Текст книги "Миры Альфреда Бестера. Том 2"

Автор книги: Альфред Бестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

– В: Как? Они что, опасны?

– О: Ни в коем случае, они полны забав и проказ. Никогда не знаешь, что они придумают через секунду. Эльфы и феи неожиданностей.

И одна из этих фей влюбилась в Синэргиста.

Сам Синэргист об этом и не подозревал, но мы следили за ним и пользовались им вроде как охотничьей собакой многие уже годы: он проходил у нас под кодовым именем «Пойнтер». Вам, конечно, интересно, как это мы его использовали. Поясню на примере.

Солнечную завалили поддельными монетами и жетонами, безукоризненно изготовленными из мельхиора – вместо полагающегося серебра. Мы сПЛАНировали операцию (ПЛАН – это аббревиатура Программы Логического Анализа Направлений) – то есть изучили схемы перемещения подделок с Марса во все уголки Солнечной системы, однако никакого планирования в прямом смысле этого слова не получилось. Нам не удавалось обнаружить Критический Путь, по которому следует нанести удар. Иными словами, мы хотели, но не могли найти одну ниточку, оборвав которую разом можно было бы покончить со всей паутиной.

Так вот, «Пойнтер» находился в Лондонском Куполе, работая над крупным материалом по кокни для агентства «Солар Медиа». В процессе он изучил все относящиеся к делу структуры, включая традиционный рифмованный сленг кокни. Ну, знаете – «кружка» вместо «документ» – кружка пива – ксива: «прыгда» вместо «тюремное заключение» – прыг да скок – срок; «шик» вместо «треск» (а «треск», надо вам сказать, это и есть фальшивые деньги) – шик и блеск – треск. Вот тут мы и нашли вожделенный наш Критический Путь.

Дело в том, что на Новом Стрэнде располагался антикварный магазин «Шик и блеск», специализировавшийся на старинных кубках, наградных, изукрашенных чеканкой мечах и шпагах, каких-то там необыкновенных жезлах, булавах, председательских молотках – в общем, на всякой такой хурде-мурде. Магазин весьма шикарный, весьма дорогой. Мы-то, высунув языки, прочесывали все плавильные мастерские – искали, откуда берутся липовые монеты, а вот он, источник этот, прямо у нас под носом, да еще с бессознательной подсказкой на вывеске. В этих старинных кубках не было ни грамма серебра, чистейший мельхиор.

Мы располагали уймой информации про «Пойнтера», служба обязывала, но происхождение этого чуда природы оставалось для нас загадкой – он и сам его не знал. Для объяснения странной этой ситуации я, пожалуй, опишу вам первую свою с ним встречу – вскоре после того, как мы догадались, что можем использовать его уникальные способности в своих целях.

Произошло это в доме Джея Йейла, на очередном замечательном сборище. Джей – профессиональный искусствовед и коллекционирует людей ровно так же, как и картины. Среди дюжины гостей был и главный протеже Йейла, Синэргист. Этот высокий, угловатый парень, лет примерно тридцати, производил странноватое впечатление: все время казалось, что без одежды ему было бы удобнее.

Так вести себя умеют очень немногие знаменитости, только самые из них лучшие – а ведь Синэргист действительно был в некотором роде знаменит. Веселый, уравновешенный, он вроде как не принимал себя всерьез; все время ощущалось – он искренне считает, что мало заслужил свою славу, что главное тут – слепая удача.

Человек, добившийся успеха, спокойный, уравновешенный и вообще лишенный каких бы то ни было видимых изъянов, легко вызывает враждебное к себе отношение. Изъянов внутренних, личных у Синэргиста хватало, тут уж и к бабке не ходить, но был также и один наружный, любопытный и невольно приковывавший внимание – крайне необычные изображения солнечного диска, даже не вытатуированные, а прямо вырезанные на обеих его щеках. В попытке хоть немного прикрыть неожиданные эти орнаменты Синэргист всегда носил огромные очки в толстой черной оправе; у него образовалась привычка опускать очки вниз, чтобы спрятать шрамы получше, привычка настолько автоматическая, что она почти превратилась в тик.

Конечно же, это был Роуг Уинтер; когда во время болтовни возникла небольшая пауза, я спросила его:

– «Роуг» [8]8
  Rogue (англ.) – негодяй, мошенник, злодей, бродяга; в качестве прилагательного употребляется для обозначения особей, резко отличающихся от своего биологического вида: одиноких, злобных и агрессивных животных (вроде медведя-шатуна).


[Закрыть]– это что, прозвище?

Спросила, как вы понимаете, сугубо для завязки разговора, я знала о нем буквально все.

– Нет, – ответствовал он серьезно и даже торжественно. – Это сокращение, а полное имя – Роуг Элефант, то есть Слон-убийца. Доктор Йейл подобрал меня в Африке, застрелив предварительно мою мать. Ее скрестил с гориллой некий скотовод, пришелец с альфы Волопаса. – Он подергал очки. – Нет, зачем же я вру. В действительности это сокращение от Самец-Негодяй, Йейл подобрал меня в борделе, пристрелив предварительно бандершу. Милейшая мадам Брюс, она была мне как мать!.. – Снова очки. – Но если вы хотите знать истинную правду, – все это убийственно серьезным голосом – то мое полное имя – Уинтер с роуг-галереи, Бандитской Витрины. Застрелив главного инспектора Скотленд-Ярда, доктор Йейл…

– Перестань, сынок, перестань, – рассмеялся Йейл. Смеялись и все остальные. – Расскажи хорошей тете, каким образом сделал я величайшее открытие своей жизни.

– Ничего не знаю про эту самую величайшесть, сэр, но открытие – ваше, вы о нем и рассказывайте. Кой черт, неужели я способен слямзить у вас такое удовольствие?

– Да, – улыбнулся Йейл, – я дал тебе вполне приличное воспитание. Короче, разведчики Маори подобрали на Ганимеде, среди обломков космического корабля, младенца, остальные пассажиры погибли. Нежное создание было доставлено в купол, где его усыновил сам король – или вождь, я в этом плохо разбираюсь – Те Юинта.

– У него не было сыновей, – пояснил Уинтер, – одни дочки. Когда Юинта умрет, я сразу стану большой шишкой – как ни говори, все-таки король.

– Теперь вам должно быть понятно, откуда взялись на щеках Роуга знаки королевского достоинства, которых он так стесняется – уж не знаю и почему.

– Дело в том, что перед ними не может устоять ни одна девушка, – сказал Уинтер, снова подергав очки. – Не может устоять на месте и бежит, бежит, бежит…

Зная послужной список Роуга по женской части, я едва не хихикнула – и была почти уверена, что он это заметил.

– Маори назвали младенца Роуг, – продолжал Йейл. – Только эти буквы и можно было разобрать из всего идентификационного названия корабля. Р-черточка-О-Г. Р-ОГ Юинта, произносится с долгим «о», как Роуг. Верно, сынок?

– По звуку это больше похоже на Р-хрюк-Г, сэр, – сказал Уинтер и произнес свое имя на манер маори. – У некоторых возникает желание ответить: «Gesundheit». [9]9
  Здоровье (нем.), говорится при чихании; букв. «будьте здоровы!"


[Закрыть]

– Конец первого акта, – объявил Йейл. – Акт второй. Я прибываю в купол Маори, чтобы посмотреть на их восхитительную резьбу по дереву, и натыкаюсь на десятилетнего мальчишку, гуляющего со своей старшей сестрой. Платье сестры расшито бусами, мальчишка тычет в эти бусы пальцем и пытается объяснить найденную им закономерность их расположения.

– И что же это была за закономерность? – спросила я.

– Скажи хорошей тете, Р-хрюк-Г.

– Там же все было совсем просто. – Уинтер снова подергал очки. – Бусинки и пустые стежки располагались треугольниками:

Красный-Красный-Красный-Красный-Красный

Стежок-Стежок-Стежок-Стежок

Черный-Черный

Стежок

– Да избавит Господь простых смертных от гениев! – в деланном отчаянии закатил глаза Йейл. – Вы слышали, как этот молодой человек сказал «треугольник»? И он всегда так: и говорит, и живет сплошными структурами. Придется мне перевести. Королевский сын ткнул в группу из восьми красных бусинок и поднял один палец. Затем он ткнул в четыре стежка и сделал жест, обозначающий у маори нуль. Затем – две черные бусинки и опять один палец вверх. Пустой стежок и знак нуля. Затем он провел ладонью по треугольнику и поднял вверх все десять пальцев. Его сестра захихикала, она боится щекотки, и это было мое открытие.

– Какое? – спросила я. – Что девочки боятся щекотки?

– Конечно же нет. Что ее брат – гений.

– В области вышивания бусами?

– Покрутите шариками, мадам. Одна группа из восьми бусин, нет четырех; одна из двух, нет одной. Королевское дитятко считало в двоичной системе. Один-нуль-один-нуль равно десяти.

– Это же было совсем просто, – повторил Уинтер.

– Чего? Просто? – негодующе фыркнул Йейл. – Просто неграмотный голозадый ребенок из племени маори взял себе и открыл двоичную систему счисления. Ну, я, конечно же, договорился с королем Те Юинтой, отвез Р-хрюк-Г на Землю, заменил маловразумительное имя мальчишки на простое английское Роуг Уинтер и взялся за его образование. И тут возникла неожиданная проблема: в какую, спрашивается, дыру надо заткнуть ребенка с гениальными способностями по части структур?

– Математика? – неуверенно предположила я.

– Это было номер два. Из-за личных моих склонностей номером первым стало искусство. Парень поехал в Париж, начал с блеском, но затем как-то поскучнел и бросил занятия. Потом математика в МТИ – с тем же результатом. Архитектура в Принстоне, бизнес в Гарварде, музыка в Джуллиардской школе, медицина в Корнеллс, конструирование куполов в Тальесине, астрофизика в Паломаре – везде одна история: блестящее начало, потеря интереса, отчисление.

– Все эти науки какие-то узкие, раздельные, – пожаловался Уинтер. – Части целого, совершенно друг с другом не связанные. А мне было нужно именно целое.

– К моменту, когда у меня окончательно опустились руки, этот красавец достиг уже совершеннолетия, так что подумал я, подумал – и выгнал его.

– Сопроводив это поркой, – Уинтер съежился, словно от страха и боли.

– Сопроводив это тысячей кредитов на Wanderjahr и строгим указанием: не возвращаться, пока не выяснишь, чего же ты, собственно, хочешь. Честно говоря, я ожидал, что он приползет на брюхе, нищий, оборванный и послушный…

– Как холоп и негодяй. [10]10
  Rogue (англ.).


[Закрыть]

– А это откуда? – поинтересовалась я.

– Гамлет, акт второй, сцена вторая, – прошептал Уинтер. – Потихоньку от Йейла я занимался английской литературой, только об этом – никому, ладно? Ну, знаете, это такой курс – писатели Англии, части первая и вторая. Здесь тоже провалился, – добавил он. – Благодаря излишествам в употреблении миног.

– И представьте себе мое удивление, когда вваливается этот молодой человек, целенький и веселенький, с карманами, буквально лопающимися от денег, и пленкой, описывающей самое потрясающее интегрирование, какое в жизни своей видела наша Солнечная система. Вы все, вероятно, помните бестселлер «В ногу». Роуг связал азартные игры на Луне…

– Я успел преумножить любезный дар доктора до сотни тысяч, но тут пошли разговоры, и меня перестали пускать в казино, – рассмеялся Уинтер. – А заодно стали обзывать ирландским жуликом.

– …с урожаем кукурузы в Канзасе, с Мета на Тритоне, модами на Ганимеде, феминистическим движением на Венуччи, аукционами произведений искусства на Каллисто – связал все это в структуру, охватывающую всю Солнечную систему, структуру, совершенно – после его книги – очевидную, хотя никто ее прежде не замечал. «Слава Тебе, Господи, – вздохнул я, – наконец-то он себя нашел». Он оказался синэргистом.

Фея и Синэргист

Синэргия, сущ. Совместное действие или функционирование. Согласованное действие нескольких отдельных сил, происходящее так, что суммарный результат превышает сумму результатов раздельного действия этих сил.

Ной Уэбстер, 1758-1843

Не думайте, что синэргическое чувство Роуга Уинтера откликалось на любую структуру и конструкцию, были у него и слепые (глухие) пятна, многие из них – тривиальные, некоторые – серьезные. Наиболее серьезным оказался тот факт, что он реагировал на структуры трех языков, но осознавал это только в отношении двух из них. Вот тут-то и лежит причина, ввергнувшая его в пучину бедствий.

Уинтер говорил на солярном-вербальном – ведь он был инквизитором (в двадцатом веке это называлось «расследующий репортер»), и слова, понятные во всей системе, служили ему рабочим инструментом. Он знал и понимал сома-гештальт (в двадцатом веке это называлось «язык тела»); общаясь в ходе своих расследований с превеликим множеством незнакомых людей самого различного положения, он по прямой необходимости научился понимать, что именно они недоговаривают, что кроется за произносимыми ими словами.

Все это Уинтер знал, а не знал он того, что откликается на сигналы Anima Mundi, которая, собственно, и порождала его необыкновенное синэргическое ощущение структур. Когда-то я считала причиной такой гиперчувствительности страшное потрясение, полученное им в младенческом возрасте, при крушении корабля. Теперь-то понятно, что все дело в эксперименте Круппа и Декко, а загадочная величина икс, квадратично возросшая у Роуга, – то, что я называю про себя «видение». Именно благодаря этому чувству он видит в разрозненных вроде бы фактах и событиях черты, позволяющие связать их в синэргичное единство.

Anima Mundi – это Мировая Душа, лежащая в основе всего бытия. По латыни Anima – дыхание, жизнь, душа, а Mundus – мир, вселенная. Anima Mundi – космический дух, преисполняющий все живые существа и даже – как считают некоторые – все неодушевленные предметы. Я и сама в это верю. У старого дома всегда есть и свой дух, и свой норов. Вы встречали, вероятно, картину, недовольную местом, отведенным ей в дому и прямо-таки бунтующую, наотрез отказываясь висеть прямо? А стулья? Разве они не требуют к себе внимания, толкая проходящих мимо? А хмурые лестничные ступеньки, норовящие подставить нам ножку?

Почти все мы откликаемся на голос Души и находимся под ее влиянием. Мы воспринимаем некоторые очевидные вещи – «душу», «вибрации», «экстрасенсорику», по разному чувствуем себя при разной погоде, ночью и днем, но не способны понять, что это – лишь крохотные наружные грани Мировой Души, лежащей в основе всего сущего.

Роуг Уинтер чувствовал ее влияние лучше, чем кто-либо другой и в то же время абсолютно об этом не догадывался. Он воспринимал основополагающие структуры, хорошим примером чего может служить случай, рассказанный фламандской девушкой.

Выполняя задание на Марсе, Роуг решил устроить себе выходной и отправился в валлийский купол порыбачить в соленом озере – там стараниями местных жителей водились целаканты, четвероногие рыбы, чудом сохранившиеся на Земле с мелового периода. Он забрасывал блесну на восток, навстречу стаям этих диковин, которые имели привычку кормиться, передвигаясь с востока на запад. Неожиданно – сам-то Уинтер считал, что придумал способ перехитрить рыбу, но в действительности неосознаваемое седьмое чувство заставило его подчиниться приказу Anima Mundi – неожиданно он развернулся и начал бросать блесну на запад.

Рыба не клевала. Прошло несколько минут, и на пустынном берегу появилась девушка с густой копной темно-золотистых волос; вся ее одежда ограничивалась коротко обрезанными джинсами. Опустив на землю две тяжелые продуктовые сумки, которые она несла без помощи нуль-гравитации, девушка растерла уставшие руки, улыбнулась и сказала:

– Привет.

Французский акцент мгновенно очаровал Уинтера; к тому же незнакомка не уставилась на маорийские знаки королевского достоинства, и это переполнило его благодарности.

– Добрый вечер. Куда вы идете?

– Я приехала сюда погостить, живу в соседнем поселке. А сейчас ходила покупать dineur. [11]11
  Обед (фр.).


[Закрыть]

– А откуда вы приехали?

– С Каллисто.

– Я считал, что на Каллисто сплошные голландцы.

– Вы никогда не visite Каллисто?

– Пока не приходилось.

– Там совсем не сплошные Hollandeux. [12]12
  Голландцы (фр.).


[Закрыть]Это же Бенилюкс, comprendez? Там и Фламандия, и Бельгия, и Люксембург… Я из фламандского купола. А вы рыбу ловите?

– Как видите. Хотите рыбу на dineur? – Уинтер подтянул блесну. – Поплюйте на нее, – предложил он девушке, – тогда точно повезет.

Беспардонная, конечно, ложь, но если перед тобой такое личико и такая грудь…

Девушка смущенно замялась и плюнула на блесну – очень деликатно – только тогда, когда рыболов отвел глаза в сторону. Уинтер забросил на глубокое место, начал короткими рывками выбирать леску и вдруг почувствовал, что на крючок попалась очень большая рыба. Он громко рассмеялся, сам не веря своей удаче, и начал подтягивать рыбу – действительно тяжеленную: девушка буквально приплясывала от возбуждения. Леска становилась все короче и короче, последний рывок – и на берегу оказалось детское тельце.

– Dieu! [13]13
  Боже! (фр.).


[Закрыть]– буквально простонала девушка. – Это же fille [14]14
  Девочка, дочка (фр.).


[Закрыть]Меганов. Она утонула, а тело никак не могли найти.

– Матерь Божья. – Отцепив от крошечного купальника крючок, Уинтер взял мертвую девочку на руки. – Куда ее отнести?

А что причиной всему его седьмое чувство, бессознательно откликнувшееся на призыв Anima – об этом ни малейших подозрений. Несбалансированная смерть должна была найти свое место в общей структуре Мировой Души, вот почему его и потянуло на запад. Обошлось бы, конечно, и без нашего героя. Нашлись бы другие естественные факторы, готовые откликнуться на призыв, но под рукой был Роуг Уинтер со своим видением – он-то и оказался первым.

А способность делать неожиданные открытия, случайно находить то, о чем даже не помышлял? Она его забавляла, она его удивляла, но и здесь он не усматривал какого-то там влияния какой-то там Души. Идешь себе потихоньку из пункта А в пункт Б, никого не трогаешь – и вдруг расшибаешь ногу о подвернувшееся на пути Х – ну как Гершель наткнулся на Уран. Именно эта способность и сделала Роуга нашим «Пойнтером».

Дальнейшие сведения об Уинтере извлечены из досье по проблеме Мета (сов. СЕКРЕТНО. ТОЛЬКО ДЛЯ АГЕНТОВ КЛАССА АЛЕФ),из раздела «Операция Пойнтер».

У него была странная память. Он великолепно, до микроскопических подробностей, помнил формы – но не цвета. Он помнил сюжеты и логику всего, что читал или видел, – но не адреса и телефонные номера. Он помнил в лицо каждого, с кем встречался в течение всей своей жизни, – но не их имена. Он вспоминал свои любовные увлечения в форме структур, совершенно неузнаваемых для дам, бывших предметом оных увлечений.

Он подвергнул себя весьма рискованной внутричерепной операции по вживлению искусственных синапсов, в результате чего получил прямую телепатическую связь со своим компьютером. Уинтер думал, а компьютер записывал, печатая и/или графически иллюстрируя его соображения. Использование столь передовой методики доступно очень немногим. Тут необходимо полное сосредоточение – никаких случайных ассоциаций.

Чтобы разобраться в структуре, чтобы различить основу ткани событий, для этого он был готов на все – лгать, обманывать, очаровывать, воровать, принуждать, унижаться перед кем угодно и каким угодно образом, нарушать любую из Десяти Заповедей плюс Одиннадцатую (Не Дай Себя Сцапать). Да и нарушал их почти все – в ходе исполнения служебных обязанностей.

Возраст – тридцать три года, рост – шесть футов полтора дюйма, вес – сто восемьдесят семь фунтов, физическая форма – отличная. Разведен. Бывшая его жена, прелестная девушка с Луны, из купола Фриско, имела гибкое тело пловчихи, узкий разрез темных глаз, большую грудь и белокурые волосы, собранные обычно в высокую прическу – тип, никогда не оставлявший Уинтера равнодушным. Каждую свою фразу она украшала жаргоном, лунным по происхождению, но распространившимся со скоростью эпидемии: «Я от тебя торчу, сечешь? Только спать хочется – крыша едет, без понта. Надо давануть минут шестьсот».

Очаровательная, легкомысленная, неизменно веселая, она – увы! – не страдала избытком интеллекта, так что брак распался. Уинтер любил женщин, но только как равных. Одна из его пассий – из той же самой, естественно, тощей грудастой породы – съехидничала как-то, что он и сам, пожалуй, не устроил бы себя в качестве равного.

Титанианская фея с этой задачей справилась.

Один день синэргии, а расхлебывай потом всю жизнь.

Уинтер только что вернулся с Венуччи, где собирал материал по местному феминистическому движению. Вернулся в шоке, тем более сильном, что кровавая стычка в куполе Болонья казалась совершенно лишенной смысла. Произошла эта стычка вечером предыдущего дня, предыдущего – это значит предшествовавшего Дню, Который Изменил Его Жизнь.

Квартира Роуга занимала целый этаж ротонды Beaux Arts, [15]15
  Изящные искусства (фр.).


[Закрыть]комплекса, выстроенного в старом эдвардианском стиле, с панорамными окнами, каминами, а главное – толстыми стенами, защищавшими творцов друг от друга. В надежной звукоизоляции тонули и жалобные вопли колоратурных сопрано, пытающихся совладать со своими колоратурами, и электронное громыхание «Галактического гавота в соль миноре», и безостановочное бормотание какого-то типа, диктовавшего оксфордский словарь английского языка для перевода его на новояз.

Берлога была старомодной и в точности соответствовала вкусам Уинтера – просторная гостиная с георгианской мебелью, маленькая кухня, умывальная комната с огромной шестифутовой ванной, две спальни – одна большая, другая – совсем маленькая. Маленькая спальня аскетичностью своей походила на монашескую келью, а большая – на бардак, такой беспорядок царил в этой комнате, превращенной в студию. Стены ее были увешаны полками с книгами, пленками, кассетами, компьютерными программами: здесь же стоял стол, размерами подходивший для какого-нибудь конференц-зала, но исполнявший роль письменного, а также компьютер, тот самый, с которым Уинтер имел телепатическую связь – прекращая работу с ним, нужно было обязательно проверить, заблокирован ли вход, иначе машина писала без разбора все, о чем думал ее хозяин. Ну и, конечно, кипы бумаги, груды чистых кассет, на полу – вороха старых статей, и, словно змеи, заждавшиеся Лаокоона и его сыночков, извиваются какие-то драные пленки.

Ошарашенный и мрачный, Уинтер не стал распаковывать дорожную сумку и даже не переоделся – хотя лайнеры Алиталии не слишком-то знамениты своей чистотой. Вместо этого он вооружился бутылкой виски, уселся в гостиной на диван, закинул ноги на кофейный столик и принялся доводить себя до невменяемости – чтобы хоть немного очухаться. Вчера вечером он убил человека – впервые в жизни.

Чаще всего поворотные моменты судьбы – это действительно моменты, события буквально секундные. Схватка, перевернувшая всю жизнь Уинтера, произошла в полумраке Центральных Садов купола Болонья и продолжалась три секунды. Он пришел сюда на свидание, но вместо опаздывавшей девушки из кустов выскочил здоровенный гориллоид со здоровенным же ножом – и вполне очевидными намерениями.

Многолетние тренировки с детства отточили реакцию Уинтера. Он не противопоставил силе силу – как, видимо, от него ожидалось – а расслабился, упал навзничь, перекатился под ногами замешкавшегося от неожиданности противника и прыгнул ему на спину. Два удара коленом в пах, захват двумя руками правой – вооруженной – кисти, резко хрустнула ломаемая кисть – и правая сонная артерия гориллоида вспорота его же ножом. Все это – за какие-то три секунды свистящей тишины. Умирал нападавший гораздо дольше.

– Ну зачем ты полез, дурак несчастный? Зачем? – Уинтер потряс головой, отгоняя воспоминания.

Тремя рюмками позднее его посетило вдохновение.

– Девушка, вот что мне сейчас нужно. Забыть все эти заморочки и ждать, пока структура прорисуется сама.

– Валяй, – ответил один из многочисленных Роугов, обитавших в его сознании (их там было с дюжину, а то и больше), – только ты ведь оставил свою красную адресную книгу в студии.

– Ну какого, спрашивается, хрена не могу я записывать девушек в прославленную изящной литературой черную книжечку?

– А какого, спрашивается, хрена не можешь ты запоминать телефонные номера? Ладно, оставим глупые вопросы. Ну что, по бабам?…

Он позвонил по трем телефонам – безо всякого успеха. Он выпил еще три рюмки – с успехом более чем удовлетворительным. А потом разделся, улегся в своей монашеской келье на свою японскую кровать, некоторое время ворочался, бормоча под нос какие-то ругательства, и в конце концов уснул. И снились ему совершенно бредовые

структуры

труктуры

руктуры

уктуры

ктуры

туры

уры

ры

ы

Встал Уинтер очень рано и почти сразу вылетел из дома. Сперва – на телестудию, обсудить с продюсером сценарий. Затем – к издателю, скандалить насчет иллюстративного материала. На закуску – в «Солар Медиа». Он проследовал по издательским коридорам, щедро из без каких бы то ни было предубеждений целуя, иногда даже ущипывая всех встречных сотрудниц; этот церемониальный марш завершился в кабинете Аугустуса (Чинга) Штерна. Чинг был главным редактором.

– Набрал на статью, Рогелла?

– Набрал.

– Срок три недели.

– Уложусь. Какой-нибудь пустой кабинет на час или около найдется? Нужно позвонить в уйму мест, а тут еще производственный отдел прислал гранки вычитывать. Они просили сделать прямо сегодня.

– Что за статья?

– «Пространство и дебильность: умственная недостаточность в Е = Mc*2.

– Ни хрена себе! Она должна была уже вчера лежать в лаборатории. Бери комнату для совещаний, Рогелла, на сегодня никаких мозговых штурмов не намечено.

Уинтер устроился в комнате для совещаний, быстро покончил с телефонными разговорами, позвонил в архив, чтобы переписали в свои файлы привезенный с Венуччи материал, пальцами прочитал магнитную пленку гранок – еще одна грань синэргических способностей – впал в дикую ярость, позвонил Чингу Штерну и понес его по кочкам.

Дверь приоткрылась, и в комнату осторожно просунулась голова – с узким разрезом темных глаз и белокурыми, неровно выгоревшими на солнце волосами, уложенными в высокую прическу. Деми Жеру из корректорской.

Уинтер махнул рукой, приглашая девушку войти, а затем той же рукой послал ей воздушный поцелуй, все это – ни на секунду не прекращая лить в интерком поток ругательств.

– Я начал вычитывать гранки этой дебильной статьи, и вдруг оказывается, какой-то сукин сын все переделал! Ну сколько мне раз говорить, чтобы не давали никаким раздолбаям курочить мои тексты? Хотите что-нибудь изменить – чего проще, скажите мне, я сам все сделаю. Мне не нужны в соавторы никакие хитрожопые засранцы!

С треском опустив трубку интеркома, Уинтер обернулся к совершенно перепуганной девушке и одарил ее лучезарнейшей из своих улыбок.

– Деми, ты – истинная услада глаз моих, с трудом разлипающихся после вчерашней пьянки. Подойди поближе, дяденька тебя обнимет. – Он широко раскинул руки и почувствовал, как дрожит все ее тело. – Несравненный ты мой корректор, весь исходный материал по Венуччи ждет.

– А я уже не корректор. – Произношение Деми было по-виргински мягким.

– Только не говори мне, что эти ублюдки уволили мое Сокровище Океана.

– Меня повысили. Теперь я младший редактор.

– Поздравляю! Давно пора, сколько можно закапывать в землю таланты умненькой девочки из… как там назывался этот твой дурацкий колледж?

– Мэримонт.

– Во-во. А зарплату прибавили?

– Увы.

– Вот же гады! Ничего, все равно отметим. Идем сейчас куда-нибудь, и я напою тебя в стельку.

– Вряд ли захочешь, Роуг.

– А чего это?

– Ну… мне дали первую работу… это оказалась твоя олигофренная статья.

– Ты хочешь сказать, что ты и есть тот самый сукин сын, который?… И ты слышала, как я орал все это в трубку? – Уинтер громко расхохотался и чмокнул густо покрасневшую девушку. – Вот тебе первый урок, как надо со мной обращаться. А материал по феминисткам – он что, тоже пойдет к тебе?

– Меня приставили к тебе постоянно, – смущенно кивнула Деми. – Это поможет мне набраться опыта, полагает мистер Штерн.

– Очень интересно, какой именно опыт имеется в виду. Ну что ж! Полюбуйтесь, перед вами – Деми Жеру, дьяволица из Диксиленда, а отныне – мой личный редактор!

Глубоко, судорожно вздохнув, девушка опустилась на один из стульев. Сейчас в ней сквозила трогательная смесь решительности и страха.

– Мне бы хотелось совсем другого.

– Да?

– Помнишь, ты рассказывал, как ужинал однажды у каких-то ирландцев?

– Чего-то не припомню.

– Ну, когда ты водил меня завтракать в Грот Кошерной Морской Пищи «Эй, на встречном космическом!»

– Завтрак помню, но что я там рассказывал – хоть убей.

– Какой-то… какой-то ребенок ползал у всех под ногами, ты взбесился и пнул его.

– Господи ты Боже! – засмеялся Уинтер. – Ну конечно! Это было в куполе Дублин. Никогда не забуду, как все прямо окаменели от ужаса. Поступок жуткий, кто бы спорил, но ты себе не представляешь, какое это было занудное сборище.

– А ребенок посмотрел на тебя с обожанием.

– Точно. Лайаму уже лет восемь, и он все еще меня обожает. Пишет мне письма на гэльском. Можно подумать, у этого мальчишки врожденная страсть такая – чтобы его пинали.

– Роуг, – негромко сказала Деми. – А ведь ты и меня пинал.

– Я? Пинал?

Уинтер был поражен, его охватила непривычная дрожь, по всей коже пробежали мурашки Откровенные предложения встречались ему и прежде, но не в такой же форме.

«Я что, делал ей авансы?»

«Неужели она ощутила взаимное между нами притяжение, о котором я сам никогда и не подозревал?»

«А может, я вру?»

«Может, я все время только этого и хотел?»

Все эти противоречивые, взаимоисключающие вопросы метались в голове Уинтера, но искать на них ответы было уже поздно. Он встал, притворил дверь комнаты, поставил стул прямо перед стулом девушки, сел и взял ее за руки.

– Что с тобой, Деми? – Сейчас он говорил нежно, без следа прежней иронии. – Безнадежная любовь?

Деми кивнула и начала тихо всхлипывать. Роуг осторожно вложил ей в руку носовой платок.

– Надо быть очень храброй, чтобы сказать такое. И давно это у тебя?

– Я не знаю. Это… это просто как-то вот случилось.

– Прямо сейчас?

– Нет, не сейчас… как-то само собой случилось.

– А сколько тебе, радость моя, лет?

– Двадцать три.

– И ты любила кого-нибудь раньше?

– Это все не то, я никогда не встречала таких, как ты.

Уинтер внимательно оглядел безнадежно ревущую девочку с узкой талией и большой грудью. А потом тяжело вздохнул.

– Послушай, – начал он, осторожно подбирая слова. – Во-первых, я очень тебе благодарен. Ведь такое вот предложение любви – все равно что сокровище на конце радуги, оно достается совсем немногим. Во-вторых, я тоже могу тебя полюбить, но ты должна понять почему. Когда предлагается любовь, ответом может быть только любовь, тут нечто вроде шантажа, только шантаж этот – прекрасен. И я сейчас развлекаю тебя такими вот до тупости очевидными истинами с единственной целью, чтобы ты не промочила мой носовой платок насквозь.

– Я знаю, – кивнула Деми. – Тебе всегда можно верить.

– Так что получить меня можно. Я и вообще маньяк по части женщин – единственный, наверное, мой порок, – а сейчас девушка нужна мне, как никогда, только… Посмотри сюда, Деми, и слушай меня внимательно. Тебе достанется только половина мужчины, а может, и меньше. Большая часть меня принадлежит работе.

– Потому ты и гений.

– Прекрати это слюнявое обожание!

Уинтер резко встал, подошел к огромной карте Солнечной системы и начал ее изучать – без особого, правда, интереса.

– Боже милосердный, так ты и вправду твердо решила меня заарканить?