Текст книги "Бесконечная борьба"

Автор книги: Альфред Элтон Ван Вогт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

"Значит, звериные инстинкты спрятаны не так уж глубоко." – подумал человек.

Он удивился... и одновременно принял решение: впредь нужно получше обдумывать свои слова. Не стоит зря будоражить человекозверей, а то еще попадут в какуюнибудь историю. В слух он сказал:

– Успокойтесь, ребята! Не надо так кипятиться. Все это не бог весть как важно.

Еще несколько мгновений напряжение держалось. Потом краска возмущения постепенно сошла с их лиц.

Доолдн протянул руку и взял у Роозба документ.

– Дай-ка мне взглянуть, – потребовал он.

– Погоди, – запротестовал медведь, но его реакция была не такой быстрой. Ягуар опередил его и уже разворачивал повестку. Увидев первые же слова на внутренней стороне, он на несколько секунд потерял дар речи. Потом прочитал вслух:

– Повестка для явки в уголовный суд.

– Уголовный... – как эхо повторил за ним Наррл.

Все четверо человекозверей почти одновременно отодвинулись от Модьюна. Стоя поодаль, они смотрели на него.

На лицах застыло недоверие. Обычное выражение простодушия быстро улетучилось. Тогда Модьюн сказал:

– Ну какой же я уголовник, если в мире вообще нет уголовных преступлений?

– Конечно, он прав! – обрадовался Роозб. – Что такого он мог натворить?

– Ну-у, я не знаю... – это был лис, в голосе его звучало сомнение. – Если человекогиены считают, что он преступник, значит, так оно и есть. Мы можем сколько угодно ломать себе головы, как они оказались в правительстве. Однако они там.

Модьюн обратился к Доолдну:

– В повестке должно содержаться обвинение. Что там говорится дальше?

– Вот именно, читай дальше, – поддержал его Роозб.

Тогда ягуар снова повернул листок к свету и произнес мягким, низким голосом:

– Так, обвинение... а, вот оно: "Повреждение выходного устройства компьютера, незаконный вход в жилище для приезжих," – он заморгал. – Ну, это не тянет на серьезное нарушение. – Он снова заглянул в повестку.

–Здесь сказано, что тебе нужно явиться в суд... ага – в следующий вторник. А теперь послушайте: "Всем честным гражданам предписано воздерживаться от общения с обвиняемым." Честные граждане – это про нас. Так что, он покачал головой, – придется тебе до вторника поскучать в одиночестве.

Доолдн торопливо сложил повестку и отдал Модьюну. Все мимолетные симптомы неповиновения властям, которые он проявлял лишь несколько секунд назад, бесследно исчезли. Он сказал:

– Лучше нам, ребята, поскорее убраться отсюда. – И добавил, обращаясь к Модьюну:

– До вторника, приятель!

Он пошел прочь, за ним следом поспешил лис, небрежно помахав на прощанье. Роозб и Икхдохс переминались с ноги на ногу. Медведь неуверенно проворчал:

– Нельзя же так просто уйти и оставить товарища в беде.

Модьюн еще тверже решил не впутывать человекозверей в свои дела.

– Ничего, ведь это только до вторника, – сказал он. – Тогда и увидимся.

Видимо, это были именно те слова, которых от него ожидали медведь с бегемотом. Они заметно воспряли духом и пожали ему руку с явной благодарностью. А потом заторопились вслед за своими друзьями.

Когда Модьюн, двинувшийся в том же направлении, подошел к лифту, четверки уже и в помине не было. И вообще вокруг он не видел ни единой живой души. Когда дверь лифта открылась, Модьюн с удивлением убедился, что кабина пуста. Тоже странно. Тем не менее, он уже совсем собрался войти, как вдруг его насторожило полное отсутствие народа. Ведь еще пять минут назад его здесь было хоть пруд пруди.

"Пойду-ка я лучше пешком, – решил он. – Нельзя забывать, что нунулийцы – коварная публика"

Только не хватало, чтобы именно тот лифт, в котором он будет спускаться, где-нибудь застрял. Тогда, чтобы выбраться, ему придется нарушить еще несколько законов. Спустившись на один этаж, Модьюн решил, что его реакция на эту простую ситуацию чересчур сложна.

– Скорее всего, – вздохнул он, одолевая второй пролет из тридцати трех, – как раз такие мысли и донимали людей в те стародавние времена, когда на Земле процветали интриги, конкуренция и прочие сложности.

Достигнув, третьего пролета, он уже испытывал явное отвращение к жизни по эту сторону барьера. Может быть, стоит сделать то. чего хотят от него нунулийцы вернуться назад, за барьер, и забыть все это безумие.

Однако, спустившись еще на один этаж, он обреченно произнес:

– Но ведь я дал обещание Доде. И потом, через несколько недель со мной будет Соодлил.

Так что ему не оставалось ничего другого, как спускаться еще на тридцать этажей

Что он и сделал.

Но к тому времени, когда он добрался до вестибюля, у него уже созрело решение.

И потому он включил внутреннее зрение.

ГЛАВА 8

Все вокруг дышало покоем... Лишь кое-где попадались отдельные очаги напряженности.

Модьюн ощущал полное единство со всей окружающей частью вселенной – если не считать этих островков напряженности. В них, взаимодействуя и противоборствуя, неистово клубилась энергия. Насилие – вот как это называется. Или, может быть, готовность к насилию. Завихрения и сплетения, туманности, переливающиеся пряди, струи резкого, яркосеребристого свечения – все это билось и вибрировало, нарушая безмятежность окружающего пространства.

Он видел – человекозвери ни о чем не подозревают. Они просто– напросто пешки. Их много, и благодаря им все пространство наполнено добродушием.

В этой картине окружающего мира гиены выглядели неодинаково. Подавляющее большинство – такие же пешки. Свечение, перевитое прядями, говорило, что они не знают, как оказались у власти. Одно несомненно – они приняли эту роль. Поэтому от них все время струится умеренная агрессивность. Цель, которую они постоянно преследуют, создает напряженность... пожалуй, даже жесткость. Но ничего особо серьезного.

Но вот верхушка этой породы... Тут Модьюн сразу же заметил резкое изменение картины. Они з н а л и, и это знание вселяло в них ликование.

Избранных гиен окружают облака особых частиц и лучей – признак самодовольства. Они излучают – следствие полной безопасности. Безопасности, порожденной уверенностью нунулийцы всесильны,значит, всесильны и гиены, орудия их власти, совершенно недосягаемы.

Упоение властью, смешанное с бесконечной гордыней, вот из чего соткано это пространство, распадающееся на множество отдельных образований. Их больше тысячи – так много, что сразу и не сосчитать. Вся правящая верхушка человекогиен. И каждый из них окружен ореолом агрессивности...

Но главная угроза исходит от одного-единственного нунулийца. Вокруг него чернеет огромное бесформенное облако. Непроницаемая завеса скрывает его существо.

Казалось, тьма черпала силу из какого-то близкого источника. Но сам источник никак не обнаружить. Сила, идущая от него, слегка ошеломила даже Модьюна.

Да ведь это Илем, вот что самое главное!

Вот и сделано ключевое открытие – враг обнаружен!

На этой мысли интуитивное восприятие оборвалось. оно отвергало само понятие "враг", ибо... разве в нашей жизни существуют враги?

Весь глубинный смысл философии ненасилия говорил: Нет. никаких врагов не бывает. Есть только люди, которые сами, благодаря собственным поступкам, вызывают отрицательную реакцию.

И эту реакцию, которую сами же накликали, потом приписывают каким-то врагам.

А истинный враг таится в том импульсе, в том возбуждении – каким бы мимолетным оно не было – которое заставляет их совершать поступки, влекущие за собой ответную реакцию.

Нет реакции – нет и врага.

"Поэтому, – решил Модьюн, – вернусь-ка я лучше в свой домик и буду сидеть там до самого вторника, не создавая никаких осложнений, не вызывая никаких реакций... А во вторник пойду в суд. Что и будет являться миролюбивой реакцией на повестку, которую мне вручили."

Так он и сделал. И всю неделю выходил из дома только для того, чтобы поесть.

ГЛАВА 9

У дверей стоял человек-гиена. Его лацкан украшала табличка: КОНТРОЛЕР. Он изучил повестку Модьюна и произнес всего два слова:

– Проходите, сэр!

Модьюн вошел в просторное помещение и в недоумении огляделся. Прямо перед ним тянулся длинный барьер. Там, за прозрачными окошками, сидели женщины-гиены. К каждому окошку стояла очередь – от шести до двадцати человек.

Ничего похожего на зал судебных заседаний. Он вышел обратно в коридор и оглядел другие двери. Потом медленно подошел к ближайшей из них.

"Должно быть, на повестке неверно или нечетко проставлен номер комнаты," рассуждал он. Но и здесь никакого сходства с залом суда.

Не спеша Модьюн вернулся к первой двери. Он снова предъявил повестку "контролеру", который, по всей видимости, уже забыл его, и еще раз был допущен в то же помещение. На этот раз, оказавшись внутри, он подошел к облаченному в форму человеку-гиене, стоявшему поодаль. Надпись на его табличке гласила: Секретарь суда. И на этот раз общение ограничилось предъявлением повестки. "Секретарь" пробежал ее глазами и равнодушно сказал:

– Восьмое окно.

Модьюн пристроился в конец очереди. Она оказалась самой короткой – всего пять человек. Он был шестым.

Едва он встал в очередь и едва успел заметить, что первый у окошка – человек-тигр, как тому уже вручили листок бумаги. Человек-тигр вгляделся в текст, потом нагнулся и что-то сказал. Слов Модьюн не расслышал, но чувство, скрывавшееся за ними, определил безошибочно: это была ярость. Ответ женщины-гиены прозвучал на удивление отчетливо:

– Извините, но законы издаю не я, – вежливо сказала она.

Человек-тигр медленно выпрямился. Постоял секунд десять, нахмурясь. Потом сжал челюсти – только желваки заходили, – резко повернулся и пошел к выходу.

Человек-крыса, стоявший впереди Модьюна, покачал головой и шепнул:

– Не иначе, как парень схлопотал серьезный приговор.

– А что он натворил? – поинтересовался Модьюн.

Собеседник снова покачал головой.

– Это написано у него в повестке. Должно быть, поколотил кого-нибудь, – добавил он. За это полагается суровое наказание.

– Вот оно что... – протянул Модьюн. Ему стало любопытно. – А вас в чем обвиняют?

Человек– крыса замялся, а потом выпалил:

– В воровстве!

– В Воровстве! В мире, где все доступно! – Модьюн не смог скрыть изумления и только потом, когда слова уже вырвались, ему пришло в голову, что собеседнику они могут показаться обидными. И правда, человек-крыса сразу же взвился:

– Да бросьте вы, ради Бога! Ничего ужасного тут нет. Потом он слегка поостыл и до него, вероятно, дошло, почему Модьюн удивился. Тогда он продолжал уже более спокойно:

– Конечно, это трудно себе представить, но мне удалось кое-что заметить. Все, в том числе и мы с вами, могут пользоваться машинами только на главных улицах. А если нужно свернуть на внутренний проезд – тут он снова разгорячился, – приходится вытряхиваться из машины и переходить на движущийся тротуар или вообще тащиться пешком.

– Ну и что же тут такого? – спросил Модьюн. Он старался быть беспристрастным. – Когда вся система детально прорабатывалась, такой подход сочли вполне разумным. Ведь никому не приходится идти пешком больше сотни метров.

Узкое личико собеседника, в котором угадывалось отдаленное сходство с крысиной мордой, искривила многозначительная ухмылка.

– Так то оно так, да только я заметил, что гиеныначальники пользуются специальными автомобилями, которые по внутренним проездам подвозят их прямо к домам. Ну и подумал: чем я хуже их? Сел в одну из таких машин и поехал прямо домой. Вот и угодил сюда.

Пока они разговаривали, очередь продвинулась еще на одного человекозверя и Модьюн успел заглянуть в лицо приговоренному, который уже знал решение суда и теперь отходил от окошка. Но физиономия, напоминавшая крокодила или, во всяком случае, какое-то земноводное, была совершенно непроницаема и на ней ничего не удалось прочитать.

Тогда он снова обратился к человеку-крысе и спросил:

– Ну и как же вас поймали?

– Все эти машины связаны со специальными компьютерами, – возмущенно ответил тот. – И компьютер наслал на меня гиену – патрульного. Мне всучили повестку – и вот я здесь.

– Не очень-то все это похоже на судебное разбирательство, – заметил Модьюн, увидев, как третий из стоявших в очереди получил карточку, на которой, повидимому, был напечатан приговор. Он пробежал его глазами, состроил сердитую гримасу, обнажившую кроличьи зубы, и подпрыгивающей походкой направился к выходу.

Смысл сказанного, очевидно, не дошел до человекакрысы, потому что он сказал:

– Что поделаешь – суд есть суд.

Но, на взгляд Модьюна, как раз с судом это не имело ничего общего.

– Просто нам с вами не повезло, – пожал плечами человек– крыса, вот мы и попали в подсудимые.

Уже четвертый человекозверь отходил от окошка. Человек-крыса поспешно сказал:

– Повернусь-ка я лучше к окну. Нужно вести себя уважительно, а то еще скажут, что мы нанесли оскорбление суду.

– Как вас зовут? – спросил Модьюн.

Человека– крысу звали Банлт. Он постоянно проживал в Хьюли вместе с женой и тремя отпрысками. Банлт захотел узнать, чем вызван интерес Модьюна к его особе.

– Вы стали вором в мире, где все доведено до совершенства, – разве что иной раз придется пройти сотню метров пешком. Вот мне и захотелось выяснить, в чем заключается ваша жизненная философия.

Но Банлт не ответил – как раз в этот момент ему вручили приговор. Он взглянул на листок – на лице появилось напряженное, недоверчивое выражение. С ошеломленным видом он побрел прочь. Модьюн хотел было догнать Банлта, но подошла его очередь. Тогда он протянул свою повестку в окошко и с живым интересом стал наблюдать, как женщина-гиена набирает номер, отпечатанный на повестке, на клавишах машины, стоявшей справа от нее. Из машины выскочил твердый листок бумаги, похожий на карточку.

Модьюн с любопытством взял листок и прочитал:

"Наказание: Двадцать дней домашнего ареста с правом выхода для принятия пищи три раза в день, каждый раз – не более, чем на один час."

Он не поверил своим глазам. Нагнулся в окошко и сказал женщине:

– приговор кажется мне не совсем логичным. Я обвиняюсь в том, что незаконно занял помещение. А теперь меня приговаривают к заключению в этом же помещении. Значит ли это, что мое пребывание в нем больше не считается незаконным? Не мог бы я с кем-нибудь проконсультироваться на этот счет?

– Пожалуйста, не задерживайте очередь. Всю необходимую информацию вы можете получить у секретаря.

Получая свой "приговор" Модьюн успел краем глаза заметить, что Банлт вышел из зала суда, лишь на секунду задерживавшись, чтобы задать какой-то вопрос контролеру. Модьюн выпрямился и поспешил к тому же выходу. Оказавшись в коридоре, он стал вглядываться в лица людей, в поисках Банлта.

Но так и не нашел его.

Что ж, должно быть, он так торопился что начисто забыл про заданный вопрос. Очень жаль.

Покачав головой = этот жест он подметил у Роозба Модьюн хотел было вернуться в зал суда. Но на пути у него возник контролер.

– Сэр, для входа в зал нужно предъявить повестку, вежливо сказал человек-гиена.

Модьюн объяснил ему ситуацию и показал карточку с приговором. Но часовой – получалось, что его функция именно таково – отрицательно покачал головой.

– Прошу прощения, сэр, но мне даны указания не пропускать никого без повестки.

– Ну что ж, – неуверенно сказал Модьюн и сделал шаг назад. Он смотрел на человекозверя, который загораживал проход, и думал: "В конце концов, вся эта возня сплошная пародия на суд. Было бы просто смешно оспаривать отсутствие логики в одном из звеньев, если вся процедура не имеет ничего общего с правосудием."

И все-таки, кое– какие детали не давали ему покоя, поэтому он спросил:

– Тогда, может быть, вы ответите, какие приговоры здесь назначают. Вот, например, человек-крыса, который выходил прямо передо мной – какое наказание ему определили за кражу автомобиля?

Часовой вытянулся в полный рост.

– Сэр, сказал он, – те из нас, кто благодаря своим внутренним качествам облечены властью, вдобавок еще и милосердны. Поэтому мы давным-давно издали указ, согласно которому вся информация о вынесенном судом наказании является исключительной принадлежностью приговоренного.

– Но мне все же непонятно, какая польза от подобной секретности тому, кого наказали несправедливо? – возразил Модьюн.

Часовой был непробиваем.

– Отойдите, пожалуйста. Вы мешаете судопроизводству.

И правда, в это время к ним как раз подходил очередной посетитель с повесткой. Модьюн попятился, постоял в нерешительности, потом пошел по направлению к лифту.

Судебная процедура закончилась – пора отбывать наказание, во всяком случае, пока не приедет Соодлил.

ГЛАВА 10

Завизжали тормоза, машина остановилась, Модьюн увидел невдалеке женскую фигуру, полускрытую густым кустарником. Бросив на девушку мимолетный взгляд, он выскочил из машины и побежал к ней – он опоздал и чувствовал себя виноватым.

Модьюн озабоченно прикидывал, укладывается ли он в отведенный час – ему предстояло вовремя вернуться к месту домашнего ареста. Стараясь выиграть время, он не стал обедать – и, тем не менее, все равно опаздывал. Нужно спешить; поскорее посадить Соодлил в машину и двигаться обратно в город.

Думая об этом, он взобрался на пригорок, поросший кустами, где стояла девушка, и оттуда увидел Экета. Насекомое уже одолело метров сто пятьдесят по склону долины. Сомнений не было, оно возвращалось за барьер.

При виде его у Модьюна созрело решение. Он остановился и телепатически перестроился на один из диапазонов, которым пользовались насекомые. Первым делом он поздоровался с Экетом и получил в ответ учтивое приветствие. Потом передал послание людям.

В своем мысленном отчете он кратко изложил все, что ему удалось обнаружить: изменения в компьютерных программах, новый статус человекогиен, завоевание Земли нунулийцами, санкционированное каким-то далеким комитетом.

Сведения предназначались исключительно в качестве информации. Очевидно, эти подробности не вызовут за барьером особого интереса. Разве что, кое-кому новости слегка пощекочут нервы. Вот Дода – тот, скорее всего, обрадуется. Он почувствует, что не зря затеял этот эксперимент,вызвавший столько критических нападок. Особенно протестовали некоторые женщины – зачем он втянул в него Соодлил. Можно подумать, что кто-то еще согласился бы превратиться в автономный организм со всеми присущими ему унизительными отправлениями.

В заключительной части своего сообщения Модьюн постарался учесть возможную реакцию тех, кто остался за барьером. Он передал через Экета:

– Поскольку Соодлил и мне придется еще три года переносить все тяготы жизни в громоздком человеческом теле – причем, два года – по эту сторону барьера, – я просил бы полностью доверить нам все выводы по вышеизложенным данным и все возможные решения.

На этом он закончил сообщение.

Хотя передача заняла совсем немного времени, тем не менее, Модьюн увидел, что девушка исчезла из вида. Какоето мгновение он колебался, потом снова обвел взглядом затянутую дымкой долину, по которой быстро удалялось насекомое.

На миг у него возникло тревожное ощущение, как будто он передал ложные сведения. Ведь на самом деле он не владел ситуацией и сомневался, что у Соодлил появится хоть малейшее желание разобраться с ней.

Потом ощущение прошло. Собственно говоря, какое это имеет значение? Что могут нунулийцы сделать людям? Ничего... Так во всяком случае ему казалось. Все еще думая о своем, он обогнул куст, вышел из-за него... и замер, не в силах оторвать взгляд.

"Вот это – да!" – думал он.

Соодлил стояла на краю шоссе, наблюдая за нескончаемым потоком машин. Она была всего лишь метрах в тридцати от него и сначала не заметила его присутствия.

Модьюн сделал шаг по направлению к ней – и тут она обернулась. Мгновенно то, что так поразило его с первого взгляда, еще больше усилилось.

Впечатление бьющей через край жизни! Оно просто ошеломило. Девушка смотрела на него и улыбалась. Потрясающе красивая улыбка! Вот она стоит перед ним в своей довольно нелепой одежде – брюках и рубашке – но зато золотые волосы разметались по плечам, голубые глаза – до того яркие, что, кажется, светятся изнутри, губы слегка приоткрыты, и все вместе производит до того ослепительное впечатление, что оно граничит... но с чем?

Этого Модьюн не знал. Он никогда еще не видел настоящей земной женщины в полном расцвете красоты. Впечатление было таким неожиданным еще и потому, что несколько недель назад, когда они виделись в последний раз, она казалась заметно меньше. И еще в ней ощущалась какая-то вялость, которую Дода приписывал необычно быстрому росту клеток. Ну и, конечно, действию лекарств.

Теперь от вялости не осталось и следа.

Девушка так и лучится здоровьем. Глядя на нее Модьюн ощущал ровное, ни на миг не прекращающееся биение жизни. Загадочное видение произнесло серебристым голоском:

– Экет познакомил меня с твоим посланием людям. Это и есть твоя проблема?

Модьюн понял, что она обладает собственным мнением, и поспешно сказал:

– Скорее, часть проблемы. Давай сядем в машину, остальное я расскажу по дороге.

Его беспокоило, что он явно опаздывает вовремя вернуться домой. Так что, чем скорее они тронутся в путь, тем лучше.

Соодлил не стала возражать, и он подозвал свободную машину. Они сели и Модьюн начал свой рассказ: как его приняли за обезьяну, как он из любопытства не опроверг этой ошибки и как в результате его приговорили к домашнему аресту за то, что он занял жилое помещение, воспользовавшись чужим именем.

Когда Модьюн исчерпал краткий перечень своих приключений, Соодлил спросила:

– Тебя приговорили к двадцатидневному заключению?

– Да.

– И ты уже отбыл восемнадцать дней?

– Ну, да, – ответил он с недоумением, чувствуя, что она к чему-то клонит.

– Неужели ты думаешь, что так уж важно отсидеть ровно двадцать дней? – спросила девушка.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Да им же просто понадобилось двадцать дней, чтобы провернуть какое-то дело, имеющее отношение к тебе. Вот они и решили на это время вывести тебя из игры – ведь так?

Совершенно неожиданная мысль! Но Модьюн быстро пришел в себя.

Сто они могли делать три недели? Разве им не хватило бы трех дней?

Он помолчал и добавил:

– По-моему, приговор просто-напросто соответствует моему проступку.

– Значит, ты считаешь, что многие звери живут под чужими именами?

Последовала красноречивая пауза, а потом Модьюну пришлось признать, что он вовсе так не считает и вообще очень сомневается, что кого-то еще когда-нибудь судили за подобное "преступление".

Он медленно сказал:

– Не спорю, это выглядит странно, но что они могут сделать? Что может сделать их комитет?

На безмятежном лице Соодлил застыло такое выражение, как будто она старается решить какую-то трудную задачу. Но после этих его слов она лучезарно улыбнулась И сразу же снова стала умопомрачительно красивой.

– Ты прав, – согласилась она – Действительно, здесь нет никакой проблемы. Мне просто стало любопытно – вот и все

Модьюну не очень понравилось, как легко она отмахнулась от проблемы после того, как выдвинула такой серьезный довод.

И тут он вспомнил, что время стремительно уходит.

– Вот что я решил, – сказал он. – Впредь не делать ничего такого, что могло бы создавать проблемы.

– Вполне разумное намерение, – одобрила Соодлил.

Ее реплика прозвучала вполне благожелательно, поэтому момент показался Модьюну вполне подходящим для того, чтобы выдвинуть свое предложение. И он напомнил ей уже сказанное раньше – о том, что нунулийцы считают Землю завоеванной.

– В старые времена, еще до того, как человечество достигло нынешнего совершенства, пришлось бы объявить войну и изгнать захватчиков с нашей планеты. У меня такое чувство – признался он, – что они добились победы обманным путем, и этот обман – проявление глубокой порочности, с которой нельзя мириться. И все же, остается признать, что все это – дело прошлое, как сказали бы мои друзья – животные.

– Согласна, – вставила Соодлил.

– Так вот, – он закончил мысль, – придется нам провести здесь еще пару дней под видом обезьян, чтобы не раздражать человекогиен.

Последовала короткая пауза. Слышался только шум мотора да шорох шин. Потом Соодлил сказала с какой-то странной интонацией:

– Но я-то – не обезьяна.

Ее ответ слегка изумил Модьюна. Довод был настолько неоспоримым, что ему самому никогда бы не пришло в голову выдвигать его. Теперь ему пришлось сделать то, что раньше он посчитал излишним – восстановить в памяти все, что уже рассказывал ей, и попытаться понять, что могло вызвать у Соодлил такую реакцию. Никаких сомнений в логичности его повествования не возникало. Он четко объяснил ей, в каком затруднительном положении оказался, и какой выход ему удалось найти.

– Вечно вы, мужчины, придумаете что-то несусветное, – продолжала Соодлил. – Выход совершенно очевиден, – на этот раз мы приезжаем как люди, и это автоматически положит конец всем предыдущим проблемам. И будем считать вопрос решенным.

Сидя с ней, Модьюн чувствовал себя не в своей тарелке.

Да, с логикой у нее явно неважно. Но в голосе девушки прозвучали такие нотки, что ему стало ясно возвращаться к этому вопросу не стоит. И поскольку он исходил из принципа полного уважения ее точки зрения и вообще точки зрения любого собеседника, то на этом проблема была действительно исчерпана.

Всю остальную дорогу они молчали. Наконец, минут через двадцать, Соодлил нарушила тишину. Выглянув из окна, она внезапно спросила:

– Что там такое?

Модьюн проследил за ее взглядом. Там, вдалеке, за каньоном, виднелась плоская равнина. Над ней вздымалось какое-то огромное сооружение – он никогда еще не видел подобной громадины. Едва он успел охватить его взглядом, как машина миновала узкий разрыв между крутыми холмами, и чудовищная конструкция скрылась из вида.

Но Модьюну было достаточно и беглого взгляда.

– Должно быть, это звездолет, – ответил он.

Потом рассказал о четырех друзьях и их предстоящем полете к далеким звездам.

Он с улыбкой вспомнил, как в день суда все четверо робко пришли к его порогу, чтобы узнать, какое наказание он получил. И как обрадовались, что в формулировке не ничего такого, что препятствовало бы их общению.

– Они каждый день ходили со мной в столовую, продолжал Модьюн, – навещали меня. Вот только сегодня их нет в городе – готовят снаряжение к полету.

Соодлил промолчала, но в ее молчании чувствовалось дружелюбие.Когда машина въехала в город, Модьюн стал показывать ей знакомые места: вот жилье для приезжих, дома постоянных жителей, столовая, торговая улица... Он ощутил, как в нем ширится какое-то чувство и насторожился. Это была гордость – как будто он, знающий подобные пустяки, лучше того, кому они неизвестны. И еще его удивил интерес, с которым отнеслась к этим мелочам Соодлил. Но, как и следовало ожидать, в конце концов ее внимание сосредоточилось на домах, с давних времен предназначенных для людей.

– Как ты думаешь, они все еще не заняты? – спросила она.

– Сейчас увидим, – ответил Модьюн. Он показал ей на здания, раскинувшиеся на склоне холма прямо перед ними. Вот они, справа.

Дом, который выбрала Соодлил, окружали террасные сады, подступавшие к самым его стенам. Здание состояло из пяти разноцветных овалов, как бы перетекающих друг в друга. Общее впечатление было несколько непривычное. Но девушке дом понравился с первого взгляда. И, поскольку идея поселиться здесь принадлежала ей, Модьюн не стал возражать. Он назвал машине свое настоящее имя и приказал подвезти их прямо к дому. По круто ведущей вверх аллее они подкатили к парадному крыльцу и вышли из машины. Она сразу же уехала, и люди остались одни.

ГЛАВА 11

Сомнений не было – они прибыли на место. Но Модьюн не чувствовал уверенности. "Стоит ли принять вариант Соодлил?" – спрашивал он себя.

Ведь это означало бы покончить со своим обезьяньим прошлым. Нунулийский правитель предостерегал его от такого поступка. В случае неповиновения он может натравить безмозглых гиен теперь уже на них обоих – вот что не давало покоя Модьюну. И тогда придется решать в какой мере они смогут воспользоваться методами защиты.

Он повернулся к девушке, чтобы спросить, учла ли она это обстоятельство. И увидел, что она направляется к изящной ограде, замыкающей аллею. За оградой склон резко обрывался. Ниже раскинулся город – он оказался гораздо больше, чем думал Модьюн. Девушка облокотилась на ограду и смотрела вниз. Модьюн остался на месте, но и оттуда часть панорамы была хорошо видна.

Теперь он заметил то, что не видел раньше. Тут было самое высокое место в городе. С вершины холма открывался захватывающий вид – лучший во всем Хиюли. Вдали виднелись небоскребы – вроде того, с которого он как-то спустился пешком – но даже их крыши были ниже того места, где стоял дом.

"Может быть, не разнообразие цветов привлекло Соодлил, а именно высота, – подумал Модьюн. – Если так, то ее можно понять."

Он осмотрелся. Машина высадила их у парадного входа. Дорога шла дальше, а потом, изогнувшись, исчезла за домом. Очевидно, она делала здесь кольцо: он заметил, как их машина вынырнула где-то внизу и вернулась тем же путем, что и приехала.

Модьюн оглядел дом. Никаких признаков того, что в нем кто-то живет. Ни звука, ни единого движения. Хотя, пожалуй, кое-какие звуки все же слышны: полуденный бриз шелестит в кустах, опавшие листья с шорохом кувыркаются по вечному пластиковому покрытию дорожки, неожиданно громко раздается песня жаворонка.

Он направился к входу и пока шел, почувствовал, что девушка обернулась. Он назвал компьютеру-привратнику свое настоящее имя, и в этот момент Соодлил подошла к нему. Модьюн нажал на ручку, толкнул дверь и, повернувшись к девушке, одним махом поднял ее на руки.

И тут же удивился – она оказалась не такой уж невесомой. Тогда он повысил мышечный тонус и уже без всякого напряжения перенес ее через порог.

Лишь едва запыхавшись, он поставил ее на пол и поддержал, ожидая, пока она восстановит равновесие.

– Что это значит? – озадаченно спросила Соодлил.

– Так, брачная церемония, – невозмутимо ответил он.

А потом объяснил, что во время домашнего ареста просмотрел несколько телевизионных постановок.

–Зрелище оказалось неимоверно скучным, – признался Модьюн, – и скоро я бросил это занятие. Но там была одна парочка животных – вот я и позаимствовал у них кое-какие обычаи, – и он пожал плечами, как это, бывало, делал Доолдн.

– Значит, теперь я твоя жена? – в голосе Соодлил прозвучал явный интерес.

– Вот именно.

– Что ж, – казалось, она колеблется, – полагаю в сложившихся обстоятельствах...

– Как же иначе, – удивился Модьюн, – ведь мы же собираемся заниматься сексом.

Соодлил кивнула и отвернулась.

– Давай посмотрим, что стало с домом за три тысячи лет.

Модьюн не имел ничего против. Он переходил за ней из комнаты

в комнату – все было очень похоже на то, как это изображали обучающие машины. Три спальни с примыкающими ванными комнатами. Тридцатиметровая гостиная. Большая столовая. Кабинет.Несколько маленьких спален для слугзверей с отдельными ванными, две комнаты, назначение которых оставалось невыясненным, и кухня-столовая с автоматическим оборудованием.