось. По мере увеличения напряжения движения становились все более выраженными, когда стрелка прибора дошла до необходимой отметки, конечности трупа конвульсивно задергались; на его лице ярость, страх и счастье сменяли друг друга со скоростью молнии. Краем глаза я отметил, как Брэмли отшатнулся от стола, а мистер Конрад посмотрел на труп с отвращением.
– Так и должно быть? – обеспокоенно прошептал Эйзенхарт.
– Да, – ответил я ему также шепотом. – А теперь помолчите.
Мертвец выгнулся дугой. Кожаные ремни затрещали, натянувшись до предела, но тут же ослабли: тело тяжело осело на деревянном столе. Мортимер выключил аппарат. В повисшей под каменными сводами подвала тишине зазвучало прерывистое дыхание.
– Яндра, – позвал я. – Яндра Хевель, вы меня слышите?
Человек, умерший более недели назад, повернул ко мне голову. На его лице застыло неопределенное выражение, а глаза смотрели куда-то поверх меня.
– Яндра Хевель, – повторил я, – если вы меня слышите, дайте мне знак.
Неуверенно, словно впервые в своей жизни, мертвец кивнул. Я с беспокойством заметил, что его вновь начала бить крупная дрожь. Понимая, что отпущенное нам в этот раз время ничтожно мало и уже близится к концу, я повернулся к полицейским.
– Задавайте свои вопросы. Быстрее!
– Где документы, Яндра? – инициативу перехватил мистер Конрад.
Лицо мертвеца исказила ужасная гримаса. С большим трудом он открыл рот и попытался что-то сказать.
– Он… – прохрипел Хевель. – он… придет…
– Где планы, Яндра?
– Он… деньги… я… должен… придет…
Хевель издал странный булькающий звук. Его голова запрокинулась назад, стучась о деревянную поверхность стола.
– Кто? Кто придет?
– Але… – скорее выдохнул, чем произнес Хевель.
Его затрясло. Снова мы стали свидетелями той жуткой пляски, которая сопровождала его возвращение в наш мир. В конце концов конвульсии остановились, и Хевель издал свой последний вдох. На его лице застыла издевательская усмешка, левый глаз был запрокинут так, что было видно только белок, а правый все еще смотрел на меня. Я отключил фонограф и, не выдержав, накрыл тело простыней.
В лаборатории было тихо. Брэмли, бледный как полотно, отвернулся от стола и пристально всматривался в небольшое окно, расположенное под потолком. Мистер Конрад стоял с брезгливым выражением на лице, что же до Эйзенхарта, то впервые на моей памяти он остался без слов. Только Максим был спокоен и записывал что-то в лабораторный журнал.
– Пятьдесят восемь секунд, – первым тишину нарушил мой коллега.
После его реплики все присутствовавшие разом пришли в себя.
– Вы можете это повторить? – спросил мистер Конрад.
– Нет, – ответил я. – Дальнейшие попытки ни к чему не приведут. Мы не знаем, почему, но Вирд дает нам только один шанс.
Полицейский в сером пальто задумался.
– Мне нужна фонограмма. Я хочу знать, что Хевель пытался сказать перед… смертью. И его вещи, – когда я отдал ему валик со звукозаписью, он обратился к Эйзенхарту, – детектив, заберите их. Встретимся в управлении завтра.
Не попрощавшись, мистер Конрад аккуратно прикрыл за собой дверь и ушел. Я понял, что забыл попросить его вернуть на кафедру копию записи, но было поздно. Эйзенхарт сжалился над Брэмли и попросил его проводить Мортимера наверх и взять у него документы на Хевеля; наконец мы остались одни.
– Ваши эксперименты всегда заканчиваются так плодотворно, доктор? – поинтересовался Эйзенхарт, без спроса закуривая сигарету.
– Практически, – я просмотрел записи, сделанные Максимом в журнале, и поднял на него глаза. – А иначе почему, вы думаете, полицию обычно не интересует танатология?
– Вам не позавидуешь, – заметил детектив, – столько трудов, и все без толку.
Я удивился: если я что-то и узнал о Викторе за время нашего знакомства, так это то, что подобное сочувствие было не в его духе. И то, что он ничего не говорил просто так.
– Напротив, – возразил я, – кому не позавидуешь, так это вам. Не я блуждаю в потемках, пытаясь отыскать убийцу. И не я сижу сутки напролет на работе, потому что стоит найти одного, как уже нужно искать следующего.
– Да уж, подбросили вы мне работенку, – улыбнулся детектив. – Но, впрочем, это все ерунда. Как по мне, так лучший момент расследования – это когда еще ничего не знаешь, так что я вам еще должен быть благодарен.
Он нахально стряхнул пепел в лоток для инструментов и надел шляпу.
– Что ж, думаю, мне тоже пора идти. Увидимся в четверг, как всегда? – напомнил он мне про еженедельный семейный обед, устраиваемый леди Эйзенхарт, его матерью и моей теткой.
– Подождите! – все еще колеблясь, окликнул я детектива. Тот уже был в дверях, но обернулся на мой зов. – Если я могу спросить… в каком отделе служит мистер Конрад?
В глазах Эйзенхарта промелькнула непонятная мне усмешка.
– В политическом.
