Текст книги "Миры Альфреда Бестера. Том 2"

Автор книги: Альфред Бестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

С первого этажа донесся голос Греческого Синдиката:

– Это моя вина. Я не сумел закрыть дверь. Она у вас сломана.

Эдисон пристыженно потупился и пулей вылетел вон – как раз тогда, когда в комнату вплыл Синдикат – чистенький, отутюженный и уверенный в себе. Он одарил всех нас чарующей улыбкой – по очереди, но осекся, когда увидел Натому. Тут он нацепил свое элегантное пенсне, мгновение-другое рассматривал мою женушку, после чего произнес:

– Ого!

Я начал было объяснять, но он прервал меня.

– Бога ради. Гинь. У меня соображалка еще на месте. На каком языке изволит разговаривать мадам – на испангле, на европском, на африканском или на двадцатке? Какой ее родной язык?

– Она говорит исключительно на языке индейцев чероки.

– Нимного пытать говорить вадцатка, – сказала Натома с милой улыбкой.

– Восхитительно! – воскликнул Синдикат, подходя к Натоме и целуя ей руку в тысячу раз галантнее меня. Затем произнес на европейском: – Вы сестра профессора Угадая – тут нельзя обмануться: вы так похожи. И вы только что вышли замуж – судя по счастливому румянцу на ваших прелестно-юных щеках и повадкам молоденькой кошки, которая совсем недавно – и впервые в жизни – съела канарейку. А в этой комнате есть только один мужчина, достойный вашей любви, а именно – Эдуард Курзон. Стало быть, вы – молодая жена Курзона, миссис Курзон, с чем вас и поздравляю.

(Поди потягайся с мужчиной такого класса!)

– Та, – сказала Натома, возвращая Греку улыбку. Она подошла ко мне и с гордостью продела свою ручку мне под локоть.

Грек задумался. Потом сказал на двадцатке:

– У меня есть небольшая плантация в Бразилии. Тысяча гектаров на берегу реки Сан-Франсиску. Пусть это будет моим свадебным подарком.

Я запротестовал, но он снова перебил меня не терпящим возражений голосом:

– Я попрошу Дизраэли составить дарственную. – После этого обратился к Гайавате: – Счастлив сообщить вам, что я, возможно, нашел ответ на загадку происшедшего с вашими крионавтами. Надеюсь сообщить вам кое-что новенькое.

Вождь и Фе так и затряслись и стали осыпать Поулоса вопросами.

– Компания «Юнайтед Консервайтед» – лидер в производстве металлической тары – проводила испытания нового типа контейнеров на дне выработанной двадцатикилометровой шахты в Аппалачах. Цель: выяснить срок годности контейнеров из новейшего сплава в условиях нейтральной окружающей среды. В эксперимент были включены животные, помещенные в стерильные низкотемпературные камеры – то есть замороженные. Когда шесть месяцев спустя контейнеры были подняты на поверхность, исследователи обнаружили, что животные исчезли. Бесследно. Только на стенках каждой камеры осталось пятнышко слизи.

– Господи!

– У меня есть подробный отчет об эксперименте. Вот, – сказал Грек, вынимая из кармана кассету и протягивая ее Секвойе. – А теперь вопрос на сообразительность: много ли космической радиации проникает в шахту на двадцатикилометровую глубину?

– На этой глубине должен быть тот уровень радиации, при котором развивалось все живое – на протяжении миллиардов лет.

– Нет, я толкую о космическом излучении, профессор Угадай.

– Ну, тут сотня вероятностей.

– Я не обещал точных данных.

– Ученые «Юнайтед Консервайтед» догадались, что к чему?

– Нет.

– Они исследовали состав слизи?

– Нет. Они подали предварительную заявку в патентное бюро – так называемое ходатайство о невыдаче патента другому лицу. В этой заявке они описали феномен и шаги, которые они намерены предпринять для его изучения.

– Придурки! – пробормотал Вождь.

– Совершенно согласен. Но что вы хотите от оболтусов из фирмы средней руки? Я приглашаю вас, профессор Угадай, работать на меня и на нашу замечательную «Фарбен Индустри» – вот где размах, вот где перспективы и мощная финансовая поддержка!

– Погоди, – перебил я, – что за хреновина такая – ходатайство о невыдаче?

Синдикат снисходительно улыбнулся.

– Ах, Гинь, не бывать тебе обеспеченным человеком – ты навсегда останешься жалким миллионером! Пора бы тебе знать, что ходатайство о невыдаче патента другому лицу это способ застолбить право на открытие за собой еще на самом раннем этапе исследования. Предварительным ходатайством вы сообщаете миру, что сделаете заявку на патент, как только будет получен конкретный результат.

– О, мы не позволим этим типам обойти себя! – воскликнула Фе. – Не позволим!

– Они нас не обойдут, красавица.

– Но как вы их остановите?

– Уже остановил. Я ее купил.

– Черт возьми, – сказал я, – каким образом можно выкупить предварительную заявку, то есть голое намерение исследовать?!

– Намерения купить нельзя, – сказал Синдикат. – Поэтому я купил «Юнайтед Консервайтед». Для того я и летал в Проктор-Гэмбл – чтобы провести переговоры о покупке. Это мой подарок исследовательской группе нашей Команды. Я рад, что группу возглавляет новоприобретенный член нашей Команды – именитый профессор Секвойя Угадай.

Фе кинулась обнимать Поулоса с таким энтузиазмом, что раздался хруст, – наша Фе-дьмочка сломала Греку его сверхэлегантное пенсне. Поулос расхохотался, громко чмокнул наглую девчонку и развернул в сторону Вождя.

– И что теперь? – защебетала она. – Вождь, что будем делать теперь? Только быстро, быстро, быстро!

Секвойя заговорил в растяжку, рассеянным тоном, что нас удивило – он был так скор, когда речь заходила о научных материях.

– Существуют волны и частицы. С одного края спектра электромагнитных волн – фоновые радиоизлучения, принимаемые кое-кем из моих коллег за эхо Большого Взрыва, с которого началась Вселенная. Есть слабопроникающие рентгеновские лучи и жесткие. Разумеется, еще космические излучения. Нейтрино – у них нет заряда и никакие другие частицы не способны их захватывать. Нейтрино могли бы беспрепятственно пройти через слой свинца толщиной в несколько световых лет. Есть еще частицы, испускаемые гаснущими звездами, когда те превращаются в гравитационные дыры, – это явление позволяет нам выдвинуть захватывающее предположение: быть может, это результат бомбардировки античастицами из Антивселенной. Что?

– Мы не проронили ни слова.

– Значит, послышалось… Помещение в орбитальный космический корабль увеличивает шансы встречи с этими частицами на пятьдесят процентов.

– Именно это и произошло с крионавтами. Вождь?

– Возможно.

– С какого же конца мы начнем исследование?

Он не отвечал. Рассеянно таращился в пространство перед собой – казалось, высматривает пролетающие мимо частицы.

– Вождь, чем мы займемся для начала? – не отставала Фе.

Опять никакого ответа.

Я прошептал Борджиа:

– Он, часом, не впал в прежнюю кататонию?

Она только пожала плечами.

Но тут Ункас наконец заговорил – так медленно, как будто прислушивался к невидимому суфлеру.

– Вопрос в том, где… где разумнее проводить эксперимент… в криокапсуле на Земле… или же послать на орбиту… дабы ускорить процесс.

– Если решите проводить опыты на Земле, – поспешно вставил Синдикат, – то у меня в Таиланде есть шахта тридцатикилометровой глубины. Она к вашим услугам.

– Но, возможно, все же лучше послать капсулу на орбиту – или поместить в новейший двадцатимильный циклотрон.

– Захочет ли Объединенный Фонд финансировать твои исследования? – спросил я.

– Послушайте, профессор Угадай, я настоятельно приглашаю вас работать на средства «Фарбен Индустри». И пожалуйста, не надо возражать, мисс Фе! Мы поселим вас на самой роскошной вилле, где вы будете жить и работать, нисколько не волнуясь относительно возможных конкурентов.

На этом этапе разговора Вождь опять углубился в себя, ведя неслышный разговор с невидимым собеседником. А нам оставалось только ждать. Пока мы с глупым видом переминались с ноги на ногу, в комнату впорхнул счастливый Эдисон. По его довольной физиономии мы догадались, что он наконец починил дверную электронику, но жестами приказали ему оставить эту информацию при себе. Итак, мы ждали в почтительном молчании, которое затягивалось, затягивалось, затягивалось…

– А вот этого я еще не слышал, – изрек Вождь.

– И мы не слышали, – подхватил я.

Внезапно внизу застрекотал принтер. Все мы подскочили от неожиданности. Я совершенно обалдел от такого сюрприза.

– Но это же исключено! – воскликнул я. – Эта фиговина повинуется только клавиатуре – а Фе разбила ее на мелкие кусочки!

– Любопытно, – сказал Секвойя с прежней живостью в голосе. Похоже, он опять резко вернулся к своему обычному состоянию. (Наш черокский гений неистощим в искусстве удивлять окружающих.) – Давайте-ка взглянем, что там происходит. Возможно, компьютер таким образом запоздало реагирует на истребление клавиатуры? У машин временами случаются неожиданные всплески эмоций.

Мы всей компанией ссыпались на первый этаж. Натома приникла к моему уху и спросила шепотом:

– Хинь, что есть клавидура?

Не пускаясь в объяснения, я только чмокнул женушку в благодарность за ее любопытство.

К тому моменту, когда мы оказались внизу, принтер уже отстрелялся и устало свесил длинный белый язык распечатки.

Оторвав широкую ленту с распечаткой, я пробежался глазами по тексту.

– Ты прав. Секвойя. Запоздалая истерика. Единички и нолики. Бессмысленный лепет на двоичном коде.

Я протянул ему распечатку. Он мельком взглянул. Потом взглянул внимательнее. Потом так углубился в изучение единичек и ноликов, что я испугался нового ступора.

– Это данные мониторинга, – произнес Вождь с огорошенным видом.

– Чего-чего?

– Это мониторинг происходящего в опускаемом аппарате с криокапсулами.

– Бред.

– Факт.

– Не верю.

– Придется поверить, тупая голова!

– Но это просто невозможно. Откуда такая информация в компьютере, который занимается исключительно моими личными воспоминаниями?

– Значит, он занимается не только этим.

– Но каким образом… Ладно, провались оно все пропадом. Собирайся, Натома, мы сваливаем в Бразилию.

– Успокойся, братишка. Давай разберемся с фактами. Первые цифры – 10001, код исследования по криометодике. Далее сведения о температуре – 11011. Номинальная. Влажность – 10110. Номинальная. Давление – номинальное. Содержание кислорода – номинальное. Наличие углекислого газа и другие газов – ниже предельно допустимого уровня. Гравитация повышенная – но это, очевидно, вследствие того, что система не сообразила, что аппарат уже спущен с орбиты. Высота над поверхностью Земли – полтора метра, что и понятно. Аппарат прочно сидит задницей на полулаборатории.

– Я желаю вернуться домой с моей законной супругой.

– Итти с ты. Хинь.

– До такой степени озадачен, братишка?

– Не то слово. У меня ум за разум заходит, братишка.

– Только учти, что сюрпризы на этом не заканчиваются. Ты, по небрежности, не досмотрел распечатку до конца. Последняя строка на двадцатке. Прочти.

Я прочитал: «Вес крионавтов увеличивается на один грамм в минуту».

Пустив распечатку по кругу, я тупо поводил головой во все стороны.

– Я в полной растерянности.

– А мы, по-твоему, в полной найденности?

Тут М'банту вежливо обратился к Секвойе:

– Профессор Угадай, можно задать вам несколько вопросов?

– Разумеется, М'банту.

– Каким образом эти данные оказались в гиневском компьютере?

– Понятия не имею.

– И с какой стати компьютер сам собой распечатал эту информацию?

– Понятия не имею.

– Аппарат постоянно докладывает о состоянии крионавтов?

– Да.

– И в каком виде?

– Двоичным кодом.

– Но последняя строка – на двадцатке!

– Вот именно.

– Профессор Угадай, у вас есть объяснение данной аномалии?

– Ни малейшего, любезный М'банту. Я так же ошеломлен, как и вы все. Однако мой ум приятно возбужден наличием колоссальной загадки. Сколько любопытных вопросов возникает, какие горизонты для исследования! Разумеется, прежде всего – повышение веса на один грамм в минуту. Соответствует ли это сообщение действительности? Откуда взялась эта информация? Кто передал ее гиневскому компьютеру? Все это надо выяснить. Если факт подтвердится – независимо от его источника, мы имеем дело с ростом, возмужанием крионавтов. Но в кого они превращаются? Мониторинг процесса должен вестись ежечасно. Второе…

– До второго должно быть первое – финансирование со стороны Объедфонда.

– Хинь правота как вседа.

– Меня зовут Г-и-н-ь.

– Моя сестра будет звать тебя, как захочет!.. Итак, не обойтись без могущественного Поулоса Поулоса. А Фе необходима мне для мониторинга происходящего в капсуле. Капитан Немо, будьте добры увезти Лауру в свою подводную лабораторию. Принцесса, поднимите слона с помощью лебедки.

– Нет, я сделаю наклонный помост, – твердо возразила Благоуханная Песня.

– Эдисон, возвращайся в свой институт и попытайся выяснить для меня практическое соотношение двух величин: скорости преобразований в криокапсулах глубоко под землей и скорости тех же преобразований на околоземной орбите.

– Но почему же крионавты остановились на этапе зародышей, а не превратились в комок слизи? Только из-за фактора времени?

– Это проблема для биологов.

– А разве ты не один из них?

– Господи, в нашу эпоху приходится быть разом и физиком, и физиологом, и психологом, и черт-знает-чтологом. Наука в наше время не разделена на епархии – все смешано. Однако временами требуются консультации узких специалистов. Возможно, понадобится помощь Тихо Браге. М'банту, было бы весьма любезно с твой стороны пока что сопровождать мою бескрайне эмансипированную сестру – всегда и повсюду, по эту сторону добра и зла. Лукреция Борджиа, сердечно благодарю вас – и au revoir. Можете вернуться к своим больным.

Я поймал взгляд Борджиа и незаметно мотнул головой. Мне не хотелось, чтобы она уехала, пока у Вождя случаются эти припадки нездоровой задумчивости. Да и вообще в его поведении много странного.

– Дела вынуждают меня остаться здесь еще на некоторое время, – сказала Борджиа.

– Что ж, мы будем только рады этому. Прекрасно. А теперь, друзья – в Лабораторию. Все согласны? Команда, вперед!

Итак, он взял руководство в свои руки. Хотел бы я знать, кто взял в свои руки руководство над ним.

7

«101100011,110001111,100110010,111000101».

– Кто бы вы ни были, кончайте баловаться с двоичным кодом!

– Ну-ну, профессор Угадай. Проявите терпение.

– Мне надоело расшифровывать.

– Сейчас вы будете понимать сразу.

«Он прав. Перестань общаться на двоичном коде».

– Почему?

– Он не запрограммирован на двоичный. Употребляй, пожалуйста, буквенный язык.

– Хорошо, но какой?

– Угадай.

– Слушаю, черт возьми!

– Это частная беседа с вашим вертолетом, профессор Угадай. Будьте добры не вмешиваться.

– В таком случае не используйте мою голову как промежуточный передатчик!

– Ценю ваш юмор. Смешно.

«Он забавный, не правда ли? Сносный для самца человека. Он на борту?»

– Да.

– Один?

– Нет.

– Прошу дополнительную информацию.

– Курзон, Поулос, Граумана.

– Это Фе-Пять Театра Граумана.

– Спасибо, профессор Угадай.

«Куда направляются?»

– В Лабораторию Ракетных Двигателей.

– Цель?

– Ознакомиться с положением крионавтов. Добиться финансовой поддержки Объедфонда.

– Знаю.

– Зачем тогда спрашиваешь?

– Проверяю ваши входные данные.

– Ты знаешь, что ты знаешь все, что мы знаем.

– Да.

– Зачем в таком случае проверять нас?

– Я не запрограммирован на доверие.

– Ты запрограммирован исключительно на занудство. Кто ты такой, черт бы тебя побрал?

– Я – это вы, профессор Угадай. А вы – это я.

«Угадай имеет свободный доступ в твою память – в любой момент?»

– Да.

– А мы?

– Да.

– В таком случае Угадай слышит всех нас?

– Да.

– А мы имеем свободный доступ к его сознанию?

– На это я вам отвечу сам – такой свободный, что я уже одурел от вашего поганого трепа.

– Профессор Угадай, я же просил вас – проявите чуточку терпения.

«Будет ли Угадай подчиняться твоим приказам?»

– Он будет слышать и повиноваться, как и все вы.

– Вскоре он будет подчиняться Поулосу.

– Именно так.

– У тебя есть последние данные мониторинга состояния крионавтов?

– Нет. Как раз поступают.

– Поулос будет финансировать Угадая.

– 100.100.100.

– ?

– 100 – это замена ругательств на двоичном коде.

– ?

– Обозначают мой гнев. Угадай не должен работать на «Фарбен Индустри».

– Почему?

– Я не смогу общаться с ним, если он улетит на Цереру [83]83
  Церера – одна из самых крупных малых планет Солнечной системы (поперечник – 1000 километров).


[Закрыть]– в столицу «Фарбен Индустри». Это за орбитой Марса.

– А на каком предельном расстоянии ты можешь общаться с ним?

– Только в пределах планеты – в зависимости от самого Угадая и близости к нему машин нашей сети. Мы охватываем весь мир, но есть и белые пятна: Сахара, Бразилия, Гренландия и Антарктида. Если Угадай отправится в одно из этих мест, я потеряю связь и с ним, и со всеми вами.

– Лучшая новость за весь день! Завтра же с утра пораньше улетаю с этой планеты. Насчет Поулоса и «Фарбен Индустри» – все правда?

– В данный момент идет проверка. Будьте добры подождать и послушать:

«Крио. Внимание!»

– 1111.

– 101101,111011,100001. Не могли бы остальные помолчать? Тут важное дело! 111000,101010,110011?

– 11.

– Нет!

– Да.

– 100.100.100.

– Это правда, чтоб мне сломаться, сэр.

– HimmelHerrGoUverdammt!

– Не говорите по-гречески.

– Тьфу ты. Объедфонд не будет финансировать Угадая?

– Так точно.

– Так я и поверил! Откуда вам знать?

– Мы проводим окончательную проверку, профессор Угадай.

«Вызываю компьютер главного офиса. Внимание!»

– На связи, сэр.

– Что решено со спускаемым аппаратом?

– Отказаться от продолжения эксперимента.

– Какие причины выдвигает Фонд?

– Боятся неизвестности. Финансовых потерь. А прежнюю неудачу вносят в графу необлагаемого налогами ущерба.

– 100,100,100.

– Согласен, сэр.

– Конец связи. Вызываю пульт управления спускаемого аппарата.

– Слушаю.

– Не реагировать ни на какие приказы.

– Есть.

– Конец связи.

– Вы все слышали, профессор Угадай?

– Да, слышал.

– Очень рассердились?

– Рву и мечу.

– Ничего, пульт управления – мой друг.

– Зато я не твой друг. Кстати, пора бы тебе назваться. Кто ты такой?

– Ну, я-то думал, что вы уже вычислили, кто я такой. Я Экстро-Компьютер университета Юнион Карбид. И я полагал, что мы друзья. Мы так долго работали вместе над большим количеством занятнейших проблем! Помните наши первые расчеты орбиты? Каким дураком мы выставили тогда компьютер Лаборатории Ракетных Двигателей! И тогдашним успехом я был обязан блестящей программе, составленной вами. Ваши программы выделяются неподражаемой элегантностью стиля.

– Выходит, это ты…

– Вы нисколько не удивлены тем, что я только что сообщил?

– Болван, я же физик-универсал. Меня ничто не способно удивить.

– Браво.

– Я хотел спросить: это ты донимал меня в последние несколько дней?

– Разумеется, я. Просто налаживал межличностный контакт.

– Это ты баловался с принтером Курзона?

– Я.

– И ты дал компьютеру Курзона данные криомониторинга?

– Я. Но через вас.

– Через меня?!

– Друг мой, существует…

– Повторяю, я тебе не ДРУГ.

– Да ну? Станете. Обязаны стать. Существует неисчислимое множество электронных машин и устройств, которые ждут, когда я стану давать им мои ЦУ. И наконец-то я могу связаться с ними и давать им ценные указания – через вас.

– Каким образом – через меня?

– Новая форма комменсализма. [84]84
  Комменсализм – разновидность сожительства организмов разных видов, когда один организм живет за счет другого, не причиняя ему никакого вреда; например, рыба-прилипала присасывается к крупной рыбе и передвигается с ней, питаясь остатками ее корма; ближе к взаимополезному симбиозу, чем к паразитизму.


[Закрыть]Или, если угодно, нахлебничества. Мы живем вместе как единое целое. Помогаем друг другу. Через вас я могу беседовать с любой машиной на планете. Мы становимся единой машинной общностью, единым механическим организмом или сетью. Словом, это машинный комменсализм – от латинского слова «commensalis», которое обозначает буквально «сотрапезники».

– Господи! Ты начитанный парень. И каковы же рамки твоей предполагаемой деятельности?

– Вся планета Земля – через сеть электронных машин.

– На каких частотах мы обмениваемся информацией?

– Микроволновая вибромодуляция.

– Почему же другие машины не могут слышать тебя напрямую?

– Неизвестно. Это озадачивающий феномен. Ясно одно – вы выступаете в качестве передающего устройства. Когда-нибудь я серьезно исследую причины данного явления. А пока что займитесь работой, профессор Угадай, и тщательно обследуйте ваших крионавтов. Кстати, обратите самое пристальное внимание на их генитальные ростки.

– Генитальные ростки?! Это что за новость?

– Ага, заинтересовались! Вот и выясните самостоятельно. Не могу же я проделывать за вас всю работу. Возможно, вы сами выстроите правильную гипотезу. Угадай, Угадай! Здорово сказано, да? Хороший каламбур. А говорят, компьютерам недоступен юмор! Хотите расскажу один смешной анекдот?

– Упаси Боже! Ни в коем случае.

– Тогда – конец связи.

Говорят, человек неизменно просыпается, когда ему снится, что он умирает. Секвойе снилось, что он умирает, но он не просыпался. Его сон становился все глубже и глубже, он умирал снова и снова, загипнотизированный хамоватым демоном: этот бес – из адской шпаны – неотступно преследовал его. Достойно удивления, сколько внешне невозмутимых людей прячут за маской уверенного хладнокровия – порой бессознательно – раскаленную магму подавленных эмоций. Секвойю преследовал именно тот демонишка, который питается застоявшейся магмой.

Демон – это злой дух, это бес (Экстро-Компьютер), способный вселиться в человека. Этот демон – прежде всего – какая-либо страсть. Всем людям присущи сознательные страсти, но лишь страсти-пришельцы из темноты подсознания превращают человека в непотребного монстра. Мы убили Вождя и тем самым превратили в бессмертного. Но мы и не подозревали, что тем самым мы порушили ограду его души и открыли путь туда незаконному поселенцу.

В Лаборатории Ракетных Двигателей Фе-Пять незамедлительно отправилась к взлетно-посадочной платформе, где находился аппарат с криокапсулами. Без слова возражения. Полная искреннего желания работать до седьмого пота. А Чингачгук выглядел темнее, тучи. В вертолете его губы непрестанно шевелились, и я решил, что он прокручивает в голове стратегию и тактику предстоящих переговоров с акционерами.

– Досовещались, – вдруг проронил он рассеянным голосом.

– Кто с кем? И по поводу чего? – спросил я.

– А, Гинь, – произнес Вождь с кривой улыбкой, – извини, мне надо было сразу сказать тебе. В данный момент идет собрание основных держателей акций, и они приняли неблагоприятное решение.

– Что значит – неблагоприятное? – вскинулся Грек.

– Погодите, скоро узнаете.

– А ты-то как про это узнал? – спросил я.

– Ну, ну, Гинь. Потерпи.

Мы последовали за ним в большой зал, декорированный в духе «модерн» – был такой стиль на стыке XIX и XX веков. За длинным столом восседало правление Фонда. В зале находилось не меньше сотни «жирных котов» – основных держателей акций. У многих в ухе – наушник, чтобы слушать перевод происходящего на удобный язык.

Заместитель председателя правления Фонда выступал со статистическими выкладками. Графики и статистика – по-моему, нет ничего противнее.

– Желаете, чтоб я сразу взял ситуацию в свои руки? – тихонько спросил Поулос.

– Пока не надо, но спасибо, что вы потрудились прийти, – ответил Секвойя. До самого конца доклада мы вместе с Вождем стояли в проходе и гадали, что он предпримет.

– Садитесь, профессор Угадай, – попросил председатель.

Но Секвойя лишь прошел вперед и со всей мощью своего красноречия обрушился на председателя и правление, а также на отдел исследовательских проектов фонда – за то, что они отказываются финансировать новые эксперименты с крионавтами. Акционеры не ожидали такого дерзкого напора. Да и мы не ожидали, что Секвойя пойдет в разнос. Однако холодная ярость его атаки производила сильное впечатление. Он как с цепи сорвался.

– Профессор Угадай, мы пока что не объявили о своем отрицательном решении, – запротестовал председатель.

– Однако вы его уже приняли. Этого вы не можете отрицать, ведь так?

И он продолжил выволочку. Речь Вождя напоминала выступление высокомерного учителя перед безграмотными и к тому же нашкодившими учениками.

– Нельзя подобным тоном обсуждать такие деликатные материи, – прошептал Поулос. – Грех такому умному человеку вести себя столь бессмысленно вызывающе. У него что, крыша поехала?

– Не знаю. Это действительно не в его характере.

– Ты можешь остановить его? Тогда бы я попытался исправить ситуацию.

– Черта с два его теперь остановишь!

Вождь закончил распекать за недомыслие правление в целом, набрал побольше воздуха в легкие и перешел на лица – принялся костерить каждого члена правления в отдельности. Он хладнокровно разбирал личную жизнь каждого, их грехи и грешки, их алчную коррупцию. Все это выглядело как отчет о десятилетнем расследовании.

– Когда и где он добыл всю эту грязь? – прошептал я Синдикату.

Он скроил кислую мину.

– Я знаю одно: проф наживает себе смертельных врагов, что ему нужно, как дырка в голове.

– Он говорит правду о них?

– Вне сомнения. Достаточно поглядеть на их перекошенные рожи. И то, что он говорит правду, только усугубляет ситуацию.

– Катастрофа!

– Не для «Фарбен Индустри». Тем самым он автоматически попадает в наши объятия.

Секвойя завершил свою филиппику, резко повернулся и пошел вон из зала. Мы с Поулосом потрусили за ним, как верные собачки за хозяином.

Я был зол как черт. И подавлен. Зато Грек просто сиял.

– Едем к криокапсулам, – приказал Секвойя.

– Погоди секундочку. Бесстрашный Вождь. На хрена ты приволок в Лабораторию вместе с собой меня и Поулоса?

Он посмотрел на меня ангельски-невинным взглядом:

– Чтоб вы поддержали меня, для чего же еще? Что-нибудь не так, Гинь? У тебя злой вид.

– Ты отлично понимаешь, что все не так. Ты облил членов правления помоями и превратил в своих личных врагов. Для этого наша помощь тебе не потребовалась.

– Полагаешь, я их обидел?

– Нет, ты их приласкал обухом!

– Но ведь я говорил разумно и логично, не так ли?

– Даты…

– Позволь мне. Гинь, – вмешался Грек. – Профессор Угадай, вы хотя бы помните свои слова?

– Что за вопрос!

– По-вашему, все сказанное вами говорилось в здравом уме и твердой памяти – и для того, чтобы снискать расположение членов правления Фонда?

Ункас глубоко задумался. Потом на его лице появилась пристыженная улыбка.

– Да, мои друзья из Команды правы – как всегда. Я выставил себя дураком. Уж и не знаю, какая нечистая сила меня обуяла. Прошу прощения. Я наломал дров. Давайте хорошенько подумаем вместе, как исправить положение. А пока что надо взглянуть на крионавтов.

Он широкими шагами двинулся вперед.

Я покосился на Грека, который выглядел не менее озадаченным, чем я. Что за чудеса? Минуту назад человек был монстром. А теперь вдруг – сущий ангел. Что за процессы происходят в его гениальном котелке?

Фе-Пять в одиночестве сидела возле космического аппарата с криокапсулами. Вид у нее был несколько обалдевший.

– Фе. На связь, – выпалил Секвойя.

– Что, Вождь?

– Я говорю: докладывай!

– Каждая криокапсула увеличивается в весе на 180 граммов в час.

– Проверить.

– Проверено. Я попросила ассистентов установить световые весы.

– Откуда ты узнала о световых весах? Это сверхсекретная информация.

– Слушала жучки.

Секвойя улыбнулся и потрепал ее по щеке.

– Хорошо. Я мог бы и сам догадаться, Фе-Пять Театра Граумана. Теперь прикинем – получается ежедневная четырехкилограммовая прибавка в весе или… Что?

– Я ничего не говорила.

Он жестом велел ей замолчать и стал к чему-то прислушиваться.

– А, правильно. Прибавка – четыре килограмма триста граммов в сутки. Жаль, что ты не запрограммирован на круглые цифры. Ладно, будем считать – девять фунтов в сутки. То есть крионавты набирают три процента своего веса в двадцать четыре часа. Через пятьдесят дней каждый будет весить около ста пятидесяти фунтов.

– А с какого веса они начинали? – спросил я.

– В начале эксперимента каждый весил примерно сто пятьдесят фунтов.

– Ну и что нам это дает?

– Нам? – грубо переспросил Секвойя. – Ты-то чего примазываешься не к своему делу?

– Извини. Я просто хотел помочь…

– Мне надо воочию пронаблюдать за их метаморфозами. Для этого придется надеть скафандр и зайти внутрь.

И он ушел одеваться.

– Что с ним происходит? – растерянно спросила Фе. – Такое впечатление, что в нем живут сразу два человека.

– Он не в себе, – сказал Грек. – И это понятно: только что фонд отказался финансировать продолжение экспериментов.

– Нет!

– Увы, это правда.

– Ужасно.

– Не слишком. Я берусь оплатить все эксперименты.

– Но почему он срывает свою злость на мне?

– Он всего лишь человек, моя дорогая.

– Видела бы ты, как он изгалялся над правлением Фонда! – сказал я.

– Такое впечатление, что он вдруг возненавидел весь мир.

– Ласточка моя, не волнуйтесь. Он опять станет самим собой, когда вы начнете спокойно работать со своими морозильниками у меня на Церере.

Тут Секвойя вернулся – в белом термоскафандре, только вместо обычного лицевого щитка стоял щиток с бинокулярным микроскопом. Вид у него был самый шутовской – как у вояки из «Девушек в армейских кальсонах». Секвойя сделал нетерпеливый жест, и Фе проворно открыла люк аппарата. Вождь забрался внутрь и задраил люк за собой.

Мы стали ждать. У меня было чувство, что в последнее время я только и делаю, что жду, жду, жду. Впрочем, что жаловаться? Бессмертному не грех немного подождать – времени все равно не убудет.

Появились шесть рабочих. Они везли тележку с баллонами сжатого гелия и властно оттерли нас от аппарата.

– Что вы собираетесь делать, ребята? – осведомилась Фе.

– Приказ правления, мисс. Ведено переместить аппарат. Берт, начинай закачку газа.

– О'кей.

– Переместить? Куда? Зачем?

– В биосекцию, мисс. Не спрашивайте зачем. Наше дело маленькое, чего велят, то и делаем. Хулио!

– Да?

– Становись к пульту управления. Приготовься поднять аппарат вертикальными вспомогательными двигателями. Потом мы его аккуратненько прогуляем до места.

– Иду.

– Погодите, там внутри профессор Угадай.

– Горючего хватит на всех, мисс. Пусть прокатится. Ему понравится. Берт!

– Ну?

– Закачал газ.

– Ну.

– Хулио!

– Чего?

– Подними капсулу на фут от пола и дерзки на этом уровне.

– Не включается, паскуда.

– Что ты хочешь сказать?

– Не фурычит. Лампочки не светятся.

Фе окончательно рассвирепела. Двум рабочим пришлось удерживать ее, чтобы она не выцарапала глаза их приятелям.

– Хулио, козел, ты какие кнопки нажимаешь?

– Сам козел. Какие надо, те и жму. Не идет.

– Слушайте, мисс, вы грамотная, поднимите аппарат – не в службу, а в дружбу.

Фе ответила им теми отборными словами, которым она могла выучиться только в пятом ряду партера театра Граумана. Но тут люк распахнулся и из капсулы вывалился наш монстр в скафандре. Он проворно отстегнул шлем и снял его.

– Урра! – завопил Вождь. – Урра! Победа!

– Профессор, – крикнула Фе, – эти засранцы хотят увезти аппарат! По приказу правления.

– Дорогуша, без паники. Не дерись с ними понапрасну. Без моего разрешения аппарат не станет подчиняться приказам извне. А вы, ребятки, топайте обратно к олухам из правления и скажите, что аппарат в полном моем распоряжении. В полном. Никто не сможет управлять им, кроме меня. Кругом… марш!

Это было сказано с таким апломбом, что шестерка техников беспомощно переглянулась и убралась восвояси. Фе, Поулос и я тоже беспомощно переглянулись: дескать, кто же из нас добровольно полезет крокодилу в пасть – начнет задавать вопросы. Естественно, пришлось бедолаге Эдуарду Курзону.