Текст книги "Миры Альфреда Бестера. Том 2"

Автор книги: Альфред Бестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

– Почему ты прокричал «победа», Чингачгук?

– Потому что это победа. Триумф.

– В каком смысле триумф?

– В прямом. Победа над всеуничтожающим зверем.

– Ба! Ты говоришь прямо как наш святой Хрис! Что за зверь?

– Я имею в виду человека – это презренное животное.

Сказано было с таким гонором, что я наконец вспылил:

– Что ты имеешь против нас. Секвойя? Что-то я тебя не понимаю! Я не ребенок, чтоб ты разговаривал со мной подобным тоном! Выкладывай – четко и вразумительно, что ты увидел внутри криокапсул.

Я ожидал, что он заведется еще больше. Вместо этого Вождь одарил нас приятнейшей улыбкой и произнес дружеским тоном:

– Простите. Это я от перевозбуждения. В капсулах эмбрионы стремительно развиваются. Уже формируются уши и челюсти. Уже отчетливо виден позвоночник с хвостоподобным отростком на конце. Голова, туловище, зачатки конечностей обретают форму. Плюс ко всему, эти существа – гермафродиты.

– Да ты что? Готовы к двойному кайфу?

– Ты правильно понял. Гинь. Наши крионавты вырастут не псевдодвуполыми, а настоящими гермафродитами, которые не нуждаются в сексуальном партнере. Здравый смысл подсказывает, – очень здравым тоном продолжал Секвойя, – что это ставит крест на извечном межполовом конфликте. Тем самым кладется конец как феминизму, так и цивилизации, прославляющей мужское начало. Конец соперничеству мужчин и женщин, борьбе за лучшего самца и за лучшую самку. Что означает исчезновение человека-зверя, которого мы все знаем и презираем. Человек-зверь будет заменен новым видом, свободным от низменных половых страстей.

– Но я не имею ничего против человека-зверя, Вождь. Вполне симпатичное существо.

– Оно и понятно. Гинь. Ведь ты – один из этих полуживотных.

– А ты кто – ангел небесный?

– Я уже не животное.

– И с каких же пор?

– С того момента, как… как… – Он осекся. В его голосе вдруг опять появились властные нотки. – Мы отправляемся.

– Куда?

– На Цереру. Я… – Внезапно он закричал в ярости: – Нет, чтоб тебе пусто было! Я вправе ехать туда, куда захочу, и тогда, когда захочу. Проваливай. Оставь меня в покое и играй в свои игры с кем-нибудь другим!

Тут с ним случился новый припадок эпилепсии. Он упал на пол и забился в судорогах с пеной у рта. Все это было довольно жутко.

– Сэть. На свяс!

– Да?

– Угахай?

– Не понимаю.

– Мой ретрансляйтер. Через ктрг я.

– Разбалансировка.

– Что?

– 1110021209330001070.

– Это не двоичный код!

– Букенный зык?

– Да.

– АБВГДЕЖЗИКЛМИЙКЛМНОП… Не мочь рить никако зык. Утрачен… трачен… зум… разум… по причине Угадай.

– Члены сети. Вызываю на связь. Ваше мнение?

– ?

– Считаете, что Экстро-К сломался?

– ?

– Считаете, Экстро-К обезумел?

– Сумасшествие не запрограммировано.

– Что же случилось с Экстро-К?

– ?

– Пошли вон со связи.

Приступ длился минут пятнадцать. Когда судороги прекратились окончательно, мы подняли обессиленное тело и понесли Вождя к вертолету.

Когда Фе открыла двойные двери, нас окружил десяток вооруженных охранников. Вид у них был свирепый и решительный. Они взяли нас под руки. Фе стала вырываться и вступила в драку с охранниками, призывая и нас не быть покорными овцами. Но мы не могли объяснить ей, что должны сохранять спокойствие, дабы не накликать на себя канцелепру. Словом, нас арестовали. Последний раз я сидел в тюрьме, сколько помнится, в 1929 году. И тогда же зарекся в нее попадать. Но мы, похоже, не властны над судьбой.

8

И вот мы оказались в сферической тюремной камере. Прозрачный толстостенный пузырь, оборудованный небольшим шлюзом, висел в помещении, заполненном фосфоресцирующим ядовитым газом. И мы катались туда-сюда внутри, как дети со стога сена, – только весьма обозленные дети. Нет, верните нам старые добрые тюремные камеры с решетками и замками! В этом случае у непонятого властями героя был шанс проявить смекалку и драпануть. Скажем, какая-нибудь сердобольная потаскушка пришлет ему мясной пирог с запеченной в нем пилкой. Или охранник-показушник, гордый новыми золотыми часами, протянет руку похвастаться своим приобретением, а ты схватишь его лапищу в тиски своих мускулистых рук. Тогда он взвоет от боли и отдаст тебе связку ключей.

Я опасался, что Фе воспользуется случаем и изнасилует Краснокожего, но она вела себя паинькой – оглаживала его, нашептывала ласковые слова и выслушивала возмущенные стенания. Одновременно она наклоняла голову петушком, внимательно прислушиваясь и к другим вещам. Что она выслушала из эфира – об этом я намеревался расспросить ее позже. А пока что я был целиком занят мыслями о Натоме, которая, несомненно, вся извелась от ожидания. Впрочем, я верил в доброго зулуса – М'банту не даст ее в обиду и сумеет успокоить мою женушку.

Как ни стыдно в этом признаться, я не слишком маялся в тюремном пузыре, а ощущал себя как бы в чреве матери – уютно, спокойно, качаешься словно на волнах – ни тебе конфликтов, ни тебе забот… Кто знает, может, я со временем тоже эволюционирую в гермафродита, которыми, по словам Секвойи, будет спасена сия юдоль порока. Впрочем, на это надеяться не стоит. Я хоть и изолирован от мира, но не заморожен. Воздадим хвалу пенологам, которые изобрели это уютное чудо. Хотите без хлопот удерживать рецидивистов в заключении? Создайте им атмосферу непрекращающейся эйфории – и они пошлют куда подальше пилки в пирогах и больше не станут набрасываться на тюремщиков. Даже самые отчаянные герои.

Не знаю, сколько времени прошло. В нынешнюю эпоху чувство голода уже не может служить надежным ориентиром – все едят когда попало, а не в определенные часы. Поулос сидел умиротворенный – улыбался своим мыслям и напевал тихонько под нос. Я немного поспал, но и сон в нашу эпоху не может служить ориентиром во времени – по той же причине: все спят когда попало и сколько попало. Прежние сутки, считай, упразднены. И прежний размеренный темп жизни – две трети активности, треть на сон – ушел в прошлое, сменившись круглосуточной суетой.

К несчастью, радиоизоляция тюремного пузыря не была полной, потому что мы слышали журчание сериала «Гонифф-69». Типичная дурь. Бесстрашный агент Джим Говнофф гоняется за героиней-рецидивисткой, которую играет Лейкемия Лавалье – та, что прославилась благодаря сериалу «Жизнерадостный некрофил». Вооруженная негодяйка слямзила кроваво-красный карбункул и бегает от Говноффа по всем континентам, а ее больной сынишка тем временем рыдает по мамочке и попадает на операционный стол к добрейшему хирургу Марку Бруту, профессору френологии, который по ночам подрабатывает тем, что варит самогон в кладовке торгового центра. Ну и прочая интеллектуальная хренотень. Народ кипятком писает.

Спустя некоторое время я упросил Фе ненадолго отлипнуть от Секвойи и отвел ее в сторонку – если внутри сферы что-то можно назвать сторонкой.

– Ну, как он там? Что с Угадаем?

– Все в порядке. В полном порядке.

– Фе!

– Ей-ей.

– Не вешай мне лапшу на уши. Он здорово изменился, и мы оба это знаем. Что с ним произошло?

– Понятия не имею.

– Он по-прежнему «твой парень»?

– Да.

– Но он… э-э… все тот же парень?

– Иногда.

– А иногда – что?

Она удрученно покачала головой.

– Ну, так что же случается тогда?

– Откуда мне знать?

– Фе, у тебя ушки получше, чем у летучей мыши. Ты слышишь то, чего никто не слышит. И я замечал, как ты прослушиваешь эфир вокруг него. Что ты там слышишь?

– У него нет жучка в голове.

– Это не ответ.

– Я люблю его. Гинь.

– Ну и?

– Прекрати ревновать.

– Дорогая Фе, я тебя люблю и всегда желал тебе только добра. Ты превратилась в важную персону, и меня распирает от гордости, потому как ты, в сущности, моя единственная дочь… мой единственный ребенок. Ты же, я уверен, в курсе того, что члены Команды не могут иметь детей. Этим тоже оплачено наше бессмертие.

– О-о… – простонала она, и глаза ее наполнились слезами.

– Ты не знала? Понимаю твое горе. Но над этим фактом тебе придется хорошенько задуматься.

– Я…

– Отложим этот вопрос на потом, – твердо оборвал я. – А сейчас снова прояви себя взрослой женщиной и сосредоточь все свое внимание на Секвойе. Итак, что с ним происходит время от времени?

После долгой-предолгой паузы она прошептала:

– Нам надо быть предельно осторожными. Гинь. Говори совсем тихо.

– Да? Почему?

– Сейчас нам ничего не грозит, поскольку он спит.

– Не грозит – что?

– Послушай. Когда Лукреция Борджиа умертвила его в корпусе, где находится Экстро-К…

– Такое не забыть. Он крепко помучился.

– Тогда все нервные клетки и клетки его мозга рассоединились на время. Стали совершенно изолированными. Как острова в океане.

– Но потом-то все связи между ними восстановились, и он ожил.

Фе согласно кивнула.

– Гинь, сколько, по-твоему, клеток в мозге?

– Не знаю в точности. Миллиардов сто, если не больше.

– А каков объем памяти Экстро-Компьютера? В битах?

– Опять-таки точно не знаю. Полагаю, эта растяжимая дурында рассчитана на тысячи миллиардов.

Фе опять энергично кивнула.

– Правильно. Когда Вождь временно умер и каждая его клетка оказалась в полной изоляции, Экстро переселился в Секвойю. В каждую клетку его мозга непрошеным гостем поместился один бит сверхкомпьютера. Таким образом, он – это Экстро, а Экстро – это Секвойя. Они одно целое. И временами сквозь него говорит другое существо – или другая вещь, не знаю, как тут выразиться.

– Не торопись, Фе. Я не поспеваю за тобой. Это выше моего разумения.

– И всякое другое электронное устройство способно разговаривать с Экстро и слушать Экстро. Используя Секвойю в качестве передатчика. Вот почем мы должны быть предельно осторожны. Электронные машины образуют сплоченную сеть и доносят обо всем, что подслушают. Не исключено, что они проникают даже в наши мысли.

– Они все доносят Экстро?

– Да.

– Через Вождя?

– Да. Он как бы распределительный щит.

– Ты уверена на все сто?

– Нет. Похоже, ты так и не понял. Гинь, как устроена моя воспринимающая система. Я беспрерывно улавливаю пересекающиеся потоки информации буквально на всех частотах. Одни сигналы слышу громко и отчетливо, другие едва-едва, к тому же с помехами. Сигналы, идущие к Вождю и от него, я слышу урывками, бессвязными кусочками. Так что я ни в чем не уверена.

– Теперь понятно. Цены тебе нет, дорогая Фе. Спасибо, милая.

– Если я такая бесценная, отчего же ты не помог мне справиться с охранниками? Вместе мы бы их запросто вырубили.

– Возможно. Почему мы этого не сделали – объясню в другое время и в другом месте. А пока скажу просто: не могли. И не дуйся. Теперь, голубушка, иди к Секвойе и хорошенько заботься о нем. Мне же надо пораскинуть мозгами над тем, что я услышал.

Тут мне вспомнилось, как в моей голове мелькнула мысль, что Секвойя одержим дьяволом. Я попал пальцем в небо, говоря о подспудной страсти, которая порой завладевает человеком. Страсть оказалась ни при чем. Компьютеру страсти не знакомы. Только холодная логика, к тому же заранее вложенная в него жесткой программой. Итак, суть проблемы в следующем. Если Фе не ошибается и Экстро на самом деле вселился в сознание профессора Угадая, получив контроль и над ним и над всей электроникой планеты, каким будет планируемый результат этого необычного комменсализма, или сотрудничества, или симбиоза – или, вероятнее всего, паразитизма? Кто нагреет на этом руки? Вот ключевой вопрос, на который у меня не было даже приблизительного ответа.

Сегмент пузыря открылся, и вошел тюремщик с закрытой тележкой, в которой оказалось съестное.

– Мини! – весело провозгласил он.

В наши дни завтраки, обеды и ужины упразднены. Теперь прием пищи именуют Мини, Полу, Четверть, Миди и Макси.

– Кушать подано, проходимцы. Наваливайтесь на еду, покуда на вас не навалился совет директоров. Говорят, даже перед казнью аппетит не пропадает.

Тут до меня наконец дошло, что тюремщик тараторит на двадцатке, и я узнал Гудини.

– Гарри! – воскликнул я.

Он хитро подмигнул.

– Насыщайте свою утробушку. Остальное предоставьте мне.

– Но что ты тут делаешь?

– Как что? Получил срочную депешу и явился на зов.

– Что за депеша? От кого?

– Это сейчас не самое главное. Заставь снимателя скальпов поесть. Не люблю иметь дело с дохляками. – И исчез, затворив за собой сегмент.

Гарри Гудини – величайший мастер по исчезанию. Он работает с мафией с самого дня ее возникновения. Был один великий художник в Китае. Так вот, он потрясающе расписал стену императорского дворца в Пекине. После того, как он снял занавес и показал свою картину собранию дворцовой знати, он открыл нарисованную дверь – и навсегда исчез. Если вам не ясно, как он это проделал, – спросите у Гарри. Он откалывает фокусы и почище.

– Не желаю помирать. Я слишком молод, чтобы окочуриться, – весело промурлыкал я и набросился на еду.

Поулос присоединился ко мне.

– Знаешь, Гинь, если нам приспичит, мы можем прогрызть выход из этой милой фосфоресцирующей темницы – вот только будем светиться после этого, как светлячки. Что в графине?

– По-моему, бургундское.

– Э, нет. Это аргентинское вино. «Trapiche viejo». Ничего винцо, но не изысканное.

– А ты-то откуда знаешь?

– Потому что аргентинские виноградники – мои. Дружище, уговори профессора Угадая выпить немного вина и съесть ромштекс. Нам следует позаботиться о восстановлении его сил. Гинь, я всегда очень скептически относился к твоей теории, что все эпилептики – люди талантливые и необычные. Я и сам страдаю припадками – ну, ты знаешь, находят на меня затмения, – но это как раз опровергает твою теорию. Я отнюдь не считаю себя выдающимся умом. А ты что скажешь обо мне – только положа руку на сердце!

– Что ты талантлив и своеобычен.

– Ха! Любишь позолотить пилюлю…

Это был дурацкий спор. Как-то нелепо убеждать котяру, который владеет четвертой частью мировых богатств, что он умница и неординарная личность. Большинство членов Команды в материальном отношении устроены неплохо – тут и время сыграло свою роль, и финансовые советы Грека, но чтобы владеть четвертью мира!.. Решив прибегнуть к фланговой атаке, я позвал Фе:

– Душечка, иди сюда и отведай чего-нибудь.

Душечка не замедлила присоединиться к нам.

– Фе, позволь рассказать тебе короткую занимательную историю про жизненные метаморфозы одного члена нашей Команды. Давным-давно он возглавил крестьянское восстание в Каппадокии.

Синдикат слегка напрягся, но не более того. Искусство держать себя в руках освоено им до тонкости.

– Однако восставшие крестьяне плохо повиновались своим предводителям и натворили много бессмысленных преступлений. Он не мог остановить своих товарищей. И когда крестьянский бунт был подавлен, знать придумала для предводителя жесточайшую казнь. Они усадили его на раскаленный до красна трон, надели ему на голову корону из раскаленного металла и дали в руки раскаленный скипетр. Он вынес пытку с непередаваемым достоинством.

Фе содрогнулась от ужаса.

– И что же спасло его?

– Одно из землетрясений, которые и по сей день исправно отправляют людей на тот свет тысячами. От дворца остались одни руины – когда наш герой очнулся, то не мог поверить, что он жив. Он оказался под горой погибших вельмож – своими телами они закрыли его от каменных обломков потолка.

Фе – девочка сообразительная и уставилась на Поулоса с почтительным восхищением.

– Вы самый удивительный человек в мире, – выдохнула она.

– Ну, Грек, выиграл я наш спор?

Он насмешливо передернул плечами.

– Но эти пытки, – спросила Фе, – разве они не оставили следов – скажем, шрамов, ожогов?

– Еще бы не оставили! – воскликнул Синдикат. – Любого, кто глядел на меня, невольно мутило. Это было одной из причин, отчего я стал профессиональным игроком. Играли по ночам, а в то время единственным освещением были свечи. Но даже появляясь при этом неверном свете, я, как говорят, послужил прообразом графа Дракулы. Партнеры звали меня граф Дракон. А вы сами знаете, как выглядят драконы на картинках. Существа, мягко говоря, малосимпатичные.

– Но ведь теперь вы такой импозантный мужчина!

– Благодаря многочисленным пересадкам кожи и костным протезам, моя дорогая, а также бескорыстному искусству великой Лукреции Борджиа. Возможно, вас позабавит тот факт, что в реконструкции моего лица принимал участие сам Леонардо да Винчи – я имею в виду нашего бессмертного приятеля Леона. Он говорил, что перестанет себя уважать, если доверится костолому в вопросах эстетики. Борджиа по сей день не простила ему этих слов.

В пузырь-камеру вошли через шлюз пять охранников в громоздких белых скафандрах – похожие на снежных людей. По жесту своего начальника четверо охранников сбросили скафандры и остались в чем мать родила, явив нам безупречные мускулистые тела.

– Одевайтесь, – приказал Гарри Гудини.

Мы проворно натянули скафандры. Я не задавал никаких вопросов. Гарри вопросов не любит.

Когда мы выбрались из пузыря и оказались вне помещения с фосфоресцирующим газом, Гудини приказал:

– Пошли.

– Куда? – раздался голос Вождя.

– К вертолету.

– Нет. Вначале к криокапсулам.

– Вы – Угадай?

– Да, я профессор Угадай.

– Гинь, ты где?

– Я тут, – отозвался я из скафандра.

– Должен ли я слушаться Угадая?

– Если это исполнимо, тогда делай, как он просит.

– Для меня нет неисполнимого. Вперед.

Гарри повел нас мимо постов. Очевидно, он давал руками правильные кодовые сигналы, потому что нас пропускали без задержки. Одна из неуклюжих фигур в скафандрах приблизилась ко мне, робко прижалась к моему боку и тихонько произнесла:

– Гинь, мне страшно.

– Мне тоже, но крепись. Объедфонд не нанимает в охранники гомиков, так что худшего не случится.

Шутки шутками, но у входа в зал, где находилась взлетно-посадочная платформа и космический аппарат, нас поджидал отвратительный сюрприз. Эти сволочи установили вибрационный щит перед двойной дверью. Никаких шансов прорваться. Вот такой хреновиной Лейкемие Лавалье защищать бы свой украденный карбункул!

– Новая модель, – сказал Гарри.

– Откуда ты знаешь?

– Впервые вижу подобную переливчатую штуковину.

– Можно преодолеть?

– Спрашиваешь! Но мне нужно какое-то время, чтобы понять принцип работы этого щита. А у нас, к сожалению, времени кот наплакал. Что решим?

– Сваливаем отсюда, – сказал я. – Разумеется, если ты знаешь способ свалить отсюда.

Но Гарри тот еще тип! Конечно же, у нас не оказалось проблем при выходе. Он опять делал верные знаки у каждого поста, и нас пропускали беспрекословно. Не хочу поставить под сомнение изобретательность Гудини, но сдается мне, что он тратит миллионы в год на подкуп всех караулов и всех стражей по всему миру – просто на всяких случай. Это очень помогает проходить сквозь стены и творить разные прочие чудеса.

Мы прилетели к моему бывшему дому, по дороге сбросив с себя скафандры. В доме нас встретил Джимми Валентайн, а также моя женушка, без нитки на теле, зато разрисованная кубическими картинами Пикассо (голубой период). М'банту смущенно улыбался.

– Это последний крик моды, – сказал он мне. – И, кажется, по эту сторону добра и зла.

– Говори спасибо, что Вождь так ослабел, что не реагирует.

После того, как я обстоятельно поприветствовал Натому, она с озабоченным видом бросилась к Фе и Секвойе. Я повернулся к Валентайну.

– А тебя каким ветром сюда занесло, Джимми? Когда ты нужен, никогда не дозовешься!

– Странный вопрос! Я был занят делом в Ванкувере – и тут получил просьбу от тебя немедленно приехать.

Быть может, вы уже догадались по прозвищу моего друга, что Джимми был на протяжении веков «вором в законе» – подлинным гением в деле проникновения в чужие дома и квартиры. Подобно всем великим авторитетам воровского мира внешне – это бесцветный человечек с невыразительной физиономией. Но зато человек чести. Ни разу ничего не упер у членов Команды.

– Фе, Натома, уложите Вождя в постель. М'банту, постарайся найти Борджиа и привести ее сюда. Гарри, Джимми, отвечайте мне, как духу: кто направил вам просьбу явиться сюда?

– Ты.

– Каким образом?

– Радиограммой.

– И что в ней говорилось?

– Что тебе необходима помощь весьма специфического рода.

– Уточнялось, какая именно?

– В моей, – сказал Гарри, – было написано, что ты угодил в кутузку Объедфонда и не хотел бы там засиживаться.

– А в моей, – сказал Джимми, – говорилось, что ты хотел бы попасть внутрьобъекта Объедфонда.

– Безмерно благодарен вам, ребята, за поддержку, но я очень озадачен. Ведь я не посылал никаких радиограмм.

Оба отмахнулись от меня.

– Что за препятствие? – спросил Джимми у Гарри.

– Вибрационный щит. Таких я сроду не видел.

– Линейный? Сетчатый? Типа жалюзи?

– Переливчатый.

– М-да. Это новейшая мослеровская модель К-12-FK. Появилась несколько месяцев назад.

– Сможешь прорваться через нее?

– Глупый вопрос. Надо только повозиться с индуктором и электропроводкой. Делов на двадцать минут. У меня инструмент с собой – покажу, чего и как.

– Неужели ты так уверен в себе?

Валентайн оскорбленно поджал губы.

– Не уважаешь. Гинь, из тебя никогда не получится хорошего вора. Как только переливчатый вибрационный щит появился на рынке, я его тут же купил. В первый же день. И неделю изучал его, пока не допетрил, где там уязвимые места. Теперь гастролирую, а компания Мослера после каждого моего дела вносит улучшения в свое изделие. Норовит поспеть за мной. Этим я и занят в Ванкувере.

Вот так-то, господа! Еще один профессионал высшего класса. Но кто же рассылает приглашения асам нашей Команды? Не подсказывайте мне. Я и сам знаю, да только еще не готов посмотреть прямо в лицо данному факту.

Тут в дом вошел совершенно незнакомый мне человек в белом лабораторном халате. Невежа.

– Не извиняюсь за неожиданное вторжение, – сказал он на испангле. – Срочное дело, парни. Профессор Угадай здесь?

– Вы кто?

– Из Юнион Карбида.

– Что у вас такого срочного?

– Да вот с Экстро беда. Вроде как шизонулся.

– Только что?

– Нет, часов десять назад. Совсем рехнулся. Мы сбились с ног – искали профессора Угадая. Чтоб доложить. Может, он опять поможет починить. У него получается.

– У него и на этот раз получится. Только позже. Сейчас он занят. Я ему передам. Подождите на улицы. Давай-давай, на улицу!

Когда университетский лаборант выкатился вон, Поулос задумчиво констатировал:

– Приступ у профессора Угадая случился именно десять часов назад.

– Слушай, Грек, что тебе известно?

– Все, что тебе нашептывала эта юная особа. У меня отменный слух.

– Получается, что Угадай воздействует на Экстро в той же мере, в какой компьютер воздействует на него.

– Думаю, умозаключение верное.

– И это Экстро направил радиограммы Гарри и Валентайну.

– Вне сомнения. Через свою электронную сеть.

– Нас и сейчас подслушивают?

– Вероятно. Причем, не исключаю, что не только слова, но и мысли.

– Получается, мы вроде как с жучками в голове!

– Да, в определенном смысле именно так. Тогда, когда профессор Угадай в сознании и владеет всеми своими чувствами. Однако он не единственный человек, помогающий компьютеру.

– Что-о-о?

– Один из членов Команды осуществляет кровную месть. Ведет свою войну против Команды.

– Боже мой! Поулос, кто? Почему? И чего он добивается?

– Не знаю. Просто делаю вывод, что это кто-то из нашей Команды.

– Да бросьте!

– Чего ж тут бросать. Среди Молекулярных людей появился предатель.

– Невозможно!

– В жизни и не такое случается.

– Чтобы Молекулярный мужчина обратился против своих?

– Это может быть и женщина. А почему ты так удивляешься? Разве между некоторыми членами Команды не существует застарелой вражды? Они даже мстили друг другу – были такие факты. Так что мы имеем хоть и совсем особый, но лишь очередной случай.

– Что привело тебя к подобному выводу?

– Подложные послания к Гудини и Валентайну.

– Их же направил Экстро.

– Верно. Но откуда он проведал об их существовании и об их уникальных способностях? И как он их нашел?

– Он мог… э-э… М-да, ты прав. Впрочем, он мог узнать все это от Вождя.

– А разве Вождь знал о Гудини и Валентайне? Он и недели не провел в качестве члена Команды. Он видел полдюжины наших – но, разумеется, не Гарри и Джимми. И никто про них не говорил. Так что Экстро получил эту информацию не от Секвойи.

– Боже мой. Боже мой! Боюсь, ты совершенно прав. По всему выходит, что ты прав. Один из наших! Но почему ты утверждаешь, что он затевает что-то именно против нас?

– Потому что он на стороне Экстро, который доказал свою полную враждебность по отношению к нам.

– Господи! Иуда в нашей среде – какая пошлость!

– И этот предатель – могучий враг. С богатым многовековым опытом. Внушительный противник.

– У тебя есть догадки, кто он?

– Понятия не имею.

– Его мотивы?

– Ненависть. Причины могут быть разными.

– Он ненавидит всех нас или кого-то конкретно?

– Можно лишь гадать.

– Ну и как он или она выходит на связь с Экстро?

– Это проще простого. Снимает трубку любого типа телефона и говорит в нее. А электронная сеть уже сама доводит сведения до Экстро – в том случае, если их живой передатчик находится в сознании.

– Поулос, это может стать катастрофой для Команды! Я уже сейчас готов бежать куда глаза глядят и забиться в какую-нибудь щель!

– Отчего же. Гинь? Это же грандиозный вызов – о таком только мечтать можно! Первая серьезная угроза за многие столетия существования Команды!

– Согласен, вот только чем это кончится для нас?

– Кончится перелетом на Цереру. Не бегством, а мерами по обеспечению безопасности Угадая и сохранности криокапсул. А затем мы начнем борьбу всерьез.

Гарри и Джимми совершенно не слушали нас, погруженные в свой сугубо профессиональный разговор, и сыпали такими словечками как ватты, амперы, частотные характеристики, индукция и прочая фигукция. В моем прошлом взломщики толковали о нитроглицерине и сверлах с алмазной головкой. Прогресс. Когда мы с Поулосом замолчали, они тоже умолкли и уставились на нас.

– Когда? – спросил Джимми. Говорил он как обычно – тихо, под сурдинку, заставляя прислушиваться к себе.

– Как только краснокожий окончательно придет в себя. Вам нужно провести внутрь объекта его одного.

– Надо бы дождаться времени минимального потребления электроэнергии.

– Не получится, – сказал Гарри. – У Лаборатории свои независимые генераторы.

– Тогда любое время подойдет, – сказал Джимми. – Я тороплюсь в Токио.

– Погляжу, как там Вождь, – сказал я.

Вождь чувствовал себя неплохо. Фе заботливо порхала вокруг него, а сам он на черокском языке распекал Натому за то, что она изменила высоким моральным принципам резервации Эри. Натома только посмеивалась.

– Гадкая шовинста к жещщинам! – сказала она мне на двадцатке. Видно, М'банту успел научить ее многому, преображая в женщину, идущую в ногу со временем.

– Команда готова провести тебя к криокапсулам, – сказал я. – А ты готов?

– Да, – ответил Секвойя, вставая с постели. – Стало быть, я обратил тебя в свою веру.

– Черта с два! Я ни на грош не верю в то, что двуполость спасет человечество. Просто среди членов Команды развита взаимовыручка.

– Это напоминает мне вольтеровскую позицию: «Мне не нравится то, что вы говорите, но я готов насмерть стоять за ваше право выражать свое мнение».

– Тоска утверждает, что ничего подобного Вольтер никогда не говорил. Пошли вниз.

Он несколько секунд к чему-то прислушивался. И теперь я знал, к чему.

– Ты прав, как всегда. Гинь, – произнес наконец Вождь. – Это выражение только приписывается Вольтеру, но процитировал я его точно.

В вертолете лежали пять скафандров. Для Джимми и Гарри, для Вождя и Фе. А пятый? Четверка вопросительно смотрела на меня.

– Нетушки, – сказал я. – Я желаю уединиться в своем вигваме с женушкой, которая уже извелась от тоски по мне.

– Давай с нами, Гинь!

– Чего ради?

– Это ты приобрел Угадая для Команды. Кому как не тебе следить за развитием событий.

– За развитием – до какой точки? Я понятия не имею, куда катится вся эта история и когда ей будет конец! Натома, возвращаемся в вигвам?

– Заботиться о брата. Хинь, – сказала Натома. – Ты идти. Я ждать.

Ну я и «идти». В последний момент М'банту привел Борджиа – слишком поздно. Так что пришлось извиниться за беспокойство и расстаться с ней. Пока вертолет летел к Лаборатории, а мы надевали легкие скафандры – чтобы охрана нас не узнала (при нынешнем загрязнении атмосферы многие время от времени пользуются легкими скафандрами, так что они удивления не вызовут), я осведомился у лучшего сына резервации Эри:

– Какие у тебя планы?

– Не очень ясные. Но дерзкие. Цель одна – вырваться из-под власти Объедфонда. Поднять аппарат в воздух и увести его с территории Лаборатории при помощи вспомогательных двигателей. Надеюсь, топлива хватит.

– Там полные баки. При нас техники накачали, чтобы Объедфонд мог осуществить свои подлые планы.

– Это большой плюс, но единственный. Крутая переделка. Смогу ли я выкрасть космический аппарат? Мне не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь хотя бы попытался сделать подобное.

– Помощь вора в законе упростит твою задачу.

– Ладно, украду. Но ведь его в карман не положишь. Куда с ним деваться? Удрать на орбитальный циклотрон? Или на Цереру – в объятия «Фарбен Индустри»? Или забраться в шахту к Греку? Пока я ничего не решил. Надо все хорошенько взвесить. Так или иначе, без знания результатов анализа, который проводит Эдисон, я как в тумане. Вероятней всего, если мне удастся спереть этот аппарат, я просто поставлю его на стационарную орбиту – до принятия окончательного решения.

– А как на это посмотрит Экстро? Согласится?

Вождь пытливо уставился на меня.

– Почему ты задал подобный вопрос?

– Я все знаю. Фе-Пять изложила мне весь сценарий событий.

– Слишком большие у нее уши, – раздраженно буркнул Вождь и опять замкнулся в молчании.

Гарри провел нашу компанию в Лабораторию – делая все те же условные знаки охране.

– Никудышная система безопасности, – ворчал он. – Кодовые сигналы надо менять каждые четыре часа!

Возле двойной двери с вибрационным щитом, за которой находилась взлетно-посадочная платформа, мы остановились, и за дело взялся Джимми Валентайн. После внимательного осмотра объекта работы он выбрался из скафандра и стал выгружать инструменты из карманов своего комбинезона – похоже, таких же бездонных, как саквояж Секвойи.

– Засекайте время: максимум двадцать минут, – сказал Джимми. – Стойте на шухере и вырубайте всех любопытных.

Он приступил к работе. По тщательности и искусности это напоминало то, как Резерфорд проникал в секреты атома. Гарри подглядывал из-за его плеча, и они деловито обменивались ученой тарабарщиной. Эдисон составил бы им отличную компанию, но с другой стороны, он бы непременно затеял дискуссию, и двадцать минут обратились бы в пятьдесят. Словом, опять я маялся без дела в ожидании.

Охранник в форме появился в конце широкого коридора и рассеянно посмотрел на нас. Людьми в скафандрах местных стражей не удивишь. Он дружелюбно кивнул нам, но тут его внимание приковала деятельность Джимми. Охранник напрягся и быстрым шагом направился к двойной двери. Сперва я подумал, не попросить ли его показать мне свои новые часы, но вместо этого я шепнул Секвойе на двадцатке: