Текст книги "Бесконечная борьба"

Автор книги: Альфред Элтон Ван Вогт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– Господи, кто к нам пожаловал!

В ответ на его слова на трех койках зашевелились еще три пары ног. Все четверо поднялись, подошли к Модьюну и поздоровались с ним за руку.

Оглядевшись, Модьюн заметил, что на самом деле эта спальня отличается от других. За последним рядом коек был альков. Там стояли столы и уже знакомое ему оборудование столовой.

Произведя быстрый осмотр, Модьюн неуверенно произнес:

– Я решил, что надо все-таки зайти проститься.

По щеке Роозба скатилась крупная слеза. Вид у него был неважный, он заметно осунулся.

– Спасибо дружище, – произнес он сдавленным голосом.

Модьюн рассматривал его с неподдельным изумлением.

– В чем дело? – спросил он. – Ведь мы все там будем раньше или позже. Так почему бы и не сейчас? Я имею в виду, завтра, – поправился он. После этих слов воцарилась тишина. Потом Доолдн подошел и встал прямо перед ним. На его щеках пламенели багровые пятна. Ягуар судорожно сглотнул – было видно что он с трудом сдерживается – и, нахмурившись, сказал:

– Странные мысли у тебя, парень. В жизни не видел таких обезьян. Это надо же – вылез на свидетельское место и заложил нас всех!

– Против правды не пойдешь, – попытался защититься Модьюн. И тут до него, наконец,дошло, что в словах ягуара нет и намека на дружелюбие. – Ведь вы не очень на меня разозлились, что так получилось, правда? – спросил он.

Пятна на щеках Доолдна разгорелись еще ярче.

– Как бы не так! Я зол на тебя, как тысяча чертей! Он вздохнул. – А потом подумал – да ведь наш разлюбезный дружок, обезьяна безмозглая, снова свалял дурака, – и на место злости приходит отчаяние. Ведь так, ребята? Он оглянулся на друзей.

– Так, – мрачно подтвердил Наррл и Икхдохс. Роозб молча утирал глаза.

Надо же, настолько не видеть будущего! Модьюн почувствовал что их необходимо переубедить.

– Сколько тебе лет? – спросил он каждого по очереди. И впервые узнал, что самому старшему, Роозбу, тридцать три, а самому младшему, бегемоту, двадцать шесть. Они человекозвери, значит, им предстоит прожить лет до шестидесяти. – Итак, в среднем полжизни вы уже прожили, подытожил Модьюн. – Стоит ли так цепляться за оставшуюся половину?

В ответ – только недоуменные взгляды.

Наконец, лис в сердцах бросил:

– Угораздило же меня попасть в такую жуткую передрягу – и всего лишь потому, что хотел помочь приятелю?

Модьюн растерялся. Он никак не мог связать два эти факта.

– Ты хочешь сказать, – озадаченно произнес он, – что видишь причинно– следственную связь между этими событиями? Ничего подобного. Ты сделал свое дело. Потом человекозвери сделали свое. В рациональном мире эти факты никак не соотносятся. Только наше подсознание обманывает рассудок поисками какой-то зависимости. На самом деле ее нет.

Модьюн видел, что его слова не находят никакого отклика. Ему стало ясно, что приятели просто раздавлены, неизбежный конец все больше страшит их. Почувствовав внезапный прилив жалости, он сказал:

– Поймите, в этой жизни еще никто не обнаружил никакого смысла. Поэтому каждому виду лучше уменьшить свою численность до маленькой группы, в которой каждый нес бы в себе весь набор генов, все генетическое наследство своего народа, и ждать.

– На Земле каждый из ваших видов насчитывает множество особей, – продолжал он. Зачем же цепляться за жизнь отдельной личности – ведь она всего лишь копия других. Вы все равно можете погибнуть в бою на чужой планете.

В дверь забарабанил часовой.

– Всем посторонним покинуть помещение! – гаркнул он.

– Еще минутку, – попросил Модьюн. Потом повернулся к друзьям. – Ну, что вы на это скажите?

По щеке Роозба снова поползла крупная слеза.

– Прощай, дружище, – сказал он. – Не пойму, о чем ты тут толковал, но думаю, ты хотел, чтобы вышло как лучше. – Он протянул руку.

Модьюн вздохнул, подражая Доолдну.

–Что ж, – сказал он, – если вы так все воспринимаете, тогда вам, пожалуй лучше пойти со мной.. Какой смысл поступать наперекор своим желаниям? Я скажу властям, что вы сочли приговор неприемлемым.

Договорились?

Все четверо уставились на него, а ягуар сказал:

– Как это – пойти с тобой? – в его голосе звучало сожаление, – ведь за дверью вооруженный охранник.

Модьюн нетерпеливо махнул рукой.

– Я просто внушу ему, что у меня пропуск – самую малость вмешаюсь в его мысли – а потом мы продолжим разговор у меня в каюте.

"Конечно, так просто это не пройдет, – подумал он. Придется, пожалуй, все-таки побеседовать с нунулийским правителем".

Примерно через час после того, как все четверо проследовали за ним в его каюту, раздался звонок в дверью Модьюн открыл. На пороге стоял высокопоставленный гиенаофицер в расшитом мундире.

– Мне снова предписано просить вас явиться на беседу с нунулийским правителем, прошептал он. – Придете?

Модьюн вышел в коридор, установил вокруг каюты защитный энергетический барьер и ответил:

– Я готов идти сию же минуту.

Потом закрыл за собой дверь

ГЛАВА 20

Он шел за офицером по коридору и думал: "Нужно доказать нунулийскому правителю, что судебный процесс был начисто лишен всякой логики".

Пока они поднимались на лифте все выше и выше, Модьюну пришло в голову, что его жизнь значительно осложнилась: теперь придется до конца полета не только защищаться самому, но и защищать друзей. Когда они шли через холл от одного лифта, он подумал: "Будем надеяться, что нунулийский правитель предложит какое-нибудь приемлемое решение".

После того, как второй лифт остановился, человекгиена, сосредоточился на панели управления, и, когда на ней замигал белый свет, нажал кнопку. Дверь бесшумно растворилась, и офицер сказал:

– Вы пойдете один. Беседа будет конфиденциальной.

Модьюн вышел. Дверь так же мягко закрылась. Не оглядываясь по сторонам, он вошел прямо в комнату. Она была квадратной – не больше трех с половиной метров в длину и ширину – совершенно пустая, если не считать подобия матраса на полу. На нем лежал нунулиец.

Модьюн сразу понял, что нунулиец незнакомый, не один из тех двоих, которых он встречал на Земле. Все правильно. Нужно, чтобы один нунулиец был на корабле, а другой, конечно, оставался на Земле. Если комитет даст какое-то поручение, везде найдется исполнитель.

– Вы пришли ко мне в то время, когда я отдыхаю от своих многотрудных обязанностей, – промолвил простертый на полу инопланетянин.

Модьюн огляделся, пытаясь найти вход в соседнюю комнату. Или еще что– нибудь. Но поверхностный осмотр ничего не обнаружил.

– Это и есть ваша резиденция? – спросил он.

– Да.

– То есть, ваше жилище здесь, на корабле? допытывался Модьюн.

– Да. – Казалось, длинное лицо, туго обтянутое серой кожей, неуловимо изменилось, как будто изнутри на нем пыталось проступить какое-то изображение. Но это изображение являло собой не зрительный образ, а мысль или чувство, так что понять его было нелегко.

– Вас, наверное удивляет, что мое жилище выглядит более аскетическим, чем та каюта, которую я предоставил вам? – поинтересовался он.

– Я просто хочу разобраться, – ответил Модьюн. Походе, ваш комитет требует от своих агентов полного равнодушия к роскоши и прочим атрибутам власти.

И снова с лицом существа, растянувшегося на матрасе, что-то произошло. На нем мелькнуло выражение, которое Модьюн уже наблюдал у второго нунулийского правителя Земли. Тогда он расценивал его как улыбку превосходства. Пришелец сказал:

– Наш народ уже был склонен к аскетизму, когда комитет избрал его для исполнения своих высоких целей. Мы всегда хотели только одного... – он не закончил фразу и пробормотал: – впрочем это не важно.

– Нет никакого сомнения, что в итоге ваши люди пришли к правильному выводу, – одобрительно кивнул Модьюн. – В конечном счете, все во вселенной совершенно равноценно. Зачем тогда накапливать больше, чем нужно просто для того, чтобы выжить, ведь так? – спросил он.

– Нет.

Ответив, нунулиец продолжал лежать. Через несколько секунд стало ясно, что он не собирается распространяться на эту тему. Модьюн принял возражение без всяких амбиций.

– Уважаю вашу тайну, – сказал он.

– Еще бы, – ответил нунулиец. – Мы специально усовершенствовали людей, чтобы они уважали права других. Заметив у них подобное качество, мы развивали его, стремясь превратить в доминанту. Нам это удалось. Поэтому ваши слова меня нисколько не удивляют.

– Я вижу по себе, что поведение людей может быть не столь однозначным; как вы представляете, – возразил Модьюн. Вот вам пример: если взять судебный процесс над моими друзьями, то здесь ваша логика меня просто раздражает.

– Моя логика вам неизвестна, – парировал нунулиец.

– Пусть так. Все равно она очевидна. Вы предали суду четверых человекозверей, обитателей Земли, потому что они были замешаны в моем появлении на корабле.

– Ну и что тут нелогичного?

– Корабль построен на Земле, ведь так? – спросил Модьюн.

Нунулиец заметно удивился.

– Ну, конечно. Мы всегда используем по возможности местные материалы и оборудование.

– И его строили жители Земли, человекозвери?

– Само собой. Кто же еще? Комитет настаивает на использовании местной рабочей силы.

– Тогда по закону я имею право находиться на корабле, – подвел итог Модьюн. – Какие у вас могут быть возражения?

– Не улавливаю вашей логики, – холодно заметил инопланетянин.

Модьюн развел руками.

– Ну как же? Земля принадлежит человечеству и в меньшей степени – животным, которых человек поднял до их нынешнего уровня. Значит, этот корабль, построенный на Земле, земными животными, принадлежит человечеству и в меньшей степени – животным. Единственный человек на борту – это я, следовательно, корабль принадлежит мне.

– Земля давным– давно завоевана, – с достоинством произнес нунулиец. – Так что из того, что находится или сделано на Земле, человеку не принадлежит ровным счетом ничего.

Модьюн упрямо помотал головой и почувствовал, как его глаза при этом слегка сузились. его несколько удивила такая реакция тела: казалось, оно противится чужой точке зрения.

– Я еще не смирился с вашей победой, – сказал он. И пока я жив, корабль принадлежит мне. Но все это не так важно, – прервал он сам себя. – Я как раз обдумывал выход из создавшегося положения. Нужно отыскать земную женщину. У меня есть все основания предполагать, что ваш коллега похитил ее с Земли и отправил бог знает куда. Доставьте меня к ней, и я охотно покину корабль в любой точке вселенной.

– Совершенно исключено, – донесся голос с матраса. Давайте лучше ненадолго вернемся к вашим рассуждениям. В них присутствует ошибка; ведь вы не знаете, какую цель мы преследуем. А цель эта имеет к вам прямое отношение. как вы думаете, сколько дней прошло со времени отлета с Земли?

– Чуть больше недели, – ответил Модьюн. Он был удивлен кажущейся бессмысленностью вопроса.

Лицо инопланетянина было совершенно непроницаемым. Серозеленые глаза широко раскрыты, гладкая серая кожа туго натянута.

– Корабль преодолел более четырехсот световых лет. Он несколько раз менял курс, намеренно минуя пункт назначения. Так что теперь, когда мы уже на подходе, никто не сможет вычислить, откуда корабль стартовал.

Нунулиец замолчал, очевидно предоставляя Модьюну оценить его замысел. Модьюн дал понять, что новость его озадачила – слишком уж явно собеседник ожидал подобной реакции.

– Несомненно, ход очень хитрый, – произнес он, – не дать предполагаемому врагу никаких сведений о планете, с которой прилетел корабль-штурмовик.

Он увидел огонек в глазах инопланетянина и понял, что главного так и не уловил. И действительно, после минутного торжества нунулиец соблаговолил объяснить:

– Безусловно, все, что вы сказали о планете, на которую нацелен корабль, тоже верно. Но корабль заметал следы исключительно из-за вас. Чтобы спутать карты вам. Мы должны быть уверены, что вы никогда не вернетесь на Земле. И процесс против ваших друзей преследовал ту же цель. Задумайтесь, и вы сами поймете: в тот решающий период, когда корабль преодолевал необходимое расстояние, ваше внимание, вплоть до самого последнего времени, было занято судебным процессом и судьбой ваших друзей. Нужно ли говорить, что корабль никогда не вернется на Землю?

– Так вот в чем замысел. Все эти ухищрения показались Модьюну не особенно важными. Вероятно, логика нунулийцев, народа, привыкшего выполнять приказания вышестоящей расы, страдает крайностями. Им нужно было довести до конца задание, связанное с Землей. Теперь, когда люди за барьером полностью уничтожены, а Соодлил и Модьюн выдворены с Земли, проблему, по их мнению, можно считать решенной.

И само задание, и его скрытая цель были настолько абсурдными, что у Модьюна возникло чувство обреченности: чем можно ответить на такое безумие? Разве что воспользоваться вытекающими последствиями.

– Значит, мои друзья были только заложниками, сказал он. – В таком случае, вы не станете возражать, если их приговор отменят, а их самих оправдают?

– Какие могут быть возражения? – мгновенно среагировал нунулиец. – Я затем и позвал вас, чтобы сообщить об этом.

Потом он перешел на официальный тон:

– Реддл, тот офицер, который вас сопровождал, проводит вас обратно и вручит каждому из четверых свидетельство о благонадежности.

Продолжая лежать на спине посреди пустой комнаты, нунулиец сказал:

– Мне кажется, что на этом нашу беседу можно закончить.

Модьюн придерживался того же мнения. Оставалось уточнить пару вопросов.

– На этом все ваши происки против меня заканчиваются? – спросил он.

– О чем вы? – лежащий на полу пришелец не скрывал удивления.

– До сих пор события развивались по такой схеме: мне наносят удар, я принимаю, не пытаясь ответить. Потом выбрасываю все из головы и продолжаю спокойно житьпоживать. В итоге обнаруживается, что против меня уже вовсю готовят следующий заговор. Так вот, я хочу знать есть у вас против меня еще что-нибудь? Я имею в виду заговоры. Или на этом ваше поручение, связанное с Землей и ее обитателями заканчивается?

– Оно уже закончено, – ответил нунулиец. – Что еще тут можно сделать?

– Точно такие же слова я уже слышал от нунулийского правителя номер два, – заметил Модьюн, – но они оказались ложью. Я уже начинаю уставать от всех этих заговоров и лживых обещаний. Они противоречат главной вселенской заповеди.

– Что может знать последний представитель рода человеческого о вселенских заповедях? – раздраженно осведомился нунулиец. – Погодите-ка, дайте подумать.

– Помолчав, он продолжал:

– Возложенное на нас дело могло бы потребовать от нас еще одного последнего шага – уничтожить вас и женщину. Как по-вашему, это выполнимо?

Модьюн на мгновение задумался.

– Если я стану сопротивляться, то нет.

– Вот вам и ответ, – в голосе нунулийца все еще сквозило раздражение.

На первый взгляд, ответ мог показаться исчерпывающим и правдивым. И все же...

– Есть одно обстоятельство, – сказал Модьюн, причем настолько важное, что мне, вероятно, придется прибегнуть в телепатии, чтобы добиться от вас правды.

– Это было бы совершенно невыносимо, – возразил нунулиец.

Смысл его слов потряс человека; причинить кому-то невыносимые страдания – просто немыслимо!

И все же минуту спустя он снова вернулся к этому вопросу.

– Кое-что я понял слишком поздно... – проговорил Модьюн. Он замолчал, ожидая, пока смысл сказанного проникнет в святая святых его разума. Смысл был неутешительный; ведь если не считать Соодлил, он единственный уцелевший представитель человеческого рода. Так что понимание истины – если это действительно истина – и в вправду запоздало. Он не совсем представлял, что ему теперь делать... ах, да! – в первую очередь связаться с комитетом.

Модьюн закончил мысль:

– ... понял слишком поздно, что народ поступит не очень-то разумно, если доверит свое усовершенствование другому народу, чьи намерения могут оказаться небескорыстными.

Он говорил и чувствовал, как из глубины его нервной системы поступают корректирующие сигналы, которые преобразуются в знакомые ощущения. Потом услышал собственный голос:

– Я еще ничего толком не решил. Это всего лишь логические рассуждения, пока еще незавершенные.

Модьюну пришлось приложить осознанное волевое усилие, чтобы заставить себя замолчать. Его так поразила мощь этих ощущений, что он был вынужден сделать долгую паузу. Наконец, он овладел собой и смог продолжить разговор.

– Каждый раз, беседуя с нунулийцем, я в ответ на свои слова выслушиваю почти точную копию того, что мне говорит в прошлый раз его соплеменник. Поэтому я вынужден задать вопрос: может быть, нунулийцы и есть тот самый комитет, который они, по их утверждению, только представляют? Вопрос этот настолько важен, что мне, пожалуй, придется прибегнуть к телепатии, если вы не предложите менее решительного выхода, – с надеждой добавил он.

Блеклые глаза нунулийца впились в него так напряженно, что после долгого молчания Модьюн неуверенно предложил:

– Почему бы сами, добровольно, не раскроем передо мной свои мысли? Покажите мне что-нибудь из истории своего народа; возможно, вам удастся убедить меня в том, что это предположение ошибочно. Он замолчал. Инопланетянин зашевелился на своем матрасе. Тонкие ноги задвигались. Руки слегка согнулись. Он откинул голову и сел.

– Хорошо, – сказал нунулиец. – Я вынужден уступить вашему преступному давлению. Но учтите – комитету это может не понравится. И если с его стороны последуют ответные действия, я за них не несу никакой ответственности.

ГЛАВА 21

Перед Модьюном поплыли мысленные картины. Вот нунулийцы, по всей вероятности, на своей родной планете. Простое, почти аскетическое существование; порядки – как в монастыре. Пошли изображения длинных темных строений, в которых, в крошечных клетушках-кельях, обитатели нунулийцы. Голый пол, никакой мебели, только подстилка для сна.

Следующие картины показывали нунулийских женщин. У них жилища имели несколько иную форму. В отличие от предыдущих, здесь есть общие дворы и комнаты, где они занимаются детьми. Малышей держат в удобных емкостях, похожих на колыбели.

Раз в несколько лет в жизни нунулийской женщины наступает день, когда она отправляется на поиски мужского монастыря. Следующая мысленная картина: она стучит в дверь кельи, потом в другую, в третью... Видимо, мужчина в каждой келье сразу узнает этот стук. Вот он поднимается с подстилки и открывает дверь. Стоит на пороге и смотрит на нее. Она тоже стоит и ждет. Получив отказ, она, как ни в чем не бывало, переходит к следующей двери. Наконец, она находит келью, обитатель которой не остается равнодушным к ее запаху или к волне исходящей от нее мыслей. С тем, кто ее примет, она проводит несколько дней и ночей. Чаще всего они просто лежат бок о бок, погрузившись в размышления. Но дважды за время ее пребывания в келье наступает особый миг. Что это возбуждение? Даже Модьюн, обладавший чувствительной мысленной связью, не смог с уверенностью сказать, что это было за чувство. Каким бы оно ни было, за ним следовало совокупление, которое, как могло показаться, длилось целую вечность. Четыре часа, пять – скорее всего, почти всю ночь напролет.

После второго соития женщина молча вставала и, даже не оглянувшись на мужчину, выходила из кельи и покидала монастырь. Следующая картина: она уже снова у себя дома. На заднем плане – другие женщины. Там, в тиши и уединении своей комнатки, она вынашивает плод, и примерно через год у нее рождается странный маленький уродец, который очень скоро начинает походить на нунулийца.

Внезапно изображение погасло. С пола своей тесной каюты нунулийский правитель взглянул на Модьюна и сказал:

– Такой была наша жизнь, пока комитет не открыл перед нами путь служения.

Модьюн был удивлен и разочарован

– И все это, что вы собираетесь мне показать? спросил он.– Здесь вкратце вся история нашей жизни до прихода зоувгов, – сухо ответил нунулиец. – Именно то, что вы просили.

Модьюн уже открыл было рот, чтобы возразить, поскольку ответ его не удовлетворил, но промолчал. До него дошло, что он только что получил важную информацию.

"Зоувги" – вот что сказал нунулиец.

Судя по контексту, так называется народ образующий тот самый комитет... Ради такого открытия стоило его слегка прижать. Итак, значит, зоувги. Несколько долгих секунд он смаковал новое слово. Наконец, ему пришло в голову, что возражение, которое он собирался высказать, все еще не потеряло важности.

– То, что вы мне показали, не объясняет, как произошел скачок от суровой монашеской жизни к массовым убийствам по всей галактике. Чем вызвано такое преображение?

Взгляд зеленых глаз с недоумением остановился на нем.

– Может быть, мы говорим о разных вещах? – начал нунулиец и осекся. – Ах, вот оно что! – сказал он. Его глаза блеснули выражая снисходительное понимание. – То, что мы делаем по поручению комитета, – заявил инопланетянин, – вовсе не убийство.

– Нет уж, давайте поставим все точки над "и", потребовал Модьюн. – Вы или какой-то ваш собрат уничтожили человеческий род или, во всяком случае, способствовали его искоренению. Разве по вашим понятиям это не убийство?

Нунулиец небрежно махнул тонкой серой рукой.

– Это всего-навсего часть программы комитета, направленная на улучшение условий жизни в галактике.

– На улучшение чего?

Инопланетянин был непроницаем.

– Извините, но я вынужден обратиться к вам с просьбой. Соблаговолите оставить меня – мне нужно продолжить отдых. ваш вопрос исчерпан. Друзья ваши в полной безопасности. Вы получили нужные сведения. Не собираетесь ли вы продолжить расспросы, несмотря на мое решительное возражение?

Модьюн колебался. Его ум занимали еще кое– какие мысли, к тому же его раздражало нежелание собеседника продолжить разговор.

– Видимо, на меня сегодня что-то напало, – наконец произнес он. – У меня к вам еще несколько вопросов. Хотелось бы получить на них ответы. – Не дожидаясь согласия нунулийца, он продолжал: – Вот, пожалуй, самый главный вопрос: каким образом члены комитета добиваются поддержки таких личностей, как вы?

Взгляд дымчато-голубых глаз выразил недоумение. Потом на гладком лице нунулийца застыло выражение, которое за неимением лучшего слова, оставалось назвать неодобрительной миной. Он заявил, как что-то само собой разумеющееся:

– Зоувги – высшая раса. Когда один из них вступил с нами в контакт, он в тот же миг привил нам цель. С тех пор, как только мы отыщем планету с достаточно развитой культурой и решим что для ее завоевания необходимы тонкие методы, мы обращаемся к члену комитета, а уж внедрить цель в умы наиболее влиятельных обитателей планеты – это его дело. Только и всего. Всякое сопротивление тут же прекращается.

– Вот оно что, – протянул Модьюн. Его наконец осенило. Ну конечно, же, цель!

Он задал следующий вопрос:

– Значит, для общения с нунулийцами, зоувги пользуются телепатической связью? То есть, ведут мысленную беседу, диалог?

Нунулиец возмутился.

– Ни один из членов комитета, – сказал он с негодованием, – не станет вступать в разговор с представителем низшей расы. Модьюн никак не проявил своего торжества. Не такое уж большое завоевание, но все же он выведал нечто такое, чего не знают сами нунулийцы. В арсенале зоувгов нет двухстороннего обмена мыслями, как его обычно понимают. Зато они, вероятно, способны сосредоточить всю свою умственную энергию на цели.

И такой целью может стать все, что угодно. При этом двое зоувгов могут навязывать друг другу цель, могут, вероятно, защищаться от гипнотического воздействия чужой воли и, таким образом, используя Илем, свободно общаться через космические расстояния и годы. Точно так же внушение можно навязать другим существам, которые не имеют от нее защиты.

Модьюн с удивлением почувствовал, как от этой новости по всему телу пробежала дрожь. Ему пришлось напрячься, чтобы задать вопрос:

– А могут они объединиться на... на одной цели?

– Могут. Вся тысяча сразу, – с удовлетворением констатировал нунулиец. – Всякое сопротивление бесполезно.

Вот и последний штрих к портрету зоувгов. Против такого одностороннего оборонительного строя из тысячи инопланетян, каждый из которых может оказать мощное и затяжное сопротивление, напрямую использовать телепатический метод вряд ли удастся.

Он сразу почувствовал необходимость выяснить еще кое-что.

– Никак не могу понять, что за цель у этих зоувгов, – сказал он. Их план усовершенствования галактики включал искоренение человеческого рода, а может быть и других видов. На какие научные теории они опираются?

– Это секретные сведения. Я их знаю, но открыть не могу, – сухо ответил нунулиец. У Модьюна промелькнула мысль: "Четыре миллиарда жителей Земли пали жертвой эксперимента зоувгов. Уж я-то по крайней мере имею полное право знать истину".

– В таком случае, – пригрозил он, – мне придется применить телепатию

– Это ни к чему не приведет, – ничуть не смутился нунулиец.– Мне гарантировали, что никто, в том числе и человек, не сможет преодолеть особый барьер в моем мозгу, который охраняет секретные сведения.

– Вот мы сейчас и проверим, – сказал Модьюн. Интересно так ли это на самом деле.

Но особой решимости в его словах не было. Он уже чувствовал, что внутренне смиряется с тем условием, которое сам выдвинул раньше. Ведь ое обещал, что если нунулиец откроет ему свое прошлое, он больше не станет его принуждать. Где-то в глубине души он чувствовал, что обещание связывает его по рукам и ногам. Довольно странное ощущение, если учесть, что раньше, под влиянием стресса или аффекта, он пользовался телепатическим воздействием, забывая о прежних моральных обязательствах.

Все еще пытаясь найти приемлемое решение, он спросил:

– А что зоувги говорили про барьер в вашем мозгу?

– Если вы воздействуете на этот участок мозга, я мгновенно погибну.

– Господи!

– Я всегда был уверен, да и сейчас не сомневаюсь, спокойно произнес нунулиец – что вы никогда не сделаете ничего такого, что могло бы мне повредить. В конце концов, всегда победит сострадание.

– Пожалуй, вы правы, – неохотно признался Модьюн, но, с другой стороны ...

И он объяснил, что биология – именно та область, которой люди овладели в совершенстве.

– То, что мы сделали с животными – лишь незначительный аспект искусства манипулирования с органическими тканями. Я уже понял, что ваши нервные клетки не совсем такие, как у людей, хотя имеется и определенное сходство. Нервные клетки заканчиваются длинными соединительными волокнами, которые называются аксонами и дендритами.

– Мне знакомы эти анатомические подробности, сухо заметил собеседник.

– Вот и отлично. Когда-то, – продолжал Модьюн, – на Земле считали, что аксон, как и дендрит, – всего-навсего единичная проводящая линия, которая наподобие телефонного кабеля, способна передавать электрические импульсы. Но потом обнаружили, что каждое из этих мельчайших волокон нервной ткани усеяно множеством крошечных точек – от пяти до десяти тысяч. Последующие опыты показали, что такая точка представляет собой входной или выходной терминал. Представляете, человеческий мозг содержит около двенадцати биллионов клеток и каждая из них имеет нервные окончания, несущие на себе от пяти до десяти тысяч вводов и выводов! И все они по-видимому, никак не использовались для прямой передачи мозговых импульсов.

– Все это мне прекрасно известно, – язвительно произнес нунулиец. – Ведь именно благодаря успехам наших ученых, обнаруживших столь необычные терминалы, которых нет больше ни у одного вида, нам и удалось поднять людей до такого уровня, когда каждый человек владеет полным могуществом, однако не может обратить его во вред другим, ибо его сдерживают философские принципы. Да вы, наверное, и сами, помните?

К сожалению, Модьюн помнил. Но вслух продолжал рассуждать:

– В работающем электронном приборе лишние вводы и выводы создают помехи. В человеческом мозгу они служили источником хаоса и ошибочных ассоциаций. Позже было установлено, что вводы действительно улавливают мысли других людей, а выводы передают вселенскому Илему все, что содержится в сознании индивидуума. Однако входящая и выходящая информация сопровождалась такими помехами, что выделить какие-то сведения было просто невозможно, пока не изобрели телепатическую систему.

Я не вижу ничего плохого в том, что философские принципы ограничивали нашу силу, кроме случаев необходимой самозащиты. Поэтому я чувствую, что могу свободно применить телепатическое воздействие. Полагаю, что мне без особого труда удалось бы помочь вам обойти воздействие того барьера, который запрограммирован в вашем мозгу... – Модьюн не закончил фразы. – Но главное, мне нужны эти сведения.

Наступило долгое молчание. Странные глаза пришельца в упор смотрели на него. Наконец, нунулиец сказал:

– Я отвечу на любые ваши вопросы, кроме этого. Не уверен, что замыслы комитета подвластны вашему разуму. Что еще вы хотели бы узнать?

– Где находится мир зоувгов?

– Не знаю. Никогда там не был. Очевидно, к вам не подпустили бы так близко никого из тех, кому это известно.

Предположение показалось Модьюну убедительным.

– Тогда расскажите мне вкратце все, что вы знаете о комитете.

– Члены комитета – самый высокоразвитый народ во всей галактике. Те области науки, которые им не были известны, они взяли у народов других планет. Они единственный по-настоящему бессмертный вид...

– Вы имеете в виду, имеющий самую большую продолжительность жизни? – с улыбкой перебил его Модьюн. – Сейчас человек живет около трех с половиной тысяч земных лет. Существует возможность, что в ходе эволюции срок жизни дойдет до десяти тысяч. Есть одна причина, по которой обычная клетка в таком возрасте начинает деградировать, а это и есть смерть.

Гладкое загадочное лицо стало еще более непроницаемым, чем обычно.

– Повторяю: по-настоящему бессмертный. Возраст некоторых членов комитета превышает сто тысяч земных лет. Вам понятно?

– Но на данной стадии развития галактики это невозможно! – возразил Модьюн. – Есть, правда, один путь, но мы, люди, давным-давно отказались использовать столь неестественный метод, взволнованно сказал он.

– Вам просто не удалось им воспользоваться из-за ваших философских принципов, ведь так?

– Вероятно, главным образом, из-за них, Но еще и...

Договорить ему не удалось.

– В это м и была ваша ошибка, – последовал хладнокровный ответ.

– Природе совершенно все равно, верен метод или неверен. Главное – итог: зоувги живут уже целую вечность, вам до них далеко. Я надеюсь, теперь вы закончите свой допрос и оставите меня в покое.

– Да, – согласился Модьюн. – Остальное я узнаю, когда поговорю с кем-нибудь из членов комитета. Вы сможете устроить такую встречу?

– Исключено. Ведь я уже объяснил вам, что они не принимают никаких сообщений. Только передают, причем в форме приказов.

– Если все-таки подобная возможность когда-нибудь представиться, – сказал Модьюн, – вы знаете, где я.