Текст книги "Киллер (СИ)"
Автор книги: Алина Островская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
3.2
Внутри вскипала и клокотала злость. В первую очередь, на себя, за то, что не разглядела в змее змею. Доверила ей свою тайну и получила болезненную оплеуху. Мотивы ее поступка мне были не ясны, да и разбираться не очень-то и хотелось. Факт предательства на лицо, а значит от общения с Соней стоит отказаться.
Бродила по цокольному этажу института, в котором располагалась просторная гардеробная с зеркалами от потолка до пола, лавочки и крупные цветы в старых керамических горшках. В голове хаотично мельтешили мысли, перескакивая с одной на другую, не давая сосредоточиться и хорошо обдумать план действий. Чувствовала себя растерянной, как будто мне снова пять лет и я потеряла из виду маму в огромном супермаркете или торговом центре. Ужасное состояние. Черепную коробку сдавливало невидимым грузом, вызывая пульсирующие боли в висках. Следствие пролитых слез и беспокойного сна.
Обернулась на звук тяжёлых шагов и от сердца немного, но все же отлегло. Глеб молча обнял меня за плечи и прижал к себе, обдавая успокаивающим теплом. Я шмыгнула носом и он отстранил меня, чтобы заглянуть в глаза. Нахмурился. Взял пальцами за подбородок, повернув мою голову в сторону и сквозь зубы выругался.
– Это что ещё такое?
Я поправила волосы, закрывая синяк на щеке от папиного воспитательного процесса и исподлобья взглянула на Глеба. Стыдно. Отец хоть и говорит, что мы из приличной семьи и кровь у нас «чистая» (что он под этим понятием подразумевал, я не знала), но отношение у него к своей дочери варварское.
Глеб понимающе кивнул головой и снова прижал меня к своей груди.
– Ты готова уехать со мной? Завтра, – так уверенно и спокойно спросил он, словно обдумывал такой вариант развития событий и ни раз.
– Да. Я только об этом и думала всю ночь…
Он сильнее прижал к себе, устраивая подбородок на моей макушке.
– Тебя из дома-то выпустят?
– Отец отпускает меня в универ, значит отсюда и сбежим. Но куда?
Глеб тяжело выдохнул, колыша волоски на моей голове. Некоторое время молчал, обдумывая ответ, а затем сообщил:
– Поедем на юг. Там живут мои армейские товарищи, приютят на первое время. А дальше разберёмся. Главное, вместе, правда?
– Да, – тихонько выдохнула, прикрыв глаза. До завтра бы ещё дожить…
Пары прогуляли вместе, выйдя через чёрный вход. Как раз и проверили возможность им воспользоваться. Плутали по безлюдному парку, взявшись за руки, почти ничего не обсуждая. С ним было приятно молчать, погрузившись в свои размышления. В этот день Глеб много хмурился и ещё больше курил, отходя от меня на безопасное расстояние, чтобы я не пропахлась дымом и не дышала «гадостью».
Неосознанно представляла как сбегу из дома. Вспоминала где мои документы и какие вещи следует взять с собой. Только самое необходимое, что поместится в небольшой рюкзачок, с которым я иногда ходила в институт.
Постоянно возвращалась к вчерашней ссоре с отцом. Прежде он не позволял себе поднимать на меня руку… Этой пощёчиной он обрезал и без того натянутые и истончившиеся нити наших отношений. Я не жалела о принятом решении. После смерти мамы меня больше ничто не держало в отчем доме.
Когда время пар подходило к концу, мы вернулись в институт тем же путём. Глеб крепко обнял меня и заглянул в глаза, зарывшись пятерней в мои распущенные волосы:
– Я буду ждать тебя здесь завтра.
– Надеюсь, у нас все получится, – прошептала, ощущая как в уголках глаз начинает щипать.
Он коснулся моих губ долгим, чувственным поцелуем и отпустил. Брела по широкому холлу здания к турникетам охраны, отчётливо ощущая, как спину покалывает от тяжелого мужского взгляда.
На выходе, замерев памятником своей отмороженности, меня ожидал безымянный охранник. И не лень ему было стоять тут несколько часов. Вышколен. Даже не по себе как-то. При виде меня он подобрался, будто до этого его спина была недостаточно прямой, а фигура напряженной. Взялся за мой локоть твёрдой, крепкой хваткой, ведя к машине, не обронив ни единого слова или звука.
Где отец достал этого терминатора?
– Полегче. Синяки будут, – возмутилась я, попытавшись вырвать локоть из когтей коршуна. Он только сильнее сжал пальцы.
– Але, неандерталец, – пощелкала пальцами свободной руки перед его носом, – ты меня вообще слышишь? Больно, говорю!
Он продолжил волочить меня к машине, упрямо не замечая моего шипения.
– Я отцу скажу, он уволит тебя за такую грубость. Ты должен охранять мое тело, а не синяки да ссадины оставлять!
Телохранитель закинул меня на заднее сидение машины и занял водительское место. Посмотрел поверх чёрных очков на меня через зеркало заднего вида и выдал:
– Будешь сопротивляться – выпорю. Дмитрий Александрович добро дал.
Я открыла и закрыла рот, ошеломлённая новостью. До такого отец прежде не доходил. Не хотелось бы, чтобы этот кусок бетона применил ко мне силу. Подмывало сказать какую-нибудь грубость в ответ, но боязно. Сомневаюсь, что этот мужик когда-либо шутит.
До дома ехала тихо, несмотря на то, что котелок злости кипел, постукивая крышкой. Это все мелочи. Стоит сконцентрироваться на побеге. От нервного напряжения с новой силой разболелась голова, мешая быстро соображать. Но ничего, и, вяло текущие мысли роились, создавая план действий, который до завтрашнего утра мне нужно выполнить.
К моему огромному удивлению, булыжник зашёл в дом вместе со мной и ходил шаг в шаг, не давая спокойно вдохнуть.
– В туалет тоже за мной потащишься? – не выдержала я, прикрикнув на прилепалу. Он нахмурил чёрные густые брови, как бы обдумывая мой вопрос?!
Вы серьезно?
– Будешь много разговаривать – пойду.
– Ты телохранитель или надсмотрщик? – фыркнула, не надеясь получить вразумительного ответа, да и не надо уже. И так все понятно.
Он грубо усмехнулся.
Вечером собрать вещи не удалось по понятным причинам. Единственным шансом остаться один на один с собой стала ванная. Туда я и сбежала. И то, перед входом мой надзиратель проверил вещи, видимо, искал таблетки или мыло с верёвкой. Не дождётесь. Вместо набора самоубийцы – кружевные трусики, шёлковая сорочка и сборников стихов Есенина. И не стыдно же взрослому дядьке мои трусы разглядывать. Гневно фыркнула, уловив тень улыбки на его лице, и хлопнула дверью перед самым носом.
Через равные промежутки времени он постукивал в дверь, проверяя жива ли я. Сначала решила молчать, но когда мне пригрозили вынести дверь, то послушно подавала голос на каждый стук, как надрессированная собачка. Ещё не хватало, чтобы он увидел меня голой. Для полного комплекта.
Выйду отсюда, когда вернётся отец. Нет у меня желания проводить своё время в обществе этого пещерного человека.
Пыталась утопить своё нехорошее предчувствие в пене для ванн с лавандой и ромашкой, да в журчании воды, но получалось из ряда вон плохо. Тревога пойманной пташкой трепыхалась в груди, царапая коготками душу.
В этот вечер отец так и не приехал, оставив меня один на один с телохранителем. Дверь на лоджию, что вела из моей комнаты была заперта на ключ, как и большие окна спальни. А сам охранник всю ночь дежурил под домом, реагируя на редких прохожих, как сторожевой пёс. И я поняла: отец ждёт моего побега и предпринимает все меры, чтобы помешать.
Ночью я не сомкнула глаз. Пользуясь отсутствием охраны собрала кое-какие вещи, документы, взяла немного денег.
Неандерталец тоже не спал всю ночь, но выглядел в разы бодрее меня. Не удостоив его взглядом, скользнула на заднее сидение, крепко прижимая к груди портфель. До свободы рукой подать. Но водитель проехал мимо института, направляя машину дальше по улице.
– Ты проехал универ. Остановись, – забеспокоилась я.
Он снова кинул взгляд в заднее зеркало и хищно улыбнулся:
– Дмитрий Александрович велел привезти тебя в аэропорт.
– К-как в аэропорт? – запинаясь переспросила, чувствуя, как кровь отливает от лица. – Его надо встретить?
– Нет. Ты летишь в Москву. Паспорт же у тебя с собой, – оскалился. С силой ударила затылком о кожаный подголовник. Проклятье. Как они узнали?!
3.3
Глеб
Других решений быть не могло. Ее отец перешёл грань дозволенного и об этом громко кричал фиолетово-желтый синяк на щеке. Это ж с какой силой надо было ударить? При мысли о том, что ее обидели в горле зарождался звериный рык, а в груди желание отобрать девушку у недостойного. Пусть это и ее отец.
Стоял в универе, нервно поглядывая на часы. Уже должна была прийти, может проспала? Пришлось приложить немалое усилие, чтобы оставить себя на месте. Беспокойство накрывало волнами, набирая обороты. Не смогла убежать? Или передумала? Конечно, ей страшно по щелчку пальцев изменить свою жизнь, прыгнуть в омут неизвестности и неопределенности. Женщины же любят, когда все понятно и спланировано. Когда будущее, пусть примерно, но обрисовано.
А что я? «Поедем на юг, а там посмотрим». Будь я на ее месте испугался бы. Менять дворец на шалаш, временно забросить универ, отказаться от единственного родителя, ради отношений с парнем – так себе перспектива. Да и знакомы мы не так много, чтобы ставить на кон свою жизнь. Она имеет право сомневаться. Имеет право испугаться.
Проклятье, так хочется закурить, но в стенах храма знаний нельзя…
– О, Глеб, я не обозналась? – прощебетала девушка, быстро перебирая ножками-палками в мою сторону.
Молча осмотрел ее с ног до головы – подруга Ники?
– Я Соня, Никина подруга, – подтвердила мои догадки и я напрягся. Знак дурной встретить подругу девушки, вместо ее самой. Кивнул, мысленно подготавливая себя к самому плохому.
– Как бы сказать-то помягче…, – противно тянула слоги, поднимая градус моего раздражения, – в общем, можешь Нику не ждать. Не придёт она.
Смерил Соню, изучающим взглядом, мысленно прикидывая: могла ли Ника рассказать подруге о побеге? Настолько ли она ей доверяет, что вместо того, чтобы самой сообщить мне о решении прислала «гонца»?
Не похоже на мою Нику.
– Передумала, – развела руки в сторону, исказив лицо в сочувственной гримасе «ну что поделаешь?».
Я так же молча развернулся и прошёл по коридору, выискивая свободную аудиторию. Чиркнул зажигалкой и затянулся дымом сигареты у распахнутого настежь окна. Но вожделенное спокойствие не пришло… Передумала? Не мог в это поверить, поэтому выкинул бычок в открытую створку, возвращаясь на оговорённое место. Сел на пол и стал ждать.
Мимо проплывали студенты, преподаватели, несколько раз подходила охрана. А я ждал. Верил, что она придёт. Но Ника не пришла. Ни в этот день, ни на следующий. Телефон по-прежнему был недоступен, наталкивая меня на две мысли: либо она кинула мой номер в чёрный список, либо отец держит ее взаперти.
И лучше бы было первое, чем второе. Для неё. А я знал на что иду, когда полюбил дочку известного, в наших краях, бизнесмена и депутата Городской Думы, без гроша за душой.
Пару раз приходил к ее дому, наблюдая со стороны. Мне казалось странным, что она не ходит в институт. Я же не маньяк какой-то одержимый – преследовать не стану… Скажет: «Отвали. Ты не моего поля ягода», – я отвалю. Но она не сказала. Сама. А мне было просто жизненно необходимо услышать это, чтобы отпустить ее. Раньше трусости в ней не замечал и поверить не мог, что она избегает меня, лишь бы не выяснять отношения.
Из этого дома вообще никто не выходил. Такое ощущение, что там никого и не было. Швырнул бычок в урну, отвечая на звонок:
– Да! – рявкнул, ещё раз проходясь взглядом по Никиным окнам, в надежде уловить хоть какое-то движение.
– Сыночек! – всхлипывает мама. – Скорее, возвращайся домой! У нас тут обыск!
– Какой ещё обыск? – нахмурился, пытаясь отделить матушкины рыдания от обрывков внятных слов.
– Приезжай! – и отключилась.
Нехорошо. Точнее, очень плохо.
Через пол часа залетел домой, как ошпаренный. По дому вальяжно расхаживали товарищи в форме, с деловитыми лицами, заглядывая в каждый угол. Мать, стоило только захлопнуть входную дверь, бросилась ко мне на шею и разразилась новой порцией слез. Глаза краснющие, как и опухший аккуратный нос. Взирает на меня с какой-то призрачной надеждой, очевидно не совсем понимая, что происходит.
– Гражданин Чернов Глеб Владимирович? – подошёл один из служивых, лениво вынимая удостоверение из внутреннего кармана формы, мельком показал и хлопнул книжкой, возвращая ее на место. – Следователь Глушко Артём Андреевич, управление по контролю за оборотом наркотиков министерства внутренних дел России, – представился здоровенный мужик с хитрющими глазами.
Я окинул взглядом снующих следаков и двух понятых, испуганно жмущихся друг к дружке в коридоре. Ох, не нравится мне все это. Не дождавшись моего ответного приветствия, следователь Глушко вынул постановление об обыске и, с мордой налакомившегося кота, протянул мне документ. Пробежался по нему глазами, но нихрена не понял. Адреналин вышибал удары в голову, лишая способности думать и читать. Смотрю на буквы, но в единое слово они складываться отказываются. Наркотики. Никогда не употреблял, но что-то мне подсказывает, что они найдутся в моем доме, это лишь вопрос времени.
– Глеб Владимирович, до нас дошла информация, что вы незаконно храните запрещённые наркотические вещества. Предлагаю добровольно выдать их или мы начнём проводить обыск.
Я рассмеялся. Это нервное.
– Подкинуть наркоту мне решили? Ловко. Вас Милославский сюда послал?
Следователь спокойно моргнул, с благодушной улыбкой на лице утвердительно кивнул и ищейки за его спиной сорвались с цепи, переворачивая все вверх дном. Все, что мне оставалось, это тыкать понятых в любое место, где ковырялись ребята в форме, в надежде, что они не куплены. Наивно, да. Но других вариантов у меня не было. Я чувствовал, что уже одним полупопием сижу на скамье подсудимых. А ведь даже денег нет на хорошего адвоката, чтобы отмазаться. Да и есть ли смысл? Если это Милославский, то судья вынесет тот приговор, который ему скажут.
Невероятно, но факт. Через пол часа обысков, из ложбинки между подлокотником и сидением дивана вытащили прозрачный пакетики с неким веществом. Я потёр ладонями лицо, ожидая продолжение спектакля. Мать, вроде только успокоилась, но теперь разрыдалась и запричитала с новой силой. Шаркая тапками скрылась на кухне и вернулась со стаканом и пузырьком, сосредоточенно отсчитывая капли, сквозь пелену слез.
Тот, что двумя пальцами держал пакет присвистнул и театрально взвесил его на ладони:
– Грамм тридцать, командир, – задумчиво произнёс, глядя сквозь меня на Глушко. и добавил, – каннабис. Тянет на значительный размер.
– Хотите возразить, гражданин Чернов? – ехидно полоснул по мне взглядом и дал отмашку бойцам, – в следственный изолятор его, ребята.
Сам следователь старательно заполнял документы и взвешивал наркотик на маленьких весах, показывая всю процедуру понятым и собирая с них подписи.
Упаковали меня быстро. Только и успел крикнуть матери, чтобы не рвала себе сердце и пришла ко мне на свидание, как только их разрешат.
3.4
Вероника
Опустошённость. Вот, что я чувствовала, когда самолёт набирал скорость, отрываясь от взлётной полосы. Я не смогла улизнуть от своего надсмотрщика, меня не пустили даже в туалет. Ни на секунду не оставили одну. Попыталась поднять скандал и привлечь внимание полиции, патрулирующей терминал аэропорта, но пара слов телохранителя и их интерес к моей проблеме неимоверно быстро угас. Люди на регистрации глядели с интересом и недоумением, когда я кричала на весь зал, что меня пытаются похитить и с опаской, когда я вошла по трапу на их же рейс. Косые взгляды – вся реакция добропорядочных граждан. Как у Чуковского: «И никто даже с места не сдвинется: пропадай-погибай Именинница».
Товарищ неандерталец, довольно ухмылялся на соседнем кресле, поглядывая на мою хмурую физиономию и предчувствуя поощрение от хозяина. Отец обязательно почешет ему пузико. Пренепременно.
Хотелось кошкой вцепиться и разодрать эту тошнотворную морду, что украшала противная ликующая улыбка победителя. Я проиграла битву, но не войну. Все равно убегу!
Чуть больше часа пути до столицы думала о Глебе. Сердце рвалось к нему. Все, что сейчас происходило – ужасная несправедливость. Почему нельзя просто оставить нас в покое? Дать возможность быть счастливыми, любить, совершать ошибки, свободно жить, в конце концов?! Почему отец решает за меня? Почему думает, будто знает, что будет для меня лучше?
Так много вопросов и так мало ответов…
В столичном аэропорту нас никто не встретил. Меня посадили в машину и снова куда-то повезли.
– Зачем я здесь? – вопрос прозвучал глухо и отстранённо.
Хмурый взгляд и плотно сжатые губы водителя не обещали прояснения ситуации.
– Дайте позвонить.
Та же звенящая тишина в ответ.
– Ещё один пещерный человек на мою голову… – тяжело вздохнула, отворачиваясь к окну.
Водитель с телохранителем переглянулись и застыли памятниками самим себе с выпяченными вперёд челюстями, будто до этого им не доставало брутальности.
Через тернистый путь сквозь автомобильные заторы пробирались мучительно долго. Время подходило к обеду и в животе неприлично урчало. Стресс не располагал к трапезе, завязывая желудок в тугой ком, но отсутствие ужина и завтрака все же давали о себе знать. Хоть бы воды предложили, церберы…
Вскоре водитель завернул на парковку отеля, расположившегося недалеко от Красной площади, и нехотя открыл мне дверь.
– Я и сама в состоянии, – буркнула, разглядывая грязно-коричневую кладку камня и тонированные синеватые окна. Меня подхватили под локоть, как какую-то преступницу-воришку, и поволокли внутрь отеля. Роскошный. Мрамор на полу и стенах, массивная хрустальная люстра, вышколенный персонал. Красная ковровая дорожка с золотой оторочкой ведёт к массивным дверям, что скрывает конференц-зал. В нем царит рабочая атмосфера. Из общей массы официально одетых мужчин, взглядом выхватываю фигуру отца. Он жмёт руки, вероятно, партнёрам по бизнесу, улыбается и обменивается любезностями. Нарочито дружелюбный и учтивый. Захотелось сплюнуть себе под ноги этот кислый ком лицемерия.
Хватка дикаря на локте чуть ослабла и меня перестали тащить за собой, предоставляя возможность распрямить спину и вернуть уверенность походке. Как будто я и не пленница вовсе.
Народ вереницей покидал зал, кивая папеньке на прощание, лишь один мужчина стоял по правую руку от него и что-то усердно обсуждал, не собираясь уходить. По мере приближения, я узнала в нем американского партнёра отца, с которым впервые столкнулась на приеме пару месяцев назад. Быть может, при нем папа не станет устраивать скандал и обнажать свою авторитарную личность.
Американец первым заметил мое приближение и растянул губы в дежурной улыбке, смахивая с глаз курчавый каштановый локон. Отец пожал руку ещё одному седоволосому мужчине, похлопал его по плечу и перевёл взгляд на меня. Ледяной и расчётливый. Как всегда. Если бы глазами можно было освежевать, то моя шкура уже валялась бы у его ног.
Вопреки моим ожиданиям и всякому здравому смыслу, он лучезарно улыбнулся и широко раскинул руки, заманивая меня в объятия. Спектакль для американца, подумала я и шагнула к нему, не желая выяснять отношения при посторонних.
– С приездом, доченька! – мимолётные театральные родительские объятия и отец крепко сжимает мое плечо мощной кистью, разворачивая лицом к своему собеседнику. Контраст напускного благодушия и цепких пальцев, что норовили, если не сломать мне косточку, то оставить уродливые синяки на коже, отрезвлял, лишая призрачной надежды избежать сурового наказания за свои помыслы. Отец ничего, никогда и никому просто так с рук не спускает. И я отвечу за попытку побега, вопрос только как и когда.
– Джей, это моя дочь Вероника, – быстро заговорил на английском, представляя меня мужчине. Тот все ещё сверкал дежурной улыбкой, жадно шаря по моим ногам. Или показалось?
– Очень приятно, – американец взял мою руку и поднёс к губам. – Давно хотел познакомиться.
– Давно? Кто этот мужчина, отец?
– Говори по-английски, Вероника, я столько денег вбухал в твоё обучение! Поздоровайся, – процедил он сквозь зубы.
– День добрый, – кивнула, чуть ли не шипя от пульсирующей боли, разбегавшейся от пальцев на моем плече.
– Отобедаем, – в пригласительном жесте указал он на дверь, выводящую в ресторан отеля.
Отобедать идея неплохая, но что-то меня накрыло облаком дурного предчувствия. Слишком уж любезен мой папенька с этим иностранцем.
3.5
За столом пристально наблюдала за американцем, вслушиваясь в их вяло текущий диалог. Они время от времени перебрасывались фразами, несущими в себе мало важной информации, я же молчала и старалась вообще не привлекать внимание. Было бы идеально слиться с изумрудной велюровой обивкой кресла или расщепиться на атомы, потому что меня пугала сдержанность отца и отсрочка неминуемого наказания. Пусть лучше бы сразу казнил, чем томил в ожидании чего-то неизвестного.
Мужчины сделали заказ, не удосужившись спросить о моих предпочтениях, выбрав за меня. Что ж, мне не привыкать.
– Дмитрий Александрович, условия нашей сделки соблюдены? – деловито поинтересовался иностранец, отпиливая тупым ножом ломтик мяса от бифштекса.
– Возникли некоторые трудности с одним из пунктов… я готов уступить вам в чем-нибудь другом, – сообщил отец, болтая виски в запотевшем стакане.
У американца на мгновение яростью вспыхнули глаза, а затем на губы снова натянулась дружелюбная улыбка:
– О каком пункте идёт речь, господин Милославский?
Отец залпом осушил стакан и с резким, глухим стуком поставил его на стол. Медленно выдохнул, косясь на меня исподлобья и обдавая холодом синих глаз.
– Первый пункт больше не исполним. Не досмотрел, пока был в командировке, – едва слышно выговорил, закусывая ломтиком ветчины, обжигающую связки горечь алкоголя.
Джей, как к нему обращался отец, перевёл на меня лютый взгляд. Ноздри трепетали в такт, поднимающейся груди. С чего бы ему на меня так смотреть? Как я могу быть виновата в сорванной сделке?
Заерзала на месте, ощущая сгущающуюся с каждой секундой напряженную атмосферу. Медленно поглощала салат, не чувствуя вкуса и ожидая продолжения.
– Очень плохо, – резко отчеканил, швыряя накрахмаленную салфетку на стол, коей только что утер рот.
– Сделка отменяется? – прочистил горло папа, запахивая и застегивая пиджак на темно-синюю пуговицу.
Американец снова вернул хищный взгляд к моему лицу, открыто рассматривая, словно отыскивал на нем неведомую подсказку. Я робела. Нехорошая у него энергетика. Такая, что хотелось поскорее уйти. Как бы сделать, чтобы он перестал глазеть на меня…
– Нет. Но сроки исполнения переносятся. Я заберу ее через неделю, – прозвучало монотонно и холодно. – И доли будут равными.
Ее?
– По рукам, – согласился отец со вздохом облегчения. Он боялся, что Джей откажется от договора. Что ж, может на радостях успешных переговоров он смилуется и не устроит порку.
– Мне пора. Всего хорошего, Дмитрий Александрович, – мужчина пожал ему руку и вернул взгляд ко мне, – до скорой встречи, Вероника.
От его голоса по коже пробежал холодок.
– До какой ещё встречи? – пролепетала, глядя в след, удаляющемуся мужчине. Папа осушил ещё один стакан с виски, откидываясь на спинку кресла. Не получив ответ, я снова предприняла попытку прояснить ситуацию:
– У вас какая-то важная сделка, да? Будет ещё один приём и я должна присутствовать?
– Это твой будущий муж, дочка. Через неделю ты улетишь в Америку.
Я улыбнулась и быстро захлопала глазами, переваривая услышанное:
– Прости, что ты сказал? Я не совсем поняла, наверное.
Он наконец взглянул на меня. По загорелому виску стекала блестящая капелька пота и это не от жары. Нет.
– Ты выйдешь за него замуж, – произнёс по слогам четко поставленным голосом.
– Нет, не выйду, – замотала головой, продолжая улыбаться, дрожащими губами. – Нет! Это такая шутка, да? Хочешь меня наказать – накажи. Вот прям здесь и сейчас. При всех! Я даже не пикну, честное слово, – истерично затараторила, всматриваясь в отстраненное родительское лицо.
Он ведь не может быть таким жестоким. Я ведь его кровь и плоть.
– Избавь меня от бабских истерик. Я сказал выйдешь и точка! – стукнул крупным кулаком по столу, привлекая внимание немногочисленных посетителей.
– Но… я ведь не люблю. Да я видела его лишь дважды!
– Твоя мать тоже меня не любила. Но исполнила волю своего отца. Не ерепенилась. И ты исполни свой долг с честью! – наседал отец, а мне не хватало воздуха.
– И где она сейчас?! – стала срываться на крик. Хуже замужества уже ничего не будет. – Что за средневековые манеры?! Какой ещё долг?!
Мои слова больно хлестнули его и он приподнял губу в оскале, плотно сжав челюсти процедил:
– Ты выйдешь за него или обещаю превратить твою жизнь в ад.
– Что ты такое говоришь, отец? Как можно так обойтись со своим единственным ребёнком? – шептала, пытаясь отыскать в отцовских глазах хоть каплю сомнения. Слабину. Но там была железная непоколебимость.
– Ты не единственная. Второй ребёнок – это мой бизнес. И мне нужен ваш союз, чтобы сохранить компанию на плаву, понимаешь? Мне нужно это слияние!
– То есть, ты меня продаёшь? Как кобылу на торгах?! Единственную дочь!
– Я забочусь о твоём будущем! Он состоятельный человек, ты не будешь ни в чем нуждаться!
– Что бы на это сказала мама? – последняя попытка вразумить, теперь чужого для меня человека.
– Твой дед точно так же продал ее мне. И ничего, прожили столько лет. Стерпится-слюбится, я-то знаю.
– Может поэтому она и покончила с собой… Не боишься, что я закончу так же? – спросила дрожащим от слез голосом.
– Он не даст тебе умереть, не беспокойся. По нашему соглашению ты должна родить наследника. МОЕГО наследника, с МОЕЙ фамилией. Мальчика, который продолжит МОЙ род. Ему-то я и завещаю все своё имущество!
– Я для тебя разменная монета…
Отец говорил что-то ещё, я видела как шевелятся его губы и гневно дёргаются брови, но ничего не слышала. Моя жизнь летела с самого крутого обрыва, стремительно набирая обороты, а я не могла что-либо исправить. Просто стояла и глядела, как рушатся мечты, желания. Как умирает надежда спастись и ещё хоть раз увидеть Глеба.
