Текст книги "Киллер (СИ)"
Автор книги: Алина Островская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
2.5
Глеб
– Брат, что-то ты молчаливый сегодня, – хлопнул меня по плечу Саня, со вздохом облегчения кинув очередное бревно на землю. – Не Вероника ли тому виной? – проницательно заметил, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба, – фуух, сколько ещё?
– Ещё три, – стряхнул труху с оцарапанных корой ладоней, выигрывая для себя время. Кинул быстрый взгляд на берег, где сидели девушки. Ника тонкими пальчиками усердно переплетала стебли цветов и трав, под чутким руководством, рядом сидящей женщины. Последняя следила за правильностью плетения и одобрительно кивала головой. Нашла себе наставницу.
– Так что? – одернул меня Саня. Вот, прилип же, как банный лист к заднице.
– Что-что? – нервно переспросил, вышагивая к куче с брёвнами. Саня семенил за мной и сдаваться не собирался. Лицо озаряла весёлая улыбка, а воздух рассекал поднятый вверх указательный палец:
– Я уж думал, ты черствый, как кусок залежалого хлеба.
Резко развернулся к нему, шикнув:
– Че ты орешь?
Улыбка друга стала ещё шире.
– Нравится! Она тебе нравится! – радостно зашипел, озираясь по сторонам.
– Тебе как будто двенадцать лет, а не двадцать два.
– Сколько же я ждал этого момента! – продолжал фонтанировать Саня.
– Господи, послал же ты мне друга… Бери, – мы подняли очередное бревно и понесли к костру.
– А что, она очень видная девчонка. Одобряю, – кивает, сверкая ровным рядом. А ты? Ты ей нравишься?
– Саня, блин, что ты прицепился ко мне?
– А что такого? Ты у меня ого-го. Чего я спрашиваю, конечно нравишься, – резюмировал, оглядываясь на девичий берег.
– Она Милославская, Саня, – утомленно выдохнул, осаживая излишне эмоционального друга.
Он насторожился и снова бросил взгляд на девушек через плечо.
– Точно. Я ещё и думаю, лицо больно знакомое, – изумлённо подметил, переводя на меня сочувственный взгляд. Затем подобрался и оптимистично заверил:
– Ну и что, что Милославская. Принцессы не меньше крестьянок хотят любви. На этом поприще все равны.
– Равны да не равны, Сань.
– И все же, она здесь, с тобой, – верно подметил друг, подбадривающе хлопнув меня по спине.
«Со мной» – подумал я, заворожённо следя за плавными шагами девушки, приближающейся с остальными к купальской поляне. Голову украшал разноцветный венок, а лицо счастливая улыбка. Улыбка, которой невольно начинаешь любоваться.
2.6
Солнце растворилось на линии горизонта, окрашивая кучевые ватные облака пастельными цветами. Молодёжь весело галдела и смеялась. Закуски исчезали со скоростью света, медовуха лилась рекой. Ника сидела рядом, едва касаясь меня острым плечиком. В этом наряде с венком на голове она напоминала лесную нимфу. Такую же сказочную, призрачную, неуловимую. Открыто хохотала с парней, что корчили рожи и выделывали фигуры, играя в «Крокодила». А я от ее улыбки не мог оторвать глаз.
Она медленно потягивала сладкий, но крепкий напиток, изредка поглядывая на меня. Саня, сидевший напротив, бровями показывал, что мне пора предпринимать какие-то действия. Руки чесались кинуть в него что-то потяжелее. Благими намерениями выстлана дорога в ад, как говорится.
Сумерки сгущались и высокую пирамиду посередине поляны, с торчащим внутри деревянным колесом, зажгли. Купальский огонь полыхнул, тёплым светом заливая поляну. Горящие поленья из общего костра кинули в те, что были поменьше.
Умелые пальцы одного из деревенских парней принялись щипать струны гуслей и инструмент мелодично запел. Народ стал собираться в хоровод.
– Идём! – обрадованно воскликнула Ника, сжав мою ладонь тёплыми пальцами. Встала, вытягивая меня с собой. Чувствовал себя странно. Водить хоровод… это… какое-то ребячество. Тем не менее, девушка с обворожительной улыбкой затянула меня в круг, крепко стиснув кисть. Алые цветы пламени переливались в ясных глазах, завораживая. Околдовывая. Туман в голове – и все вокруг сливалось в одно размытое пятно, концентрируя внимание на ее глазах и манких губах. Что ж, ради неё отплясывать в хороводе – лишь малая доля того, на что я согласен. Эта мысль прострелила сознание, отрезвляя. Между тем, народ затянул:
– Гой Ярила, Гой Купала,
Ваша очередь настала.
Разгораются сердца
Словно угли купальца.
Гори-гори ясно,
Чтобы не погасло!
Гори-гори ясно,
Чтобы не погасло!
Молодёжь разделилась на пары: кто-то продолжил танцевать у большого костра, кто-то принялся прыгать через малые.
– О, смотри как весело. Давай тоже прыгнем? – захлопала в ладоши Ника. Я бросил взгляд на пару, не сумевшую синхронно перескочить раскалённые угли, и парень босой ногой приземлился на самое горячее. Запрыгал на здоровой ноге, посыпая проклятьями все, на чем свет стоит, а девушка обиженно насупилась, скрестив руки на груди.
– Очень весело…, – хмыкнул я.
– Дим, ну ты как всегда! – упрекнула пострадавшего мелкая девчушка.
Голосистые девушки в аккомпанементе с гуслями продолжали:
– Гой Купала, Гой Ярило.
Солнце землю озарило.
Коловрат поворотись,
Жарче пламя разгорись.
Ника сверлила меня просящим взглядом – не откажешь. Взял ее за руку:
– Только будь осторожна.
Перед нами пара удачно перескочила через костёр, наградив друг друга поцелуем. Люди на той стороне рукоплескали везунчикам, поздравляя.
Малые костры крохи лишь по сравнению с главным купальским. Их огонь высоко поднимался вверх, интенсивно отплясывая свой первобытный танец и выплёвывая красные искры в темное звездное небо.
Мы с Никой переглянулись, крепко держась за руки, взяли разгон и перескочили через, потрескивающие от жара поленья. Языки пламени ласково лизнули кожу оголенных ступней, но не обожгли.
Как и предыдущую пару, нас осыпали овациями, а Оля, блеснув охмелевшими глазами, ткнула Саню в бок и, кивнув в нашу сторону, обиженно пробурчала:
– Вот! Видишь? Перепрыгнули, не расцепляя рук, значит брак будет долгим и счастливым! А ты трус… Боишься испытания огнём.
– Оленька, душа моя, но мы ведь всего день знакомы…, – поспешил оправдаться мой друг, но я-то знаю, что разговоры о возможной потере свободы, добавляют в его шевелюру седины.
Ника нахмурила изящные бровки, вскинув на меня осторожный взгляд:
– Не знала, что это часть гадания…
– Я тоже, – заправил васильковую веточку обратно в венок, разглядывая своды девичьих щёк, залившиеся лёгким румянцем, то ли от жара огня, то ли от смущения.
Вокруг снова завертелся хоровод. К гуслям присоединилось звучание свистульки и веселое дребезжание бубна, задающее ритм. Часть молодёжи, изрядно выпившие, принялись играть в «Горелки».
Вероника же танцевала вокруг меня так, словно ее больше никто не видел. Плавная и изящная, как травинка на ласковом летнем ветерке. Я неуклюже топтался возле неё, жалея, что мы на этой поляне не одни. Метал молнии в стороны парней, что блуждали по Нике плотоядными взглядами. Улавливая мой настрой, они отворачивались, но один все же осмелился подойти:
– Красавица, идём, я покажу тебе, где расцвёл папоротник, – еле выговорил, с трудом шевеля, заплетающимся языком. Она оглянулась на пьяного здоровяка через плечо и вернула взгляд ко мне.
– Иди дальше, – посоветовал парнише, подкрепив слова суровым взглядом.
– А ты кто такой? – с вызовом подошёл ко мне вплотную, обдавая тошнотворным ароматом алкоголя, пота и рыбы.
– Глеб, не надо, – шепнула Ника, пятясь назад.
Отвлёкся на неё, но все же успел увернуться от летящего мне в лицо кулака. Пьянчуга, не удержав равновесие, пробежал мимо и скатился вниз по оврагу к реке.
Девушки запричитали, кто-то испуганно взвизгнул.
– Живой? – крикнул задире. Он молчал. Этого мне не хватало. Спустился вниз, пошевелил обмякшее, на первый взгляд, тело. Хитрец извернулся, скинул меня в воду с крутого берега и набросился с новой порцией кулаков. Яростно рассекал воздух, пока я делал шаги назад. Глубина до пояса, достаточно. Поднырнул и опрокинул драчуна вниз головой, пусть освежится и протрезвеет.
После моего манёвра интерес к драке, если ее можно так назвать, угас. Народ вернулся к своим делам, снова заиграла музыка. Ника спустилась за мной к берегу и сидела, окунув щиколотки в воду. Оглянулся на здоровяка – тот решил вылезти с другой стороны.
– Из-за меня ещё никто никогда не дрался, – призналась она, разглядывая мою рубашку, плотно прилипшую к телу. Стянул ее с себя и выжал. Голубые глаза застенчиво блеснули в желтом свете Луны.
– Это была не драка, – подтянулся на руках и сел рядом. Она сняла венок с головы и опустила в воду. Течение лихо подхватило его и понесло вдаль по рябой лунной дорожке.
– Сегодня самый лучший день в моей жизни, – Ника мягко коснулась губами моей щеки, – спасибо тебе. Жаль только, что он уже заканчивается.
– Гуляния будут идти всю ночь. Может, проведёшь ее со мной?
Не думал, что когда-то буду так бояться услышать отрицательный ответ. Замер, растворяясь в ее глазах. Она повернулась ко мне и севшим от волнения голосом шепнула:
– Поцелуй меня.
Второго предложения мне не надо. Притянул ее к себе и коснулся мягких, податливых губ. Она дрожала, то ли от прохладного ветерка, разгулявшегося над гладью реки, то ли от эмоций, что бурлили где-то внутри. Мне хотелось думать, что второе. Ведь мое собственное сердце разгонялось до нечеловеческой скорости, подогревая кровь.
А венок все плыл, преодолевая все препятствия и предсказывая Веронике скорую свадьбу.
2.7
…два месяца спустя…
Вероника
Что вдохновляющего он смог отыскать в скатанных в единый клок волосах и осыпавшейся туши – я не знала. Но мужчине было виднее: он увлечённо переносил черты моего лица на белый лист бумаги и с восторженным блеском в оливковых глазах убеждал не шевелиться. Я прикрывалась белой простыней, жадно блуждая взглядом по рельефной груди и тёмной дорожке, скрывающейся под скомканной тканью.
Мне мало его. Катастрофически. Насытиться, и уже тем более перенасытиться, этим мужчиной невозможно…
– Подумать не могла, что ты умеешь рисовать.
– Во мне ещё много нераскрытых и неоцененных талантов, – он наклонился и горячо коснулся моих припухших губ, а затем вернулся к карандашу и бумаге.
– На меня никто не смотрел так, как это делаешь ты, Глеб.
Он не отрывался от рисунка, старательно выводя каждую линию.
– Так это как? – спросил, как между прочим, полностью погрузившись в своё занятие.
– С обожанием. Так, словно я много значу для тебя, – от волнения покусывала губу в ожидании ответа.
После празднования Ивана Купала у нас все завертелось, закрутилось. Отец задержался в командировке и я глотнула свободы, вдохнула полной грудью и расправила крылья. Мы гуляли ночи напролёт, говорили обо всем и ни о чем конкретно, целовались, обнимались, жили. Дышали друг другом.
Я счастлива рядом с ним. По-настоящему.
Глеб отложил листок в сторону и навис надо мной, опираясь на руки. Откинулась на подушку, разглядывая контур чувственных мужских губ в особом, томительном предвкушении. Его взгляд заметно потемнел, как небо перед, внезапно начавшейся бурей. Шероховатые пальцы ласково провели от ямочки за ухом, вдоль шеи, через ключицу к простыне, робко скрывающей грудь.
– Ты не ошиблась, птичка, – прошептал он в приоткрытые створки губ, обдавая горячим дыханием. Затем коснулся поцелуем подбородка, плеч, ложбинки на шее. Я затаила дыхание и блаженно прикрыла глаза, отпуская себя.
Есть только он, я и то чувство, что захлестывает нас с головой. И пусть весь мир подождёт.
– Нииика, моя девочка… ты значишь для меня даже больше, чем можешь себе представить…, – остановив поток поцелуев, вкрадчиво прошептал мне на ушко. Затем отстранился и серьезно заговорил. – Я люблю тебя… Твою улыбку и глаза, каждую родинку и каждый шрамик. Твой голос и звонкий смех, да даже взбалмошную язвочку и воинственную амазонку, что прячутся за этим милым личиком, тоже люблю. Всю тебя. Целиком.
– Я тоже тебя люблю, – прошептала в ответ, сдавленным от волнения голосом. Он улыбнулся и прильнул к моим губам, стягивая простынь…
К вечеру мы все же нашли в себе силы выползти из домика. Знойное солнце первой половины сентября раскаляло воздух днём, а вечером наступала вожделенная прохлада. Вода, прогретая до температуры парного молока, выгодно контрастировала с температурой воздуха, отчего купаться на закате становилось в разы приятнее.
Глеб вывез меня на затопленный песчаный карьер с прозрачной бирюзовой водой, облагороженный под базу отдыха. Только людей здесь совсем не было. Несколько пар, помимо нас, и те уехали, как только солнце коснулось горизонта.
Он разогнался и дельфином нырнул в зеркальную гладь, сверкнув напоследок широкой спиной.
– Водичка класс! Лети ко мне, моя птичка, – стряхнул капли с волос и поманил меня жестом, лучезарно улыбаясь. Я топталась у кромки воды, наслаждаясь приятным теплом мелкого желтого песка. На душе такая лёгкость и безмятежность. Сердце трепетно трепыхалось, а кровь 50 на 50 разбавляли эндорфины.
Пусть этот день никогда не заканчивается…
Стянула муслиновую летящую накидку и нырнула к любимому. Он обвил мою талию руками и притянул к себе, а я скрестила ноги на его спине и обняла за шею.
– Мне так хорошо с тобой, Ника…, – признался он, прикрыв глаза. – Как ты думаешь, у нас есть совместное будущее?
Я заглянула в его сосредоточенные глаза, всем телом ощущая мужское напряжение.
– Понимаю, что я, возможно, тороплюсь, но… мне нужно знать, что ты думаешь по этому поводу. Я ведь не богат и… неровня тебе. Но я сделаю все, чтобы ты ни в чем никогда не нуждалась, обещаю.
– Звучит, как предложение…, – лукаво улыбнулась и коснулась поцелуем кончика его носа.
Он на мгновение задумался.
– Если бы это было так, то каким бы был твой ответ?
Под мой ладонью быстро сокращалось мощное сердце, а жилка на широкой шее ускоренно пульсировала. Он волновался. Мерно покачивал нас на крохотных волнах, подгоняемых ветерком.
– Скольких бы ты детей хотел? Двое или трое? – спросила, склонив голову набок. Он просиял такой любимой улыбкой, крепче сжал талию и стал посыпать мое лицо поцелуями. А между делом сообщил:
– Два сыночка и лапочка дочка. Это классика, моя птичка…
Друзья! Поделитесь своими впечатлениями, как вам новая история? Благодарю всех, кто читает, ставит лайки и комментирует! Вы подкармливаете моего муза, он мурчит))
Не забывайте подписываться, чтобы ничего не пропустить
Глава 3. Жизнь как она есть
Нью-Йорк. Наши дни.
Ника прошла к встроенному шкафу и вынула из него деревянную шкатулку. Внутри, бережно сложенным лежал тот самый портрет, что был нарисован мной в наши последние деньки, билеты в кино и на теплоход, курсирующий когда-то по Дону. В ней лежали наши воспоминания.
– Навсегда твой, – прочитала подпись внизу листка.
Она хранила его столько лет…
– Этот портрет давал мне силы тогда, когда казалось, что пришёл конец, – проговорила куда-то в темноту, рассматривая рисунок, а затем горько усмехнулась, – эти гадания на Ивана Купала… сбылись лишь некоторые: моим первым мужчиной стал любимый и я действительно вышла замуж, а в остальном… Все не так, как обещала та черноволосая женщина.
– А что ещё она тебе обещала?
Она отставила коробку и подошла ко мне. Заглядывала снизу вверх в мои глаза, покусывая внутреннюю сторону щеки.
– Поцелуй меня, – прошептала, возвращая меня на десять лет назад, к той извилистой реке. И у меня снова, будто у зелёного мальчишки, зачастило сердце и мысли завертелись хороводом. Ее грудь высоко поднималась от тяжелого дыхания, а в глазах заштормила синева, затягивая меня в морскую пучину.
– Черт бы побрал тот день, когда я встретил тебя, Вероника! – прорычал, подхватывая ее на руки. Она ахнула, обвивая длинными ногами мой торс. Прижал ее к стенке, выпивая сладкий нектар с соблазнительных губ. Она легонько зажала зубами мне нижнюю губу, пьяно улыбаясь.
– Если бы ты только знал, как я скучала по тебе… – прошептала, прижавшись ко мне лбом. Волосы спадали каскадом, окружая шёлковой вуалью наши лица. Посыпал поцелуями нежную шею, жадно вдыхая ее аромат. Она судорожно выдыхала, периодически мелко подрагивая. За то короткое время, что нам было отведено, я хорошо научился играть на струнах ее тела.
– Только не здесь…, – оторвалась от моих губ, тяжело дыша.
– Согласен.
Через двадцать минут мы, целуясь, ввалились в мою холостяцкую берлогу. На ощупь закрыл замки на двери и подхватил Нику на руки. Она скинула с себя куртку, быстро накинутую поверх халата, а затем стянула с меня косуху. На пол полетела майка и растёкся шёлковой дорогой лужицей ее халатик…
Она выводила пальцами узоры татуировок на моей груди, умостив голову на плече. Я крепко сжимал ее в объятиях, боясь, что она снова растворится, оставляя меня в аду.
– Ты как хочешь, Ника, а я больше не потеряю тебя, – сказал скорее самому себе, нежели ей. Она потерлась кончиком носа о щетину на моем подбородке и ласково поцеловала в шею.
– Мне будто снова двадцать. И не было всего этого ужаса. Я так устала…
– Почему ты не пришла? Побоялась, что не смогу нас обеспечить? Побоялась менять жизнь? – осмотрел свою берлогу. Да, неуютно и безвкусно, но деньги есть, нужна только женская рука. Хозяйка.
Она поднялась, прикрывая грудь одеялом, и посмотрела на меня:
– Почему я не пришла? Почему ты уехал на заработки? Мы же договорились сбежать. Просто в тот день у меня не получилось ускользнуть…
🔥Друзья! Как эксперимент добавлен бонус 18+. Буду рада вашим отзывам, возражениям, ходатайствам))🔥
3.1
… Сентябрь 2011 г…
Вероника
Лёгкость на душе сменилась едкой тревогой, когда у нашего дома я заметила машину отца. Вернулся раньше времени! С Витей мы оговорили легенду заранее, но все же я неуверенно потопталась у входа. Ещё шаг и я снова окажусь в клетке…
Глеб никогда не подвозил меня к самому дому, чтобы случайно не столкнуться с папой. И вот сегодня моя осторожность сыграла нам на руку. Подобралась, натянула приветливую улыбку на лицо и вошла внутрь.
Слишком тихо.
– Пап? Я дома, – скинула туфли и прошла по коридору, заглядывая в каждую комнату в поисках родителя. Он сидел в столовой за белоснежным столом, ослабив на горле узел галстука и сложив руки в замок. Подле него, зареванная Алиса с размазанной тушью и Витя с бледным гипсовым лицом.
Нехорошо…
– Привет, пап, с приездом, – постаралась настроить себя на непринужденную волну. Медленно подошла к отцу и поцеловала в гладко выбритую щеку. Он не шелохнулся и не поднял на меня глаз.
– Что-то случилось? – с тревогой спросила, присаживаясь на своё место и обводя взглядом присутствующих. Витя сильнее свёл брови у переносицы, бросив на меня виноватый взгляд, и у меня похолодело внутри.
Отец, наконец, удостоил меня вниманием и скривил лицо в гримасе отвращения:
– Что случилось?! Две шлюхи у меня в доме, вот, что случилось! – ударил кулаком по столу так, что серебряная сахарница испуганно звякнула крышкой. Во рту моментально пересохло, а по спине пробежал колючий холодок. Алиса снова разразилась жалобными всхлипами.
– Витя, покажи ей, где выход. Быстро. Чтобы через минуту, даже духу ее здесь не осталось, – озлобленно прорычал отец, не отрывая от меня цепкого презрительного взгляда. Что-то мне подсказывало, что вторая шлюха это не наша кошка Маруся, а я. Других женщин в доме нет.
– Дима, Димочка, ну ты что?! Ты все не так понял. Я тебя одного люблю, – замямлила, судя по всему, бывшая мачеха сквозь рыдания, сопротивляясь Вите, утаскивающему ее из комнаты под локти.
– Ладно она, – брезгливо тряхнул головой в сторону истерички, – но ты… Из приличной семьи!
– Пап, я не понимаю, что тут произошло? – попыталась улыбнуться, но губы тряслись от нервного напряжения. Получилось криво и неуверенно.
– Где ты была, Вероника? – поднялся с места, нависая над столом на кулаках. В такие моменты я ощущала себя жалкой букашкой. Ничего не стоящей букашкой, которую отец с удовольствием размажет по подошве своих дорогих наполированных туфлей.
– У подруги, – старалась не терять самообладания, хоть сердце и колотилось, как у воробья.
– Не ври мне, дочь. Ты позоришь своего отца. Снюхалась с каким-то бродяжным псом! – он смахнул со стола сервировочную посуду на пол. Та с грохотом разлетелась на мелкие кусочки и я вздрогнула от резкого звука, зажмурив глаза. Отец в ярости. Откуда он мог узнать… Я ведь нигде не прокололась.
– Отец, о чем ты? Я была у подруги. У Сони. Ты можешь позвонить и спросить у неё.
– Я только что оттуда, моя дорогая.
– Возможно, мы разминулись, – как можно беззаботнее пожала плечами, храбро выдерживая препарирование отцовскими синими глазами.
Он рухнул на стул, устало потирая переносицу.
– Раз ты была у подруги, значит ты до сих пор невинна, так? И не раздвигала ноги перед блохастыми дворнягами!
Мне хотелось встать и уйти. Хотелось вылить в защиту Глеба целую тираду, но я плотно стиснула челюсти, прожигая отца ненавидящим взглядом. Тиран и деспот. Сжил со свету мать и взялся за меня!
– Разумеется, – процедила сквозь зубы.
– Прекрасно, мы сейчас же поедем к врачу, чтобы это подтвердить.
Что за бред происходит?! Мне двадцать лет! Может в монастырь меня ещё отдашь?!
Его глаза злобно сузились и я поняла, что сказала это вслух.
– Потаскуха, – выплюнул мне оскорбление в лицо.
Горло сдавило колючей проволокой, а на глаза накатили слёзы. Каким бы он ни был, но он мой отец. И его слова ранят меня в самое сердце. «Только б не расплакаться перед ним. Только б не расплакаться» – безустанно твердила себе.
– Телефон оставь здесь и марш к себе в комнату. Чтобы не видел тебя и не слышал сегодня.
Кинула на стол сотовый.
– Мама покончила с собой из-за тебя. Это ты ее довёл! – слетели с языка те слова, что давно вились на его кончике, просясь на волю.
Отец в один миг подлетел ко мне и с размаху ударил звонкой пощёчиной. Я не устояла на ногах, рухнув на пол. Голова закружилась от сотрясения, щека пылала огнём. Больно, черт возьми.
– Пошла отсюда, пока я тебя не придушил, – отстранённо-холодно процедил, смотря сквозь меня.
Молча поднялась, давясь слезами от унижения, боли, обиды. Но он их не увидит. Женские слёзы отца раздражили ещё сильнее, это я по детству хорошо усвоила. Да и не хотелось обнажить перед ним свою слабость.
Лишь хлопнув и заперев дверь в комнату тихо разрыдалась. Я не могу так больше жить… Достала из сумочки рисунок Глеба и прижала к груди, свернувшись калачиком на кровати. Будто этот клочок бумаги подорожник, а я маленькая девочка, что стесала коленку, упав с велосипеда. Слёзы беззвучной соленой рекой текли по лицу, впитываясь в подушку. Я ненавидела своего отца. За упрямство, чёрствость, чванливость и бессердечность. За привычку управлять чужими жизнями, применяя, порой, не самые благородные методы и средства.
Ненавидела и винила.
Совершенно опустошённой уснула и проснулась точно в таком же состоянии. Как будто продырявленная насквозь и облитая помоями. Веки опухли от пролитых слез и, в целом, вид жалкий, раздавленный.
Мой ноутбук из комнаты вынесли ещё до возвращения хозяйки, лишая хоть какой-то возможности связаться с Глебом. Я боялась, что отец посадит меня на замок, упечёт в эту коробку и будет выпускать на пять минут по праздникам. Но пока такого разговора не было, потому я плеснула ледяной водой в лицо, пытаясь избавить веки от отёка. Мне нужно в институт. Там встречусь с Глебом и мы решим что делать, он не бросит меня. Не бросит ведь?
Наспех собралась и минуя столовую направилась к выходу. До свободы пара шажков, но отцовский баритон приколачивает меня к полу:
– У тебя новый телохранитель. Он ждёт тебя в машине. Отвезёт до института и обратно.
– А что с Витей? – спросила, унимая дрожь в слабом голосе.
– Он уволен.
Черт!
Отец начал закручивать, разболтавшиеся гайки на дверце моей клетки.
Новый охранник ещё больше Вити. Безэмоциональный и, похоже, глухо-немой. Не реагирует на мой дружелюбный тон, не отвечает и не смотрит в мою сторону, словно я невидимка. С этим куском бетона сладу не будет.
До института доехала, как на иголках. «Это» довело меня до двери и прошло бы дальше, если бы ни бравый охранник на пропускном пункте. Пропуска нет? Давай, до свидания. Пикнула пластиковой картой и быстро прошмыгнула к лифтам.
Мне нужен телефон.
Соня вилась у парты симпатичных, по ее мнению, одногруппников, кокетливо накручивая локон на палец. Я влетела в аудиторию с горящими глазами так, будто за мной гонится свора голодных собак. Мне казалось, что я опоздала. Что отец на шаг впереди и вот-вот перекроет мне доступ к кислороду.
– Соня! Дай позвонить, – без прелюдий сразу к делу.
– Что-то выглядишь ты…, – она подбирала подходящее слово, осматривая меня с ног до головы, – убого.
Парни посмеялись и она кинула на них быстрый взгляд, подбадриваемая их реакцией.
– Телефон! – протянула раскрытую ладонь, требуя мобильник. Плевать на неё, на ржущих парней, да на все плевать. Она нехотя вынула из кармана сотовый и уложила в мою ладонь. Ее поведение меня смутило, но разберусь с этим позже.
Вышла из аудитории, набирая номер Глеба.
– Да? – отстранённо раздалось с той стороны, на фоне мужских голосов и побрякивания металла.
– Глеб, это я, Ника, – нервно расхаживала по коридору туда-сюда.
– Ника? Что с твоим телефоном? Я звонил тебе раз сто, наверное.
– Отец узнал про нас. Он забрал телефон, уволил Витю и планирует посадить меня под домашний арест, – быстро заговорила надломленным голосом.
– Ника, успокойся. Не нервничай. Я приеду через час и мы все решим, идёт? Встретимся на нашем месте.
– Да, – закивала, чувствуя хоть и не большое, но все же облегчение. – До встречи.
Задумчивая вернулась в аудиторию, занимая своё место рядом с Соней. Положила телефон:
– Спасибо.
– А что с твоей мобилой? – спросила Соня, разглядывая себя в зеркальце пудры, сидя на парте.
– Отец забрал, – буркнула, массируя виски. Голова тяжёлая, словно свинцом налита. Трещит по швам, точно переспевший арбуз.
Подруга подкрашивая губы блеском, продолжила, пусть и без особого интереса. Так, лишь бы рот чем-то занять:
– В чем провинилась?
– Он к тебе приезжал вчера? – проигнорировала ее вопрос.
– Угу, – растерла блеск по губам, схлопывая пудру.
– И, что ты ему сказала? – с нажимом спросила, чувствуя необъяснимое раздражение по отношению к подруге.
– Сказала все, как мы договорились. Но он не поверил, – она пожала плечами. – И я сказала, что ты встречаешься с Глебом.
– Что?!! – стремительно поднялась из-за парты, стукнув по ней кулаком, как до этого стукнул отец в столовой.
– Пойми, Ника, я для твоего же блага, – искренне запричитала бывшая подруга, прикладывая руку к сердцу, – мне так жаль тебя. Ты ведь жизнь свою загубишь. На такой товар знаешь сколько покупателей выстроится? А ты выбрала нищеброда. Что он даст-то тебе?!
– Да как ты посмела! – взревела я.
– Я же для тебя стараюсь, подруга. От чистого сердца. Потом благодарить будешь, что не дала тебе сделать опрометчивых поступков. Дмитрий Александрович прав, от бродяг породистые щенки не родятся, – как-то безразлично пожала плечами, не осознавая, что своими руками выкопала мне яму.
– Не подруга ты мне больше, – встала и вышла из аудитории, разминувшись с преподавателем.
