Текст книги "Полночь (СИ)"

Автор книги: Алеся Вильегас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Ближе к восьми вечера я снова ставлю чайник с водой на плиту, а затем достаю уже полюбившуюся мне кружку с рисунком одинокого кленового листа. Преподношу её ближе, вертя из стороны в сторону, а затем задерживаю взгляд на белой поверхности, всматриваясь в её гладкость.

Словно вспышка проносится перед глазами, и я вижу её.

Девушку.

Она лежит на полу неподалёку от меня. Одна её рука вытянута в мою сторону, а рядом с ней осколки разбитой кружки. Снова пытаюсь собрать в пазл буквы на белой глянцевой поверхности сосуда.

Эли…за…бет.

Элизабет.

– Элизабет? – в пустоту.

Слышу рядом шаги. Нет, они не здесь, не в реальности, а где-то там, на задворках памяти. Хруст стекла, под натиском плотного тела, а затем тёмно-коричневые начищенные до блеска туфли, остановившиеся рядом со мной.

Что-то тяжёлое давит мне на плечи и затылок, отчего меня снова затягивает в омут беспамятства, где я прибывал меньше минуты назад. Плотная бордовая жидкость появляется откуда-то из-под меня и смешивается с пылью и грязью на полу.

В глазах беспощадно темнеет и вдруг становится так легко.

Так непривычно хорошо.

– Какого чёрта? – слышится рядом. Поспешные шаги разрывают затянувшуюся тишину. – Она что…мертва? – владелец голоса срывается с места и падает на колени перед бессознательной девушкой, лица которой я не вижу. – Элизабет? – зовёт он.

Да, действительно, Элизабет.

– Элизабет?! – снова зовёт он. Мужчина переходит на крик, а затем его оттаскивают от неё, вручив что-то скулящее. Вырывающееся из его рук. Измазанное во что-то бордовое.

Оно шевелит своим золотистым хвостом и умолкает в чужих руках, как бы повинуясь шёпоту.

Шаг. Шаг.

Он уходит.

Уходит быстро и не оборачиваясь.

И я покидаю ту реальность вместе с ним.

Сосредотачиваю взгляд на кружке, а затем оборачиваюсь на свист чайника, что уже закипал, ожидая, что я перестану терзать его огнём. Ставлю кружку на стол и закидываю в неё пакетик, засыпаю две ложки сахара. Кипятка чуть больше половины, и три вращения маленькой ложечкой.

За сегодняшний день я разучил эти движения как мантру.

Беру кружку в руку и направляюсь к столу в гостиной. На нём лежит несколько исписанных листов. На каждом какое-то маленькое воспоминание. Секундная вспышка, возникшая перед глазами и зародившаяся буквами на листке.

Ставлю кружку на стол и беру новый лист бумаги с ручкой. Присаживаюсь на диван и записываю очередной кусок, пока что непонятного и бессвязного для меня материала.

Начинаю рассматривать рядом лежащие обрывки памяти, и пытаюсь сложить их поочерёдно. Не выходит.

Я понятия не имею о том, что вижу.

Лишь…голос.

Голос мужчины, который кричал, показался мне знакомым.

Причмокиваю губами, словно ощутив вкус мужского тембра на языке. Слишком знакомый. Слишком…свежий в памяти. Слишком сдержанный и в то же время высокомерный.

«– Вы меня не поняли? – он чуть вздымает подбородок, пытаясь не выдать своё раздражение. – Ваша квартира временно опечатана.

Я щурюсь, вглядываясь в чёрные глаза мужчины напротив и выплёвываю то, что не давало мне покоя уже несколько секунд:

– Слушай ты…твоё ёбаное лицо кажется мне знакомым, – сквозь зубы. Вырываю руку, ощущая неприятное покалывание в том месте, где сцепились его пальцы. Сцепились так, словно я виноват в чём-то куда большем, чем в попытке войти в «свою» квартиру.»

«Но у меня нет ни сил, ни настроения на то, чтобы пререкаться с этим бревном. Эмоции у этого идиота находятся на планке между высокомерием и сдержанной раздраженностью.»

Словно удар в затылок.

Мудила-бревно-полицейский?

Если это он был там, то всё довольно логично. Он ведь полицейский. Но, почему он кричал? Может кто-то в этой аварии много значил для него? Эта девушка?

И авария ли это? Ведь белый кафель находится не на проезжей части, и именными кружками там не разбрасываются. А подоконник? Да, тот белый подоконник, с которого полетел чёртов цветок.

Зло комкаю исписанный лист в своих руках и откидываю в сторону, хватаясь пальцами за волосы, и оттягиваю их.

Ёбаный бред.

Я просто схожу с ума.

Авария. Потеря памяти. Госпиталь. Не моя одежда, не мой дом, не моя работа. Мисс Прайс. Поездка в Шотландию. Кража в квартире (если это, конечно, можно так назвать, ведь внутри всё было перевернуто с ног на голову). И воспоминания, воспоминания и ещё раз воспоминания.

Всё слишком навалилось.

Всё слишком заебало.

– Блять, – вскрикиваю я, ударив правой рукой по столу.

Мне нужна Джейд, иначе я просто-напросто сойду с ума, пытаясь разобраться во всём этом дерьме в одиночку.

Подрываюсь с дивана и направляюсь к домашнему телефону, что расположен в проходе на комоде. Он неприятно звенит, как только я притрагиваюсь к нему, а поднося к уху трубку, вслушиваюсь в короткие гудки и осознаю, что я не знаю её номера.

Кладу трубку обратно и делаю шаг назад, глядя на тёмно-синий аппарат.

Может, вызвать такси и поехать к ней прямо сейчас?

Нет же, мудила-полицейский сказал сидеть дома и не высовываться. Ага. А ещё мудила-полицейский, стоя на коленях, выл куда-то в шею той мёртвой девушке.

Когда Джейд появится здесь в следующий раз, мне всё же стоит спросить номер её телефона вместо того, чтобы пялиться на её шикарную грудь и ноги.

***

Решение отвезти Уэльсу пистолет прямо сейчас, оказалось действительно необдуманным. Совсем.

Ещё неизвестно, сказал ли Гэвин Чарльзу о том, что я была у Уэльса, или нет. Поэтому даже если нет, я рисковала тем, чтобы подставить своего напарника. Пока ещё напарника.

Что-то мне подсказывало, что чем дальше я делаю всё не по протоколу, тем хуже для меня или даже для Гэвина, потому что в каком-то смысле он несёт ответственность за мои поступки.

Мы ведь долбанная команда.

Ещё раз кидаю короткий взгляд на монитор, всматриваясь в белую дверь на крыльце дома Остина, и подношу кружку с уже холодным чаем к губам.

Слишком крепкий. Слишком терпкий вкус.

Слишком схожий со вкусом его губ.

По телу пробегается холодок лишь от одной мысли о том, что произошло сегодня утром у него на кухне, и чем всё это могло закончиться.

Нервно ёрзаю на стуле и кусаю губу, прикрывая глаза.

Его руки, блуждающие по моему телу, затем сжимающие мои ягодицы.

Только с моих губ срывается тихий стон, как я вздрагиваю от внезапного стука в дверь.

Тысяча мыслей, которые боролись за место в моей голове, мгновенно испарились, а мозг взволнованно принялся размышлять о том, кто может стоять по ту сторону двери.

Гэвин?

Да, возможно Гэвин. Но для чего? Забрать пистолет? Попросить меня одуматься?

Предположений было всё больше с каждой секундой, и в этот момент в дверь постучали в очередной раз. Спрыгнув со стула и заперев за собой дверь в комнату, я поубавила свет в проходе и взглянула в глазок.

Какого хрена он здесь делает?!

Метания между «открыть дверь» и «сделать вид, что не слышала» продолжались около четырех секунд, пока настойчивый стук в дверь не заставил меня обратить всё своё внимание на пришедшего.

Хватаюсь правой рукой за ручку, левой отпирая дверь, и гляжу в тёмно-серые глаза.

Глаза, цвета боли, ненависти, раздражения.

– Джейд, – кивает он в приветствие.

– Купер, – почти без яда. Почти.

– Пустишь? – интересуется он, расправив плечи.

– Не горю желанием, – машинально чуть прикрываю дверь.

Он демонстративно закатывает глаза и перетаптывается с ноги на ногу.

Идиот, пока я тут стою, проверяя свою выдержку на то, чтобы не прикончить тебя прямо здесь, к Остину могут заявиться гости, и хоть как-то исправить эту ситуацию мы уже никак не сможем.

– Это по работе, – звучит как оправдание.

Сжимаю губы в тонкую линию и отхожу в сторону, пропуская метр восемьдесят семь с идеальной причёской к себе в квартиру.

Закрываю за ним дверь и прохожу в гостиную, присаживаюсь на диван. Спокойно сидеть не получается, поэтому я хватаю подушку и начинаю теребить её ворсистый край.

– Мило, – парирует Дэвид, входя следом за мной. Его взгляд блуждает по настенным картинам, а затем останавливается на мне. Разглядывает мой внешний вид с ног до головы, и мне хочется выцарапать ему за это глаза.

– Что слышно от Уэльса? – интересуется Купер, присев в кресло напротив меня.

– Ты идиот? – срывается с моих губ, а его брови ползут вверх. Придётся пояснить. – Я не видела его со вчерашнего вечера. Откуда мне знать?

– Верно, – улыбка озаряет его лицо, и только сейчас я понимаю, что он пытался поймать меня. Думал, что я проговорюсь.

Знает или нет?

Возможно, предполагает?

– Это всё, что ты хотел знать? – интересуюсь я, встав с дивана.

– Не так быстро, Прайс, – он смотрит на меня снизу-вверх, сцепив руки в замок.

Закатываю глаза, тяжело выдохнув, и сажусь обратно на диван. На этот раз подушку брать не стала, чтобы не выдать своё явное раздражение.

– Чарльз говорил, что он…подозревает.

– И почему бы тебе не обсудить это с Чарльзом?

Боже, как ещё намекнуть этому кретину, что его компания мне противна.

– Зачем, если я могу услышать об этом из первых уст? Так сказать, вспомнить былые времена, – криво улыбается. – Помнишь, как ты мне жаловалась на Уэльса?

– Не припомню, – мои брови сходятся на переносице.

Мало того, что припёрся ко мне домой, так ещё и решил меня оклеветать.

Хмыкнув, он откидывается на спинку кресла и смотрит мне в глаза. Ждёт. Ждёт, что я всё выдам ему. Сдам вопросы Остина с потрохами. Не тут-то было, идиот.

– Я уже говорила Чарльзу, что Уэльс с большим скептицизмом отнёсся к «его» квартире. А также к вещам и работе.

– И что ты ему ответила?

Боже правый, в следующий раз я буду документировать то, что говорю Чарльзу, чтобы мне не приходилось повторять одно и тоже раз за разом. Так бы и швырнула чем-нибудь в этого самодовольного ублюдка.

– Что это его вещи. Его квартира. И его работа.

– Он поверил?

– Он мне не отчитывался по этому поводу, – фыркаю я. – Я сделала всё, что в моих силах, чтобы переубедить его.

– Уверена, что всё?

Сузив глаза, я посмотрела в пасмурное небо, серый океан в его глазах и почувствовала, как под натиском моих ногтей ощущается боль в ладонях.

– Уверена, что сделала всё, что смогла сделать за то время, которое мне предоставили.

Молодец, Джейд.

Так держать.

Ухмылка озаряет его лицо, а я вздрагиваю, как только разносится настойчивый стук в дверь. Три удара, секунда, ещё три.

Гэвин?

Подрываюсь с места и направляюсь к входной двери, распахиваю её.

Гэвин толкает дверь и, зайдя в квартиру, проходит меня, словно ураган. Три больших шага, и он в гостиной. Глядит сверху-вниз на Дэвида, засунув руки в карманы.

– Джейд, здесь всё в порядке? – спрашивает он, даже не оборачиваясь ко мне.

Растеряно прикрываю дверь и подхожу к напарнику. От гнева у него раздулись ноздри, а лицо приобрело розоватый оттенок.

– Не волнуйся, малыш, – улыбается Дэвид, поднявшись с кресла. – Я не тронул твою мамулю.

Гэвин срывается с места, но я успеваю схватить его за руку и потянуть на себя. Купер делает резкий шаг назад в момент нападения, а затем отряхивает руки, словно испачкал их в грязи. Поправляет пиджак и галстук.

– Парень, да у тебя нервы ни к чёрту, – усмешка Купера выводит даже меня.

– Пошёл нахрен, – выплёвывает Гэвин, выдернув руку.

– Прошу прощения? – наигранное удивление.

– Пошел нахрен отсюда, – повторяет Гэвин, сверля того взглядом.

– С радостью, – обходит Гэвина, а затем меня, остановившись в дверях. – Счастливо оставаться, голубки, – скрывшись, закрывает за собой дверь.

Громко выдохнув, прислоняюсь спиной к стене и, начав истерически смеяться, ловлю на себе озадаченный взгляд напарника. Он оглядывает меня с ног до головы, словно в поисках увечий, а затем взгляд возвращается к моему лицу.

– Он прикасался к тебе?

– Нет. Единственное, с чем он контактировал – это кресло.

Похлопываю Гэвина по плечу в успокаивающем жесте, и как только он расслабляется, задаю ему вопрос:

– А как ты узнал, что он здесь?

– Увидел по камерам.

– Ты следишь за мной?! – получается слишком возмущённо.

– Не я, а штаб. И мне пришлось полчаса потратить на то, чтобы вырезать твой приход и уход с камер у дома Уэльса. Надеюсь, получилось не сильно заметно. Иначе…

– …иначе у тебя будут проблемы, – заканчиваю я, выразив своим взглядом чрезмерную благодарность.

Он отталкивается от стены и скидывает пиджак, кладя его на подлокотник кресла, на котором сидел Купер.

– Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Джейд.

Я тоже на это надеюсь, Гэвин.

Как-то неоднозначно пожимаю плечами и направляюсь на кухню, присаживаюсь на высокий стул. По лицу напарника видно, что его не убедил этот жест.

– Ты узнал, кто ему звонил? – спрашиваю я, оперевшись локтями о стол и положив голову на ладони.

– Да, – отмахивается Гэв, присев на стул напротив меня. – Сосед из дома напротив. Он же к нему и приходил.

Я медленно выдыхаю и прикрываю глаза, окунувшись в спокойствие. Хоть на секунду. Хоть на мгновение.

Слишком сумасшедший день. Слишком сумасшедшие поступки.

Слишком.

– Что будет, если он вспомнит? – спрашиваю я, так и не открыв глаза.

Мне предельно ясно было то, что если к нему вернётся память, всё, что между нами было, будет тем, о чём он никогда не захочет вспомнить. А ещё, скорее всего, на меня обрушится ещё больше ненависти с его стороны.

Но, что если…если Остин что-то испытывает ко мне, так же, как и я…и, возможно, у нас будет шанс.

Шанс на что?

На то, что Уэльс простит тебе твою ложь и будет с тобой? Шанс на ваши отношения?

Нужно быть полной идиоткой, чтобы верить в то, что после всего того, что было, и того, чем это может обернуться, ты сможешь хотя бы контактировать с ним.

– Скорее всего, он будет мстить.

Я открываю глаза и смотрю в чёрные глаза напарника:

– Тоже самое сказал Чарльз.

И это действительно очевидно.

У него погиб отец и мать. Невесту убили на его глазах.

Как ещё должен поступить человек, которому больше нечего терять? Ведь всё то, что было ему дорого, он уже потерял.

Кроме…

Я выискиваю глазами золотистый комок шерсти, что притаился у моих ног, и отмечаю то, насколько он подрос с той самой ночи, когда оказался у меня на пороге весь в крови и грязи.

Единственное, что я смогу сделать для Остина в тот день, когда он вспомнит – это отдать ему Губера. Чтобы в какой-то степени он не чувствовал себя одиноким.

Кидаю взгляд на настенные часы, отметив для себя, что через шесть часов мне нужно будет выехать из города, чтобы отдать Уэльсу пистолет.

И что потом? Ты снова уедешь и будешь ждать момента, когда сможешь увидеть его, ни от кого не прячась? Словно по работе?

– Джейд, что происходит? – голос Гэвина возвращает меня в реальность, и я сталкиваюсь лоб в лоб с его взглядом.

– Ты о чём?

– О Уэльсе. Две недели назад ты проклинала Чарльза за то, что он поставил тебя наблюдать за Остином, а теперь ты рвёшься к нему то с цветами, то с пистолетом.

– Я тебе говорила, что хочу разобраться, почему именно я, – мой голос похолодел и я выровняла спину.

Это была правда.

– Ты уходишь от вопроса.

– Какого вопроса, Гэвин? – он заходит слишком далеко, и я начинаю злиться.

Неужели тебя так сильно беспокоит это, Джейд?

– Что между тобой и Уэльсом?

Уф! И хватило же наглости!

– Ничего, – срывается слишком быстро. Необдуманно. В сердцах.

Конечно. Конечно он не верит, потому что на моём раскрасневшемся лице буквально написано, что я солгала.

Сердце стучит где-то в глотке, а руки похолодели настолько, что я перестала чувствовать кончики своих пальцев.

Гэвин улыбается, а затем протягивает руки, коснувшись моих сцепленных ладоней. Я вздрагиваю, немного отклонившись назад. Он замечает и поджимает губы, а затем говорит то, в чём я так долго нуждалась:

– Джейд, я надеюсь ты знаешь, что делаешь. Именно поэтому я здесь, жертвую своей репутацией, званием, работой. Я хочу, чтобы ты доверяла мне, потому что я единственный из всех сидящих за тем столом, кто заботится о тебе. Я потерял её и не хочу потерять тебя. Ты слышишь меня?

Я молча киваю, пытаясь проморгать слёзы и преподношу его руки к своему лицу, коснувшись губами побелевших костяшек его пальцев. Не знаю зачем. Не знаю почему.

Просто хочется.

Хочется запомнить этот момент, потому что он может быть последним.

Глава 13.

И так каждый раз. Каждый раз я стою на пороге у его двери, удерживая руку в воздухе, и пытаюсь себя переубедить в том, чтобы не делать этого.

Не отдавать ему пистолет. Не стоять здесь уже три минуты и думать над тем, постучать мне или нет. Не прикасаться к нему и не смотреть в тёмно-карие глаза, полные вопросов, на которые нет ответов.

Не лги себе, Джейд. Ответы есть. И всегда были, просто не тебе решать, давать их ему или нет.

Поймав себя на внезапно нахлынувшей ярости, я протягиваю руку и стучу привычных три раза. Какова возможность, что в полседьмого утра он не спит?

Она есть, но шанс её очень…

– Остин? – срывается с моих губ, когда передо мной открывается дверь, а на пороге я вижу Уэльса.

Выглядит он вымученно. Кажется, еле удерживаясь на ногах, парень придерживается одной рукой за косяк, а второй за ручку двери. Под глазами заметные круги, а лицо бледнее, чем обычно.

– Ты видишь здесь кого-то другого? – интересуется он и я делаю шаг назад, узнав этот тон.

Правая рука возвращается в карман пальто, где находится пистолет и судорожно сжимает его пальцами. Отрицательно мотаю головой.

– Ты выглядишь…усталым, – беспокойство. Именно оно берет верх, поэтому мой голос вздрагивает.

Он делает шаг вперёд и, выйдя на крыльцо, осматривается по сторонам, словно в поисках свидетелей. Возвращается обратно в дом и отходит в сторону, жестом приглашая меня.

Мой взгляд всё ещё сфокусирован на его лице, а мозг пытается понять, что у него на уме. Но связь обрывается, как только он отворачивается, чтобы закрыть дверь.

– Не выспался, – отвечает он, пройдя мимо меня. Некоторое время я хмурюсь в непонимании, а потом вспоминаю свой заданный ранее вопрос.

Следую за ним на кухню, где уже достаточно сильно пахнет свежезаваренным кофе, и наблюдаю за тем, как он присаживается на стул, придерживая ладонями кружку так, будто пытается согреться.

– А если точнее, я вообще не спал, – поднимает он голову, взглянув на меня из-под густых ресниц.

– Этому есть причина? – интересуюсь я, пустив в ход весь свой профессионализм.

Этот короткий диалог возвращает меня на две недели назад, когда вместо нужной мне информации, в мою сторону сыпались гадкие словечки.

Он…холоден.

– Ты узнала про отца? – меняет он тему.

Видимо, причина есть, и очень серьёзная, раз он не хочет о ней говорить. Но говорить надо, чтобы знать, насколько всё плохо.

– Нет. Вчера мне было не до этого.

– А до чего тебе было? – сощурив глаза, смотрит мне в душу, словно пытаясь что-то отыскать. Пытаясь понять.

Руки холодеют лишь от одной мысли, что он сомневается во мне. Что в какую-то из этих секунд он подорвётся из-за стола и выкрикнет своё излюбленное «Идиотка-Прайс».

– До этого, – вытянув руку из кармана, кладу пистолет на стол и толкаю в его сторону.

Брови Уэльса ползут вверх и на несколько секунд он замолкает. Сверлит взглядом чёртово оружие и молчит.

– Что это значит? – наконец-то подаёт он голос, так и не взглянув на меня.

– Это значит, что тебе угрожает опасность. И я пытаюсь тебя защитить.

В горле встал ком, а взгляд самопроизвольно ускользнул куда-то вниз, к лакированной поверхности чёрных шпилек. Почему? Потому что это…правда. И мне не хочется выглядеть слабой. Слабой от того, что я рискую всем, лишь потому, что хочу ему помочь.

– Мне не нужна защита, Джейд. И…где ты его взяла? – с облегчением выдыхаю. Узнав голос того, с кем я провела последние несколько дней.

– Это мой.

– Твой? У всех социальных работников есть пушка? – я слышу, как он встаёт из-за стола и ставит кружку на стол.

Отмахиваюсь от его вопроса и поднимаю голову:

– Ты ведь знаешь, как им пользоваться. Судя по ситуации, тебе он нужней.

– Ты говоришь так, словно меня разыскивают какие-то наркобароны, которым я задолжал. Я всего лишь под защитой свидетелей, и всего лишь…блять, да я реально в дерьме, – всплеснув руками, он тяжело выдыхает, а затем запускает пальцы в волосы, оттягивая их.

Топчусь на месте и молю богов, чтобы сдержаться и не подойти к нему. Не обнять это исхудавшее тело. Не уткнуться носом в ключицу и не вдохнуть запах его одеколона.

Будь проклят хренов день, когда я всё равно сделала к нему шаг.

Будь проклят чёртов Уэльс, который позволил мне обнять его, уткнувшись носом куда-то мне в шею.

Всё стало слишком сложно.

Глажу руками его спину, ощущая гладкость кожи, а затем останавливаясь на его вздрагивающих плечах. Немного отстраняюсь, пытаясь найти взгляд Остина. И ловлю.

Измученные, словно из них высосали всю жизнь, смотрят на меня с мольбой.

А затем влажные губы произносят:

– Я вспоминаю.

И весь мир рушится к чертям.

Летит к чёртовой матери, нашёптывая мне о том, какой идиоткой я была, если согласилась на это.

– Вспоминаешь? – как же фальшиво я пытаюсь сохранить своё самообладание.

Он безмолвно кивает, прикусив губу.

– Какие-то отрывки постоянно возникают у меня перед глазами, но всё настолько непонятно, что мне кажется, что я схожу с ума, – он отпускает меня, сделав шаг назад.

– Что именно ты видишь? – я не шевелюсь.

– Элизабет. Кровь. Белый кафель. А ещё…ещё крик того мудилы-полицейского.

– Что? – не веря своим ушам, спрашиваю я. Мои руки похолодели, а удары сердца отдавались где-то в затылке.

– Помнишь, я говорил, что мне знакомо его лицо? Так вот, он был там. Он стоял на коленях перед какой-то мёртвой девушкой, которую звали Элизабет.

– Был…где?

Остин хмурится, словно пытаясь вспомнить, и я понимаю – он не помнит.

– Я не знаю, – мотает он головой, и, кажется, его это огорчает.

Именно поэтому он окунает своё лицо в ладони и пытается сосредоточиться.

– Я не уверена, но…может в этой аварии погибла его знакомая, или…я не знаю, девушка? – в каком-то смысле я не врала. Гэвин действительно любил Элизабет, и скорее всего пришёл в шок, когда увидел её мёртвой. Может, именно поэтому и кричал.

Идиотка, конечно же поэтому.

Боже правый, Прайс, как же ты завралась.

Скажи ему правду, черт бы тебя побрал!

Ты же видишь, как он мучается. Как крепко сжаты его ладони в кулаки, которыми он постукивает по подоконнику позади него. Как напряжена его челюсть, а глаза метаются из стороны в сторону, обрабатывая информацию.

Хватит думать о себе. Хватит думать о своих чувствах. Подумай о нём!

– Остин, я дол…

– Ты останешься? – перебивает он меня.

Слова, которые должны были вырваться наружу, застревают где-то в горле, и я тяжело их сглатываю.

– Я не знаю, я…

– Пожалуйста, – шёпот. Почти мольба.

Хриплый, почти свистящий в повисшей тишине.

Что ты на это скажешь, Джейд? Что сделаешь теперь? Бросишь его? А не ты ли виновата, что он в таком состоянии? Что он не может разделить реальность от воспоминаний и именно поэтому его взгляд так сильно расфокусирован.

– Да, – киваю, обхватив его лицо руками. – Я останусь.

И всегда бы осталась, если бы ты попросил.

Он облизывает губы, немного нахмурившись, словно у него разболелась голова, а затем делает шаг навстречу, и наши губы сталкиваются.

Настолько внезапно и настолько нужно, что я задыхаюсь.

Жадно захватываю воздух и окунаюсь в свои чувства. В свои эмоции и ощущения, что расползаются по моему телу с каждым движением его языка.

Его руки опускаются с моих плеч на талию, а затем ладони сжимают ягодицы, и я стону в его приоткрытые губы. Влажные, сладкие. Со вкусом крепкого кофе.

Он делает шаг навстречу мне, немного покачнувшись, и я ловлю его плечи, пытаясь удержать ослабшее мужское тело.

– Тебе нужен отдых, – прерывисто замечаю я.

Схватившись рукой за стол, он лишь кивает и отталкивается, направившись в свою спальню. Иду вслед за ним, сняв пальто и повесив его в проходе на вешалку. Остин скидывает домашние тапочки и падает на кровать, скрутившись в позу эмбриона, словно он замёрз. Беру плед, что лежит у края кровати и накрываю вздрагивающее тело. Провожу ладонью по волосам, намереваясь отправиться на кухню, чтобы заварить себе чаю, как холодная рука хватается за мою кисть, а мужской голос шепчет в мольбе:

– Не уходи.

Я будто в другом измерении. Будто передо мной вовсе не Остин Уэльс. Не тот парень, что издевался надо мной два года. Не тот, что грубил мне две недели назад.

Это кто-то другой.

Он напуган и бессилен.

– Я здесь, – шепчу я, коснувшись губами костяшек его пальцев.

Он отпускает мою руку, и я обхожу кровать, чтобы лечь рядом с ним. Укрывшись клетчатым пледом, вытягиваю правую руку и обнимаю его, настигнув ладонью его грудь. Сердце стучит медленно, а дыхание выровнялось.

Он спит.

***

– Эй, Остин, – зовёт меня парень, стоя у деревянной двери и скрестив руки на груди.

На нем серая футболка и спортивные штаны. Вид у него такой, словно он только с пробежки.

– Что с твоим видом, Купер? – усмехаюсь я. Кривая улыбка озаряет моё лицо, как только на ум друга приходит то, о чём я подумал, как только увидел его. – Ты сделал это?

– Нет, – закатывает он глаза. – К этой недотроге слишком трудно подобраться.

– Брось, вы встречаетесь уже два месяца, – глупость какая-то.

За это время я бы уже пятерых под себя положил.

– Думаю заканчивать с этим, – он отводит взгляд в сторону, будто задумавшись. – Тем более, Питерс, кажется, положила на меня глаз.

– Собираешься с ней порвать?

Если это действительно так, и он не собирается больше давить на неё, то это действительно единственный поступок Купера, который заслуживает аплодисментов. Да, меня раздражала эта девчонка, бесила одним своим присутствием. Одной своей хреновой улыбкой и этим долбанным веснушчатым носом.

– Да. Завтра или послезавтра.

Похлопываю друга по плечу.

– Удачи.

Он кивает и отталкивается от стены, поправив свою футболку.

– Тебя Брудствуд искал. Сказал, чтобы ты к нему срочно зашёл, – шмыгнув носом, оповещает Купер.

Хмурюсь.

– Что этому придурку надо? Хочет лично отдать мне сертификат?

– О, заткнись, – усмехается Купер, толкнув меня в плечо, – ты получил его ещё год назад.

Я закатываю глаза и провожаю друга взглядом.

До ужина около двадцати минут, так что заскочить к своему директору я успею. Разворачиваюсь и направляюсь к лестнице, спускаясь на первый этаж. Два вежливых стука и толчок двери заставляют меня окунуться в притворно-уютный кабинет.

– Мистер Брудствуд, – киваю я, остановившись у стола директора.

– Остин, – на его лице как всегда улыбка. Она присутствует каждый раз, когда он видит меня.

Только я знаю, что эта улыбка не выражает ничего, кроме жалости.

И так было с того момента, как погиб мой отец.

– Вы меня искали, – констатирую я, надеясь поскорее отделаться от него.

– Всё верно, – он встаёт из-за стола, застегнув свой пиджак на одну пуговицу.

Немного задержавшись на одном месте, он тяжело вздыхает, а затем берёт конверт со стола и протягивает его мне. Я не шевелюсь. Лишь разглядываю кусок белого пергамента, что вздрагивает в руке директора.

Стоит ли спрашивать, что это, если я сам могу это узнать?

Верно, не стоит.

Делаю несколько шагов вперёд и забираю конверт.

– Пожалуй, я оставлю тебя, – где-то поодаль от меня произносит Брудствуд и выходит из кабинета, оставляя меня наедине с письмом отца.

Несколько секунд, до конца не веря, смотрю на аккуратный почерк, а затем принимаюсь открывать конверт трясущимися руками. Небольшой по размерам пергамент с датой и печатью оказывается развёрнутым у меня в руках, и я нехотя принимаюсь за чтение.

«Дорогой Остин…

Нервно оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти свидетелей этого представления, но кабинет пуст.

Дорогой Остин?!

Что за чушь?! Отец никогда не называл меня по имени.

Лишь сын.

Долбанный, мать его, сын.

Просто.

СЫН.

Опускаю глаза и продолжаю чтение, с остервенением вцепившись в края пергамента:

«Судя по тому, что ты читаешь это письмо, ты закончил учёбу в Академии. Я никогда не говорил тебе этого, но сейчас скажу. Я горжусь тобой. Горжусь за каждый твой проступок и поединок, в котором ты одержал победу. Горжусь за твоё упорство и смелость. Горжусь за мужчину, которого я воспитал.

С любовью, отец.»

Внизу письма дата и печать, поставленная за неделю до его смерти. За грёбаную неделю до того, как его прикончили.

Сука!

Со всей силы пинаю рядом стоящее кресло и ощущаю боль в ноге, согнувшись.

Гордится он, блять!

Где была твоя гордость, когда я был маленьким? Разве не ты меня постоянно отчитывал за оплошность? Каждый день превратил в долбанный ад, где я старался быть похожим на тебя!

Я старался изо всех сил, и никогда не слышал ёбаного «горжусь тобой, сын».

– И теперь, когда ты мёртв, ты заявляешь мне, что горд?! Какого хрена ты не сказал мне этого раньше, когда я так нуждался в твоём понимании?! – кричу я, сжимая в руке злосчастный пергамент. – Какого хрена?!

Хватаюсь за спинку кресла, пытаясь отдышаться. Пытаясь прийти в себя и отпустить нахлынувшую ярость, смешанную с обидой. С обидой долгих лет, что хранилась где-то в грудной клетке. Что порой мешала вздохнуть полной грудью.

Выравниваюсь и подхожу к двери, открыв её. Брудствера и след простыл.

В глазах начинает непривычно щипать, поэтому я преподношу ладони к лицу, пытаясь растереть это чувство. Убрать. Закопать поглубже. Оставить там, с мёртвым телом своего отца.

Сам не понимаю, как оказываюсь на полпути к выходу из Академии, но будучи у главной двери – пинаю её ногой, словно она виновата в том, что мой отец идиот.

И вот она. Причина моей ненависти последние два года. Такая правильная, такая аккуратная, такая…живая. Вздрогнувшая от удара о каменную кладь дверью и смотрящая на меня этими огромными карими глазами.

Идиотка-Прайс.

Открываю рот, чтобы бросить в неё чем-то ядовитым. Словами, что ударят посильнее, словно пощёчина, чтобы весь её правильный и идеальный мир покачнулся и рухнул.

Потому что этот ёбаный мир не идеален.

И никогда не был таким, долбанная ты дура.

«Горжусь за мужчину, которого я воспитал».

Мужчину, а не сопляка, что пытается унизить девушку лишь для того, чтобы стало легче.

Ком, застрявший в горле, превратился в настоящую глыбу, став помехой для любого произнесённого слова. Не сегодня. Не сейчас. Не тогда, когда она застала меня в таком состоянии.

Сжимаю пергамент в руке и прохожу мимо неё, направляясь в общежитие, окунувшись в очередной омут воспоминаний.

***

Он в очередной раз вздрагивает во сне, крепко сжимая пальцы в кулак на правой руке. Я осторожно поднимаюсь над Остином, всматриваясь в его умиротворённое лицо, но морщинка между его бровей говорит об обратном. Скорее всего, ему снится что-то плохое.

Прошло всего около сорока минут с того момента, как он уснул, а у меня уже не хватало терпения лежать с ним рядом. Не от того, что он дёргался во сне, а из-за того, что меня терзали мысли и опасения.

Почему-то после его слов о том, что он вспомнил, я поняла, что осталось немного. Немного до того, как он вспомнит кто я.