Текст книги "Инженер 3 (СИ)"

Автор книги: Алим Тыналин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

А Кулаков пусть привыкает. Придется ему терпеть мои проверки еще добрый месяц, пока не возведем стены. Нравится ему это или нет, его проблемы. Моя задача построить мельницу крепкую, надежную, на века. И ради этого я готов хоть каждый кирпич лично проверять.

На следующий день я приехал на стройку с самого утра. В мастерской оставил Семена и Трофима с новыми помощниками, мастеровыми из Севастополя.

Толковые ребята, руки золотые, быстро освоились. Морозов уже самостоятельно точил детали для насосов, Иван помогал Трофиму в кузне. Можно теперь на день-два отлучаться, мастерская не встанет.

Бричка, опять новая, нанял у другого извозчика, подкатила к стройке около восьми утра. Каменщики уже вовсю работали. Стены выросли еще на добрых полтора аршина за вчерашний день. Теперь почти в рост человека.

Я слез и осмотрелся. Степан стоял у строящихся лесов, руководил плотниками. Увидел меня, помахал рукой. Кулаков работал у дальней стены, спиной ко мне.

Подошел ближе. Достал ватерпас, приложил к свежему ряду.

Пузырек отклонился влево.

Переложил в другое место. Снова отклонение.

Я нахмурился. Взял отвес, приложил к углу. Веревка шла не строго вертикально, а с небольшим наклоном наружу.

Стена заваливается.

Обошел периметр, проверяя другие участки. Где-то ровно, где-то отклонения. Но самое плохое, южная стена, там, где Кулаков работал вчера после обеда. Она отклонялась от вертикали почти на четверть вершка.

Я подошел к Кулакову. Он как раз намазывал раствор на очередной ряд, не оборачивался.

– Егор Петрович, – окликнул я.

Он обернулся и увидел меня. Лицо помрачнело.

– Здравия желаю, ваше благородие. Опять проверять?

– Южная стена завалена, – коротко сказал я. – Отклонение на четверть вершка наружу. Надо разбирать три верхних ряда.

Кулаков застыл с кельмой в руке. Глаза расширились, потом сузились.

– Что? – глухо переспросил он.

– Три ряда разбирать, – повторил я. – Стена идет не вертикально. Сейчас четверть вершка, через десять рядов будет палец, через двадцать зазор на два вершка. Паровая машина такое не выдержит. Надо разбирать.

Кулаков швырнул кельму на землю. Она упала с глухим стуком.

– Да вы что! – взорвался он, забыв про субординацию. – Три ряда! Мы вчера полдня их клали! Раствор уже схватился! Кирпич испортим, если будем разбивать!

– Испортим десяток кирпичей, – ровно ответил я. – Зато стена будет вертикальной. А если оставить как есть, через месяц вся мельница рухнет. Выбирай.

– Да отклонение мизерное! – Кулаков размахивал руками, борода топорщилась. – Четверть вершка! Это вообще не считается! Любая стена так отклоняется!

– Не любая. И не должна. Я рассчитывал нагрузки. При таком отклонении через пять саженей высоты стена даст трещину. Паровая машина работает с вибрацией. Трещина пойдет дальше. Стены обрушатся.

– Да какое там обрушатся! – Кулаков махнул рукой. – Я двадцать лет кладу! Церкви, дома, амбары! Все стоят! Никто никогда не разбирал из-за четверти вершка!

– Церкви и дома стоят без паровых машин, – жестко сказал я. – А здесь будет машина весом в триста пудов, которая трясется каждый день по двенадцать часов. Нагрузка совсем другая. Требования совсем другие.

Кулаков стоял красный и тяжело дышал. Подмастерья бросили работу, столпились поодаль и слушали наш спор. Степан тоже подошел и молча встал рядом со мной.

– Не буду я разбирать! – рявкнул Кулаков. – Работа добротная! Стена крепкая! Вы просто придираетесь!

Я холодно посмотрел на него:

– Егор, ты нанят подрядчиком. Я инженер стройки. Мое слово закон. Если я говорю разбирать, будешь разбирать. Не хочешь, забирай своих людей и уходи. Деньги не получишь, договор расторгнут.

Повисла тишина. Каменщики переглянулись. Кулаков стоял, сжав кулаки, челюсти ходили ходуном.

Я знал, что он прикидывает. Уйти сейчас значит потерять весь заработок. А работы на месяц минимум. Деньги хорошие, Баранов платит щедро. Жалко терять.

Но и разбирать три ряда обидно. Напрасный труд, потерянное время.

Наконец Кулаков выдохнул, опустил плечи:

– Ладно, – процедил он сквозь зубы. – Разберем. Но это последний раз! Больше не позволю так придираться!

– Буду придираться столько, сколько нужно, – ответил я спокойно. – Пока стены не будут идеальными. Это моя работа.

Кулаков нагнулся и поднял кельму. Обернулся к подмастерьям:

– Василий! Архип! Берите ломы, разбирайте южную стену! Три верхних ряда!

Подмастерья неохотно двинулись выполнять приказ. Кулаков стоял, глядя на меня исподлобья.

Я выдержал его взгляд, потом отвернулся. Прошел к другой стене, продолжил проверку.

Через полчаса три ряда лежали грудой битого кирпича рядом с фундаментом. Кулаков молча начал класть заново, проверяя каждый кирпич отвесом.

Я наблюдал. Теперь он работал аккуратнее и точнее. Злился, но делал правильно.

К обеду южная стена догнала остальные по высоте. Вертикальность стала идеальная.

Я проверил ватерпасом. Пузырек держался точно по центру.

– Вот так правильно, – сказал я Кулакову. – Продолжай в том же духе.

Он промолчал, только резко кивнул. Стоял с каменным лицом.

Степан сказал:

– Круто вы с ним, Александр Дмитриевич. Боюсь, обозлится совсем.

– Пусть злится, – ответил я. – Главное, чтобы работал как надо. А злость пройдет. Когда мельница заработает, когда он увидит, что стены держат машину без трещин, поймет, что я прав.

Степан покачал головой:

– Дай-то бог. А то норов у него, я вижу, боевой.

Я усмехнулся:

– У меня тоже.

Глава 17
Раствор

Через пару дней я приехал на стройку неожиданно, в полдень вместо вечера. Дела в Туле закончились раньше обычного, переговоры с купцом о поставке меди для насосов заняли час вместо трех. Решил использовать свободное время с толком, проверить кладку.

Бричка подкатила к стройке около полудня. Солнце стояло в зените, жара слегка спала, воздух дрожал над полями. Я вылез, расплатился с возницей и огляделся.

Стены прилично выросли. Уже два с половиной аршина, почти выше человеческого роста. Красные кирпичные прямоугольники возвышались над серым фундаментом, углы четкие, грани ровные.

Работа шла быстро. Слишком быстро.

Я нахмурился. По моим расчетам, за это время каменщики должны положить аршина полтора, от силы два. А тут два с половиной. Значит, либо Кулаков гонит людей без отдыха, либо что-то не так.

Каменщики работали вовсю. Человек восемь на стенах, двое у корыта мешали раствор. Кулаков стоял у северной стены, руководил укладкой очередного ряда. Увидел меня, лицо дернулось, но быстро разгладилось. Кивнул издалека, продолжил работу.

Я подошел ближе, осматривая свежую кладку. Сразу бросилось в глаза, что швы слишком толстые. Не полвершка, как я велел, а местами почти вершок. Раствор выпирал между кирпичами серыми буграми.

Остановился и достал ватерпас. Проверил горизонтальность. Ровно. Взял отвес, проверил вертикальность угла. Тоже ровно.

Но швы толстые.

Подошел к корыту с раствором. Заглянул внутрь. Серая масса, жидкая, растеклась по стенкам. Зачерпнул пригоршню, сжал в кулаке. Раствор просочился между пальцами и потек на землю.

Слишком жидкий. Извести мало.

Я вытер руку о платок, подошел к Кулакову. Тот работал, не оборачиваясь, но по напряженной спине видно, что чувствует мой взгляд.

– Егор Петрович, – окликнул я.

Он обернулся, вытирая руки о порты:

– Здравия желаю, ваше благородие. Не ждали вас так рано.

– Вижу, – сухо ответил я. – Скажи-ка, почему швы такие толстые?

Кулаков дернул плечом:

– Да раствор сегодня жидковат получился. Вот и растекается больше обычного.

– Почему так случилось?

– Известь, видать, не та. Вчера новую партию привезли. Похуже качеством.

Я покачал головой:

– Известь та же. Я сам проверял при приемке позавчера. Отличная известь, жирная, белая. Дело не в ней.

Кулаков промолчал и отвел глаза.

Я подошел к корыту, зачерпнул раствор ковшом, дал стечь. Стекает слишком быстро, консистенция неправильная.

– Какая тут пропорция? – спросил я.

– Как всегда, – буркнул Кулаков. – Три части песку, две извести.

– Врешь, – спокойно сказал я.

Кулаков вздрогнул, резко вскинул голову:

– Что⁈

– Врешь, говорю, – повторил я. – Здесь извести от силы одна часть на четыре части песка. Может, меньше.

– Да вы что! – возмутился Кулаков. – Я сам мешал! Все правильно!

Я обернулся, окликнул Степана, стоявшего у лесов:

– Степан Кузьмич! Иди сюда!

Степан подошел и снял картуз:

– Слушаю, Александр Дмитриевич.

– Сколько извести ушло за последние три дня?

Степан почесал затылок:

– Да вроде бочки три. Может, три с половиной.

– А по расчету сколько должно уйти?

– По нашим расчетам, Александр Дмитриевич, пять бочек должно было.

Я повернулся к Кулакову:

– Где полторы бочки извести?

Кулаков покраснел, борода ощетинилась:

– Да расчеты ваши неправильные! Много вы наложили! Нам столько не надо!

– Надо, – жестко сказал я. – Именно столько. А ты разбавляешь раствор лишним песком и водой. Экономишь на извести.

– Не экономлю я ничего!

Я подошел к свежей кладке, взял кирпич из верхнего ряда. Поддел кельмой, лежавшей рядом. Кирпич легко отделился, раствор раскрошился серыми комками.

Показал Кулакову:

– Смотри. Раствор крошится. Не держит. Через месяц эта стена даст трещины. Через два рассыплется. А ты хотел на этом сэкономить?

Кулаков молчал, глядя в землю. Подмастерья столпились поодаль, слушая наш разговор.

– Сколько ты положил себе в карман? – спросил я. – Полторы бочки извести по три рубля бочка, значит четыре с половиной рубля? Или больше?

Кулаков дернул головой, будто отгоняя муху. Потом вдруг взглянул на меня. Глаза хитрые, бегающие:

– Александр Дмитриевич, – он отвел меня в сторону, заговорил тише, почти доверительно. – Вы человек разумный. Военный, офицер. Небось знаете, как дела делаются. Все так работают. Немного сэкономить, никому хуже не станет. Раствор держит, стена стоит. А сэкономленное… – он помолчал, потом добавил еще тише: – Можно поделить. По справедливости. Вам половину, мне половину. Иван Петрович ничего не узнает. Все останутся довольны.

Повисла тишина. Подмастерья переглянулись, я заметил краем глаза.

Я долго смотрел на Кулакова. Тот стоял и ждал ответа. По его лицу скользнула надежда, видать, думал, сейчас соглашусь, и дело с концом.

Наконец я произнес тихо, но отчетливо:

– Ты еще и взятку даешь.

Кулаков вздрогнул:

– Какая взятка! Просто по-людски договориться…

– Взятка, – перебил я. – Чтобы я закрыл глаза на халтуру. Чтобы промолчал, когда стена рухнет и людей убьет. Правильно понимаю?

– Да никого не убьет! – взорвался Кулаков. – Стена крепкая! Я двадцать лет так работаю!

– На церквях и амбарах, – холодно сказал я. – Где нет паровых машин. А здесь будет машина. Вибрация страшная, нагрузка вдвое больше обычного. Твой жидкий раствор не выдержит.

Я обернулся к Степану:

– Сколько рядов за три дня положили?

– Десять, Александр Дмитриевич.

– Значит, разобрать все десять рядов. По всему периметру.

Кулаков побледнел:

– Что⁈ Десять рядов⁈

– Десять. Всю кладку на жидком растворе. Разбирать и класть заново, на правильном растворе.

– Не буду! – рявкнул Кулаков. – У меня работа добротная! Не позволю ломать!

– Будешь, – ровно ответил я. – Или собирай людей и уходи. Без денег.

Кулаков стоял, тяжело дыша и сжав кулаки. Лицо красное, вены на лбу вздулись.

– Известь плохая! – внезапно выпалил он, стараясь ухватиться за последнюю возможность. – Вот в чем дело! Поставщик плохую известь привез! Я тут ни при чем!

– Известь хорошая, – терпеливо повторил я. – Я тебе уже говорил. Я проверял лично. Жирность отличная, примесей нет. Дело не в извести, а в тебе. Ты сэкономил полторы бочки, хотел положить в карман. А когда я поймал, пытался отделаться взяткой.

– Да это навет и клевета! – взревел Кулаков, теряя остатки самообладания. – Кто вы такой, чтобы меня судить⁈ Вы в стройке ничего не смыслите! Я тридцать лет кладу! Церкви, палаты! Все стоят! А ты меня учить будешь⁈

Он стоял размахивая кельмой. Степан быстро встал между нами, широкий и грузный:

– Полегче, Егор Петрович. Не забывайся.

– Да пошли вы все! – Кулаков отшвырнул кельму, та со звоном упала на кирпичи. – Не буду я разбирать! Слышишь⁈ Не буду! И вообще, работать с вами не буду! Забирай свои деньги и…

– Что тут за шум?

Все обернулись. По дороге от усадьбы шагал Иван Петрович Баранов. Одет по-дорожному: светлый сюртук, соломенная шляпа, трость в руке. Лицо озадаченное.

Он подошел и оглядел нас:

– Что случилось? Слышу крики за версту. Александр Дмитриевич, в чем дело?

Я коротко объяснил ситуацию. Про жидкий раствор, про экономию на извести, про взятку. Показал раскрошившийся раствор между кирпичами.

Баранов молча слушал, хмурясь все больше. Потом подошел к стене, сам потрогал шов. Взял кирпич, поддел кельмой. Кирпич легко отвалился, раствор рассыпался.

Баранов обернулся к Кулакову. Лицо суровое, брови сдвинуты:

– Это правда, Егор Петрович? Ты разбавлял раствор? Экономил на извести?

Кулаков молчал, глядя в землю.

– Отвечай! – неожиданно громко рявкнул Баранов. – Правда или нет⁈

– Раствор держит, – пробормотал Кулаков. – Стена крепкая…

– Не крепкая! – перебил Баранов. – Александр Дмитриевич тебе уже сто раз объяснил, идиоту, что такая под паровую машину не годится! Я плачу тебе хорошие деньги! Кормлю твоих людей! А ты халтуришь! Да еще взятку пытался всучить!

– Иван Петрович, я не хотел… – жалобно начал Кулаков.

– Молчать! – Баранов стукнул тростью о землю. – Слушай, что скажу. Либо разбираешь десять рядов и кладешь заново, на правильном растворе, под присмотром Александра Дмитриевича. Либо собирай артель и проваливай. Без денег. Более того, по всей округе разнесу, что ты халтурщик и взяточник. Ни один помещик тебя больше не наймет.

Кулаков побледнел. Это серьезная угроза. Репутация в округе, это все для подрядчика. Если Баранов, богатый и влиятельный помещик, пустит слух, Кулаков больше не найдет работы.

– Иван Петрович, – умоляюще заговорил Кулаков. – Да я исправлюсь! Честное слово! Больше не буду! Раствор буду делать правильный, какой Александр Дмитриевич велит!

Баранов посмотрел на меня. Я молча покачал головой.

– Поздно, – отрезал Баранов. – Ты потерял наше доверие. Убирайся.

Кулаков стоял, переминаясь с ноги на ногу. Лицо искаженное, борода трясется. Видно, как внутри борются жадность, гордость и страх.

Наконец он медленно нагнулся, поднял кельму с земли. Выпрямился, посмотрел на Баранова, потом на меня. Глаза злые, полные ненависти.

– Хорошо, – процедил он сквозь зубы. – Ухожу. Не буду работать, где мне не доверяют.

– Вот и хорошо, – Баранов пожал плечами. – Совсем без денег я тебя не оставлю, не по-людски это, вы все-таки трудились. Получи жалованье за сделанную работу и уходи. Найдем другую артель.

– Других не найдешь, – злобно усмехнулся Кулаков. – Сезон в разгаре. Все артели разобраны. Будешь до осени ждать.

– Найдем, – спокойно сказал Баранов. – Не твоя забота.

Кулаков плюнул на землю и обернулся к подмастерьям:

– Василий! Архип! Собирайте инструменты! Мы уходим!

Подмастерья неохотно двинулись за инструментами. Кулаков швырнул кельму в корыто с раствором. Серые брызги разлетелись во все стороны.

Баранов взял меня под локоть, отвел в сторону:

– Александр Дмитриевич, правильно ли я поступил?

– Правильно, Иван Петрович, – ответил я. – Иначе через месяц стены пошли бы трещинами. А через два обрушились бы под весом машины. Жертвы были бы неизбежны. А он все равно продолжал бы воровать и обманывать. Такого только могила исправит. Я ему не верю.

Баранов вздохнул:

– Вот беда. Мужик опытный, руку набил. А жадность сгубила. Теперь придется искать новых каменщиков. Он прав. Где их взять среди лета?

– Найдем, – сказал я уверенно. – В Туле спрошу, может, кто свободен. Или из соседних уездов выпишем.

– Дай бог, – покачал головой Баранов. – А то стройка встанет.

Мы стояли, наблюдая, как каменщики собирают вещи.

Бригада Степана взялась разбирать стены. Они поддевали кирпичи ломами, сбрасывали вниз. Кирпичи падали с глухим стуком, раствор крошился серой пылью.

Степан встал рядом со мной:

– Ну и характер у мужика. Как порох.

– Зато теперь знаем, что с ним больше не стоит связываться, – ответил я. – Заплатим за работу и проводим. А там видно будет.

Кулаков бросил лом и подошел к Баранову, вытерев пот со лба:

– Давайте деньги.

Баранов достал из кармана бумажник, отсчитал купюры. Протянул Кулакову:

– Держи. За выполненную работу. Больше тебя здесь видеть не хочу.

Кулаков схватил деньги, сунул за пазуху. Обернулся к артели:

– Уходим!

Каменщики молча погрузили в телегу кельмы, ватерпасы и отвесы. Кулаков забрался на козлы и взял вожжи. Посмотрел на нас напоследок и сплюнул:

– Запомните мои слова, другую артель не найдете. Будете до зимы ждать.

Хлопнул вожжами. Телега тронулась, покатила по дороге прочь. Мы стояли, глядя вслед.

Баранов тяжело вздохнул:

– Ну вот. Остались без каменщиков. Что теперь делать будем?

Я смотрел на уезжающую телегу. Кулаков оглянулся напоследок с перекошенным лицом. Потом телега скрылась за поворотом.

– Найдем, – повторил я. – Обязательно найдем. Не может быть, чтобы во всей Тульской губернии не нашлось толковых каменщиков.

Но внутри засело сомнение. Кулаков прав, сезон в разгаре. Все артели разобраны по стройкам. Свободных мастеров нет. Придется поискать.

А стройка стоит. Время идет. Лето быстро пролетит.

Нужно действовать быстро.

К вечеру, когда наша артель закончила сносить кирпичи, мы с Барановым стояли на опустевшей стройке, глядя на разобранные стены. Солнце клонилось к закату, тени удлинялись, воздух становился прохладнее.

Баранов повернулся ко мне:

– Александр Дмитриевич, оставайтесь на ужин. И переночуйте. Завтра с утра займемся поисками новой артели. Вместе быстрее решим.

Я кивнул:

– Благодарю, Иван Петрович. Пожалуй, останусь. Только нужно в мастерскую послать записку, чтобы Семен знал, что я тут задержался.

– Сейчас пошлю нарочного. Пойдемте в дом, обсудим план действий.

Мы направились к усадьбе. Степан остался на стройке, велел рабочим убрать инструменты, накрыть известь от росы.

В доме Баранов провел меня в кабинет. Просторная комната с высокими окнами, книжными шкафами вдоль стен, массивным дубовым столом посередине. Пахло табаком, кожаными переплетами и воском от свечей.

Баранов опустился в кресло за столом, достал гроссбух, раскрыл на чистой странице. Обмакнул перо в чернильницу:

– Итак, где искать каменщиков? Тула в первую очередь. Может, кто-то освободился.

– Сомневаюсь, – ответил я, садясь напротив. – Сезон в разгаре. Но попробовать стоит. Я завтра зайду в управу, узнаю у Зубкова. Он все стройки в городе знает, может подскажет.

– Хорошо. – Баранов записал. – Еще соседние уезды. Алексин, Крапивна, Епифань. У меня там есть знакомые помещики, кто недавно строился. Напишу письма, узнаю сведения о подрядчиках.

– А я дам объявление в тульских ведомостях, – добавил я. – Повышу оплату. Может, кто откликнется.

Баранов кивнул одобрительно:

– Верно. Деньги дело решают. Предложим на рубль-два больше обычного, артель сразу найдется.

Мы обсуждали детали еще минут двадцать. Составили список помещиков, которым напишет Баранов. Прикинули, сколько времени уйдет на получение ответов, дней пять-семь минимум. Я предложил тем временем попробовать найти хотя бы нескольких каменщиков-одиночек, чтобы не простаивать совсем.

За окнами стемнело. Лакей зажег лампы, принес на подносе графин с водой и два стакана.

Баранов отложил перо и потер уставшие глаза:

– Ну что ж, план есть. Завтра начнем действовать. А сейчас… – он взглянул в окно и нахмурился. – Смотрите-ка, коляска подъезжает. Кто это в такой час?

Я подошел к окну. Во дворе перед крыльцом остановилась изящная коляска, запряженная парой гнедых лошадей. Кучер спрыгнул с козел, открыл дверцу. Из коляски вышла женщина в темном дорожном платье.

Анна.

Сердце екнуло. Я не видел ее с того памятного ужина неделю назад, когда она сидела рядом со мной, а с другой стороны Елизавета. После того вечера я старался не приезжать, погрузился в работу. Стройка, мастерская, насосы, все что угодно, лишь бы не думать о запутанной ситуации.

А теперь она здесь.

Баранов удивленно поднял брови:

– Анна Павловна? Что за неожиданность. Она редко приезжает без приглашения.

Он вышел из кабинета в прихожую. Я остался у окна, смотрел, как Анна поднимается по ступеням крыльца. Походка легкая, спина прямая. Даже в сумерках видно, как изящно она двигается.

В прихожей послышались голоса. Баранов приветствовал Анну, удивленно спрашивал о причине визита. Анна отвечала спокойно, извиняясь за поздний визит.

Потом они вошли в кабинет.

Анна остановилась на пороге, увидела меня. На мгновение в глазах мелькнуло что-то, удивление? радость? но тут же исчезло. Она вежливо улыбнулась:

– Александр Дмитриевич, добрый вечер. Не ожидала вас здесь застать.

Я поклонился:

– Анна Павловна. Рад вас видеть.

Баранов подошел к столу, отодвинул кресло для Анны:

– Присаживайтесь, пожалуйста. Чем обязаны вашему визиту?

Анна села, поправила складки платья. Темно-синее, строгое, без лишних украшений. Волосы убраны в простой узел на затылке. Только маленькие серебряные сережки в ушах.

– Простите, что вторгаюсь так поздно, – начала она. – Но я видела из окна, как от вашей стройки уезжала телега с людьми и инструментами. Раньше времени, не по графику. Решила узнать, все ли в порядке. Не случилось ли чего?