Текст книги "Полночь (СИ)"
Автор книги: Алеся Вильегас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
«Я постоянно вижу во сне мужчину в чёрном, что стоит у окна. Он лишь наблюдает. Возможно ли то, что я видел в жизни, теперь мне снится? Потому что он в реальности. В этой реальности, где я узнал тебя. Ты не знаешь, Джейд?»
Ночь. Гроза. Лай Губера. Пистолет в руке. Мужчина в чёрном.
– За мной тоже, – слетает с губ, как только я успеваю обернуться к нему лицом, остановившись на светофоре.
– М? – мычит Уэльс, задумавшись. Всё его внимание привлекает боковое зеркало.
– В первую ночь, когда Гэвин отвёз тебя в тот дом. Я видела в окне мужчину. Он просто…наблюдал.
Остин оборачивается ко мне и…
Я назвала его Остином в своих мыслях?!
…хмурит брови.
– Какой-то бред, – выплёвывает он, словно не верит мне.
Я вздыхаю. Насколько нужно быть самовлюблённым, чтобы думать, что мир крутится только вокруг его персоны? Будто следить могут только за ним.
Но…а если и вправду только за ним?
Тогда ночью его не было у меня, потому что он уехал. Но после я больше не видела его.
– Помнишь тот вечер у тебя дома, когда я…сбежала.
– Естественно, – пряча глаза, отвечает Уэльс.
– Тогда я вышла на улицу и Гэвин перехватил меня, оттащив в кусты…
– Только не рассказывай мне, как вы трахнулись, – перебивает он.
—…и потом появился…что?! – вспыхнула я, нажав на газ.
Как он…как он, чёрт побери…
После того, что я ему рассказала, он смеет думать, что я с любым…?!
Ответа не последовало, так как Уэльс, словно пожалев о сказанном, прикусил губу и начал рассматривать носки лакированных туфель.
– Ты не закончила.
– Зато ты закончил, – холодно отчеканила я, паркуясь у штаба.
Выбраться из машины получилось как никогда быстро. Особенно проехать в лифте восемь этажей и даже не заметить этого, а всё потому, что в голове метались и сталкивались слова, которые хотелось бросить ему прямо в лицо.
Словно по щелчку пальцев Уэльс, меняет маску за маской. В один момент он спокоен, а в другой одним лишь словом напоминает мне о временах в Академии.
– Джейд? – голос Гэвина заставляет меня вынырнуть из пузыря своих мыслей, как только я оказываюсь в конференц-зале.
– Гэв, – киваю я, обходя стол.
Мне не нужны вопросы, именно поэтому я сажусь на свободный стул. Но не рядом с напарником, а почти напротив него.
Чарльз копошится в бумагах, а в кабинет заходит ничем не озабоченный Уэльс, коротко кивнув боссу. Осматривает помещение, а затем принимает решение сесть рядом с Гэвином, а не со мной.
Чарльз вскидывает голову, прищурившись и кинув взгляд на пустое место, а затем обращается ко мне:
– Как твоё здоровье?
– В порядке, – киваю я.
Мне кажется, что в последнее время я прихожу сюда лишь для того, чтобы поставить галочку о том, что я жива и всё ещё хоть как-то могу функционировать в данном деле.
Но в каком?
С Уэльсом всё яснее некуда, а по делу Уроборос слишком тихо.
И почему-то мысль об Уроборос приводит взгляд к тёмно-карим глазам, что озадаченно смотрят мне в душу, словно их хозяин размышлял о том же.
– Простите, можно? – откуда не возьмись появляется владелец тошнотворного голоса.
– Да, мистер Купер, присаживайтесь, – указывает Чарльз и Дэвид спешит принять своё узаконенное место. Место рядом со мной.
И какого черта это случается уже второй раз?!
Закатив глаза, я скриплю зубами и сжимаю руки в кулаки, как только он присаживается рядом. Его кривая улыбка настолько омерзительно-самодовольна, что кажется, вот-вот из всех щелей польется…что? Желчь?
И за всем этим нескрытым отвращением я успеваю поймать взгляд Уэльса и остановиться на его прищурившихся глазах, разглядывающих внешний вид Купера. Не ловя мой взгляд, но поняв, что я смотрю на его, он стучит карандашом по своим наручным часам, а затем обводит его одежду глазами.
Весь в чёрном.
Опоздал.
Остин кивает и тянется левой рукой к горлу, чтобы расстегнуть одну пуговицу на рубашке. Рубашке, которую я гладила сегодня утром.
– Купер, – не отводя взгляда от Уэльса, произношу я. – Как поживаешь?
Я оборачиваюсь к нему и натягиваю улыбку. Специально делаю её заметно-фальшивой, продемонстрировав неудовольствие в его присутствии рядом.
– Надо же, – удивлённо вздымает он брови. – Какая забота. И кто тебя трахнул? – интересуется Дэвид, ослабив галстук.
– Что?! – вспыхиваю я.
– Да ладно тебе, Прайс. Мы ведь взрослые люди. Ведь кто-то остудил твой пыл, – наглая улыбка расползлась по его лицу, а на фоне послышался голос Чарльза, что начал собрание.
– Кто этот смельчак…
«…пока что тихо, но я советую тебе…» – продолжает Чарльз.
– …что поднимает за мной ошмётки?
Приоткрыв рот, я чувствую, как горло скручивает в тугой ком, и буквально на пару секунд отворачиваюсь, чтобы проморгать подступившие слёзы.
Ты сильная. Ты справишься с этом подонком, Джейд.
– Новое слово выучил? Должно быть именно поэтому ты опоздал, – слишком слабый удар.
Слишком слабый даже для меня, но мне нужна информация.
«…через пару дней мы организуем слежку, но до этого я должен решить – кто пойдёт на задание…» – обрывки предложений босса ударяются о барабанные перепонки.
– Нет, – ухмыляется он. – Всё потому, что моя девушка не отпускала меня.
Девушка? Я думала, твоя единственная девушка – твоя правая рука, кретин.
Я искренне усмехаюсь и, прикрыв рот ладонью, кидаю быстрый взгляд на Остина. Он настороженный.
Вздрогнув, ощущаю горячее дыхание на шее и медленно поворачиваю голову вправо, встречая серость чужих глаз.
– Знаешь, что мы делали? – прикусив губу, интересуется Купер.
– Мне пле…
– Мы занимались любовью. Снова и снова. Тебе ведь не знакомо это чувство, верно?
Он медленно отстраняется от меня, а я, тяжело сглотнув, опускаю взгляд куда-то в лакированную поверхность стола.
И словно вихрем в голову возвращаются воспоминания. Болезненные. Выдирающие душу из тела. Крепко схватившиеся за глотку, чтобы не орала как в тот раз. Не стонала, не плакала, не молила, чтобы он остановился.
Не отталкивала, впиваясь в руки парня.
Не…
– Ты такая красивая, – шепот. И почему эти слова впервые за проведённое с ним время кажутся такими фальшивыми?
Такими неправильными. Не относящимися ко мне.
Мотаю головой, сжимая ноги. Он усмехается.
Опускается на кровать и подползает ко мне. Словно змей, задержавшись сверху.
Холодные губы касаются моей щеки, медленно направляясь к краю моих, и как только касаются их, кажутся такими неправильными. Не моими. Не теми, что я когда-то знала.
Стараюсь расслабиться, но всё, что выходит сделать – лишь ощущать его прикосновения.
Ничего не значащие. Не приносящие ни единого удовольствия.
Губы – исследуют грудь и смыкаются на соске. Руки – разводят ноги шире. Холод – исходит от него.
И как только мужские пальцы касаются меня там, я прикрываю глаза в надежде почувствовать хоть что-то, но единственное – боль.
Выворачиваюсь. Пытаюсь сомкнуть ноги. Остановить его.
Упираюсь ладонями в мужскую грудь, а затем скольжу ими по рукам к тому месту, где уже оставила следы. Где уже молча сказала «нет».
Вдох.
Резкий толчок.
Без слов. Без чувств. Без нежности.
– Нет, стой, – молю я, пытаясь его оттолкнуть.
Но он не слышит. Он входит дальше, а я чувствую, как от боли по щекам катятся слёзы.
– Остановись, – оборванный всхлип в надежде, что боль перекрасится. – Дэвид, пожалуйста.
Выходит, рычит мне на ухо и резко переворачивает на спину, подняв на колени. Я хватаюсь руками за простыни. Пытаюсь найти хоть какую-то опору, чтобы почувствовать себя защищённой, но всё, что я ощущаю – лишь боль.
– Дэвид, прекрати, – кричу я, ощущая, как что-то тёплое скатывается по внутренней стороне моих бёдер в то время, как он продолжает. – Дэвид!
К горлу подступает тошнота, а всё вокруг беспощадно вертится, словно я на карусели. Падаю лицом вниз, ощущая, как он остановился и протяжно стону, когда он выходит из меня.
Сползает на пол, стянув со своего члена презерватив, и вытирает окровавленные руки о белые простыни.
Крепко сжав челюсть, сквозь пелену я вижу лишь тёмно-карие глаза, что смотрят прямо мне в душу, пока по щекам скатываются горячие слёзы.
Слёзы той боли, что я пережила.
Я не могу остановить себя. Сжимаю под столом в кулак край чёрного платья и всё еще смотрю…смотрю, не отрываясь, в глаза того, кто сейчас видит меня насквозь. Оголённую. Незащищённую. Открытую.
И он первый, кому я позволяю видеть свою душу настолько насквозь.
– На этом всё. Если появятся какие-то новости, докладывайте Джессике, – указывает Чарльз, и я тут же встаю, намереваясь сбежать оттуда, где меня в буквальном смысле душит.
Цепляюсь ногой за стул, слыша рядом смешок, и отталкиваю его от себя, направляясь к двери так быстро, насколько мне хватает сил и дыхания.
Но не тут то было.
Грубая мужская рука цепляется за моё плечо, и я оказываюсь прижата Дэвидом Купером между проходом и лестницей, что ведёт вниз.
– Мы не договорили, – качает он головой.
Меня охватывает паника.
– Отвали от меня, – пытаюсь оттолкнуть, но попытки отдаются болью в груди.
– Что-то ты совсем непослушная, Джейд, – качает он головой, одной рукой проникая мне под платье. Я тут же скрещиваю ноги. – Перестань, я ведь вижу, что ты хочешь повторить. Только давай на этот раз без криков.
– Я сказала – иди к чёрту, – хватаясь руками за шиворот его рубашки, выкрикиваю я.
Он лишь кашляет, но не отпускает меня. Прижимается ещё сильнее, надавливая на живот. Рука скользит выше и касается груди, почти того места, где Уэльс оставил метку.
– Можешь кричать на весь коридор, но, как и тогда, так и сейчас, тебе никто не поможет, Шлюшка-Прайс, – резкий смешок, вплеснувшийся горячим дыханием мне в губы и громкий вдох от резкого удушья.
Холодный поток ветра тут же ударяет мне в лицо, как только Купера откидывают на пол, а я стою, прижавшись всем телом к стене, пытаясь отдышаться.
– Какого хрена, Уэльс?! – пытаясь подняться на ноги, орёт тот.
– Так это был ты? – на удивление…да какое к чёрту удивление?! Голос Уэльса равномерен и спокоен, хотя дыхание поверхностное и частое.
– Что?! – Дэвид уже на ногах. – Если тоже хотел полакомиться, так бы и сказал, – отряхивает он руки.
Мои ноги становятся ватными, а руки дрожат, будто в истерике.
– Ты сделал это, да? – переспрашивает Уэльс, зачем-то кинув быстрый взгляд на меня, словно ожидая подтверждения.
Но здесь не нужно моих слов. Внешний вид и состояние говорят сами за себя.
Да.
Это был он, Остин.
– Она не дала тебе, поэтому ты решил её изнасиловать?
– Ой, – фыркает тот, – да ладно тебе. Это же Прайс!
Ну да. Та дурочка, идиотка-Прайс.
Отчего-то на губах расползается больная улыбка, а горло сжимается в тонкий узел.
Всего три слова, а мир рушится под ногами.
– Какой же ты кретин, Купер, – качает головой Остин, глядя на своего друга.
Бывшего друга.
Бывшего, с этого самого момента.
Момента, когда кулак Остина проехался по лицу Дэвида Купера. Когда он повторил это снова и снова, пока тот не застонал на полу, сплёвывая кровь. Размазывая её по полу, пытаясь встать на ноги и ответить, но поскальзываясь и снова падая к его ногам.
Остин отряхивает левую руку, которой наносил удары, и разминает пальцы, повернув голову в мою сторону.
И вот оно.
Осознание.
Хреново осознание, что мы оба пытались нарыть все это время.
Причину, по которой я вчера отвезла его на кладбище, а он ударил Дэвида Купера.
Она всплыла на поверхность и просто кричала в этом поглощённом тишиной коридоре.
Драла наши глотки и тормошила душу, пытаясь вывернуть её наизнанку, в то положение, в котором она была уже несколько раз, когда его руки доходили дальше, чем до обычного касания.
Мы в полном дерьме, Остин.
И от этого осознания стало неимоверно страшно. Страшно за то, как всё смогло так далеко дойти и чем может обернуться.
Именно поэтому, без слов, просто развернуться и бежать по лестнице вниз, стараясь не вспоминать те поспешные шаги, что отдалялись от меня секунду назад, потому что их хозяин был так же напуган, как и я.
Глава 17.
«– Мне кажется у Губера аллергия на твои растения, – проговариваю я, подняв голову.
Элизабет фыркает и ставит горшок с цветком на подоконник.
– На что у Губера аллергия, так это на твоё поведение, мистер, – выставив указательный палец, грозно произносит она, в то время как щенок с интересом наблюдает за моей качающейся ногой.»
Сидя на корточках, я разглядываю осколки белого горшка, что разбился еще до того, как её убили. Как выстрелили ей прямо в грудь. В сердце.
Тянусь рукой, схватив один из острых кусков керамики, и разглядываю его, словно на нём могут быть написаны ответы на все интересующие меня вопросы.
Какой ёбаный бред.
Швыряю осколок и поднимаюсь на ноги, пнув наполовину сгоревший пуфик, что когда-то стоял в прихожей моего дома. Нашего дома.
Уже больше часа я блуждаю по этим развалинам и пытаюсь понять, что мне делать дальше.
«– Мы не можем скрывать это так долго, – сидя на диване, утверждаю я. – Времени всё меньше, а ты медлишь.
– Ты же знаешь, как он относится ко всему этому…– осеклась Элизабет, прикусив губу.
Она лежит головой на моих ногах, а я задумчиво перебираю её волосы.
– Ко мне, – поправляю её.»
Это воспоминание крутится у меня в голове уже который день, но я не могу вспомнить причины, по которой этот человек так недолюбливал меня. Почему был против того, чтобы я встречался с его дочерью. Почему был против помолвки, а уж тем более, против свадьбы и вполне мог не дать благословения.
На моём лице кривая улыбка, и всё потому, что одно его желание было исполнено – ему и вправду не пришлось давать благословения.
Останавливаюсь у обваленной стены и прислоняюсь к ней спиной, взглянув на заплесневелый от постоянных дождей потолок. Когда-то уютная гостиная с самым мягким диваном находилась именно на этом месте. Чуть левее была дверь в спальню, но вместо неё образовалась широкая дыра, через которую открывалась довольно непривлекательная картина.
Доставать воспоминания о том вечере приходиться с огромным трудом, из самых задворок памяти.
Как и все те, что были после выпуска из Академии. Отчётливо помню отца, помню, как он готовил меня изо дня в день. Помню, как он погиб. Как знал, кто в этом виноват.
Прайс.
Я помнил каждую гадость, брошенную ей в лицо. Каждое слово и этот отравительно-привычный запах жасмина.
И на этом всё.
Всё, что было после окончания Академии словно исчезло. Не до конца, но даже если и всплывало наверх, то так неразборчиво и обрывисто.
И это было так странно. Осознавать, что полгода назад я любил Элизабет Питерс, девушку Купера, с которой он встречался после Прайс. Так чертовски странно вспоминать нашу с ней дружбу и утешения, когда они расстались. А что потом? Потом, кажется, мы полюбили друг друга.
Ведь так, Уэльс?
Иначе бы ты не жил с ней. Иначе бы не сделал ей предложения.
Должно быть, ты действительно был влюблён в неё…когда-то.
И прорвало тебя на кладбище только потому, что ты считаешь себя виноватым в её смерти. За то, что подверг её жизнь опасности. И теперь она мертва.
– Я знал, что найду тебя здесь, – слышу голос позади себя, но оборачиваться не спешу.
– Знал? Ты следил за мной, верно, Чарльз? – оборачиваюсь профилем к боссу и наблюдаю за тем, как он аккуратно ступает на обломки бывшей стены. – Не отнекивайся, твоя манера вождения всегда тебя выдавала.
– Ты, как всегда, неплох в своём деле, – еле заметная улыбка и отряхивание несуществующих пылинок с пиджака.
Я делаю два шага в его сторону, минуя гору кирпичей, и останавливаюсь, взглянув в мутно-голубые глаза.
– И что привело тебя сюда? – интересуюсь я, засунув руки в карманы брюк.
Мой взгляд мимолётно падает на лакированные туфли и на то, насколько они начищены. До блеска.
Это Прайс сделала?
Ей что, заняться было нечем?
Совсем…идиотка.
– Хотел убедиться, что ты не наделаешь глупостей, – еле заметно пожимает плечами.
– Глупостей? – вздымаю я бровь.
– Я бы советовал тебе не высовываться, – звучит как хреново предупреждение.
Высовываться?
– Месть – не лучшая таблетка от подобного горя.
Мстить? С чего бы?
Из-за того, что Элизабет мертва? Возможно это было бы логично, но я не помню, кто её убил.
Честно признаться, я до сих пор не в курсе, что, чёрт побери, произошло той ночью. Да, на нас напали и да, я более чем уверен, что искали меня. Но почему? Кто желал мне смерти?
Вопросов была тысяча, но ни один из них не хотелось озвучивать перед Чарльзом…и я не знаю, почему. Ведь он был мне почти отцом все эти годы.
– Советуешь, исходя из собственного опыта? – с моих губ слетает ядовитая усмешка, и я вижу, как его это задевает.
И почему я не чувствую вины за это? За то, что затронул его чувства?
Чего я, черт побери, не знаю?
Чарльз поджимает губы, а я улавливаю движение позади и сосредотачиваю взгляд на мужчине в чёрном, что стоит прямо в лесу, почти скрывшись за деревьями. Пытаясь не выдать себя, перетаптываюсь с ноги на ногу, а затем делаю шаг вперёд, глядя на незнакомца.
Он неподвижен.
– Тебе бы стои…
– Мне пора, – перебиваю, обходя Чарльза по направлению к лесу.
Мне бы следовало сделать вид, что я иду к машине, а там свернуть, но, боюсь, нужный мне объект исчезнет, поэтому уверенно шагаю по мокрой и вязкой земле, думая о том, что Прайс потратила время впустую, пытаясь почистить мои туфли.
Блять, неужели она действительно делала это?
Ну, а как иначе? Не по волшебству ведь они чистыми стали, кретин!
Замираю на месте и прислушиваюсь к своему собственному дыханию. Поверхностному. Пропитанному яростью.
Ни-ко-гда!
Слышишь?!
Больше никогда не думай о ней!
Этого больше не должно повториться! Ты не должен впускать её в свою голову…потому что, чёрт побери, твоя жизнь превратилась непонятно во что, а ты думаешь о ней.
О ней и об этих хреновых испачканных туфлях!
Поднимаю голову и тяжело выдыхаю, ощущаю захлестнувшую меня злость.
Мужчины в чёрном больше нет, а всё потому…всё, блять, потому, что она помешала тебе сосредоточиться. Помешала тебе вспомнить, помешала не чувствовать, помешала…
«– Он вспоминает. Он вспоминает каждую деталь своей жизни, в которой отчётливо фигурируешь именно ты, Гэв. Он был в сознании, когда ты обнаружил Элизабет мёртвой и теперь пытается понять, какого чёрта ты там делал.»
Действительно, какого чёрта ты там делал, Лонг?
Не уверен, что ты должен быть первым из тех людей, кто найдёт мёртвое тело моей невесты.
Так какого же хрена?
Оборачиваюсь назад и не обнаруживаю босса поблизости. Уехал? Возможно. Я был с ним груб, а Чарльз не любит, когда ему хамят.
Так же, как и Прайс.
Блять.
***
Странно? Нет, это более чем странно – наблюдать за ней. За тем, как она хлопочет на кухне, заваривая чай своему хренову напарнику.
Что он делает у неё в одиннадцатом часу ночи? Забыли обменяться любезностями и пожелать друг другу доброй ночи? Факт, что меня раздражает присутствие Лонга в её квартире, стал более очевидным, когда я понял, что меня волнует не время посещения, а компания рядом с ней.
Сначала Купер, теперь Лонг, что дальше, Уэльс?
Тебя накроет, если она заварит чай Чарльзу, а не тебе?
Хренова Прайс со своим хреновым чаем со вкусом зелёного яблока.
И почему моменты, проведённые с ней, не кажутся такими ужасными? Почему я не чувствую отвращения, когда думаю о том, как зажимал её в лифте. Как прикасался к ней в своём номере, а она стонала и была чертовски влажной.
Влажной из-за меня.
Смешно. Просто смешно.
Такое ощущение, что она не знала, что перед ней Остин Уэльс. Она совсем идиотка – раздвигать ноги перед тем, кто её унижал? Какого чёрта она делала это?
Уф.
Срываюсь с места, подойдя к окну, и мысленно хватаю её за плечи, хорошенько встряхнув.
«– Зачем ты делала это, Прайс?! Зачем нужны были эти чёртовы стоны, эти…возбуждённые соски и эта долбанная услуга с кладбищем?!» – проговариваю я ей в лицо, всё ещё придерживая за плечи в воображении.
Она смотрит на меня своими оленьими глазами и не может сказать ни слова.
А всё так блядски очевидно, Прайс.
Настолько очевидно, что, поняв это, мы разбежались по сторонам сегодня утром, потому что оба…боимся признать?
Я делаю шаг влево, скрываясь в тени, и наблюдаю за тем, как Лонг встаёт из-за стола и поправляет пиджак. Внимание привлекает пижама, что надета на Прайс, и эти чертовски коротенькие шортики, из-под которых виднеются ягодицы.
И это ты для него так разоделась, идиотка?
Делаю два шага назад и прячусь в кустах, как только слышу, что дверь в её квартиру открылась. Мужские шаги раздались эхом в пустом помещении, и на пороге появился Лонг собственной персоной.
Хотелось догнать его, спросить, какого чёрта он был в моём доме в ту ночь, но я запрещаю себе подобные действия, пока не расспрошу Прайс.
Да, именно за этим я здесь.
Ну или за тем, чтобы понаблюдать за ней со стороны. Убедиться, что когда она была со мной, действительно была собой и не лгала мне хотя бы в этом плане.
Машина Лонга отдаляется, а на кухне гаснет свет, и я следую за ней, к окну, что находится в её спальне. Как только оказываюсь на месте, подхожу ближе, пытаясь разглядеть, что происходит внутри, но резко делаю шаг назад, когда вижу перед собой её лицо.
Испугавшись, она взвизгивает и падает на пол.
Дерьмо.
А если она ударилась головой?
Поверь, Уэльс, ничего не может быть хуже той пули, что ты пустил в её грудь.
Срываюсь с места и направляюсь прямиком к входной двери, постучав несколько раз.
Ну же, Прайс, если ты сейчас же не откроешь, я вынесу этот кусок дерева к чёртовой матери.
– Какого…ты…
– Ты в порядке? – срывается самопроизвольно, как только я вижу её в проёме между дверью и стеной.
– Нет! – в сердцах, на выдохе.
Я хмурюсь, цокнув.
– Что ты…ты что, следишь за мной?
…что?
– Больно надо, – фыркаю я.
…да.
– Тогда как ты объяснишь это? – всплеснув руками, спрашивает она.
Я опускаю голову, буквально облизнув взглядом её стройные загорелые ноги, и останавливаюсь на часто вздымающейся груди.
– Мне нужны ответы.
Её плечи опускаются, а правая рука путается в чёрных волосах, что заколоты в небрежную гульку.
– Тебе не кажется, что ты обратился не по адресу? Тебе нужен Чарльз.
Да, Чарльз, но ты мне нужна больше. Потому что ты – один долбанный ответ.
– Я не могу сейчас никому доверять. Только тебе… Джейд.
От произнесённого мной имени она заметно вздрагивает, и, к моему удивлению, я делаю тоже самое. Произношу её имя не в первый раз, но по ощущениям совсем наоборот
– Это какая-то глупость, – мотает она головой, – я – последний человек, которому ты должен доверять. Ведь я лгала тебе.
Поджав губы, я перетаптываюсь с ноги на ногу и не знаю, что ей ответить. Ведь действительно, доверять ей – самая большая глупость. Но мне…просто больше некому.
От кого я ещё узнаю информацию? От Чарльза? Этот вариант сразу же уходит на задний план. Купер? Нужно было вернуться и вмазать ему ещё пару раз. Лонг? Да, с этим чепушилой мне ещё предстоит поболтать тет-а-тет.
Прайс?
– Остин, – начинает она, заметно сжавшись. – Тебе следует отправиться домой и хорошенько отдохнуть.
– У меня нет дома, – отвечаю я, скривив лицо так, словно она сказала самую настоящую глупость.
Но это и была…глупость.
Её губы принимают форму «О», а затем она отходит в сторону и глядит на меня из-под длинных ресниц.
Делаю шаг вперёд и на какое-то мгновение замираю, снова осознав ошибку, которую мы совершаем в очередной раз.
– Какого чёрта мы делаем, Прайс? – срывается с губ.
Одна нога отталкивается вперёд, а другая пятится назад. Словно две противоположности борются за что-то среднее: снова сбежать или остаться.
Опять этот проход. Опять эта полуоткрытая дверь, только на этот раз она не прощается со мной, а лишь устало пожимает плечами, словно взяв весь груз переживаний на себя и послав его куда подальше. Произносит полушёпотом:
– Давай подумаем об этом…никогда.
Давай. Потому что я так чертовски устал и запутался.
Поэтому эти слова показались такими правильными.
За мной закрывается дверь, как только я оказываюсь в коридоре и наблюдаю за тем, как она скрещивает руки на груди, направляясь на кухню. Следую за ней, цепляясь за рыжий клубок шерсти и криво улыбаюсь его недовольной морде.
– Чаю? – спрашивает она, повернувшись ко мне спиной.
Сначала ты поила им Лонга, а теперь меня? Ну уж нет.
– Я не хочу, – отмахиваюсь я, уронив руки на стол, как только забрался на барный стул.
– По тебе видно. Когда ты ел в последний раз? – оборачивается она ко мне, вскинув бровь. В её руках чёртов чайник, а топик от пижамы слишком плотно прилегает к её груди, от чего я отчётливо вижу соски.
– Какого черта тебя это волнует? – и почему это звучит как возмущение?
Она закатывает глаза и возвращает чайник на плиту.
– Конфетку? – протягивает мне ёмкость, полную шоколадных конфет.
Убейте меня, но я принимаю эту долбаную конфету.
Прайс победно улыбается, и мне хочется ответить какой-нибудь гадостью, но я затыкаю свой рот шоколадной конфетой и медленно пережёвываю её, ощущая подступивший голод.
– Кажется, вчера, – отвечаю я, вертя в руках обёртку.
– М? – оборачивается она, чтобы залить кипятка в кружку с пакетиком чая. – Ты про своё нерегулярное питание?
– Про него, – киваю.
И почему она так…спокойна?
Почему она ведёт себя так…словно не было двух лет обоюдной ненависти друг к другу?
Почему мне так легко сидеть за этим высоким столом, пережёвывать конфету и наблюдать за тем, как она опускает две ложечки сахара в мою кружку. Как ждёт, пока вода не изменит цвет до почти чёрного и достаёт пакетик, пододвинув ко мне уже готовый чай.
– Прайс, – начинаю я, прочистив горло.
– Джейд, – дополняет она, вздёрнув подбородок.
Она сейчас чертовски похожа на ту Прайс, что кидалась сарказмом мне в ответ ещё месяц назад. Но не нужно этих масок, Джейд. Я знаю, кто ты на самом деле. Я видел настоящую Джейд сегодня. Медленно сползающую по стене со слезами на глазах.
– Что Лонг делал у меня дома в ту ночь?
Сначала она хмурится, а затем кусает нижнюю губу.
– Это довольно странный вопрос.
– Он был бы странным, если бы Лонг был агентом, а не твоим…напарником, – выплёвываю я.
Моя неприязнь к этому парню становится слишком очевидной.
– Поэтому, почему там был он, а не ты?
– Это была не моя смена, – тут же отвечает она, начав перемешивать содержимое в своей чашке.
– Соответственно и не его, – её нервируют мои вопросы, именно поэтому с особым остервенением кусает губу.
Если ты не прекратишь, Прайс, я трахну тебя на этом хреновом столе, не обращая внимания на то, что у тебя травма и между нами ёбаный барьер из стереотипов.
И да, я позволяю этой мысли раскрутиться в голове.
Снова и снова.
– Я не понимаю, к чему ты клонишь.
– Да неужели? – вскидываю брови, демонстративно развернув обёртку с очередной конфетой в одно движение.
Она поджимает губы и опускает голову.
Меня терзает тысяча сомнений, но я не могу сорваться. Не могу накричать на неё и вытрясти этот долбанный ответ.
Не могу…
– Блять, Прайс, – сдавленно шепчу я, ощутив возбуждение своего члена. – Твою мать.
Эти губы. Эти соски. Эти голые ноги.
– Остин? – нахмурившись, зовёт она.
Подрываюсь с места и, спустя мгновение, оказываюсь рядом с ней, схватив её подбородок левой рукой. Мой член упирается ей в бедро, а правая рука надавливает куда-то вниз живота.
Глаза исследуют это до отвращения знакомое лицо. Эти веснушки, эти губы и эти морщинки на лбу. Когда я успел запомнить каждую долбанную деталь в ней? Неужели ещё тогда, в первый учебный день?
Она кривится от боли, которую причиняют мои пальцы, а затем приоткрывает рот, чтобы сказать хоть что-то, но не успевает, потому что я затыкаю её поцелуем.
Дерзким. Глубоким. Наглым. Вылизывающим всю её изнутри.
Как только отстраняюсь, всего на секунду…всего на долбаную секунду, как успеваю уловить грубый стон, сорвавшийся с её губ.
Левая рука спускается чуть ниже, к её горлу, запрокидывая голову назад, а правая накрывает округлую грудь, сжимая её. Она снова стонет. Мне кажется, что ей больно, но если бы это было так, то идиотка-Прайс не стала бы хватать меня за талию и прижимать к себе так, словно хочет ощутить меня всем своим телом.
Всем своим нутром.
Глава 18.
Я закидываю её ноги себе на бёдра и поднимаю со стула, прижав к стене. Буквально вдавливаюсь в неё пульсирующим членом, сминая пухлые женские губы. Такие сладкие, такие горячие, такие…
– Остин, – стонет, уперевшись руками в мои плечи, словно пытается оттолкнуть.
Почему?
Открываю глаза, чуть отстранившись, и замечаю на её лице гримасу, полную боли.
– Блять, – срывается прежде, чем я опускаю её на пол и сосредоточенно гляжу в карие глаза.
Она держится обеими руками за грудь, чуть опустив голову, и тяжело дышит.
Я зашёл слишком далеко.
Во всех смыслах. Но, осознав это, не собираюсь уходить. Не сейчас. Не сегодня.
– Может…тебе стоит прилечь?
К моему удивлению, она тут же кивает, медленно направившись в сторону своей спальни. Я чувствую каменный стояк у себя в штанах и размышляю над тем, чтобы сходить в душ, но тут же меняю решение, потому что Джейд зовёт меня лечь рядом с ней.
Некоторое время я растерян, а затем сбрасываю пиджак и снимаю туфли.
Да, эти грёбаные туфли, что были начищены ею с утра.
Как только я оказываюсь на кровати рядом с ней, она прикрывает глаза и старается умеренно дышать, всё ещё придерживая ладонь на груди, словно щит.
Это первый раз за долгое время, когда я чувствую себя виноватым перед ней.
Как у меня вообще хватило мозгов выстрелить в неё?
Жаль, что тогда под рукой не оказалось человека, действительно заслуживающего той пули. Желательно в лоб.
Как только её дыхание становится более ровным, а мой член – твёрже, я позволяю себе коснуться её. Протянуть правую руку, лёжа на боку, и накрыть своей ладонью её.
Она вздрагивает, но глаз не открывает. Некоторое время мы лежим именно так, и я стараюсь отвлечься на что-то другое, кроме её груди, но получается не особо хорошо.
Она делает ещё один вдох, а затем переплетает наши пальцы, сделав так, что её ладонь теперь накрывала мою.
Блять.
Она мягкая и горячая.
Упругая.
Просто блять.
Я смещаю свою правую ладонь чуть левее и накрываю ей грудь, медленно сжимая. Она стонет, но не потому что ей больно. Ей приятно, и от этого у меня конкретно рвёт башню.
Пододвигаюсь к ней еще ближе, касаясь своим членом её бедра и делаю толчок, как только вновь сжимаю её правую грудь. Ещё раз, и ещё.
Мне мало.
Мне чертовски мало этого участка её тела, поэтому ладонь сползает ниже, медленно и уверенно настигая краешек пижамных шортиков. Накрываю её живот и чувствую, как он напрягается от моего касания.
Я не должен испугать её.
Поэтому жду. Жду, пока она расслабится и доверится мне.
Проникаю кончиками пальцев под резинку шорт и слышу стон куда-то себе в шею:
– Остин…
Вздрагиваю, медленно повернув к ней лицо.
Её карие глаза напуганы, а щёки залились румянцем.
Твою мать, она просто прекрасна.
– Всё будет хорошо, – зачем-то обещаю я, словно она боится, что я причиню ей вред. – Я не сделаю тебе больно.
