Текст книги "Лунный зверь"

Автор книги: Альфред Элтон Ван Вогт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Второй вид: Марсианское чудовище
Заколдованная деревня

Исследователи «новых границ»– так называли их перед отлетом на Марс.

После того, как их корабль разбился в марсианской пустыне и в живых остался каким-то чудом только Билл Дженнер, он время от времени выплевывал эту фразу, пытаясь перекричать постоянно дувший песчаный ветер. Он презирал себя за то чувство гордости, которое он испытывал, когда впервые услышал эти слова.

Его ярость убывала с каждой пройденной милей, и беспросветная тоска по погибшим друзьям превращалась в тупую боль. Постепенно он осознавал, что сделал губительную ошибку.

Он недооценивал скорость, с которой двигалась их ракета. Ему казалось, что понадобится пройти триста миль, чтобы достичь мелкого Полярного моря, которое он с друзьями заметил с орбиты. На самом же деле их корабль, наверное, преодолел гораздо большее расстояние перед тем, как они потеряли управление им.

Дни сменяли друг друга – бесчисленные, как раскаленные красные чуждые песчинки, которые обжигали его сквозь оборванную одежду. Он превратился из человека в пугало, двигавшееся по бесконечной бесплодной пустыне… но он не сдастся!

К тому времени, когда он дотащился до гор, еды давно уже не оставалось. Из четырех фляг сохранилась только одна, да и в ней лишь что-то плескалось на самом дне, так что он мог лишь время от времени смачивать свои потрескавшиеся губы и распухший язык, когда жажда становилась просто нестерпимой.

Когда до Дженнера дошло, что он взобрался довольно высоко и это не просто очередная дюна, вставшая на его пути, он остановился и начал оглядывать гору, которая возвышалась над ним. По коже пробежали мурашки. На мгновение он почувствовал всю безнадежность этой безумной гонки в никуда… но все же он достиг вершины. Он увидел, что внизу тянется долина, окруженная холмами, не менее высокими, чем тот, на который он взобрался. И там, в долине, находилась какая-то деревня.

Он видел деревья и выложенный мрамором двор. С двадцать домов располагались вокруг того, что выглядело, как центральная площадь. По большей части они были невысокими, кроме четырех башен, величественно устремленных в небо. Они сверкали в лучах солнца мраморным блеском.

До Дженнера донесся едва слышный тонкий пронзительный свист. Он то вздымался, то падал, вовсе пропадая, после чего снова поднимался и становился ясно различимым, принося боль ушам. Даже когда Дженнер побежал в направлении этого жуткого и неестественного свиста, он продолжал резать слух.

Спускаться Дженнер начал по гладкой скале. Но во время скольжения он упал, перевернулся, содрав кожу, и полускатился по каменистому склону в долину. Вблизи дома по-прежнему казались такими же новыми и сверкающими. От их блестящих стен отражались яркие лучи солнца. Со всех сторон дома окружала растительность – красновато-зеленый кустарник и желто-зеленые деревья, увешанные пурпурными и красными плодами.

Дженнер со всех ног бросился к ближайшему фруктовому дереву. Когда он подбежал поближе, оно оказалось сухим и ломким. Но огромный красный фрукт, который он сорвал с самой низкой ветки, оказался мягким и сочным.

Поднеся его ко рту, он вдруг вспомнил, что во время подготовки, которую он прошел перед полетом, их предупреждали, что нельзя на Марсе пробовать ничего, пока не будет проведен химический анализ. Но для человека, у которого единственным химическим прибором было его собственное тело, этот совет был бессмыслен.

Тем не менее он, опасаясь возможной опасности, действовал осторожно. Не торопясь, он сделал первый укус. На вкус плод показался ему горьким, и он тут же выплюнул его. Оставшийся во рту сок обжег ему десны, словно огнем, и его стошнило. Мышцы начали дергаться, и он улегся на мрамор, боясь, что рухнет как подкошенный. Ему казалось, что миновало несколько часов, когда наконец это ужасное дерганье его тела прекратилось, и он смог снова видеть. Дженнер с омерзением посмотрел на дерево.

Боль наконец покинула его, и он постепенно расслабился. Тихий бриз шелестил сухие листья. Расположенные неподалеку деревья тихо раскачивались, и внезапно до Дженнера дошло, что этот ветер здесь, в самой долине, – не более, чем тихий шепот того завывания, который он слышал в бесплодной пустыне за горами.

Сейчас не было слышно никаких других звуков. Неожиданно Дженнер вспомнил тот пронзительный, постоянно меняющийся свист, который он услышал перед тем, как начал спускаться в долину. Он лежал совершенно неподвижно, внимательно прислушиваясь, но слышал лишь шелест листьев. Того пронзительного свиста не было. Он подумал, а не был ли это сигнал тревоги, предупреждающий жителей деревни о его приближении?

Встревоженный, он вскочил на ноги и потянулся за пистолетом. Его охватило ощущение беды, когда он в шоке осознал, что оружия не было на месте. Потом ему смутно припомнилось, что он впервые хватился оружия более недели назад. Дженнер в беспокойстве огляделся, но нигде не было никаких признаков жизни. Он взял себя в руки. Ему некуда идти из этой деревни. Если придется, он будет до самой смерти сражаться за то, чтобы остаться в этой деревне.

Осторожно Дженнер сделал глоток из фляги, промочил потрескавшиеся губы и распухший язык. Потом закрутил колпачок и направился между двумя рядами деревьев к ближайшему дому. Он сделал широкий круг, чтобы осмотреть его с разных точек. С одной стороны он заметил низкую и широкую арку, которая вела внутрь. Сквозь нее смутно различался полированный блеск мраморного пола.

Дженнер начал обходить дома, расположенные по внешнему краю деревни, всегда держась на почтительном расстоянии от любого выхода. Он не видел никаких признаков живого. Он дошел до противоположного края выложенной мрамором платформы, на которой стояла деревня, и решительно повернулся. Пора было заняться осмотром самой деревни.

Он выбрал одно из четырех зданий с башнями. Когда до него осталось с дюжину футов, он увидел, что ему придется наклониться, чтобы проникнуть внутрь.

Тут же подтекст, который следовал из этого, заставил его остановиться: эти здания были созданы для каких-то существ, которые, по всей видимости, заметно отличались от людей.

Потом он двинулся вперед, наклонился и медленно прошел внутрь здания, напрягая каждый мускул.

Он оказался в комнате, совершенно пустой. Однако от одной из мраморных стен отходило несколько низких мраморных перегородок. Они образовывали нечто, что выглядело как группа четырех широких и низких стойл. У каждого из стойл у самого пола имелся открытый лоток.

Во второй комнате четыре наклонные мраморные плиты сходились к возвышению. Всего внизу оказалось четыре комнаты. В одной из них спиральный пандус вел, судя по всему, в башню.

Дженнер не стал подниматься по лестнице. Испытываемый раньше им страх, что он обнаружит чуждую жизнь, сменился беспощадной уверенностью, что этого не произойдет. Отсутствие жизни означало отсутствие еды и никакой возможности получить ее. В неистовой спешке он бросался от одного здания к другому, заглядывал в молчаливые комнаты, время от времени останавливаясь, чтобы издать хриплые вопли.

Наконец не осталось никаких сомнений. Он был один, в безлюдной деревне, на безжизненной планете, без еды, без воды – если не считать жалких остатков во фляге, – и без надежды.

Он оказался в четвертой, и самой маленькой комнатке одного из зданий с башнями, когда до него дошло, что поиски закончены. В этой комнатке было одно-единственное «стойло», выступавшее из одной стены. Дженнер устало улегся в нем. Наверное, он в тот же миг уснул.

Проснувшись, он сразу же осознал две перемены, первая когда только открыл глаза: снова раздавался тот свист, резкий и пронзительный; он звучал на пороге слышимости.

А второй переменой оказались брызги какой-то жидкости, капавшей прямо на него с потолка. Одного только запаха этой жидкости было достаточно для Дженнера, который был техником, чтобы торопливо вскочить на ноги и выскочить из комнаты, кашляя и со слезами в глазах, с обожженным лицом.

Он выхватил носовой платок и торопливо вытер обнаженные части тела и лицо.

Добравшись до конца деревни, он остановился и попытался понять, что же произошло.

В деревне, похоже, ничего не изменилось.

Тихий ветерок шелестел листья на деревьях. Солнце поднялось над вершиной горы. Дженнер по его положению догадался, что снова наступило утро и что он проспал не меньше двенадцати часов. Ослепительный белый свет заливал долину. Полускрытые деревьями и кустарником дома деревни сверкали и переливались.

Похоже, он оказался в оазисе посреди огромной пустыни. «Да, действительно, это оазис, – угрюмо подумал Дженнер, – отнюдь не для человеческих существ». Ему самому этот оазис с его ядовитыми фруктами больше представлялся мучительно манящим миражем.

Дженнер вернулся внутрь здания и осторожно заглянул в комнату, где он спал. Душ из газа прекратился, и не осталось никаких следов запаха. Воздух был свеж и чист.

Он осторожно переступил через порог, немного наклонясь, чтобы сделать проверку. Он мысленно представил себе давно умершего марсианина, лениво развалившегося на полу в «стойле», в то время как на него льется целебный газовый душ. Тот факт, что эти химические вещества были смертельны для людей, только подчеркивал то, насколько чуждым для человека была жизнь, зародившаяся на Марсе. Но, похоже, почти не оставалось сомнений в том, почему использовался именно этот газ: марсианин, видимо, привык по утрам принимать такой душ.

Переступив порог «ванной», Дженнер осторожно сделал первый шаг в стойло. Когда его бедра стали вровень с входом в стойло, с твердого потолка ударила струя желтоватых брызг. Дженнер тут же отпрянул назад от стойла. Газ прекратился так же внезапно, как и начался.

Дженнер попытался еще раз, чтобы удостовериться, что это всего лишь автомат. Да, он включался, а потом выключался.

Дженнер, мучаясь от жажды, возбужденно открыл рот и подумал: «Если здесь имеется один автомат, то могут быть и другие».

Тяжело дыша, он выбежал в другую комнату, осторожно просунул ноги в одно из двух стойл. В тот момент, когда его бедра оказались внутри, лоток у стены заполнился жижей.

В восхищении, к которому примешивался ужас, он уставился на жирную массу: еда… и питье. Он вспомнил ядовитый фрукт и почувствовал отвращение, однако заставил себя наклониться и макнуть палец в горячую жирную массу. Потом он поднес палец ко рту и облизнул его.

Масса оказалась безвкусной и волокнистой, словно распаренная мочалка, с трудом он сделал глоток, и тут же на глаза навернулись слезы, а рот конвульсивно открылся. Он понял, что сейчас его вырвет, и побежал к наружной двери… но недостаточно быстро.

Когда он наконец оказался снаружи, его охватила вялость и невыразимая апатия. И в этом состоянии депрессии, в котором пребывал его разум, он вдруг снова услышал пронзительный свист.

Его удивило то, что он, по всей видимости, не обращал внимания на него в течение нескольких минут. Он начал лихорадочно озираться, пытаясь определить источник звука, но так ничего подходящего и не заметил. В какую бы сторону, откуда, как ему на мгновение казалось, доносился звук, он ни направлял взгляд, в тот же миг свист слабел, а может, смещался и доносился уже с другого конца деревни.

Дженнер попытался представить, какой же должна быть инопланетная культура, нуждающаяся в подобных душераздирающих звуках… впрочем, конечно, может быть и так, что они вовсе не являлись неприятными для этих существ.

Он остановился и начал щелкать пальцами, когда безумная, но тем не менее вполне правдоподобная мысль пришла ему в голову. Может, это музыка?

Он стал обдумывать эту мысль, пытаясь представить, какой же была эта деревня столетия назад. Может быть, существа некоей любящей музыку расы занимались выполнением ежедневных заданий под аккомпанемент того, что являлось для них прекрасной мелодией?

Отвратительный свист все повторялся и повторялся, то слабея, то усиливаясь. Дженнер пытался спрятаться от него между зданиями, искал укрытие в самых разных комнатах, надеясь, что, по крайней мере, в одной окажутся звуконепроницаемые стены. Но тщетно. Свист преследовал его везде, куда бы ни направлялся он.

Он вернулся в пустыню и преодолел почти полсклона, прежде чем свист стих настолько, чтобы не причинять боль его ушам. Наконец запыхавшийся, но с чувством невероятного облегчения, он тяжело сел на песок и тупо подумал: «А что дальше?»

То, что простиралось перед ним, было одновременно картиной и рая, и ада. И слишком знакомой ему: красные пески, каменистые дюны, небольшая деревня инопланетян, казавшая вначале столь многообещающей, но на самом деле почти ничего не давшая ему.

Дженнер смотрел на нее с лихорадочным блеском в глазах, а потом облизнул опухшим языком потрескавшиеся пересохшие губы. Он знал, что если ему не удастся изменить автоматы, изготовляющие еду, скрывающиеся, наверное, где-то в стенах и под полом зданий деревни, то он умрет уже в самом скором времени.

В давние времена остатки цивилизации марсиан выжили в этой деревне. Все остальные вымерли, но эта деревня продолжала существовать, противостоять напору песков – убежище для любого марсианина, который мог забрести сюда, в долину. Но не осталось ни одного марсианина. Был только Билл Дженнер, пилот первого космического корабля, совершившего посадку на Марс.

Он должен заставить деревню изготовлять еду и питье, пригодные для него. Без инструментов, если не считать его рук, с минимальными познаниями по химии, он должен заставить деревню изменить свои привычки.

Напрягшись, он поднял флягу. Сделав еще один глоток, он начал сражаться с желанием допить последнюю оставшуюся во фляге каплю. И, снова взяв вверх в этой борьбе, он выпрямился и начал спускаться по склону.

Он прикинул, что выдержит, наверное, еще три дня. К тому времени он должен победить деревню.

Он уже шел среди деревьев, когда до него внезапно дошло, что «музыка» прекратилась. Вздохнув облегченно, он склонился над небольшим кустарником, крепко ухватился за него и потянул.

Куст вырвался без труда, вместе с куском мрамора. Дженнер внимательно рассмотрел его, с удивлением отмечая, что он ошибался, предполагая, что ствол проходит сквозь отверстие в мраморе – он просто-напросто был прикреплен к его поверхности. Потом он заметил кое-что еще: у куста не было корней. Почти инстинктивно Дженнер посмотрел на место, откуда он вырвал кусок мрамора вместе с растением, и увидел там песок.

Он отбросил куст, опустился на колени и погрузил пальцы в песок. Песок свободно струился сквозь них. Он принялся рыть глубже, используя всю силу рук… но не было там ничего, кроме песка.

Дженнер встал и изо всех сил рванул еще один куст. Тот с такой же легкостью вырвался и тоже вместе с куском мрамора. И у него не было корней, а на месте, где он рос, был песок.

Не веря своим глазам, Дженнер бросился к фруктовому дереву и начал трясти его. После секундного сопротивления сломалась мраморная плита, на которой стояло дерево, и медленно приподнялась. Дерево упало с шумом и треском, когда ломались на тысячи частей сухие ветки и листья. Под плитой тоже оказался песок.

Песок был повсюду. Город был выстроен на песке. Марс, планета песка. Конечно, это не совсем точно. Вблизи полярных ледяных шапок была замечена сезонная растительность. Все растения, кроме самых стойких, погибали с наступлением лета. Посадка корабля должна была состояться возле одного из мелких морей, окруженных такой растительностью.

Но когда во время посадки корабль потерял управление и рухнул вниз, то вместе с этой катастрофой был разрушен не только сам космический корабль – погибла и надежда остаться в живых единственного уцелевшего в этой катастрофе члена экспедиции.

Дженнер медленно приходил в себя. Ему в голову пришла одна идея. Он поднял один из кустов, которые он уже успел вырвать, наступил ногой на кусок мрамора, к которому куст был прикреплен, а потом сначала слегка, а затем сильнее потянул.

Куст, наконец, оторвался от мрамора, но не возникало сомнений, что и куст, и кусок мрамора были частями единого целого – куст рос прямо из мрамора.

«Из мрамора?» – спросил себя Дженнер, опустился на колени рядом с одним из отверстий и вгляделся в излом. Это был пористый камень, вероятно, известковый, но вовсе не мрамор. Когда он протянул руку, собираясь отломать кусочек, он изменил цвет. Дженнер в изумлении отшатнулся. Вокруг излома камень стал яркого оранжево-желтого цвета. Он растерянно посмотрел на него, потом осторожно прикоснулся.

И словно бы погрузил пальцы в обжигающую кислоту. Тут же возникла резкая ноющая боль. Вскрикнув, Дженнер отдернул руку.

Он почувствовал слабость от непрекращающейся мучительной боли. Его зашатало, и он, стеная, прижал руки и ноги, покрытые ссадинами и синяками, к телу. Когда боль наконец исчезла, и он мог уже посмотреть на свои раны, то увидел, что на пальцах руки слезла кожа и вздулись кровавые волдыри. Дженнер угрюмо посмотрел на отверстие в камне. Края по-прежнему оставались яркого оранжево-желтого цвета.

Деревня была настороже, готовая защищать себя от новой атаки.

Внезапно почувствовав усталость, Дженнер отполз в тень дерева. Из того, что произошло, можно было сделать только один вывод, и он почти не согласовывался со здравым смыслом: деревня была живой!

Лежа под деревом, Дженнер попытался представить себе огромную массу живой субстанции, которая, вырастая, превращалась в форму зданий, сама приспосабливаясь к нуждам и потребностям другой жизненной формы, начиная играть роль слуги в самом широком значении этого слова.

Если она может обслуживать одну расу, то почему она не может этого делать и с другой? Если она смогла приспособиться к марсианам, то, может, это ей удастся и с людьми?

Конечно, имеются определенные трудности. В его утомленном мозгу мелькнула мысль, что вряд ли здесь могут быть необходимые для людей жизненно важные элементы. Кислород для производства воды можно получить из воздуха… Тысячи различных соединений можно изготовить из песка… И хотя он знал, что, если не найдет решения, его ждет смерть, но, успев лишь совсем немного поразмышлять над всей этой проблемой, он провалился в сон.

Когда он проснулся, было совсем темно.

Дженнер с трудом поднялся на ноги. Мышцы почти не слушались его, и это встревожило его. Он обмакнул губы каплей водя из фляги и побрел, спотыкаясь, к входу в ближайшее здание. Если не считать царапанья его ботинок о «мрамор», вокруг царила напряженная тишина.

Дженнер замер как вкопанный, прислушиваясь и оглядываясь. Ветер стих. Он не мог видеть гор, которые окружали долину, но сами строения все еще смутно различались черными тенями в призрачном мире теней.

Впервые за все время ему подумалось, что, хотя в нем появилась новая надежда, но, возможно, лучше бы было, если бы он умер. Даже если он выживет, то какой будет в этом смысл? Он слишком хорошо помнил, с каким громадным трудом удалось привлечь внимание общественности и финансовых структур к организации этой экспедиции, получить ту огромную сумму денег, которая требовалось для этого. Он помнил, какие колоссальные проблемы пришлось решить при постройке космического корабля, и некоторые из людей, которые занимались решением этих проблем, лежат сейчас захороненными где-то в марсианской пустыне.

Возможно, пройдет еще двадцать лет, прежде чем еще один корабль с Земли попытается достигнуть единственной во всей Солнечной системе планеты, где сохранились следы жизни других существ.

И все эти бесчисленные дни и ночи, складывающиеся в годы, он будет здесь один. Только на этот призрачный шанс и оставалось ему надеяться… если только он доживет до того времени. Пробираясь на ощупь к возвышению в одной из комнат, Дженнер размышлял над еще одной проблемой: каким образом дать этой живой деревне знать, что она должна изменить работу своих автоматов? В какой-то степени она должна была уже понять, что он новый житель. Как же теперь ему заставить ее осознать, что ему нужна еда, имеющая другую химическую природу по сравнению с той, что годилась для ее хозяев в прошлом; что ему нравится музыка, но совсем иная; что он с удовольствием будет принимать душ каждое утро, но водный, а не из ядовитого газа?

Он дремал урывками, скорее как больной человек, а не как спящий. Дважды он просыпался в жару: губы горели, глаза пылали, а тело заливалось потом. Несколько раз он вскакивал, разбуженный звуками собственного голоса, пронзительно кричавшего в гневе и страхе что-то в забытье.

И тогда ему показалось, что он умирает.

Он провел во мраке ночи несколько долгих часов, мечась, поворачиваясь, изворачиваясь, одурманенный волнами жары. Когда наступило утро, он с легким удивлением понял, что все еще жив. С трудом он сошел с возвышения и направился к двери.

Дул резкий холодный ветер, но он с радостью подставил свое разгоряченное лицо ему. Он спросил себя, достаточно ли в его крови бацилл, чтобы он схватил простуду? Но ответить не смог.

Через несколько секунд его начало знобить. Он вернулся внутрь дома, и только сейчас заметил, что, несмотря на отсутствие дверей, ветер вообще не проникает в здание. В комнатах было прохладно, но не сквозило.

Тут же возникла новая мысль: откуда же тогда взялся этот жар, обдающий его тело? Шатаясь, он подошел к возвышению, где провел ночь, и уже через несколько секунд он задыхался в пятидесяти пятиградусной жаре.

Он сошел с возвышения, поражаясь собственной глупости. Он прикинул, что с его потом вышло не меньше половины всей оставшейся в его иссушенном теле воды и осталось на этом ложе.

Эта деревня для человеческих существ. Даже постели здесь подогреваются для существ, которым нужна температура, выдерживать которую человеческое тело не в состоянии.

Дженнер провел всю оставшуюся часть дня в тени огромного дерева. Он был истощен и только временами он вспоминал, что ему необходимо решить какую-то проблему. Когда снова раздался свист, он сперва встревожил его, но Дженнер был слишком утомлен, чтобы подняться и уйти. Чувства его были настолько притуплены, что он едва замечал этот свист.

В конце дня он вспомнил о кустах и дереве, которые он выдернул накануне днем, и спросил себя, что же случилось с ними. Он смочил губы последними каплями воды, остававшимися во фляге, после чего, пошатываясь, поднялся на ноги и пошел посмотреть на выдернутые им растения.

Но он не обнаружил иссушенных остатков. Он даже не смог найти отверстий в тех местах, где выдернул их. Живая деревня поглотила мертвые свои частицы в самое себя и «залатала» повреждения в своем «теле».

Это привело Дженнера в чувство. Он снова начал думать… о мутациях, генетической способности приспосабливаться к новым условиям жизни. Он вспомнил лекцию, которую им читали перед отлетом корабля с Земли, скорее, это были даже общие обзоры, рассчитанные на то, чтобы познакомить экипаж с проблемами, с которыми могут столкнуться люди на чуждой планете. Главный принцип был совсем прост: приспособься – или погибни.

Деревня должна к нему приспособиться. Он сомневался, что способен нанести ей серьезный вред, но он мог бы попытаться, подталкиваемый желанием выжить, для чего требовались суровые и решительные меры.

Дженнер принялся лихорадочно рыться в карманах. Перед тем, как покинуть ракету, он позапихивал в них всякую всячину. Охотничий нож, складной металлический стакан, транзистор, крошечная супербатарейка, которую можно было подзаряжать, вращая маленькое колесико, крепившееся к ней… и вместе с другими вещами там же была и мощная электрическая зажигалка.

Дженнер присоединил к батарейке зажигалку и не спеша повел ее докрасна раскаленным концом по поверхности «мрамора». Тут же последовала ответная реакция. В этот раз субстанция стала темно-фиолетового цвета. Когда вся эта часть пола изменила цвет, Дженнер направился к ближайшему лотку в стойле и проник в него достаточно далеко, чтобы активировать его.

В этот раз автомат сработал с задержкой. Когда наконец пища появилась в лотке, было ясно, что живая деревня поняла причину, почему он это сделал. Еда была бледно-кремового цвета, а не как раньше, темно-серого.

Дженнер опустил палец в нее, но тут же выдернул его с криком и подул на палец. В течение нескольких секунд палец мучительно ныл. Дженнера беспокоил жизненно важный вопрос: что, если деревня специально предложила ему еду, которая причинит ему вред? Или, возможно, она пытается угодить ему, не зная, что же он может есть?

Он решил рискнуть еще раз и вошел в соседнее стойло. Зернистая масса, наполнившая лоток в этот раз, была более желтого цвета. Она не обожгла палец, но, когда Дженнер попробовал ее, то тут же выплюнул. На вкус она показалась ему супом, приготовленным из жирной смести глины с бензином.

Сейчас, когда во рту он ощущал неприятный привкус, его еще больше начала мучить жажда. От в отчаянии бросился наружу и открутил колпачок фляги и разбил флягу, надеясь отыскать внутри хоть немного влаги. Он так рьяно взялся за дело, что пролил несколько капелек воды на плиты двора. Опустив лицо, он слизнул их языком.

Прошло полминуты, а он продолжал слизывать влагу языком, и по-прежнему там была вода.

Внезапно этот факт дошел до его сознания. Он поднялся и в изумлении посмотрел на капельки воды, которые сверкали на гладкой поверхности каменной плиты. Пока он смотрел, на сплошной и твердой на вид поверхности появилась еще одна капля, сверкая в лучах заходящего солнца.

Он нагнулся и кончиком языка слизнул каждую капельку. А потом он долго лежал, прижав губы к «мрамору», всасывая крохи воды, которые деревня милостиво предлагала ему.

Сияющее белое солнце исчезло за холмом. Внезапно наступила ночь – словно окрестности деревни накрыли черным экраном. Воздух стал сперва прохладным, потом ледяным. Дженнер задрожал, когда под его оборванную одежду пробрался пронизывающий ветер. Но окончательно он пришел в себя, когда плита, на которой он лежал и пил, сломалась.

Дженнер в изумлении привстал и осторожно ощупал в темноте камень. Он воистину раскрошился. Судя по всему, субстанция отдала ему всю имевшуюся в ней воду, после чего разрушилась. Дженнер прикинул, что он выпил в общем примерно одну унцию воды.

Это была убедительная демонстрация желания деревни угодить ему, но тут имелся еще один, менее удовлетворительный подтекст. Если деревня должна будет всякий раз, давая ему воду, уничтожать какую-нибудь часть себя, то, очевидно, этот источник не безграничен.

Дженнер торопливо прошел в ближайшее здание и поднялся на возвышение… а потом поторопился сойти с него, когда его снова обдало жаром. Он подождал, предоставляя Разуму деревни возможность понять, что он хочет изменения, после чего он предпринял новую попытку. Но было все так же жарко.

Он отказался от дальнейших попыток, потому что его уже с ног валил сон, и он не мог придумать какой-нибудь способ дать деревне понять, что ему нужно, чтобы в спальне была другая температура. Он уснул прямо на полу с тревожной мыслью, что это не можетдолго так продолжаться. Он часто просыпался ночью, и в голове возникала мысль: «Воды недостаточно. Как бы ни пыталась деревня…» – после чего он снова проваливался в сон лишь для того, чтобы вскоре снова проснуться, в таком же напряженном и унылом состоянии.

Тем не менее утром к нему на некоторое время вернулась способность ясно мыслить и вся его решимость, благодаря которой он прополз не меньше пятисот миль по неизвестной пустыне.

Он направился к ближайшему лотку. В этот раз после того, как он активировал его, последовала заминка, длившаяся чуть больше минуты, а потом на дно лотка выплеснулось около наперстка воды.

Дженнер досуха вылизал его, потом подождал еще несколько минут в надежде на новую порцию. Но когда он понял, что его надежды не оправдались, он печально подумал, что где-то в этой деревне разрушилась еще целая группа клеток, чтобы высвободить для него свою воду.

И тут ему пришло в голову, что только человек, способный двигаться, может обнаружить новый источник воды для деревни, которая не в состоянии передвигаться.

Конечно, пока он будет искать источник воды, деревне придется поддерживать его силы. А это означает, помимо всего прочего, что ему понадобится и кое-какая пища.

Он принялся рыться в своих карманах. Покидая корабль, он позапихивал еду в небольшие куски ткани. В карманы просыпались крошки, и он неоднократно пытался выискать их во время остановок на длинном пути по пустыне. Сейчас, когда он разрезал швы, он действительно обнаружил там крошечные кусочки мяса, хлеба, сала и еще чего-то непонятного.

Осторожно он склонился над соседним стойлом и положил в лоток эти остатки. Деревня может предложить ему лишь нечто более или менее похожее на тот образец, который он ей покажет. Если несколько пролитых им капелек помогли деревне понять, что он нуждается в воде, то, может, когда он сейчас покажет ей эти крохи, то это явится ключом для создания ею имеющей такую химическую природу пищи, которую он окажется в состоянии есть.

Дженнер подождал, потом вошел во второе стойло и активировал его. Примерно с пинту густой, похожей на крем субстанции вытекло на дно лотка. Малое количество, похоже, свидетельствовало о том, что, возможно, там содержится вода.

Дженнер попробовал. Еда имела резкий запах, отдававший плесенью и чем-то затхлым, к тому же оказалась сухой, как мука… но его желудок принял ее.

Дженнер ел медленно, ясно сознавая, что сейчас находится целиком во власти деревни. Откуда ему знать, нет ли в еде какого-нибудь ингредиента, замедляющего его действия.

Когда Дженнер закончил есть, он прошел к пищевому лотку в другом здании. Он не стал есть еду, появившуюся на лотке, но активировал другой лоток. В этот раз он слизнул несколько капелек воды.

Потом он решительно направился к зданию с башней. В этот раз он начал подниматься по пандусу, который вел на верхний этаж. Он остановился только на несколько секунд в комнате наверху и тут, когда увидел сгруппированные по трое уже такие знакомые ему возвышения, понял, что, похоже, это тоже спальни.

Его заинтересовала винтовая лестница, ведущая наверх – сперва в меньшую по размерам комнатку, устроенную непонятно для чего; потом она достигала верха башни, примерно в семидесяти футах над поверхностью земли. Достаточно высоко, чтобы заглянуть за холмы, окружавшие деревню. Ему и в первый раз хотелось сделать это, но он был тогда слишком слаб, чтобы продолжить подъем. А сейчас же он смотрел вдаль до самого горизонта. И почти сразу же надежда, которая привела его сюда, померкла.

Картина, представшая перед ним, была разочаровывающе пустынной. Насколько хватало глаз, простиралась сухая пустыня, а сам горизонт был скрыт тучами поднятого ветром песка.