Текст книги "Инженер 3 (СИ)"

Автор книги: Алим Тыналин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 15
Кирпич

На следующее утро я выехал из Тулы рано, с первыми лучами солнца. Нанял ту же бричку, что возила меня последние недели. Старый извозчик узнал, кивнул молча, тронул вожжами. Лошадь, рыжая кобыла с белой отметиной на лбу, устало потрусила по разъезженной дороге.

Июнь стоял жаркий и душный. Солнце поднималось быстро, обещая знойный день. По обочинам желтела выжженная трава, пыль поднималась от колес, оседала на сапогах и подоле сюртука. Поля по сторонам зеленели пшеницей, где-то высоко в голубом небе пели жаворонки.

Дорога знакомая, езженная. Двадцать верст до имения Баранова. Два часа пути при неспешной рыси. Я откинулся на жесткое сиденье брички, прикрыл глаза от яркого солнца. Думал о предстоящем дне.

Фундамент готов. Прочный, ровный, выдержавший три дня схватывания известкового раствора. Теперь начинается следующий этап, кладка стен. Первый этаж высотой в три сажени, второй этаж еще две сажени. Кирпичное здание, толстые стены в два кирпича, способные выдержать вес крыши, паровой машины, жерновов, всего оборудования.

Кирпич должны привезти сегодня. Глинов, кирпичный мастер, обещал первую тысячу штук. Красный кирпич обожженный, крепкий, без трещин. Я проверял образцы недавно, качество хорошее, размер правильный, грани ровные.

Каменщики тоже должны прибыть сегодня. Баранов нанял артель, человек десять. Старший мастер, некий Кулаков, опытный подрядчик. Говорят, строил церковь в соседнем уезде, работу знает.

Бричка тряслась на ухабах. Извозчик молча покуривал короткую трубку, поглядывал на дорогу. Лошадь фыркала, отмахивалась хвостом от мух.

Проехали деревню. Низкие избы с почерневшими бревенчатыми стенами, соломенными крышами. Бабы у колодца стирали белье, босоногие ребятишки гоняли палкой обруч по пыльной улице. Собака облаяла бричку, побежала следом, потом отстала.

Дальше дорога пошла полем. Справа зеленела полоса леса – березы белоствольные, осины дрожащие на ветру. Слева пшеничное поле тянулось до горизонта, тяжелые колосья склонились под собственным весом.

Наконец впереди показалась усадьба Баранова. Белый барский дом с колоннами, мезонином, крашеными ставнями на высоких окнах. Флигели по бокам, конюшня справа, амбары слева. За домом парк, липовая аллея, пруд с островком посередине, резная беседка на берегу.

А дальше, за парком, у реки, виднелась стройка. Серая прямоугольная платформа фундамента, окруженная штабелями бревен, досок, кучами песка и извести.

Извозчик свернул на боковую дорогу, объехал барский дом, повез к стройке. Подъехали ближе. Я увидел, что у фундамента уже собрались люди.

Степан, мой прораб, стоял у края платформы, осматривал что-то, записывал в толстую тетрадь. Узнал его сразу по широкой спине, серой холщовой рубахе, картузу набекрень. Рядом несколько рабочих из нашей артели: Федор, Иван и Григорий. Разгружали телегу с досками для строительных лесов.

Но главное, у дороги стояли три огромные телеги, запряженные парами могучих ломовых лошадей. Серые тяжеловозы с косматыми копытами, широкими спинами, терпеливо стояли, опустив морды. На телегах лежали штабеля красного кирпича, аккуратно уложенного рядами и перевязанного веревками.

Кирпич приехал.

Я вышел из брички, расплатился с извозчиком. Старик кивнул, развернул лошадь и поехал обратно.

Степан увидел меня, помахал рукой:

– Александр Дмитриевич! Вовремя! Кирпич только что привезли!

Я подошел к телегам. Возчики, трое мужиков в заляпанных глиной кафтанах, грязных портах, стояли рядом, курили махорку. Один высокий, худой, с всклокоченной рыжей бородой. Второй приземистый, кряжистый, лицо круглое, нос картошкой. Третий молодой, лет двадцати, безбородый, только усики светлые пробиваются.

Увидели меня, сняли шапки, поклонились:

– Здравствуйте, барин.

– Здравствуйте, – ответил я. – От Глинова?

– От него самого, – ответил рыжий. – Тысяча штук кирпича красного, первый сорт. Вот бумага.

Он полез за пазуху, достал мятый листок, протянул мне. Я развернул, прочитал. Написано неровным почерком: «Отпущено со двора кирпичного мастера Глинова тысяча штук кирпича красного обожженного для постройки мельницы помещика Баранова. Июнь 1856 года».

Внизу печать Глинова, круглая, с его именем по окружности.

Я сложил бумагу, сунул в карман сюртука. Подошел к первой телеге, осмотрел кирпич. Штабель высокий, сложенный ровными рядами. Кирпичи красно-оранжевые, обожженные, с характерным звонким стуком при постукивании.

Взял один кирпич с верхнего ряда. Тяжелый, увесистый. Размер правильный, длина четырнадцать вершков, ширина семь вершков, толщина три с половиной вершка. Грани ровные, углы четкие, без сколов. Поверхность слегка шероховатая, но не рыхлая.

Постучал кирпичом о кирпич. Звук чистый, звонкий, как колокольчик. Хороший признак, значит обжиг правильный, кирпич прочный.

Осмотрел внимательнее. Цвет равномерный, без темных пятен или светлых разводов. Нет трещин, нет выщербленных краев. Качественный кирпич.

Положил обратно, взял другой с середины штабеля. Проделал ту же процедуру. Постучал, осмотрел. Тоже хороший.

Перешел ко второй телеге. Повторил осмотр. Потом к третьей. Везде одинаково, кирпич крепкий, правильный, без брака.

Степан подошел, встал рядом:

– Ну как, Александр Дмитриевич? Годится?

– Годится, – кивнул я. – Качество хорошее. Глинов не подвел.

Степан довольно усмехнулся:

– Да про него говорят, что он толковый мастер. Правильно жжет кирпич, в печи ровно, не передерживает.

Я обернулся к возчикам:

– Разгружайте. Складывайте там, у края фундамента. Рядами, аккуратно. Чтобы не покатились и не побились.

Рыжий кивнул:

– Слушаем, барин.

Они принялись за работу. Молодой залез на первую телегу, начал передавать кирпичи вниз. Рыжий и круглолицый принимали, относили к фундаменту, укладывали штабелями. Работали споро, ловко и привычно.

Я отошел в сторону. Степан достал записную книжку, начал считать кирпичи вслух, делая пометки карандашом. Нужно проверить, действительно ли тысяча штук, а не меньше. Возчики иногда норовят не довезти несколько десятков, рассчитывая, что никто не заметит.

Пока они разгружали, я осмотрел фундамент еще раз. Подошел, ступил на серую поверхность. Твердая, как камень. Прошелся по платформе, проверяя каждый участок. Нигде не проваливается, не трескается. Идеально.

Достал из кармана небольшой складной ватерпас, латунный, с пузырьком воздуха в запаянной трубке. Положил на фундамент, посмотрел. Пузырек встал точно по центру. Горизонтальность идеальная.

Переложил в другое место. Снова проверил. Везде ровно.

Хороший фундамент. Выдержит любые стены.

Возчики закончили разгрузку первой телеги, принялись за вторую. Кирпичи росли штабелями у края платформы, красно-оранжевые холмы, аккуратно уложенные рядами.

Я услышал стук копыт, оглянулся. По дороге от барского дома ехала коляска запряженная парой гнедых лошадей. Кучер в темном кафтане, шляпе с широкими полями, сидел на козлах, правил вожжами.

Коляска подъехала, остановилась. Из нее вышел Иван Петрович Баранов.

Одет по-дорожному: темно-коричневый сюртук с бархатным воротником, светлый жилет, серые брюки заправленные в высокие кожаные сапоги. На голове широкополая соломенная шляпа от солнца. В руке трость с серебряным набалдашником.

Лицо румяное, добродушное, борода темная с проседью, аккуратно подстриженная. Глаза умные, внимательные, привычно оценивали происходящее.

Он подошел и протянул руку:

– Александр Дмитриевич! Здравствуйте! Вовремя приехали!

Я крепко пожал его руку:

– Здравствуйте, Иван Петрович.

Баранов оглядел стройку, удовлетворенно кивнул:

– Вижу, кирпич привезли. Глинов не подвел?

– Не подвел. Качество хорошее, брака не заметил. Тысячу штук должно быть, только начали считать.

– Отлично, отлично. – Баранов повернулся к коляске, махнул рукой. – Егор, давай сюда!

Из коляски вылез еще один человек. Мужчина лет сорока пяти, среднего роста, плотный, коренастый. Лицо широкое, скуластое, нос приплюснутый, губы толстые. Глаза маленькие, хитрые, бегающие. Волосы темные, коротко острижены, борода черная, густая, лопатой.

Одет по-мастеровому: темно-синяя холщовая рубаха навыпуск, широкие холщовые порты, кожаный пояс с медной пряжкой. На ногах грубые сапоги, заляпанные глиной. На голове выцветший картуз, надвинутый на лоб.

За поясом торчала связка инструментов: молоток, долото, складная линейка. В руках держал кожаную сумку, видимо, с чертежами или инструментами.

Он подошел тяжелой походкой, остановился рядом с Барановым. Посмотрел на меня оценивающе, сверху вниз, как лошадь на базаре оценивают.

Баранов представил:

– Александр Дмитриевич, это Сергей Иванович Кулаков, старший каменщик. Подрядчик. Я нанял его для кладки стен. Опытный мастер, церковь в Епифани строил, работу знает.

Кулаков кивнул. Голос низкий, хрипловатый:

– Слыхал про вас, ваше благородие. Инженер, говорят. Из столицы.

– Из Москвы, – уточнил я. – Но учился в Петербурге.

– Ну-ну, – Кулаков усмехнулся криво, показав кривые желтые зубы. – Учености много нынче.

Я промолчал, не вступая в спор. Баранов поспешил вмешаться:

– Сергей Иванович, вот фундамент. Видите, готов, схватился, можно начинать кладку. Кирпич привезли, как видите. Завтра еще тысячу привезут. Итого будет две тысячи на первый этаж.

Кулаков неторопливо подошел к фундаменту, присел на корточки, осмотрел. Провел рукой по поверхности, постучал кулаком. Встал, обошел вокруг, оценивая размеры.

Наконец выпрямился, кивнул:

– Фундамент крепкий. Ровный. Работу делали правильно.

– Я делал, – сказал я спокойно.

Кулаков покосился на меня:

– Вы? Инженер? Думал, вы только чертите, а работают мужики.

– Я и чертил, и руководил, и сам проверял каждую сваю, – ответил я ровно. – Так же буду проверять и кладку стен.

Кулаков прищурился, лицо стало настороженным:

– Это как понимать?

Баранов снова вмешался:

– Сергей Иванович, Александр Дмитриевич отвечает за весь проект. Он будет наблюдать за работой, проверять качество. Так договорились.

Кулаков неодобрительно хмыкнул:

– Я тридцать лет каменщиком работаю. Церкви строил, дома барские, мосты. Проверять меня некому.

Я сделал шаг вперед, посмотрел ему прямо в глаза:

– Сергей Иванович, у вас большой опыт, это хорошо. Но это мой проект, моя ответственность. Если что-то пойдет не так, отвечать буду я перед Иваном Петровичем,. Поэтому я буду проверять каждую стену, каждый шов, каждую вертикаль. Не для того чтобы придираться, а чтобы быть уверенным в качестве. Если работа хорошая, я первый похвалю. Если плохая, укажу, что исправить.

Кулаков молчал, разглядывая меня. В глазах промелькнуло что-то, уважение? недовольство? не разобрал. Наконец буркнул:

– Ладно. Смотрите.

Баранов облегченно вздохнул:

– Вот и отлично! Сергей Иванович, когда прибудет ваша артель?

– Завтра с рассветом. Десять человек. Каменщики все опытные и работящие. За три недели первый этаж выложим, за месяц второй. Как договорились.

– Хорошо. Известь и песок готовы?

– Известь гашеная в бочках, песок в кучах, – доложил Степан. – Все на месте.

Кулаков кивнул:

– Тогда завтра и начнем. Сперва раствор замешаем, потом выложим первые ряды.

Он повернулся, пошел обратно к коляске. Баранов посмотрел ему вслед, потом повернулся ко мне, понизив голос:

– Александр Дмитриевич, Кулаков мастер хороший, но характер тяжелый. Не любит, когда указывают. Будьте осторожны.

Я кивнул:

– Понял, Иван Петрович. Постараюсь не конфликтовать. Но качество буду обязательно проверять.

– Правильно. Лучше сразу увидеть ошибку, чем потом рушить стены.

Мы подошли к кирпичным штабелям. Степан закончил пересчет, подошел с тетрадью:

– Ровно тысяча, Александр Дмитриевич. Все на месте.

– Отлично. Распишитесь в бумаге, отдайте возчикам.

Степан взял документы, расписался, вернул рыжему возчику. Тот сунул бумагу за пазуху, троица поклонилась, полезла на телеги. Лошади тронулись, телеги пустые покатили обратно по дороге, громыхая.

Я остался стоять у штабелей кирпича, глядя на фундамент. Завтра начнется кладка. Стены пойдут вверх, ряд за рядом, кирпич за кирпичом.

В город я вернулся вечером, когда солнце уже клонилось к закату. Извозчик высадил меня у мастерской на Заречной улице.

Я достал ключи из кармана сюртука, подошел к двери. И тут заметил, что у крыльца стоят четверо мужчин с дорожными мешками за плечами.

Узнал их сразу.

Мои севастопольцы.

Морозов увидел меня первым, сдернул картуз с головы, поклонился низко:

– Александр Дмитриевич! Вот и мы! Получили ваше письмо, приехали как велели!

Я подошел быстро, протянул руку. Морозов пожал крепко, по-солдатски. Потом Егор, Семен и Иван.

– Здравствуйте, братцы, – сказал я. – Рад видеть. Когда прибыли?

– Сегодня утром, – ответил Морозов. – На почтовых из Севастополя. Две недели в пути. Сразу к вам пошли, спросили у местных, где находится мастерская. Нашли, так и ждем с утра.

Егор усмехнулся, показав белые зубы:

– Думали, может, вы уже большой барин стали, во дворце живете. А тут казенная мастерская, как и в Севастополе.

– Нет, мне до дворцов еще далеко, – ответил я. – Работаю. Ладно, пойдемте внутрь. Поговорим.

Отпер дверь, вошли. В мастерской никого не оказалось, работники ушли домой. Даже Гришка куда-то подевался. Станки стояли тихо, горн остыл, на верстаках лежали инструменты.

Я зажег керосиновую лампу на стене, свет озарил помещение. Севастопольцы сняли мешки, поставили у стены и огляделись.

Морозов одобрительно сказал:

– Мастерская приличная. Просторно. Станки есть, горн, вон верстаки. Работать можно.

– Можно, – согласился я. – Садитесь вот здесь, у верстака. Расскажу, что к чему.

Они уселись на скамью, я встал напротив, опершись о верстак.

– Значит, так. Вы демобилизовались?

– Месяц назад, – ответил Морозов. – Все четверо. Ждали вашего письма, как договаривались. Получили, сразу собрались, выехали. Деньги на дорогу скопили, кое-что заработали на пристани.

Егор добавил:

– Я разгрузкой занимался. Мешки таскал с кораблей. Скучная работа, Александр Дмитриевич. После того как с вами в госпитале трудились, остальное показалось неинтересно.

Семен кивнул:

– Мы все так думали. Вы нас многому научили. Хотелось продолжить работать, но с толком, с умом. А не просто так.

Иван молчал, только смотрел внимательно и слушал. Он всегда немногословен.

Я выпрямился:

– Хорошо. Вы вовремя приехали. Дело есть. Серьезное. Я организую совместное предприятие с купцом Баташевым. Производство насосов. Они будут трех типов: домашние, средние, промышленные. Разные по мощности, по сложности конструкции. Домашние для колодцев, частных домов. Средние для мастерских и небольших фабрик. Промышленные для крупных заводов, рудников и городских водопроводов.

Егор свистнул тихо:

– Серьезное дело.

– Очень серьезное. Баташев вкладывает пять тысяч рублей. Я отвечаю за производство. Прибыль делим пополам. Договор уже подписали у нотариуса. Осталось решить вопрос с помещением и начать работу.

Морозов задумчиво потер бороду:

– А где производить будем? Здесь?

– Здесь. В этой мастерской. Точнее, планирую расширить ее. Договариваюсь с городской управой. Если разрешат, пристроим еще одно помещение или поставим перегородку, разделим казенную и частную части. Если не разрешат, снимем складское помещение где-то в городе.

– Понятно. А оборудование?

– Закупим новое. Сверлильные станки, пресс для гибки меди. Часть заказываем в Туле, часть в Москве, самое сложное в Петербурге. Баташев дает деньги по частям. Первые получу, как только решится вопрос с помещением.

Семен спросил:

– А чертежи для насосов готовы?

– Готовы. Завтра покажу. Начнем с простых, домашних. Освоимся, потом перейдем к средним и промышленным.

Я обвел их взглядом:

– Вот зачем я вас вызвал. Мне нужны опытные работники. Вы знаете мои требования к качеству. Работали со мной в госпитале, делали воздуховоды. Там требовалась точность, аккуратность и герметичность. Здесь то же самое. Насосы сложные механизмы. Если клапан прилегает неплотно, если поршень болтается в цилиндре, если швы не герметичны, насос работать не будет. Брак недопустим.

Морозов кивнул:

– Понимаем, Александр Дмитриевич. Работать будем как положено.

– Хорошо. Теперь распределение обязанностей. Василий Кузьмич, ты будешь старшим мастером. Руководишь артелью, контролируешь качество, собираешь готовые изделия.

Морозов выпрямился:

– Слушаюсь.

– Егор, за тобой слесарные работы. Подгонка деталей, сборка клапанов, установка поршней, проверка герметичности. Руки у тебя ловкие, в Севастополе ты показал себя отлично.

Егор усмехнулся:

– Постараюсь, Александр Дмитриевич.

– Семен, у тебя столярные работы. Деревянные рукояти для домашних насосов, ящики для упаковки, подставки. Помнишь, как ты делал в госпитале короба для воздуховодов? Стыки идеальные, ни щели. Здесь нужна такая же точность.

Семен кивнул:

– Помню. Сделаю.

– Иван, у тебя кузнечные работы. Будешь работать с Трофимом, местным кузнецом. Ковка штоков, скоб, креплений, рам для насосов. Трофим умелый мастер, но пьет. Придется следить, чтобы работал правильно.

Иван молча кивнул.

Я продолжил:

– Жалованье двадцать пять рублей в месяц каждому. Это выше среднего жалованья по городу. Здесь рабочие получают пятнадцать-двадцать. Но вы проверенные, опытные, поэтому заслуживаете больше.

Морозов улыбнулся:

– Щедро, Александр Дмитриевич. Спасибо.

– Это заслуженно. Жилье пока здесь, в задней комнате мастерской. Есть койки, одеяла, печка, умывальник. Скромно, но чисто. Потом, когда заработаете, снимете избу вскладчину. Питание – договорюсь с Матреной Ивановной, моей квартирной хозяйкой. Она готовит хорошо и недорого. Будет варить обеды, приносить сюда.

Егор потер руки:

– Отлично! А когда начинаем работать?

– Очень скоро. Сначала нужно решить вопрос с управой. Завтра займусь этим. Как только утрясем с помещением, Баташев выделит деньги, закупим материалы, и начнем производство. А вы пока помогайте тут, осваивайтесь с насосами.

Я выпрямился:

– Пойдемте, покажу заднюю комнату.

Повел их в дальний угол мастерской,

– Вот тут можно поставить деревянные нары в два яруса, на них бросите тюфяки набитые соломой. Вон одеяла. стопками. Вон там печка, рядом дрова. Не замерзнете. Умывальник у окна. Здесь живет Гришка, смышленный парнишка.

Морозов оглядел комнату:

– Сойдет. В госпитале и похуже жили. Главное крыша над головой, тепло и сухо.

Я отошел к двери:

– Ну, пока отдыхайте. Завтра днем зайду, познакомлю с местными работниками, покажу чертежи насосов, объясню задачи. Послезавтра, может, начнем. А пока привыкайте и осматривайтесь.

Вышел из комнаты, закрыл дверь. Пошел домой по темнеющим улицам. Солнце село, сумерки уже сгустились. Городовые зажгли фонари.

Дошел до дома Матрены Ивановны. Вошел, разделся в сенях, прошел в свою комнату. Умылся из таза холодной водой, вытер лицо полотенцем.

Матрена Ивановна постучала, принесла ужин на подносе. Щи, гречневую кашу с салом, кусок черного хлеба, кружку кваса.

– Ешьте, Александр Дмитриевич. Приготовила свежее.

– Спасибо, Матрена Ивановна. Кстати, у меня к вам просьба.

Она остановилась в дверях:

– Слушаю.

– Приехали четверо работников из Севастополя. Остановились в мастерской. Можете готовить для них обеды? Я заплачу дополнительно. Рублей десять в месяц за четверых.

Матрена Ивановна задумалась, потом кивнула:

– Могу. Щей сварю, каши наварю, хлеба напеку. Приносить в мастерскую?

– Да. Утром, в полдень, и на ужин. Я скажу когда точно.

– Ладно. Договорились.

Она вышла и закрыла дверь.

Я сел за стол, принялся за ужин. Щи горячие, наваристые. Каша рассыпчатая, с крупными кусками сала. Хлеб свежий, мягкий внутри, с хрустящей корочкой.

Ел медленно, думал о прошедшем дне. Теперь надо действовать дальше.

Глава 16
Кладка

В Туле я задержался дольше, чем планировал. Утро ушло на переговоры, надо заказывать оборудование для нового предприятия с Баташевым, я проехался по рынку и заводам, выбрал что надо и оставил задатки.

Потом заехал в мастерскую, проверил работу работников. Новые и старые вроде бы смогли найти общий язык, Семен показывал как делать насосы. Всем им теперь работалось легче, получили помощников в виде новеньких из Севастополя. Гришка как положено подметал стружку и подносил уголь. Все шло своим чередом.

К полудню я наконец освободился. Нанял на извозчичьем ряду первого попавшегося возницу, молодого парня с тощей серой лошаденкой и ободранной телегой. Не до выбора, времени терять не хотелось. Меня ждала стройка.

Дорога знакомая до имения Баранова. Телега тряслась на ухабах, колеса скрипели, лошаденка устало трусила по пыльной колее. Июньское солнце палило беспощадно, воздух дрожал над полями, пот тек ручьями под сюртуком. Я расстегнул воротник, снял фуражку, вытер лицо платком.

Возница угрюмо молчал, только изредка покрикивал на лошадь и хлестал вожжами по тощему крупу. Я откинулся на жесткую скамью, прикрыл глаза от яркого света.

Первые ряды кладки самое важное. От них зависит вся дальнейшая кладка. Малейший перекос, отклонение от вертикали или горизонтали, и через десять рядов стена поплывет, исправить будет невозможно. Так что проверять буду дотошно, нравится Кулакову или нет.

Наконец впереди показалась усадьба Баранова. Белый барский дом с колоннами, флигели, конюшни. А за парком, у реки, виднелась стройка. Издалека я разглядел серую платформу фундамента, на которой уже поднимались красные стены. Невысокие пока, в несколько рядов, но стены.

Телега свернула на боковую дорогу, объехала усадьбу, покатила к стройке. Подъехали ближе. Я увидел, что на площадке кипит работа.

Человек десять каменщиков суетились вокруг фундамента. Одни таскали кирпичи от штабелей, складывая их рядами по краю платформы. Другие стояли у большого деревянного корыта, замешивали раствор, насыпали желтый песок, добавляли белую известь, лили воду, мешали все толстыми палками. Третьи клали кирпич, намазывая раствор, укладывая его ряд за рядом.

Стены уже выросли на добрый аршин. Красный кирпич ложился ровными линиями по периметру фундамента, образуя прямоугольник. Углы четкие, грани прямые, швы между кирпичами тонкие и аккуратные.

Посреди всей этой суеты стоял Кулаков. В серой холщовой рубахе, засученной по локти. Руки толстые, мускулистые, покрытые белыми разводами извести. В одной руке держал кельму, в другой кирпич. Командовал зычным голосом, показывал подмастерьям, как класть правильно.

Телега остановилась у края площадки. Я слез, расплатился с возницей. Тот кивнул, развернул лошаденку обратно и уехал.

Степан Кузьмич, мой прораб, стоял в стороне, наблюдал за работой каменщиков. Увидел меня, подошел и снял картуз:

– Здравствуйте, Александр Дмитриевич. Давно уже работают, с самого утра. Споро идет.

– Вижу, – ответил я, оглядывая стены. – Сколько рядов положили?

– Девять вроде. Может, десять в некоторых местах.

Я кивнул, направился к фундаменту. Кулаков заметил меня краем глаза, обернулся. Лицо на мгновение приняло недовольное выражение, но тут же разгладилось. Он отложил кирпич и кельму, вытер руки о порты, подошел.

– Здравия желаю, ваше благородие, – поздоровался он, не снимая картуза. Сказал уважительно, но в глазах читалась настороженность.

– Здравствуй, Егор Петрович, – ответил я. – Как работа? Все идет по плану?

– Идет, – коротко бросил Кулаков. – Девять рядов положили. К вечеру еще пять-шесть положим. Завтра к обеду первый аршин будет.

– Хорошо. Покажи, что сделано.

Кулаков едва заметно поморщился, но повел меня вдоль стены. Я шел медленно, внимательно осматривая кладку.

Кирпичи лежали ровными рядами, каждый следующий смещен на полкирпича относительно нижнего. Перевязка правильная, классическая. Швы между кирпичами тонкие, равномерные, заполненные серым раствором. Поверхность стены гладкая, без выступов и впадин.

Я остановился, достал из кармана складной ватерпас. Приложил к верхнему ряду кирпичей, посмотрел. Пузырек встал точно по центру.

– Горизонтальность хорошая, – сказал я.

Кулаков хмыкнул:

– А как же. Не первый год кладу.

Я переложил ватерпас, приложил к другому участку стены. Проверил. Снова ровно. Еще раз переложил, проверил третий участок. Везде идеально.

Потом достал из другого кармана отвес, железный конус на длинной веревке. Приложил веревку к верхнему ряду кирпичей, отпустил груз. Конус повис в воздухе, веревка натянулась. Я посмотрел, как она идет относительно нижних рядов.

Вертикально. Без отклонений.

Переместился к углу. Повторил процедуру. Снова вертикально.

Кулаков стоял рядом, скрестив руки на груди, наблюдал за моими манипуляциями. По лицу читалось нетерпение. Видно, проверки ему не нравились.

Я обошел весь периметр, проверяя каждый угол, каждый участок стены. Горизонтальность, вертикальность, толщина швов. Все правильно, аккуратно и профессионально.

Наконец вернулся к Кулакову, спрятав инструменты в карманы:

– Работа добротная. Замечаний нет.

Кулаков облегченно выдохнул, но тут же нахмурился:

– Вот и хорошо. Может, тогда дадите нам работать спокойно? А то пока вы тут ходите, проверяете, люди стоят и время теряют.

В голосе прозвучала отчетливая дерзость. Не откровенная грубость, но и не совсем почтительная вежливость. Он забыл с кем разговаривает.

Я холодно посмотрел на него:

– Егор, я инженер этой стройки. Проверять работу моя обязанность. И буду проверять столько, сколько сочту нужным. Тебя это касаться не должно. Твое дело класть кирпич как следует. Мое дело следить, чтобы ты клал правильно.

Кулаков сжал челюсти, борода ощетинилась. Глаза сердито блеснули из-под насупленных бровей. Он явно хотел возразить, но сдержался. Все-таки понимал разницу между нами. Он мужик, каменщик, пусть и опытный мастер. А я дворянин, офицер, инженер. Не его уровень пререкаться.

– Слушаюсь, ваше благородие, – процедил он сквозь зубы. – Как прикажете.

– Вот и отлично. Продолжай работу. Только учти буду проверять каждый день. Особенно первые два аршина кладки. Они задают направление всей стене. Малейший перекос сейчас, через месяц вся стена завалится.

– Знаю я это, – буркнул Кулаков. – Не первую стену кладу. Церковь в Крапивне три года стоит, ни трещинки.

– Потому что хорошо клал, – согласился я. – Вот и здесь клади так же. Тогда вопросов не будет.

Я отошел в сторону, наблюдая, как Кулаков вернулся к работе. Подмастерья, притихшие во время нашего разговора, снова принялись за дело. Замешивали раствор, таскали кирпичи, укладывали ряды.

Степан подошел и встал рядом:

– Строгий вы с ним, Александр Дмитриевич.

– Иначе нельзя, – ответил я. – Мужик опытный, но норовистый. Дай слабину на голову сядет. А потом халтурить начнет, раствор жидкий лить, швы толстые делать, чтобы побыстрее управиться. Нет уж, пусть знает, что я за каждым кирпичом слежу.

– Оно верно, – согласился Степан. – Подрядчики народ хитрый. Глаз да глаз нужен.

Я достал из кармана часы на цепочке. Серебряные, с гравировкой на крышке. Открыл крышку, посмотрел на циферблат. Половина второго.

– Когда у них обед?

– Скоро уже. Кулаков говорил, в два часа перерыв делают.

Я кивнул, спрятал часы обратно. Решил дождаться обеда, посмотреть, как каменщики управляются. Потом уехать в Тулу, там еще остались дела.

Прошло минут десять. Кулаков выпрямился, вытер пот со лба рукавом, зычно гаркнул:

– Обед, робята! На час отдыхаем!

Каменщики отложили инструменты, отошли от стен. Уселись в тени телеги, достали узелки с едой. Черный хлеб, вяленая рыба, луковицы. Кто-то принес ковш с водой из бочки, все пили по очереди.

Кулаков не присоединился к ним. Остался стоять у стены, рассматривал свежую кладку критическим взглядом. Видно, мастер своего дела, даже в перерыв о работе думает.

Я снова подошел к нему:

– Егор Петрович, насчет раствора. Какую вы используете пропорцию?

Кулаков обернулся, недовольно поморщился, но ответил:

– Три части песку, две части извести. Вода по потребности, чтобы густота правильная была.

– Битый кирпич добавляешь?

– Нет. Зачем? Известь хорошая, держит крепко.

Я нахмурился. Битый кирпич в растворе увеличивает прочность, делает схватывание быстрее. Я специально указывал это Баранову при обсуждении материалов.

– Я велел добавлять битый кирпич. Одну часть на пять частей смеси.

Кулаков скривился:

– Это лишнее. Раствор и так получается хороший. Битый кирпич только мешает, создает неровности.

– Битый кирпич укрепляет раствор, – твердо сказал я. – Особенно при больших нагрузках. А у нас на втором этаже будет паровая машина стоять, у нее огромный вес. Раствор должен держать крепко.

Кулаков замолчал, глядя на меня исподлобья. Молчание затянулось. Видно, он взвешивал, стоит ли спорить дальше.

Наконец неохотно буркнул:

– Ладно. Будем добавлять. Только где брать битый кирпич? Его же приготовить надо, молотом колоть.

– У Степана есть запас. Мы еще при заливке фундамента готовили. Осталось пудов пять. Хватит на первое время. Потом еще привезем.

Я обернулся к Степану:

– Степан, покажи Егору Петровичу, где лежит битый кирпич. Пусть его люди добавляют в раствор.

– Слушаюсь, Александр Дмитриевич, – кивнул Степан.

Кулаков стоял мрачный, борода топорщилась. Я видел, что он сдерживается из последних сил. Не привык, чтобы ему указывали, как работать. Самолюбие мастера задето.

Но молчал. Понимал, что ослушаться не может. Я заказчик, я плачу деньги, мое слово закон.

– Что-то еще, ваше благородие? – спросил он с едва заметной иронией.

– Да, – ответил я спокойно. – Швы. Я вижу, кое-где толщина все-таки неравномерная. Где-то полвершка, где-то чуть больше. Надо строго выдерживать, полвершка и все. Иначе стена пойдет волнами.

Кулаков стиснул зубы:

– Швы нормальные. В пределах допустимого.

– Полвершка, – повторил я жестко. – Строго. Проверяй каждый ряд линейкой, если надо.

– Слушаюсь, – процедил Кулаков.

Я задержал на нем взгляд еще мгновение, потом отвернулся. Прошелся вдоль стен еще раз, приглядываясь к деталям. Действительно, кое-где швы чуть толще, чем надо. Не критично, но неприятно. Нужно следить.

Вернулся к Степану:

– Степан Кузьмич, ты останешьсяздесь? Присмотришь за работой?

– Останусь, Александр Дмитриевич. Мои ребята тут леса для кладки строят, я с ними. Заодно и за каменщиками пригляжу.

– Хорошо. Если что-то не так заметишь, сразу останавливай работу. Особенно за швами следи и за вертикальностью углов. Это самое важное.

– Понял. Будьте спокойны.

Я огляделся в последний раз. Каменщики сидели в тени, доедали свой хлеб и рыбу. Кулаков стоял отдельно, хмурый, курил короткую трубку. Стены возвышались ровным красным прямоугольником на сером фундаменте.

Начало хорошее. Работа идет. Но расслабляться рано. Нужен постоянный и строгий контроль. Иначе обязательно где-нибудь схалтурят.

Я направился к дороге, где ждал очередной извозчик. Нужно возвращаться в Тулу, дел еще полно. Завтра снова приеду, проверю следующие ряды.